Только теперь, собственно говоря, я перехожу къ разбору 3-й главы, посвященной г. Гартманомъ вопросу «объ умственномъ содержаніи сообщеній» и главный афоризмъ которой гласитъ: «всѣ сообщенія имѣютъ содержаніе, соотвѣтствующее умственному уровню и взглядамъ медіума» (стр. 142). И далѣе: «содержаніе этихъ сообщеній обыкновенно бываетъ ниже духовнаго уровня медіума и присутствующихъ; самое большее оно иногда равняется съ нимъ, по никогда не превосходитъ его» (стр. 145). Что сообщенія далеко не всегда отвѣчаютъ «взглядамъ медіума», это мы видѣли на предшествующихъ страницахъ; посмотримъ теперь, вѣрна-ли первая часть этого афоризма. Справедливость требуетъ сказать, что дѣйствительно большинство медіумическихъ сообщеній содержитъ общія мѣста, пустые отвѣты или разсужденія, не превосходящіе нормальныхъ способностей медіума, а очень часто и чистыя пошлости; безполезно говорить, что было бы безразсудно искать причину подобныхъ произведеніи помимо безсознательной психической дѣятельности самого медіума. Этотъ родъ сообщеній объясняетъ и оправдываетъ отчасти то обычное со стороны критиковъ спиритизма утвержденіе, что медіумическія сообщенія никогда не превышаютъ нравственный и умственный уровень медіума. Но слово «никогда» является лишнимъ въ этомъ утвержденіи; формулированное такимъ образомъ оно служитъ доказательствомъ недостаточнаго изученія литературы предмета, или малаго практическаго съ нимъ знакомства; ибо спиритическая литература обладаетъ не малымъ количествомъ фактовъ, доказывающихъ, что получаемыя сообщенія могутъ быть и выше умственнаго уровня медіума и нѣтъ такого опытнаго спиритиста, который не имѣлъ бы случая въ этомъ убѣдиться. Но объективное установленіе этого факта вещь не легкая. Какъ опредѣлить духовный уровень личности, какъ опредѣлить границы умственнаго возбужденія, до котораго человѣкъ можетъ достичь подъ вліяніемъ какихъ-либо случайныхъ причинъ и во время котораго онъ можетъ создать изъ ряду вонъ выходящее произведеніе, причемъ мы не имѣемъ однако права приписать его какому-либо другому фактору, какъ умственнымъ способностямъ самого субъекта. Другое затрудненіе состоитъ въ необходимости ссылаться или только на свидѣтельство самого медіума, или на свидѣтельство лицъ, его знающихъ; это сводится къ личному убѣжденію, основанному на близкомъ знакомствѣ съ субъектомъ, которое для постороннихъ не имѣетъ никакого значенія. И, наконецъ, чтобы судить и доказать, надо имѣть документы на лицо, надо представить факты конкретные и осязаемые, что не всегда возможно. Степень образованія и познанія въ положительныхъ наукахъ представляетъ, повидимому, самое вѣрное мѣрило для оцѣнки явленія, о коемъ идетъ рѣчь. Еслибъ мы могли удостовѣрить, что какой-нибудь медіумъ обнаружилъ въ своихъ медіумическихъ произведеніяхъ такія положительныя познанія, которыми онъ не обладаетъ въ нормальномъ состояніи, то этотъ фактъ послужилъ бы достаточнымъ доказательствомъ, что утвержденіе г. Гартмана неправильно. Между фактами подобнаго рода мы имѣемъ медіумическія произведенія Гудзона Тутля, изъ коихъ всего замѣчательнѣе его первое сочиненіе «Тайны природы» (Arcana of nature), написанное когда ему было восемнадцать лѣтъ, первый томъ котораго былъ переведенъ и. напечатанъ въ Германіи подъ заглавіемъ: «Исторія и законы мірозданія» (Goschichte und Gesetze des Schӧpfungsvorganges) докторомъ Ашеромъ въ Эрлагенѣ, въ 1860 году, и у котораго Бюхнеръ заимствовалъ нѣсколько мотто, не подозрѣвая, что это было безсознательное сочиненіе молодого фермера, не получившаго никакого научнаго образованія, написанное въ пустыняхъ штата Огайо, въ Америкѣ (см. «Ps. St.», 1874 года, стр. 93 «Встрѣча Бюхнера съ Гудзономъ Тутлемъ въ Америкѣ»).
Если захотятъ возразить, что это произведеніе — научнаго, безличнаго характера — имѣло источникомъ ясновидѣніе, причемъ будутъ опираться на примѣръ Девиса, утверждающаго, что его сочиненіе «Principles of nature» («Начала природы») не имѣло другого источника (хотя одно и не опровергаетъ другого), то я приведу для примѣра другое медіумическое произведеніе, личный характеръ котораго не объяснитъ никакое ясновидѣніе; я говорю о романѣ Чарльза Диккенса «Эдвинъ Друдъ», оставленномъ авторомъ неоконченнымъ и законченномъ рукою медіума Джемса, молодымъ человѣкомъ безъ образованія. Свидѣтели видѣли способъ происхожденія этого сочиненія, и компетентные судьи высказались о литературномъ достоинствѣ его содержанія. Я войду въ нѣкоторыя подробности объ этомъ единичномъ въ лѣтописяхъ спиритизма произведеніи. Когда распространился слухъ, что романъ Диккенса дописывается такимъ необычайнымъ способомъ, газета «Springfield Daily union» отправила своего корреспондента въ Братльборо (въ штатѣ Вермонъ), гдѣ проживалъ медіумъ, чтобы разузнать на мѣстѣ обо всѣхъ подробностяхъ; я приведу здѣсь нѣсколько выдержекъ изъ его отчета, напечатаннаго на восьми столбцахъ въ № отъ 26 іюля 1873 г. названной газеты и перепечатаннаго въ «Benner of Light», а затѣмъ отчасти и въ «Спиритуалистѣ» 1873 г., стр. 322, откуда мы ихъ и заимствуемъ.
