Антигона (Софокл; Шестаков)/III. Первый эпизод

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Антигона — III. Первый эпизод
автор Софокл (496 г. до н.э.—406 г. до н.э.), пер. Сергей Дмитриевич Шестаков (1820—1857)
Оригинал: др.-греч. Αντιγόνη. — См. Антигона. Перевод созд.: около 442 г. до н.э., опубл: 1854. Источник: «Отечественные записки», 1854, том XCV, отд. I, с. 7—12

III. Первый эпизод.

Креонт, хор и потом страж.


Народ! хотя из страшной бури бед
Вновь к тишине воздвигли боги город;
Но я чрез вестников лишь вас одних[1]
Сюда собрал, затем, что знал, как власть
Престола Лаева всегда вы чтили;
Потом я знал, что с той поры, как город
Эдип поднял и сам потом погиб,
Что с той поры вы преданы всегда
В заботе неизменной детям их.[2]
А как они в один и тот же день,
Удар нанёсши и приняв, погибли,
Дав смерть преступною рукой друг другу,
То я, как ближний родственник погибших,
И власть их всю и трон имею ныне.
Но трудно дух и мысль и думы мужа
Изведать прежде, чем себя окажет
В распоряженьях власти и законах.
А мне, кто, правя целым государством,
Не держится советов самых лучших,
Но свой язык из страха запирает,
Всегда, как и теперь, казался подлым.
И ничего по мне не стоит тот,
Кто друга выше ценит, чем отчизну.
А я — всевидящий то знает Зевс —
Молчать не стал бы я, погибель видя
Грядущую на граждан вместо счастья,
И никогда б врага родной земли
Себе не сделал другом: знаю я,
Что в ней спасенье наше; что тогда
Себе друзей находим верных сами,
Когда её корабль плывёт счастливо.
Я подниму таким уставом город.
Согласно с сим и ныне объявил
Я гражданам о сыновьях Эдипа:
Чтоб Этеокла в гробе скрыть, свершив,
Что подобает честным мёртвым, всё.
Во всех боях он первым был бойцом,
За город сей сражался он и пал.
Но Полиник, его по крови брат,
Беглец вернувшийся хотел огнём
В-конец пожечь отеческую землю
И с нею сжечь богов, родных богов;
Родною он хотел напиться кровью
И в рабство увести своих сограждан.
Так в городе велел я объявить,
Чтобы его никто с обычной честью
Не хоронил, никто б над ним не плакал;
Но чтобы псам и хищным птицам в снедь
Оставить труп его непогребённый,
Чтоб поруганья вид очам был страшен.
Таков мой приговор, и никогда
Не будет от меня той честь злым,
Которую лишь правые получат
Но друг моей земли, живой иль мёртвый,
Один почёт получит от меня.

Хор. — Ты так решил, Креонт, сын Менекея,
О друге города и о враге;
И властен ты на мёртвых и живых
Изречь закон, какой тебе угодно.

Креонт. — А вам смотреть за тем, что я сказал.

Хор. — Нет, поручи заботиться о том
Кому-нибудь, кто помоложе нас.

Креонт. — Но труп стеречь уж там готовы люди.

Хор. — На что ж ещё другим даёшь приказ?

Креонт. — Чтобы ослушникам не потакать.

Хор. — Но кто ж так глуп, что умереть желает?

Креонт. — Да, смерть награда будет. Но не раз
Надежда на корысть людей губила.

Страж. — О царь! я не скажу, что шёл проворно,
Что быстрый бег мне дух перехватил;
Не раз прикован был заботой к месту,
Не раз назад хотел поворотить.
Душа вещала мне, так говоря:
Зачем идёшь туда, где наказанье,
Тебя, несчастный, ждёт? потом опять:
Несчастный! что ж нейдёшь? И всё Креонт
Узнает от других? Всё та ж беда!
В таком раздумье шёл нескоро я:
Ведь так и краткий путь бывает длинен.
Но наконец за лучшее я счёл
Идти к тебе. Хоть ничего почти
Я не скажу тебе, но всё ж скажу[3].
Я в той надежде и пришёл, что то
Лишь потерплю, что рок определил.

Креонт. — Но что ж, что страха твоего причиной?

Страж. — Сказать хочу сначала о себе:
Не сделал я и не видал, кто сделал,
И казни я никак не заслужил.

Креонт. — Ты ловко метишь и кругом себя
Огородил. Принёс же видно новость!

Страж. — Но страшное всегда боязнь внушает.

Креонт. — Да что ж? Ты скажешь ли когда-нибудь?
Скорей! потом иди, сказав, что надо.

Страж. — Скажу тебе, что мёртвого недавно
Похоронил не знаю кто и скрылся;
Сухой земли посыпали на тело
И свято весь обряд над ним свершили.

