Перейти к содержанию

Аббат. Часть 1 (Скотт)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Аббат. Часть 1 : или Некоторые черты жизни Марии Стюарт, королевы шотландской
авторъ Вальтер Скотт, переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: англійскій, опубл.: 1820. — Перевод опубл.: 1825. Источникъ: az.lib.ru

АББАТЪ
или
НѢКОТОРЫЯ ЧЕРТЫ ЖИЗНИ МАРІИ СТУАРТЪ, КОРОЛЕВЫ ШОТЛАНДСКОЙ.

[править]
Сочиненіе Сира Валтера Скотта;
ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ЧАСТЯХЪ.
Переводъ съ Англинскаго.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ,
въ Типографіи Императорскихъ Театровъ,
1825 года.
Печатать позволяется

съ тѣмъ чтобы по напечатаніи сей книги до выпуска въ публику представлены были въ Цензурный Комитетъ; одинъ екземпляръ для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Народнаго Просвѣщенія, два екземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва. Генваря 18 дня 1826. Книгу сію расматривалъ Адъюнктъ, Надворный Совѣтникъ и Кавалеръ

Павелъ Щепкинъ.

ГЛАВА I

[править]

Время столь непримѣтное въ теченіи сво: мъ, постепенно измѣняетъ обычаи, нравы, характеръ и физическое состояніе человѣка. Съ истеченіемъ каждыхъ пяти лѣтъ мы находимъ въ себѣ какъ бы друихъ людей, тогда какъ остаемся тѣмъ же, чѣмъ были прежде; на всѣ смотримъ иными глазами, и самыя причины дѣйствій нашихъ равно дѣлаются перемѣнчивыми. Подобное пятилѣтіе два раза пронеслось надъ главою Алберта Кленденинга и супруги его, отъ той важной эпохи, гдѣ столь извѣстны были имена ихъ[1] до того времени, въ которое начинается новый разсказъ нашъ.

Они были счастливы взаимною привязанностію, но не рѣдко, особенно по двумъ обстоятельствамъ, самыя удовольствія ихъ отравляемы были горестными впечатленіями. Первое изъ таковыхъ обстоятельствъ было: всеобщее бѣдствіе Шотландіи, безпорядки, возмущенія, обуревавшія несчастную страну сію, гдѣ братья-граждане одинъ противъ другаго направляли мечи свои. Кленденингъ оправдалъ вполнѣ ожиданія Муррая, онъ показалъ себя вѣрнымъ другомъ, храбрымъ на полѣ сраженія, мудрымъ въ совѣтѣ, и защитникомъ своего покровителя въ тѣхъ случаяхъ, когда бы безъ помощи его онъ долженъ былъ объявить себя неутральнымъ, или сражаться въ рядахъ своихъ противниковъ. Лишь только опасность угрожала Мурраго, Сиръ Албертъ Кленденингъ, уже возведенный въ достоинство Рыцаря, призываемъ былъ къ особѣ его, чтобъ сопутствовать ему въ страны отдаленныя, раздѣлять отважныя предпріятія его, или помогать своими совѣтами, къ разсѣянію козней Двора еще необразованнаго; слѣдовательно Албертъ часто и на долгое время прощался и съ замкомъ, и съ супругою своею. Къ сей истинной причинѣ неудовольствія, присовокуплялась еще новая. Они не имѣли дѣтей, и Лади Авенель Кленденингъ въ отсутствіи супруга своего, не находила себѣ разсѣянія въ тѣхъ стараніяхъ, которыя бы материнская любовь могла доставить ей.

Во время отсутствія Сира Алберта, она жила въ совершенномъ удаленіи отъ общества, не выѣзжая изъ замка отцевъ своихъ. Посѣщенія ея ограничивались только ближними родственниками, и то въ одни торжественные дни. Но скоро и сіи удовольствія должны были прекратиться: не стало тѣхъ, къ кому чувствовала она особенную привязанность, а жёны сосѣднихъ Бароновъ почитали въ ней не наслѣдницу дома Авенельскаго, но супругу-человѣка, исторгнутаго изъ неизвѣстности и ничтожества рукою всесильнаго Муррая.

Сія надменность, глубоко зараженная въ сердцѣ древнихъ фамилій Шотландскихъ, болѣе обнаруживалась въ женщинахъ; ею увеличивались раздоры "раздиравшіе Шотландію, ибо наибольшее число правителей южныхъ частей Государства сего, поддерживали владычество Королевы и пламенѣли ненавистію къ Мурраю. Замокъ Авенельскій былъ тогда печальнымъ мѣстопребываніемъ, но со всѣмъ тѣмъ имѣлъ всѣ выгоды хорошо укрѣпленнаго зданія. Расположенный на островѣ малаго озера, окруженный плотиною, пересѣченною двойнымъ рвомъ съ подъемными мостами, онъ казался въ то время, когда изобрѣтеніе пороха было еще неизвѣстно, совершенно неприступнымъ. Должно было только остерегаться нечаяннаго нападенія; къ отраженію его было достаточно нѣсколько вооруженныхъ людей въ замкѣ содержимыхъ. Въ случаѣ большей опасности, на помощь готовъ былъ полный гарнизонъ, составленный изъ жителей сосѣднихъ хижинъ, стараніемъ Сира Алберта Кленденинга построенныхъ въ долинѣ между озеромъ и горою, въ томъ мѣстѣ, гдѣ находилась плотина. — Народонаселеніе примѣтно тамъ увеличивалось, не только потому, что всѣ жители не могли нахвалиться добротою и благотворительностію Алберта, но его храбрость, опытность и любовь къ нему Муррая, давали ему средства дѣлать счастливыми людей, ввѣрявшихъ ему жребій свой. — Оставляя по временамъ замокъ, онъ утѣшался мыслію, что въ этой деревнѣ найдутся люди, готовые защищать его собственность не теряя своей, ибо семейства ихъ могли найти себѣ убѣжище въ горахъ, сохранить тамъ всѣ свои пожитки, оставя непріятелю пустыя хижины.

Иностранецъ, именемъ Генрихъ Варденъ, весьма часто жилъ въ замкѣ Авенельскомъ; лѣта его не позволяли ему исполнять всѣхъ возлагаемыхъ на него духовенствомъ обязанностей, но стараніе быть полезнымъ, вооружило противъ него многихъ вельможъ и знатныхъ Шотландіи, такъ что Варденъ могъ почитать себя совершенно безопаснымъ только въ замкѣ укрѣпленномъ природою и дружескимъ расположеніемъ окрестныхъ жителей. Въ семъ то убѣжищѣ, онъ приносилъ письменно оправданія свои и вдавался въ сильныя духовныя пренія съ Аббатомъ Евстафіемъ, бывшимъ помощникомъ настоятеля въ монастырѣ Маріи Кеннакюгерской.

Лади Авенель проводила большую часть времени въ надзорѣ за работами женщинъ, находившихся въ ея услуженіи. Сельскія занятія, Библія, уединенная прогулка по замку и рѣдко по берегамъ малаго озера, занимали остатокъ дня. Столько опасностей разсѣяно было тогда по Шотландіи, что всякой разъ когда Лади хотѣла пройти далѣе хижинъ, часовой занималъ самую возвышенную башню, и нѣсколько вооруженныхъ, готовы были по первому знаку спѣшить къ ней на помощь.

Таково было состояніе дѣлъ въ замкѣ, куда послѣ отсутствія нѣсколькихъ недѣль, ожидали всякой день возвращенія Рыцаря Авенеля, имя, которое весьма часто давали Сиру Алберту Кленденингу. Между тѣмъ время проходило и Сиръ все еще не являлся. Переписка въ тѣ времена была въ маломъ употребленіи, и это къ счастію Рыцарей, изъ которыхъ не одинъ бы въ случаѣ надобности, не могъ обойтиться безъ помощи секретаря своего. Къ тому же всѣ способы сообщенія были весьма не вѣрны, и никто не могъ назначить настоящаго времени своего возвращенія, ибо таковое назначеніе могло послужить скорѣйшимъ поводомъ къ встрѣчѣ на пути, болѣе враговъ, чѣмъ друзей. День возвращенія Сира Алберта не былъ назначенъ, но время, когда супруга надѣялась увидѣть его, прошло уже давно, и обманутая надежда должна была уступить мѣсто справедливому безпокойству.

Въ одинъ вечеръ жаркаго лѣтняго дня, когда солнце скрывалось уже за горы Лиддердальскія, Лади Авенель прогуливалась по стѣнамъ замка. Тихая поверхность озера, позлащенная послѣдними лучами заходящаго свѣтила, отражала какъ бы въ зеркалѣ горы и долины ее окружавшія. Сія безмолвная картина одушевлялась невиннымъ крикомъ дѣтей, предававшихся сельскимъ увеселеніямъ, и рожками пастуховъ, призывавшихъ стада свои, днемъ пасущіяся на тучныхъ долинахъ, а ночью покоющіяся въ хижинѣ поселянина. День вечерѣлъ и близкая ночь казалось хотѣла покровомъ своимъ пріосѣнить всю землю. Зрѣлище сіе привело на память Лади Авенель дни ея младенчества, когда наибольшее удовольствіе ея состояло въ томъ, чтобы помогать Тиббію доить коровъ въ Клиндергѣ; воспоминаніе сіе разсѣяло мрачныя мысли на лице ея.

За чемъ, говорила она, за чемъ я не рождена простою крестьянкою, Албертъ спокойно проводилъ бы со мною дни свои въ долинѣ, гдѣ родился, не гоняясь за призраками гордости и честолюбія? Первѣйшее удовольствіе его было бы имѣть лучшее стадо изо всѣхъ жителей страны сей, наибольшая опасность, — отражать нападенія бѣглецовъ пограничныхъ, и разлучаться со мною только на то время, когда страсть къ охотѣ увлечетъ его въ лѣса сосѣдніе. Но ахъ! къ чему послужитъ кровь, пролитая имъ для поддержанія имени ему любезнаго? Мы никому непередадимъ его, имя Авенелей умретъ вмѣстѣ съ нами.

Она вздохнула, и бросивъ взоръ на берега озера, увидѣла толпу дѣтей различнаго возраста, собравшихся смотрѣть какъ маленькая лодочка, сдѣланная руками молодаго деревенскаго артиста, совершитъ первое свое путешествіе. Вѣтеръ благопріятствовалъ ихъ предпріятію, обѣщая прямо перенести ее на другой берегъ озера.

Многіе изъ дѣтей болѣе взрослыхъ побѣжавшіе, чтобы принять ее на другой сторонѣ, могли въ легкости своей спорить съ Зефирами; другіе, боясь утомиться на половинѣ дороги и не смѣя слѣдовать за первыми, остались на своемъ мѣстѣ, сопровождая взорами каждое движеніе лодочки. Видъ невинныхъ упражненій ихъ обременилъ новымъ страданіемъ сердце Лади Авенель,

За чемъ я не могу назваться матерью дѣтей сихъ? думала она, обратясь къ прежнимъ своимъ размышленіямъ. Родители ихъ едва могутъ доставить имъ самое грубое пропитаніе, а я, надѣленная всѣми дарами счастія, я лишена удовольствія слышать голосъ малютки, называющаго меня своею матерью.

Мысль сія, исполненная горестныхъ воспоминаній, казалась заставила ее позавидовать благополучію другихъ; такъ сильно природа напечатлѣла въ сердцѣ каждой супруги, желаніе жить въ своемъ потомствѣ. Она вознесла руки къ небу, какъ бы желая спросить у него за чемъ оно осудило ее никогда не имѣть дѣтей. Большая борзая собака приближилась къ..ней въ сію минуту, положила голову свою на колѣни ея, лизала ей руки, но впечатлѣніе сдѣланное на сердце Милади еще не изгладилось.

Волеръ, сказала она, какъ будто бы вѣрная собака могла понимать ея жалобы, ты доброе, благородное животное, но ахъ! та нѣжность, въ изліяніи которой нуждается сердце мое, слишкомъ возвышенна, чтобъ могла пасть на тебя, вѣрнаго, неразлучнаго друга моего. Лади казалось нѣсколько успокоилась, какъ вдругъ горестный вопль, раздавшійся изъ толпы малютокъ на берегу находившихся, заступилъ мѣсто прежняго ихъ удовольствія! Она взглянула на озеро и объята была ужасомъ, увидя причину ихъ печали.

Маленькая лодочка, предметъ вниманія и радости малютокъ, сѣла на мѣль. Одинъ изъ нихъ, болѣе отважный, не медля ни минуты, раздѣвшись, бросился въ воду и поплылъ на то мѣсто, гдѣ случилось сіе несчастіе. Никто съ перваго разу не чувствовалъ ни малѣйшаго безпокойства. Привыкшій съ сему упражненію, онъ плылъ скоро и съ большою ловкостію. Но можетъ, быть, ударившись грудью о камень скрытый подъ водою, или схваченный судорогою, или отъ излишняго напряженія силъ своихъ, едва только успѣлъ онъ освободить лодочку отъ препятствій ея удерживавшихъ, какъ на обратномъ пути началъ испускать крикъ и своими движеніями показывалъ большое отчаяніе.

Лади Авенель немедленно дала приказаніе слугамъ своимъ спѣшишь къ нему на помощь, но сего скоро не льзя было сдѣлать Судно способное къ плаванію по озеру, находилось во рвѣ окружавшемъ замокъ; требовалось время отвязать его и потомъ пустить по озеру. Лади видѣла, съ чрезвычайнымъ безпокойствіемъ, усилія несчастнаго ребенка къ удерживанію себя на водѣ, и одна слишкомъ скорая помощь могла только спасти его. Волеръ какъ собака изъ лучшей породы борзыхъ, привыкшая къ плаванію, замѣтивъ предметъ вниманія Лади Авенель, долго ходила по берегу, выбирая мѣсто съ котораго бы лучше броситься въ озеро. Наконецъ поплыла прямо къ тому мѣсту, гдѣ тонулъ ребенокъ, схватила его за платье, не только поддерживала его на водѣ, но стремительно плыла назадъ. Судно изо рва вышедшее, встрѣтило ее на половинѣ дороги и приняло къ себѣ дитю, не показывавшаго уже ни малѣйшаго признака жизни. Его перенесли въ замокъ, гдѣ встрѣтила его Лади Авенель съ своими прислужницами, желая подать скорѣйшую помощь бѣдному мальчику.

Его положили на постель, употребляя къ возвращенію жизни всѣ средства, которыя могли внушить тогдашнія познанія и опытность Вардена, нѣсколько знакомаго съ наукою Иппократа. Но долго всѣ старанія оставались безуспѣшными и Лади Авенель съ неизъяснимымъ безпокойствомъ смотрѣла на лице прекраснаго мальчика. Ему по видимому было не болѣе ю-ти лѣтъ.

Одежда его была груба, но красивые волосы и прелестный видъ казалось дурно согласовались съ наружною бѣдностію. Самый надменнѣйшій изъ Вельможъ Шотландіи, почелъ бы за особенную честь имѣть его своимъ наслѣдникомъ. Тогда какъ Лади Авенель, едва дыша отъ страха, устремила взоры свои на правильныя и выразительныя черты дитяти, легкая краска начала мало по малу сгонять смертельную блѣдность лица его, сгустѣвщаяся кровь получила свое движеніе, дитя тяжко вздохнувъ протянуло руки, открыло глаза, и произнесло въ полъ-голоса:, мать моя, — слова, столь драгоцѣнныя для слуха каждой женщины.

Милади, сказалъ Варденъ, Богъ возвратилъ вашими молитвами малютку сего къ жизни. Вамъ должно стараться о его воспитаніи, должно сдѣлать его такимъ, что бы онъ не могъ сожалѣть о томъ, что не умеръ въ своей невинности.

Я буду стараться, отвѣчала Лади прижавъ мальчика къ сердцу своему, буду стараться о счастіи его, повторила она волнуемая чувствомъ страха отъ положенія, въ которомъ видѣла его, и радостно возвращеніи ему жизни.

Но ты не мать моя, сказало дитя пришедъ въ себя, съ легкимъ сопротивленіемъ ласкамъ попечительной Милади, ты не мать моя. Ахъ я ее не имѣю, это были однѣ мечты, однѣ воспоминанія прошедшаго.

Мечты твои осуществятся мною, вскричала Лади, — я буду твоею матерью. — Богъ вѣрно услышалъ молитву мою, пославъ мнѣ тебя какъ предметъ, на которой могу изливать всѣ чувства любви моей. Произнося слова сіи она взглянула на Вардена. Проповѣдникъ молчалъ, не зная что отвѣчать, онъ не находилъ словъ ни упрекать, ни хвалить Милади. Между тѣмъ Волеръ, вышедши изъ воды, послѣдовалъ за Лади въ ея комнаты и оставаясь долго спокойнымъ зрителемъ всего, клонившагося къ возвращенію жизни существу имъ спасенному, хотѣлъ теперь обратить на себя общее вниманіе и протянувъ лапу, обтиралъ eе о платокъ своей покровительницы.

Да, добрый мой Волеръ, сказала она, я не забуду услугъ твоихъ, буду любить тебя еще болѣе за спасеніе сего милаго ребенка.

Волеръ симъ не удовольствовался, онъ продолжалъ свои ласки такъ, что Лади велѣла вывести его изъ комнаты. Но Волеръ долго противился и только началъ показывать свое повиновеніе, услышавъ голосъ самой Лади. Тогда обратясь къ постели, на которой лежалъ ребенокъ, едва приходившій въ чувство, онъ началъ ворчать, показывая страшные зубы свои и послѣдовалъ за проводникомъ съ видомъ большаго неудовольствія.

Странно! Сказала Лади, обращаясь къ Вардену…. Животное сіе отъ природы столь доброе, и особенно привязанное къ дѣтямъ, что можетъ оно чувствовать противъ того, кому спасло жизнь?

Собаки, отвѣчалъ Варденъ, очень сходны съ людьми въ недостаткахъ своихъ, хотя инстинктъ ихъ менѣе обманчивъ нежели разсудокъ бѣдныхъ смертныхъ, отъ котораго они часто всего надѣются. Зависть, есть страсть не совсемъ имъ незнакомая, часто они являютъ тому доказательства, не только, когда господа ихъ оказываютъ видимое преимущество животнымъ равной съ ними породы, но даже и тогда, когда имѣютъ дѣтей своими соперниками. Вы осыпали ласками младенца, и Волеръ почелъ себя покинутымъ любимцемъ.

Этотъ инстинктъ довольно страненъ, и смотря по важному тону, который вы приняли говоря о немъ, мой почтенный Варденъ, я должна думать, что сіе чувство Волера не только почитается вами основательнымъ, но даже и справедливымъ. Вы вѣрно, говорили шутя.

Я шучу рѣдко Милади; жизнь дана намъ, для предметовъ болѣе важныхъ. Вы можете, если вамъ угодно, почерпнуть наставленіе изъ того, что и хочу сказать вамъ: чувства самыя Похвальныя, коль скоро переходятъ границы свои, дѣлаются источникомъ злополучія другихъ людей намъ подобныхъ. Есть одно только чувство, которому мы можемъ дать полную свободу, оно не требуетъ никакого ограниченія со стороны нашей, это чувство любви къ Творцу вселенной.

Но вѣроятно таже власть дала намъ средство, не менѣе любить и нашего ближняго?

Такъ точно Милади, — но наша любовь къ Богу должна быть не ограниченна, мы должны любить Его всѣмъ сердцемъ, всею душою, всѣми силами нашими. Любовь, которую велитъ Онъ имѣть къ ближнему, заключается въ нѣкоторыхъ предѣлахъ, мы должны любить его, какъ самихъ себя, дѣлать ему все то, что бы хотѣли получить отъ другихъ. Таковы предѣлы нашей привязанности ко всему земному. Мы обязаны нашему ближнему, не смотря на его званіе, состояніе, тѣмъ же, чего должны ожидать сами отъ людей, находящихся къ намъ въ одинакомъ отношеніи; но, ни мужъ, ни жена, ни сынъ, ни дочь, ни другъ, ни родственники не должны быть предметомъ нашего поклоненія. Самъ Богъ не позволяетъ оказывать творенію рукъ Своихъ того почтенія, которое собственно достойно Его одного. Я говорю вамъ, что даже въ самыхъ чистыхъ, похвальныхъ, и непорочныхъ чувствахъ природы нашей, находится начало грѣха, которое должно заставить насъ долго размышлять до того времени, пока съ излишествомъ начнемъ предаваться имъ.

Я не совсѣмъ понимаю васъ, мой любезный, изнемогу придумать, чѣмъ сдѣлалась достойною получить подобное замѣчаніе, весьма сходное съ упрекомъ.

Извините, Милади, если я забылъ въ словахъ моихъ, то чѣмъ вамъ обязанъ; но увѣрены ли вы сами, что торжественное обѣщаніе ваше быть не только покровительницею, но и матерью сего бѣднаго ребенка, заслужитъ одобреніе супруга вашего? Ваша любимая собака и та нѣкоторымъ образомъ упрекала васъ, въ излишней привязанности къ сему несчастному творенію, — страшитесь навлечь негодованіе Сира Алберта. Люди и животныя равно завистливы въ подобныхъ обстоятельствахъ.

Это уже слишкомъ много, сказала Лади, обиженная словами Вардена. Рыцарь Авенель и я, мы дали вамъ изъ гостепріимства убѣжище въ замкѣ нашемъ, мы поступали съ вами со всѣмъ уваженіемъ, должнымъ характеру и сану вашему, но никогда, ни въ какое время не давали вамъ права участвовать въ семейныхъ обстоятельствахъ, ни власти быть судьею дѣлъ и взаимныхъ обязанностей нашихъ. Желаю чтобъ вы и впредь сего не позабывали.

Милади, возразилъ проповѣдникъ съ гордостію свойственною духовному того времени, — когда совѣты мои будутъ вамъ тягостны, когда я увижу, что присутствіе мое для васъ не пріятно, и что вы желаете скорѣе разстаться со мною, тогда я испросивъ благословеніе Божіе на весь домъ и семейство ваше, въ зимнее — ли то будетъ время, въ часъ ли глубокой полночи, пройду лѣса сіи, буду скитаться одинъ и безъ помощи по горамъ, подобно какъ великодушный супругъ вашъ въ первый разъ увидѣлъ меня въ долинѣ Клендергской, лишеннаго всѣхъ способовъ существованія. Но до тѣхъ поръ, пока я живу въ замкѣ семъ, вы не отклонитесь ни на волосъ отъ вашихъ обязанностей, безъ того чтобы не услышать справедливыхъ упрековъ моихъ.

Тутъ хотѣлъ онъ выдти.

Достойный другъ мой, сказала Лади Авенель, — нѣтъ мы не разстанемся. Женщины иногда слишкомъ вспыльчивы, ибо рождены съ чувствами пламенными, но повѣрьте, что мои намѣренія въ разсужденіи младенца сего, могутъ заслужить одобреніе и ваше и супруга моего. Варденъ поклонился, и пошелъ въ свою комнату.

ГЛАВА II.

[править]

Лади Авенель предалась нѣжнымъ чувствамъ внушеннымъ ей видомъ младенца, и тою опасностію отъ которой онъ избавился. не удерживаемая болѣе тѣмъ, что называла слишкомъ строгимъ нравоученіемъ проповѣдника, она начала оказывать ласки свои милому младенцу, который едва опомнившись отъ всего съ нимъ случившагося, принималъ весьма скромно, хотя съ нѣкоторымъ удивленіемъ, всѣ знаки приверженности къ нему Милади. Онъ не зналъ лица ея; одѣяніе Авенель было великолѣпнѣе всѣхъ доселѣ имъ видѣнныхъ. Дитя отвѣчало съ большимъ удовольствіемъ на всѣ вопросы Лади, такъ что она, съ прискорбіемъ должна была оставишь на нѣсколько часовъ малютку, дабы дашь ему время успокоиться.

Кому принадлежитъ этотъ мальчикъ котораго мы спасли?… спросила она вошедъ въ комнату у Лиліи своей горнишной.

Одной старой деревенской женщинѣ, отвѣчала Лилія. Она теперь въ хижинѣ привратника, куда пришла навѣдаться о ребенкѣ. Позволите ли войти ей?

Позволю ли я войти ей, повторила Лади Авенель съ видомъ удивленія и не удовольствія. Можетъ ли ты сомнѣваться въ этомъ? Какая бы женщина не была сострадательна къ тоскѣ матери, сердце которой раздираемо безпокойствомъ о любезномъ сынѣ своемъ?

Женщина сія кажется слишкомъ стара, сказала Лилія, чтобъ быть его матерью, это должна быть его бабушка, или кто нибудь другая.

Все равно Лилія, перервала Милади…. Каково бы ни было родство ея съ симъ младенцомъ, она должна чувствовать ужасныя мученій, находясь въ неизвѣстности о судьбѣ его. Вели ей сей часъ войти. Къ тому же, мнѣ любопытно узнать ее имя.

Лилія ушла, и вскорѣ возвратилась въ сопровожденіи довольно высокой женщины, бѣдно одѣтой, но въ которой замѣтно было болѣе важности и привлекательности, чѣмъ обыкновенно встрѣчаемъ въ людяхъ, покрытыхъ рубищемъ. Лади Авенель узнала ее въ ту же минуту. Было обыкновеніе что по Воскресеньямъ, и кромѣ того два раза въ недѣлю, Генрихъ Варденъ читалъ проповѣди въ Церкви замка. Рыцарь Авенель, сколько по чувствамъ своимъ, столько и изъ видовъ политическихъ желалъ распространить вѣру протестантскую. Входъ въ Церковь позволенъ былъ всѣмъ жителямъ окрестныхъ хижинъ и очень многіе скоро приняли религію, исповѣдуемую ихъ покровителемъ. Сіи проповѣди Вардена сильно противорѣчили Аббату Евстафію, и распространяли новую желчь въ духовныхъ преніяхъ съ его старымъ товарищемъ по воспитанію[2]. Нѣсколько разъ сей послѣдній угрожалъ вооружить своихъ Вассаловъ осадить замокъ Авенельскій, и уничтожить сіи эретическія сборища. Но не смотря на всѣ таковыя угрозы и хотя новая Религія, не имѣла еще слишкомъ много приверженцевъ, Варденъ съ чрезвычайнымъ рвеніемъ продолжалъ труды свои, и предавался радости всякой разъ, когда въ нѣдра Церкви Реформатской вводилъ новую овцу, отторгаемую отъ лона Римскаго служенія. Старая женщина была изъ числа деревенскихъ жителей наиболѣе посѣщавшихъ Церковь, и черты ея, равно какъ и самый ростъ были слишкомъ замѣчательны, чтобъ увидѣвъ разъ, потомъ уже не забыть ее. Лади Авенель прежде часто спрашивала, кто такова женщина высокаго роста, благородной видъ которой столь мало согласовался съ бѣдностію одежды. Ей отвѣчали всегда что это Англичанка, которая уже нѣсколько времяни занимаетъ хижину съ деревни, но ни кому неизвѣстно кто она такова.

Лади Авенель спросила у незнакомки объ ея имени.

Магдалина Гремесъ, отвѣчала она сухо. Я произхожу отъ Гремесовъ Эстержильскихъ, и фамилія моя давно уже извѣстна.

Какая же причина понудила васъ, оставить жилище ваше?

Я не имѣю его…. Домъ мой былъ созженъ пограничными бѣглецами…. Мужъ и сынъ убиты. Нѣтъ ни одного существа въ мірѣ, въ жилахъ котораго протекала бы хотя капля крови моей.

Это слишкомъ обыкновенно въ сіе несчастное время, и въ сей странѣ злополучной. Рука Англичанъ столь же часто обагрялась въ крови Шотландцевъ, сколько Шотландцевъ въ вашей.

Вы имѣете право говорить такъ, Милади, ибо обращаетесь къ тому времяни, когда замокъ сей не былъ столь сильнымъ, что бы спасти жизнь родителю вашему, и даровать вѣрное убѣжище вдовѣ и дочери его. Зачѣмъ же спрашиваете меня, отъ чего я не живу въ моемъ домѣ, посреди моего семейства?

Правда, что это вопросъ безполезенъ, когда несчастія заставляютъ людей оставлять ихъ родимый кровъ. Но зачѣмъ удалились вы въ землю вамъ непріязненную?

Сосѣди мои приверженцы Папъ; Небу угодно было открыть глаза мои, чтобъ видѣть всѣ злоупотребленія ихъ; я остановилась въ деревнѣ сей, дабы внимать наставленіямъ достойнаго Генриха Вардена, изъясняющаго Евангеліе во всей искренности сердца своего и проповѣдывающаго одну истину.

Бѣдны ли вы?

Вы не слыхали, чтобъ я у кого ни будь просила милостыни.

Молчаніе послѣдовало за симъ послѣднимъ (отвѣтомъ. Тонъ Магдалины Гремесъ хотя не показывалъ неуваженіе, но отнималъ охоту къ новымъ вопросамъ. Лади Авенель возобновила разговоръ, обрати его на другой предметъ.

Слышали ли вы, какой опасности подвергалось дитя ваше?

Да, Милади, и о помощи Провидѣнія сохранившаго ему жизнь. Мы обѣ должны помнить и благодарить Его.

Вы вѣрно родственница сего мальчика?

Онъ мнѣ внукъ и кромѣ меня на землѣ не кому стараться о немъ.

