браться съ мыслями. Я вспоминалъ порядки инквизиціи, стараясь опредѣлить свое положеніе. Приговоръ былъ произнесенъ; съ тѣхъ поръ, какъ мнѣ казалось, прошло немало времени. Однако, мнѣ ни разу не пришла въ голову мысль, что я уже умеръ. Подобное предположеніе возможно только въ романѣ, но совершенно несовмѣстимо съ дѣйствительнымъ существованіемъ. Но гдѣ же и въ какомъ положеніи я находился? Приговоренные къ смерти погибали обыкновенно на auto-da-fes, одна такая церемонія была устроена въ день моего суда. Не отвели-ли меня обратно въ темницу, въ ожиданіи слѣдующей церемоніи, которая состоится черезъ нѣсколько мѣсяцевъ? Я тотчасъ сообразилъ, что этого не можетъ быть. Жертвы подвергались сожженію немедленно. Притомъ же, моя прежняя темница, какъ и всѣ толедскія тюрьмы, была вымощена камнемъ и не лишена доступа свѣта.
Ужасная мысль, отъ которой вся моя кровь потокомъ прихлынула къ сердцу, на мгновеніе снова лишила меня сознанія. Очнувшись, я разомъ вскочилъ на ноги, судорожно дрожа всѣмъ тѣломъ. Я вытягивалъ руки по всѣмъ направленіямъ, но не смѣлъ ступить шага, опасаясь наткнуться на стѣны могилы. Потъ градомъ катился изъ всѣхъ моихъ поръ, застывалъ холодными, тяжелыми каплями на моемъ лбу. Наконецъ, агонія сдѣлалась невыносимой и я осторожно двинулся впередъ, вытянувъ руки и расширяя глаза, въ надеждѣ уловить хоть слабый лучъ свѣта. Я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, но все кругомъ была тьма и пустота. Я вздохнулъ свободнѣе. Казалось очевиднымъ, что мнѣ суждена еще не самая ужасная участь.
Пока я осторожно пробирался впередъ, въ памяти моей зароились тысячи розсказней объ ужасахъ Толедо. О здѣшнихъ тюрьмахъ ходили зловѣщіе слухи, которымъ я не вѣрилъ, считая ихъ выдумками — до того зловѣщіе и мрачные, что ихъ передавали только шепотомъ. Не осужденъ-ли я на голодную смерть въ этомъ царствѣ подземной тьмы? ила меня ожидаетъ другая, быть можетъ, еще болѣе ужасная участь? Что мнѣ придется умереть, и не простою смертью, — въ томъ я не сомнѣвался, зная характеръ моихъ судей. Когда и какъ умереть, — вотъ что интересовало меня въ настоящую минуту.
Наконецъ мои вытянутыя руки наткнулись на какое-то препятствіе. Это была стѣна, повидимому, каменная, — гладкая, липкая и холодная. Я направился вдоль нея, ступая съ недовѣрчивой осторожностью, такъ какъ помнилъ нѣкоторые изъ слышанныхъ раньше разсказовъ. Однако, двигаясь такимъ образомъ, невозможно было опредѣлить размѣры тюрьмы: обойдя вокругъ стѣны, я не нашелъ бы на ея гладкой, ровной поверхности того мѣста,
