Потерянный рай (Мильтон; Чюмина)/Книга третья/ДО
| ← Книга вторая | Потерянный Рай — Книга третья | Книга четвертая → |
- Википроекты
Послѣ обращенія къ «Священному Свѣту», авторъ указываетъ на Вседержителя, возсѣдающаго на своемъ тронѣ и слѣдящаго за полетомъ Діавола къ новому міру. Онъ обращаетъ на него и вниманіе Своего Сына, сидящаго одесную, и пророчествуетъ побѣду Сатаны надъ человѣкомъ, котораго онъ совратитъ отъ божескихъ предначертаній. Творецъ міра слагаетъ съ себя вину грѣхопаденія человѣка, такъ какъ Онъ даровалъ ему волю и право на сопротивленіе Сатанѣ. Впрочемъ, родъ человѣческій долженъ быть помилованъ, но не потому, что онъ пришелъ къ своей погибели не по собственной винѣ, а по соблазну Діавола. Сынъ Божій прославляетъ великую милость Отца, но Господь все-таки предупреждаетъ, что въ наказаніе человѣкъ и его родъ будетъ подверженъ смерти за неповиновеніе Богу, и онъ будетъ спасенъ только, если кто-нибудь собственной смертью захочетъ искупить его грѣхи. Богъ Сынъ предлагаетъ себя въ жертву за людей, на что и получаетъ согласіе Отца, который воплощаетъ его и повелѣваетъ ангельскимъ силамъ воспѣть Его славу превыше всѣхъ земныхъ и небесныхъ именъ. Тѣмъ временемъ Сатана опускается на отдаленнѣйшую окраину нашей планеты и достигаетъ «воротъ Тщеславія». Описаніе входящихъ и выходящихъ изъ этихъ воротъ. Далѣе Сатана доходитъ до Небесныхъ воротъ, описаніе лѣстницы и входа на Небеса. Полетъ къ солнцу. Встрѣча съ архангеломъ Уріиломъ, повелителемъ этой планеты. Принявъ на себя видъ младшаго ангела, Сатана вывѣдываетъ у Уріила направленіе пути къ новосозданному міру. Уріилъ исполняетъ просьбу Сатаны, указываетъ ему путь, и Діаволъ, совершивъ перелетъ, останавливается на обрывѣ горы Нифата.
ПРИВѢТЪ Тебѣ, Сынъ Неба первородный,
Священный Свѣтъ, — Творцу соприсносущенъ
И вѣченъ Ты! Осмѣлюсь ли Тебя
Такъ называть? Вѣдь, Самъ Всевышній — Свѣтъ
И въ неприступномъ свѣтѣ обитаетъ.
Не лучше-ли эфира чистымъ токомъ
Назвать Тебя? Но гдѣ источникъ Твой?
Ты раньше былъ, чѣмъ Небеса и Солнце,
И, Божію глаголу повинуясь,
Какъ ризою облекъ Ты мірозданье,
Которое изъ бездны мрачныхъ водъ
И пустоты безбрежной родилось.
Во мракѣ былъ я долго заключенъ
И, пропастей Стигійскихъ избѣжавъ,
Къ Тебѣ полетъ смѣлѣе направляю.
Не лирою Орфея[1] сладкогласной
Я воспѣвалъ Ночь древнюю и Хаосъ;
Божественною Музою наставленъ,
Спускался въ глубь и поднимался вверхъ.
Теперь-же я спасенъ и ощущаю
Опять Твою живительную силу,
О, дивный Свѣть! Но не вернешься ты
Моимъ очамъ, и ни единый лучъ
Иль слабое сіяніе зари
Ихъ вѣчный мракъ собою не разсѣетъ.
И все-же я, къ священнымъ пѣснопѣньямъ
Воспламененъ любовью, неустанно
Переношусь въ обитель свѣтлыхъ Музъ.
Къ вамъ я стремлюсь въ безмолвіи ночномъ,
Прозрачные ручьи и тѣнь дубравы,
И солнцемъ озаренные холмы, —
Къ тебѣ, Сіонъ, потоками омытый!
И тѣхъ мужей я часто вспоминаю,
Которые мою дѣлили участь,
(О, еслибъ-я сравнялся съ ними въ славѣ!) —
Слѣпого Томириса[2], Меонида
И также васъ, Тирезіасъ сь Финеемъ.
Такъ иногда, скрываясь межъ листвой,
Не зная сна, поетъ во мракѣ птица,
И звонко пѣснь разносится кругомъ.
Весна и лѣто, осень и зима
Приходятъ къ намъ, смѣняясь ежегодно,
И лишь ко мнѣ не возвратится день.
Не видѣть мнѣ: восхода и заката
И лѣтнихъ розъ, и ландышей весеннихъ
Какъ тучею — я тьмою окруженъ,
Отрѣзанъ я отъ близкаго общенья
Со смертными. Божественная книга
Познанія природы для меня
Закрылася, ея страницы стерты.
Тѣмъ ярче Ты сіяй внутри меня,
Небесный Свѣтъ! Проникни силы духа,
Дай зрѣніе душѣ моей, разсѣй
До облачка туманъ духовныхъ взоровъ,
Дабы о томъ я могъ повѣдать людямъ,
Чего очамъ ихъ смертнымъ не видать.
