— А меня въ какое положеніе вы ставите предъ Анною Ивановной[1]; она мнѣ никогда не проститъ, что я не съумѣлъ отговорить васъ безъ пользы подвергать себя опасности.
Эти послѣднія слова подѣйствовали; подозвавъ Гротгуса, онъ приказалъ ему ѣхать на четвертый бастіонъ и, по окончаніи вылазки, доложить ему о результатѣ ея. По возвращеніи домой, бар. Сакенъ обнялъ меня, благодарилъ за Анну Ивановну и прибавилъ:
— Vous m’avez empêché de faire une bêtise (вы помѣшали мнѣ сдѣлать глупость).
Все, что я только что разсказалъ, произвело на меня непріятное впечатлѣніе. Мнѣ показалось, что между начальникомъ и его начальникомъ штаба нѣтъ полнаго довѣрія, и въ особенности кн. Васильчиковъ, не привыкшій къ странностямъ барона Сакена и подъ впечатлѣніемъ ихъ, не отдавалъ справедливости дѣйствительно рѣдкимъ качествамъ Дмитрія Ероѳеевича.
Въ концѣ ноября мнѣ пришлось еще разъ побывать на севастопольскихъ бастіонахъ, для сопровожденія полковника Гангардта, моего стараго одесскаго знакомаго—прибывшаго въ Крымъ съ какимъ-то порученіемъ отъ новороссійскаго генералъ-губернатора. Въ то время до насъ ежедневно доходили слухи о бѣдствіяхъ, претерпѣваемыхъ непріятельскими войсками, о недостаткѣ пищи, теплой одежды, которыя при изнурительныхъ осадныхъ работахъ порождали болѣзни и распространяли деморализацію,—въ особенности въ рядахъ англичанъ. Эти слухи подтверждались большимъ числомъ перебѣжчиковъ. Кромѣ того я былъ увѣренъ, что мы воспользуемся жалкимъ состояніемъ непріятельскихъ войскъ, чтобы въ теченіи зимы дѣйствовать наступательно, и потому очень понятно, что въ разговорахъ съ полковникомъ Гангардтомъ я не допускалъ и мысли, чтобы Севастополь могъ быть взятъ непріятелемъ или оставленъ нами. Впослѣдствіи, къ моему неописанному удивленію, Н. Н. Набоковъ, служившій въ то время въ военномъ министерствѣ, разсказывалъ мнѣ, что онъ самъ читалъ всеподданнѣйшее донесеніе генералъ-адъютанта Анненкова, въ которомъ сей послѣдній писалъ, между прочимъ: „флигель-адъютантъ Денъ полагаетъ, что Севастополь не будетъ взятъ“.[2]