Вотъ что говорится о самомъ медіумѣ: «Онъ родился въ Бостонѣ, и на четырнадцатомъ году сталъ обучаться механическому мастерству, которымъ занимается и по настоящее время, такъ что его школьное образованіе закончилось, когда ему было тринадцать лѣтъ. Не будучи нисколько неграмотнымъ или непонятливымъ, онъ однако не имѣлъ никакого расположенія къ литературнымъ занятіямъ, и до этого никогда имъ не предавался—даже ни разу не пытался помѣстить въ газетѣ хотя какую-либо статейку. Таковъ человѣкъ, который взялся за перо Чарльза Диккенса, чтобы закончить и почти закончилъ „Тайну Эдвина Друда“.
«Я былъ первымъ, которому посчастливилось узнать отъ него самого всѣ подробности, разсмотрѣть рукопись и сдѣлать изъ нея извлеченія.
«Дѣло было такъ: мѣсяцевъ десять тому назадъ молодой человѣкъ (котораго для краткости я буду называть г. А., такъ какъ медіумъ до сихъ поръ не желаетъ оглашать своего имени) былъ приглашенъ своими пріятелями присѣсть къ столу для спиритическаго опыта. До этого времени онъ смѣялся надъ всякими „спиритическими чудесами“, считая ихъ шарлатанствомъ, нисколько не подозрѣвая, что онъ самъ обладаетъ какими-нибудь медіумическими способностями. Едва начался сеансъ, какъ стали раздаваться учащенные стуки и столъ послѣ самыхъ рѣзкихъ и разнообразныхъ движеніи опрокинулся на колѣни къ г. А., чтобы показать, что медіумъ былъ онъ. На слѣдующій вечеръ его пригласили участвовать въ другомъ сеансѣ. Проявленія были еще сильнѣе. Г. А. внезапно впалъ въ трансъ, схватилъ карандашъ и написалъ сообщеніе отъ имени ребенка одного изъ присутствующихъ, о существованіи котораго г. А. ничего не зналъ. Но распространяться о дальнѣйшихъ случаяхъ этого рода мнѣ здѣсь нѣтъ надобности…
„Въ концѣ октября прошлаго, 1872 года, на одномъ изъ сеансовъ г. А. написалъ сообщеніе къ себѣ самому, подписанное именемъ Чарльза Диккенса, съ просьбою дать ему спеціальный сеансъ 15 ноября; но приближеніи этого срока ему постоянно о томъ напоминалось… Результатомъ сеанса 15 ноября который, согласно даннымъ указаніямъ, происходилъ въ темной комнатѣ, въ присутствіи одного А., было длинное сообщеніе отъ имени Диккенса, выражавшаго желаніе закончить черезъ него, какъ медіума, неоконченный имъ романъ. Въ сообщеніи говорилось, что онъ (Диккенсъ) давно искалъ какимъ бы способомъ этого достигнуть, но до сихъ поръ не находилъ никого подходящаго для успѣшнаго выполненія такой задачи. Онъ желалъ, чтобы первая диктовка происходила въ канунъ Рождества, въ ту ночь, которую онъ болѣе всего любилъ на землѣ, и просилъ медіума отдать на это дѣло столько времени, сколько это было для него возможно безъ ущерба для его обычныхъ занятій… Вскорѣ стало очевидно, что тутъ работаетъ рука мастера и г. А. сталъ охотнѣе покоряться постигшей его странной участи. Результатъ его труда отъ Рождества до настоящаго времени (іюля 1873 года), — труда внѣ ежедневныхъ десятичасовыхъ занятій своимъ ремесломъ — представляетъ теперь 1200 страницъ рукописи, которой достаточно для октавнаго тома въ 400 страницъ“.
Критикуя затѣмъ новую часть романа, корреспондентъ говоритъ: „Здѣсь передъ нами прежде всего цѣлая группа лицъ, каждое съ своими отдѣльными характеристическими чертами, и роли всѣхъ этихъ лицъ должны быть выдержаны до конца — трудъ не легкій для человѣка, который никогда отъ роду ни о какомъ предметѣ не написалъ и трехъ страницъ. И вотъ въ первой же главѣ насъ поражаетъ полное сходство новой части съ прежней: нить разсказа подхвачена съ того самаго слова, на которомъ она была прервана смертью, и повѣствованіе продолжаѳтся съ такой цѣльностью, что самый острый глазъ критика, не знающаго, гдѣ кончилось старое и гдѣ началось новое, не будетъ въ состояніи уловить тотъ моментъ разсказа, когда смолкло слово Диккенса! Каждое лицо романа продолжаетъ быть столь же живымъ, типичнымъ, вѣрнымъ самому себѣ во второй части, какъ и въ первой. И это еще не все: мы знакомимся съ другими новосозданными личностями (Диккенсъ всегда вводилъ новыя лица даже въ послѣднихъ главахъ своихъ романовъ) и эти лица никакъ не дубликаты героевъ первой части, не просто манекены, а живые люди, цѣльные созданные типы. Кѣмъ же созданы они?“ (стр. 323).
„Здѣсь нѣкоторыя подробности — говоритъ критикъ — могутъ представлять несомнѣнный интересъ. Разсматривая рукопись, я нашелъ слово traveller (путешественникъ), вездѣ написанное съ двумя L, какъ это всегда соблюдается въ Англіи, и очень рѣдко у насъ въ Америкѣ. Также слово coal (уголь) всегда писано coals, какъ принято въ Англіи. Нельзя не замѣтить еще особеннаго употребленія большихъ буквъ, какъ это встрѣчается у Диккенса. Удивительно знакомство съ топографіей Лондона, какъ это видно изъ нѣкоторыхъ приведенныхъ мною выдержекъ. Встрѣчаются обороты рѣчи, совершенно неслыханные въ Америкѣ, но обычные въ Англіи. Упомяну еще о внезапныхъ переходахъ отъ прошедшаго времени къ настоящему, особенно въ живомъ разсказѣ, переходъ очень любимый Диккенсомъ, особенно въ его послѣднихъ сочиненіяхъ. Эти и многія тому подобныя частности, быть можетъ, и не важны, но именно о нихъ бы и разбилась грубая поддѣлка“.
