Поближе къ бюсту и къ дверямъ
Напротивъ ворона — и тамъ,
Въ подушкахъ бархатныхъ своихъ,
Я пріютился и затихъ,
Стараясь сердцемъ разгадать,
Стремясь добиться и узнать,
О чемъ тотъ воронъ думать могъ,
Худой, уродливый пророкъ,
Печальный воронъ древнихъ дней,
Что́ онъ таилъ въ душѣ своей,
Что́ мнѣ сказать хотѣлъ, когда
Онъ каркалъ: «Больше никогда?»
И я прервалъ бесѣду съ нимъ,
Отдавшись помысламъ своимъ,
А онъ пронизывалъ меня
Глазами, полными огня —
И я надъ тайной роковой
Тѣмъ больше мучился душой…
Забылся въ креслѣ я своемъ,
А лампа трепетнымъ лучомъ
Ласкала бархатъ голубой,
Гдѣ слѣдъ головки неземной
Еще, казалось, не остылъ,
Головки той, что́ я любилъ,
И что́ кудрей своихъ сюда
Не склонитъ больше никогда!
И въ этотъ мигъ казалось мнѣ,
Какъ будто въ сонной тишинѣ
Курился ладонъ изъ кадилъ,
И будто рой небесныхъ силъ
Носился въ комнатѣ безъ словъ,
И будто вдоль моихъ ковровъ
Святой, невидимой толпы
Скользили легкія стопы…
И я съ надеждою вскричалъ:
«Господь! Ты ангеловъ прислалъ
Меня забвеньемъ упоить….
О! Дай Ленору мнѣ забыть!»
Но мрачный воронъ какъ всегда,
Мнѣ каркнулъ: — Больше никогда!
Поближе к бюсту и к дверям
Напротив ворона — и там,
В подушках бархатных своих,
Я приютился и затих,
Стараясь сердцем разгадать,
Стремясь добиться и узнать,
О чём тот ворон думать мог,
Худой, уродливый пророк,
Печальный ворон древних дней,
Что́ он таил в душе своей,
Что́ мне сказать хотел, когда
Он каркал: «Больше никогда?»
И я прервал беседу с ним,
Отдавшись помыслам своим,
А он пронизывал меня
Глазами, полными огня —
И я над тайной роковой
Тем больше мучился душой…
Забылся в кресле я своем,
А лампа трепетным лучом
Ласкала бархат голубой,
Где след головки неземной
Еще, казалось, не остыл,
Головки той, что́ я любил,
И что́ кудрей своих сюда
Не склонит больше никогда!
И в этот миг казалось мне,
Как будто в сонной тишине
Курился ладон из кадил,
И будто рой небесных сил
Носился в комнате без слов,
И будто вдоль моих ковров
Святой, невидимой толпы
Скользили легкие стопы…
И я с надеждою вскричал:
«Господь! Ты ангелов прислал
Меня забвеньем упоить….
О! Дай Ленору мне забыть!»
Но мрачный ворон как всегда,
Мне каркнул: — Больше никогда!