Это должно быть вамъ тягостно, судя по тому положенію, въ которомъ вы находитесь?

Я никому на это не жаловалась, отвѣчала Англичанка, сохраняя всегда сухость въ разговорѣ, и не поколебимый видъ свой.

Если бы внукъ вашъ могъ быть принять въ благородную фамилію, возразила Лади, не было ли бы это выгодно и вамъ и ему.

Принятъ въ благородную фамилію! Повторила съ удивленіемъ Магдалина, нахмуривъ брови, такъ что множество морщинъ изобразилось на лбу ея, а для чего бы смѣю спросить васъ? Чтобъ быть пажемъ Милади или слугою Милорда, чтобъ оспоривать у другихъ прислужниковъ остатки стола вашего, что бы отгонять мухъ отъ лица Милади во время сна ея, носить шлейфъ ея платья во время прогулки, подавать ей тарелки за обѣдомъ, ѣздить верхомъ передъ каретою ея, ходить сзади ее, когда она гуляетъ пѣшкомъ, восхищаться ея радостію, печалиться о неудовольствіи, уподобляться пѣтуху на колокольнѣ, который повидимому имѣетъ перья и крылья, но не можетъ ни пѣть, ни сойти съ своего мѣста, а долженъ двигаться по дуновенію вѣтра. Когда орелъ Гельвелинскій сядетъ на башню Ланеркосткую и будетъ служить ей флюгеромъ, тогда развѣ Роландъ Гремесъ содѣлается тѣмъ, чѣмъ вы хотите.

Она говорила съ такою бѣглостію и съ такимъ жаромъ, что слова ея могли почесться слѣдствіемъ растроеннаго разсудкѣ. Лади Авенель необходимо должна была полагать, что дитя подвергалось многимъ опасностямъ, оставаясь подъ надзоромъ такой женщины, и мысль сія еще болѣе утвердила въ ней желаніе оставить его въ замкѣ.

Вы ошибаетесь, сказала она съ кротостію…. Я совсѣмъ не имѣю намѣренія взять сына вашего къ себѣ въ услуженіе, но хочу отдать его моему мужу; кто бы онъ ни былъ, ни гдѣ онъ не можетъ лучше научиться военному искуству какъ при Сирѣ Албертѣ Кленденингѣ.

Да, возразила Магдалина съ горькою усмѣшкою..#. Я знаю, что выигрываютъ подобною службою: проклятіе, за не слишкомъ блестящія латы; удары, за поясъ дурно повязанный; упреки за неопрятность собакъ; обиды за дурной успѣхъ въ грабежахъ и набѣгахъ. — Обагрять руки свои въ крови животныхъ, или людей, смотря по расположенію господина, умерщвлять существа созданныя по подобію Божію, вести жизнь хищника или бродяги, подвергаться всѣмъ измѣненіямъ погоды, испытывать всѣ нужды не изъ любви къ Богу, но для службы сатаны, проводить жизнь свою въ неизвѣстности, и потомъ умереть всѣми забытому, вотъ лестная будущность, которую вы предоставляете ему.

Нѣтъ, сказала Лади Авенель, дитя ваше не будетъ вести жизнь, вами описанную. Сиръ Албертъ справедливъ и добръ для всѣхъ, кто находится подъ его покровительствомъ. Къ тому же внукъ вашъ получитъ отъ Генриха Вардена полезные начала и примѣры.

Старая Англичанка нѣсколько по задумалась. Это послѣднее обстоятельство, сказала она, можетъ склонить меня только исполнить желаніе ваше. Я скоро ѣду, мнѣ нельзя здѣсь болѣе оставаться, надобно, надобно удалиться…. Таковъ жребій мой. Обѣщайте мнѣ, пока я не приду за симъ ребенкомъ, пещись объ немъ какъ о своемъ собственномъ, тогда я соглашусь разстаться съ нимъ на нѣсколько времяни. Но болѣе всего обѣщайтесь мнѣ, что онъ услышитъ наставленія Святаго Отца, котораго вамъ Богъ даровалъ для распространенія истиннаго просвѣщенія Евангельскаго.

Будьте спокойны, сказала Лади Авенель, я буду объ немъ прилагать всевозможныя попеченія…. Хотите его видѣть?

Нѣтъ, отвѣчала съ твердостію Магдалина, довольно и того, что разстаюсь съ нимъ. Не хочу раздирать вздохами и слезами сердце; я исполняю долгъ свой.

Не имѣете ли вы въ чемъ нибудь нужды? сказала Лади, положивъ ей въ руку нѣсколько золотыхъ монетъ.

Женщина бросила ихъ на столъ.

Развѣ я изъ племени Каина, надменная госпожа, сказала она, что бы мнѣ предлагали золото на обмѣнъ крови моей.

Я слишкомъ была далека отъ мысли сей, сказала Лади съ кротостію…. и совсѣмъ не такъ горда, какъ вы думаете.

Женщина казалось нѣсколько смягчилась.

Вы знаменитаго происхожденія, сказала она, а благородная гордость такъ идетъ къ нему, какъ перья къ шлему воина. Что же касается до золота Милади, возьмите его назадъ; я въ немъ не имѣю нужды, его у меня довольно. Я не думаю о себѣ самой, не забочусь о томъ, кѣмъ и когда существованіе мое улучшено будетъ. Простите; будьте вѣрны своему слову. Велите отворить ворота, опустить подъемные мосты, сего дня же вечеромъ я удалюсь. По возвращеніи моемъ многаго буду требовать отъ васъ, ибо оставляю здѣсь всю отраду моей жизни. Пока не увижу Роланда Гремеса, сонъ слегка только будетъ осѣнять меня, пища не подкрѣпитъ меня, покой не возобновитъ силъ моихъ. Еще разъ, — простите.

Что же ты голубушка, сказала Лилія удаляющейся Магдалинѣ, не кланяешься Милади и не благодаришь, за ея милости? Это твоя обязанность.

Не, кланяюсь? Возразила съ гордостію Магдалина обратясь къ горнишной. Если она хочетъ, что бы я ей поклонилась, пусть сама прежде мнѣ поклонится. Да и почему я должна прежде отдавать ей почтеніе? Что она носитъ шелковую, а я просто льняную одежду? Нѣтъ моя милая, знаешь ли, что порода женщины основывается на достоинствѣ мужа ея, и что супруга Вассала, дочь ли она Короля или Министра, все таки супруга простаго крестьянина.

Лилія хотѣла отвѣчать, но Лади ей не позволила, и приказала проводить женщину на другой берегъ озера.

На другой берегъ, вскричала Лилія, когда ушла Магдалина…. Я бросила бы ее въ самое озеро, чтобъ узнать точно ли она колдунья, каковою вся деревня теперь ее почитаетъ. Не понимаю какъ Милади могла быть хладнокровна къ ея грубостямъ,

Повелѣнія Лади Авенель были исполнены, и Магдалину проводили на другой берегъ озера. Она сдержала свое слово, не долго оставалась въ селеніи и ни кто не зналъ дороги по которой она отправилась. Лади освѣдомлялась о ней, но только и могла узнать, что Магдалину почитали вдовою какого то человѣка изъ фамиліи Гремесовъ, поселившагося на отнятой землѣ (такъ называли уѣздъ, расположенный на границѣ, — предметъ частныхъ споровъ Англіи съ Шотландіею, на который обѣ доказывали свои права), что она потерпѣла большія несчастія во время одного изъ возмущеній, часто потрясавшихъ злополучную страну сію, и была выгнана изъ своего жилища. Зачѣмъ она пришла въ деревню, ни кто не зналъ того. Языкъ ея былъ столь же таинственъ, сколь странно ея обращеніе; ни чего нельзя было узнать изъ словъ ея, она говорила всегда, какъ будто невидимая и непобѣдимая сила управляла всѣми ея дѣйствіями.

Ботъ всѣ подробности, какія могла только собрать Лади о Магдалинѣ; изъ нихъ однако же нельзя было извлечь ни чего положительнаго. И въ самомъ дѣлѣ въ сіе бѣдственное время, при подобныхъ опасностяхъ часто тотъ, кто не имѣлъ способовъ защищаться, долженъ былъ оставлять жилище свое. Множество несчастныхъ жертвъ переходило изъ страны въ страну, прося помощи сердецъ сострадательныхъ, но не многіе ее получали, ибо всякой помогая другому, боялся завтра самъ повергнуться подобной участи. Магдалина, поселившаяся прежде въ сосѣдствѣ замка Авенельскаго, изчезла теперь какъ тѣнь, не оставя никакого слѣда.

Дитя, котораго Провидѣніе поручило столь страннымъ образомъ стараніямъ Лади Авенель, содѣлалось теперь любимцемъ ея сердца; оно было предметомъ того вниманія, которое не зная на что излиться представляло взорамъ Лади замокъ мрачнѣе, уединеніе ея ужаснѣе. Дать ему приличное образованіе, предупреждать всѣ его нужды, смотрѣть за нимъ даже во время его игоръ, было единственнымъ занятіемъ и удовольствіемъ Лади. Слыша одно только мычаніе животныхъ, пасущихся на горахъ, шаги часоваго и изрѣдко томный голосъ женщины, трудящейся надъ своею прялкою, присутствіе столь милаго дитяти, было для нее источникомъ удовольствія, непонятнаго для людей, жизнь которыхъ имѣетъ болѣе живости и разнообразія. Молодой Роландъ былъ для Лади Авенель, то же что цвѣтокъ, поставленный на окнѣ темницы, для узника; онъ самъ о немъ заботится, самъ его поливаетъ, самъ занимъ ходитъ. Ей любящей страстно малютку сего, казалось, что она обязана ему благодарностію, за то, что онъ исторгнулъ ее изъ ужаснаго одиночества, въ которое всегда подвергало ее отсутствіе Алберта.

Сіе новое удовольствіе не было однако же столь сильно, чтобъ изгнать безпокойство, причиняемое ей продолжительною отлучкою Сира. Нѣсколько времяни спустя послѣ принятія Роланда въ замокъ, конюшій присланный отъ Алберта привезъ извѣстіе, что важныя дѣла удерживали его еще на нѣсколько мѣсяцовъ при Дворѣ Голірудсномъ. Самое дальное время, назначенное посланнымъ къ возвращенію Алберта, протекло уже; осень заступила мѣсто лѣта; зима готовилась согнать мрачную осень, а Сиръ все еще не возвращался.

ГЛАВА III.

[править]

И ты также Роландъ хотѣлъ бы быть солдатомъ? сказала Лади Авенель, сидя наскамейкѣ, поставленной на валу замка, и видя любимца своего, вооруженнаго палкою, расхаживающаго съ часовымъ, стараясь подражать всѣмъ его движеніямъ.

Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ смѣло и выразительно ребенокъ, безъ сомнѣнія, я хочу быть солдатомъ, ибо истинно благороднымъ можно почесть того только, кто имѣетъ мечь при бедрѣ своемъ.

И ты думаешь о благородствѣ, сказала Лилія, вездѣ слѣдовавшая за госпожей своей, кто вложилъ въ тебя такія глупыя мысли?

Оставь его Лилія, сказала Лади, я увѣрена, онъ изъ хорошей фамиліи; посмотри, какъ твои обидныя слова, заставили его покраснѣть.

Если бы я была на вашемъ мѣстѣ, сказала Лилія, хорошій пучокъ розогъ еще лучше подрумянилъ бы его щеки.

Ну, правду сказать Лилія, иной бы подумалъ, что это бѣдное дитя чѣмъ нибудь тебя обидѣло. Не потому ли ты на него сердишься, что я его люблю?

Боже меня сохрани Милади, я, благодаря Бога, довольно времяни жила съ знатными людьми, а потому мнѣ и не удивительна ихъ странная иногда привязанность, къ чему бы то ни было: къ собакѣ ли, къ птицѣ ли, или къ ребенку.

Лилія принадлежала также къ числу любимицъ слишкомъ испорченныхъ, и часто позволяла себѣ болѣе нежели сколько Милади могла терпѣть. Но Лади всегда пропускала мимо ушей слова ея и теперь сдѣлала то же самое. Она рѣшилась болѣе заняться самой ребенкомъ, до сихъ поръ находившимся подъ присмотромъ Лиліи. Не возможно, думала Лади, чтобъ онъ не былъ знатнаго происхожденія; и кто въ этомъ усумнится, видя его правильныя черты, его милое изображеніе, его твердый и предпріимчивый характеръ, безстрашіе въ преодолѣніи опасностей, негодованіе, когда кто нибудь противорѣчитъ ему. Не есть ли все сіе признакъ истиннаго благородства? Слуги, окружавшіе Роланда, менѣе завистливые, нежели Лилія, поступали какъ свойственно людямъ сего класса и вмѣняли себѣ въ обязанность льстить слабостямъ своей госпожи. Всякой бы сказалъ, что Роландъ родился быть повелителемъ, съ такимъ благородствомъ онъ приказывалъ, съ такою милостію принималъ знаки покорности подчиненныхъ. Вѣроятно Генрихъ Варденъ не упустилъ бы здѣсь случая сдѣлать ему на сей щетъ замѣчанія, но онъ оставилъ замокъ, спустя нѣсколько времяни послѣ принятія въ него Роланда; желаніе уничтожить расколы, грозившіе разрушеніемъ Церкви Реформатской, увлекло его въ другую часть Королевства.

Таково было состояніе дѣлъ въ замкѣ Авенельскомъ, когда звукъ рога послышался на другомъ берегу озера, сигналъ, на который въ ту же минуту отвѣчалъ часовой на валу замка находившійся. Лади Авенель, бросилась къ окну своей комнаты. До тридцати всадниковъ, по берегу озера, приближались къ плотинѣ. Впереди ѣхалъ ихъ начальникъ; блистательное оружіе ихъ, по временамъ привлекало къ себѣ лучи Октябрскаго солнца. Шлемъ и оружіе начальника, видъ его, исполненный важности и достоинства, и ловкость, съ каковою управлялъ онъ огненнымъ конемъ своимъ, все показывало Сира Алберта Кленденинга.

Первое чувство родившееся въ сердцѣ Лади Авенель, съ возвращеніемъ супруга ея, было чувство, не притворной радости, но вскорѣ тайный страхъ; что Албертъ не согласится оставить въ замкѣ Роланда, ею усыновленнаго, овладѣлъ ея душею. Трепетъ сей, который едва она смѣла повѣрить самой себѣ, нѣсколько разъ уже представлялся воображенію ея, и произходилъ отъ чрезмѣрной ея привязанности къ Роланду, ибо Албертъ сколько былъ добръ и снисходителенъ, столько же и твердъ и рѣшителенъ въ своихъ намѣреніяхъ; къ супругѣ же своей всегда сохранялъ нѣжнѣйшую любовь и уваженіе.

Однако опасаясь навлечь на себя негодованіе Алберта, она рѣшилась на другой только день открыть ему свою тайну, а потому и приказала Лиліи отвести мальчика въ свою комнату.

Я не пойду, вскричалъ Роландъ, начинавшій уже показывать твердость характера и хотѣвшій что бы все исполнялось по его волѣ, я не пойду къ Лиліи, хочу видѣть всадника, который съ такимъ благороднымъ видомъ проѣзжаетъ по мосту.

Однако ты не останется Роландъ, сказала Лади Авенель, голосомъ болѣе рѣшительнымъ, нежели какимъ говорила она обыкновенно съ любимцемъ своимъ.

Хочу остаться, прервалъ онъ, желая показать себя и будучи увѣренъ въ успѣхѣ.

Ты хочешъ Роландъ! а я говорю, что надобно тебѣ удалиться.

Хочу, сказало съ гордостію дитя; это выраженіе свойственно мущинѣ, а надобно даже не прилично женщинѣ.

Вонъ, упрямый мальчишка! вскричала Лади, Лилія выведи его сей часъ.

Я всегда думала, сказала Лилія, взявъ ребенка за руку, что надобно будетъ когда нибудь новому господину уступишь на время мѣсто свое, старому.

И ты вздумала также грубіянить, повторила Лади съ сердцемъ; что съ вами сегодня сдѣлалось?…

Лилія не отвѣчая болѣе ни слова, повела Роланда, который будучи слиткомъ гордъ, что бы напрасно сопротивляться, послѣдовалъ за нею, бросивъ на свою покровительницу взоръ, ясно показывавшій, что онъ бы поставилъ на своемъ, еслибъ имѣлъ силу и способы.

Лади Авенель съ огорченіемъ чувствовала, сколь малая сія непріятность тревожила и занимала ее въ ту минуту, когда она желала предаться всей радости, возвращеніемъ супруга ей доставляемой. Слѣды неудовольствія видны еще были на лицѣ ея, и безпокойство не совсѣмъ еще прошло, когда Сиръ Албертъ снявъ шлемъ свой, въ полномъ вооруженіи вошелъ въ ея комнату. Присутствіе его удалило всѣ постороннія мысли; она бросилась къ нему, сжала его въ своихъ объятіяхъ, и поцѣловала съ привязанностію, столь же искреннею, сколь и очевидною. Рыцарь оказывалъ ей тѣ же знаки любви своей, ибо если время протекшее съ ихъ соединенія и умчало «за собою пламенную любовь, достояніе одной юности; за то оно оставило въ замѣнъ имъ чувство болѣе продолжительное, основанное на дружбѣ и привязанности. Къ тому же частыя, продолжительныя отлучки Сира Алберта, препятствовали равнодушію заступить мѣсто любви ихъ.

Послѣ первыхъ минутъ пріятнаго свиданія, Лади Авенель, устремивъ взоры на супруга своего, сказала ему: — ты очень перемѣнился Албертъ. Или сегодняшная продолжительная ѣзда тебя утомила, или ты былъ боленъ.

Я здоровъ, Марія, отвѣчалъ Рыцарь, и ты знаешъ, что ѣзда не имѣетъ ни какого на меня вліянія. Кому благородство дано предками, тотъ можетъ наслаждаться спокойствіемъ въ замкѣ своемъ, но кто заслужилъ его съ мечемъ въ рукахъ, тотъ долженъ всегда бодрствовать, что бы показать сколь онъ достоинъ сей чести.

Когда онъ говорилъ такимъ образомъ, Лади Авенель устремила на него проницательные взоры свои, какъ бы желая читать, что происходитъ во глубинѣ души его, ибо голосъ Алберта обнаруживалъ его смущеніе и примѣтно ослабѣвалъ.

Сиръ Албертъ совершенно измѣнился; огонь и живость молодаго честолюбца уступили мѣсто спокойствію и хладнокровію солдата, наставленнаго опытностію и искусною политикою. Заботы уже оставили глубокіе слѣды на благородныхъ чертахъ его, гдѣ прежде всякое неудовольствіе проходило столь же скоро, какъ проходитъ легкое облако, прогоняемое вѣтромъ. Лице его сдѣлалось болѣе открытымъ; черные, густые волосы еще оставались на головѣ, но не въ такомъ количествѣ покрывали его виски обнаженные, не лѣтами, но безпрестаннымъ нажиманіемъ каски. Слѣдуя принятому обычаю, онъ носилъ короткую и широкую бороду и усы завивавшіеся по концамъ. Щеки его загорѣвшія отъ жаровъ, потеряли свѣжесть юности, но все еще сохранили живость и красоту. Однимъ словомъ Албертъ Кленденингъ казался Рыцаремъ, сотвореннымъ сопутствовать Королю со знаменемъ въ рукахъ на войнѣ, и мудро засѣдать съ нимъ въ Совѣтѣ; ибо черты его выражали постоянную твердость, показывающую въ распоряженіи — благоразуміе, а въ исполненіи, — неустрашимость. Однако же горесть помрачала лице его; можетъ быть онъ самъ не примѣчалъ ее, но она не могла укрыться отъ взоровъ внимательной и нѣжной супруги.

Что нибудь непріятное случилось, или еще случится, сказала она; лице не можетъ быть безъ причину подернуто печалію. Какое нибудь несчастіе угрожаетъ или Королевству, или нашему семейству.

Я ничего не знаю, отвѣчалъ Сиръ Албертъ, но всѣ несчастія, которыя только могутъ угнѣтать Королевство, тяготятъ злополучную страну сію.

И такъ мои опасенія справедливы. Лордъ Муррай вѣрно не удержалъ бы тебя столь долго въ Голирудѣ, если бы не имѣлъ надобности въ твоей помощи, для какого либо важнаго предпріятія.

Албертъ твой не былъ тамъ, Марія, онъ провелъ нѣсколько недѣль въ чужой землѣ!.

Въ чужой землѣ! Не предувѣдомивъ меня?

Предувѣдомить, значитъ лишить тебя спокойствія, содѣлать несчастною. Малѣйшее дуновеніе вѣтра, волновавшее поверхность озера представило бы тебѣ ужаснѣйшую бурю на океанѣ Германскомъ.

И ты въ самомъ дѣлѣ переплывалъ моря? вскричала Лади Авенель, которую мысль сія повергла въ ужасъ и удивленіе. Оставить родную страну, скитаться по чуждымъ берегамъ, гдѣ даже не знаютъ языка нашего?…

Да, отвѣчалъ Рыцарь, взявъ ее за руку, да, всѣ чудеса сіи сдѣланы были мною. Я провелъ три дня и три ночи на океанѣ, шумящія волны котораго разбивались о судно мое, отдѣлявшее меня отъ пропасти морской.

Я никогда не препятствовала тебѣ Албертъ препоясываться мечемъ, или поднимать копье; никогда не удерживала тебя въ замкѣ, когда честь звала Алберта на полѣ битвы; но уже ли земля не довольно представляла тебѣ опасностей, чтобъ подвергать себя ярости волнъ морскихъ?

Въ Германіи, и Нидерландахъ живутъ люди, Марія, соединенные съ нами узами одной религіи и съ которыми свиданіе было необходимо. Я посланъ былъ къ нимъ для дѣла столь же важнаго, сколь и тайнаго; отправился безъ трепета и возвратился безъ опасности. Больше страха по дорогѣ ведущей отсюда въ Голирудъ, чѣмъ на всѣхъ моряхъ, орошающихъ Нидерланды Голландскіе.

А жители страны сей, Албертъ, также ли добры, какъ наши Шотландцы; каковы они въ обращеніи съ иностранцами?

Народъ сей силенъ въ богатствѣ, ослабляющемъ другія націи и ничтоженъ въ томъ, что составляетъ могущество ихъ, — въ искуствѣ военномъ.

Я тебя не понимаю Албертъ.

Голланецъ и фламанецъ, Марія, заняты только торговлею и не думаютъ о войнѣ; богатство доставляетъ имъ наемныхъ воиновъ, готовыхъ защищать ихъ независимость. По берегамъ морскимъ устроены плотины къ сохраненію земель у нихъ оспориваемыхъ и цѣлые полки Швейцарцевъ и Нѣмцевъ, служатъ имъ своимъ оружіемъ. Слѣдовательно народъ сей силенъ своею слабостію; ибо вмѣсто того, что бы разточать свое богатство, онъ вооружаетъ воиновъ на свою защиту.

Малодушные! вскричала Марія, которая и думала и говорила настоящею Шотландкою того вѣка; имѣя руки, они не могутъ употребить ихъ на защиту родной страны своей? Я бы отняла у нихъ сей даръ природы, — они его не достойны.

Это была бы справедливость слишкомъ жестокая, возразилъ Сиръ Албертъ, ибо если руки ихъ не вооружаются на защиту отечества, онѣ полезны въ другихъ отношеніяхъ. Посмотри, Марія, на сіи безплодныя поля, на сію долину j гдѣ пасущіяся стада едва находятъ себѣ пропитаніе; рука попечительнаго фламандца покрыла бы красивыми лѣсами и усѣяла богатыми жатвами опустѣлыя поля наши. Съ прискорбіемъ взираю я, Марія, на земли сіи, когда подумаю, какими бы они могли быть въ рукахъ людей, не давно мною оставленныхъ, людей не ищущихъ пустой молвы съ именахъ предковъ уже нѣсколько вѣковъ не существующихъ, людей не увлекающихся честолюбіемъ и кровавою славою Рыцарей; но спокойно проводящихъ мирные дни свои, имѣя одно попеченіе улутчить и украсить землю небомъ имъ дарованную.

Улутченія сіи, любезный Албертъ, не были бы продолжительны. Деревья тобою насажденныя были бы созжены Англичанами, а жатвы, собранныя отъ сѣмянъ тобою посѣянныхъ, похищены первымъ изъ сосѣдей тебя могущественнѣйшимъ. О чемъ печалиться? Судьба содѣлала тебя Шотландцемъ, она даровала тебѣ голову, сердце и руки способныя поддержать свое имя.

Судьба, говорилъ Албертъ, прохаживаясь медленно по комнатѣ, не дала мнѣ имени, которое бы я могъ поддержать. Моя рука первая поднята была на всѣхъ сраженіяхъ; мой голосъ слышенъ былъ во всѣхъ совѣтахъ, и самые мудрые граждане не отказывались внимать ему. Хитрый Летингтонъ, глубокомысленный политикъ Мортонъ имѣли тайныя со мною совѣщанія; Гранжъ и Линдесай знали, что я на полѣ сраженія исполнялъ всѣ обязанности храбраго Рыцаря; но прошла минута, въ которую они нуждались въ рукѣ и головѣ моей, — и Албертъ содѣлался снова въ глазахъ ихъ сыномъ ничтожнаго крестьянина въ Клиндерѣ.

Это былъ предметъ, о которомъ Лади Авенель всего болѣе страшилась говорить съ нимъ. Милости коими пользовался онъ отъ могущественнаго Муррая, и отличныя способности, дававшія ему право на любовь сію, умножали только число завистниковъ Сира Алберта, одолженнаго достоинствомъ Рыцарѣ и степенью имъ занимаемою, единственно своимъ заслугамъ, и котораго враги старались представить, какъ человѣка самаго низкаго и не извѣстнаго происхожденія. Природная твердость души его, не простиралась до презрѣнія преимуществъ доставляемыхъ предками; и самое благородное сердце, столь много бываетъ способно къ маловажнымъ ощущеніямъ, что были минуты, въ которыя онъ или сильно негодовалъ на то, что супруга его пользовалась всѣми выгодами своего знатнаго происхожденія, когда онъ совершенно былъ лишенъ ихъ, или сожалѣлъ, что владѣніемъ замка Авенельскаго, обязанъ собственно супружеству съ его наслѣдницею. Онъ не былъ столь несправедливъ, чтобъ мысли сіи могли родить въ душѣ его чувства недостойныя, но по временамъ онѣ представлялись разуму Алберта и не могли укрыться отъ взоровъ Лади, его супруги.

Если бы небо, говорила она сама себѣ, даровало намъ дѣтей; если бы былъ у насъ сынъ, которой ко всѣмъ выгодамъ знаменитаго происхожденія матери своей, присоединялъ великія качества и способности отца, то столь тягостныя и ужасныя размышленія не возмущали бы ни на минуту прочнаго союза нашего. Но наслѣдника, въ которомъ взаимная любовь смѣшалась бы съ правами нашими, мы не имѣемъ.

Съ такими чувствами не удивительно, что Лади Авенель съ прискорбіемъ внимала супругу своему, когда онъ говорилъ о предметѣ возбуждавшемъ общее ихъ сожалѣніе. Въ семъ случаѣ она старалась всегда перемѣнить теченіе тягостныхъ мыслей его.

Какъ можешь ты, говорила она ему мучить себя пустыми мечтами? Не уже ли ты, храбрый на войнѣ, мудрый въ совѣтѣ, добродѣтельный во всѣхъ поступкахъ своихъ, не можешь поддержать хорошаго мнѣнія тобою пріобрѣтеннаго, мнѣнія, болѣе похвальнаго, нежели какое, всѣ давно забытыя дѣла предковъ могли доставить тебѣ. Добрые любятъ и уважаютъ тебя; злые страшатся и по неволѣ повинуются: не долженъ ли ты употребить всѣ средства свои къ тому, что бы на долгое время удержать за собою вліяніе, сего страха и сей независимой покорности?

Когда говорила она такимъ образомъ, Албертъ искалъ въ глазахъ ея храбрости и рѣшительности. Лице его прояснилось и онъ взявъ за руку супругу свою, сказалъ: соглашаюсь, что я достоинъ сего упрека. Я теперь то же, что были знаменитые предки людей меня презирающихъ, и конечно гораздо пріятнѣе имѣть способности отличавшія основателя фамиліи, чѣмъ происходить отъ нее съ истеченіемъ многихъ вѣковъ. Кто были первые родоначальники знатнѣйшихъ домовъ нашихъ? Люди исторгнутые своими талантами изъ неизвѣстности и которыхъ предки менѣе еще извѣстны моихъ предковъ; ибо ты знаетъ Марія, что имя мое происходитъ отъ древнихъ Рыцарей; хотя послѣдніе потомки ихъ предпочли мирныя занятія хлѣбопашества, жизни военной, но храбрость не менѣе того есть достояніе самаго отдаленнаго потомства дома Глендовиновъ, какъ и надменнѣйшихъ Бароновъ Шотландіи.

Албертъ ходилъ по комнатѣ, и супруга его внутренно улыбалась, видя его столь приверженнаго къ преимуществамъ рожденія и къ доказательствамъ на права свои, хотя слишкомъ отдаленныя, когда казалось онъ совершенно презиралъ ими. Всякой однако догадается, что она не показывала вида, что замѣчаетъ его слабости, опасаясь чувствительно тронуть его гордость.

