Анимизм и спиритизм (Аксаков)/ДО/Предисловие к первому русскому изданию

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Предисловіе къ первому русскому изданію
(Помѣщено во 2-омъ и 3-емъ нѣмецкихъ изданіяхъ)

Какъ только появилось въ 1885 г. нѣмецкое изданіе Э. ф. Гартмана о спиритизмѣ — эта первая глубоко обдуманная философская критика его фактовъ и ученія, въ смыслѣ анти-спиритическомъ, разумѣется, — я тотчасъ-же призналъ необходимымъ издать его и на русскомъ языкѣ; ибо фактамъ спиритизма бояться нечего, ихъ ничто не сокрушитъ, а если его гипотеза, въ тѣсномъ смыслѣ слова, не можетъ постоять за себя, дать надлежащій отпоръ, то значитъ — это не истинная гипотеза и не слѣдуетъ ею увлекаться. Въ 1887 г. русское изданіе появилось, и вмѣстѣ съ тѣмъ я какъ-бы нравственно связалъ себя обязательствомъ напечатать по-русски и тотъ отвѣтъ мой Гартману, который я немедленно по выходѣ его книжки началъ печатать въ «Psychische Studien» и который въ 1890 г. вышелъ особымъ изданіемъ подъ заглавіемъ «Анимизмъ и Спиритизмъ». Закончивъ нѣмецкое дѣло, я принялся за русское; крайне утомительно было это повтореніе самого себя, особенно при рухнувшемъ здоровьи, при неободрительныхъ условіяхъ всякаго рода! Но вотъ, наконецъ, трехлѣтній трудъ на лицо.

Это ничто иное, какъ мною самимъ продиктованный переводъ того же французскаго текста моего, по которому было сдѣлано нѣмецкое изданіе; англійскія цитаты, разумѣется, переведены мною прямо съ подлинниковъ. Въ русскомъ изданіи погрѣшности нѣмецкаго исправлены, и, кромѣ того, оно пополнено нѣкоторыми интересными фактами; съ нимъ будетъ согласовано и французское изданіе, предпринятое теперь (не мною) въ Парижѣ.

Прежде всего я долженъ сказать, чѣмъ кончилась наша полемика.

По выходѣ моего отвѣта, Гартманъ не оставилъ его безъ вниманія и тотчасъ же выступилъ съ возраженіемъ въ новой, столь же пространной брошюрѣ подъ заглавіемъ: «Гипотеза духовъ спиритизма и фантомы» (Берлинъ, 1891 г.), которая посвящена исключительно опроверженію моего труда.

Продолжать полемику я не счелъ полезнымъ, да къ тому же это сдѣлалось для меня -— вслѣдствіе попортившагося зрѣнія и общаго нездоровья — невозможнымъ. Вмѣсто меня отвѣтилъ Дю-Прель въ «Psychische Studien» того же года.

Здѣсь скажу только въ двухъ словахъ, что Гартманъ въ опроверженіи своемъ не удержалъ своей прежней позиціи, а именно:

1) Въ первой брошюрѣ онъ принялъ въ основу критики своей медіумическіе факты въ томъ видѣ, какъ о нихъ въ спиритизмѣ повѣствуется; во второй брошюрѣ онъ перешелъ къ обычному пріему: когда я указалъ ему на факты, которыхъ онъ не зналъ, которые отвѣчали его требованіямъ, тогда сами факты стали негодными, невѣроятными, не достаточно удостовѣренными и пр. Вся суть подобныхъ фактовъ въ деталяхъ и когда они были для него неудобны, онъ просто обходилъ или поддѣлывалъ ихъ подъ свою критику — «безсознательно», разумѣется! Нѣсколько случаевъ указано Дю-Прелемъ.