Съ небеснаго эфира Вседержитель,
Возсѣвшій тамъ превыше всѣхъ высотъ,
Всевидящимъ обозрѣваетъ окомъ
Великія творенія Свои
И вмѣстѣ съ тѣмъ — дѣла Своихъ созданій.
Безчисленны, какъ звѣзды, и блаженствомъ
Исполнены неизреченнымъ, сонмы
Небесныхъ Силъ Владыку окружаютъ.
Направо Сынъ сидитъ Единородный —
Господней славы образъ лучезарный.
И, вотъ, Господь къ землѣ склоняетъ взоръ
И видитъ тамъ Онъ первую чету,
Которая среди садовъ Эдема
Бесмертными плодами наслаждалась
Любви своей во-вѣки нераздѣльной
И радостей, которымъ нѣтъ конца.
Далекій Адъ и бездну обозрѣвъ,
Врага Небесъ увидѣлъ Онъ надъ нею,
Парящаго вблизи небесныхъ стѣнъ.
Сложивъ свои измученныя крылья,
Готовился стопой нетерпѣливой
Уже ступить на почву Сатана,
Которая землей казалась твердой,
Но воздухомъ она иль океаномъ
Окружена — не могъ постигнуть Онъ.
Тогда Господь, чье Око видитъ все —
Грядущее, былое съ настоящимъ —
Глаголетъ такъ Единственному Сыну:
— Ты видишь-ли, Единородный Сынъ,
Противникъ нашъ какой пылаетъ злобой?
Ни адская темница, ни оковы,
Ни бездна безпредѣльная — ничто
Остановить его не въ состояньѣ.
И мщеніемъ онъ дышетъ безпощаднымъ,
Которое обрушится опять
На собственную голову его.
Преграды всѣ расторгшій, въ область свѣта
Стремится онъ, гдѣ ищетъ человѣка,
Котораго задумалъ погубить
Онъ силою иль совратить обманомъ.
И замыселъ удастся. Человѣкъ,
Опутанный опасно-льстивой ложью,
Преступитъ Мой единственный запретъ.
Онъ самъ падетъ и въ немъ — его потомство.
Себя винить неблагодарный долженъ.
Безгрѣшнымъ онъ и справедливымъ созданъ
И въ силахъ самъ сопротивляться злу,
Но можетъ пасть, когда того захочетъ.
Такъ созданы и сонмы Силъ небесныхъ:
Они вольны и пасть, и устоять.
Не будучи свободными вполнѣ —
Чѣмъ доказать любовь свою и вѣрность
Чемъ выразить могли бы Мнѣ они?
Не надо Мнѣ слѣпого послушанья,
Внушеннаго сознаньемъ рабскимъ долга,
Когда равно у разума и воли
Нѣтъ выбора. Итакъ, винить не могутъ
Они Творца, природу и судьбу,
Ссылаяся на предопредѣленье.
Не Мой законъ привелъ ихъ къ мятежу,
Но собственная воля. Добровольно,
Безъ всякаго вмешательства судьбы,
Они падутъ. Я далъ свободу имъ;
Свободными должны они пребыть,
Пока ярма неволи не надѣнутъ —
Иль самую природу ихъ и даже
Дарующій свободу имъ законъ,
Который Я установилъ во-вѣки —
Все это Мнѣ пришлось-бы измѣнить.
Одни изъ нихъ, постыдно развратясь
И обманувъ самихъ себя — погибли.
Но человѣкъ загубленъ будетъ ими
И потому — помилованъ. Для нихъ-же
Спасенья нѣтъ. На Небѣ и Землѣ
Я милостью Моей и правосудьемъ
Превознесусь въ неизреченной славѣ,
Но милостью великой — наипаче.
Когда Господь изрекъ Свои слова —
Амврозіи благоуханьемъ чуднымъ
Наполнились мгновенно Небеса,
И радостью наполнилися новой
Безгрѣшныя сердца блаженныхъ Духовъ.
Но славой несравненной озаренъ
Былъ Божій Сынъ. Въ Немъ образъ отразился
Отца Его, и Ликъ Его сіялъ
Божественнымъ и кроткимъ состраданьемъ,
Любовью безпредѣльной, милосердьемъ
Не знающимъ границы. Эти чувства
Такъ Онъ излилъ въ рѣчахъ Своихъ къ Отцу:
— Отецъ Мой! Ты въ верховномъ приговорѣ
О милости вѣщаешь въ заключенье.
Помиловать Ты хочешь человѣка,
За что Тебя и Небо, и Земля
Превознесутъ великою хвалою,
Благословивъ Твое Святое Имя.
Не можетъ онъ, не долженъ онъ погибнуть —
Любимѣйшій и младшій изъ сыновъ
Всевышняго, обманомъ совращенный
И собственнымъ безумьемъ обольщенъ.
О, Мой Отецъ, Судья непогрѣшимый,
Молю Тебя, оставь такую мысль!
Возможно-ли, чтобъ Врагъ достигнулъ цѣли
И, надъ Тобой побѣду одержавъ,
Въ ничто Твою же благость обратилъ?