Вотъ заключеніе, къ которому приходитъ корреспондентъ: «Я пріѣхалъ въ Братльборо въ увѣренности, что найду это посмертное твореніе легко разоблачаемой поддѣлкой. Послѣ двухъ дней тщательнаго и критическаго разсмотрѣнія, я уѣзжаю, признаюсь, порядкомъ озадаченный. Я отвергаю прежде всего какъ нѣчто невозможное — какъ сдѣлаетъ это и всякій послѣ тщательнаго разслѣдованія дѣла — то предположеніе, что эта рукопись была написана самимъ медіумомъ. Онъ говоритъ, что никогда не читалъ перваго тома, и мнѣ нѣтъ дѣла до того, читалъ онъ его или нѣтъ, такъ какъ я совершенно убѣжденъ, что онъ не въ состояніи написать даже одной страницы второй части. И въ этомъ нѣтъ для него ничего обиднаго, ибо многіе ли способны дѣлать то, что Диккенсъ оставилъ недодѣланнымъ.
„Я вынужденъ, поэтому, признать одно изъ двухъ: или какой-нибудь геніальный человѣкъ употребляетъ личность А. какъ орудіе, чтобы необыкновенное произведеніе представить публикѣ и путемъ необыкновеннымъ, или эта книга какъ и претендуетъ ея невѣдомый авторъ, есть дѣйствительно диктовка самого Диккенса съ того свѣта. Едва ли второе предположеніе чудеснѣе перваго. Если есть въ Вермонтѣ человѣкъ доселѣ неизвѣстный, способный писать какъ Диккенсъ, то ему, разумѣется, нѣтъ надобности прибѣгать къ такимъ пріемамъ. Если же, съ другой стороны, самъ Диккенсъ „хотя и мертвъ, но глаголетъ“, то чего же ждать еще? Я долженъ по чести заявить, что при предоставленной мнѣ полной свободѣ изслѣдованія, я не нашелъ ни малѣйшаго признака обмана; а еслибъ я имѣлъ право обнаружить имя „медіума-писца“, то этого было бы достаточно, чтобы удалить всякую тѣнь подозрѣнія среди тѣхъ, кто его сколько-нибудь знаетъ“.
Вотъ нѣкоторыя подробности относительно того, какъ писалось продолженіе романа:
«Сперва медіумъ писалъ только три раза въ недѣлю, по три или по четыре страницы заразъ, но потомъ сталъ писать по два раза въ день и по десяти, двѣнадцати, и иногда даже по двадцати страницъ въ одинъ присѣстъ. Почеркъ не его собственный, и насколько удалось сравнить его, имѣетъ нѣкоторыя особенности Диккенсова. Въ началѣ каждаго сеанса почеркъ красивъ, изященъ, точно женскій, но съ каждой дальнѣйшей страницей становится все. грубѣе и грубѣе и на послѣдней оказывается разъ въ пять, если не въ десять, крупнѣе, чѣмъ на первой страницѣ; такой порядокъ въ измѣненіи почерка наблюдается на всѣхъ написанныхъ доселѣ полутора тысячахъ страницахъ, рѣзко отдѣляя одинъ сеансъ отъ другого. Въ началѣ нѣкоторыхъ страницъ стоятъ стенографическіе знаки, о которыхъ медіумъ не имѣетъ никакого понятія. Иногда писаніе было столь быстрое, что трудно разобрать его.
«Способъ веденія сеансовъ очень не сложенъ. Приготовивъ два остроочиненныхъ карандаша и большое количество бумаги, разорванной на полулисты, г. А. уходитъ одинъ въ свою комнату. Обычное время писанья — шесть часовъ поутру и половина восьмого вечеромъ, т. е. такіе часы, въ которые въ это время года свѣтло; впрочемъ, вечерніе сеансы нерѣдко переходятъ за половину девятаго и позднѣе и писаніе происходитъ одинаково хорошо въ темнотѣ, какъ и при свѣтѣ, зимою же всѣ сеансы происходятъ въ темнотѣ. Положивъ бумагу и карандаши такъ, чтобы удобно было достать ихъ, этотъ „писецъ“ Диккенса кладетъ руки на столъ ладонями внизъ и беззаботно ждетъ результата. Впрочемъ, не вполнѣ беззаботно, ибо хотя явленіе, давно потерявъ свою новизну, стало для него уже привычнымъ, а всетаки, по его собственному признанію, оставаясь одинъ на этихъ сеансахъ, и какъ бы вызывая умершаго, онъ никогда не можетъ отрѣшиться отъ нѣкотораго чувства страха. Сидитъ онъ въ ожиданіи, куря иногда въ это время сигару, двѣ, три, пять минутъ, а не то и десять, даже полчаса, но обыкновенно, если „условія хороши“, не болѣе двухъ минутъ. Условія, главнымъ образомъ, зависятъ отъ погоды. Въ свѣтлый, тихій день и его машина, какъ и электрическая, работаетъ безостановочно; буря производитъ помѣху; чѣмъ буря сильнѣе, тѣмъ помѣхи больше, такъ что въ очень дурную погоду сеансъ отлагается. Просидѣвъ за столомъ въ ожидательной позѣ потребное, смотря по условіямъ, время, г. А. не постепенно, а вдругъ теряетъ сознаніе, и писаніе продолжается полчаса, часъ, однажды оно продолжалось цѣлыхъ полтора. Единственное воспоминаніе, сохраняемое медіумомъ объ этомъ трансѣ, это видѣніе имъ всякій разъ Диккенса, сидящаго возлѣ него, склонившаго голову на руки, какъ бы въ сильной задумчивости, съ серьезнымъ, нѣсколько грустнымъ выраженіемъ лица. Онъ не говоритъ ни слова, но иногда внушительно взглядываетъ на медіума, — „О, какіе это глаза!“
„Вспоминается это медіуму такъ, какъ вспоминается намъ тотчасъ послѣ пробужденія только-что видѣнный сонъ, т. ѳ. какъ нѣчто реальное, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, неуловимое. Въ знакъ, что сеансъ конченъ, Диккенсъ всякій разъ кладетъ на руку медіума свою холодную, тяжелую руку; въ началѣ сеансовъ г. А. вскрикивалъ при этомъ прикосновеніи, да и теперь, при воспоминаніи о немъ, невольно вздрагиваетъ. Черезъ это прикосновеніе онъ приходитъ въ себя, но обыкновенно требуется еще постороння помощь, чтобы отнять его руки отъ стола, къ которому онѣ, повидимому, магнетически притягиваются[1]). Придя въ себя, онъ находитъ на полу исписанные въ тотъ день листки, разбросанные по разнымъ направленіямъ. Страницы не перенумерованы и г. А. приходится впослѣдствіи уже по смыслу проставлять страницы. Нѣкоторое время послѣ окончанія сеанса медіумъ чувствуетъ сильную боль въ груди, но она скоро проходитъ; вотъ единственное испытываемое имъ непріятное послѣдствіе. Чрезвычайная нервозность, которою онъ страдалъ прежде развитія своихъ медіумическихъ способностей, теперь совершенно его оставила, и онъ никогда не былъ такъ крѣпокъ и здоровъ физически“, (стр. 326).