2) Точно также во второй брошюрѣ своей Гартманъ отступился и отъ прежнихъ своихъ методологическихъ принциповъ, какъ это и слѣдовало предвидѣть, ибо другаго выхода не было. Прежде его главные факторы для объясненія — передача мыслей и ясновидѣніе — были обставлены извѣстными условіями и границами; теперь же эти самые факторы не знаютъ ни условій, ни границъ: телепатическое взаимодѣйствіе происходитъ даже между лицами другъ другу совершенно незнакомыми и на всякомъ разстояніи; поэтому, если медіумически сообщается фактъ, который неизвѣстенъ ни медіуму, ни присутствующимъ на сеансѣ лицамъ, но извѣстенъ хоть кому- либо живущему на землѣ, то въ этомъ живущемъ, гдѣ-бы и кто-бы онъ ни былъ, и надо искать источника сообщенія; а если такого живущаго не находится, то безусловнымъ источникомъ знанія является ясновидѣніе (стр. 39, 41, 60, 62, 64) и т. д. При такихъ гипотезахъ всякое оспариваніе становится невозможнымъ. Это все равно, что заявить: Я согласенъ принять всякія гипотезы, хотя бы самыя метафизическія, но спиритической не хочу.

Въ своемъ анти-спиритическомъ предубѣжденіи Гартманъ договорился теперь до разныхъ курьезовъ; не могу отказать себѣ въ удовольствіи привести хоть одинъ изъ таковыхъ:

„Извѣстно, что никто не имѣетъ яснаго представленія о своемъ собственномъ образѣ, и во всякомъ случаѣ менѣе ясное и опредѣленное, чѣмъ любое третье лицо. Поэтому участникамъ сеанса должно быть легче воскресить образъ отшедшаго, чѣмъ ему самому. Если кто при жизни своей имѣлъ наружность несимметрическую, напр., у кого правое плечо было выше лѣваго, или недоставало одного глаза, или проборъ былъ всегда на одной и той-же сторонѣ, то эта асиметрія должна проявиться и у призрака, если медіумъ почерпнулъ его образъ у третьяго лица, и на выворотъ, если онъ этотъ образъ воспринялъ отъ духа усопшаго. Ибо усопшій при жизни зналъ свою наружность, и въ особенности свое лицо, только по отраженію въ зеркалѣ, а потому можетъ воспроизвести только тотъ образъ свой, о которомъ помнитъ по отраженію его въ зеркалѣ. О такомъ на выворотъ изображеніи праваго и лѣваго у призраковъ отшедшихъ я еще никогда ничего не читалъ, и этого одного мнѣ достаточно, чтобы считать гипотезу духовъ опровергнутою“ (стр. 56).

Что тутъ завзятое предубѣжденіе играетъ, дѣйствительно, не послѣднюю роль, этому я получилъ неожиданное доказательство изъ собственныхъ рукъ Гартмана. Въ прошломъ году, совершенно случайно, попалось мнѣ въ руки давнымъ давно забытое письмо его ко мнѣ, писанное имъ въ 1875 г. Послѣ происшедшей между нами полемики, оно представляетъ теперь особенный интересъ и потому я приведу здѣсь его существенную часть:

„Берлинъ, 14-го апрѣля 1875 г,“

„М. г. Вы совершенно правы, говоря, что философъ моего направленія долженъ живо интересоваться той проблемой, которую вы такъ усердно преслѣдуете. Я могу только сожалѣть, что состояніе моего здоровья мнѣ не позволяетъ собственными глазами (durch Antopsie) произвести тѣ личныя наблюденія, безъ которыхъ для сужденія не достаетъ прочной основы. Фактамъ, о которыхъ здѣсь идетъ рѣчь, потому нельзя вѣрить на слово, что они исключительнаго свойства, и не могутъ, подобно физическимъ опытамъ, быть повторяемы каждымъ по желанію. Вмѣстѣ съ тѣмъ, имъ все еще не достаетъ (даже въ опытахъ Крукса) раціональнаго примѣненія положительнаго экспериментальнаго метода, который главнымъ образомъ долженъ опираться на индуктивный методъ различія (по Миллю). Производить подобныя изслѣдованія съ подходящими медіумами въ соотвѣтствующей лабораторіи было бы для меня дѣломъ весьма соблазнительнымъ, еслибъ только мое здоровье мнѣ это позволяло. Въ настоящемъ же положеніи мнѣ ничего другого ие остается, какъ воздержаться отъ сужденія, покуда другіе не дойдутъ до чего либо опредѣленнаго относительно направленія, напряженія, измѣненія силы, о которой идетъ рѣчь, смотря по удаленію, направленію, изолированію ея и т. д. Только послѣ точнаго установленія этихъ основныхъ вопросовъ, сдѣлалось бы возможнымъ разсуждать о причинахъ болѣе сложныхъ явленій. Что я такъ называемыхъ «духовъ отшедшихъ» изъ числа этихъ гипотетическихъ причинъ считаю, во всякомъ случаѣ, исключенными — объ этомъ едва-ли мнѣ нужно распространяться":