Гдѣ Волеръ? спросилъ онъ наконецъ. Я еще не видалъ его, а онъ всегда первый встрѣчалъ меня.

Волеръ, сказала Лади, съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ, отъ котогаго не скоро могла оправиться; онъ теперь на цѣпи, онъ былъ весьма задорливъ съ пажемъ моимъ?

Волеръ на цѣпи! — Волеръ задорливъ съ пажемъ! Ни когда Волеръ не вредилъ ни кому, а цѣпь сдѣлаетъ его дикимъ и забіякой. Гей! закричалъ онъ, пусть сію же минуту спустятъ съ цѣпи Волера.

Приказаніе было исполнено, и освобожденный Волеръ вбѣжалъ съ комнату, гдѣ ронялъ и опрокидывалъ все на дорогѣ ему встрѣчавшееся. Лилія поднимая вещи, не могла не замѣтить, что любимецъ Сира столь же несносенъ, какъ и пажъ Милади.

А кто этотъ пажъ Марія? спросилъ Рыцарь, вниманіе котораго замѣчаніемъ горнишной снова обращено было на сей предметъ; кто этотъ пажъ, объ которомъ два раза уже слышалъ я, и котораго ставятъ на ровнѣ съ моимъ старымъ другомъ Волеромъ? Давно ли ты приняла пажа къ себѣ въ услуженіе?

Я льщу себя надеждою, любезный Албертъ, отвѣчала она покраснѣвъ не много, что супруга твоя имѣетъ одинакое право съ другими ей равными женщинами содержать при себѣ пажа.

Безъ сомнѣнія Марія, и если ты этаго желаешь, то я согласенъ. Но признаюсь чистосердечно, что ни когда не любилъ видѣть въ домѣ своемъ подобную прислугу! Пусть знатныя Англичанки имѣютъ при себѣ молодыхъ негодяевъ, чтобъ носить шлейфъ ихъ платья, отгонять мухъ во время сна, играть на лютнѣ, когда имъ соскучится, но женщинамъ Шотландіи во все это не прилично.

За то Албертъ, я въ шутку и назвала его пажемъ. Онъ сирота едва не утонувшій въ озерѣ; мы его спали и съ того времяни я держала его из» состраданія въ замкѣ. Лилія приведи сюда маленькаго Роланда.

Роландъ вошедъ въ комнату, подошелъ къ своей благодѣтельницѣ, взялъ ее одною рукою за платье и обратилъ глаза, исполненные вниманія и вмѣстѣ страха, на важное лице Рыцаря.

Роландъ, сказала Лади, поди поцѣлуй руку сего благороднаго Рыцаря, и попроси себѣ его покровительства.

Дитя не послушалось, и оставшись на мѣстѣ своемъ, продолжало смотрѣть на Сира Алберта съ видомъ боязни.

Приближся къ Рыцарю, Роландъ, повторила Лади Авенель, чего ты боишься? Поди поцѣлуй у него руку.

Я кромѣ вашей, ни чьей руки не цѣлую, отвѣчалъ Роландъ.

Дѣлай, что тебѣ приказываютъ, сказала Лади. Онъ тебя нѣсколько боится, сказала она сужу, желая извинить Роланда; но не правда ли, что это хорошенькое дитя?

Такое же хорошенькое дитя, какъ Волеръ красива собака, отвѣчалъ Сиръ Албертъ, лаская вѣрное животное; но Волеръ имѣетъ дойное преимущество передъ твоимъ новомъ любимцемъ, онъ слушается приказаній, и не понимаетъ похвалъ имъ получаемыхъ.

Я вижу Албертъ, что ты мною не доволенъ, какая же однако тому причина? Уже ли предосудительно помогать бѣдному сиротѣ, и любить то, что истинно любви достойно? Но ты видѣлъ Вардена въ Единбургѣ, можетъ быть онъ предупредилъ тебя на щетъ сего бѣднаго мальчика.

Генрихъ Варденъ, милая моя, знаетъ слишкомъ хорошо свои обязанности, чтобъ мѣшаться въ дѣла наши. Я не упрекаю тебя ни въ помощи данной сему ребенку, ни въ твоемъ къ нему расположеніи. Но думаю, что по рожденію и судьбѣ, къ которой онъ назначенъ, ты бы не должна была обходиться съ нимъ такъ ласково и снисходительно, дабы не заставить его забыть, то состояніе, для котораго праведное небо сотворило его.

Но посмотри на него Албертъ, по виду онъ, кажется, можетъ играть въ свѣтѣ роль несравненно важнѣйшую…. Можетъ быть не назначенъ ли онъ, какъ и многіе другіе, выйти изъ неизвѣстнаго состоянія, чтобъ достигнуть….

Она увидѣла, сколь не осторожны были слова ея, и приняла столь же обыкновенное, сколь и не удачное средство въ семъ случаѣ — она остановилась въ половинѣ рѣчи своей. Лице ея пылало; алыя щеки Алберта сдѣлались на минуту темнѣе, на минуту говорю я, ибо онъ не былъ способенъ подозрѣвать супругу свою въ намѣреніи оскорбить его словами своими.

Впротчемъ какъ тебѣ угодно, душа моя, сказалъ онъ: я слишкомъ люблю тебя, чтобъ въ чемъ ни будь могъ противорѣчишь, особливо гдѣ касается до улутченія уединенной жизни, которой ты столь часто подвергается. Дѣлай съ ребенкомъ симъ что тебѣ заодно, онъ совершенно въ твоемъ распоряженіи; но помни, что не я, а ты должна отвѣчать за него; помни, что онъ имѣетъ руки, дабы быть полезнымъ людямъ, и душу, чтобъ обожать и молиться Творцу нашему; воспитывай же его такъ, чтобъ онъ былъ вѣренъ Богу и господину своему. Впротчемъ располагай имъ какъ хочешь, онъ твой!

Разговоръ сей рѣшилъ судьбу Роланда Гремеса. Съ этихъ поръ Албертъ мало обращалъ на него вниманія, а Лади продолжала портить его не умѣренными своими ласками.

Обстоятельство сіе имѣло важныя послѣдствія, и способствовало къ совершенному обнаруженію характера Роланда. Рыцарь твердо рѣшился не мѣшаться ни во что, касающееся до любимца супруги своей, молодой Боландъ не былъ подчиненъ той строгой дисциплинѣ, которой, по духу того времяни, подвергался всякой, считавшійся въ службѣ Шотландскаго вельможи. Самъ управитель или Меръ (ибо первый служитель всякаго Барона имѣлъ право на титулъ сей), не почиталъ за нужное давать приказанія любимцу госпожи своей, принесшей фамиліи Кленденингской владѣніе Авенельское. Гаспаръ Вингатъ былъ человѣкъ опытный, тщеславившійся знаніемъ свѣта и могшій съ самыя смутныя времена удержаться на своемъ мѣстѣ.

Онъ на многое смотрѣлъ сквозь пальцы и избѣгалъ жалобы на Роланда, требуя отъ него только того, къ чему онъ особенно видѣлъ его способнымъ, полагая справедливо, что хотя юноша сей, не въ большой милости у Сира Алберта, однакожъ жаловаться на него, значитъ подвергать себя негодованію Милади, не сдѣлавши Алберту ни какого удовольствія. Руководствуясь сими основательными предположеніями, а болѣе чтобы самому попу етому не трудиться, онъ не давалъ Роланду ни какихъ порученій въ замкѣ, оставляя его полнымъ распорядителемъ своего времяни, и если случалось иногда чѣмъ нибудь занять его, то онъ готовъ былъ принимать отъ него всевозможныя оправданія. Всѣ подражали разсудительному Меру; Роландъ не зналъ ни какой надъ собою власти въ замкѣ, и пріобрѣталъ только тѣ познанія, которыя безъ чужой помощи внушали ему дѣятельная душа и разсудокъ отъ природы данный.

Названіе любимецъ Милади, не мѣшало имѣть о Роландѣ дурное мнѣнье служителямъ Рыцаря, изъ которыхъ многіе равные ему лѣтами и состояніемъ были подчинены древней и строгой дисциплинѣ, наблюдаемой во времена Ѳеодализма. Онъ сталъ для нихъ предметомъ зависти, даже ненависти, но ни когда не могъ быть предметомъ презрѣнія. Благородная гордость и честолюбіе рано развернувшіяся въ душѣ Роланда, дѣлали изъ него тоже, что дѣлаетъ изъ другихъ строгость, соединенная съ полезными нравоученіями. Съ самыхъ юныхъ лѣтъ началъ онъ обнаруживать гибкость и ловкость свою, съ помощію которыхъ тѣлесныя упражненія дѣлаются столь легкими, и кажется случайно, безъ всякаго намѣренія, пріобрѣталъ способности, которыя другимъ, стараніями, выговорами и даже наказаніемъ, едва внушить можно было.

Роландъ скоро и хорошо научившись военнымъ упражненіямъ, и всему, что только тогда было въ обыкновеніи показывать молодымъ людямъ, удивлялъ собою всѣхъ, кто не зналъ, что пламенный восторгъ часто съ успѣхомъ заступаетъ мѣсто постояннаго занятія. Молодые люди, научаемые правильному употребленію оружія и всему необходимому въ то время ) сколь ни ненавидѣли Роланда, не смѣли однако тщеславиться предъ нимъ своимъ превосходствомъ. Нѣсколько часовъ занятія, рождаемаго собственною охотою, казалось, приносили ему болѣе пользы, чѣмъ другимъ цѣлыя недѣли постояннаго обученія!

Съ такими то преимуществами, если только такъ можно назвать ихъ, началъ развертываться характеръ Роланда. Онъ былъ гордъ, рѣшителенъ, твердъ, великодушенъ, не любилъ противорѣчія, былъ вспыльчивъ, когда не исполняли приказаній его, почиталъ себя ни отъ кого не зависимымъ, кромѣ госпожи своей, и постепенно пріобрѣталъ надъ умомъ ея то вліяніе, которое бываетъ обыкновеннымъ слѣдствіемъ излишняго снисхожденія. Хотя служители Сира Алберта смотрѣли съ завистью на увеличивающуюся власть его, и часто пользовались случаемъ унижать Роланда въ общемъ мнѣніи, но нашлись многіе искатели милостей Лади Авенель, которые льстя самолюбію женщины, принимали сторону любимца ея, ибо какъ сказалъ нѣкто, хотя любимецъ не имѣетъ у себя друга, за то рѣдко нуждается въ льстецахъ и защитникахъ. Роландъ имѣлъ своихъ, особенно между жителями хижинъ, расположенныхъ близь озера. Люди сіи, часто пробывавшіе сравнивать состояніе свое съ служителями приверженными къ Рыцарю и сопутствовавшими ему во время частыхъ путешествій его въ Единбургъ и далѣе, хотѣли лучше почитать себя вассалами Лади Авенель, нежели Алберта. Правда, что привязанность, оказываемая ею во всѣхъ случаяхъ Сиру, не должна бы служить поводомъ къ сему различію; но простодушные крестьяне полагали, что ей будетъ пріятнѣе видѣть себя предметомъ уваженія совершенно особеннаго; покрайней мѣрѣ они дѣйствовали такъ какъ думали, и главнѣйшее средство употребленное ими къ изъявленію Мила ли чувствъ своихъ, было почтеніе, оказываемое любимцу ея. Подобная лесть казалась слишкомъ пріятною, чтобъ быть отвергнутою, и она доставивъ Роланду средство имѣть нѣсколько людей ему преданныхъ въ центрѣ самихъ владѣній Рыцаря, усугубила непреклонность характера гордаго и испорченнаго въ самомъ началѣ своемъ.

Двое изъ обитателей замка, первые обнаружившіе ненависть свою къ Роланду, были: — Волеръ и Генрихъ Варденъ. Но Волеръ мало помалу началъ привыкать къ тому, чья жизнь имъ была спасена; скоро однако послѣдовалъ онъ за Браномъ, Лютомъ и другими славными псами въ древней исторіи Государства Шотландскаго. Варденъ пережившій его, сохранилъ всѣ предубѣжденія свои противъ Роланда.

Достойный человѣкъ сей, расположенный впрочемъ къ добру, и надѣленный простотою Христіанскою, можетъ быть имѣлъ мнѣніе слишкомъ высокое о почтеніи, должномъ ему какъ проповѣднику истинъ Евангельскихъ, и требовалъ отъ жителей замка большаго уваженія, какое молодой пажъ слишкомъ надменный вниманіемъ госпожи своей, ни когда не былъ въ состояніи оказать ему; гордый и независимый видъ Роланда, его любовь къ нарядамъ, отвращеніе къ образованію, ненависть ко всѣмъ наставленіямъ, были такими обстоятельствами для строгаго въ правилахъ своихъ Вардена, которыя еще болѣе усилили въ сердцѣ его чувство ненависти къ Роланду. Онъ предсказывалъ, что гордость и самонадѣянность, приготовятъ ему скорую и достойную погибель. Почти всѣ приверженные къ Сиру Алберту были того же мнѣнія, но какъ Рыцарь ни когда не показывалъ ему даже вида негодованія, а Лади Авенель безпрестанно чувствовала къ нему новое расположеніе, то всякой думалъ только про себя.

Молодой Роландъ чувствовалъ всю непріятность своего положенія; за то когда въ большой части покровителей своихъ встрѣчалъ онъ холодность и презрѣніе, отмщалъ за себя принимая надъ другими служителями тонъ совершеннаго повелителя, укрощающаго самыхъ непокорныхъ, и если его и ненавидѣли, — онъ утѣшался мыслію, что вмѣстѣ и страшились.

По отъѣздѣ Вардена изъ замка, Роландъ много выигралъ во мнѣніи Эдуарда Кленденинга, брата Сира Алберта, который подъ именемъ отца Амвросія, находился въ не большомъ числѣ монаховъ, получившихъ позволеніе остаться съ Аббатомъ Евстафіемъ въ монастырѣ Св. Маріи Кеннакюгерской. Проповѣдываніе вѣры, было имъ запрещено; у нихъ похитили всѣ доходы и имѣнія, оставя одну не большую пенсію для содержанія. Отецъ Амвросій приходилъ по временамъ, хотя впротчемъ довольно рѣдко, въ замокъ, гдѣ скоро замѣтили особенное предпочтеніе, оказываемое имъ Роланду, и любовь къ нему сего послѣдняго.

Такъ прошло нѣсколько лѣтъ, въ теченіи коихъ Рыцарю Авенелю довольно часто случалось представлять важное лице въ бѣдственныя времена несчастной земли своей; молодой же Гремесъ, способности коего начали развертываться безъ всякаго образованія, достигалъ того возраста "въ которомъ могъ выдти изъ неизвѣстности, и явиться на политическомъ театрѣ свѣта.

ГЛАВА IV.

[править]

Роландъ Гремесъ имѣлъ уже семнадцать лѣтъ отъ роду, когда въ одно лѣтнее утро пошелъ на птичій дворъ Сира Алберта, чтобъ посмотрѣть какъ содержался тамъ молодой соколъ, вынутый имъ самимъ изъ гнѣзда на окрестной скалѣ Кледскрайгѣ. Недоволенъ будучи найденнымъ тамъ безпорядкомъ, онъ изъявилъ свое неудовольствіе сыну птичника, которому порученъ былъ за этимъ присмотръ.

Ты смѣешь, вскричалъ онъ, давать соколу моему не вымытое мясо, пренебрегать имъ какъ простой вороною, ужели ты думаешь, что всѣ труды мои достать изъ гнѣзда на Кледскрайгѣ птицу сію, употреблены для того, чтобъ видѣть ее испорченную твоимъ нерадѣніемъ? Слова его для большой силы и ясности сопровождаемы были побоями, заставившими бѣднаго мальчика кричать изъ всей силы.

Адамъ Вудколъ, птичникъ Сира Алберта, былъ родомъ Англичанинъ, но долговременная служба Кленденингу сдѣлала его болѣе приверженнымъ своему господину, нежели отечеству; онъ по обыкновенію гордился своимъ искуствомъ, впротчемъ былъ веселаго характера, любилъ добрый стаканъ вина лучше всякой проповѣди, умѣлъ дѣйствовать въ случаѣ надобности руками и что всего важнѣе, — былъ вѣренъ своему господину.

Онъ весьма досадовалъ на Роланда, позволившаго себѣ обижать его сына, успокойтесь господинъ Пажъ, сказалъ ему Адамъ, ставъ между нимъ и предметомъ его гнѣва, успокойтесь и не смотря на одежду вашу, не давайте воли рукамъ своимъ. Если сынъ мой провинился, я буду умѣть самъ и безъ васъ наказать его.

Я прибью васъ обоихъ, отвѣчалъ Роландъ, если вы не будете исполнять своихъ обязанностей. Хорошъ будешь мой соколъ, попавшись въ такія руки; я засталъ этаго бездѣльника, кормившаго его не обмытымъ мясомъ,

А кто училъ васъ господинъ Пажъ ходить за птицами? Я такъ вамъ скажу, что тогда только должно обмывать мясо даваемое молодымъ соколамъ, когда они въ состояніи будутъ садиться на вѣтви или сучки. Дѣлать же это ранѣе, значитъ портить имъ зубы; это извѣстно всякому, кто умѣетъ только отличишь сокола отъ зяблика.

Твоя лѣность тому причиною, негодяй, вскричалъ Роландъ, не слушая его; тебѣ бы только спать, да пить, а дѣло свое поручать такому же тунеядцу, какъ и ты самъ.

Нашли кого назвать лѣнивымъ, сказалъ птичникъ; знаете ли, что у меня на рукахъ три пары молодыхъ соколовъ, не говоря о тѣхъ, которыхъ надобно выносить и которые уже лѣтаютъ. Не уже ли дамской Пажъ такъ прилѣженъ, что можетъ ставить мнѣ лѣность въ порокъ, и называть Англичанина негодяемъ! А кто же онъ самъ? Ни Англичанинъ, ни Шотланецъ, ни рыба, ни мясо, бродяга отнятой земли, не имѣющій ни семейства, ни родственниковъ.

Отвѣтомъ на сарказмы, была пощечина, столь хорошо направленная, что сшибла птичника съ ногъ. Адамъ Вудколъ всталъ поспѣшно, схватилъ палку и хотѣлъ отмстить за нанесенную ему обиду. Роландъ обнажилъ свой кинжалъ, и клялся всѣмъ для него священнымъ, что ежели онъ осмѣлится его тронуть, то заплатитъ жизнію за свою дерзость. На шумъ сбѣжались многіе служители, въ числѣ которыхъ былъ и Меръ, (важное лице, упомянутое нами выше), золотая цѣпь и бѣлый жезлъ, возвѣщали его достоинство. Съ прибытіемъ Мера, споръ утихъ, и онъ воспользовался сею минутою, чтобы представить Роланду всю необдуманность его поступка, увѣряя, что если это дойдетъ до свѣденія Сира Алберта, теперь находившагося въ отсутствіи, то пребываніе его въ замкѣ не будетъ продолжительно. Не менѣе того, прибавилъ онъ, я донесу Милади о семъ произшествіи.

Да, точно вы правы, Г. Вингатъ, закричало вдругъ нѣсколько голосовъ. Какъ смѣть въ хорошемъ домѣ обнажить кинжалъ за одно слово.

Роландъ окинувъ взглядомъ все собраніе, и не безъ труда удержавъ въ себѣ движеніе гнѣва и мщенія, вложилъ въ ножны свой кинжалъ, посмотрѣлъ съ презрѣніемъ на окружавшихъ его, и толкая всѣхъ, вышелъ изъ птичника.

Онъ ударилъ меня хлыстомъ, сказалъ конюхъ, за то, что волосы на хвостѣ большаго жеребца его не были собраны по его вкусу.

А я увѣряю васъ, говорила прачка, что онъ бы не постыдился назвать меня неряхою, если бы къ несчастію нашелъ пятно на воротникѣ рубашки своей.

Общимъ слѣдствіемъ всѣхъ сихъ умствованій было, что Вингатъ долженъ донести Милади обо всемъ случившемся, иначе не льзя оставаться подъ одною кровлею съ Роландомъ.

Меръ выслушавъ ихъ, далъ знакъ чтобъ всѣ утихли и началъ говорить имъ со всѣмъ достоинствомъ своего званія:

Не обвиняйте меня друзья мои, если я не поспѣшно, но съ осторожностію буду дѣйствовать въ семъ дѣлѣ. Господинъ нашъ, Рыцарь храбрый, повелѣнія его и виз^три и внѣ замка, на поляхъ и въ лѣсахъ должны быть исполняемы. Госпожа наша, да благословитъ ея Богъ! женщина знаменитой фамиліи, законная наслѣдница замка сего и всѣхъ его владѣній, у нее свои прихоти, — да у какой женщины ихъ нѣтъ? Она поддерживала, поддерживаетъ и будетъ поддерживать этаго проклятаго Пажа. Для чего? Истинно не знаю! — Но, если другія знатныя дамы имѣютъ своими любимцами попугаевъ, обезьянъ и прочихъ животныхъ, почему и Лади не взять было къ себѣ Пажа, правда безъ всякой причины, кромѣ желанія воспрепятствовать утонуть ему, что впротчемъ бы не составило большаго несчастія.

Если онъ не будетъ повѣшенъ какъ воръ или разбойникъ, сказалъ птичникъ, соглашаюсь ни когда не видать ни одной птицы.

Тише! Адамъ Вудколъ, тише, прервалъ Вингашъ, подавая ему руку, И такъ Милади, какъ я уже сказалъ тебѣ, отличается отъ господина въ своей приверженности къ Пажу тѣмъ, что Албертъ не далъ бы за него ни одного шилинга. Но прилично ли мнѣ посѣивать раздоръ между ними, класть что называется, палецъ между корою и деревомъ, за молодаго негодяя, котораго я бы выжилъ отсюда съ большимъ удовольствіемъ. Будемъ терпѣливы, буря разразится и безъ насъ надъ главою его. Я служу съ тѣхъ. поръ, какъ борода показалась на лицѣ моемъ; вотъ она уже и посѣдѣла, а я все еще въ службѣ, и въ теченіи-то сего времени, рѣдко видѣлъ неудачу принимавшаго сторону жены противъ мужа, но всегда почиталъ погибшимъ того, кто дѣйствовалъ на сторонѣ мужа противъ жены.

Посему, сказала Лилія, мы всѣ должны покоряться этому гнусному Пажу. Но что касается до меня, я приму иныя средства. Надѣюсь однако, Вингатъ, что со всею вашею мудростію вы скажите Милади правду, если она спроситъ васъ обовсемъ сегодня случившемся.

Говорить правду, когда Милади мнѣ это приказываетъ, отвѣчалъ благоразумный Меръ, есть нѣкоторымъ образомъ обязанность моя, если я могу только разсказать все безъ особенно не пріятныхъ слѣдствій какъ для меня, такъ и моихъ товарищей, ибо языкомъ надо управлять съ большою осторожностію!

Но этотъ проклятой Пажъ надѣюсь вамъ не товарищъ, сказала Лилія, и вы вѣрно не имѣете намѣренія его поддерживать.

Повѣрь мнѣ Лилія, еслибъ я могъ, онъ много бы отъ меня претерпѣлъ и почувствовалъ бы мою руку.

Довольно господинъ Вингатъ, вы скоро запоете другую пѣсню, и если Лади чрезъ десять минутъ не спроситъ меня объ, утреннемъ произшествіи, не хочу быть женщиною, не хочу называться Лиліею Брадбуркъ.

Для исполненія плана сего, Лилія не замедлила придти къ госпожѣ своей со всею наружностью человѣка хранящаго важную тайну: съ глазами устремленными къ небу, со сжатыми губами, съ таинственнымъ видомъ, какъ бы говоря: я что то знаю, но рѣшилась ни кому не говорить о томъ.

Лилія хорошо знала характеръ госпожи своей. Сколь ни добра, ни умна была Лади Авенель, она не могла однако не пожелать, узнать тайну своей горнишной. Лилія нѣсколько минутъ казалась не рѣшительною, вздыхала, говорила что-то про себя, устремляя болѣе обыкновеннаго взоры на небо. Всѣ приготовленія сіи какъ она предвидѣла, удвоили только любопытство Лади. Она хотѣла знать что случилось.

Благодаря Бога, отвѣчала Лилія, я не переносчица; ни на кого не жаловалась, ни кому не завидовала и что видѣла дурнаго, оставляла всегда безъ вниманія, однакожъ слава Богу что до сихъ поръ не пролита еще кровь….

Не пролита кровь! Вскричала Лади, что ты хочешь сказать?…. Лилія объяснись скорѣе, или….

Извольте Милади, отвѣчала Лилія, которая того только и дожидалась, вы приказываете, я скажу всю правду, только если она вамъ не понравится, вспомните, что вы сами того требовали. Роландъ Гремесъ обнажилъ кинжалъ свой противъ Адама Вудкола, и….

Праведное небо! Вскричала Лади, ранилъ ли онъ его?

Благодаря Бога, нѣтъ, но онъ бы его убилъ, еслибъ не подоспѣли скоро на помощь несчастному птичнику; впротчемъ вамъ же можетъ быть пріятнѣе, если онъ будетъ дѣйствовать кинжаломъ вмѣсто палки и хлыста.

Выдь вонъ грубіянка, и скажи Меру, чтобъ онъ сей часъ ко мнѣ явился.

Лилія не заставила себя дожидаться, она въ ту же минуту побѣжала къ Вингату, привела его къ Лади, заставляя идти скорѣе, чѣмъ бы можетъ быть онъ самъ хотѣлъ; дорогою она ему сказала: я навязала Пажу камень на шею, ваше дѣло скрѣпить его такъ, чтобъ онъ не могъ вырваться.

Меръ будучи слишкомъ благоразуменъ, чтобъ обѣщать сіе, довольствовался сдѣлавъ знакъ, что ее понялъ, и явился предъ госпожею своею съ наружностью почтенія, частью истиннаго, частью принужденнаго, и съ видомъ увѣренности, показывавшей то выгодное мнѣніе, которое онъ самъ о себѣ имѣлъ.

Что значитъ, Вингатъ, мною сей часъ слышанное, сказала Лади, такъ то вы наблюдаете за порядкомъ въ моемъ замкѣ? У васъ люди, принадлежащіе дому Сира Алберта Клендининга, какъ разбойники обнажаютъ кинжалы другъ противъ друга, увѣрены ли вы точно, что Вудколъ не раненъ? и что сдѣлалось съ этимъ несчастнымъ молодымъ человѣкомъ?

Отвѣчаю вамъ Милади, что до сихъ поръ ни кто еще не раненъ, но не могу опредѣлить сколько въ скоромъ времени будетъ здѣсь раненыхъ и убитыхъ, если не примутъ ни какихъ мѣръ обуздать своевольство Пажа. Не скажу, чтобъ онъ былъ дурной молодой человѣкъ, напротивъ онъ слиткомъ ловокъ во всѣхъ военныхъ упражненіяхъ, одна только бѣда: радъ пустить всѣмъ, что у него не случится въ рукахъ.

Ктожъ виноватъ въ этомъ, Вингатъ. Ваша обязанность была напомнить ему, какъ онъ долженъ вести себя и не возмущать спокойствія въ замкѣ.

Если Милади угодно, чтобы я былъ виноватъ, я безъ сомнѣнія долженъ покориться ея волѣ, но еслибъ я могъ даже заколотить въ ножны кинжалъ его, и тогда бы кажется не воспрепятствовалъ вспыльчивому Роланду снова употребить оружіе. По крайней мѣрѣ я считаю это не возможнымъ.

Мнѣ не нужно разсужденій вашихъ, сказала Лади, потерявъ терпѣніе. Пошлите ко мнѣ Вардена. Вы всѣ что-то слишкомъ умничаете во время продолжительныхъ и частыхъ отсутствій господина вашего. Дай Богъ, чтобъ дѣла позволили ему остаться въ замкѣ, тогда бы не случалось подобныхъ безпорядковъ.

Избави васъ Боже, Милади, отъ такихъ мыслей. Старые служители ваши имѣютъ право надѣяться, что исполняя въ теченіи многихъ лѣтъ всѣ свои обязанности, вы будете столько къ нимъ справедливы, что почтите сѣдины ихъ и не лишите довѣренности своей людей совершенно вамъ преданныхъ, за то только, что они не въ состояніи сносить оскорбленій мальчишки слишкомъ еще рано приучающагося повелѣвать.

Ступайте, я всякой день ожидаю возвращенія Сира Алберта; онъ самъ узнаетъ и разберетъ это дѣло. Ступайте, Вингатъ, сказала она, нѣсколько смягчившись, и скажите Вардену, что я хочу его видѣть. Я всегда была довольна вами; знала, что молодой Роландъ слишкомъ живъ, но также знаю и то, что вы всѣ противъ него за то что онъ мною любимъ.

Меръ хотѣлъ изъяснить причины, заставившія его дѣйствовать такимъ образомъ, но Лади велѣла ему замолчать, и онъ вышелъ почтительно откланявшись своей госпожѣ.