Для большихъ подробностей отсылаю читателя къ страницамъ 322—326 и 375 „Спиритуалиста“ 1873 г., гдѣ помѣщены и выдержки изъ новой части романа, и еще къ стр. 26, 1874 года, на которой г. Гаррисонъ, издатель „Спиритуалиста“, хорошій знатокъ англійской литературы, выражается по этому поводу слѣдующимъ образомъ:
„Трудно предположить, чтобъ геніальность и художественность, проявляющіяся въ этомъ произведеніи, носящемъ на себѣ такую печать сходства съ Диккенсомъ, могли побудить его автора, кто бы онъ ни былъ, предстать передъ міромъ только въ роли искуснаго поддѣлывателя“.
Могу указать еще для примѣра на книгу, подъ заглавіемъ: Отголоски изъ невидимаго міра (Essays from the unseen, through the mouth of WZ, a sensitive, and recorded by A. T. P. P. London. 1885), которая содержитъ въ себѣ не малое количество весьма замѣчательныхъ сообщеній, идущихъ отъ имени различныхъ историческихъ лицъ, философовъ, поэтовъ, богослововъ и другихъ, высказанныхъ въ глубокомъ трансъ ремесленникомъ средняго умственнаго уровня и обычнаго этому сословію образованія, безъ всякой остановки и колебанія, и такъ быстро, какъ только могъ записывать ихъ стенографически г. А. Т. Р. Р., издатель этой книги.
Если хотятъ возразить, что эти случаи не представляютъ достаточной достовѣрности, такъ какъ не исключаютъ возможности предварительной подготовки, или искусной поддѣлки, то вотъ другой примѣръ, гдѣ сообщенія цѣнны тѣмъ, что получалисъ тотчасъ, экспромптомъ, въ видѣ отвѣтовъ на неожиданные вопросы. Г. Баркасъ, изъ Нью-Кастля, котораго я имѣю удовольствіе знать лично, такъ же, какъ и медіума, о которомъ будетъ рѣчь, напечаталъ въ „Light“’ѣ 1885 г., стр. 85, рядъ статей подъ заглавіемъ: „Импровизированные научные отвѣты, чрезъ даму-медіума, очень обыкновеннаго образованія“, изъ которыхъ я приведу нѣсколько выдержекъ:
«Въ 1875 году я былъ приглашенъ на рядъ сеансовъ, происходившихъ въ скромной квартирѣ молодой дамы, не профессіональнаго медіума въ Нью-Кастлѣ. Всѣ вопросы вносились въ тетрадь въ тотъ моментъ, когда они ставились, и медіумъ тутъ же немедленно отвѣчалъ на нихъ письменно. Всѣ тетради съ вопросами и отвѣтами находятся у меня и всякій можетъ видѣть ихъ.
«Задача состоитъ въ томъ: женщина, сравнительно мало образованная, отвѣчала на разные научные, критически обдуманные вопросы, въ продолженіе тридцати семи вечеровъ, по три часа каждый разъ, такимъ образомъ, какъ, вѣроятно, ни одинъ человѣкъ въ Англіи не могъ бы на нихъ отвѣтить… то есть, не могъ бы отвѣтить, при тѣхъ же условіяхъ, на всѣ эти вопросы съ одинаковой точностью и вѣрностью.
«Замѣчу, что подробное описаніе этихъ сеансовъ, автобіографія медіума, примѣры вопросовъ и отвѣтовъ находятся въ „Psychological Review“, томъ I, стр. 215, октябрь, 1878 года.
„Необходимо имѣть въ виду, что дама эта весьма ограниченнаго образованія; что она находилась въ присутствіи наблюдателей, критически относившихся къ происходившему, что вопросы писались и прочитывались вслухъ въ тотъ моментъ, когда они ставились; что отвѣты писались рукой медіума въ той же тетради, очень быстро, безъ всякой подготовки, безъ возможности для справокъ или поправокъ; что вопросы относились до разныхъ научныхъ и другихъ предметовъ, съ которыми женщины обыкновенно не знакомы; что дама-медіумъ, по личному ея заявленію, совершенно въ этихъ предметахъ несвѣдуща; что рука ея писала отвѣты автоматически, причемъ сама пишущая нисколько не сознавала, правпльны-ли они, или нѣтъ; люди, близко ее знающіе, утверждаютъ, что она не имѣла расположенія къ научнымъ занятіямъ, ни доступа къ научнымъ книгамъ, и, насколько имъ извѣстно, никогда и не занималась научными вопросами“.
Большая часть вопросовъ писалась самимъ Баркасомъ и до внесенія ихъ въ тетрадь никому изъ участниковъ сеанса не была извѣстна; отвѣты писались медіумомъ въ нормальномъ состояніи, въ темнотѣ.
Изъ цѣлой сотни вопросовъ и отвѣтовъ, приведенныхъ Баркасомъ для примѣра, я, въ свою очередь, ограничусь десяткомъ слѣдующихъ, переведенныхъ для меня спеціалистами по части музыки:
«Вопросъ. Что такое гармоническіе тона?
«Отвѣтъ. Гармоническіе тона суть тѣ звуки, которые обусловливаются узлами или волнообразными сегментами струнныхъ инструментовъ, въ послѣдовательности тѣхъ и другихъ.
