Въ главѣ III, рубрикѣ IX, я представилъ нѣсколько случаевъ, отвѣчающихъ этому условію и вполнѣ удовлетворительныхъ.
Таковъ случай устнаго сообщенія старика Чамберлейна кружку изъ двѣнадцати лицъ, которымъ онъ былъ совершенно неизвѣстенъ, и немедленно, вслѣдъ за тѣмъ, проявившагося опять, чтобъ сообщить еще нѣсколько подробностей о своей личности — такъ какъ кружокъ жалѣлъ, что не спросилъ о нихъ при первомъ сообщеніи для полнаго доказательства самоличности. И по справкѣ все сказанное оказалось вѣрнымъ (стр. 462).
Таковъ и случай Авраама Флорентина, умершаго въ Америкѣ и проявившагося въ Англіи, стуками, въ кружкѣ, который не имѣлъ никакого понятія о его существованіи, и давшаго, на всѣ о немъ распросы, біографическія подробности; оказавшіяся, по справкѣ въ Америкѣ, вѣрными (стр. 467).
Я указалъ въ этой главѣ на спеціальный источникъ, гдѣ подобныя сообщенія находятся сотнями, изъ которыхъ можно было бы сдѣлать предметъ особаго изслѣдованія, провѣряя ихъ на мѣстѣ самымъ строгимъ и тщательнымъ образомъ. Я говорю объ «отдѣлѣ сообщеній», печатаемыхъ еженедѣльно въ журналѣ «Banner of Light». Документы, имѣющіе изобличить шарлатанство или установить правду, находятся на лицо, напечатаны, въ рукахъ всякаго, кто далъ бы себѣ трудъ предпринять это изслѣдованіе. Было бы весьма интересно, взявши подрядъ сотню сообщеній, установить процентъ ложныхъ, вѣрныхъ и сомнительныхъ. Среди этихъ сообщеній находятся такія, въ которыхъ намекается на совершенно частныя семейныя дѣла. Такъ напр., въ № отъ 15 марта 1884 г. я нахожу сообщеніе отъ имени Монроэ Мериллъ, въ которомъ онъ намекаетъ на бывшее съ нимъ «на дальнемъ западѣ». Въ № отъ 5 апрѣля, братъ покойнаго, Геманъ Мериллъ, удостовѣряя подлинность сообщеній, пишетъ: «Я очень хорошо понимаю, на что онъ намекаетъ, говоря о „дальнемъ западѣ“; это обстоятельство, которое было извѣстно только ему, нашему брату — д-ру Мериллу, въ Сандуски (гдѣ Монроэ умеръ), и мнѣ».
Другой примѣръ, Въ № отъ 9 февраля 1889 г. я нахожу сообщеніе отъ Эммы Ромэджъ, изъ Сакраменто, въ Калифорніи, въ которомъ она упоминаетъ о видѣніи подруги своей Женни, о которомъ эта послѣдняя говорила на смертномъ одрѣ своемъ. Въ № отъ 30 марта 1889 г., г. Эбенъ Оуэнъ, изъ Сакраменто, пишетъ, что онъ показывалъ это сообщеніе сестрѣ Эммы Ромэджъ, и та подтвердила фактъ этого видѣнія, о которомъ Эмма говорила ей передъ смертью.
Я могъ бы, помимо этого источника, указать на многіе другіе случаи этого рода, но и приведенные мною очень хороши. Ограничусь, для завершенія этой рубрики, приведеніемъ случая, къ которому мы можемъ отнестись съ полнымъ довѣріемъ, ибо онъ взятъ изъ личнаго опыта Р. Дэль-Оуэна. Онъ разсказанъ имъ, со всѣми необходимыми подробностями, въ его сочиненіи: «Debatable land», подъ заглавіемъ: «Доказательство самоличности, полученное чрезъ незнакомое лицо изъ за 500 миль». Невозможно изложить этотъ случай вкратцѣ, и потому привожу его буквально, по русскому изданію этой книги: «Спорная область», стр. 176—179, а для полноты привожу и предшествующія страницы, имѣющія къ нему прямое отношеніе:
«Болѣе сорока лѣтъ тому назадъ умерла одна молодая дама — англичанка, — которую я коротко зналъ. Она пользовалась въ жизни всѣми дорогими преимуществами, какія даетъ совершеннѣйшее воспитаніе, доступное для женщины въ культурной странѣ; говорила свободно по-французски и по-итальянски, путешествовала много по Европѣ, гдѣ сходилась съ разными выдающимися людьми своего времени. Природою она одарена была такъ же щедро, какъ и судьбою: была такъ же мила, какъ и образована, способна глубоко чувствовать, очень проста, богата внутреннею жизнью, какъ натура тонкая, по преимуществу духовная. Буду называть ее Віолетой[1]).