Генрихъ Варденъ вошелъ въ комнату; но весьма далекій отъ того чтобъ принести хотя нѣкоторое утѣшеніе страждущему сердцу Милади, онъ началъ приписывать ея излишней снисходительности всѣ бѣдствія, прошедшія и будущія, причиненныя неукротимымъ характеромъ Роланда. Мнѣ весьма прискорбно, почтенная Милади, говорилъ онъ, что вы сначала отвергли совѣты мои. Легко дать направленіе ручейку только что начинающему теченіе свое, но коль скоро онъ дѣлается быстрымъ потокомъ, тогда трудно ему сопротивляться. Вспомните что именно противъ моего совѣта угодно было вамъ возвысишь сего молодаго человѣка на степень равную съ собою!…

Что хотите вы сказать, любезный Варденъ? Я сдѣлала изъ него пажа; противно ли это чести или достоинству моему?

Вы не такъ меня поняли Милади. Изъ благотворительности желали вы улутчить жребій Роланда; я не осуждаю васъ въ томъ, что назвали его пажемъ, хотя воспитаніе ребенка подъ надзоромъ женщины, способствуетъ къ тому только, чтобъ сдѣлать изъ него человѣка слабаго, ничтожнаго, часто надменнаго и непокорнаго. Вотъ все, чего ожидать можно. Но я гораздо болѣе и справедливѣе упрекаю васъ въ нерадѣніи предохранить отъ опасностей, которыми вы же его окружали, въ недостаткѣ твердости къ униженію или совершенному уничтоженію характера отъ природы надменнаго и непреклоннаго. Вы приняли львенка къ себѣ въ замокъ; удивлялись красотѣ, ловкости, непринужденности во всѣхъ его движеніяхъ, забывая его природную лютость, требующую цѣпей для безопасности владѣльца; знали что онъ не въ лѣсу и давали ему полную свободу; а теперь когда онъ показываетъ зубы свои, кусаетъ, рветъ все ему попадающееся, вы удивляетесь и требуете помощи.

Любезный Варденъ, сказала Лади нѣсколько оскорбленная, вы старый другъ мужа моего и я полагалась на искренность вашего расположенія какъ къ нему, такъ и къ людямъ его окружающимъ; но позвольте мнѣ сказать, что прося вашихъ совѣтовъ, я не надѣялась получить столь тяжкихъ упрековъ. Если я и любила нещастнаго сироту болѣе прочихъ дѣтей, одинаковаго съ нимъ состоянія, не думаю чтобъ подобное заблужденіе заслуживало такого выговора. Если непреклонный характеръ его требовалъ большей строгости, кажется вы не должны бы забывать, что я женщина, и что если невольно и ошибалась, " — долгъ друга, показать мнѣ путь, по которому должна я слѣдовать, а не упрекать за то, что сбилась съ него. Мнѣ бы хотѣлось чтобы до возвращенія моего мужа порядокъ водворился въ замкѣ. Онъ не любитъ несогласія между людьми отъ него зависящими, и очень больно будетъ для меня если онъ подумаетъ, что первый поводъ къ тому, подалъ человѣкъ мною любимый. Какъ вы совѣтуете поступить мнѣ въ такомъ случаѣ?

Выслать Роланда изъ замка Милади.

Какъ Христіанинъ, какъ другъ человѣчества, вы не можете мнѣ совѣтывать отослать существо, не имѣющее на семъ свѣтѣ ни кого кромѣ меня, кромѣ моего расположенія, которое навлекло ему столькихъ враговъ, можетъ быть содѣлало его несчастнымъ….

Я не говорю, Милади, покинуть его совершенно: можно найти мѣсто болѣе приличное тому состоянію, въ которомъ онъ родился. Здѣсь его почитаютъ истиннымъ началомъ всѣхъ раздоровъ; въ другомъ же мѣстѣ онъ можетъ быть полезнымъ членомъ общества. Ролану имѣетъ природный умъ, хорошія способности, не смотря на то, что лѣность препятствовала его образованію. Я дамъ ему рекомендательное письмо къ Олгарію Шиндергаузену, знаменитому Профессору въ Лейденѣ; ему нуженъ помощникъ; тамъ судя по успѣхамъ, Роландъ можетъ получать хорошее жалованье и приличное содержаніе.

Мѣсто сіе, любезный Варденъ, для него не годится, сказала Лади Авенель, невольно улыбаясь; на досугѣ мы объ этомъ поговоримъ. Между тѣмъ надѣюсь, что вы будете способствовать къ ослабленію въ людяхъ моихъ чувства зависти и ненависти, и докажите имъ, что ихъ обязанности къ Богу и уваженіе къ господамъ, запрещаютъ предаваться симъ гибельнымъ страстямъ.

Все будетъ исполнено Милади. Въ будущій четвергъ произнесу я проповѣдь на сей случай, и надѣюсь, что съ помощію Провидѣнія буду вѣрнымъ пастыремъ и спасу стадо свое отъ нападеній волковъ кровожадныхъ.

Послѣднія слова разговора наиболѣе причинили удовольствія Генриху Вардену. Краснорѣчіе духовное имѣло бъ тѣ времена удивительное вліяніе на умы народа, а Варденъ, какъ мы уже сказали, приобрѣлъ славу хорошаго проповѣдника. Онъ надѣялся на талантъ свой, и старался, по примѣру многихъ изъ собратій своихъ, выбирать предметы важные, клонящіеся къ пользѣ общественной. Въ сіи времена невѣжества не знали еще приличій, запрещающихъ всякую личность; проповѣдникъ двора упрекалъ иногда самого Царя, указывая ему путь, по которому онъ долженъ слѣдовать въ управленіи Государствомъ служитель же олтаря какого нибудь вельможи въ церкви собственнаго его замка, выставляя слабости и пороки его, показывалъ средства къ истребленію однѣхъ и къ исправленію другихъ.

Проповѣдь, которою Генрихъ Варденъ надѣялся возстановить спокойствіе въ замкѣ Авенельскомъ, начиналась извѣстнымъ изрѣченіемъ: разящій мечемъ, самъ отъ него да погибнетъ, и содержала въ себѣ удивительное смѣшеніе истиннъ съ заблужденіями, настоящаго краснорѣчія съ изрѣченіями вкуса самаго испорченнаго. Онъ много распространялся на щетъ слова разить, давая знать слушателямъ, что подъ нимъ понимать должно всѣ удары наносимые чѣмъ бы то ни было: копьемъ ли, стрѣлою ли, остріемъ ли меча, однимъ словомъ, всякимъ смертоноснымъ оружіемъ; а также, что слово мечъ должно распространяться на сабли, на шпаги, на кинжалы, и проч. Но, продолжалъ онъ повысивъ нѣсколько голосъ свой, ежели Священное Писаніе проклинаетъ того, кто сіе изобрѣтеніе, къ отраженію враговъ опредѣленное, подымаетъ на своего ближняго, тѣмъ болѣе запрещаетъ оно употребленіе оружія, которое по виду и дѣйствію своему кажется болѣе назначено къ совершенію измѣнъ и тайныхъ убійствъ, нежели къ нападенію на врага готоваго защищаться. Здѣсь, прибавилъ онъ, устремивъ взоры на Роланда, сидѣвшаго у подножія креселъ госпожи СЕоей съ кинжаломъ за поясомъ, разумѣю я особенно то смертоносное оружіе, которое въ наше время не только въ употребленіи у разбойниковъ и грабителей, но даже у молодыхъ людей прислужниковъ женщинъ, знатныхъ по породѣ и достойныхъ уваженія по дѣламъ своимъ.

Да, братіи мои, сіе оружіе вѣроятно злымъ геніемъ изобрѣтенное, должно также разумѣть подъ общимъ названіемъ меча, безъ различія: кусокъ ли оно желѣза, носимый дикимъ для безопасности своей, или охотничій ножъ какого нибудь бѣглеца пограничнаго, или малое копье, наносящее вѣрные и непримѣтные удары. Разбойникъ и тотъ стыдится, пользоваться симъ оружіемъ измѣны, недостойнымъ ни воина, ни мирнаго гражданина, но оно драгоцѣнно для людей, которые проводя дни свои въ услуженіи женщинамъ, присоединяютъ къ порокамъ и страстямъ одного пола, коварство и измѣну другаго.

Не льзя описать дѣйствія, произведеннаго сею рѣчью на всѣхъ присутствовавшихъ въ церкви. Лади Авенель казалась обиженною; всѣ же служители едва подъ наружностію глубочайшаго вниманія могли скрыть радость, съ какою они слушали Генриха, разящаго громомъ краснорѣчія общій предметъ ненависти, — любимца Лади.

Лилія являла видъ гордости и злобы вполнѣ удовлетворенной, тогда какъ Меръ державшій самый строгій неутралитетъ, обратилъ взоры свои на изображеніе стараго герба, повѣшеннаго на стѣнѣ противуположной проповѣднику и казалось съ большимъ любопытствомъ разсматривалъ его, желая лучше получить упрекъ за невниманіе къ проповѣди, нежели показать примѣтное одобреніе тому, что столь оскорбляло госпожу его.

Молодой человѣкъ, противъ котораго направлено было каждое слово Генриха, еще не умѣвшій удерживать всю стремительность страстей своихъ, не могъ скрыть негодованія, видя себя публично осмѣяннымъ; блѣдность распространилась по лицу его. Онъ заскрежеталъ зубами и нанесъ руку на оружіе столы поруганное проповѣдникомъ. Наконецъ гнѣвъ до такой степени овладѣлъ имъ, что страшась послѣдствій отъ него произойти могущихъ, онъ всталъ съ своего мѣста, прошелъ всю церковь и вышелъ вонъ.

Проповѣдникъ остановился въ ту минуту когда Роландъ какъ молнія промчался мимо его; но только, что онъ вышелъ изъ церкви хлопнувъ съ досадой дверью, — Генрихъ принявъ важный и торжественный видъ, произнесъ новый текстъ: Онъ удалился отъ насъ, ибо былъ не изъ нашего стада! Разслабленный отвергъ чашу выздоровленія боясь ея горечи; раненый не позволилъ благодѣтельному врачу изцѣлить язвы своего тѣла; овца отдѣлилась отъ стада, дабы предаться волкамъ хищнымъ, ибо не могла сохранить покорности, требуемой пастыремъ.

О друзья мои! Страшитесь гордости, страшитесь сего, грѣха, представляющагося часто слабымъ очамъ смертнаго подъ личиною прекрасной наружности. — Что такое почести земныя? — Суета! Способности, которыми такъ гордимся? — Тщеславіе! Гордость заградила врата рая земнаго; гордость содѣлала смертнымъ Адама, заставила скитаться по землѣ, которой бы онъ могъ быть властелиномъ; она же поселила грѣхъ между нами. Исторгните же изъ сердца вашего сію пагубную отрасль первороднаго преступленія, исторгните, если даже она соединена съ началомъ жизни вашей. Пользуйтесь примѣромъ несчастнаго грѣшника, сей часъ насъ оставившаго, и внемлите милости гласящей душамъ вашимъ, прежде чѣмъ сердце ваше затвердѣетъ, какъ камень долголѣтній. Научитесь примѣрами паденія другихъ, и болѣе всего не полагайтесь на собственныя силы, ибо самонадѣянность есть вѣрнѣйшій и опаснѣйшій признакъ болѣзни сей. Ѳарисей казался покорнымъ когда благодарилъ Бога во храмѣ за избавленіе его отъ мытаря, но въ то время, когда колѣна его прижимали хладный мраморъ, мысли и взоры летѣли далѣе самаго храма. Не обманывайте себя; не предлагайте фальшивой монеты Тому, Кому чистѣйшее золото едва достойно быть подносимо. Премудрости Всевышняго все извѣстно. Старайтесь о спасеніи, молитесь Милосердому. Старанія ваши могутъ сдѣлать что нибудь, молитвы очень много, а милость Божія все совершаетъ.

Рѣчь его заключалась наставленіемъ, воодушевившимъ все собраніе слушателей; просить помощи Творца Небеснаго, съ которой нѣтъ ничего невозможнаго для слабаго смертнаго.

Все собраніе показывало величайшее удовольствіе, хотя радость происходила и не отъ Христіанскаго ученія, предложеннаго проповѣдникомъ. Выраженіе на лицахъ слушателей сходствовало съ довольнымъ видомъ дѣтей, которые бывъ свидѣтелями наказанія одного изъ своихъ товарищей за проступокъ имъ сдѣланный, обѣщаются въ точности исполнять свои обязанности.

Лади Авенель волнуемая различными чувствами, вошла въ свою комнату. Она была весьма недовольна, что Варденъ сдѣлалъ предметомъ обитаго вниманія домашнее обстоятельство, въ которомъ она принимала особенное участіе; но знала, что достойный проповѣдникъ почиталъ право сіе, принадлежностію свободы Христіанской, и что обычаи того времяни сіе уполномочивали. Поступокъ Роланда, оскорбилъ ее еще болѣе. Онъ нарушилъ при всѣхъ, не только то почтеніе, которое долженъ былъ ей оказывать, но пренебрегъ и служителя олтарей, столь всѣми уважаемаго, и тѣмъ самымъ явилъ доказательство своего непокорнаго характера, въ которомъ враги обвиняли его. Лади же замѣчала въ немъ одну только гордость и не умѣренную живость, простительную его лѣтамъ. Она очень чувствовала, что сіе мнѣніе могло быть внушено ей нѣкоторымъ пристрастіемъ и снисхожденіемъ, всегда ею оказываемомъ своему любимцу, но не менѣе того щитала невозможнымъ, чтобы совершенно ошибалась въ его характерѣ. Одна мысль о бѣдномъ сиротѣ наполняла сердце ея какою то неизъяснимою нѣжностію; казалось, что онъ ниспосланъ былъ небомъ къ изгнанію изъ сердца ея печали и скуки, причиняемыхъ частымъ отсутствіемъ Сира Алберта. Можетъ быть онъ казался ей любезнѣе еще и потому, что кромѣ ее не имѣлъ на землѣ инаго друга; къ томуже она чувствовала, что изгнавъ его, доставитъ полное надъ собою торжество своему супругу, Вардену и всему дому; — обстоятельство къ которому рѣдкая изъ женщинъ останется равнодушною.

Лади рѣшилась удержать еще на время пажа при себѣ, и желая дать ему нѣкоторыя наставленія, приказала позвать его въ свою комнату.

ГЛАВА V.

[править]

Прошло нѣсколько времяни до прихода Роланда Гремеса. Лилія старая его пріятельница, посланная за нимъ, побѣжала тотъ часъ въ его комнату, желая насладиться видомъ замѣшательства виновнаго. Но замокъ двери представлялъ не преодолимое препятствіе ея намѣренію. Она стучала и звала въ одно и тоже время: Роландъ, Роландъ Гремесъ, господинъ Роландъ Гремесъ (ударяя на слово господинъ) не угодно ли вамъ отворить дверь? Что вы тамъ дѣлаете? Не уже ли оканчиваете молитву начатую въ церкви? Надобно бы вамъ было сдѣлать для себя въ храмѣ закрытое мѣсто, дабы Езоры другихъ не могли обращаться на особу вашу. Насмѣшки сіи оставались безъ всякаго отвѣта. Что же! господинъ Роландъ, прибавила Лилія, я попрошу барыню, что бы она прислала кого нибудь другаго, который могъ бы выломать дверь?

Что надобно госпожѣ твоей? спросилъ пажъ не показываясь.

Отворите мнѣ дверь, тогда и узнаете: я кажется не обязана объявлять порученіе мнѣ данное въ щелочку замка вашего.

Только имя госпожи твоей спасаетъ тебя отъ наказанія за всѣ твои грубости, сказалъ Роландъ отворяя дверь. Чего желаетъ отъ меня Милади?

Чтобы вы сей часъ пришли къ ней, отвѣчала Лилія. Догадываюсь, что она вѣрно хочетъ поговорить съ вами о сегодняшнемъ поведеніи вашемъ въ церкви.

Скажи Милади, что я сей часъ буду, отвѣчалъ Роландъ вошедъ въ свою комнату; онъ заперъ дверь не дождавшись ухода Лиліи.

Рѣдкая учтивость! сказала Лилія, и пошла увѣдомить Лади, что Роландъ придетъ, когда ему то будетъ угодно!

Точно ли онъ это сказалъ, или это твоя выдумка? спросила сухо Лади.

Точно сказалъ сударыня, повторила Лилія, стараясь не отвѣчать прямо на вопросъ сей; онъ бы еще много наговорилъ мнѣ грубостей, если бы я имѣла терпѣніе ихъ выслушать. Но вотъ онъ самъ идетъ, вы все отъ него у слышите.

Роландъ вошелъ съ видомъ болѣе гордымъ, нежели каковой являлъ обыкновенно. Въ чертахъ его замѣтно было нѣкоторое безпокойство, но ни сколько страха и раскаянія.

Молодой человѣкъ, сказала Лади, что должна я думать о сегодняшнемъ поступкѣ вашемъ?

Если онъ оскорбилъ васъ Милади, чувствительно сожалѣю о томъ?

Если бы вы оскорбили только меня, я бы охотно васъ простила, но поведеніе ваше оскорбляетъ и моего супруга; притомъ вы провинились кг противу своихъ товарищей, и оказали не уваженіе къ Богу, въ особѣ Его служителя.

Позвольте мнѣ вамъ сказать Милади, что если я обидѣлъ мою госпожу, мою благодѣтельницу, единственную мою покровительницу, то вотъ одна вина, достойная справедливыхъ упрековъ, одно преступленіе, въ которомъ позволю обвинять себя. Я не въ службѣ Сира Алберта Клендининга; онъ не имѣетъ права охуждать меня за наказаніе одного изъ его служителей, и я не боюсь гнѣва небеснаго, за презрѣніе упрековъ хитраго проповѣдника, не имѣвшаго ни какого права мнѣ ихъ дѣлать.

Лади Авенель прежде еще имѣла случай замѣтить природную вспыльчивость своего любимца и нетерпѣніе, съ какимъ онъ слушалъ упреки и наставленія. Но въ сію минуту, характеръ его показался ей важнымъ и рѣшительнымъ, такъ, что она нѣсколько времяни не знала, какъ должна была поступить съ юношею, заговорившимъ вдругъ языкомъ человѣка взрослаго, со всею твердостію и совсемъ разсудкомъ ему свойственнымъ. Послѣ краткаго размышленія, Лади съ видомъ достоинства, столь ей приличнаго, сказала: такъ ли Роландъ смѣешь ты отвѣчать мнѣ? Къ тому ли, чтобъ заставить меня раскаиваться въ милостяхъ мною тебѣ оказанныхъ, ты объявляешь себя независимымъ, и не признаешь надъ собою ни власти земной, ни власти небесной? Развѣ позабылъ ты прежнее свое состояніе? Подумай, что будетъ съ тобою, если лишишся моего покровительства.

Я ничего не позабылъ Милади, и все помню очень хорошо. Знаю, что безъ васъ погибъ бы въ сихъ водахъ, сказалъ онъ, показывая рукою на озеро, котораго поверхность, волнуемая легкимъ вѣтромъ, видна была изъ окошка. Милости ваши простерлись еще далѣе; вы защищали меня противу ненависти другихъ и противу собственнаго безразсудства моего. Въ вашей волѣ покинуть сироту вами спасеннаго и воспитаннаго. Вы все сдѣлали для него, и онъ не позволитъ себѣ ни малѣйшей жалобы; но, Милади, не обвиняйте меня въ неблагодарности, для васъ только моя благодѣтельница терпѣлъ я то, чего ни когда и ни для кого бы снести не былъ въ состояніи.

Для меня? вскричала Лади, а въ чемъ можешь ты упрекать меня когда все мною сдѣланное должно бы внушить тебѣ одну благодарность.

Вы слишкомъ справедливы Милади, и вѣрно не потребуете чтобъ я былъ благодаренъ холодности, какую всегда Сиръ Албертъ оказывалъ мнѣ, постояннымъ знакамъ презрѣнія и недоброжелательства всего вашего дома, и наконецъ поученію, которымъ вашъ почтенный проповѣдникъ позабавилъ на мой щетъ все собраніе.

Слыхалъ ли кто, что нибудь подобное? вскричала Лилія, поднявъ руки и глаза къ небу, сынъ Рыцаря или Графа могъ бы только одинъ это сказать.

Пажъ бросилъ на нее взоръ презрѣнія, и не удостоилъ отвѣта. Лади Авенель продолжала:

Въ самомъ дѣлѣ, Роландъ, ты столь странно забываешься, что заставляешь меня принять совсѣмъ другія мѣры; онѣ принудятъ тебя покинуть надменность свою, возвративъ въ то сословіе людей, въ которомъ долженъ бы ты находиться отъ самаго рожденія.

А наилучтій къ тому способъ, сказала Лилія, — выгнать его изъ замка такимъ же нищимъ, какимъ Милади по своей милости его приняла.

Лилія говоритъ слишкомъ не осторожно, сказала Лади, но справедливо, молодой человѣкъ, и я не намѣрена терпѣть болѣе гордости, вскружившей тебѣ голову. Тебя надѣлили богатыми платьями, обходились какъ съ отраслью благородной фамиліи, и ты забылъ какая кровь течетъ въ жилахъ твоихъ?

Позвольте Милади, — Лилія сказала не правду и вы не довольно знаете фамилію мою чтобъ имѣть право съ такимъ презрѣніемъ говорить о ней. Я не нищій; моя бабушка скорѣе погибла бы въ бѣдности, въ глухомъ и неизвѣстномъ лѣсу, чѣмъ стала бы у кого нибудь просить милостыни. Несчастія выгнали насъ изъ отечества, подобные случаи бывали со многими. Замокъ Авенельскій съ своимъ озеромъ и стѣнами, не всегда дѣлалъ владѣтелей своихъ не причастными ни нуждѣ, ни бѣдствіямъ.

Каково, сказала Лилія, онъ упрекаетъ Милади несчастіями ея фамиліи.

Ты бы могъ промолчать объ этомъ, примолвила Лади, нѣсколько тронутая воспоминаніемъ прошедшаго.

Оно необходимо было для моего оправданія, сказалъ Роландъ, безъ него я не произвелъ бы ни какого на васъ впечатлѣнія; знайте, что кровь, обращающаяся въ жилахъ моихъ, не есть кровь какого либо раба. Мнѣ неизвѣстны предки мои, но родственница моя, — одну, которую только я имѣю, клялась, что она благороднаго происхожденія и сердце мое мнѣ то /ке говоритъ.

Такъ вотъ причина, почему ты хочешь пользоваться всеобщимъ уваженіемъ! Поди Роландъ, исправься самъ, или Меръ мой приметъ мѣры обуздать ребенка упрямаго и непокорнаго. Я тебѣ слишкомъ много прощала, и тѣмъ совершенно тебя испортила.

Прежде еще чемъ вашъ Меръ придетъ учить меня исполненію моихъ обязанностей, вскричалъ Роландъ, предавшійся вполнѣ гнѣву доселѣ удерживаемому, онъ познакомится съ кинжаломъ моимъ! Милади, я долго былъ рабомъ вашимъ, ищите себѣ другаго, — онъ заступитъ мое мѣсто, но старайтесь избрать юношу, котораго бы недостойное рожденіе и низкій характеръ могли покоряться презрѣнію слугъ вашихъ и называть господиномъ своимъ церковнаго вассала.

Я достойна обиды сей, сказала Лади Авенель, достойна — потворствуя столь долго твоимъ дерзостямъ. Удались, сего дня же ввечеру оставь мой замокъ, я буду снабжать тебя всѣмъ нужнымъ доколѣ самъ не найдетъ честныхъ способовъ со держать себя; боюсь только чтобы твои мысли о мнимомъ величіи не заставили бы тебя презрѣть моей помощи и руководствоваться одною гордостію и своевольствомъ. Удались, и болѣе никогда не смѣй мнѣ на глаза показываться.

Пажъ упалъ къ ногамъ ея съ видомъ ужаснѣйшей горести. Любезная, почтенная госпожа вскричалъ онъ; и болѣе не могъ проговорить ни слова.

Встань, сказала ему Лади, притворство — личина слабая, она не скрываетъ неблагодарности.

Я не способенъ ни къ тому, ни къ другому, вскричалъ Роландъ съ жаромъ, вставши съ живостью ему свойственною. Не подумайте чтобъ я хотѣлъ испросить позволеніе остаться долѣе въ замкѣ, я давно уже желалъ его покинуть и никогда не прощу себѣ допустивъ васъ сказать: удались прежде, нежели вы услышали отъ меня: я оставилъ замокъ; я просилъ только у ногъ вашихъ великодушно простить мнѣ не осторожное слово, — слѣдствіе моей вспыльчивости, болѣе же не нуждаюсь ни въ какой милости. Вы много для меня дѣлали, но повторяю, вамъ неизвѣстно сколько и я за васъ претерпѣлъ.

Роландъ, сказала Лади, исполненная состраданія къ любимцу своему, ты могъ бы просить у меня защиты когда чувствовалъ себя обиженнымъ, и находясь подъ моимъ покровительствомъ не долженъ былъ, ни терпѣть оскорбленій, ни мстить за нихъ!

А если оскорбленія сіи происходили отъ людей вами любимыхъ, долженъ ли я былъ возмущать ваше спокойствіе вѣчными жалобами? Нѣтъ Милади, въ тишинѣ несъ я крестъ свой, и благодарность, въ которой вы меня упрекаете, она то и была истинною причиною, препятствовавшею мнѣ требовать справедливости. Я не былъ рожденъ для зависимости; пользовался любовью госпожи своей, и отъ того содѣлался жертвою козней другихъ. Пусть небо ниспошлетъ вамъ всѣ благословленія свои, вы вполнѣ ихъ достойны!

Онъ уже хотѣлъ выдти, но Лади снова позвала его. Пажъ остановился и подошелъ къ ней.

Не смотря на всѣ неудовольствія тобою мнѣ причиненныя, сказала она, я не хочу, и это было бы несправедливо, отпустить тебя безъ всякой помощи. Вотъ кошелекъ, возьми его себѣ.

Извините Милади, я не могу до того унизиться чтобы принять милостыню. Если малое число услугъ мною вамъ оказанныхъ есть нѣкоторымъ образомъ вознагражденіе за ваши попеченія, то я вамъ обязанъ еще жизнью, а это такой долгъ, который я никогда заплатить не буду въ состояніи.

Горесть болѣе нежели досада овладѣваютъ мною, сказала Лади съ кротостію, видя упрямой характеръ твой. Но возьми золото, ты будешь нуждаться въ деньгахъ.

Молю Бога, да наградитъ Онъ васъ за сіе послѣднее чувство вашего ко мнѣ расположенія, но не могу взять золота, я имѣю силы и не совсѣмъ лишенъ друзей какъ вы думаете. Можетъ быть настанетъ время когда не на словахъ, а на дѣлѣ докажу вамъ мою признательность.

Съ сими словами онъ сталъ на колѣни, взялъ руку Лади, поцѣловалъ ее и вышелъ поспѣшно.

Лилія нѣсколько минутъ не спускала глазъ съ госпожи своей, блѣдность которой ее устрашала. Наконецъ Лади собралась съ силами, встала и пошла въ свою комнату.

ГЛАВА VI.

[править]

На другой день произшествія нами описаннаго, покинутый любимецъ вышелъ рано по утру изъ замка, а осторожный Меръ и Мистрисъ Лилія собравшись въ часъ завтрака къ себѣ въ комнату важно разсуждали о случившемся, имѣя къ поддержанію разговора своего изрядные пирожки и бутылку добраго Канарійскаго вина, принесеннаго догадливымъ управителемъ.

Вотъ нѣтъ и нашего пажа, сказала Лилія взявшись за стаканъ: добрый ему путь!

Богъ съ нимъ! Отвѣчалъ важно Меръ; я не желаю зла бѣдному юношѣ.

Онъ какъ пришелъ, такъ и пошелъ, сказала Лилія, не нужно было, ни отворять воротъ, ни опускать подъемныхъ мостовъ, Роландъ переправился черезъ озеро безо-всякой помощи, кромѣ собственныхъ рукъ; всѣ лучшія платья развѣсилъ въ своей комнатѣ и хотя онѣ дороги, но не знаю кому могутъ быть нужны.

Безъ сомнѣнія Мистрисъ Лилія, однако вѣрно онѣ неприбранными не останз^тся.

Но скажи мнѣ по правдѣ Вингатъ, не радуешься ли ты во глубинѣ сердца твоего, видя домъ нашъ избавленнымъ отъ сего ядовитаго червяка, грозившаго намъ всѣмъ погибелью?

Что касается до радости Мистрисъ, то знай что кто жилъ такъ долго у большихъ господъ какъ я, тотъ никогда скоро ее не обнаруживаетъ, и хотя удаленіе Роланда Гремеса много облегчило насъ, но тебѣ извѣстна пословица: зная что теряешь, еще не знаешь что получишь.

Что получишь! Можно ли имѣть кого нибудь хуже? Онъ бы раззорилъ добрую госпожу мою издерживавшую на одного его болѣе, чѣмъ на содержаніе четырехъ вѣрныхъ служителей.

Мистрисъ Лилія, сказалъ Меръ поучительнымъ голосомъ, кажется, что подобное безпокойство о госпожѣ нашей совершенно излишнее; она въ правѣ располагать своею собственностію.

Ты бы иначе заговорилъ еслибъ видѣлъ ее вчера ввечеру когда молодой пажъ прощался съ нею. Госпожа моя женщина умная, добрая, благотворительная, но я бы не взяла и двухъ шилинговъ съ планомъ[3] только бы Сиръ Албертъ увидѣлъ ее въ сію минуту.