«Вопросъ. Одинаковы-ли гармоническіе тона одного и того же звука въ духовой трубкѣ и на струнѣ?
«Отвѣтъ. Разумѣется, не одинаковы. Въ глухой духовой трубкѣ они расположены по ея центральной линіи, а на струнныхъ инструментахъ они расположены въ мѣстахъ звуковыхъ узловъ.
«Вопросъ. Имѣютъ-ли различные звуки различное число гармоническихъ тоновъ?
«Отвѣтъ. Разумѣется, различное; но число звучащихъ гармоническихъ тоновъ зависитъ отъ температуры атмосферы.
«Вопросъ. Какимъ образомъ ощущеніе звука доходитъ до сознанія?
«Отвѣтъ. Это спорный вопросъ. Вы, разумѣется, знаете, что звукъ, подобно свѣту и теплу, есть движеніе, и производится частицами воздуха, приведенными въ колебаніе. То, что вы называете амплитудой, вибраціей, это частички воздуха, движущіяся взадъ и впередъ и образующія распространяющуюся звуковую волну; эта волна, касаясь уха и барабанной перепонки, заставляетъ слуховой нервъ вибрировать и, такимъ образомъ, ощущеніе звука возникаетъ въ чувствилищѣ.
«Вопросъ. Почему два тожественныхъ звука вызываютъ прекращеніе звука, а два различныхъ звука не вызываютъ такого прекращенія?
«Отвѣтъ. Потому что двѣ .тожественныя звуковыя волны при встрѣчѣ взаимно уничтожаются. Возьмите въ каждую руку по одинаковому камертону, ударьте ими обоими съ одинаковой силой и приставьте ихъ концы къ столу, волны при этомъ встрѣтятся и вы увидите, что гребни каждой волны взаимно покрываются. Подобный опытъ стоитъ продѣлать (стр. 86).
«Вопросъ. Какая разница между гармоническими топами 8-ми футовой открытой органной трубки и 4-хъ футовой закрытой?
«Отвѣтъ. Въ открытыхъ трубкахъ первый узелъ волны находится въ серединѣ трубки; первый верхній гармоническій топъ находится на половинѣ между первымъ узломъ и отверстіемъ трубки; другіе же находятся на ¼, ⅙, ⅛, 1/10 этого разстоянія. Въ закрытыхъ трубкахъ оконечность образуетъ узелъ, соотвѣтствующій первому среднему узлу открытой трубки; отраженная волна образуетъ первый узелъ на разстояніи ⅓ отъ конца трубки, а остальные узлы слѣдуютъ на разстояніи ⅕, 1/7, 1/9 и т. д. („Light“, стр. 128).
„На сеансѣ 30 августа, — продолжаетъ далѣе г. Баркасъ, — присутствовалъ ученый профессоръ музыки, котораго я пригласилъ съ собою для того, чтобы онъ ставилъ музыкальные вопросы, на которые человѣкъ съ обыкновенными познаніями въ музыкѣ не былъ бы въ состояніи отвѣчать безъ особой подготовки. Вопросы въ нижеслѣдующемъ порядкѣ были поставлены профессоромъ музыки, вписаны мною въ тетрадь, прочтены вслухъ и затѣмъ очень быстро отвѣчены письменно рукою медіума. Слѣдующее за симъ есть дословная копія вопросовъ и отвѣтовъ, въ томъ порядкѣ, въ которомъ они были даны. Правильны-ли они, или нѣтъ, я не въ состояніи сказать, но во всякомъ случаѣ это подходящіе отвѣты на трудные вопросы, и весьма вѣроятно, при подобныхъ же условіяхъ, могли бы быть отвѣчены такъ хорошо только однимъ музыкантомъ изъ пяти тысячъ. Я еще не встрѣчалъ музыканта, который могъ бы на нихъ отвѣтить экспромптомъ также хорошо, и встрѣчалъ очень мало такихъ, которые вполнѣ понимали бы ихъ даже теперь, когда отвѣты на лицо“.
Изъ двадцати пяти вопросовъ и отвѣтовъ, приводимыхъ г. Баркасомъ, я представлю здѣсь два слѣдующіе:
«Вопросъ. Можете ли вы миѣ сказать, какъ вычислить отношеніе между данными спеціальными колебаніями воздуха при постоянномъ объемѣ и неизмѣнномъ давленіи, основываясь на наблюдаемой скорости звука и опредѣляя эту скорость по формулѣ Ньютона?
«Отвѣтъ. Это отношеніе можетъ быть исчислено только слѣдующимъ образомъ: положимъ, вы ударили по двумъ струнамъ или по двумъ камертонамъ одновременно; если интенсивность звука та же самая, или почти та же самая, то колебанія будутъ происходить въ слѣдующей формѣ: пусть одна волна имѣетъ 228 колебаніи, а другая 220 въ секунду; тогда колебанія достигнутъ уха въ размѣрѣ 228—220 = 8 въ секунду. Это вамъ дастъ 8 колебаній въ секунду, что и будетъ наивысшимъ числомъ звуковыхъ колебаній, могущихъ дойти до слуха.
«Вопросъ. Можете ли вы дать намъ объясненіе колебаній несовершенныхъ созвучйі?
„Отвѣтъ. Этотъ вопросъ относится собственно къ области акустики. Ударъ или пульсація вызывается звуковой волной и нѣсколько звуковъ вызываются нѣсколькими волнами. Звуки, исходящіе изъ одной части комнаты, вызываютъ волнообразныя, звуковыя комбинаціи, въ непосредственномъ между собою сосѣдствѣ, причемъ волны пересѣкаются другъ съ дружкой, что вызываетъ несовершенныя пульсаціи или несовершенные удары, не достигающіе уха одновременно“ (стр. 189).
Закапчиваю послѣднимъ вопросомъ, приведеннымъ въ статьѣ Баркаса:
«Вопросъ, Не можете ли вы дать намъ популярное описаніе человѣческаго глаза?
