заточеніе якутскаго служилаго человѣка, Андрея Сургучова, вина котораго состояла въ томъ, что онъ отрицалъ Синодъ и заявлялъ, что онъ до тѣхъ поръ не будетъ ходить въ церковь, „пока не будетъ уничтоженъ Синодъ и пока не перестанутъ поминать его на ектеніяхъ“. За эту продерзость и вольнодумство Сургучовъ былъ арестованъ и подвергнутъ допросу, при чемъ, по обычаю того времени, его пытали и „жгли огнемъ“, но такъ какъ онъ и съ „розыска съ огня стоялъ на своемъ упрямствѣ“, то поэтому и былъ отправленъ въ Соловецкую тюрьму.
Со времени этого происшествія прошли цѣлые два вѣка. За это время въ нашей общественной жизни многое, конечно, измѣнилось къ лучшему: исчезли пытки, не жгутъ болѣе огнемъ на допросахъ и т. д.; но за рѣшимость высказать свое убѣжденіе и теперь, какъ 200 лѣтъ тому назадъ, сажаютъ въ мрачный казематъ монастырской тюрьмы. Какъ видите, прогрессъ, достигнутый нами за цѣлыя два столѣтія, едва ли можетъ считаться особенно значительнымъ[1].
Кромѣ священника Цвѣткова, въ Суздальской монастырской тюрьмѣ въ настоящее время сидятъ еще
- ↑ Примѣчаніе цензора іеромонаха Александра. Въ словахъ автора находится нѣкоторое недоразумѣніе. Наказываютъ у насъ не за взгляды и не за убѣжденія, а за такое „публичное оказательство“ этихъ взглядовъ, которое соединяется съ тѣмъ или инымъ правонарушеніемъ, а посему и подлежитъ юридическому возмездію наравнѣ со всякимъ преступленіемъ. Насколько видно даже изъ самой газеты (С.-Петерб. Вѣдом. 1901 г.), священникъ Цвѣтковъ „претерпѣлъ“ заключеніе не за свои личные взгляды и мнѣнія, а за рѣзкое обнаруженіе этихъ взглядовъ (несогласныхъ съ нашимъ законодательствомъ) во внѣ; само собой понятно, такое обнаруженіе, еслибы оно осталось „безъ послѣдствій“, превратилось бы въ удобную почву для роста соблазна.
