дое и постыдное, — это я знаю. Посему не буду бояться и бѣгать того, о чемъ не могу сказать, добро ли оно, — бояться и бѣгать болѣе, чѣмъ зла, которое уже извѣстно мнѣ, какъ зло. Положимъ, что теперь вы согласились бы отпустить C. меня и не послушались бы Анита, который говоритъ, что или съ самаго начала не надлежало призывать меня сюда, или, когда призвали, надобно лишить жизни, такъ какъ онъ доказываетъ вамъ, что если я избѣгну смерти, то ваши сыновья, слѣдуя ученію Сократа, всѣ и вездѣ развратятся, — положимъ, что на это вы сказали бы мнѣ: Сократъ! теперь мы не послушаемся Анита и отпустимъ тебя, однакожъ съ тѣмъ условіемъ, что бы ты уже не занимался подобнымъ изслѣдованіемъ и любомудріемъ; если же снова будешь обличенъ въ томъ самомъ дѣлѣ, то умрешь. Положимъ, говорю, что вы отпускали бы меня на этомъ условіи: въ такомъ случаѣ D. вотъ каковъ былъ бы мой отвѣтъ. Аѳиняне! я преданъ вамъ чувствами дружбы и любви: но на мою вѣру большее право имѣетъ богъ, чѣмъ вы. А потому, пока дышу и могу, не перестану философствовать и предлагать каждому встрѣчному убѣжденія и доказательства въ обычныхъ мнѣ выраженіяхъ: почтеннѣйшій мужъ! будучи гражданиномъ Аѳинъ, города, по своей мудрости и силѣ духа, великаго и славнаго, ты не стыдишься хлопотать о славѣ, чести и деньгахъ, чтобы E. собрать ихъ сколько можно болѣе; а о благоразуміи, объ истинѣ, о душѣ, чтобы она сдѣлалась сколько можно лучшею, не хлопочешь и не заботишься. Если же кто-нибудь изъ васъ усомнится и скажетъ, что онъ заботится объ этомъ; то я не тотчасъ отпущу его и не вдругъ отстану, но буду спрашивать, испытывать, вывѣдывать, и когда окажется, что онъ не пріобрѣлъ добродѣтели, а приписываетъ ее себѣ, 30. то замѣчу ему, что у него самое важное унижается, а бездѣльное представляется важнымъ. Такъ обойдусь я и съ молодымъ человѣкомъ, и съ старикомъ — съ кѣмъ ни пришлось бы встрѣтиться, такъ — и съ иностранцемъ и съ Аѳиняниномъ, и съ Аѳинянами тѣмъ болѣе, чѣмъ ближе они ко мнѣ
дое и постыдное, — это я знаю. Посему не буду бояться и бегать того, о чём не могу сказать, добро ли оно, — бояться и бегать более, чем зла, которое уже известно мне, как зло. Положим, что теперь вы согласились бы отпустить C. меня и не послушались бы Анита, который говорит, что или с самого начала не надлежало призывать меня сюда, или, когда призвали, надобно лишить жизни, так как он доказывает вам, что если я избегну смерти, то ваши сыновья, следуя учению Сократа, все и везде развратятся, — положим, что на это вы сказали бы мне: Сократ! теперь мы не послушаемся Анита и отпустим тебя, однакож с тем условием, что бы ты уже не занимался подобным исследованием и любомудрием; если же снова будешь обличен в том самом деле, то умрешь. Положим, говорю, что вы отпускали бы меня на этом условии: в таком случае D. вот каков был бы мой ответ. Афиняне! я предан вам чувствами дружбы и любви: но на мою веру большее право имеет бог, чем вы. А потому, пока дышу и могу, не перестану философствовать и предлагать каждому встречному убеждения и доказательства в обычных мне выражениях: почтеннейший муж! будучи гражданином Афин, города, по своей мудрости и силе духа, великого и славного, ты не стыдишься хлопотать о славе, чести и деньгах, чтобы E. собрать их сколько можно более; а о благоразумии, об истине, о душе, чтобы она сделалась сколько можно лучшею, не хлопочешь и не заботишься. Если же кто-нибудь из вас усомнится и скажет, что он заботится об этом; то я не тотчас отпущу его и не вдруг отстану, но буду спрашивать, испытывать, выведывать, и когда окажется, что он не приобрел добродетели, а приписывает ее себе, 30. то замечу ему, что у него самое важное унижается, а бездельное представляется важным. Так обойдусь я и с молодым человеком, и со стариком — с кем ни пришлось бы встретиться, так — и с иностранцем и с Афинянином, и с Афинянами тем более, чем ближе они ко мне