Захочешь-ли чтобъ онъ исполнилъ мщенье,
Хотя его за это ждетъ возмездье,
И съ гордостью вернулся въ темный Адъ,
Ведя туда съ собою родъ людской?
Ужель Свое созданье уничтожишь
И Божіе величіе и благость
Подвергнешь Ты сомнѣньямъ нечестивимъ?
И такъ Творецъ Всесильный отвѣчалъ:
— Мой Сынъ, въ Тебѣ — души Моей отрада,
Премудрость вся и творческая сила.
Ты мысль Мою, Мои предначертанья
Постигъ вполнѣ. Не собственною силой —
Единственно Моимъ лишь милосердьемъ
Еще спастись возможно человѣку,
Когда того онъ пожелаетъ самъ.
Упадшія возстановлю я силы,
Которыя загубитъ тяжкій грѣхъ,
Орудіемъ страстей преступныхъ сдѣлавъ.
Я поддержу его въ борьбѣ съ врагомъ;
Пусть видитъ онъ, что только Мнѣ обязанъ,
Мнѣ Одному — спасеніемъ своимъ.
Среди людей — избранниковъ отмѣчу
Я милостью особою Моей,
И прочіе Мой голосъ будутъ слышать,
Ихъ отъ грѣха зовущій къ покаянью.
Я просвѣтлю ихъ чувства и смягчу
Ихъ каменное сердце для молитвы,
Покорности не вызванныхъ насильемъ,
Но искреннихъ. Къ мольбамъ ихъ Я не буду
Ни глухъ, ни слѣпъ, и въ нихъ вселю судью,
Посредника межъ Мной и ими — Совѣсть.
И, совѣстью своею просвѣтленъ,
Кто къ высшему стремиться будетъ свѣту —
Спасенья тотъ достигнетъ своего.
Но тѣ во-вѣкъ пощады не найдутъ,
Кто истощитъ Мое долготерпѣнье.
Кто сердцемъ черствъ — сильнѣе очерствѣетъ
И у кого глаза ослѣплены —
| Исполнились восторгомъ Небеса, И по всему небесному пространству Торжественно «Осанна!» пронеслась. (Стр. 33.) |
Того сильнѣй постигнетъ ослѣпленье:
Ужаснѣе и глубже онъ падетъ, —
И лишь такихъ Я милости лишаю
Моей на вѣкъ. Но Я еще не кончилъ:
Обѣтъ его нарушенъ человѣкомъ;
Ослушавшись, онъ Небо оскорбилъ
И власть его верховную, и этимъ
Проступкомъ все утратилъ, что имѣлъ.
Чѣмъ искупить онъ можетъ преступленье
Подобное? Иль правосудья нѣтъ,
Иль долженъ самъ, съ потомками своими,
Погибнуть онъ, когда, его спасая,
Не явится другой и не захочетъ
Пожертвовать собою правосудью,
Которое вѣщаетъ: смерть за смерть!
Отвѣтствуйте, о, сонмы Силъ Небесныхъ,
Найдется-ль гдѣ подобная любовь?
И кто изъ васъ захочетъ смертнымъ стать
И смертнаго искупитъ прегрѣшенье?
Безгрѣшенъ самъ — кто грѣшника спасетъ?
Возможно ли, что существуетъ въ Небѣ
Столь чистая, высокая любовь?
Онъ вопросилъ, но хоръ Небесныхъ Духовъ
Безмолствовалъ, и тихо было въ Небѣ.
Никто принять на голову свою
Послѣдствія смертельнаго грѣха
Не пожелалъ, явясь за человѣка
Ходатаемъ. Итакъ, безъ искупленья
Весь родъ людской погибнуть былъ-бы долженъ,
На смерть и мракъ сурово осужденный,
Но Божій Сынъ, любви источникъ дивный,
Предсталъ тогда съ ходатайствомъ Своимъ:
— Отецъ, Твои велѣнья непреложны,
И человѣкъ помилованъ Тобой.
Спасти его возможно милосердью —
Быстрѣйшему изъ всѣхъ Твоихъ гонцовъ,
Которое непрошено, нежданно
Является ко всѣмъ Твоимъ созданьямъ.
Ужели-же его и къ человѣку
Ты не пошлешь? Погибшій во грѣхѣ —
Какъ можетъ онъ о милости молить?
Отецъ! Молю, какъ жертву искупленья,
Прими Меня! Я жизнь даю за жизнь.
Пускай Твой гнѣвъ Я на Себя приму,
Считай меня такимъ-же человѣкомъ;
Я для него Твое покину лоно,
Я откажусь отъ славы добровольно,
Которую съ Тобою раздѣляю,
И за него Я съ радостью умру.
Смерть на Меня свою обрушитъ ярость,
Но узникомъ ея не долго буду:
Въ Тебѣ, Отецъ, во-вѣки Я живу
И смерти Я лишь смертное отдамъ.
Когда-же долгъ уплаченъ будетъ Мною —
Въ могильной тьмѣ Меня Ты не оставишь,
О, Мой Отецъ! и не допустишь Ты,
Чтобъ чистая душа Моя подверглась
Уничтоженью полному. Возстану
Съ побѣдою и смерть Я покорю,
Отнявъ у ней желанную добычу
Унижена и ранена смертельно,
Она лишится жала своего,
Которое людей смертельно ранитъ.
