появлялся на ютѣ. Я видѣлъ, что Модъ снова безпокоится, но она скрывала это и больше не просила меня пойти узнать въ чемъ дѣдо. Но хотя я и хотѣлъ было его убить, мнѣ тоже было жаль человѣка, который умиралъ въ одиночествѣ въ то время, какъ рядомъ находились люди. Онъ былъ правъ. Кодексъ морали того общества, среди котораго я выросъ, былъ сильнѣе меня. Тотъ фактъ, что у него руки и ноги и все тѣло было похожи на мои, составлялъ нѣчто такое, чего я не могъ игнорировать. Такъ что я не сталъ ожидать, чтобы Модъ снова послала меня. Я сказалъ ей, что у насъ кончилось, консервированное молоко и варенье, и что я пойду за ними на судно. Она колебалась и даже пробормотала, что мы можемъ обойтись и безъ этихъ продуктовъ. Но она прекрасно знала, что я иду на судно не за ними, а для того, чтобы успокоить ее.
На бакѣ я снялъ башмаки, и безшумно направился къ каютѣ. На этотъ, разъ я не позвалъ его. Осторожно спустившись, внизъ, я увидѣлъ, что въ каютѣ никого не было. Дверь въ каюту была закрыта. Сначала я подумалъ постучать въ нее, затѣмъ спомнилъ о цѣли своего путешествия и рѣшилъ выполнить сначала ее. Осторожно, стараясь не дѣлать, шума, я поднялъ люкъ въ полу и тихонько положилъ его въ сторону. Такъ какъ въ кладовой хранилось и разное платье, то я воспользовался случаемъ и досталъ немного нижняго бѣлья.
Когда я вылѣзъ изъ кладовой, я услышалъ шумъ въ каютѣ Ларсена. Я притаился и прислушался. Дверь открылась, я инстинктивно спря-