«Примите и пр.

Эдуардъ ф. Гартманъ».

И вотъ десять лѣтъ спустя, хотя «точнаго установленія этихъ основныхъ вопросовъ» и не послѣдовало, хотя такового даже никѣмъ и предпринято не было, но Гартманъ, по прежнему ничего въ этой области не видавшій, отъ прежняго благоразумнаго рѣшенія своего отступился и отъ «сужденія не воздержался» — какъ о томъ свидѣтельствуетъ его книжка «Спиритизмъ»; только отъ предубѣжденія своего относительно «гипотетическихъ причинъ» онъ не отступился; напротивъ, становится яснымъ, что въ этомъ и надо искать тотъ побуждающій мотивъ, который заставилъ его взяться за перо — ополчиться противъ спиритизма. Ибо для него, какъ «одного изъ представителей очищеннаго ученія о нравственности», вѣра въ безсмертіе есть ничто иное, какъ выраженіе «трансцендентнаго эгоизма» и «грубаго средневѣковаго суевѣрія», которое беретъ верхъ надъ ихъ стараніями на вѣки похоронить его. Понятно, поэтому, что съ этой точки зрѣнія, и именно только съ этой, спиритизмъ въ глазахъ Гартмана, «грозитъ сдѣлаться общественнымъ бѣдствіемъ» (см. его брошюру, стр. 18-19).

И «бѣдствіе» это, несмотря на всѣ старанія просвѣтителей, все продолжаетъ разростаться. Вопросъ о психизмѣ теперь, дѣйствительно, сталъ на очередь: за двадцать лѣтъ, истекшія со времени первой здѣсь изданной мною книжки по этой части — «Спиритизмъ и наука», — какъ велики его успѣхи, не смотря на всѣ преграды! Утѣшительно, покидая поле борьбы, видѣть, что трудъ не пропалъ даромъ, не былъ потраченъ на воздѣлываніе безплодной зыбучей почвы! Основалось Лондонское Общество психическихъ изслѣдованій, которое перекинулось и въ Америку; даже въ этомъ году, въ Чикаго, будетъ засѣдать международный психическій конгрессъ; во Франціи возникли «Les Annales des sciences psychiques» подъ ближайшимъ завѣдываніемъ проф. Рише; въ Германіи прогремѣлъ какъ метеоръ мощный голосъ Цӧльнера; его подхватили Гелленбахъ и Дю-Прель, и дѣло настолько двинулось впередъ, что теперь, по полновѣсному свидѣтельству Вундта, «склонность къ оккультизму, являясь выдающейся составною частью духовныхъ теченій нашихъ дней, захватила, по понятнымъ причинамъ, даже и нѣкоторыхъ философовъ и психологовъ»… «нѣмецкіе философскіе журналы не хотятъ уже болѣе уклоняться отъ примѣра, даннаго имъ такими образцовыми заграничными органами какъ „Revue Philosophique“ и др. и постепенно съ гипнотизмомъ вводятъ въ моду и спиритизмъ»[1]). Встрепенулась недавно Италія и у насъ даже возникло свое Общество Экспериментальной Психологіи.