Вслѣдъ за Собой съ великимъ торжествомъ
Я повлеку плѣненный Мною Адъ.
Владыкъ его увидишь Ты въ оковахъ
И зрѣлищу возрадуешься, Отче.
Тобою вновь отъ смерти воскрешенъ,
Моихъ враговъ повергну Я во прахъ
И, сонмами спасенныхъ окруженный,
Со славою вернусь на Небеса,
Гдѣ созерцать Пресвѣтлый Ликъ Твой буду.
И, тучею не омраченъ единой,
Онъ радостью и миромъ возсіяетъ;
Вражда и гнѣвъ исчезнутъ на-всегда,
И близъ Тебя блаженство воцарится.
Сынъ Божій смолкъ, но кроткій взоръ Его
И самое молчаніе — молили.
Все къ смертному безсмертною любовью
Дышало въ Немъ, — любовью, только чувству
Покорности сыновней уступавшей.
Онъ радостно и добровольно ждалъ
Согласія Отца на эту жертву.
Поражены восторгомъ были Духи,
Хотя вполнѣ значенья этой рѣчи
Постичь они покуда не могли.
И отвѣчалъ Всевышній: — Милый Сынъ!
О, Ты, Моя единственная радость,
Единственный на Небѣ и Землѣ
Находишь Ты спасенье человѣку.
Ты знаешь, какъ созданія Мои
Мнѣ дороги. Послѣднимъ созданъ Мною
Былъ человѣкъ, въ любви-же не послѣдній
Онъ для Меня. Его спасенья ради,
Лишь временно готовь Тебя отторгнуть
Я отъ руки и лона Моего.
Природа тѣхъ, кого спасаешь Ты,
Съ божественнымъ сольется естествомъ,
И на землѣ Ты будешь Человѣкомъ.
Придетъ пора — и, Дѣвою рожденный
Безгрѣшною, Ты плотью облечешься,
Главой людей, вторымъ Адамомъ ставъ.
Отъ перваго должны погибнуть люди,
А отъ Тебя къ спасенью возродиться.
Адама грѣхъ на все потомство палъ.
Очистятся лишь тѣ, кто отъ себя
Откажется и жизнь въ Тебѣ обрящетъ.
Такъ Человѣкъ — согласно правосудью —
Держать совѣтъ за человѣка будетъ.
И, преданный суду и лютой смерти,
Возстанетъ Онъ изъ мертвыхъ, воскресивъ
Съ Собою всѣхъ своихъ погибшихъ братій.
Надъ адскою враждой восторжествуетъ
Въ лицѣ Твоемъ небесная любовь,
Искупится страданіемъ тяжелымъ
Все, что легко сгубила эта злоба
И что губить она во-вѣки будетъ
Во всѣхъ, кто милость высшую отвергъ.
Но естество божественное, Сынъ мой,
И воплотясь — Ты все-же не утратишь
Затѣмъ, что Ты, Творцу и Богу равный,
Съ Нимъ наряду со славою царящій,
Вкушающій блаженство Божества —
Покинешь все, отъ гибели конечной
Спасая міръ. И, больше чѣмъ рожденьемъ,
Ты подвигомъ такимъ пріобрѣтешь
Воистину названье Сына Божья.
Обиліе любви и доброты —
Превысило въ Тебѣ обилье славы;
Смиреніемъ великимъ вознесешь
На Небеса Ты образъ человѣка.
Здѣсь во плоти Ты будешь возсѣдать
И царствовать, какъ Богъ и Человѣкъ,
Помазанникъ и Царь вселенной. Царствуй
Во-вѣки Ты! Тебѣ престолы всѣ
И княжества, и власти подчиняю.
На Небесахъ, въ Аду и на Землѣ —
Да склонятся колѣна предъ Тобою.
Когда-же, вновь покинувъ Небеса,
Ты въ облакахъ появишься со славой —
Архангелы, по знаку Твоему,
Всѣхъ пробудятъ трубою громогласной,
Всѣхъ созовутъ, живущихъ и умершихъ,
На страшное судилище Твое.
И, праведныхъ собраньемъ окруженный,
Надъ грѣшными и ангелами будешь
Судьею Ты. Виновныхъ въ бездну Ада
Ты заключишь, закрывъ его на вѣкъ.
Межъ тѣмъ, огнемъ разрушенъ будетъ міръ;
Изъ пепла-же его Земля и Небо
Возникнутъ вновь — для праведныхъ жилище
Тамъ истины увидятъ торжество
И, долгому страданію на смѣну,
Настанетъ вѣкъ блаженства золотой,
Дѣяньями великими обильный.
Тогда почить Ты можешь отъ трудовъ:
Господь и Богъ всѣмъ будетъ и во всемъ.
Прославимъ-же Того, о, силы Неба,
Кто смерти самъ подвергнуться готовъ,
Чтобъ тѣмъ достичь всеобщаго блаженства.
ІІрославьте-же и поклонитесь Сыну
И всѣ Его почтите, какъ Меня!
Замолкъ Господь, — и громкіе, какъ пѣснь
Безчисленнаго клира, раздались
Межъ ангеловъ ликующіе клики.