„Отвѣтъ. Человѣческій глазъ есть выпуклость, впереди которой находится сферическая роговая оболочка. Онъ имѣетъ три или — что не всѣми признается — четыре оболочки: склеротическую, хороидиую и сѣтчатую; послѣдняя собственно не оболочка, но только распространеніе оптическаго нерва. Съ внѣшней стороны склеротика есть оболочка, закрывающая даже и роговицу, извѣстная въ медицинѣ подъ именемъ соединительной, или adnata. Хороидная оболочка находится внутри склеротики, она темно-коричневаго цвѣта, и извѣстна подъ именемъ ріgmentum nigrum; служитъ она для поглощенія всѣхъ ненужныхъ волнъ свѣта. Возьмемъ прежде роговицу, или окно глаза — прозрачное, слоистое тальку-подобное вещество, внутри котораго, заключенная въ мѣшечкѣ, находится стекловидная жидкость; позади нея помѣщается ирисъ, дѣйствующій на подобіе діафрагмы, устраняющей всѣ внѣшніе лучи, которые иначе попали бы въ зрачекъ. Хрусталикъ есть выпуклая или обоюдо-выпуклая чечевица, болѣе выпуклая со стороны, помѣщающейся въ стекловидной жидкости, наполняющей большую полость глаза и сосредоточивающей лучи свѣта, которые входятъ черезъ зрачекъ и, собираясь въ фокусѣ, фотографируются на сѣтчаткѣ; эта послѣдняя, будучи приведена въ движеніе свѣтовыми лучами, вступающими въ глазъ — не тѣми, которые отражаютъ предметы — дѣйствуетъ какъ стимулъ иа оптическій нервъ, передающій ощущеніе мозгу. Глазъ самъ по себѣ видитъ не болѣе, чѣмъ инструментъ, сдѣланный оптикомъ; онъ только отражаетъ и фотографируетъ предметы. Я не увѣренъ въ томъ, что мое объясненіе достаточно ясно. Я въ состояніи лучше отвѣтить на ваши вопросы относительно структуры этого органа“ (стр. 202).
Когда, въ 1876 году, г. Баркасъ сообщилъ о своихъ вышеупомянутыхъ опытахъ въ публичномъ чтеніи въ Нью-Кастлѣ, впослѣдствіи напечатанномъ въ „Спиритуалистѣ“ (1876 года, томъ II, стр. 146, 188), то закончилъ его слѣдующими общими соображеніями:
«Приведенные мною вопросы и отвѣты представляютъ только небольшой отрывокъ изъ всего мною полученнаго черезъ этого медіума. Всякій легко замѣтитъ, что данные отвѣты должны были исходить отъ лица, коротко знакомаго со всѣми не легкими предметами, о которыхъ заводилась рѣчь. Отвѣты не были только общими мѣстами, но исчерпывали весь предложенный вопросъ и даже заходили далеко за его предѣлы, явно свидѣтельствуя о короткомъ знакомствѣ со всѣми затронутыми предметами. Я получалъ не только краткіе отвѣты, касавшіеся разныхъ научныхъ областей, но также писанные рукою того же медіума цѣлые выработанные трактаты о теплѣ, свѣтѣ, физіологіи растеніи, электричествѣ, магнетизмѣ, анатоміи человѣческаго тѣла, и ни одинъ изъ этихъ трактатовъ не былъ бы недостоинъ пера человѣка науки; при всемъ этомъ всѣ они были писаны, или вѣрнѣе импровизованы безъ запинки, подъ импульсомъ минуты, очевидно, безъ всякой подготовки. Я могу прибавить, что во время всего сеанса медіумъ, повидимому, былъ въ своемъ нормальномъ состояніи. Онъ разговаривалъ съ нами и отвѣчалъ на случайные вопросы, какъ всегда. Постороннее на него вліяніе проявлялось единственно въ автоматически двигавшейся рукѣ.
„Въ чемъ я могу поручиться, это — что вопросы большею частью были задуманы и предложены мною самимъ, что никакого намека о нихъ заранѣе медіуму не дѣлалось, что никто, кромѣ меня, не зналъ о ихъ содержаніи, а многіе изъ нихъ задавались подъ впечатлѣніемъ минуты, безъ всякаго приготовленія; что отвѣты писались немедленно передъ нами рукою медіума, что для него было совершенно невозможно какими нибудь естественными, извѣстными намъ средствами, заранѣе заручиться требуемыми отвѣтами и, наконецъ, что дама-медіумъ никогда ни получала никакого вознагражденія за тѣ сотни часовъ, которые она самоотверженно отдаетъ другимъ для изслѣдованія замѣчательныхъ явленій ея медіумизма“.
Лондонское Общество для психическихъ изслѣдованій, вниманіе котораго было обращено на этотъ случаи, не придало ему никакого значенія въ виду нѣкоторыхъ ошибокъ, содержавшихся въ отвѣтахъ. Ошибки всегда возможны; г. Баркасъ не указываетъ на эти отвѣты, какъ на образцы научной непогрѣшимости. Суть дѣла не въ этомъ. Допустимъ, что даже половина отвѣтовъ содержитъ въ себѣ ошибки (критика, помѣщенная въ журналѣ Общества за 1885 годъ, касается какого-нибудь десятка отвѣтовъ), остается объяснить происхожденіе всѣхъ остальныхъ, коихъ цѣлыя сотни. Въ этой критикѣ все дѣло объясняется „хорошей намятью словъ“, „чтеніемъ стариннаго учебника объ акустикѣ“ и нѣкоторыхъ „новѣйшихъ популярныхъ учебниковъ“; и такъ опять дешевое объясненіе посредствомъ обмана, безъ мотивированія страннаго выбора „стариннаго учебника“. Не для того ли, быть можетъ, чтобъ придать болѣе колориту индивидуальности невидимаго отвѣтчика? Но въ такомъ случаѣ одно неосторожное слово изъ „новѣйшаго учебника“ могло бы изобличить источникъ.