«Когда, черезъ двадцать пять лѣтъ послѣ ея смерти, я предпринялъ свои первыя изысканія но спиритуализму, мнѣ пришло на мысль, что если только лицамъ, когда либо принимавшимъ въ насъ участіе во время земной своей жизни, дозволяется продолжать общеніе съ нами и по переходѣ въ другой міръ, то духъ Віолеты скорѣе всякаго другого могъ бы мнѣ объявиться. Но я никогда не позволялъ себѣ вызывать того или другого духа, находя болѣе благоразумнымъ выжидать его добровольнаго проявленія. Между тѣмъ мѣсяцъ проходилъ за мѣсяцемъ, и я не получалъ ни малѣйшаго знака или намека отъ имени Віолеты; наконецъ я пересталъ уже и ждать, и вообще предполагать возможность чего-нибудь подобнаго.
«Послѣ того читатель пойметъ мое изумленіе и смущеніе, когда на одномъ изъ сеансовъ, 13 октября 1856 года, въ Неаполѣ (при участіи г-жи Оуэнъ и еще одной дамы, непрофессіональнаго медіума), произошло слѣдующее:
«Вдругъ сложилось имя Віолеты. Нѣсколько оправившись отъ удивленія, я спросилъ мысленно, съ какою цѣлью объявляется это столь памятное мнѣ имя.
Отвѣтъ: „Дала об…“.
«На этомъ сложеніе буквъ остановилось. Повторенныя приглашеніе продолжить сообщеніе не привели ни къ чему: мы не могли получить далѣе ни одной буквы. Наконецъ мнѣ пришло на мысль спросить: «Вѣрны ли полученныя буквы „о, б?“
Отвѣтъ: „Нѣтъ“.
Вопросъ: „Вѣрно ли слово „дала“ (gave)“
Отвѣтъ: „Да“.
«Тогда я сказалъ: „Прошу сложить слово, слѣдующее за „дала“, опять съ начала“. И вслѣдъ за тѣмъ, буква за буквой, изъ которыхъ нѣкоторыя переправлялись, сложилась фраза:
„Дала письменное обѣщаніе помнить васъ даже и по смерти“.
«Надо быть самому въ моемъ положеніи, чтобы понять чувство, овладѣвавшее мною, по мѣрѣ того, какъ складывались эти слова. Если какое-нибудь изъ воспоминаній молодости выдавалось у меня особенно, стояло въ моихъ глазахъ выше всѣхъ другихъ, — это была память о письмѣ, написанномъ мнѣ Віолетой въ виду смерти, письма, содержавшаго дословно, то самое обѣщаніе, которое теперь спустя полжизни, звучало мнѣ опять изъ за гроба. Такого значенія, какъ для меня, доказательство это не можетъ имѣть для другихъ. Письмо у меня еще цѣло; но зналъ о немъ только я одинъ; никто, кромѣ меня, никогда его не видѣлъ. Могъ ли я ожидать, когда читалъ это письмо въ первый разъ, что спустя четверть вѣка, въ далекой, чужой странѣ, писавшая его будетъ въ состояніи сказать мнѣ, что она сдержала свое слово?
«Черезъ нѣсколько дней послѣ того, именно на сеансѣ 18 октября, когда объявился тотъ же духъ, я предлагалъ ему опять разные мысленные вопросы, и отвѣты его были также удовлетворительны и точны. Между тѣмъ вопросы мои касались подробностей личной жизни, которыя могли быть извѣстны только мнѣ. Не сдѣлано было ни одной ошибки; мало того, въ этихъ отвѣтахъ встрѣчались еще новыя указанія на такія обстоятельства, о которыхъ по крайнему моему убѣжденію и разумѣнію, ни одна живая душа, кромѣ меня, не могла тогда знать.
«Полученные результаты нельзя приписать никакимъ образомъ тому, что разумѣютъ подъ терминомъ „напряженнаго выжиданія“, — предполагаемой причины подобныхъ явленій. Мы въ то время добивались различныхъ физическихъ проявленій, про которыя слышали отъ другихъ наблюдателей, — напримѣръ, движенія предметовъ безъ прикосновенія къ нимъ, непосредственнаго письма, появленія рукъ и т. и. Происшедшее было совершенно неожиданно — даже для меня, лица ближе всѣхъ заинтересованнаго, не говоря о другихъ присутствовавшихъ. Когда давно заснувшія представленія вдругъ пробудились во мнѣ въ связи съ знакомымъ именемъ, то это произошло отнюдь не въ отвѣтъ на какую-нибудь наличную мою мысль, надежду или желаніе, — если только сознаніе наше достаточная порука въ наличности мысли или чувства. Еще менѣе основаній предполагать подобное вліяніе со стороны другихъ присутствовавшихъ. Они не знали о письмѣ ничего, даже о его существованіи. Они не знали ничего о моемъ вопросѣ, потому что онъ предложенъ былъ мысленно. Возможность посторонняго земного вліянія ограничивалась тутъ однимъ мною.