Фи, Мистрисъ! Благоразумные служители должны имѣть глаза и уши, но не языкъ. Къ тому же извѣстна привязанность Милади къ Сиру Алберту, да это и не безъ причины; естьли въ цѣломъ Государствѣ Рыцарь лучше его?

Согласна, я тутъ ни чего не подозрѣваю дурнаго. Но всякой кто ищетъ чести далеко отъ отечества, не знаетъ, что найдетъ въ собственномъ своемъ домѣ? Вотъ и все. Да и ненадобно ли обращать вниманіе на уединеніе, въ которомъ живетъ Милади? Не здѣсь ли скрывается причина понудившая ее принять нищаго, спасеннаго собакою?

Потому то и не надобно слишкомъ радоваться, Если госпожа твоя имѣла надобность въ любимцѣ для препровожденія времяни, то теперь когда его не стало, дни не будутъ ей казаться короче и она выберетъ себѣ другаго.

Почемужъ бы ей не сдѣлать такого выбора въ собственномъ домѣ между людьми, которыхъ вѣрность и любовь испытаны многими годами. Я знала одну женщину равную ей по званію и состоянію, которая никогда не имѣла другаго друга, кромѣ своей горнишной, оказывая притомъ должное уваженіе вѣрному и почтенному управителю.

Да, да, понимаю, куда ты мѣтитъ, но едва ли ты достигнешь своей цѣли. Въ теперешнемъ состояніи вещей ни кудри твои, объ которыхъ я говорю всегда съ уваженіемъ Мистрисъ Лилія, ни сѣдые волосы мои, не утѣшатъ госпожу нашу въ отсутствіи Роланда Гремеса. Явится какой нибудь молодой духовный, одаренный искуствомъ проповѣдывать, докторъ предлагающій новое лѣкарство, храбрый Рыцарь просящій позволенія защищать ея честь, или ловкій придворный, который найдетъ случай завладѣть сердцемъ женщины, какъ говорятъ Давидъ Ридзіо овладѣлъ сердцемъ бѣдной Королевы нашей и ими-то потеря любимца будетъ замѣнена, а нестарымъ Меромъ, и горнишною, которая…. которая…. уже не въ цвѣтѣ своихъ лѣтъ.

Желала бы я Вингатъ, чтобы господинъ твой пересталъ рыскать по полямъ, а занимался болѣе домашними дѣлами, боюсь чтобъ Римское исповѣданіе къ намъ не проникло: знаешь ли, что нашла я въ карманѣ одного изъ платьевъ нашего любимца? Четки, да, золотыя четки! Я бросилась на нихъ какъ ястребъ, и вотъ онѣ у меня въ рукахъ.

Вѣрю, вѣрю, сказалъ Вингатъ качая головою, я часто замѣчалъ, что молодой человѣкъ перебиралъ ихъ въ своихъ рукахъ.

Четки изрядной величины, прибавилъ онъ смотря на нихъ съ большимъ вниманіемъ, и содержатъ покрайней мѣрѣ унціи четыре золота.

Я поскорѣе велю ихъ разплавить; боюсь, чтобъ онѣ не были причиною погибели какой нибудь невинной души.

Хорошая, весьма хорошая предосторожность Мистрисъ Лилія.

И изъ полученнаго золота сдѣлаю пряжки на башмаки. Это, какъ-то безопаснѣе. Вотъ слѣдствія безпрестанныхъ посѣщеній отца Амвросія, онъ такъ хитеръ, что ничего и замѣтить нельзя было.

Отецъ Амвросій родной братъ нашего господина, сказалъ Меръ съ важностію.

Правда Вингатъ, однако это не есть причина развращать добрыхъ Христіанъ и дѣлать изъ нихъ папистовъ?

Видно такъ Богу угодно, Мистрисъ Лилія, но знаешь ли ты, что есть на свѣтѣ люди еще хуже папистовъ?

Не знаю гдѣ надо искать ихъ, отвѣчала горнишная съ насмѣшкою, но думаю, если бы дѣло шло о самомъ сатанѣ, и тогда бы ты сказалъ что существуютъ люди и его хуже.

Да, я бы сказалъ еслибъ сатана сидѣлъ подлѣ меня.

Сохрани насъ Боже! вскричала Лилія въ сильномъ страхѣ. Что тебѣ за удовольствіе пугать меня?

Я не имѣлъ этаго намѣренія Мистрисъ. Послушай: въ нынѣшнее время паписты Занижены, но долго ли продолжится это нынѣшнее время? На сѣверѣ Англіи находятся два владѣнія папистовъ: Графство Нортумберландское и Вестмореландское; оба они ненавидятъ реформатовъ, и довольно сильны чтобъ поколебать тронъ Христіанскій. Нашъ Король, да сохранитъ его Богъ! истинный протестантъ, но мать его бывшая нашею Королевою, — католичка, и многіе какъ напримѣръ Гамильтоны восточные, Гордоны сѣверные, желающіе безпрестанной новизны, полагаютъ что съ нею поступили весьма дурно. Если же счастіе поблагопріятствуетъ, Королева получитъ снова престолъ, возстановитъ свою Религію, и тогда прощайте плащи Женевскіе и черные шелковые колпаки наши.

Ты, Гаспаръ Вингашъ, имѣвшій счастіе внимать словамъ и присутствовать при драгоцѣнныхъ наставленіяхъ, даваемыхъ намъ достойнѣйшимъ Генрихомъ Варденомъ, ты имѣешь терпѣніе говорить, или даже думать, что папизмъ, подобно быстрому все ниспровергающему потоку, можетъ потопить насъ, и что Марія Сизфасъ опорочитъ Королевской тронъ Шотландіи своимъ присутствіемъ? Послѣ этаго я не удивляюсь твоей учтивости оказываемой монаху, приходившему сюда съ потупленными глазами, съ нѣжнымъ голосомъ и съ тѣми благословеніями, которыя ты принималъ съ такимъ удовольствіемъ.

Мистрисъ Лилія, отвѣчалъ Меръ важнымъ голосомъ, нѣтъ дѣйствія безъ причины. Если я обходился учтиво съ отцемъ Амвросіемъ, если позволялъ ему имѣть тайныя свиданія съ Роландомъ, и получалъ благословеніе его, въ которомъ впротчемъ мало нуждался, то дѣлалъ сіе изъ уваженія къ роду господина моего, и если Марія снова получитъ тронъ, кто знаетъ, можетъ статься она будетъ намъ столь же прочною подпорою, какъ и братъ ея? Ибо съ возшествіемъ на престолъ Маріи, — конецъ владычеству Муррая и счастливъ будетъ временщикъ сей если успѣетъ еще сохранить жизнь свою. Господинъ нашъ раздѣляющій судьбу Графа, раздѣлитъ съ нимъ и его несчастіе. Кто же тогда заступитъ мѣсто его, какъ не отецъ Амвросій? Папа доставитъ ему постъ сей и изъ монаха Св. Маріи, увидимъ мы Рыцаря Сира Едуарда Клендининга.

Гнѣвъ и удивленіе препятствовали говорить Лиліи, тогда какъ старый другъ ея съ видомъ самодовольствія повѣрялъ ей политическіе свои виды. Наконецъ она сказала: ужели Вингатъ, столько лѣтъ питавшійся хлѣбомъ госпожи своей, въ состояніи думать, что несчастный монахъ, не имѣющій даже чести быть ея родственникомъ, можетъ лишить ее замка Авенельскаго. Я хотя и женщина, но почитаю себя несравненно сильнѣе и могущественнѣе его. Стыдись Вингатъ! Если бы Лилія не видѣла въ тебѣ стариннаго друга, госпожа ея узнала бы слова твои, и тогда….

Осторожный Меръ пришелъ въ замѣшательство видя что подробности, въ которыя вдавался онъ на щетъ политическихъ видовъ своихъ, заставили усумниться въ его вѣрности вмѣсто ожиданной похвалы за рѣдкую предусмотрительность. Онъ рѣшился перемѣнить тонъ и оправдаться измѣнивъ однѣ выраженія и изъяснивъ другія. Впротчемъ онъ чувствовалъ себя внутренно обиженнымъ неблагоразуміемъ, съ каковымъ Мистрисъ Лилія Брадбурнъ выслушала его намѣренія и былъ увѣренъ, что опроверженія ею сдѣланныя имѣли причиною только то обстоятельство, что если отецъ Амвросій, когда либо сдѣлается властелиномъ замка, то безъ сомнѣнія сохранитъ при себѣ управителя, во все не нуждаясь въ услугахъ горнишной.

Послѣ таковыхъ взаимныхъ объясненій два друга разстались съ меньшимъ однакожъ согласіемъ, нежели обыкновенно; Лилія побѣжала на звукъ колокольчика Милади, а Вингатъ отправился по дѣламъ своего управленія. Онъ чувствовалъ что ошибся въ расчетѣ, повѣривъ женщинѣ важныя тайны души своей, а Лилія увидѣла въ управителѣ человѣка, котораго привязанность зависѣла отъ однихъ только обстоятельствъ.

ГЛАВА VII.

[править]

Между тѣмъ какъ отсутствіе пажа было предметомъ разговора предложеннаго въ предыдущей главѣ, прежній любимецъ Милади продолжалъ свое путешествіе не зная ни цѣли, ни слѣдствій его. Онъ направилъ судно свое на самую отдаленную часть озера, стараясь избѣгнуть вниманія жителей замка. Гордость шептала ему что отъѣздъ его возбудитъ въ нихъ удивленіе, а онъ не хотѣлъ видѣть себя предметомъ ихъ состраданія; съ другой же стороны онъ боялся чтобъ знаки ихъ приверженности къ нему не были перетолкованы въ худую сторону въ замкѣ. Вышедъ на берегъ встрѣтилъ онъ молодаго человѣка, который всегда почиталъ себѣ за честь слѣдовать за нимъ на охоту, собирать и нести птицы Роланда. Рольфъ фишеръ съ видомъ удовольствія и покорностію подошелъ и поклонился ему.

Такъ рано на охотѣ Г. Роландъ, безъ собаки и безъ сокола?

Можетъ быть, Рольфъ, я сказалъ имъ вѣчное прости…. Я высланъ…. Я оставилъ замокъ.

Не уже ли для службы Рыцарю? Не уже ли хотите шлемъ и копье промѣнять на мирныя занятія?

Нѣтъ, нѣтъ. Я навсегда оставилъ замокъ Авенельскій.

Куда же вы идете?

Куда я иду? И самъ того не знаю.

Впротчемъ для васъ дороги всѣ равны. Милади вѣрно не отпустила васъ не ссудивъ порядочною суммою?

Низкая душа! ужели ты думаетъ что Роландъ принялъ бы помощь отъ женщины, изгнавшей его по внушенію лицемѣрнаго проповѣдника и презрѣнной горнишной. Я бы подавился первымъ кускомъ хлѣба купленнаго на такія деньги.

Рольфъ съ удивленіемъ на него посмотрѣлъ! Кажется сердиться не за что, сказалъ онъ, всякому извѣстенъ свой желудокъ. Что касается до меня, если бы случилось мнѣ въ такой часъ безъ цѣли бродить по полю, я бы не отказался отъ золотыхъ монетъ, кто бы мнѣ ихъ нё далъ. Если вамъ угодно, сегодня вы можете пробыть у отца моего, но только сегодня, ибо завтра мы ждемъ къ себѣ родственника нашего Менклава; впротчемъ, повторяю, если вамъ угодно сегодня, милости просимъ.

Холодность сего приглашенія, и повтореніе, что оно дѣлается только на одинъ день, взволновали кровь Роланда и оскорбили его гордость.

Для меня пріятнѣе провести ночь подъ открытымъ небомъ, какъ часто и случалось со мною, вскричалъ онъ, чѣмъ войти въ дымную избенку отца твоего; она для меня противнѣе хижины всякаго горнаго жителя.

Ваша воля, возразилъ Рольфъ; но если вы будете продолжать дорогу съ пустою сумою, то въ послѣдствіи порадовались бы и тому, что сегодня нашли бы у отца моего. Покрайней мѣрѣ приглашеніе заслуживало бы искреннаго спасибо, ибо не всякой на моемъ мѣстѣ предложитъ услуги выгнанному лакею.

Кровь выступила на лицѣ Роланда. Рольфъ, вскричалъ онъ, вспомни что я уже не разъ пробовалъ мой хлыстъ объ твою спину, ты и теперь видишь его у меня въ рукахъ.

Рольфъ, плотный и здоровый крестьянинъ зная превосходство силъ своихъ, усмѣхнулся услыша такую угрозу.

Можетъ быть это тотъ же самый хлыстъ, сказалъ онъ, можетъ быть таже самая рука его держитъ; но я не боюсь ни того, ни другаго, узнай же, презрѣнный пажъ Милади, что когда ты поднималъ его на меня, я молчалъ не изъ боязни къ тебѣ, но къ господамъ твоимъ; и теперь же могу доказать что щадилъ одну ливрею замка, а не нѣжные члены тѣла твоего.

Не смотря на свое бѣшенство пажъ былъ довольно благоразуменъ дабы разсудишь что продолжая подобный споръ, онъ много можетъ потерпѣть отъ крестьянина гораздо его сильнѣйшаго, и когда соперникъ его сложивъ руки показывалъ ему видъ презрѣнія, онъ почувствовалъ всю непріятность перемѣны своего состоянія и не могъ удержать слезу раскаянія катившуюся по лицу его.

Крестьянинъ былъ тронутъ положеніемъ стариннаго своего друга.

Послушайте Г. Роландъ, это все была одна шутка. Старое знакомство наше конечно удержало бы меня отъ чего нибудь подобнаго. Однако совѣтую вамъ на будущее время всегда осмотрѣть человѣка прежде нежели станете грозить ему палкою. Но мнѣ послышался голосъ стараго Вудкола, зовущаго своего сокола; пойдемте къ нему, у него проведемъ утро, а остальную часть дня у отца моего. Кто знаетъ? Можетъ быть мы найдемъ вамъ способъ честнымъ образомъ доставать себѣ хлѣбъ, хотя это не такъ легко въ наши времена.

Нещастный пажъ ничего не отвѣчалъ и закрылъ лице свое руками, а Рольфъ продолжалъ давать ему совѣты и наставленія:

Когда вы были любимцемъ Милади всѣ говорили что вы горды, называли васъ даже папистомъ, и Богъ знаетъ чѣмъ еще; теперь, не имѣя ни кого своимъ покровителемъ, надобно вамъ быть покорнымъ и соглашаться по большой части съ мнѣніями другихъ. Если скажутъ вамъ что вы ошибаетесь, поблагодарите того, кто взялъ на себя трудъ сей; если знатный господинъ, или первый изъ служителей его попробуетъ силу хлыста своего на спинѣ вашей, скажите ему: благодарю за попеченіе о содержаніи въ чистотѣ платья моего, или что нибудь подобное. Но я опять слышу голосъ Адама Вудкола; пойдемте, пойдемте Роландъ, дорогою я буду вамъ продолжать мои наставленія.

Благодарю тебя Рольфъ, отвѣчалъ Роландъ стараясь казаться равнодушнымъ, но мнѣ предстоитъ другая дорога и потому я не могу идти съ тобою.

Какъ заодно Г. Роландъ; у всякаго свои дѣла, и я не хочу отвлекать васъ отъ настоящаго пути вашего. Дайте мнѣ свою руку и потомъ съ Богомъ! Но вы этаго не хотите, — по мнѣ все равно, гордитесь сколько угодно! Добрый путь, прощайте!

Прощай, прощай, сказалъ Роландъ, и крестьянинъ удалился, поЕидимому весьма довольный освободившись отъ столь тягостнаго и безполезнаго для него знакомства.

Роландъ продолжалъ дорогу свою до тѣхъ поръ пока Рольфъ могъ его видѣть, ибо онъ не хотѣлъ показать и вида нерѣшимости если остановится на одномъ мѣстѣ. Но усиліе сіе было для него тягостно; ему представлялось что земля двигалась подъ ногами его, и онъ едва не падалъ идучи по гладкому дерну. Наконецъ внутреннее безпокойство въ немъ до того увеличилось, что едва Рольфъ сокрылся отъ взоровъ его за ближайшимъ холмомъ, все мужество его изчезло; онъ сѣлъ на траву, предался влеченію оскорбленнаго самолюбія, печали, страха и цѣлые потоки слезъ полились изъ глазъ его.

Когда прошли первыя минуты отчаянія, Роландъ всѣми оставленный въ мірѣ, почувствовалъ нѣкоторое облегченіе предавшись вполнѣ волѣ Творца небеснаго. Слезы его текли еще, но онѣ уже не были столь тягостны, столь горьки какъ преждѣ; чувство несравненно сладчайшее наполнило душу его воспоминаніемъ о своей благодѣтельницѣ, о добромъ расположеніи всегда ею оказываемомъ вопреки непокорнаго характера его, вмѣняемаго имъ теперь себѣ въ преступленіе, и о покровительствѣ, котораго онъ лишился не умѣвъ пользоваться ласками доброй Милади.

Нѣсколько обидъ мною понесенныхъ, думалъ онъ, были истинною наградою за мою неблагодарность. Я самъ очень не благоразумно поступилъ, что пользовавшись гостепріимствомъ, содѣлавшись предметомъ материнской нѣжности благодѣтельницы моей, таилъ отъ нее мою религію. Пусть она узнаетъ что и католикъ не менѣе пуританца умѣетъ чувствовать благодарность; что я былъ упрямъ, но не золъ; что среди сильныхъ заблужденій моихъ, я всегда любилъ, почиталъ ее: что сирота ею покровительствуемый могъ быть непокорнымъ, но никогда неблагодарнымъ.

Мысли сіи быстро одна за другой промчались въ головѣ его, и онъ поворотилъ опять къ замку. Но когда подумалъ презрѣніи съ какимъ вѣрно встрѣтятъ его, объ униженіи, которому долженъ подвергнуться прося прощенія за свои ошибки и позволенія остаться въ замкѣ, онъ уменшилъ шаги, однако все продолжалъ свой путь.

Пусть обременятъ меня всею тягостію презрѣнія и упрековъ, думалъ онъ, пусть говорятъ о униженіи горделиваго, о паденіи надменнаго, что нужды, это послужитъ наказаніемъ за мое безуміе, я все снесу терпѣливо. Но если сама благодѣтельница моя почтетъ меня низкимъ и подумаетъ что прося у ней прощенія, я имѣю въ виду только желаніе возвратить всѣ выгоды коими прежде пользовался, буду ли я въ состояніи перенести такое подозрѣніе?

Тутъ онъ остановился; гордость, одушевляемая природными чувствами самонадѣянности, представила ему что онъ будучи далекъ пріобрѣсти снова любовь Мила ли, напротивъ увеличитъ ея презрѣніе когда предастся первымъ впечатлѣніямъ безразсуднаго раскаянія.

Если бы я имѣлъ какое нибудь средство, какую нибудь благовидную причину возвратиться въ замокъ, только не невластнымъ изгнанникомъ, съ какою радостію полетѣлъ бы я туда? Но въ теперешнемъ положеніи моемъ не могу на это рѣшиться, сердце мое не выдержало бы такого ужаснаго мученія.

Во время сихъ размышленій, что-то такъ близко пролетѣло мимо Роланда, что перо пошевелилось на его шляпѣ. Онъ поднялъ глаза и узналъ сокола Сира Альберта, который лѣтая вокругъ казалось привѣтствовалъ стариннаго друга своего. Роландъ протянулъ руки, сдѣлалъ извѣстный знакъ и птица прилетѣла къ нему, сѣла на его руку будто спрашивая почему онъ не ласкаетъ ее.

Ахъ Діамантъ! сказалъ онъ воображая что соколъ понимаетъ его, теперь все кончилось; охота мною покинута; я разлюбилъ твой голосъ и на всегда, ахъ! на всегда разстался совсѣми удовольствіями жизни, оставляя мѣста сіи на вѣки для меня незабвенныя.

Почему же такъ, сказалъ Адамъ Вудколъ скрывавшійся за кустомъ отъ взоровъ Роланда, почему хотите вы отказаться отъ всѣхъ удовольствій жизни, даже отъ охоты заставляющей позабывать всѣ нещастія? Или забыли старую пѣсню нашу; послушайте я спою ее чтобъ хотя нѣсколько развеселить васъ. Голосъ дружелюбнаго птичника и его обращеніе показывали искренность и простосердечіе. Но воспоминаніе прежняго несогласія и слѣдствій онаго привело въ замѣшательство Роланда, онъ не зналъ что отвѣчать. Вудколъ видѣлъ все происходившее въ душѣ его.

Не уже ли Г. Роландъ, сказалъ онъ, я, рожденный съ вами на одной землѣ, буду питать вражду еще и тогда когда вы несчастны. Такъ поступать, значитъ слѣдовать примѣру нѣкоторыхъ Шотландцевъ, которые во всемъ соображаются съ обстоятельствами, ожидаютъ всегда благопріятной минуты, пользуются вашимъ расположеніемъ, слѣдуютъ за вами на охоту, на ловлю и платятъ за все добрымъ ударомъ кинжала. Вудколъ не помнитъ старыхъ обидъ; скорѣе онъ стерпитъ ударъ отъ васъ нежели глупость отъ другаго, ибо вы знатокъ въ птицахъ, хотя и утверждаете, что должно прежде извѣстнаго времяни обмывать мясо даваемое соколамъ въ пищу. Ну, Роландъ, дайте руку, забудемте все прошедшее.

Гордость Роланда казалось нѣсколько оскорбленною дружескимъ тономъ птичника; но онъ не могъ противиться искренности его пріема и закрывъ лице одною рукою, подалъ ему другую.

Вотъ такъ, сказалъ птичникъ; я всегда утверждалъ что у васъ доброе сердце, хотя нѣсколько злобы обнаруживалась въ дѣлахъ ватихъ. Я шелъ сюда за улетѣвшимъ соколомъ; дорогою встрѣтилъ Рольфа, онъ то мнѣ и сказалъ, что вы здѣсь. Рольфъ самъ препустой человѣкъ и всѣми познаніями въ охотѣ обязанъ вамъ собственно; по разговору, который онъ мнѣ пересказалъ, я знаю все что произходило между вами. Я лучше желалъ бы видѣть хищнаго ястреба въ птичникѣ, чѣмъ ложнаго друга въ домѣ моемъ. Но Роландъ, скажите мнѣ, куда вы намѣрены идти? Куда Богу угодно! отвѣчалъ онъ съ тяжкимъ вздохомъ.

За чѣмъ отчаиваться; можетъ быть воля вамъ данная послужитъ къ вашему же счастію. Посмотрите на Діаманта гордящагося своими украшеніями; но ни одинъ дикой соколъ Норвегіи не помѣнялся бы съ нимъ судьбою. Тоже самое и объ васъ сказать можно. Теперь вы уже не дамскій пажъ; не будете имѣть такой великолѣпной одежды, такого лакомаго стола, такой мягкой постели. Тто нужды? за то вы сами себѣ господинъ, пошли куда хотите. Не будете забавляться соколиною охотою; но кто знаетъ къ чему вы предназначены? Сказываютъ, будто самъ Сиръ Албертъ (хотя я говорю о немъ со всевозможнымъ уваженіемъ) едва не сдѣлался главнымъ смотрителемъ надъ охотою въ Аббатствѣ Св. Маріи, а теперь имѣетъ собакъ, соколовъ, и что всего важнѣе — Адама Вудкола своимъ птичникомъ!

Ты правду говоришь Адамъ, сказалъ Роландъ, соколъ лучше будетъ летать когда освободится отъ всѣхъ побрякушекъ, изъ чего бы онѣ не были сдѣланы.

Все это очень хорошо; но скажите мнѣ куда вы отсюда идти намѣреваетись?

Я думалъ пойти въ Аббатство Кеннакюгерское чтобы посовѣтываться съ отцемъ Амвросіемъ?

Да сопутствуетъ васъ благословеніе Божіе! Только я почти увѣренъ что монахи теперь въ большомъ горѣ; говорятъ будто Реформаты угрожаютъ имъ изгнаніемъ изъ келій и завладѣніемъ всѣмъ ихъ имуществомъ.

Въ такомъ случаѣ другъ не есть вещь безполезная для отца Амвросія, сказалъ Роландъ съ живостію.

Это правда мой милый, но другъ отца Амвросія можетъ также подвергнуться неудовольствіямъ и получить ударъ во все не ожиданный.

Это меня не ужасаетъ. Боюсь только не поселить бы мнѣ раздора между двумя братьями, посѣтивъ отца Амвросія; я лучше пойду въ пустыню Св. Кютберта, попрошу у стараго отшельника убѣжища на одну ночь, и пошлю въ Аббатство узнать можно ли мнѣ будетъ туда придти.

Прекрасно обдумано, сказалъ птичникъ. Но теперь, продолжалъ онъ перемѣнивъ искренній и добросердечный видъ свой и обнаруживъ замѣшательство и неловкость, показывавшія что онъ не зналъ какъ выразить остальное, теперь…. Вамъ извѣстно что у меня есть мѣшокъ для корму соколовъ моихъ, чѣмъ думаете подшитъ онъ?

Натурально кожею, отвѣчалъ Роландъ, удивленный такимъ вопросомъ!

Кожею? Конечно кожею, любезный мой, но есть еще и другая подшивка. И въ тоже время показавъ ему мѣшокъ, онъ далъ замѣтить отверстіе со тщаніемъ закрытое. Здѣсь, прибавилъ онъ, добрыхъ тридцать серебряныхъ гроатовъ[4], изъ которыхъ десять къ вашимъ услугамъ.

Первымъ движеніемъ Роланда было не принять сей помощи. Но вспомнивъ, что хотѣлъ принудить себя къ униженію, онъ почелъ случай сей какъ бы началомъ своей рѣшимости. Вооружившись всѣмъ мужествомъ, онъ отвѣчалъ Адаму съ искренностію, какую могъ только явить, вопреки природному характеру своему, что съ благодарностью принимаетъ дружеское его предложеніе; но желая хотя нѣсколько облегчить обиженную свою гордость, поспѣшно прибавилъ, что надѣется въ скоромъ времяни возвратить ему долгъ сей.

Это совершенно въ вашей волѣ, отвѣчалъ птичникъ, и сощитавъ деньги съ видомъ удовольствія поднесъ ихъ ему прибавивъ ласково: теперь спокойно можете продолжать путь свой; кто умѣетъ обуздать лошадь, выкормить сокола, управлять саблею и щитомъ, и имѣетъ десять добрыхъ гроатовъ съ карманѣ, — тотъ смѣло можетъ въ свѣтъ пускаться. Прощайте, будьте счастливы! Сказавъ это, онъ поспѣшно удалился отъ Роланда, желая избѣжать благодарности, и оставилъ его идти своею дорогою,

ГЛАВА VIII,

[править]

Пустынь Св. Гютберта служила нѣкогда мѣстомъ отдохновенія для монаховъ монастыря того же имени, когда они изгнанные Датчанами прошли часть Шотландіи неся на плечахъ мощи своего предстателя, и наконецъ поселились въ Дюрхамѣ, гдѣ не имѣли причины сожалѣть о Диндисфернѣ. Остатки святости видны были повсюду, гдѣ только приставали монахи во время своего путешествія; вездѣ воздвигали они пустыни, церкви, и жители, имѣвшіе въ сосѣдствѣ сіи обители, не мало гордились ими. Лучшею изъ таковыхъ обителей была пустынь Св. Гютберта, куда теперь Роландъ направилъ путь свой.

Она расположена была къ сѣверо-востоку отъ большаго Аббатства Кеннакюгерскаго; вблизи ее находился источникъ которому приписывали цѣлебныя свойства, что доставляло значительную выгоду монаху жившему въ пустынѣ сей; ибо какъ испытать волшебное дѣйствіе воды, не предложивъ какой нибудь награды отшельнику, хранившему входъ источника? Нѣсколько десятинъ плодоносной земли составляли его садикъ. Холмъ, покрытый прекрасными деревьями, возвышался позади кельи и защищалъ ее отъ восточныхъ и сѣверныхъ вѣтровъ, а фасадъ обращенный къ сѣверо-востоку выходилъ на живописную долину, гдѣ журчалъ ручеекъ, быстрыя воды котораго казалось хотѣли разрушить все на пути имъ встрѣчающееся.

Пустынь была хотя просто, но хорошо построена; она составляла небольшое готическое строеніе, раздѣленное на двѣ половины, изъ которыхъ одна была жилище самаго Анахорета, а другая пріемная для странниковъ. — Такъ какъ духовенство почти не рѣшалось жить на границахъ, то поселившійся здѣсь монахъ Св. Маріи былъ весьма полезенъ всему округу до тѣхъ поръ пока вѣра католическая сохранялась во всей своей силѣ. Но когда религія протестантская водворилась почти во всей странѣ, — онъ рѣшился, по внушенію собственнаго своего благоразумія, жить въ уединеніи, не желая обращать на себя никакого вниманія. Совсѣмъ тѣмъ состояніе жилища его, когда Роландъ Гремесъ при закатѣ солнечномъ достигъ пустыни, ясно доказывало что и сіи предосторожности были безполезны.