Но мнѣнію же г. Гартмана, этотъ источникъ надо искать въ таинственной способности чтенія мыслей; это возраженіе, разумѣется, болѣе серьезно; въ виду его, я обратился къ г. Баркасу съ нѣкоторыми вопросами, имѣвшими цѣлью выяснить приложимость этой гипотезы. Вотъ его отвѣтъ:
«М. Г. Вы спрашиваете прежде всего насколько я былъ бы въ состояніи самъ дать тѣ же самые отвѣты на предложенные мною вопросы по части физики; и во-вторыхъ, насколько полученные черезъ медіума отвѣты могли быть результатомъ чтенія мыслей. Я могу сказать относительно вашего перваго пункта, что на многіе изъ вопросовъ по части физики я могъ бы отвѣтить и самъ, но не такъ хорошо, какъ это было сдѣлано медіумомъ, а во многихъ случаяхъ не тѣми словами, такъ какъ отвѣты медіума были болѣе техническіе и болѣе точные, чѣмъ могли бы быть мои отвѣты въ то время. Въ особенности я разумѣю отвѣты на вопросы о мозгѣ и нервной системѣ, о кровообращеніи, о структурѣ и функціяхъ глаза и уха; говоря вообще, отвѣты были лучше тѣхъ, которые я могъ бы дать тогда, и тѣхъ, которые я — по прошествіи двѣнадцати лѣтъ — могъ бы дать теперь, безъ особенной и тщательной подготовки.
«Я просматривалъ около трехъ четвертей вопросовъ, прежде чѣмъ ставить ихъ, но даже и на эти я не могъ бы отвѣтить такъ правильно и изящно, какъ отвѣтилъ медіумъ. Были употреблены такого рода обороты, которыхъ, разумѣется, я бы не употребилъ по незнакомству съ предметомъ; такія названія, которыхъ я до того и не слыхалъ, такъ напр., выраженіе adnata вмѣсто соединительной оболочки, и здѣсь я встрѣтилъ только одного медика, которому это выраженіе было знакомо.
«Сознаюсь, что мнѣ трудно дать вамъ удовлетворительные отвѣты на ваши вопросы; тутъ многое въ зависимости отъ моей собственной честности, знанія и личнаго убѣжденія относительно того, что я зналъ и чего не зналъ въ то время, когда ставилъ эти вопросы; но могу сказать утвердительно, что на многіе изъ вопросовъ, поставленныхъ мною и никому другому неизвѣстныхъ, я не могъ бы отвѣтить самъ такъ же хорошо, а на нѣкоторые я не могъ бы отвѣтить и вовсе.
«Относительно вопросовъ по части музыки совершенно вѣрно, что я не могъ бы отвѣтить на нихъ. Такихъ сеансовъ было три, на послѣднихъ двухъ присутствовалъ профессоръ музыки.
«На первомъ сеансѣ всѣ вопросы по части музыки ставилъ я, позаимствовавъ ихъ за день или два до этого отъ пріятеля, хорошаго музыканта, тщательно воздерживаясь отъ всякой попытки понять ихъ. Эти вопросы я задалъ медіуму, и его рука немедленно дала напечатанные мною отвѣты. При этомъ не присутствовало никакого музыканта (а самъ г. Баркасъ, какъ говоритъ это въ другомъ мѣстѣ — „Medium“ 1887 года, стр. 645 — „не имѣетъ понятія о музыкѣ“. — А. А.).
«На остальныхъ двухъ сеансахъ большая часть критическихъ вопросовъ была сдѣлана профессоромъ музыки, а остальная часть мною самимъ — я запасся ими отъ другихъ знакомыхъ музыкантовъ. Нѣкоторые изъ отвѣтовъ на вопросы профессора были, сколько мнѣ помнится, несогласны съ его собственными понятіями, а относительно отвѣтовъ на остальные вопросы, я въ то время не зналъ — вѣрны они или нѣтъ.
«Я очень радъ былъ бы узнать хотя бы о единомъ, хорошо удостовѣренномъ случаѣ, гдѣ необразованный, незамагнетизированный сенситивъ отвѣчалъ бы письменно, правильно и научнымъ языкомъ, на музыкальные и научные вопросы посредствомъ передачи мыслей отъ живого ученаго или музыканта.
«Я желалъ бы, чтобы г. Гартманъ продѣлалъ этотъ опытъ, предложивъ мои вопросы кому-нибудь изъ своихъ месмерическихъ или немесмерическихъ сенситивовъ. Далѣе, чтобы опытъ былъ добросовѣстенъ и вполнѣ одинаковъ съ моимъ, требуется, чтобы не только его мысли были дословно прочтены, но и мысли постороннихъ лицъ, не состоящихъ въ месмерическомъ общеніи съ сенситивомъ.
«Вы спрашиваете, какіе именно были вопросы, на которые ни я и ни кто другой въ комнатѣ не могъ бы разумно отвѣтить. На первомъ сеансѣ по части музыки никто въ комнатѣ не могъ бы разумно отвѣтить на вопросы. Ни единый человѣкъ въ комнатѣ не могъ бы отвѣтивъ на химическіе вопросы, или на вопросы, касающіеся анатоміи, кровообращенія, уха, глаза, мозга, строенія нервной системы, и на многіе вопросы по части общей физики; за исключеніемъ м-ра Белля, который былъ нѣсколько знакомъ съ практической химіей, но не имѣлъ дара слова, и меня, имѣющаго общія понятія о физикѣ, всѣ остальные присутствующіе были люди безъ всякихъ познаніи въ этихъ предметахъ.
Вотъ еще другой случай, который, кажется, отвѣчаетъ всѣмъ требованіямъ; онъ былъ сообщенъ генералъ-маіоромъ Драйсономъ въ „Lights“ʼѣ (1884 года, стр. 499) подъ заглавіемъ „Разрѣшеніе научныхъ проблемъ спиритическимъ путемъ“, и я здѣсь цѣликомъ привожу его.
Вслѣдствіе сдѣланнаго мнѣ г. Стоксомъ запроса, могу ли я представить хотя бы одинъ примѣръ немедленнаго разрѣшенія духомъ, или выдающимъ себя за такового, какой-нибудь научной проблемы, смущавшей европейскихъ людей науки за послѣднія сто лѣтъ, честь имѣю представить слѣдующій отчетъ о моемъ личномъ опытѣ.