Креонт. — Что молвил ты? Но кто ж тот человек?
Кто смел так дерзким быть?

Страж. — Не знаю я,
Невидно там ударов топора,
И заступ там не рыл: земля крепка,
Тверда, не взрыта; нет следа колёс;
Но без следа сокрылся тот, кто сделал.
И как сказал нам первый страж дневной,
Казалось всем то чудом непонятным:
Невиден труп, но не зарыт; на нём
Лишь тонкий прах лежал, как будто кто
От преступленья тем спасался только[4].
И никакого не было следа,
Чтоб зверь, иль пёс являлся труп терзать,
И бранные слова послышались меж нас,
Страж стража обвинял, до драки дело
Дошло; остановить не мог никто.
И каждого винили все другие,
Но не было улик: все запирались.
И раскалённое железо в руки
Решались брать, и сквозь огонь пройти,
И именем богов поклясться в том,
Что невиновны мы, что чужды мы
И замыслу и совершенью дела.
Но наконец, как розыск был бесплоден,
Тут говорит один — и всех от страха
Принудил голову склонить к земле;
Мы не могли сказать ни слова против,
А, сделав то, не знали, как нам быть.
Сказал же он, что надо донести
Тебе об этом деле, не скрывать.
На том решили мы, и это счастье
Дал жребий мне несчастному нести.
Неволей к вам сюда явился я,
И вы нерады мне—я знаю то.

Хор. — О царь! Давно уж шепчет мысль моя:
Богов в том деле не было ль участья?

Креонт. — Остановись, пока твои слова
Не преисполнили ещё мой гнев;
Не докажи, что ты и глуп, и стар.
Твои слова невыносимы мне,
Коль признаешь богов ты попеченье
О мёртвом том. Скажи, сокрыли ль боги
Его, как благодетеля почтив?
Того, кто истребить пришёл огнём
Колоннами обставленные храмы
И честные дары, того, который
Их область и закон хотел разрушить?
Иль думаешь, что боги чтут злодеев?
Не то. Но граждане давно с трудом
Терпели то, и на меня роптали,
И потрясали тайно головой,
Неверную под иго шею гнули
И не хотели полюбить меня.
Их деньгами, наверно знаю я,
Подкуплены они, чтоб это сделать. (Указывая на стража).
Да, деньги для людей — большое зло:
Здесь губят города, а там мужам
Свой дом родной велят покинуть деньги,
И извращают деньги честный ум,
Ведут его они к делам бесчестным;
Все хитрости открыли деньги людям
И всякому нечестью научили.
Но тот, кто плату взял за это дело,
Получит наконец за то и казнь.
Коль примет Зевс ещё мою молитву,
Так знай, я говорю тебе под клятвой,
Что если не откроете того,
Чьи руки ту устроили могилу,
И не представите его ко мне,
То мало будет вам одной лишь смерти:
Живых, повесив вас, заставлю прежде
Сознаться мне в том дерзком оскорблении.
Чтоб знали вы, где барыша искать,
Недобрых вестников никто не любит.
Чтоб поняли, что прибыли искать
От всякого равно недолжно дела,
Что пагубу нечестная корысть
Приносит чаще, чем спасенье, людям.

Страж. — Сказать мне дашь, иль так идти назад?

Креонт. — Не знаешь и теперь, как тяжелы
Твои слова?

Страж. — Кусают слух иль сердце?

Креонт. — Как? Ищешь ты моя досада где?

Страж. — Но я лишь ухо огорчил, а сердцу
Нанёс печаль не я, а тот кто сделал.

Креонт. — О, о! как видно, ты искусный плут.

Страж. — Но всё ж того не сделал дела я.

Креонт. — Да душу ты свою за деньги продал.

Страж. — Увы!
О страшно, что и ложным подозреньям
Поверить должен тот, кто хочет верить.

Креонт. — Теперь пока глумись-себе над верой.
Но если мне не сыщете виновных,
Помянете, что подлая корысть
Приносит скорбь. (Уходить).

Страж. — Да, хорошо б сыскать.
Найдут иль нет — судьба решить всё это,
Но здесь меня опять ты не увидишь.
И ныне уж спастись не чаял я;
Богов благодарить за то я должен.

Примечания.

  1. Стариков. (Прим. перев.)
  2. Потомком Лая и Эдипа. (Прим. перев.)
  3. Смысл тот: я скажу тебе, что тело Полиника похоронено; но так-как я не знаю, кто это сделал, то для тебя нет ничего в моих словах. Софокл с намерением заставляет стража говорить запутанными и неясными фразами. (Прим. перев.)
  4. Видеть непогребённый труп и не предать его земле было преступление против богов подземных. Поэтому в том, что на труп едва наброшен был тонкий слой земли, видит страж желание очистить только совесть. (Прим. перев.)