«Но вотъ еще доказательство, что въ этомъ случаѣ дѣйствовали вовсе не мои ожиданія. Когда при первой попыткѣ получить отвѣтъ, будущая неизвѣстная мнѣ фраза опредѣлилась уже буквами — „дала об…“, у меня мелькнула догадка, что изъ начатаго слова, можетъ быть, выйдетъ „обѣщеніе“; и я подумалъ, не будетъ ли это относиться къ тому торжественному увѣренію, которое дала мнѣ Віолета много лѣтъ тому назадъ. Но что же случилось? Буквы о, б объявлены были невѣрными; — и я хорошо помню, съ какимъ смущеніемъ и разочарованіемъ я стиралъ ихъ. Но каково же было мое удивленіе, когда оказалось, что исправленіе требовалось такъ настоятельно только затѣмъ, чтобы дать мѣсто болѣе полному и опредѣленному выраженію! — да, на столько опредѣленному, что если бы документъ, о которомъ идетъ рѣчь, могъ быть предъявленъ весь какъ есть, то онъ не могъ бы быть означенъ точнѣе. При такихъ обстоятельствахъ, просто немыслимо, чтобы, мой умъ, или какое-нибудь мое побужденіе могли играть роль въ полученномъ результатѣ.
Но это было только вступленіе къ цѣлому ряду проявленій, которыя на протяженіи многихъ лѣтъ постоянно удостовѣряли меня въ продолжающемся бытіи и въ самоличности моего духовнаго друга. Доказательства эти я получилъ, главнымъ образомъ, ужо по возвращеніи (въ 1859 г.) изъ Неаполя въ Соединенные Штаты.
«Пять или шесть недѣль спустя по выходѣ въ свѣтъ моей книги: „На рубежѣ другого міра“, въ февралѣ 1860 года, мой издатель представилъ мнѣ одного господина, только-что возвратившагося изъ Огайо, который сообщилъ мнѣ, что книга моя обратила на себя вниманіе въ этомъ штатѣ. Онъ прибавилъ, что я помогъ бы не мало ея распространенію, если бы отправилъ одинъ экземпляръ г-жѣ Б., жившей тогда въ Кливлэндѣ, собственницѣ книжнаго склада и издательницѣ одной изъ мѣстныхъ газетъ. „Она сильно интересуется этимъ предметомъ“, — сказалъ онъ, — „да и сама, кажется, медіумъ“.
«Я никогда до того времени не слыхалъ объ этой дамѣ; однако послалъ ой экземпляръ книги, при короткой запискѣ — съ просьбою принять его, а затѣмъ получилъ и отвѣтъ, помѣченный 14-мъ февраля.
«Въ этомъ письмѣ, послѣ нѣкоторыхъ дѣловыхъ объясненій, г-жа Б. сообщала мнѣ, что была вполнѣ удовлетворена главою книги, носящею заглавіе: „Перемѣна со смертью“. Далѣе она пишетъ: «Я — такъ называемый „видящій медіумъ“. Когда я читала эту главу, духъ женщины, которой до тѣхъ поръ я никогда не видала, стоялъ возлѣ меня, какъ будто слушая, и сказалъ: „Я руководила имъ, когда онъ писалъ это; я помогла ему убѣдиться въ безсмертіи“. Вслѣдъ затѣмъ г-жа Б. описала мнѣ наружность видѣнія, — цвѣтъ волосъ, глазъ, лица и т. д., — и описаніе это вполнѣ соотвѣтствовало наружности Віолеты. Она прибавила, что одинъ кливлэндскій торговецъ, самъ импрессіональный медіумъ (хотя и неизвѣстенъ и не желаетъ быть извѣстнымъ въ этомъ качествѣ), войдя къ ней какъ разъ въ то время, сказалъ: „Васъ долженъ посѣтить сегодня новый духъ — женщина. Она говоритъ, что знала нѣкую г-жу Д., англійскую даму, теперь уже умершую, извѣстную вамъ (но не мнѣ) по своей литературной репутаціи, — лично же, по ея словамъ, ни вы, ни я ея не знали“.
