Ад. Песнь первая (Данте)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Ад. Песнь первая
автор Алигьери Данте, пер. Валерий Яковлевич Брюсов
Оригинал: итальянский, опубл.: 1321. — Источник: Итальянская поэзия XIII-XIX вв. в русских переводах: Сборник. М.: Радуга, 1992. az.lib.ru

Перевод В. Я. Брюсова

АД[править]

Песнь первая[править]

На полдороге странствия земного

Себя увидел я в лесу глухом,

Затем что сбился я с пути прямого.

О, как же трудно описать стихом

Тот мрачный лес, столь дикой и глубокой,

Что я дрожу при мысли лишь об нем!

Едва ль страшней миг смерти недалекой.

Но, так как благо я в лесу обрел,

Скажу, что раньше видело там око.

Не вспомнить мне, как я спустился в дол:

Я словно сонным шел по бездорожью,

Когда с дороги истинной сошел.

Но, наконец, я подступил к подножью

Холма, где тот заканчивался бор,

Который сердце мне наполнил дрожью, —

И к озаренным высям поднял взор,

Уже одетым в свет того светила,

Чей луч ведет отвсюду на простор.

Сиянье это ужас мой смирило,

Что в озере души всю ночь стоял,

Пока меня отчаянье томило.

Как человек, что, задыхаясь, встал

На берег, выйдя из морской пучины,

Глядит назад и видит грозный вал, —

И дух мой так, покинув дно долины,

Еще дрожа, глядел назад, где мгла,

Откуда жив не вышел ни единый.

Когда ж усталость несколько прошла,

Стал подниматься я на склон отлогий;

Ногой опорной — низшая была.

И вот, на первых же шагах дороги, —

Пятнистой шкуры выставив наряд,

Пантера, легкий зверь и быстроногий,

Бесстрашно встретив мой упорный взгляд,

Она мне путь столь грозно заступала,

Что я не раз бежать хотел назад.

Был ранний час, и солнце поднимало

С тем сонмом звезд свой лик на высоту,

Как в оный день, когда Любви Начало

Впервые двинуло их красоту.

Меня бодрило многое в невзгоде:

Убор пантеры, тешащий мечту,

Час дня и месяц, всех нежнее в годе, —

Но был охвачен ужасом былым

Я, льва увидя на пустынном всходе.

Поднявши голову, алчбой томим,

Ко мне как будто он стремил движенья,

И воздух словно трепетал пред ним.

За львом волчица шла; все вожделенья,

Казалось, в худобе своей тая,

Она уж многим принесла мученья!

Под тяжестью сдавилась грудь моя:

Столь властный страх ее метали взгляды!

На высь надежду вновь утратил я.

Скупец, упорно собиравший клады,

Теряя их, и плачет, и дрожит,

Ни в чем себе не ведая отрады.

И я, в тот час, имел такой же вид,

Когда, за шагом шаг, без состраданья,

Зверь гнал меня туда, где день молчит.

Я в дол срывался, где познал блужданья,

И некто вдруг явился предо мной.

Без голоса от долгого молчанья

Казался он; к нему, в глуши лесной,

«О, сжалься ты над мною! — возопил я. —

Кто б ни был, тень иль человек живой!»

В ответ: — «Не человек, но оным был я.

Меня отец-ломбардец породил,

И мантуанца прозвище носил я.

Sub Julio, но поздно, в Риме жил

При добром Августе я, в век известный,

Что призрачных богов и ложных чтил.

Поэт я был; воспет мной благочестный

Анхисов сын, кто кинул Илион,

Когда был Трои град сожжен чудесный.

Но почему вспять шаг твой обращен,

К печалям всем, а не к прекрасным горам?

Путь и начало всяких благ — сей склон!»

«Ужель Вергилий ты, тот ключ, в котором

Берет исток река великих слов?» —

Так я ответил, со смущенным взором.

«О, честь и светоч всех других певцов!

Да значат мне любовь к тебе и рвенье

Вникать усердно в смысл твоих стихов!

Учитель мой! мой образец! Творенья

Твои мне дали тот хороший слог,

Которым мог снискать я одобренья.

Ce — зверь, меня что гонит без дорог!

Мудрец прославленный! Меня избавить

Ты в силах: я дрожу и изнемог!»

«Иным путем ты должен шаг направить, —

Ответил он, в слезах мой видя лик, —

Коль ты готов сей дикий край оставить.

Зверь, у тебя что исторгает крик,

Не терпит на своем пути другого,

А кто противится, тот гибнет вмиг.

Он нрава столь свирепого и злого,

Что ввек не насыщает свой живот,

Но, глад насытив, больше алчет снова.

Совокупляясь, много привлечет

Зверей еще он, не придет доколе

Пес, что его, в мученьях, загрызет.

Питаньем Псу не серебро, не поле,

Но мудрость, добродетель и любовь,

И край от Фельтро к Фельтро будет долей.

Несчастную Италию он вновь

Спасет, за кою девушка Камилла,

Турн, Эвриал и Нис пролили кровь.

Чрез грады все его погонит сила

Волчицы и низвергнет в самый Ад:

Ее откуда зависть возродила.

Но должен ты — мой это видит взгляд —

Идти за мной; я буду твой водитель

Чрез царства вечные, а не назад.

Прискорбных стонов узришь ты обитель,

Страданья древних душ, что тщетно ждут,

Чтоб снова смерть пришла как избавитель!

И узришь тех, что в пламени живут

Счастливыми, надеждой утешаясь,

Что в круг блаженных и они войдут.

Коль жаждешь к ним взнестись ты, возвышаясь, —

Душа придет достойней, чем моя:

Ей поручу тебя я, расставаясь.

Тот Властелин, кто держит те края,

Не хочет, чтоб туда я был вожатый:

Ведь был врагом его закона я.

Царит он всюду: там — его палаты,

Его престол, его нетленный свет.

Блаженны те, кто в этот град прияты!»

И я ему: «Молю тебя, поэт,

Во имя бога, коего не знал ты!

Чтоб минул я и тех и горших бед,

Веди меня в те царства, что назвал ты,

Чтоб стал у врат я, пред Петром Святым,

И зрел несчастных, коих описал ты!»

Он двинулся, я вслед пошел за ним.