Исполнились восторгомъ Небеса,
И по всемѵ небесному пространству
Торжественно «Осанна!» пронеслось.
Склоняяся предъ Сыномъ и Отцомъ,
Всѣ ангелы повергли къ ихъ подножью
Вѣнцы свои, цвѣтами амаранта
И золотомъ обвитые. Въ Раю
Въ былые дни вблизи отъ Древа Жизни
Впервые цвѣлъ безсмертный амарантъ;
Когда-же тамъ паденье совершилось,
Въ отчизну вновь онъ былъ перенесенъ
Небесную, и у рѣки блаженства,
Среди полей цвѣтущихъ Елисейскихъ[3],
Онъ жизни ключъ собою осѣняетъ.
Теперь вѣнцы, на ангельскихъ кудряхъ
Блиставшіе, покровомъ устилаютъ
Небесное подножіе. Какъ море
Изъ дивныхъ яшмъ, улыбкою оно
Подъ пурпуромъ небесныхъ розъ сіяетъ.
Всѣ ангелы, Всевышняго почтивъ,
Вѣнцы свои обратно возлагаютъ
На свѣтлое чело. Въ благоговѣньѣ
Берутъ они настроенныя дивно
Блистательныя арфы золотыя,
И звуки ихъ священныхъ пѣснопѣній
Плѣняютъ слухъ восторгомъ неземнымъ.
Всѣ голоса въ божественной хвалѣ
Сливаются — гармонія такая
На Небесахъ межъ ангеловъ царитъ.
Тебя, Отецъ Всесильный, Неизмѣнный,
Безсмертный, Безконечный, Вѣчный Царь,
Тебя, Господь, они воспѣли прежде!
Творецъ всего, Источникъ дивный свѣта,
Невидимый, въ сіяньѣ лучезарномъ
Ты на Своемъ престолѣ возсѣдаешь.
Когда лучей Твоихъ ослабленъ блескъ
И въ облакахъ лишь край Твоей одежды
Виднѣется — бываютъ Небеса
Ослѣплены, и сонмы серафимовъ
Блистательныхъ, закрывъ крылами очи,
Къ Тебѣ, Творецъ, дерзаютъ приближаться.
Вслѣдъ за Отцомъ Тебя они воспѣли,
Зачатый Сынъ, подобіе Отца,
Въ чьемъ образѣ сіяетъ Всемогущій;
Въ Тебѣ — Его величіе и слава
И Духъ Его. Десницею Твоей
Онъ сотворилъ и Небеса Небесъ
И ангеловъ, — и ею-же низвергнулъ
Мятежниковъ. Громами потрясая,
Въ пылающей Ты мчался колесницѣ,
Преслѣдуя разстроенную рать.
Когда-же Ты со славой возвратился —
Привѣтствуемъ Ты ангелами былъ,
Какъ Божій Сынъ, Имъ властью облеченный
Враговъ Его сурово покаравъ,
Ты пожалѣлъ о тѣхъ, кого сгубило
Коварство ихъ — о грѣшномъ человѣкѣ.
Отецъ благій, Источникъ милосердья,
Когда Твой Сынъ Божественный увидѣлъ,
Что Ты готовъ смягчиться къ человѣку,
Желая гнѣвъ умилостивить Твой
И положить конецъ борьбѣ великой
Межъ благостью Твоей и правосудьемъ —
Отрекся Онъ отъ райскаго блаженства
На Небесахъ, гдѣ рядомъ возсѣдаетъ
Съ Тобою Онъ, и смертнаго вину
Готовится Онъ смертью искупить.
Божественно высокая любовь,
Какой еще примѣра не бывало!
Хвала Тебѣ, Господь, Спаситель міра
И Божій Сынъ! Твое да будетъ Имя
Источникомъ обильнымъ пѣснопѣній,
И арфою моею восхвалю
Тебя съ Отцомъ во-вѣки нераздѣльно!
Такъ въ радостяхъ текли и въ пѣснопѣньяхъ
На Небесахъ счастливые часы.
Тѣмъ временемъ на Землю Сатана
Спускается. Казавшаяся шаромъ,
Теперь опа пространствомъ необъятнымъ
Раскинулась, суровымъ и пустыннымъ.
Вверху надъ ней нахмурилася Ночь,
Вокругъ нея разбушевался Хаосъ;
Лишь издали, со стороны Небесъ,
Струился свѣтъ, и буря бушевала
Тамъ съ меньшею свирѣпостью и силой.
Среди полянъ свободно бродитъ Врагъ.
Такъ отъ вершинъ холодныхъ Гималая —
Гдѣ свилъ гнѣздо — летитъ голодный коршунъ
Къ истокамъ рѣкъ Гангеса и Гидаспа,
Гдѣ можеть онъ найти себѣ добычу
Среди ягнятъ пасущихся и козъ, —
Но по пути къ равнинамъ Сериканскимъ[4]
Слетаетъ онъ, гдѣ парусной повозкой
Изъ камыша китаецъ ловко правитъ.
Такъ на землѣ, подобной океану,
Въ отчаяньѣ блуждаетъ Сатана,
Но тщетно онъ себѣ добычи ищетъ:
Ни одного живого существа
Здѣсь нѣтъ еще и не было доселѣ.