«Замѣчу теперь, что эта г-жа Д. была сестра Віолеты. Но въ своемъ отвѣтѣ, имѣвшемъ отчасти дѣловой характеръ, я не касался ни сообщеннаго мнѣ описанія наружности, ни того, что было сказано въ письмѣ относительно г-жи Д. Чтобы провѣрить фактъ возможно строже и убѣдительнѣе, я не допустилъ въ своемъ письмѣ ни одного выраженія, изъ котораго г-жа Б. могла бы заключить, что я узналъ явившуюся ей личность. Я ограничился припискою къ дѣловой части письма нѣсколькихъ строкъ — въ томъ родѣ, что г-жа Б. очень обязала бы меня, если бъ попыталась узнать имя духа или какія-нибудь другія подробности о его личности, и обо всемъ этомъ сообщила мнѣ.
«Въ отвѣтъ я получилъ два письма: отъ 27 февраля и 5 апрѣля. Въ нихъ сообщались: во-первыхъ, имя; во-вторыхъ, показаніе духа, что г-жа Д. была его сестра, и, въ третьихъ, двѣ-три дальнѣйшія подробности о Віолетѣ; и все это было вполнѣ согласно съ дѣйствительностью. Г-жа Б. писала далѣе, что ей сообщены еще нѣкоторыя свѣдѣнія; но они касались обстоятельствъ такого частнаго и интимнаго характера, что она находитъ лучшимъ передать мнѣ ихъ при личномъ свиданіи, если бы мнѣ пришлось ѣхать обратно на западъ черезъ Кливлэндъ. Я долженъ былъ однако черезъ двѣ недѣли выѣхать по дѣламъ въ Европу и просилъ г-жу Б. письмомъ изложить мнѣ эти подробности на бумагѣ, — что она и сдѣлала въ четвертомъ письмѣ, отъ 20 апрѣля. Свѣдѣнія, которыя она сообщила мнѣ, получены были ею отчасти непосредственно, отчасти черезъ помянутаго торговца-медіума.
«Сказавъ выше, что для другихъ эти доказательства никогда не получатъ того значенія, какое имѣли лично для меня, я далъ лишь самое блѣдное понятіе о дѣйствительномъ значеніи факта. Но часть тѣхъ чудесъ, которыя раскрылись передо много, читатель можетъ все-таки оцѣнить. Онъ видѣлъ, что мною, было написано краткое и чисто дѣловое письмо къ совершенно незнакомому лицу, живущему за пятьсотъ миль, въ городѣ, который Віолета никогда не видала и гдѣ я самъ (сколько могу припомнить) тоже никогда не бывалъ. О чемъ нибудь въ родѣ нечаяннаго намека, передачи мыслей или магнетическаго общенія тутъ, при подобныхъ обстоятельствахъ, не могло быть и рѣчи. Также немыслимо, чтобы кливлэндская издательница или клпвлэндскій торговецъ могли что-нибудь знать о дамѣ, ничѣмъ не прославившей своего имени и умершей за тысячи миль отъ нихъ, на другомъ полушаріи. И между тѣмъ, отъ этихъ далекихъ незнакомцевъ ко мнѣ приходятъ, непрошенно и нежданно — какъ посѣщеніе съ неба., сначала описаніе личности, вполнѣ подходящее къ Віолетѣ, и указаніе на имя, явно дававшее понять, что это именно она вошла съ ними въ общеніе; затѣмъ открывается ея собственное имя, затѣмъ — ея родство съ г-жею Д., — и все это безъ малѣйшаго содѣйствія, обмолвки или намека съ моей стороны.
„Эти всѣ частности могутъ буть оцѣнены моимъ читателемъ; и уже сами по себѣ онѣ поразительно удостовѣряютъ самоличность. Но когда объявились, какъ это было въ послѣднемъ письмѣ г-жи Б., разныя ближайшія обстоятельства, связанныя съ жизнью Віолеты и моею въ наши молодые годы, — обстоятельства неизвѣстныя ни одной живой душѣ по сю сторону великаго предѣла, — обстоятельства, указанныя только намекомъ, такъ что сама писавшая письмо могла лишь очень отдаленно понимать ихъ значеніе, — обстоятельства, схороненныя глубоко не только въ прошедшемъ, но и въ тѣхъ сердцахъ, для которыхъ они были самымъ святымъ воспоминаніемъ, — когда эти частности всплыли на свѣтъ передъ очами, того, кто еще оставался въ живыхъ, онѣ были для него внутреннимъ доказательствомъ того, что человѣческія воспоминанія, мысли, привязанности еще продолжаютъ существовать за предѣломъ земной жизни: такимъ доказательствомъ, которое не можетъ быть передано никакому лицу, и которое, по самой своей природѣ, получается только непосредственно“.
Примечания[править]
- ↑ Ея настоящее имя (изъ числа малоупотребительныхъ) и называть не смѣю; но оно, какъ и выбранное мною подставное, означаетъ тоже одинъ изъ любимыхъ цвѣтковъ (violet фіалка).