«Въ 1781 году Уильямъ Гершель открылъ планету Уранъ и его спутниковъ, замѣтивъ, при этомъ, что эти спутники двигались совсѣмъ не такъ, какъ другіе спутники солнечной системы, а именно съ востока на западъ, вмѣсто того, чтобы двигаться съ запада на востокъ. Дж. Ф. Гершель въ своихъ „Астрономическихъ очеркахъ“ говоритъ: «Орбиты этихъ спутниковъ представляютъ совершенно неожиданныя и безпримѣрныя особенности въ полномъ противорѣчіи съ постоянной аналогіей, представляемой всей планетной системой. Плоскости ихъ орбитъ почти перпендикулярны къ эклиптикѣ и движенія ихъ по этимъ орбитамъ обратныя, т. е. вмѣсто того, чтобы двигаться вокругъ центра своей планеты отъ запада къ востоку, какъ это наблюдается повсюду, они движутся въ противоположномъ направленіи.
«Когда французскій математикъ Лапласъ провозгласилъ теорію, что солнце и всѣ планеты образовались изъ тумано-подобнаго вещества, эти спутники были для него загадкой.
«Адмиралъ Смитъ въ своемъ „Небесномъ Циклѣ“ говоритъ, что къ удивленію всѣхъ астрономовъ движеніе этихъ спутниковъ ретроградное, т. е. противоположно движенію всѣхъ прочихъ небесныхъ тѣлъ.
«Въ „Галлереѣ природы“ сказано, что спутники Урана обращаются вокругъ него съ востока на западъ — странная аномалія, являющаяся исключеніемъ изъ общихъ законовъ солнечной системы.
«Во всякой книгѣ по части астрономіи, изданной до 1860 г., говорится то же самое о спутникахъ Урана.
«Съ своей стороны я не имѣлъ объясненія для этой особенности; для меня это было такою же тайной, какъ и для упомянутыхъ мною выше писателей.
«Въ 1858 году у меня гостила дама-медіумъ, и каждый вечеръ мы устраивали сеансы. Однажды эта дама говоритъ мнѣ, что она видитъ около меня личность, которая выдаетъ себя за бывшаго астронома. Я спросилъ ее: знаетъ ли онъ теперь болѣе того, что зналъ на землѣ? — „Много больше“, отвѣтилъ онъ. Мнѣ пришло на умъ сдѣлать вопросъ, который, по меньшей мѣрѣ, могъ бы служить провѣркой знанія предполагаемаго духа и я спросилъ: „Можетъ ли онъ сказать мнѣ, почему спутники Урана движутся съ востока на западъ, а не съ запада на востокъ?“
«Тотчасъ же былъ данъ слѣдующій отвѣтъ:
„Спутники Урана не движутся вокругъ него съ востока на западъ, но съ запада на востокъ, точно такъ же, какъ луна движется вокругъ земли съ запада на востокъ. Ошибка произошла отъ того, что южный полюсъ Урана былъ обращенъ къ землѣ, когда планета эта была открыта впервые, и подобно тому, какъ солнце, наблюдаемое съ южнаго полушарія, представляется движущимся справа налѣво, а не слѣва направо, такъ точно и спутники Урана двигались слѣва направо, но это не значитъ съ востока на западъ“. Послѣ другого вопроса съ моей стороны, было прибавлено: „Поколѣ южный полюсъ Урана былъ обращенъ къ землѣ, спутники его для наблюдателя на землѣ казались движущимися съ востока на западъ, и это положеніе продолжалось около сорока двухъ лѣтъ. Когда сѣверный полюсъ Урана будетъ обращенъ къ землѣ, тогда спутники его будутъ двигаться справа налѣво или, какъ говорится, съ запада на востокъ“.
«Я тогда спросилъ, какимъ образомъ случилось, что ошибка не была замѣчена въ теченіе сорока двухъ лѣтъ послѣ открытія Гершелемъ планеты, отвѣтъ былъ: «Потому что люди, по обыкновенію, только повторяютъ сказанное прежними авторитетами и, будучи ими ослѣплены, не думаютъ самостоятельно.
«Руководствуясь этимъ извѣстіемъ, я продѣлалъ проблему геометрически и нашелъ объясненіе здравымъ и разрѣшеніе весьма простымъ. Вслѣдствіе чего въ 1859 году я написалъ статью объ этомъ предметѣ въ „Запискахъ Института Королевской Артиллеріи“. Послѣ того времени я напечаталъ въ 1862 году небольшое астрономическое сочиненіе, озаглавленное „Common sights in the Heavens“, въ которомъ предложилъ это самое объясненіе для предполагаемой загадки; но пагубное вліяніе авторитета такъ сильно, что только теперь писатели по части астрономіи начинаютъ говорить, что тайна, представляемая спутниками Урана, вѣроятно, происходитъ вслѣдствіе положенія оси этой планеты.
„Въ началѣ. 1859 года я имѣлъ случаи бесѣдовать, черезъ того же медіума, съ тѣмъ же предполагаемымъ лицомъ и спросилъ его, не можетъ ли онъ сообщить мнѣ какой-нибудь другой фактъ по астрономіи, доселѣ неизвѣстный. Въ то время у меня былъ телескопъ съ четверть-дюймовымъ объективомъ, при пяти футахъ фокуснаго разстоянія. Мнѣ было сказано, что у планеты Марсъ есть два спутника, которыхъ никто еще не видалъ, и что при благопріятныхъ обстоятельствахъ я могъ бы открыть ихъ. Я воспользовался первымъ случаемъ, чтобы отыскать ихъ, но это мнѣ не удалось. Я сказалъ тремъ или четыремъ пріятелемъ, вмѣстѣ со мною занимавшимся такъ называемыми спиритическими явленіями, объ этомъ сообщеніи, и мы уговорились молчать, такъ какъ не имѣли доказательства его вѣрности и могли бы только подвергнуться осмѣянію. Будучи въ Индіи, я упомянулъ объ этомъ сообщеніи г. Синнету, но когда именно — не могу припомнить. Восемнадцать лѣтъ спустя я узналъ, что эти спутники дѣйствительно существуютъ; они были открыты астрономомъ въ Вашингтонѣ въ 1877 году.“
Примечания[править]
- ↑ Это не притягиваніе, а каталептическое состояніе, которое я неоднократно наблюдалъ надъ женой своей, по окончаніи писанія. А. А.