тоже съ душою и поэзіей; въ юности онъ любилъ страстно, возвышенною любовью одну даму, «въ которой было что-то завѣтное и недоступное, куда никто не могъ проникнуть, и чтò гнѣздилось въ этой душѣ — Богъ вѣсть», и которая много смахиваетъ на г-жу Свѣчину. Когда она разлюбила его, онъ какъ бы умеръ для міра, но свято сохранилъ свою любовь, не влюбился въ другой разъ, «не ждалъ ничего особеннаго ни отъ себя, ни отъ другихъ, и ничего не предпринималъ», и потому остался жить въ деревнѣ у брата. Но онъ жилъ не безполезно, читалъ много, «отличался безукоризненною честностью», любилъ брата, помогалъ ему своими средствами и мудрыми совѣтами. Когда, бывало, братъ разсердится на мужичковъ и хочетъ ихъ наказывать, Павелъ Петровичъ вступался за нихъ, и говорилъ ему: du calme, du calme. Онъ отличался любознательностью, и всегда съ самымъ напряженнымъ вниманіемъ слѣдилъ за опытами Базарова, не смотря на то, что имѣлъ полное право ненавидѣть его. Самымъ же лучшимъ украшеніемъ Павла Петровича была его нравственность. — Базарову понравилась Ѳеничка, «и Ѳеничкѣ понравился Базаровъ»; «онъ однажды крѣпко поцаловалъ ее въ раскрытыя губы», чѣмъ и «нарушилъ всѣ права гостепріимства» и всѣ правила нравственности. «Сама же Ѳеничка хотя и уперлась обѣими руками въ его грудь; но уперлась слабо, и онъ могъ возобновить и продлить свой поцалуй» (стр. 611). Павелъ же Петровичъ былъ даже влюбленъ въ Ѳеничку, нѣсколько разъ приходилъ въ ея комнату «ни зачѣмъ», нѣсколько разъ оставался съ нею наединѣ; но онъ не былъ настолько низокъ, чтобы поцаловать ее. Напротивъ, онъ настолько былъ благоразуменъ, что изъ-за поцалуя подрался съ Базаровымъ на дуэли, настолько благороденъ, что только однажды «прижалъ ея руку къ своимъ губамъ, и такъ приникъ къ ней, не цалуя ея и только изрѣдка судорожно вздыхая» (буквально такъ, стр. 625) и наконецъ на столько былъ самоотверженъ, что сказалъ ей: «любите моего брата, не измѣняйте ему ни для кого на свѣтѣ, не слушайте ничьихъ рѣчей»; и чтобъ долѣе не соблазняться Ѳеничкой онъ уѣхалъ за границу, «гдѣ его можно видѣть и теперь въ Дрезденѣ на Брюлевской терассѣ, между 2-мя и 4-мя часами» (стр. 661). И этотъ-то умный, солидный человѣкъ прегордо обращается съ Базаровымъ, даже руки ему не даетъ, и до самозабвенія погружается въ заботы о франтовствѣ, умащаетъ себя благовоніями, щеголяетъ англійскими костюмами, фесками и тугими воротничками, «съ неумолимостью упиравшимися въ подбородокъ»; ногти у него такіе розовые и чистые, «хоть на выставку посылай». Вѣдь это все смѣшно, говорилъ Базаровъ, — и правда. Конечно и неряшество не хорошо; но и излишнія заботы о щегольствѣ показываютъ въ человѣкѣ пустоту и отсутствіе серьёзности. Можетъ ли такой человѣкъ быть любозна-