Впослѣдствіи, когда исполнилъ грѣхъ
Тщеславіемъ дѣянія людскія —
Сюда, какъ шаръ воздушный, поднялись
Всѣ праздные, суетные предметы,
А также тѣ, кто основалъ на нихъ
Надежды всѣ на славу и безсмертье,
На счастіе — въ той жизни или въ этой.
Искавшіе лишь похвалы людской
И на землѣ нашедшіе награду —
Тщеславія иль суевѣрья плодъ —
Достойное тутъ встрѣтятъ воздаянье,
Ничтожное, какъ и дѣянье ихъ.
Всѣ жалкіе Природы недоноски,
Чудовища, незрѣлые зачатки
Стеклись сюда и, въ пустотѣ блуждая.
Здѣсь полнаго уничтоженья ждутъ.
Имъ не луна пристанищемъ бываетъ:
Сребристыя поля планеты этой
Являются для праведныхъ жилищемъ,
Которые средину занимаютъ
Межъ ангеломъ и смертнымъ человѣкомъ.
И первыми туда стеклися чада,
Рожденныя отъ грѣшнаго союза
Сыновъ Небесъ и дочерей Земли,
И древности тщеславные герои
Съ зиждителями башни Вавилонской.
Но долго всѣхъ безумцевъ и святошъ,
Зародышей — перечислять пришлось-бы.
И, вотъ, они проходятъ семь планетъ[5]
И звѣзды всѣ съ ихъ сферою хрустальной,
Что первая въ движеніе пришла,
Созвѣздій хоръ собой уравновѣсивъ.
У вратъ Небесъ ихъ ждетъ апостолъ Петръ
Съ ключемъ въ рукѣ, — и лѣстница близка,
И на ступень они заносятъ ногу,
Но грозный вихрь, порывы встрѣчныхъ вѣтровъ
Стремительно отбрасываютъ ихъ
И сносятъ внизъ на десять тысячъ стадій.
О, если-бы возможно было видѣть,
Какъ ихъ тѣла и четки съ клобуками,
И папскія помилованья, буллы —
Крутилися и въ вихрѣ извивались,
Въ преддверье преисподней уносясь.
Которое зовутъ «Безумцевъ Раемъ»!
Впослѣдствіи онъ сталъ извѣстенъ многимъ,
Но въ часъ, когда явился Сатана,
«Безумцевъ Рай» еще не заселился.
Въ пути своемъ на мрачный этотъ шаръ
Спустился Врагъ и долго тамъ блуждалъ,
Пока вдали сіянье не блеснуло.
Съ поспѣшностью направившись туда,
Увидѣлъ онъ громаднѣйшее зданье,
Котораго ступени восходили
До самыхъ стѣнъ Небесныхъ Наверху
Виднѣлося еще сооруженье
Роскошное и полное величья.
Алмазами и золотомъ горѣлъ
Фронтонъ его, каменьями Востока
Чудесными порталъ украшенъ былъ.
Подобіе его соорудить,
Изобразить его земною кистью —
Немыслимо. И такова была
Та лѣстница, которою входили
И нисходили Ангелы. Іаковъ,
Когда въ Харранъ бѣжалъ онъ отъ Исава —
Ее во снѣ увидѣлъ и, проснувшись,
Воскликнулъ онъ: «Вотъ дивныя врата
Небесныя!» Здѣсь каждая ступень
Значеніе сокрытое имѣетъ.
Но не всегда тутъ лѣстница бываетъ:
Порой она уходитъ въ Небеса,
Подъ нею же изъ яшмъ и жемчуговъ
Виднѣется блистающее море.
Впослѣдствіи на ангельскихъ крылахъ
Иль въ огненныхъ чудесныхъ колесницахъ
Черезъ него, покинувъ землю, стали
Переноситься праведныя души.
Теперь она опущена была, —
Не для того-ль, чтобъ легкость восхожденья
Ввела въ соблазнъ собою Сатану,
Иль для того, чтобъ возбудить сильнѣе
Печаль его, при мысли объ изгнаньѣ?
Отъ этихъ вратъ дорога открывалась,
Ведущая къ странѣ блаженной Рая,
Широкая дорога, шире той,
Которая къ Землѣ обѣтованной
И къ высотамъ Сіонскихъ горъ вела,
Для ангеловъ служа путемъ обычнымъ,
Являвшихся къ счастливымъ племенамъ —
Имъ возвѣщать Всевышняго велѣнья.
И отъ границъ Египта до Панеи[6]
Съ Вирсавіей на эти племена
Всевышній Самъ съ любовію взиралъ.
Отверстіе широкое служило
Границею для мрака рокового,
Какъ берега — границей для морей.
И съ лѣстницы, съ ея ступени нижней,
На Божій міръ взираетъ Сатана
И пораженъ величіемъ его.
Всю ночь во тьмѣ глубокой пробродивъ
Съ опасностью для жизни, соглядатай,
Вершины горъ достигнувшій съ зарей,
Такъ предъ собой чудесный видитъ городъ
Съ блистающими шпилями и башней,
Лучемъ зари волшебно позлащенный.
