— 124 —
гівшіе впереди поправили постромки, а лордъ Браунмидъ щелкнулъ кну-томъ, на меня уставилась дюжина глазъ, въ то время какъ ихъ владѣльцы пили за мое здоровье, очевидно, то, что каждому нравилось, но что мнѣ казалось болѣе всего похожимъ на пиво. Когда мы неслись по улицѣ, мой лысый собесѣдникъ бросилъ угрожающій взглядъ на карету и сидящихъ въ ней, а лицо его, когда наши глаза встрѣтились, приняло такое выра-женіе, словно онъ хотѣлъ сказать: «я такъ и думалъ». Но вскорѣ язабылъ о немъ. Меня захватила мысль о слѣдующемъ любопытномъ о^стоятель-ствѣ: почему во власти кучки пьяницъ и конюховъ должна быть возможность продавать за полъ-кроны общество и разговоръ дворянина? Однако, это было несомнѣнно такъ. И развѣ не столь же странно, что эти самые пьяницы вмѣстѣ съ милліонэми подобныхъ должны имѣть право продавать тому, кто дастъ дороже, каждую шестьсотъ семидесятую часть королевской прерогативы? Вѣдь божественное право королей остается тѣмъ, чѣмъ оно было всегда,—правомъ сильнаго попирать ногами слабаго, абсолютнымъ деспотизмомъ иаличнаго большинства. Только въ настоящее время оно не сосредоточено всецѣло въ рукахъ одной личности, а раздѣлено на шестьсотъ семьдесятъ мелкихъ кусочковъ и продается по частямъ тому, кто дастъ дороже, синдикатомъ изъ пяти милліоновъ пьяницъ и имъ подобныхъ существъ.
Такова наша новая демократія, — думалъ я, и въ моей головѣ, быть можетъ, сложился бы цѣлый очеркъ по этому вопросу, если бы какое-то ворчанье, внезапно раздавшееся съ козелъ, не разогнало всѣхъ моихъ мыслей. — «Извините, пожалуйста, — сказалъ я;—но я не понялъ хорошо того, что вы хотѣли сказать».—«Славная птица,—повторилъ его сіятельство погромче, указывая пальцемъ на отдаленный лѣсокъ. — «Завтра начало, славное будетъ дѣло»,—продолжалъ онъ.—«Начало чего?»—спросилъ я, нѣ-сколько устыдившись своей безтолковости.—«Вѣдь завтра октябрь»,—отвѣ-тилъ онъ;—развѣ вы забыли?»—«Ахъ, да, конечно; первое октября—начало охоты на фазановъ. Я знаю»,—сказалъ я, какъ только догадался о смы-слѣ его словъ.—«Ну, а этотъ сезонъ былъ хорошъ, сэръ?» — продолжалъ онъ рэзспрашивать меня.—«Хорошъ, то-есть какъ? какой сезонъ? Я васъ совершенно не понимаю»,—недоумѣвалъ я. — «Глухари, глухари», — объ-яснялъ лордъ Браунмидъ,—тетерева, сэръ, тетерева. Развѣ вы не...»^— «А, я знаю, — поспѣшилъ я отвѣтить. — Вы, вѣроятно, хотите спросить, сколько я набилъ въ этомъ сезонѣ тетеревей? Ничего не набилъ. Я не былъ въ этомъ году въ Шотландіи. Кромѣ того, я близорукъ и совсѣмъ не охочусь». Человѣкъ, который не охотится, врядъ-ли достоинъ того, чтобы съ нимъ вели разговоръ, и потому послѣ моихъ словъ воцарилось продолжительное молчаніе. Въ концѣ концовъ, нашъ Іэхѵ сжалился- надо мной:—«Должно быть, вы были заняты рыбной ловлей. Вѣроятно, не можете охотиться круглый годъ?» Я отвѣтилъ, что совершенно не занимаюсь уженьемъ и не имѣю ни лошадей, ни средствъ для охоты. Эти мои слова вызвали самый живой интересъ ко мнѣ. Послѣ полуминутнаго мно-гозначительнаго покашливанія лордъ Браунмидъ съ живостью и
серьезностью, какой онъ еще не проявлялъ, обратился ко мнѣ съ слѣдующимъ во-