замѣчалъ тонкій профиль ея бѣленькаго лица» (въ храмѣ Божіемъ такому солидному человѣку, какъ Николай Петровичъ, неприлично развлекать себя подобными наблюденіями). «Однажды у Ѳенички заболѣлъ глазъ; Николай Петровичъ вылечилъ его, за что Ѳеничка хотѣла поцаловать ручку у барина; но онъ не далъ ей своей руки, и сконфузившись самъ поцаловалъ ее въ наклоненную голову». Послѣ этого «ему все мерещилось это чистое, нѣжное, боязливо приподнятое лицо; онъ чувствовалъ подъ ладонями рукъ своихъ эти мягкiе волосы, видѣлъ эти невинныя, слегка раскрытыя губы, изъ-за которыхъ влажно блистали на солнцѣ жемчужные зубки. Онъ началъ съ большимъ вниманіемъ глядѣть на нее въ церкви, старался заговаривать съ нею» (опять, почтенный человѣкъ, подобно мальчишкѣ, зѣваетъ въ церкви на молоденькую дѣвушку; какой не хорошій примѣръ для дѣтей! Это равняется неуваженію, какое оказывалъ Базаровъ къ о. Алексѣю, а пожалуй еще и хуже). Итакъ, чѣмъ же Ѳеничка прельстила Николая Петровича? Тонкимъ профилемъ, бѣленькимъ лицомъ, мягкими волосами, губами и жемчужными зубками. А всѣ эти предметы, какъ извѣстно всякому, даже не знающему анатоміи подобно Базарову, составляютъ части тѣла и вообще могутъ быть названы тѣломъ. Базаровъ, при видѣ Одинцовой, говорилъ: «эдакое богатое тѣло»; Николай Петровичъ, при видѣ Өeнички, не говорилъ — г. Тургеневъ запретилъ ему говорить, — а думалъ: «какое миленькое и бѣленькое тѣльцо!» Разница, какъ согласится всякій, не очень большая, т. е. въ сущности нѣтъ никакой. Далѣе, Николай Петровичъ не посадилъ же Ѳеничку подъ стеклянный прозрачный колпакъ, и не любовался ею издали, спокойно, безъ трепетанія въ тѣлѣ, безъ злобы и съ сладкимъ ужасомъ. Но — «Ѳеничка была такъ молода, такъ одинока, Николай Петровичъ быть такой добрый и скромный…. (точки въ подлинникѣ). Остальное нечего досказывать». Ага! вотъ въ томъ-то и вся штука, въ томъ-то и несправедливость ваша, что въ одномъ случаѣ вы преподробно «досказываете остальное», а въ другомъ — говорите, что нечего досказывать. Дѣло Николая Петровича вышло такъ невинно и мило оттого, что оно было закрыто двойной поэтической вуалью и фразы употреблены болѣе неясныя, чѣмъ при описанiи любви Базарова. Вслѣдствіе этого въ одномъ случаѣ вышелъ поступокъ нравственный и благопристойный, а въ другомъ — грязный и неприличный. Позвольте-ка намъ «досказать остальное» и относительно Николая Петровича. Ѳеничка такъ боялась барина, что однажды, по свидѣтельству г. Тургенева, спряталась въ высокую густую рожь, чтобы только не попасться ему на глаза. И вдругъ ее зовутъ однажды къ барину въ кабинетъ; бѣдняжка перепугалась и вся дрожала, какъ въ лихорадкѣ; однако пошла, — нельзя же было ослушаться барина, который