При видѣ всѣхъ міровъ, ему представшихъ
Въ красѣ своей, такимъ-же изумленьемъ
И завистью Духъ Зла охваченъ былъ.
Поднявшійся надъ сводомъ мірозданья,
Вселенную онъ взоромъ обнималъ —
Отъ яркаго созвѣздія Вѣсовъ
И до звѣзды блестящей Андромеды.
Все обозрѣвъ отъ края и до края,
Понесся онъ къ ближайшей изъ планетъ,
И крыльями онъ воздухъ разсѣкаетъ,
Летя путемъ извилистымъ свободно
Среди свѣтилъ, что звѣздами казались
Лишь издали, но были островами
Счастливыми, подобіемъ садовъ,
| Но долго всѣхъ безумцевъ и святошъ, Зародышей — перечислять пришлось-бы. (Стр. 34.) |
Довѣренныхъ охранѣ Гесперидъ.
О, дивныя дубравы и долины,
Какіе васъ счастливцы населяютъ?
Но Сатана о томъ не узнаетъ:
Его влечетъ лишь Солнце золотое,
Чей дивный блескъ напоминаетъ Небо.
И, вотъ, туда полетъ свой направляя,
Приблизился онъ къ мѣсту, гдѣ горитъ
Великое свѣтило, чье сіянье
Созвѣздія простыя озаряетъ,
Которыя вращаются вдали
Отъ царственнаго солнечнаго взора.
И хороводъ созвѣздій отмѣчаетъ
Движеніемъ своимъ теченье дней,
Вкругъ дивнаго свѣтила обращаясь,
Которое живительною силой
Лучей своихъ и въ глубину морей,
И въ глубь земли чудесно проникаетъ.
Остановясь на немъ и затемнивъ
Его пятномъ, едва замѣтнымъ взору,
Сіянію его дивится Врагъ,
Которое ни съ камнемъ, ни съ металломъ
Сравнить нельзя. Когда-бъ его сравнилъ
Съ металломъ я — то сразу походило-бъ
Па серебро и золото оно.
Когда-жъ его каменьямъ уподобить —
Свѣтилося отливами оно
Карбункула, рубина, хризолита,
Топаза: всѣхъ двѣнадцати камней,
Украсившихъ наперстникъ Аарона.
Еще сравнить его возможно съ камнемъ,
Что на землѣ отыскиваютъ тщетно
Философы, хотя своимъ искусствомъ
Имъ удалось крылатаго Гермеса[7]
Соединить съ Протеемъ. Изумляться
Нельзя тому, что дышатъ Эликсиромъ
Чистѣйшимъ тамъ и страны, и поля,
И золотомъ текутъ обильно рѣки —
Когда отъ насъ на дальнемъ разстояньѣ
Горящее, великій химикъ — Солнце,
Вліяніемъ лучей своихъ волшебныхъ
Во тьмѣ творитъ такія чудеса,
Создавъ красу подобную и краски!
Здѣсь новаго находитъ много Демонъ,
Но болѣе ничѣмъ не пораженъ,
И взоръ его господствуетъ надъ далью.
Здѣсь тѣни нѣтъ, и все — одно сіянье,
И воздухъ такъ прозраченъ, какъ нигдѣ.
Вдругъ Сатана на горизонтѣ видитъ
Блистательнаго Ангела, который
На Солнцѣ-же являлся Іоанну.
Ликъ Ангела прекрасный обращенъ
Былъ въ сторону другую, но сіяла
На головѣ тіара изъ лучей
И золотыя кудри ниспадали
На свѣтлыя сіяющія крылья.
Великою заботой поглощенъ
Казался онъ иль въ думы погруженъ
Глубокія. И, Ангела увидя,
Возликовалъ Нечистый Духъ, надѣясь
Проводника въ лицѣ его найти
Къ счастливому жилищу человѣка.
Но прежде онъ, опасности страшась,
Наружный видъ перемѣняетъ свой
И въ тотъ-же мигъ спѣшитъ преобразиться
Онъ въ одного изъ младшихъ херувимовъ
Черты его улыбкою небесной
Озарены, и прелестью невинной
Все дышетъ въ немъ: такъ велико притворство!
Кудрей его воздушная волна
Вѣнчается повязкой золотою
И радужными красками блеститъ
Крыло его; серебряный-же посохъ
Съ приподнятой одеждой обличаютъ
Въ немъ странника. Но прежде, чѣмъ успѣлъ онъ
Приблизиться, свой лучезарный ликъ
Къ нему блестящій Ангелъ обращаетъ,
И Сатана, дивяся, Уріила
Архангела мгновенно узнаетъ,
Стоящаго съ шестью другими близко
У Божія престола. Ихъ зовутъ
Господними очами, и разносятъ
Они вездѣ Всевышняго велѣнья —
Чрезъ Небеса, и земли, и моря.
Приблизившись, такъ молвитъ Сатана:
— Ты, Уріилъ, не первый-ли межъ тѣми,
Что Господу со славой предстоятъ?
Вершителемъ Его высокой воли
Являешься ты въ горнихъ Небесахъ,
Гдѣ ждутъ тебя, посланника Господня.