И ничто не остановитъ «торжествующаго шествія дракона позора и безсмслицы», какъ я писалъ тому назадъ семнадцать лѣтъ[2]), потому что нельзя остановить того, что коренится въ природѣ вещей; сверхчувственное такая же часть природы, какъ и весь чувственный міръ; только подхода къ нему не находили до сего времени, не доставало экспериментальнаго метода, но теперь методъ этотъ найденъ — въ гипнотизмѣ, съ одной стороны, въ медіумизмѣ — съ другой.

Вотъ мнѣ пожелалось провѣрить еще разъ свои впечатлѣнія по части физическихъ медіумическихъ явленій; я отправился въ Италію, гдѣ есть завѣдомо хорошій медіумъ; устроилъ кружокъ, въ которомъ приняли участіе люди, уже видѣвшіе кое-что по этой части, и другіе никогда ничего не видѣвшіе. И въ результатѣ получился нашъ миланскій отчетъ, который теперь на шести языкахъ обходитъ міръ: это будетъ моя лепта предстоящему международному психическому конгрессу.

По мнѣнію того-же г. Вундта, «все это чепуха». Но какъ же такъ, въ чемъ же «чепуха»? Вотъ мы видѣли въ Миланѣ при полномъ свѣтѣ, какъ стулъ приблизился къ нашему столу, самъ собою, на нѣсколько футовъ; поставили его на мѣсто, и опять онъ приблизился (см. помянутый отчетъ). Въ чемъ же тутъ «чепуха»? Въ томъ-ли, что мы видѣли и знаемъ то, чего не видалъ, не знаетъ Вундтъ? Фактъ это движеніе стула или нѣтъ, вотъ въ чемъ вопросъ. Надо его объяснить, или нѣтъ?

Если даже это и фактъ, отвѣчаетъ намъ Вундтъ, то во всякомъ случаѣ — маленькій фактъ, «изъ маленькаго міра, — міра пугалъ и стучащихъ духовъ, вѣдьмъ и магнетическихъ медіумовъ, въ которомъ все, что ни совершается въ томъ большомъ, величественномъ мірѣ (Коперника, Галилея и т. д.), поставлено вверхъ дномъ! Всѣ до того неизмѣнные законы становятся негодными ради крайне заурядныхъ, большей частые истеричныхъ особъ» (стр. 9).

„Ин-те-ресно“! — припоминается мнѣ обычный возгласъ Д. И. Менделѣева временъ нашей пресловутой университетской комиссіи, когда, бывало, ему разсказывали про какую- нибудъ медіумическую диковинку. Очень интересно! Значитъ есть въ природѣ маленькій міръ и великій, маленькія явленія и великія, и эти маленькія могутъ ниспровергнуть всѣ законы великихъ явленій! Какое ненаучное, избитое возраженіе приходится слышать отъ такого выдающагося ученаго, какъ Вундтъ! Ну, стоялъ бы на томъ, что «все это чепуха» — и былъ бы правъ по своему: а то «допустимъ — говоритъ — что пришлось бы признать магическое дѣйствіе на разстояніи»… и «все приходитъ въ колебаніе — и тяготѣніе, и дѣйствіе свѣта, и законы нашей психо-физической организаціи»… Кто же впалъ теперь въ несомнѣнную «чепуху»?

Такія выходки для насъ теперь только смѣшны — тѣмъ смѣшнѣе, чѣмъ выше олимпійскія высоты, съ которыхъ онѣ раздаются.

Другой извѣстный ученый (Elliot Coues) отвѣтилъ умнѣе: «Если передъ вами фактъ — говоритъ онъ — гдѣ какая-нибудь частица матеріи, хотя бы не болѣе булавочной головки, приводится въ движеніе какимъ-нибудь способомъ, указывающимъ на то, что тутъ сила не послушная силѣ тяготѣнія, то вы перешли рубиконъ между матеріей и духомъ, между тѣмъ, что подвластно тяготѣнію, и тѣмъ, что подвластно жизни».

