ствовать, что онъ ихъ хотя и изучалъ до-нѐльзя, но что они не заслуживаютъ никакого вниманія.
Иванъ Васильевичъ былъ мальчикъ совершенно славянской породы, то-есть лѣнивый, но бойкій. Воображеніемъ и смѣтливостью часто замѣнялись у него добросовѣстный трудъ и утомительное вниманіе. Ученикъ скоро истощилъ ученый запасъ учителя; но учитель, какъ истый Французъ, никакъ не понималъ своего невѣжества и продолжалъ-себѣ преподавать и растягивать всякій вздоръ подъ прикрытіемъ громкихъ названій. «Поймите сперва хорошенько Корнелія Непота, говорилъ онъ своему питомцу, а тамъ мы пріймемся за Горація.» Но, къ сожалѣнію, monsieur Leprince cамъ Горація-то не понималъ, отъ-чего и Иванъ Васильевичъ остался на всю жизнь свою при Корнеліи Непотѣ. Года два или три сидѣлъ Иванъ Васильевичъ на французскомъ синтаксисѣ, изучая и забывая поочередно всѣ своевольные обороты болтливаго языка. Потомъ нѣсколько лѣтъ сряду изучалъ онъ французскую реторику, составлялъ разныя фигуры, тропы, амплификаціи, витіиватые обороты рѣчей и т. п. «Узнайте сперва хорошенько реторику», говорилъ monsieur Leprince, «а тамъ дойдемъ мы и до философіи». Но реторика длилась до безконечности и по извѣстнымъ причинамъ до философіи никогда не дошли. Еще забылъ я сказать, что Иванъ Васильевичъ зналъ наизусть генеалогію всѣхъ французскихъ королей, названія многихъ африканскихъ и американскихъ мысовъ и городовъ, терялся въ дробяхъ, какъ въ омутѣ, и довольно