Обязанность такую-жъ исполняя,
Здѣсь съ высоты, подобно Божью Оку,
Весь шаръ земной обозрѣваешь ты?
Желаніе давно неодолимо
Влечетъ меня увидѣть новый міръ,
А главное — увидѣть Человѣка,
Котораго столь возлюбилъ Господь.
Повѣдай мнѣ, о, свѣтлый Серафимъ,
Который-же изъ всѣхъ шаровъ блестящихъ
Назначенъ быть жилищемъ человѣку
Иль можетъ онъ пріютомъ избирать
Любой изъ нихъ? Желалъ-бы я найти
Его затѣмъ, чтобъ тайно или явно
Избранника съ восторгомъ увидать,
Кого Творецъ мірами надѣлилъ
И на кого излилъ Свои щедроты.
Возславимъ-же во всѣхъ Его твореньяхъ
Всевышняго, Который, въ бездну Ада
Мятежниковъ низвергнувъ правосудно,
Вознаградилъ тяжелую утрату
И родъ людской чудесно сотворилъ,
Чья преданность пребудетъ неизмѣнной.
Премудры всѣ Создателя пути!
Такъ говорилъ притворщикъ вѣроломный,
Не будучи открытымъ. Лицемѣрье
И ангеловъ способно обмануть;
Среди земныхъ пороковъ лишь оно
Незримое повсюду ходитъ тайно,
Постичь его Единый можетъ Богъ.
Хотя порой не усыпленный Разумъ
И бодрствуеть, но Подозрѣнье спитъ
И Простотѣ охрану довѣряетъ,
А Доброта, не видя зла, не можетъ
Подозрѣвать присутствія его.
Вотъ почему — правитель свѣтлый Солнца —
Былъ въ этотъ разъ обманутъ Уріилъ
И лживому отвѣтилъ самозванцу
Правдивою чистосердечной рѣчью:
| … Внизъ къ земному шару Онъ (Сатана) ринулся съ сіяющаго Солнца. (Стр. 38.) |
— Желаніе твое, прекрасный Ангелъ,
Творенія Господни лицезрѣть —
Не можетъ быть достойно порицанья.
Наоборотъ, чѣмъ пламеннѣй оно,
Тѣмъ болѣе достойно похвалы.
Покинулъ ты небесную обитель,
Желая самъ воочію узрѣть
Все то, о чемъ мы знаемъ по разсказамъ.
Воистину чудесны всѣ творенья
Зиждителя, и созерцанье ихъ
Намъ радуетъ и возвышаетъ душу.
Возможно-ли исчислить ихъ уму,
Измѣрить ту божественную мудрость,
Которая, сокрывъ отъ насъ причину,
Ихъ вызвала чудесно къ бытію?
Я видѣлъ самъ, какъ, повинуясь слову,
Зазыблилась безформенная масса
И въ цѣлое слагаться начала.
Господень гласъ услышалъ дикій Хаосъ —
Смятеніе Закону покорилось,
Въ предѣлы вмигъ вступила Безпредѣльность.
Вторичнымъ-же велѣніемъ Господнимъ —
Свѣтъ возсіялъ и удалился Мракъ,
Порядокъ самъ возникъ изъ Неустройства, —
Тяжелыя и плотныя Стихіи:
Земля, Огонь и Воздухъ, и Вода —
Всѣ заняли указанное мѣсто.
А вещество эфирное Небесъ,
Поднявшись вверхъ, образовало звѣзды,
Которыя опредѣленный ходъ
Имѣютъ всѣ. Эфиръ-же остальной
Вселенную стѣною окружаетъ.
Смотри сюда, на этотъ шаръ внизу;
Та сторона, что къ намъ обращена —
Вся свѣтится, но свѣтомъ отраженнымъ.
Тотъ шаръ — Земля, жилище Человѣка,
И свѣтъ ему даетъ собою Солнце.
Иначе тамъ, на всемъ пространствѣ шара,
Царила-бъ Ночь, которая теперь
Одно лишь полушарье обнимаетъ,
Хотя и тамъ сіяніемъ своимъ
Съ ней борется сосѣдняя планета —
Прекрасная и кроткая Луна.
Свершая кругъ среди равнинъ небесныхъ,
Оттуда свѣтъ заимствуетъ она
Для тройственнаго лика своего.
Исполнясь имъ, на Землю изливаетъ
Его она, и кроткое сіянье
Лучей ея побѣдно гонитъ Ночь.
Смотри, куда указываю я:
Тотъ свѣтлый Рай — Адамово жилище,
Шатеръ его листвою осѣненъ.
Теперь съ пути ты больше не собьешься,
И мнѣ пора идти моимъ путемъ.
Такъ отвѣчалъ Архангелъ. Сатана,
Обычаю небесному согласно,
Почтительно склонясь предъ Высшимъ Духомъ[8]
Простился съ нимъ и внизъ, къ земному шару,
Онъ ринулся съ сіяющаго Солнца.
Отрадная надежда на успѣхъ
Его сильнѣй собою окрыляетъ,
И, описавъ громадные круги,
Несется онъ, нигдѣ ие отдохнувъ,
Пока въ пути своемъ не достигаетъ
Далекаго Нифата[9] высоты.