Первымъ движеніемъ Роланда было постучаться въ дверь, но къ удивленію своему онъ нашелъ ее отворенною. Нѣсколько симъ огорченный, онъ звалъ пустынника и не получивъ никакого отвѣта, осмотрѣлъ жилище снаружи прежде чѣмъ рѣшился войти въ него. — Кустарникъ наросшій на стѣнахъ, казалось съ намѣреніемъ былъ вырванъ и вѣтьви его разбросанныя по полу, измяты ногами; окно разбито, и садикъ, стоившій большаго труда пустыннику, представлялъ горестное зрѣлище раззоренія.

Цѣлебный источникъ не избегъ также все разрушавшей руки оскорбителей святыни. Набожность древнихъ временъ соорудила ему покрышу, столбами поддерживаемую; теперь все изчезло и камни во множествѣ побросаны были въ источникъ какъ бы къ тому чтобъ завалить его. Крыша пустыни казалось совершенно разрушенною; даже на стѣнахъ замѣтны были слѣды ударовъ молота, и только прежняя кладка камней требовавшая большаго терпѣнія въ ломкѣ, была причиною что стѣны обители уцѣлѣли.

Развалины древнихъ зданій, когда уже время положило на нихъ роковую печать свою, когда природа постепенно покрыла ихъ мохомъ и травою, представляютъ еще взору наблюдателя, красоты натуры живописной и меланхолической; но коль скоро видны ужасныя слѣдствія гибельнаго разрушенія ничто не въ состояніи облегчить впечатлѣнія горестнаго, подобною картиною производимаго. Таково было зрѣлище представившееся Роланду. Послѣ первыхъ минутъ удивленія, ему не трудно было отгадать причину сего раззоренія.

Разрушеніе зданій, принадлежавшихъ исповѣданію Римской церкви, не было въ одно и тоже время во всей Шотландіи, но случалось въ различныя эпохи, смотря по -духу воодушевлявшему протестанскихъ проповѣдниковъ, изъ коихъ одни возбуждали слушателей своихъ къ симъ расхищеніямъ, тогда какъ другіе поступая съ большимъ благоразуміемъ, желали сохранить зданія на лучшее употребленіе. По временамъ чернь, воодушевленная дурно — внушенными правилами религіи, или неумѣреннымъ краснорѣчіемъ какого нибудь новаго проповѣдника Евангелія, возобновляла грабежи сбои и изливала ярость на всѣ зданія принадлежавшія духовному сословію католиковъ. Нѣкоторые почитали дѣла сіи знаками истинной духовной приверженности, другіе видѣли тутъ одну только политику; но весьма справедливо можно сказать, что разрушеніе древнихъ зданій сихъ, сооруженныхъ пышностію и благочестіемъ вѣковъ минувшихъ въ странѣ столь бѣдной какова была Шотландія, гдѣ ни находили средствъ, ниже какой возможности замѣнить ихъ новыми, было дѣйствіемъ ужасной жестокости, истинной тираніи.

Тихая и уединенная жизнь отшельника обители Св. Гютберта спасала его до сихъ поръ отъ всеобщаго потопа, но разрушеніе скоро простерло и къ нему гибельную длань свою. Роландъ, желавшій знать избѣгъ ли самъ пустынникъ жестокости враговъ, вошелъ наконецъ въ полу-растворенную его обитель.

Внутренность зданія соотвѣтствовала наружному его виду; изъ разломанныхъ мебелей составленъ былъ костеръ, на которомъ созжена статуя Св. Гютберта.

Въ молельнѣ отшельника олтарь былъ низпровергнутъ и четыре камня его поддерживавшіе, разбросанные лежали на полу. Большое каменное Распятіе помѣчавшееся за олтаремъ, было оттуда вынуто и при паденіи, отъ собственной тяжести раздробилось на три части.

Роландъ Гремесъ, "тайно воспитанный въ правилахъ Римскаго ученія, какъ уже извѣстно читателю, ужаснулся при видѣ святотатства сего, показавшагося ему страшнымъ преступленіемъ.

Вотъ залогъ искупленія нашего, говорилъ онъ, залогъ оскверненный руками вѣроломныхъ. Если бы Богъ даровалъ мнѣ довольно силы чтобы поднять его, поставить на свое мѣсто, и тѣмъ самымъ нѣкоторымъ образомъ загладить ужасное преступленіе здѣсь совершенное!

Онъ тотчасъ принял9я за работу и не безъ труда поднялъ нижнюю часть Распятія и поставилъ ее на огромный камень служившій Ему піедесталомъ. Ободренный симъ первымъ успѣхомъ, онъ употребилъ всѣ силы свои чтобъ поднять вторую часть изображавшую Спасителя, и ни мало удивился когда ему удалось соединить ее съ первою. Роландъ уже приводилъ къ концу утомительную свою работу, какъ позади себя услышалъ голосъ ему говорившій: Благодарю тебя добрый и вѣрный сынъ церкви, благодарю. Я радуюсь что тебя обрѣла милое мое дитя, подпора моей старости.

Роландъ обернулся и узналъ гигантскій ростъ Магдалины Гремесъ. На ней было платье во многомъ сходное съ одѣяніемъ кающихся грѣшниковъ въ странахъ католическихъ, только чернаго цвѣта; оно походило на странническій покровъ носимый, сколько осторожность позволяла въ странѣ, гдѣ въ нѣкоторыхъ контонахъ, всякой подозрѣваемый въ католицизмѣ подвергался большимъ опасностямъ. Роландъ бросился къ ногамъ Магдалины; она подняла его, поцѣловала нѣжно, но съ важнымъ и даже суровымъ видомъ.

Ты хорошо исполнилъ обязанности свои, сказала она: въ дни младенчества, въ дни юности никогда не измѣнялъ религіи, и посреди враговъ сохранилъ тайну. Я рѣдко проливаю слезы, но я рыдала, оставляя тебя между эретиками; даже не смѣла проститься съ тобою, печаль бы мнѣ измѣнила. Но ты остался вѣрнымъ! Преклони, преклони свои колѣна предъ симъ Священнымъ изображеніемъ, поруганнымъ святотатцами и возблагодари Святыхъ и Ангеловъ Творца небеснаго за предохраненіе тебя отъ эреси, которою зараженъ весь замокъ, гдѣ ты воспитывался.

Матушка, отвѣчалъ Гремесъ, ибо симъ именемъ я всегда тебя называлъ, если ты находишь меня какимъ желала найти, возблагодари за все отца Амвросія, старанія и наставленія котораго утвердили меня въ началахъ рано тобою посѣянныхъ, и научили быть вѣрнымъ и вмѣстѣ искреннымъ.

Да благословитъ его небо! вскричала она, благословитъ его и въ келіи и въ свѣтѣ. Всевышній справедливо изливаетъ щедроты свои на того кто правосуденъ, и кто противуставляетъ усиліямъ ненавистнаго брата, ищущаго погибели и Королевства и церкви, свои собственныя усилія. Но отецъ Амвросій не знаетъ кто ты таковъ?

Да развѣ я могъ ему сказать что нибудь о своемъ происхожденіи? Вы только намекнули мнѣ что Сиръ Албертъ Клендинингъ владѣетъ моимъ наслѣдствомъ, и что кровь текущая въ жилахъ моихъ столь же благородна, какъ и кровь всякаго Шотландскаго Барона. Никогда не забывалъ я словъ сихъ, но отъ васъ одной и ожидаю ихъ объясненія.

Время объясненія сего когда ни будь да настанетъ, сынъ мой; но я слышала что ты скоръ и непреклоненъ, а людямъ такого характера не льзя повѣрять тайнъ сильно долженствующихъ потрясти ихъ.

Скажите лучше что я слишкомъ терпѣливъ и скроменъ. Чего вы не можете ожидать отъ человѣка, который въ теченіи столькихъ лѣтъ слышалъ поношенія и насмѣшки надъ своею религіею, и не вонзилъ кинжала въ грудь вѣроломнаго?

Сынъ мой, жди всего отъ времяни и обстоятельствъ. Роковая минута приближается; важныя произшествія начнутся скоро, тебѣ должно принять въ нихъ участіе. И такъ ты болѣе не въ услуженіи у Лади Авенель?

Она меня уволила. Чувствую все поношеніе своего изгнанія.

Тѣмъ лучше, мой милый, ты будешь имѣть болѣе силы къ предпринятію того что должно быть исполнено.

Только бы это не касалось Лади Авенель, сколько могу судить по словамъ вашимъ, вскричалъ съ жаромъ Роландъ. Я питался ея хлѣбомъ, осыпанъ былъ ея благодѣяніями, и никогда не заплачу ей неблагодарностію.

Все это очень хорошо, сынъ мой; но знай что ты не можешь спорить съ обязанностію своею и не долженъ говорить:

я сдѣлаю это, не сдѣлаю того. Роландъ! Богъ и люди не въ состояніи долѣе терпѣть всеобщаго ниспроверженія. Видишъ ли ты обломки сіи? Знаетъ ли что они представляютъ? И можетъ ли ты дѣлать различіе въ племени проклятомъ небесами, племени жестокомъ, разрушающемъ все чему мы должны вѣрить и что должны уважать?

Преклонивъ голову предъ Распятіемъ, съ видомъ изображающимъ странное смѣшеніе энтузіазма и пламенной привязанности къ религіи, она подняла руку какъ бы л^елая произнести клятву, и вскричала: обѣщайся мнѣ. Боже Великій въ разрушенномъ храмѣ Котораго находимся; обѣщайся мнѣ Матерь Божія, и вы Ангелы и Святые Творца Всемогущаго! не вмѣнять въ преступленіе месть, которую хочу совершить надъ врагами Вашими, и не удерживать мою руку готовую наказать вѣроломныхъ.

Сказавъ сіе, она возвела взоры на звѣзды, начинавшія уже показываться на мерцающей синевѣ небесной, и сѣдые ея волосы развѣвались по плечамъ, волнуемые вѣтромъ, свободно входившимъ въ молельню чрезъ открытую крышу и разбитыя окна.

Роландъ съ раннихъ лѣтъ привыкъ уже къ таинственному языку Магдалины и зналъ очень хорошо по опыту, что безполезно было спрашивать объясненій на темныя выраженія ею произносимыя. Она сама не сказала ему болѣе о томъ ни слова, и послѣ молитвы начала съ нимъ обыкновенный разговоръ:

Надобно тебѣ отправиться въ путь Роландъ, но это будетъ не прежде завтрешняго утра. Какъ-то проведетъ ты ночь? Ложе на которомъ ты привыкъ нѣсколько лѣтъ покоишься несравненно мягче ложа, какое мы находили проходя вмѣстѣ горы Кумберландскія и Лидездальскія.

Однако это мнѣ не мѣшало, матушка, со-хранить всѣ прежнія мои привычки; напримѣръ: я могу спать на чемъ попадется и спокойно претерплю всѣ перемѣны погоды. Съ тѣхъ поръ какъ мы разстались, я былъ стрѣлкомъ и рыбаловомъ, а кто предается симъ занятіямъ, тому часто случается находить ночлеги несравненно худшіе сегодня намъ предстоящаго, — и рукою вѣроломныхъ приготовленнаго.

Рукою вѣроломныхъ приготовленнаго! повторила Магдалина ударяя на слова сіи. Это истинная правда сынъ мой; вѣрные чада церкви не находятъ себѣ даже убѣжища въ домѣ Господнемъ, во храмѣ Святыхъ Его. Сегодняшняя ночь будетъ холодна для насъ, ибо вѣтеръ проходитъ сквозь отверстія въ стѣнахъ проломанныя. Но скоро и участники разрушенія сего найдутъ себѣ ложе гораздо еще покойнѣе и никогда съ него не встанутъ.

Не взирая на пламенный и нѣсколько странный характеръ свой, Магдалина, казалось сохранила къ Роланду то нѣжное чувство любви, которое женщины питаютъ обыкновенно къ дѣтямъ ввѣреннымъ ихъ попеченіямъ. Повидимому она хотѣла предаться всѣмъ прежнимъ заботамъ, еще въ дѣтствѣ ему оказаннымъ, полагая что Роландъ и теперь въ нихъ также нуждается какъ и прежде.

Ты долженъ быть голоденъ, сказала она вышедши изъ молельни въ комнату служившую жилищемъ отшельнику, и тебѣ необходимъ огонь для предохраненія себя отъ стужи и вѣтра. Бѣдное дитя! Ничего нѣтъ съ тобою, а путешествіе будетъ продолжительно! Благодари Бога за то, что Онъ послалъ тебѣ существо для котораго всякая нужда сдѣлалась столь же обыкновенна какъ нѣкогда были для него блескъ и роскошь.

Являя такимъ образомъ дѣятельность свою, составлявшую разительную противуположность съ важностью за нѣсколько минутъ ею показанною, она начала дѣлать свои приготовленія къ вечеру. Изъ кожанаго мѣшка находившагося подъ платьемъ, вынула огниво; а остатки мебелей отшельника доставили въ излишествѣ дрова; разумѣется что обломки разбитой статуи Св. Пртберта были оставлены въ покоѣ.

Огонь началъ разгораться въ пустой келіи отшельника, и Магдалина занялась приготовленіями ужина.

Не безпокойтесь объ ужинѣ, сказалъ Роландъ, если онъ только для меня. Я легко могу перенести голодъ сегодняшнею ночь, и пусть это будетъ мнѣ хотя слабымъ наказаніемъ за нарушеніе церковныхъ обрядовъ въ замкѣ Авенедьскомъ.

И ты думаешь что я безпокоюсь для себя? спросила Магдалина. Знай, молодой человѣкъ, что мать не знаетъ голода прежде чѣмъ милое дитя ея не будетъ накормлено. Роландъ, прибавила она съ видомъ пріязни совершенно не обыкновенной, ты не долженъ еще поститься, твои лѣта сего не позволяютъ; ты молодъ, слѣдовательно не можешь обойтись безъ сна и пищи. Храни себя, сынъ мой Государь, отечество, религія того требуютъ. Пусть старость думаетъ о постѣ и молитвѣ; а юность, особливо въ критическія времена наши, должна пріобрѣтать новыя и сохранять прежнія силы свои, столь для нее не обходимыя.

Говоря такимъ образомъ, вынула она изъ того же мѣшка изъ котораго достала огниво, нѣсколько провизіи и не дотрогиваясь до нее, смотрѣла съ удовольствіемъ какъ ѣлъ Роландъ затомленный продолжительнымъ своимъ путешествіемъ. Зачѣмъ не раздѣлите вы со мною пищу? спросилъ онъ ее, и Магдалина принявъ прежній важный видъ отвѣчала ему:

Молодой человѣкъ, ты не знаешь ни съ кѣмъ, ни объ чемъ говоритъ. Кому небо открываетъ намѣренія свои, тотъ умерщвленіемъ только плоти содѣлывается достойнымъ сей чести. Въ самомъ себѣ онъ находитъ то, что освобождаетъ его отъ пищи земной, необходимой для людей незнакомыхъ съ подобными впечатлѣніями. Ночь проводимая съ молитвахъ доставляетъ ему сладостное успокоеніе, а въ исполненіи воли Творца небеснаго находитъ онъ пищу несравненно пріятнѣйшую всякой земной пищи; но тебѣ, сынъ мой, прибавила она голосомъ материнской привязанности, тебѣ въ дни юности, сонъ необходимъ, ибо часто бѣдствія днемъ претерпѣнныя забываются въ покоѣ, ночью доставляемомъ. Тебѣ нужна сила тѣлесная, я же нуждаюсь въ силѣ душевной.

Во время разговора сего она перебирала сухія листья составлявшіе постель отшельника и пришельцевъ часто принимаемыхъ подъ гостепріимный кровъ его, и которая одна уцѣлѣла отъ руки хищниковъ и грабителей. «Она покрыла ее одеждами разбросанными по полу, и составила ложе на которомъ никакой усталый путникъ не отказался бы отдохнуть. Роландъ нѣсколько разъ хотѣлъ помочь ей; но она сильно противилась тому, и когда онъ умолялъ ее самой успокоишься на томъ мѣстѣ, которое ему приготовила, — спи, сказала она, спи гонимый и лишенный наслѣдства сирота, сынъ несчастнѣйшей матери, спи пока я буду молиться за тебя!

Суровый видъ ея и твердый голосъ заставили Роланда повиноваться, хотя ему и стыдно было уступить женщинѣ. Магдалина, какъ мы уже замѣтили прежде, казалось забыла время протекшее съ разлуки ихъ, и полагала найти въ юношѣ привыкшемъ исполнять всѣ свои прихоти и испорченномъ излишнимъ снисхожденіемъ, покорность ребенка оставленнаго ею въ замкѣ Авенельскомъ. Природная гордость Роланда была обижена; однако воспоминаніе о прежнемъ своемъ повиновеніи, соединенное съ чувствами привязанности и благодарности, заставило его исполнить ея волю.

Развѣ для того оставилъ я звѣрей и птицъ моихъ, думалъ онъ, чтобы содѣлаться рабомъ ея желаній? я, предъ которымъ завистливые товарищи почитали себя ничтожными въ упражненіяхъ стоившихъ имъ многаго труда, а мнѣ никакого. Нѣтъ этаго не будетъ, этаго быть не можетъ! Не хочу походить на сокола котораго носитъ женщина въ рукахъ своихъ и открываетъ глаза ему только въ то время когда онъ долженъ устремиться на добычу ею избранную. Я прежде долженъ узнать ея намѣренія, а потомъ ихъ исполнять!

Подобныя мысли долго занимали Роланда, и не смотря на усталость, сонъ довольно поздно сомкнулъ его вѣжди.

ГЛАВА IX.

[править]

На разсвѣтѣ Роландъ пробудился согрѣваемый теплотою и лучами восходящаго солнца. Первое чувство ощущенное имъ было чувство удивленія, когда вмѣсто прозрачныхъ водъ великолѣпнаго озера, представлявшагося ему обыкновенно изъ окна возвышенной башни занимаемой имъ въ замкѣ Авенельскомъ, онъ увидѣлъ сквозь отверстіе разбитой оконницы зрѣлище разрушенія въ саду Анахорета. Онъ протеръ глаза, сѣлъ на свою постель и вспомнилъ о произшествіи вчерашняго дня; чѣмъ долѣе размышлялъ онъ, тѣмъ болѣе находилъ его страннымъ. Въ одинъ день потерять покровительницу своей юности, и найти путеводительницу и единственную подпору протекшаго своего младенчества. Роландъ чувствовалъ что первое изъ сихъ обстоятельствъ будетъ для него вѣчнымъ источникомъ слезъ, и не зналъ радоваться ли второму. Припоминалъ себѣ что женщина, заступавшая ему мѣсто матери, показывала столь же страстную любовь сколь и неограниченную надъ нимъ власть, что привязанность къ ней питаемая, не была слѣдствіемъ одной любви, но вмѣстѣ и страха, и боялся, судя по вчерашнимъ ея поступкамъ, чтобъ она не приняла такой же власти надъ всѣми дѣлами его, и тѣмъ не содѣлалась отравою радости причиненной ея встрѣчею.

Она не можетъ, шептала ему гордость, управлять тобою какъ ребенкомъ, когда лѣта твои позволяютъ тебѣ самому судишь о дѣлахъ своихъ. Она не можетъ и требовать того, иначе бы она слишкомъ ошиблась въ своихъ желаніяхъ.

Чувство благодарности къ лицу, противъ котораго возставала его гордость, остановило его среди сихъ размышленій. Подобно замысламъ злаго духа, онъ отвергалъ мысли невольно гнѣздившіяся съ головѣ его. Молитва представляла ему лучшее средство остаться побѣдителемъ въ сей борьбѣ; онъ началъ искать свои четки, но вспомнилъ что отъ излишней поспѣшности забылъ ихъ въ замкѣ.

Часъ отъ часу не легче, подумалъ Роландъ. Магдалина просила меня имѣть ихъ всегда при себѣ, и ни кому о томъ ни говорить. До сихъ поръ я былъ вѣренъ моему слову, но теперь что дѣлать, сказать ли что забылъ ихъ? Она вѣрно мнѣ не повѣритъ.

Прохаживаясь по кельѣ, онъ не зналъ на что рѣшиться. Природа одарила его прекрасною памятью, и онъ всегда помнилъ наставленія бабки своей; въ дѣтскомъ возрастѣ онъ гордился сею довѣренностью и хотѣлъ доказать ей что въ послѣдствіи надѣется оправдать ея ожиданія. Впротчемъ это намѣреніе было намѣреніе ребенка и вѣроятно оно малу по малу уступило бы примѣрамъ и поученіямъ въ замкѣ Авенельскомъ представлявшимся, если бы не было поддерживаемо рвеніемъ отца Амвросія или прежняго Клендининга. Письмо врученное сему послѣднему неизвѣстнымъ странникомъ, увѣдомляло его что дитя воспитанное въ началахъ вѣры католической находится въ замкѣ Авенельскомъ среди сообщества эретиковъ, въ положеніи столь же опасномъ, какъ нѣкогда было положеніе трехъ отроковъ брошенныхъ въ пещь огненную, возлагая на него отвѣтственность въ случаѣ, ежели овца сія содѣлается добычею волковъ кровожадныхъ. Мысль что душа въ опасности, что католикъ готовится можетъ быть содѣлаться эретикомъ, были достаточными причинами воспламенить ревность Св. отца. Онъ чаще сталъ посѣщать замокъ боясь чтобы недостатокъ въ образованіи и правилахъ Христіанскихъ, не похитилъ у Римской церкви одного изъ вѣрныхъ сыновъ ея.

Со всѣмъ тѣмъ онъ не могъ имѣть съ Роландомъ частыхъ и продолжительныхъ свиданій. Они были достаточны дабы удержать его въ твердомъ намѣреніи никогда не измѣнять религіи своей, но могли внушить ему только слѣпую приверженность къ наружнымъ обрядамъ Римской церкви. Онъ хранилъ привязанность къ вѣрѣ Католической болѣе потому, что почиталъ за стыдъ быть невѣрнымъ ученію исповѣдываемому отцами его, а не поприверженности къ догматамъ религіи, которыхъ онъ во все не зналъ почти. Религія сія была, по мнѣнію Роланда, границею раздѣлявшею его отъ людей жившихъ съ нимъ въ замкѣ, и эта мысль слишкомъ льстившая его самолюбію, заставляла презирать всѣхъ во мнѣніяхъ своихъ съ нимъ несогласныхъ.

Нѣсколько разъ слышалъ онъ какъ Генрихъ Варденъ съ жаромъ ему свойственнымъ, говорилъ о злоупотребленіяхъ Римской церкви», фанатикъ сей, думалъ онъ, не знаетъ чьи уши слушаютъ пагубное ученіе его, съ какимъ презрѣніемъ внимаютъ они порицаніямъ Священной религіи, которую столько жертвъ обагрили своею кровію.

И такъ вѣра Роланда заключалась только въ презрѣніи всего, что онъ называлъ внушеніемъ эретиковъ. Религія католическая присоединялась въ умѣ его къ мыслямъ о независимости, а протестантская къ постыдному рабству мнѣній проповѣдника хитраго и исполненнаго фанатизма. Впротчемъ онъ не зналъ ни разности существующей между двумя ученіями, ни отличительныхъ догматовъ каждаго, и не имѣлъ никого ктобы могъ ему растолковать ихъ; а сожалѣніе ощущаемое имъ при потерѣ четокъ врученныхъ ему отцемъ Амвросіемъ, походило болѣе на стыдъ солдата потерявшаго свой знакъ, нежели на скорбь человѣка благочестиваго, утратившаго символъ своей вѣры.

Забытыя имъ четки безпокоили его еще и потому, что онъ боялся навлечь на себя гнѣвъ Магдалины, ибо былъ увѣренъ что отецъ Амвросій не иначе какъ по ея наущенію вручилъ ему ихъ, и слѣдовательно она имѣла полное право думать что онъ мало цѣнитъ ея подарки.

Она вѣрно мнѣ объ этомъ будетъ говорить, сказалъ онъ самъ себѣ, и отвѣтъ мой возбудитъ въ ней сильное негодованіе.

Между тѣмъ какъ онъ погруженъ былъ въ сіи размышленія, Магдалина вошла въ келью.

Да низойдетъ на тебя благословеніе Божіе, сынъ мой, сказала она голосомъ исполненнымъ нѣжности и набожности. Не уже ли ты всталъ такъ рано чтобы восхищаться первыми лучами восходящаго солнца? Ты не весьма благоразумно поступилъ Роландъ; наслаждайся сномъ доколѣ еще въ состояніи, скоро настанетъ время, что молитвы содѣлаются и твоимъ удѣломъ.

Заботливый видъ, съ которымъ она произнесла слова сіи, доказывалъ, что если набожность была всегдашнимъ упражненіемъ ея ума, то дитя ею воспитанное привязывало ее еще къ землѣ узами любви и страстей человѣческихъ.

Но она не долго предавалась мечтамъ, которыя почитала минутнымъ отступленіемъ отъ своихъ обязанностей. Пойдемъ Роландъ, сказала она, послѣдуй за мною; время намъ оставить мѣста сіи.

Куда же мы пойдемъ? спросилъ Роландъ, какая цѣль нашего путешествія?

Магдалина, отступивъ шагъ назадъ, посмотрѣла на него съ еидомъ удивленія и неудовольствія.

Къ чему вопросъ сей? Недовольно ли того, что я взялась быть твоею путеводительницею? И неужели столь долгое пребываніе между невѣрными научило тебя предпочитать собственное сужденіе послушанію и уваженію?

Вотъ минута, подумалъ Роландъ, въ которую я, или долженъ рѣшиться сдѣлаться свободнымъ, или на всегда остаться невольникомъ. Чувствую что не могу терпѣть далѣе.

Но Магдалина обратясь къ предмету наиболѣе ее занимавшему, спросила у него: гдѣ же четки твои, сынъ мой? Молился ли ты съ ними сегодня?

Краска выступила на лицѣ Роланда; онъ чувствовалъ что скоро буря должна была разразиться, и не хотѣлъ отвращать ее постыдною ложью.

Я позабылъ ихъ въ замкѣ Авенельскомъ.

И ты могъ позабыть четки! Знаешь ли что въ одно и тоже время ты нарушилъ обязанности вѣры ]и природы! Ты потерялъ чистѣйшій даръ изъ далека съ такою опасностію доставленный, и котораго каждое зерно долженъ былъ беречь болѣе своего глаза.

Весьма жалѣю что это случилось, матушка; я дорого цѣнилъ подарокъ отъ васъ полученный. Впротчемъ надѣюсь современемъ открыть себѣ хорошую стезю въ свѣтѣ и вознаградить потерю нѣсколькихъ кусочковъ золота; а до тѣхъ поръ и деревянныя четки мнѣ будутъ столь же хорошо служить, какъ и золотыя.

Нѣсколько кусочковъ золота! вскричала Магдалина; четки освященныя благословеніемъ Св. отца, въ твоихъ глазахъ только кусочки золота; и ты надѣешься вознаградить потерю сію ничтожными трудами. Это вѣрно слова Вардена, сего волка кровожаднаго опустошающаго стадо добраго пастыря!

Обстоятельство мнѣ сіе было неизвѣстно, матушка; но и теперь узнавши его, я не могу помочь горю.

Но, покрайней мѣрѣ, ты можешь раскаяться, вмѣсто того чтобы смотрѣть на меня съ такимъ видомъ, какъ будто ты потерялъ только пуговицу съ камзола своего.

Я истинно раскаяваюсь, и готовъ выдержать за ошибку мою всякое испытаніе какое угодно будетъ вамъ наложить на меня; что можете вы болѣе отъ меня требовать? Но, матушка, прибавилъ онъ послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія, не сердитесь на меня, если еще разъ спрошу васъ куда мы идемъ и что за цѣль нашего путешествія. Я болѣе не дитя, но человѣкъ взрослый; могу самъ управлять собою; ношу мечь при бедрѣ своемъ и борода уже начинаетъ показываться на лицѣ моемъ. Я послѣдую за вами до конца вселенной, если того желаете, но долженъ для самаго себя знать, куда и съ какимъ намѣреніемъ ведете меня?

Ты долженъ знать для самаго себя, дитя неблагодарное! вскричала Магдалина съ гнѣвомъ, возобновившимъ на лицѣ ея краску давно уже согнанную годами. Развѣ не мнѣ ты всѣмъ обязанъ: пищею въ дни твоего дѣтства, руководствомъ въ теченіи десяти лѣтъ, способами образованія потомъ и всѣми надеждами къ чести и славѣ на будущее время? Прежде чѣмъ увижу тебя отступившимъ отъ правилъ мною внушенныхъ, желаю чтобы ты палъ мертвъ къ ногамъ моимъ.

Роландъ былъ пораженъ удивленіемъ видя необыкновенный жаръ, съ какимъ она говорила. Всѣ члены его трепетали и силы казалось не могли противиться внутреннему волненію. Онъ поспѣшно отвѣчалъ: я помню все чѣмъ вамъ обязанъ; скажите могу ли пролитіемъ крови доказать мою благодарность и вы увидите мои чувства; но слѣпое повиновеніе столь же безразсудно, сколь и недостойно меня.