Передъ нами два «маленькихъ», «глупенькихъ»[3]) факта: желудь, упавшій съ дерева на землю передъ носомъ Ньютона, и, двѣсти лѣтъ спустя, тотъ же желудь, поднимающійся нынѣ на возухъ на медіумичскомъ сеансѣ…

Первый желудь дождался своего Ньютона, — дождется и второй…

Мы знаемъ теперь, что мизонеизмъ (гоненіе новизны) есть болѣзнь, данная въ удѣлъ человѣчеству. Съ незапамятныхъ временъ оно страдаетъ отъ нея; всегда были и будутъ одержимые этимъ недугомъ, тормозящимъ ходъ прогресса человѣческаго знанія…

Живи Вундтъ триста лѣтъ тому назадъ, съ какимъ глубокимъ убѣжденіемъ въ правотѣ своей онъ приговорилъ бы Евзапію Паладино къ сожженію на кострѣ, какъ несомнѣнную «вѣдьму», совращающую людей съ праваго пути, помрачающую ихъ здравый разсудокъ! Нынѣ «вѣдьмъ» не жгутъ, но жгутъ книги. Еще не очень давно, въ 1861 г., въ Барцелонѣ, по приказанію папы, былъ учиненъ auto da fe (ауто-да-фе) — всенародно, на лобномъ мѣстѣ, было сожжено на кострѣ триста томовъ спиритическихъ книгъ! Какъ охотно, украдкой, подложили бы хворостинку и многіе изъ нашихъ теперешнихъ научныхъ «просвѣтителей»!

Живи Вундтъ двѣсти лѣтъ тому назадъ, когда итальянскіе научники не хотѣли и смотрѣть въ галилеевскій телескопъ, то въ числѣ ихъ, вмѣстѣ со своимъ соотечественникомъ, Мартыномъ Корки, былъ бы и Вундтъ; запрещалъ бы смотрѣть и другимъ…

Живи Вундтъ сто лѣтъ тому назадъ, когда научный міръ хохоталъ надъ «лягушачьимъ танцмейстеромъ», то и Вундтъ хохоталъ бы вмѣстѣ съ другими, отвѣчая самодовольно, какъ отвѣчаетъ и теперь «я не вѣрю въ чертовщину и не экспериментирую надъ ней»![4])

Но Гальвани утѣшалъ себя, говоря: «тѣмъ не менѣе я знаю, что открылъ одну изъ величайшихъ силъ природы».

Такимъ словомъ можемъ утѣшиться и мы.

А. Аксаковъ.

С.-Петербургъ. 14-го февраля 1893 г.

Примечания[править]

  1. «Вундтъ. Гипнотизмъ и внушеніе». Русское изданіе 1893 г., стр. 81, 7.
  2. «Медіумизмъ и философія» — «Русскій Вѣстникъ», 1876 г., стр. 443.
  3. «Absurde» по выраженію Рише о поднятіи стола. «Annales» 1893 г., стр. 2. — «Неразумный міръ истеричныхъ медіумовъ», по выраженію Вундта, стр. 9.
  4. Вотъ подлинныя слова Вундта: «Кто вѣритъ въ чертовщину — экспериментируетъ надъ ней, а кто въ нее не вѣритъ, обыкновенно и не дѣлаетъ никакихъ опытовъ» («Гипнотизмъ и внушеніе», стр. 8). Какъ же не смѣяться надъ этой грубо-невѣжественной выходкой! Начиная съ Гера и Крукса, и кончая Ломброзо и Скьяпарелли, развѣ эти именитые ученые вѣрили въ чертовщину, иначе спиритизмъ, когда приступали къ наблюденію его явленій? Они были совершенными скептиками, а Ломброзо еще недавно печатно обзывалъ насъ дураками. Но разница между ними и Вундтомъ та, что послѣдній и смотрѣть не хочетъ въ телескопъ, а первые посмотрѣть не отказывались, и, посмотрѣвши, увидали въ немъ міръ не только не «маленькій», но даже очень великій, даже больше галилеевскаго и, разумѣется, закономѣрный! Потребуются новые вѣка, новыя усилія отъ науки и человѣчества, чтобъ справиться съ его задачами, чтобъ изучить его законы!