Боже Всемогущій! вскричала Магдалина, мнѣ ли суждено слышать слова сіи отъ юноши, въ комъ полагала всю надежду; отъ ребенка, у колыбели котораго столько разъ на колѣняхъ возсылала теплыя молитвы о его же счастіи! Роландъ, однимъ только послушаніемъ можешь ты доказать мнѣ свою приверженность и благодарность. Какое же достоинство имѣлъ бы ты въ глазахъ моихъ, если бы избралъ путь мною назначенный знавъ причину моихъ намѣреній? Тогда бы ты руководствовался не моими приказаніями, но собственнымъ своимъ сужденіемъ; не исполнялъ бы волю Творца небеснаго, изъявляемую тебѣ лучшимъ другомъ которому ты всѣмъ обязанъ, но слѣдовалъ бы слѣпымъ совѣтамъ слабаго своего разсудка. Послушай Роландъ: невидимый гласъ тебя призываетъ; онъ обѣщаетъ тебѣ блистательнѣйшую судьбу; говоритъ языкомъ перваго, лучшаго, единственнаго друга твоего; можешь ли еще сопротивляться? Но если не хочешь внимать моимъ совѣтамъ — удались, оставь меня на семъ мѣстѣ; всѣ земныя надежды мои улетѣли и разрушились. Я преклоню колѣна предъ поруганнымъ олтаремъ симъ и когда придутъ эритики, кровь мученицы обагритъ его.

Нѣтъ, матушка, отвѣчалъ Роландъ, нѣтъ, я не покину васъ; цѣлая вселенная и та не разлучитъ меня съ вами; съ вами буду жить, защищать васъ, или погибну за свою благодѣтельницу.

Мнѣ одно только слово нужно сынъ мой: будешь ли мнѣ повиноваться?

Буду, матушка, буду повиноваться вамъ всею душою, но…

Довольно, сынъ мой, сказала Магдалина прервавъ его. Повиновеніе котораго требую, должно быть совершенно и чуждо всякихъ условій. Благословляю тебя, живый памятникъ дочери незабвенной, благословляю тебя за обѣщаніе, столь дорого стоющее гордости человѣческой. Положись на меня.- и знай что въ дѣлѣ, въ которомъ будешь учавствовать, союзниками твоими будутъ и храбрый и могущественный, власть духовная и гордость дворянъ, увѣнчается ли успѣхомъ или нѣтъ, останешься ли въ живыхъ или погибнешь, имя твое напишется на ряду съ именами людей, съ которыми и смерть и побѣда равно пріятны. Пойдемъ же, пойдемъ; жизнь наша скоротечна, а предпріятіе мое требуетъ трудовъ долгихъ и постоянныхъ. Всѣ силы небесныя въ сію минуту обращаютъ взоры свои на несчастную Шотландію. Что я говорю на Шотландію? Взоры ихъ обращены на насъ Роландъ, на женщину слабз^ю, «на юношу неопытнаго, которые среди развалинъ наполняющихъ мѣста сіи, клянутся быть защитниками Бога и законнаго своего Государя. Мѣста сіи, свидѣтели нашей преданности, увидятъ исполненіе клятвы или услышатъ послѣдніе вздохи за святое дѣло испускаемые.

Говоря такимъ образомъ она крѣпко одноюрукою дерзала Роланда, другуюже вознесла къ небу, какъ бы желая лишить юношу всякаго средства возстать противу торжественнаго обѣта ею даннаго; потомъ голосомъ, исполненнымъ материнской нѣжности, начала дѣлать подробные вопросы о его пребываніи въ замкѣ Авенельскомъ и о различныхъ познаніяхъ имъ тамъ приобрѣтенныхъ.

Вижу, сказала она выслушавъ его, вижу начала твои и увѣрена, судя по твоему характеру, что своими дѣлами заставишь ты не только удивляться, но и трепетать своихъ наставниковъ. Теперь вкусимъ утреннюю пищу нашу и будемъ продолжать путь; чрезъ нѣсколько часовъ достигнемъ мѣста, гдѣ ни въ чемъ не будемъ имѣть нужды.

Послѣ завтрака, состоявшаго изъ остатковъ вчерашняго ужина, они пустились въ путь. Магдалина шла твердо и съ легкостію, какую едва можно было ожидать отъ ея лѣтъ; а Роландъ слѣдовалъ за ней задумчивый, безпокойный и недовольный состояніемъ зависимости въ которомъ себя видѣлъ.

Не уже ли, Говорилъ онъ самъ себѣ, я буду всегда снѣдаемъ жадностію къ свободѣ и независимости, и никогда не стану дѣйствовать по собственной волѣ.

ГЛАВА X.

[править]

Дорогою путешественники наши неимѣли разговора слишкомъ продолжительнаго. Магдалина по временамъ тихимъ голосомъ пѣла прекраснѣйшіе гимны принятые католическою церковью; читала pater или аме и предавалась размышленіямъ о вѣрѣ. Мысли Роланда обращались на предметы болѣе свѣтскіе. Когда дикая ушка выходя изъ болота начинала подыматься на воздухъ, онъ думалъ объ Адамѣ Вудколѣ и соколахъ своихъ; когда же шелъ мимо лѣса, деревья котораго, смѣшанныя съ терніями и различными дикими растѣніями, составляли почти мѣсто непроходимое, воображеніе его населяло ихъ ланями, оленями и онъ жалѣлъ, что не имѣетъ стаи собакъ для преслѣдованія ихъ. Но чаще всего Роландъ переносился воображеніемъ къ доброй и благотворительной покровительницѣ своей, которую оставилъ въ справедливомъ противъ себя негодованіи.

Я бы былъ несравненно покойнѣе, думалъ онъ, и сердце мое весьма бы облегчилось, если бы на одну только минуту я могъ ее увидѣть и сказать: Милади, сирота вами воспитанный могъ быть безразсуднымъ, і но никогда не будетъ неблагодарнымъ.

Погруженные такимъ образомъ въ размышленія свои, путешественники наши прибыли около полудня въ деревню, домики которой были разбросаны и образовали собою родъ башенъ, находившихся во всѣхъ пограничныхъ селеніяхъ. Ручей протекалъ подлѣ деревни и орошалъ, долину, на которой она была построена. На концѣ же ея, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ домиковъ, находилось весьма дурное и почти развалившееся зданіе, служившее однако жилищемъ людямъ довольно знатнымъ. Мѣстоположеніе его было прекрасно: источникъ со всѣхъ сторонъ омывалъ строеніе; передъ входомъ возвышались четыре смоковницы, коихъ зелень дѣлала менѣе мрачнымъ домъ, построенный изъ камней темнокраснаго цвѣта. Домъ сей казался слишкомъ большимъ по малому числу обитателей своихъ; часть оконъ, въ особенности въ нижнемъ жильѣ, заложена было камнемъ, а другая защищена толстыми желѣзными рѣшетками. Дворъ, окруженный оградою, вымощенъ, но трава и мохъ въ такомъ количествѣ поросли на немъ, что образовали собою лугъ какъ бы нѣсколько лѣтъ уже существующій. Предметы, заслуживающіе большаго вниманія, были также пренебрежены и показывали въ хозяевахъ или бѣдность или нерадѣніе. Рѣка приближаясь къ стѣнѣ, разрушила и ее и башню въ семъ мѣстѣ построенную, и развалины сіи портили видъ и отнимали много красоты у зданія.

Если мы войдемъ съ этотъ домъ сказалъ Роландъ Магдалинѣ, то не долго тамъ останемся, ибо можно смѣло сказать, что порядочный сѣверный вѣтеръ достаточенъ опрокинуть его въ воду.

Ты видишь все не такъ какъ должно видѣть, отвѣчала Магдалина; Богъ защититъ Свою собственность не смотря на распри и раздоры людскіе. Лучше строить зданія на пескѣ покорности Христіанской, чѣмъ на скалѣ гордости человѣческой.

Продолжая разговаривать, они взошли на дворъ, впереди дома расположенный; Роландъ могъ замѣтишь что фасадъ его, украшенный нѣкогда статуями высѣченными въ самомъ камнѣ, болѣе уже не имѣлъ ихъ; онѣ были разбиты и разрушены и только остатки піедесталовъ доказывали ихъ существованіе. Главная дверь входа была заложена стѣною, и маленькая тропинка заросшая травою вела къ калиткѣ запертой толстымъ запоромъ. Магдалина постучалась три раза, останавливаясь при каждомъ ударѣ, пока изнутри не отвѣтили ударомъ менѣе сильнымъ; наконецъ при третьемъ ударѣ дверь отворилась и сухая и блѣдная женщина произнесла слова сіи: Benedict! qui veniunt in nomine Domini. Путешественники взошли; она затворила дверь двумя большими замками.

Женщина узкимъ коридоромъ провела ихъ въ довольно большую прихожую, вымощенную плитами и стѣны которой обложены были особымъ камнемъ. Одно окно освѣщало комнату и хотя было довольной величины, но составленное изъ небольшихъ кусочковъ разноцвѣтныхъ стеколъ между собою соединенныхъ, разливало слабый свѣтъ и часто въ самый полдень въ покоѣ семъ царствовалъ нѣкоторый мракъ.

Здѣсь хозяйка дома, ибо она-то и отворила дверь, остановилась и обняла Магдалину называя ее своею сестрою и оказывая все должное уваженіе.

Благословеніе Божіей Матери, да будетъ надъ главою твоею сестра моя! сказала она потомъ; слова сіи тотчасъ объяснили Роланду вѣру исповѣдуемую хозяйкой, если бы онъ и могъ даже подозрѣвать почтенную и попечительную путеводительницу свою въ намѣреніи остановиться не у своихъ братьевъ католиковъ. — Обѣ женщины говорили весьма тихо; Роландъ воспользовался этимъ временемъ чтобы разсмотрѣть ближе друга Магдалины.

Ей, казалось, было около пятидесяти или шестидесяти лѣтъ. Черты ея носили на себѣ отпечатокъ меланхоліи, произходящей отъ несчастія и часто принимающей видъ неудовольствія, что изглаживало нѣсколько остатки красоты примѣтные еще на лицѣ ея. Одежда изъ грубой матеріи темнаго цвѣта, сходствовала простотою съ одеждою Магдалины и походила во многомъ на одѣяніе монахини. Видно было, что хотя она имѣла состояніе недостаточное, но не была подвержена той крайней бѣдности, которая заставляетъ пренебрегать всѣми наружными украшеніями, и что если она лишена была прихотей роскоши, покрайней мѣрѣ все необходимое ей не было отказано. Ея обращеніе показывало воспитаніе, поставлявшее ее гораздо выше того состоянія, въ которомъ она находилась, а ея видъ говорилъ, что исторія жизни такой женщины должна быть любопытна. Во время сихъ размышленій Роланда, хозяйка дома подошедъ къ нему, разсмотрѣла его съ большимъ вниманіемъ, и какъ казалось съ нѣкоторымъ участіемъ.

Это-то, сказала она Магдалинѣ, дитя несчастной дочери твоей, и его — единственную отрасль древа вашего, — хочешь ты принести на жертву?….

Да, отвѣчала Магдалина твердымъ голосомъ, пусть онъ будетъ мстителемъ за вѣру нашу.

Ты щастлива, сестра моя, возразила первая, что можешъ быть выше всякой привязанности человѣческой и вести сама невинную жертву» къ олтарю. Если бы мнѣ суждена была подобная участь, если бы я обязана была моего юнаго и милаго сына предашь кознямъ и кровавымъ раздорамъ временъ нашихъ, послушаніе было бы для меня столь же тягостно, сколь нѣкогда было оно горько Аврааму ведшему на закланіе сына своего Исаака.

Она продолжала смотрѣть съ видомъ участія на Роланда. Взоры ея, устремленные на одинъ и тотъ же предметъ, заставили покраснѣть юношу; онъ хотѣлъ отвлечь ея вниманіе перемѣнивъ свое мѣсто, но Магдалина остановила его одною рукою, и отдѣливъ другою волосы закрывшіе лице его, посмотри сестра моя, сказала она съ твердою рѣшительностію и нѣсколько гордою нѣжностію, посмотри на него со вниманіемъ, вѣрно никогда взоры твои не останавливались на чертахъ столь благородныхъ. Я сама глядя на его, ощущаю сожалѣніе и начинаю колебаться въ своемъ намѣреніи; но вѣтеръ не въ силахъ уронить листа съ дерева, лишеннаго хладомъ зимнимъ своей одежды, и никакое обманчивое чувство не можетъ поселиться въ сердцѣ совершенно исполненномъ чувства одной религіи.

Глаза ея вполнѣ оправдывали слова сіи, ибо крупныя слезы катились по ея одеждѣ. Чѣмъ чище и непорочнѣе жертва, сказала она, тѣмъ лучше ее примутъ, и какъ бы желая избѣгнуть чувствъ ея волновавшихъ: Сестра, вскричала она, Роландъ спасется подобно Исааку и не позволено будетъ братьямъ-возмутителямъ вознести нечестивыхъ рукъ на юнаго Іосифа нашего. Провидѣніе, для защиты правъ своихъ, властно употребишь дѣвъ, юношей и даже грудныхъ младенцовъ.

Провидѣніе оставило насъ, сказала сестра ея, перестало покровительствовать проклятой землѣ сей за грѣхи наши и отцевъ нашихъ. Мы можемъ получить вѣнецъ мученическій, но никогда не будемъ торжествовать на землѣ. Человѣкъ, опытность котораго столь для насъ теперь нужна, призванъ въ міръ несравненно лучшій: — Аббатъ Евстафій не существуетъ болѣе.

Да успокоится душа его, сказала Магдалина, и небо да ниспошлетъ и намъ бѣднымъ странникамъ тоже успокоеніе на сей землѣ злодѣйствъ и преступленій. Смерть его, — потеря для насъ не возвратимая, ибо гдѣ найдемъ человѣка, который бы имѣлъ его опытность, рвеніе, благоразуміе, приверженность, мудрость и храбрость? Но, сестра моя, онъ палъ держа въ рукахъ своихъ хоругвь церковную, Богъ покажетъ кому ее поднять. Кого избираютъ на его мѣсто?

Это еще не рѣшено. Эретики клялись противиться сему избранію и ужасно мстить за всякое покушеніе назначить новаго Аббата Св. Маріи. Conjuraverunt inter se principes, dicentes: Projiciamus lаqueos ejus.

Quousquи tandem, Domini? Вскричала Магдалина; не послужило бы сіе ужаснѣйшею препоною предпріятіямъ нашимъ, сестра моя? Но я тверда въ своемъ намѣреніи и увѣрена что небо даруетъ намъ наслѣдника почтенному Евстафію, къ несчастію столь рано похищенному смертію. Но гдѣ же твоя Катерина?

Въ гостиной, отвѣчала она…. и бросивъ взоръ на Роланда, сказала нѣсколько словъ Магдалинѣ.

Не бойся ничего, отвѣчала Магдалина, то что предлагаю я тебѣ, — законно и необходимо. Я бы желала чтобъ онъ столь же твердъ былъ въ вѣрѣ, единственномъ средствѣ къ спасенію, сколь далекъ отъ всякаго дѣйствія, слова, и даже мысли предосудительной. Какъ ни гнушаюсь эритиками, но отдаю имъ справедливость, что они воспитываютъ юношей съ самыхъ чистыхъ правилахъ нравственности.

Это значитъ золотить только одну наружность чаши, сестра моя. Но Роландъ увидитъ Катерину, если ты почитаешь сіе нужнымъ и приличнымъ. Юноша, послѣдуй за нами, прибавила она, и пошла впередъ съ Магдалиною.

Это были первыя слова сказанныя молодому человѣку; онъ въ молчаніи пошелъ за ними; они медленно проходили коридоры, пустыя комнаты и Роландъ имѣлъ довольно времяни размыслить о своемъ положеніи, весьма для него непріятномъ. Ему казалось, что онъ долженъ былъ повиноваться двумъ путеводительницамъ, двумъ старымъ женщинамъ, которыя повидимому согласились управлять всѣми его движеніями и избрали его орудіемъ какого то предпріятія во все ему неизвѣстнаго. Ему воображалось будто слишкомъ много отъ него требовали, и онъ справедливо полагалъ, что какое бы право не имѣла Магдалина располагать всѣми поступками его, она не могла утвердить надъ нимъ своей власти, ни раздѣлять ее съ другою женщиною, принявшею тонъ не менѣе повелительный.

Это не долго продолжится, думалъ онъ, я не буду всю жизнь мою рабомъ женщины; развѣ я обязанъ слѣдовать ея приказаніямъ? Идти, куда она велитъ, являться, когда позоветъ. Нѣтъ, рука, умѣющая управлять копьемъ и дѣйствовать оружіемъ, не должна принимать повелѣній отъ слабаго пола. При первомъ случаѣ я сброшу съ себя иго неволи, удалюсь отъ нихъ; пусть сами приводятъ въ исполненіе пустые свои планы и предположенія. Можетъ быть чрезъ это избѣгнутъ онѣ многихъ опасностей, ибо я предвижу, каковы ихъ намѣренія, и сколь они трудны и не вѣрны въ исполненіи. Графъ Муррай и его религія пустили слиткомъ глубокіе корни, чтобы страшиться чего нибудь отъ усилій двухъ старыхъ и слабыхъ женщинъ.

Они вошли въ комнату, гдѣ сидѣла третья женщина. Здѣсь Роландъ увидѣлъ нѣсколько стульевъ, деревянный столъ покрытый зеленымъ сукномъ, коверъ на полу, рѣшетку у камина; однимъ словомъ комнату, похожую на жилую.

Глаза его нашли для себя занятіе несравненно пріятнѣе разсматриванія пустыхъ украшеній комнаты, ибо обитательница ея показалась ему лучше всего до сихъ поръ здѣсь видѣннаго. Она встала когда они вошли, и поклонилась двумъ старушкамъ; но увидѣвъ Роланда, набросила на лице покрывало волновавшееся по плечамъ ея, что сдѣлала съ большою скромностію, безъ излишняго однако жеманства и принужденной застѣнчивости.

Во время сего движенія Роландъ могъ замѣтить подъ покрываломъ лице молодой шестнадцатилѣтней дѣвушки, глаза которой исполнены были кротости и огня.

Къ симъ благопріятнымъ наблюденіямъ присоединялась еще увѣренность, что незнакомка имѣетъ прекрасный ростъ, привлекательную наружность, отъ чего она болѣе сходствовала съ Гебою нежели съ Сильфидою; благородство и ловкость во всѣхъ движеніяхъ, что увеличивало ея прелести; платье ея казалось нѣсколько необыкновеннымъ, но не было столь длинно, чтобъ скрыть двѣ прекрасныя ножки, покоившіяся на подножіи стола предъ которымъ она сидѣла; руки заняты были починиваніемъ столоваго сукна, весьма устарѣвшаго отъ времяни и требовавшаго работы довольно продолжительной и искусной.

Надобно замѣтить, что всѣ сіи занимательныя подробности выведены были Роландомъ изъ нѣсколькихъ взоровъ брошенныхъ украдкою, — и не смотря на покрывало скрывавшее прекрасную, онъ казалось видѣлъ что и она его разглядывала. Между тѣмъ оба друга говорили тихо между собою, бросая по временамъ на молодыхъ людей взоры, увѣрявшіе Роланда что они двое были предметомъ ихъ разговора. Наконецъ онъ услышалъ ясно, хотя и въ полголоса сказанныя слова Магдалины: да, сестра моя, надобно доставить имъ случай поговорить и познакомиться другъ съ другомъ, это необходимо для исполненія нашего намѣренія.

Хозяйка дома по видимому не совсѣмъ согласна была съ мнѣніемъ своего друга, хотѣла ей противорѣчить, но повелительный голосъ Магдалины одержалъ верхь.

Пусть будетъ по твоему, другъ мой, сказала старушка, пойдемъ на балконъ, мы тамъ окончимъ свой разговоръ. Оставляемъ васъ вмѣстѣ, прибавила она обратясь къ молодымъ людямъ, поговорите между собою и познакомтесь другъ съ другомъ.

Тогда приближась къ молодой дѣвушкѣ сняла съ нее покрывало и открыла ея лице, на которомъ легкая краска стыдливости замѣнила природный румянецъ.

Licitum sit, сказала Магдалина, смотря на друга своего.

Vix licitum, отвѣчала сія съ принужденнымъ видомъ, продолжая поправлять покрывало на лицѣ дѣвицы, послѣ чего, хотя въ полголоса, но довольно громко чтобы Роландъ могъ слышать, сказала ей: помни кто ты Катерина, и къ чему ты назначена.

Тогда отворивъ стеклянную дверь, служившую вмѣстѣ и окномъ комнаты, вошла съ Магдалиною на большой балконъ, нѣкогда занимавшій весь фасадъ западной стороны замка. Перила его мѣстами обломились; нѣсколько камней оторвались и упади на землю, но не смотря на сіе разрушеніе, онъ былъ еще надежнымъ и пріятнымъ мѣстомъ прогулки, гдѣ можно было наслаждаться свѣжестью воздуха въ вечера лѣтніе и благотворными солнечными лучами въ дни зимніе. Обѣ старушки ходили по балкону весьма занятыя дѣлами своими, впрочемъ не забывали заглядывать и въ комнату всякой разъ какъ проходили мимо двери, что не избѣгло взоровъ примѣчательнаго Роланда.

ГЛАВА XI.

[править]

Катерина была съ счастливомъ возрастѣ невинности и удовольствій. Положеніе, въ которомъ оставила ее тетка приказавъ знакомиться съ прекраснымъ юношею, лицемъ совершенно для нее новымъ, показалось ей довольно страннымъ. Она потупила прелестные голубые глаза свои въ землю, обращая ихъ изрѣдка только на работу, и хранила глубокое молчаніе въ началѣ прогулки старушекъ; наконецъ взглянула украдкою на Роланда и видя замѣшательство, которое онъ обнаруживалъ то перемѣняя мѣсто на стулѣ, то перевертывая въ рукахъ свою шляпу, однимъ словомъ незная какъ начать разговоръ, — она долѣе не могла сохранить своей важности и послѣ нѣсколькихъ безполезныхъ усилій дать другое теченіе мыслямъ, такъ громко захохотала, что слезы показались у нее на глазахъ и прелестные локоны разсыпались по плечамъ ея. Красота Катерины еще болѣе отъ того увеличилась.

Придворный пажъ вѣрно не упустилъ бы случая посмѣяться, но Роландъ, воспитанный въ деревнѣ, былъ столь же гордъ сколь и застѣнчивъ, и почитая себя предметомъ сего смѣха, онъ пробовалъ раздѣлить веселость Катерины, однакожь всѣ усилія его были тщетны и заставляли только болѣе смѣяться молодую дѣвушку незнавшую какъ удержать свой хохотъ; ибо извѣстно всякому, что если подобная охота припадетъ въ такую минуту и въ такомъ мѣстѣ, гдѣ бы мы наименѣе желали ей предаться, то чѣмъ болѣе стараемся воздержать себя, тѣмъ сопротивленіе становится невозможнѣе, а самое дѣйствіе продолжительнѣе. л

Но это было къ щастію Катерины и Роланда, что пажъ не раздѣлялъ съ нею сего чувства неумѣренной радости. Сидя спиною къ балкону, Катерина не могла быть видима прогуливавшимися старушками; Роландъ же сидѣлъ такъ, что не могъ позволить себѣ ничего подобнаго не обративъ ихъ вниманія и не навлекши тѣмъ жестокихъ укоризнъ на себя и сбою подругу! Со всѣмъ этимъ онъ былъ какъ на иголкахъ до тѣхъ поръ, пока Катерина уставъ отъ излишняго смѣха, не принялась снова за работу; тогда онъ ей сказалъ довольно сухо: мы кажется довольно знакомы другъ съ другомъ, сколько можно судить по вашему обращенію.

Слова сіи, едва не произвели надъ Катериною прежняго дѣйствіи, но она преодолѣла себя и устремивъ взоры на работу свою, просила извиненія у Роланда, обѣщаясь никогда болѣе не обижать его.

Роландъ легко могъ догадаться, что видъ обиженнаго человѣка теперь былъ бы весьма не кстати, и чувствовалъ, что онъ совершенно другими глазами долженъ смотрѣть на милую дѣвушку, столь хорошо выдержавшую сію нѣмую сцену. Желая освободиться отъ замѣшательства, онъ принялъ довольный видъ, сообразный съ веселымъ расположеніемъ юной красавицы, изъявилъ ей свое удовольствіе и готовность продолжать знакомство, столь счастливо начатое.

Это отъ васъ зависитъ, отвѣчала она, ибо я кажется позволила себѣ много лишняго еще прежде, нежели оно началось.

Позабудемъ старое, и какъ въ романахъ спросимъ другъ друга объ имени, а потомъ разскажемъ исторію нашей жизни.

Выдумка прекрасная, и это предложеніе дѣлаетъ Самъ честь. Вы начнете; я буду васъ слушать и ограничусь только нѣкоторыми вопросами на мѣста, которыя покажутся мнѣ темными. Скажите ваше имя и потомъ исторію вашей жизни.

Имя мое Роландъ Гремесъ, а эта высокая, пожилая женщина моя бабушка.

И наставница? Все это очень хорошо. Кто таковы ваши родители?

Ихъ болѣе нѣтъ на свѣтѣ!

Но кто они были покрайней мѣрѣ, ибо полагаю, что вы имѣли отца и мать?

Я тоже думаю, но все что знаю о нихъ ограничивается весьма не многимъ. Отецъ мой былъ Шотландскимъ Рыцаремъ и окончилъ дни на полѣ битвы; мать моя происходила изъ племени Уремесовъ Етержильскихъ: почти вся фамилія ея погибла во время раззоренія страны сей Лордомъ Максвелемъ и его сообщниками.

Давно ли это случилось?

Еще прежде моего рожденія!

Время сіе должно быть отдаленно, сказала она съ важнымъ видомъ, такъ отдаленно, что мнѣ невозможно даже почтить память ихъ слезою.

Умершіе съ честію не нуждаются въ слезахъ и сожалѣніи.

Довольно объ вашихъ предкахъ Г. Роландъ; наиболѣе нравится мнѣ изо всей вашей фамиліи, этотъ драгоцѣнный остатокъ, сказала она показывая на Магдалину, проходившую въ то время мимо дверей балкона. Теперь перейдемъ собственно къ вамъ, однако поторопитесь своимъ разсказомъ, иначе я не услышу и половины его, ибо матушка Бригета каждый разъ проходя мимо двери останавливается долѣе и долѣе, а въ ея присудствіи, вы согласитесь у столько же мало охоты смѣяться, какъ и при гробѣ вашихъ предковъ,

Разказъ мой не будетъ продолжителенъ. Я вступилъ въ замокъ Авенельскій въ качествѣ пажа къ владѣтельницѣ его.

Она ревностная Гугенотка, не правда ли?

Такая же какъ и самъ Кальвинъ. Незнаю почему бабушка хотѣла помѣстить меня въ этотъ замокъ; но желаніе сіе долго не исполнялось, ибо мы нѣсколько недѣль жили въ сосѣдственной деревнѣ, а случай все не представлялся. Наконецъ я нашелъ себѣ покровителя совершенно особеннаго рода.

Кого же именно?

Большую черную собаку именемъ Волера; она вытащила меня какъ утку изъ озера, окружавшаго замокъ, и представила своей госпожѣ.

Вотъ что значитъ попасть въ добрыя руки. Чему же вы научились въ замкѣ? Мнѣ пріятно знать на что въ случаѣ нужды мои знакомые могутъ быть мнѣ полезны.

Добывать соколовъ, гоняться со стаями собакъ, ѣздить верьхомъ, управлять копьемъ, лукомъ, мечемъ….

И хвастать. Послѣдняя способность была бы необходимою для пажа во франціи. Но продолжайте, и скажите какъ Гугеноты рѣшились подвергнуть себя опасности держать въ замкѣ своемъ пажа Католика?

Они не знали моей тайны; съ самаго младенчества я свято ее хранилъ; къ тому же бабушка, для избѣжанія всякаго подозрѣнія, съ большою точностію слѣдовала наставленіямъ Протестантскаго проповѣдника.

Сказавъ сіе, Роландъ хотѣлъ придвинуть нѣсколько свой стулъ къ стулу Катерины.

Не дѣлайте зтаго, вскричала она; старушки перервутъ нашъ разговоръ если увидятъ, что вы слишкомъ близко ко мнѣ подвинулись. Останьтесь тамъ гдѣ были и отвѣчайте на мои вопросы. Какими подвигами доказали вы блистательные таланты вами пріобрѣтенные?

Роландъ, начинавшій раздѣлять веселость своей подруги, отвѣчалъ ей съ удовольствіемъ: подвиги мои многочисленны, прекрасная дѣвица, и не смотря на зависть и злобу противъ меня вооружавшуюся, Роландъ никогда ни отъ кого не отставалъ. Онъ убивалъ лебедей, травилъ кошекъ, пугалъ горнищныхъ, не говоря о проповѣдникѣ Варденѣ, котораго находилъ особенное удовольствіе мучить и бѣсить различными способами.

Я думаю, эретики раскаявались не разъ, что приняли къ себѣ такого пажа. Но можно ли спросить, какое происшествіе лишило ихъ столь вѣрнаго служителя?

Вы знаете, что и самая длинная дорога имѣетъ свой конецъ, а мнѣ еще на пути показали его.

Понимаю. Но что за причина такой перемѣны? Однимъ словомъ, по чему Еасъ отставили?

Вотъ вамъ вкратцѣ все дѣло: мнѣ вздумалось попробовать силу хлыста своего на спинѣ сына птичника; птичникъ здоровый мужичина, но добрыхъ и честныхъ правилъ, хотѣлъ отплатить мнѣ за это палкою, я въ то время еще его незнавшій, въ свою очередь погрозилъ ему кинжаломъ, и тутъ-то прости должность пажа, прости прекрасный замокъ Авенельскій; въ тотъ же день встрѣтилъ я случайно почтенную свою бабушку и….и вотъ мой весь разказъ. Теперь ваша очередь, сударыня.

Прекрасная встрѣча; почтенная бабушка очень счастлива, что нашла пажа въ ту минуту, когда подрѣзали ему крылья, и пажъ не менѣе счастливъ сдѣлавшись спутникомъ бабушки когда ему сталъ чуждъ свистокъ своей госпожи.

Все это до васъ не касается, вскричалъ Роландъ, которому начинала нравиться живость Катерины. Долгъ платежемъ красенъ, говоритъ пословица и это первое правило между путешественниками — товарищами.

Дождитесь же того времени когда мы будемъ ими.

Однакожъ вы такъ дешево отъ меня не отдѣлаетесь, и если не хотите по доброй волѣ…. я призову матушку Бригету, — кажется такъ ее зовутъ, — и пожалуюсь ей на ваше со мною обращеніе.

Это совсѣмъ не нужно. Повѣствованіе мое очень сходно съ вашимъ, и его можно разсказать тѣми же словами; надобно перемѣнить только имя и положеніе. Я сирота и называюсь Катериною Сейшонъ.

Давно ли, потеряли вы родныхъ?

Вотъ одинъ вопросъ, отвѣчала Катерина потупивъ прекрасные глаза свои съ видомъ примѣтной горести, одинъ вопросъ, на который не могу со смѣхомъ отвѣчать вамъ.

Ну такъ не отвѣчайте. Госпожа Бригета вѣрно вата бабушка?

Облако печали, покрывавшее лице Катерины, разсѣялось съ такою же быстротою какъ проходитъ облако въ лѣтній день, заслоняющее на минуту свѣтъ солнечный, и она отвѣчала веселымъ видомъ ей свойственнымъ: еще того хуже! это моя тетка, и она никогда не была за мужемъ.

Праведное небо! вскричалъ со смѣхомъ Роландъ, какое трагическое повѣствованіе! и какіе ужасы остается еще мнѣ узнать?

Подобно вамъ я была отдана въ услуженіе.

И также отставлены за обиду горнишной Милади, или чего нибудь подобнаго.

Нѣтъ, здѣсь уже повѣствованія наши становятся несходными, ибо весь домъ былъ отставленъ вмѣстѣ со мною; — теперь же я свободна и не подчинена никому совершенно.

А мнѣ это слышать также пріятно, какъ принимать сыплющееся щедрою рукою золото.

Весьма вамъ благодарна, сказала Катерина улыбаясь; не вижу только по чему это такъ васъ интересуетъ?

Видите ли вы, или не видите, это все равно, прошу васъ продолжать. Наши старушки скоро устанутъ гулять по балкону; свѣжесть вечера ихъ оттуда прогонитъ, и они войдутъ въ свою клѣтку. Какъ звали вашу госпожу?

Имя ея весьма извѣстно въ свѣтѣ, у нее былъ прекрасный домъ, которымъ управляла и завѣдывала тетка моя Бригета. У меня же было много подругъ; мы рано вставали, поздно ложились, молились много и обѣдали мало.

Слѣдовательно госпожа ваша, была какая нибудь скупая женщина?

Бойтесь бранить ее, вскричала въ страхѣ Катерина. Богъ да проститъ мнѣ мою вѣтренность. Шутки мои не имѣли никакого дурнаго намѣренія. Знайте же, что въ этомъ домѣ былъ не давно монастырь Св. Екатерины Сіенской; тетка моя была его настоятельницею, въ монастырѣ находилось двенадцать монахинь, кромѣ меня, которая не была пострижена^ Но эретики ворвались въ оный открытою силою, раззорили домъ, совершенно почти его разрушили и выгнали всѣхъ моихъ подругъ.

Что же съ ними сдѣлалось?

Онѣ разсѣялись повсюду. Однѣ удалились въ монастыри во францію и фландрію, другія, боюсь объ этомъ и подумать, предались свѣтскимъ удовольствіямъ. Тетушка моя и я, мы получили позволеніе остаться зДѣсь, или лучше сказать, враги наши не хотѣли замѣчать нашего пребыванія въ сихъ мѣстахъ. Тетушка имѣетъ у себя довольно могущественныхъ родственниковъ; они грозили мщеніемъ тому кто насъ обидитъ, и ихъ-то покровительство насъ только и спасаетъ; ибо мечь и копье, вотъ лучшіе защитники въ нынѣшнемъ свѣтѣ.

И такъ вамъ нѣчего теперь страшиться. Но скажите, вы не потеряли зрѣнія отъ слезъ, оставляя службу Св. Екатерины?

Не совсѣмъ, отвѣчала она, склонившись на свою работу и бросивъ на Роланда взглядъ противъ котораго было невозможно устоять, не имѣя сердца прикрытаго тѣмъ тройнымъ щитомъ, которымъ, какъ полагаетъ Горацій, былъ прикрытъ первый мореходецъ, осмѣлившійся на утлой лодкѣ противиться яростнымъ волнамъ океана, а сердце молодаго пажа нашего было безъ всякой защиты.

Что скажете вы на это? прервалъ Роландъ; мы почти въ одно время и оба столь страннымъ образомъ высланные изъ службы, не хорошо ли поступимъ, если вмѣстѣ, не обеспокоивъ нашихъ старушекъ теперь же пустимся путешествовать.

По истинѣ, прекрасное предложеніе, вскричала Катерина; предложеніе, достойное головы вѣтреннаго пажа. Но подумали ли вы, что нельзя путешествовать съ пустыми карманами, а какъ наполнимъ мы наши карманы? Безъ сомнѣнія вы будете пѣть баллады, а я вязать кошельки?

Какъ вамъ угодно, сказалъ пажъ, раздраженный насмѣшкою Катерины. Онъ хотѣлъ ей еще что-то говорить, но дверь балкона отворилась, и Магдалина въ сопровожденіи настоятельницы (мы такъ теперь ее будемъ называть) вошла въ комнату.

ГЛАВА XII.

[править]

Приходъ двухъ старушекъ прервалъ разговоръ, описанный нами въ предыдущей главѣ, и Магдалина обратилась къ молодымъ людямъ съ сими словами:

Ну, дѣти мои, довольно ли вы наговорились? познакомились ли другъ съ другомъ, какъ два путника, стоящіе на дорогѣ покрытой мракомъ и усѣянной опасностями, которые встрѣчею обязаны одному только случаю, и которые испытываютъ характеръ и чувства людей долженствующихъ раздѣлять съ ними страданія.

Рѣдко случалось, чтобы веселая Катерина могла удержаться отъ насмѣшки, хотя всегда потомъ объ этомъ сама сожалѣла.

Вашъ внукъ, сказала она, съ такимъ восхищеніемъ думалъ о предстоящемъ пути, что готовъ былъ сію же минуту начать его.

Это значитъ быть также рѣшительнымъ Роландъ, прервала Магдалина, какъ ты былъ вчера безпеченъ; настоящая средина состоитъ въ послушаніи, которое ожидаетъ только приказанія и по полученіи его немедлѣнно исполняетъ. Но дѣти мои, довольно ли вы замѣтили черты ваши, такъ что во всякомъ мѣстѣ, гдѣ бы ни встрѣтились, не смотря на всѣ перемѣны обстоятельствами произведенныя, могли узнать другъ друга. Всмотритесь еще хорошенько, дабы всякая черта одного неизгладимо запѣчатлѣлзсь въ памяти другаго. Научитесь по стуку шаговъ, по звуку голоса, по движенію руки, по одному взору, узнавать товарища, небомъ вамъ даннаго къ исполненію святой его воли. Скажи мнѣ Роландъ Гремесъ, узнаешь ли ты Катерину Сейтонъ въ какомъ мѣстѣ и въ какое время ты бы ее ни увидѣлъ?

Роландъ отвѣчалъ утвердительно.

А ты Катерина вспомнишь ли черты молодаго человѣка?

Конечно, отвѣчала она. Съ нѣкотораго времени я слишкомъ мало видѣла мущинъ, чтобы лица ихъ могли перемѣшаться въ моей памяти, и потому вѣрно припомню черты вашего внука, хотя не вижу въ нихъ ничего заслуживающаго особеннаго вниманія.

Соедините же руки ваши дѣти мои, и дайте другъ другу поцѣлуй мира и дружбы.

Настоятельница при сихъ словахъ встала между двумя молодыми людьми. Понятія въ монастырѣ полученныя, не позволяли ей согласиться на требованіе своей подруги.

Сестра моя, сказала она Магдалинѣ, развѣ ты забыла, что Катерина обречена служенію Божію. Я не могу позволить…

Именемъ самаго Бога я приказываю имъ поцѣловаться въ знакъ мира, вскричала Магдалина страшнымъ голосомъ….

Кто говоритъ со мною, перервала Бригета, обидившаяся нѣсколько повелительнымъ тономъ своего друга, тотъ называетъ меня госпожею Настоятельницею, или покрайней матушкою; Лади Карджиль забыла конечно, что она говоритъ съ Настоятельницею Св. Екатерины.

Когда я была Лади Карджиль, сказала Магдалина, тогда безъ сомнѣнія и вы были Настоятельницею Св. Екатерины, но сіи имена не существуютъ болѣе, и почтеніе ими пріобрѣтенное въ свѣтѣ исчезло вмѣстѣ съ ними. Въ глазахъ прочихъ людей мы двѣ бѣдныя, презрѣнныя и оставленныя всѣми женщины, влекомыя старостію ко гробу. Но кто мы въ глазахъ Божіихъ? — Существа, на коихъ возложена обязанность исполненія святой воли небесной, защита и прославленіе церкви, униженіе политики Муррая и Мортона. И можно ли къ намъ теперь примѣнять ограниченныя правила жизни монастырской? или забыла ты повелѣнія высшихъ, которые препоручили мнѣ сіе дѣло?

Пусть такъ, сказала Настоятельница, грѣхъ и стыдъ да падутъ на главу твою.

Соглашаюсь, отвѣчала Магдалина; дѣти, повторяю вамъ: поцѣлуйтесь въ знакъ согласія.

Но Катерина, вѣроятно предвидѣвшая чѣмъ все это кончится, ушла изъ комнаты не дождавшись рѣшенія; можно посудить, что Роландъ остался не совсѣмъ доволенъ ея уходомъ.

Она пошла, сказала Настоятельница, приготовить намъ не большой обѣдъ, вѣроятно не вкусный для того, кто долго жилъ въ свѣтѣ и пользовался всѣми его удовольствіями; но я не могу нарушить клятву мною данную, хотя святотатцы разрушили и мѣсто гдѣ бы должно было исполнять ее*

Все это хорошо, прервала Магдалина; старайся всегда такъ поступать, и я не упрекаю тебя за строгое исполненіе обязанностей своего ордена, но вспомни, что онѣ наложены церковью, и слѣдовательно разсудокъ позволяетъ, даже требуетъ нѣкоторыхъ отступленій, сопряженныхъ съ спасеніемъ той же церкви.

Настоятельница не отвѣчала ни слова.

Человѣкъ болѣе знакомый съ людьми, нежели молодой и не опытный пажъ, нашелъ бы для себя много пищи въ сравненіи двухъ совершенно различныхъ степеней фанатизма, одушевлявшаго обѣихъ женщинъ. Скромная и тихая Настоятельница была довольно слаба удержать права общею революціею уничтоженныя, и слѣдовать стариннымъ обычаямъ, которыхъ возтановить она не была въ состояніи. Душа Магдалины болѣе гордая и возвышеная, имѣла полетъ несравненно обширнѣйшій и не хотѣла покоряться обыкновеннымъ правиламъ въ чрезвычайныхъ предпріятіяхъ, внушенныхъ ей пламеннымъ воображеніемъ ея. Но Роландъ вмѣсто того, чтобъ сравнивать различные оттѣнки одного и того же характера сихъ женщинъ, дожидался съ нетерпѣніемъ возвращенія Катерины, твердо увѣренный, что Магдалина, никогда никому не уступающая, возобновитъ требованіе мирнаго поцѣлуя.

Однакоже онъ обманулся въ своемъ ожиданіи, или лучше сказать въ своихъ надеждахъ. Катерина вошедъ, по приказанію Настоятельницы поставила на столъ кружку съ водою, тарелки и деревянные стаканы, а Магдалина по видимому довольная торжествомъ, одержаннымъ надъ подругою своею, ибо заставила ее отказаться отъ собственнаго мнѣнія, не хотѣла простирать далѣе своей побѣды, что было Роланду не весьма пріятно.

Между тѣмъ Катерина продолжала приготовлять скудный обѣдъ, состоявшій только изъ вареной въ водѣ капусты, безъ всякой приправы кромѣ одной соли и изъ нѣсколькихъ кусочковъ ячменнаго хлѣба; простая вода служила питьемъ. Послѣ благословенія Настоятельницы, на Латинскомъ языкѣ произнесеннаго, сѣли за столъ. Не смотря на бѣдность обѣда, всѣ три женщины ѣли съ апетитомъ, хотя довольно умѣренно; но Роландъ привыкъ къ лучшей пищѣ. Сиръ Албертъ Клендинингъ содержалъ домъ свой въ. большомъ довольствѣ, и гостепріимство его не уступало ни въ чемъ хлѣбосольству знаменитѣйшихъ Бароновъ сѣверной Англіи. Можетъ быть поступая такимъ образомъ онъ думалъ лучше представлять лице знатнаго господина, которымъ онъ не былъ по рожденію. Два быка и шесть овецъ составляли еженедѣльное продовольствіе въ замкѣ во время его въ ономъ пребыванія; тоже самое было и въ его отсутствіи; пшеничный хлѣбъ и лучшее пнео раздавалось щедрою рукою, какъ служителямъ замка, такъ и людямъ, составлявшимъ свиту его, и Роландъ нѣсколько лѣтъ жилъ и наслаждался такимъ довольствомъ. Трудно было послѣ сего угодишь молодому человѣку ужиномъ, состоявшимъ изъ капусты и воды. Неудовольствіе вѣроятно изобразилось на лицѣ его, ибо Настоятельница сказала ему: столъ безбожнаго Барона, у котораго ты столько лѣтъ жилъ сынъ мой, безъ сомнѣнія лакомѣе стола женщинъ, гонимыхъ за вѣру свою, однакожъ самый вкусный обѣдъ, какимъ угощаемы были монахини мои въ торжественные и праздничные дни, казался мнѣ менѣе пріятнымъ простыхъ овощей и воды, составляющихъ всегдашнюю мою пищу. Не будутъ говорить, что обитательница дома сего дѣлаетъ изъ него мѣстопребываніе пиршествъ и удовольствій, въ то время когда святая церковь щитаетъ дни свои бѣдствіями и страданіями.

Твоя правда, сестра моя, сказала Магдалина; но теперь не довольно терпѣть за оскорбленную религію, должно дѣйствовать въ ея пользу. Окончивъ странническій нашъ обѣдъ, мы пойдемъ поговорить о завтрешнемъ нашемъ путешествіи, подумаемъ на что употребить сихъ молодыхъ людей и какъ помочь ихъ юности и неопытности,

Не смотря на дурную пищу, поданную за обѣдомъ, сердце Роланда забилось отъ радости услышавъ сіе предложеніе, ибо онъ думалъ опять остаться наединѣ съ прекрасною дѣвушкою; но надежда и на этотъ разъ его обманула. Катерина по видимому не имѣла желанія до такой степени угодить ему; она или изъ учтивства, или упрямства, или по какимъ нибудь другимъ причинамъ, съ помощію коихъ женщины находятъ удовольствіе мучить и въ тоже время торжествовать надъ поломъ, утверждающимъ свое превосходство предъ ними, сказала Настоятельницѣ, что ей бы хотѣлось посвятить нѣсколько часовъ молитвѣ, и получивъ позволеніе встала чтобъ выдши изъ комнаты. Но прежде еще нежели вышла, весьма низко и почтительно поклонилась обѣимъ старушкамъ, потомъ обратившись къ Роланду, малымъ наклоненіемъ тѣла и легкимъ движеніемъ головы изобразила тоже самое. Все сіе сдѣлано было съ видомъ чрезвычайной важности, подъ личиною которой Роландъ открывалъ злобную улыбку торжества надъ нимъ одержаннаго.

Какая злость въ этой дѣвушкѣ! сказалъ онъ свозь зубы, не смотря на присутствіе Настоятельницы; сердце ея столь же твердо какъ сердце улыбающейся гіены, о которой говорятъ народныя сказки. Ей хочется чтобъ я не позабылъ ее!

Обѣ старушки также удалились, строго приказавъ Роланду не выходить изъ монастыря подъ какимъ бы то предлогомъ ни было, и даже не показываться у окошка изъ опасенія быть видиму эретиками, старавшимися всегда поселять въ другихъ не нависть къ обществамъ монастырскимъ.

Строгость Генриха Вардена не простиралась такъ далеко, сказалъ Роландъ оставшись одинъ, онъ хотя требовалъ отъ насъ быть внимательнымъ къ его наставленіямъ, однако потомъ мы были совершенно свободны; даже иногда онъ самъ участвовалъ въ увеселеніяхъ нашихъ когда находилъ ихъ невинными, и я не думаю чтобы обѣдъ состоящій изъ капусты и воды пришелся бы ему по вкусу. Но эти двѣ старыя женщины окружены мракомъ таинственности и невѣжества и живутъ только для того чтобъ страдать. Если онѣ мнѣ запретили переступать порогъ моей комнаты и глядѣть изъ окна для препровожденія времени, то я осмотрю внутренность сего зданія; можетъ быть въ какомъ ни будь углу его и отыщу Катерину. Сказавъ сіе онъ вышелъ изъ двери, противуположной той отъ куда отправилась Магдалина съ своею подругою, не съ тѣмъ, однако чтобы подслушать разговоръ ихъ; онъ переходилъ изъ одной комнаты пустаго зданія въ другую и не нашелъ ничего чтобы сколько нибудь могло занять его. Наконецъ пришелъ въ длинную галлерею, куда выдавались маленькія кельи монахинь; онѣ всѣ были отворены, пусты и необитаемы.

Птички улетѣли, подумалъ онъ, но будетъ ли имъ лучше на свѣжемъ воздухѣ, нежели въ этой старой клѣткѣ; предоставляю объ этомъ судить госпожѣ Настоятельницѣ и почтенной моей бабушкѣ.. Мнѣ такъ кажется, что птица въ заперти лучше желаетъ пѣть подъ открытымъ небомъ, и тамъ насладиться полною свободою.

Крутая и узкая лѣстница вела въ другія комнаты, составлявшія нижній этажъ зданія. Роландъ нашелъ ихъ въ несравненно худшемъ состояніи, нежели всѣ прежде имъ пройденныя, ибо онѣ испытали первую ярость сдѣланнаго на монастырь нападенія: окна были разбиты, двери проломлены, даже стѣны во многихъ мѣстахъ разрушены, утомленный горестнымъ и непріятнымъ зрѣлищемъ всеобщаго раззоренія, Роландъ хотѣлъ уже.воротиться въ прежнюю келью, но мычаніе коровы въ сосѣдней комнатѣ, его остановило. Во все не ожидая, чего нибудь подобнаго, — онъ испугался, почелъ сіе за голосъ льва и положилъ уже руку на кинжалъ свой, какъ вдругъ у дверей гдѣ слышенъ былъ шумъ, показалась Катерина Сейтонъ.

Здравствуйте, храбрый странникъ и ратоборецъ, сказала она съ улыбкою; съ самыхъ временъ Г. Барвика никто не былъ достойнѣе васъ сражаться съ симъ животнымъ.

По чести, перервалъ Роландъ, мнѣ Богъ знаетъ что.представилось. Кто бы подумалъ когда нибудь увидѣть корову въ комнатахъ монастырскихъ?

Всѣ. сосѣднія коровы могли бы помѣститься здѣсь, сказала Катерина; разрушенныя стѣны не заграждаютъ болѣе входа въ убѣжиш/ѣ наше. Теперь прошу воротиться въ ту комнату, изъ которой вышли.

Но я прежде увижу затворницу монастыря Св. Екатерины, отвѣчалъ Роландъ, и онъ вошелъ въ келью не смотря на всѣ представленія въ половину шуточныя, въ половину серьозныя молодой дѣвушки.

Корова имѣла жилищемъ сбоимъ большую залу, прежнюю столовую Аббатства. Потолокъ ея украшенъ былъ живописью, на стѣнахъ остались еще примѣтными углубленія, въ которыхъ вѣроятно помѣщались статуи святыхъ, яростію враговъ монастырскихъ разрушенныя. Всѣ сіи остатки украшеній и величественная архитектзфа залы составляли странную противоположность со стойломъ въ одномъ углу комнаты, для коровы устроенномъ, съ ея кормомъ, разсыпанномъ по полу и соломою брошенною для подстилки.

Право, сказалъ Роландъ, эта корова живетъ не хуже многихъ людей.

Вы очень хорошо сдѣлаете, если отсюда уйдете, сказала Катерина, здѣсь вамъ нѣтъ ни какого дѣла, а безъ дѣла быть, вы сами не согласитесь?

По крайней мѣрѣ я помогу вамъ приготовить все, для нее нужное, прекрасная Катерина, сказалъ Роландъ, схвативъ вилу.

Вы не можете мнѣ помочь, ибо не умѣете ни за что взяться, все испортите, а мнѣ не хочется за васъ терпѣть брань и неудовольствіе.

Терпѣть брань и неудовольствіе за помощь мою въ такой бездѣлкѣ, когда я долженъ быть сотрудникомъ вашимъ въ какомъ-то важномъ дѣлѣ? это было бы очень безразсудно. Но кстати, скажите; что это за предпріятіе къ которому я назначенъ?

По чемъ я знаю? Судя по тому кого выбрали, думаю что раззорять птичья гнезда, но не болѣе….

Кто раззорялъ соколиныя гнезды на скалѣ Кледскрайгѣ, тому есть чѣмъ похвалиться, моя милая. Но Богъ съ ними съ соколами; не хочу о нихъ и думать, они были причиною моего несчастія. Если бы я не имѣлъ удовольствія встрѣтить васъ, то сошелъ бы съ ума отъ досады, но теперь надѣюсь имѣть васъ своею спутницею въ дорогѣ….

Помощницею въ трудахъ, но не спутницею въ дорогѣ, узнайте къ своему утѣшенію, что госпожа Настоятельница и я? мы отправляемся завтра прежде васъ, и если я теперь и терплю ваше присудствіе такъ это только потому, что мы долго не увидимся. Но мнѣ послышался голосъ тетушки?

Настоятельница въ самомъ дѣлѣ вошла. Она бросила строгій взоръ на племянницу, а Роландъ имѣлъ довольно присудствія духа, чтобы показать, что онъ занятъ коровою.

Онъ помогалъ мнѣ, сказала Катерина, подвинуть корову къ ясламъ. Въ прошедшую ночь, не бывъ привязанною, она выставила голову свою изъ окна и встревожила всю деревню своимъ мычаніемъ. Если не узнаютъ причины сего шума, эретики сочтутъ насъ колдуньями, а если узнаютъ, такъ отнимутъ у насъ корову.

Небойся ничего, перервала съ насмѣшкою Настоятельница. Хозяинъ кому она продана, сей часъ придетъ за нею.

Прощай же доброе мое животное, сказала Катерина, желаю чтобы ты нашла себѣ ласковаго господина, ибо съ нѣкотораго времяни лучшими минутами для меня были тѣ, которыя я проводила съ тобою. Дай Богъ чтобъ у меня никогда не было другихъ заботъ.

Стыдись! вскричала Настоятельница, слова сіи достойны ли дѣвицы носящей имя Сейтонъ, сестры дома сего, идущей по стезямъ спасенія? И ты говоришь такимъ образомъ предъ незнакомцемъ, предъ юношею. Поди въ свою комнату и дождись тамъ меня; я прочту тебѣ доброе наставленіе какъ должна ты себя вести.

Катерина удалилась въ молчаніи, бросивъ только на Роланда взоръ, который казалось говорилъ: вотъ чему подвергло меня посѣщеніе ваше. Но вдругъ перемѣнивъ намѣреніе свое, подошла она къ нему, подала ему руку и пожелала доброй ночи. Онъ прижалъ ее къ груди своей, прежде чѣмъ изумленная Настоятельница могла тому воспротивиться, и Катерина обратясь къ ней сказала: извините меня матушка, давно уже ни одно человѣческое лице не дарило насъ благосклоннымъ взоромъ. Юноша сей въ качествѣ друга былъ принятъ нами, и я простилась съ нимъ какъ съ другомъ, ибо увѣрена, что мы уже болѣе на семъ свѣтѣ не увидимся. Я лучше его могу видѣть что предпріятіе ваше свыше силъ оставленной всѣми бѣдной монахини, и что вы на вершинѣ скалы утверждаете, камень, паденіе котораго увлечетъ всѣхъ насъ въ пропасть ужасную; слѣдовательно Катерина прощалась съ жертвою себѣ подобною.

Сказавъ сіе, она вышла. Важный голосъ, съ какимъ она произнесла послѣднія сіи слова, показывалъ, что она очень чувствовала всю ихъ силу, и весьма отличался отъ обыкновеннаго ея тона, дышавшаго вѣтренностію. Катерина не смотря на молодость и неопытность свою, имѣла болѣе догадки и предусмотрительности, нежели сколько всегдашніе ея поступки то показывали.

Настоятельница ничего не отвѣчала, ибо поспѣшный уходъ Катерины не далъ времяни излиться наставленію изъ устъ ея. Она была поражена твердостію и благоразуміемъ своей племянницы и сдѣлавъ знакъ Роланду слѣдовать за собою, привела его въ ту комнату, гдѣ они обѣдали; здѣсь приготовлены были хлѣбъ и молоко. Магдалина, призванная къ раздѣленію сей пищи, вышла изъ сосѣдней комнаты, но Катерина болѣе не показывалась. По окончаніи краткаго и молчаливаго ужина, Роланда проводили въ сосѣднюю комнату, гдѣ приготовлена была для него постель.

Смутныя и удивительныя обстоятельства въ коихъ онъ находился, произвели ожидаемое дѣйствіе: сонъ не смыкалъ глазъ его и онъ слышалъ разговоръ обѣихъ старушекъ въ комнатѣ, которую только что оставилъ. Совѣщаніе ихъ продолжалось довольно долго, и при разставаніи Настоятельница внятно сказала: однимъ словомъ, сестра моя, я уважаю твои правила и власть, которою ты надѣлена, но мнѣ кажется, что прежде нежели мы начнемъ наше опасное предпріятіе, мы должны посовѣтоваться съ кѣмъ нибудь изъ Св. отцевъ, ревностныхъ служителей церкви Божіей.

Но гдѣ же мы найдемъ сихъ ревностныхъ служителей? Гдѣ найдемъ Аббата твердаго и рѣшительнаго? вскричала Магдалина. Твердый, рѣшительный Евстафій не существуетъ болѣе; небо похитило его изъ сего порочнаго міра, избавило отъ преслѣдованія и тиранства невѣрныхъ. Да проститъ оно всѣ прегрѣшенія, содѣланныя имъ какъ человѣкомъ; но гдѣ найти ему подобнаго, кто подастъ намъ совѣты?

Небо намъ въ томъ поможетъ, сестра моя. Св. отцы, которымъ позволено еще оставаться въ Аббатствѣ Кеннакюгерскомъ, изберутъ ему преемника, несмотря на всѣ угрозы вѣроломныхъ. Они повѣрятъ жезлъ его рукамъ, исполненнымъ храбрости и надѣнутъ митру на главу осѣненную мудростію.

Объ этомъ заслышу я завтра, сказала Магдалина. Завтра узнаемъ мы, удостоилъ ли хотя одинъ изъ тысячи духовныхъ, оставившихъ обитель Св. Маріи, взоромъ состраданія Аббатство сіе, прежде столь цвѣтущее, теперь толико несчастное? Прощай сестра моя, мы увидимся въ Единбургѣ.

Да будетъ надъ тобою милость Божія, сказала Настоятельница, и они разстались.

Ну, по крайней мѣрѣ мнѣ теперь извѣстно, думалъ Роландъ, что мы идемъ сперва въ Кеннакюгеръ, а потому въ Единбургъ; я что нибудь да выигралъ не спавши. Этотъ планъ мнѣ нравится. Въ Кеннакюгерѣ я увижу отца Амвросія, въ Единбургѣ могу отыскать себѣ мѣсто, не бывъ въ тягость почтенной родственницѣ моей, — и въ семъ городѣ увижу милую и любезную Катерину. Послѣдняя мысль занимала его даже въ то время когда онъ засыпалъ и въ теченіи всей ночи сновидѣнія представляли ему одинъ только образъ Катерины Сейщонъ?

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.



  1. См. Монастырь, романъ соч. Вал. Скотта.
  2. См. Монастырь.
  3. Небольшая Шотландская монета.
  4. Древняя Шотландская монета.