Тиресий (с мальчиком-вожаком). —
О фивские князья! пришли мы двое
Одним путём, но за обоих нас
Один смотрел; слепым одна дорога,
Которою их поведёт вожак.
Креонт. — Что скажешь нового, старик Тиресий?
Тиресий. — Открою я, а ты поверь.
Креонт. — Тебе всегда и прежде верил я.
Тиресий. — За то ведёшь прямой дорогой город.
Креонт. — Я знаю, как ты был полезен мне.
Тиресий. — Смотри, на лезвие ножа теперь
Стоит твоя судьба.
Креонт. — Что значит это?
Я трепещу, твоим словам внимая.
Тиресий. — Узнаешь сам, когда услышишь то,
Что показало мне моё искусство.
Когда на старое пришёл я место,
Где птиц всегда привык я наблюдать,
Где у меня прилёт был всякой птицы,
Неведомый я слышу крик пернатых:
То дикий крик, крик ярости то был
И догадался я, что между ними
Был смертный бой, что рвут они друг друга
В когтях; удары крыльев слышны были.
В испуге я тотчас хотел изведать,
Что пламень жертв на очагах горящих
Откроет мне: не воспылал из жертв
Гефест, но влажный жир костей на пепле,
Дымясь и брызгая, растаял весь,
И разлетелась желчь, и обнажённы
От покрывавшего их жира кости
Осталися одни; так я узнал
От мальчика, что бесполезно было
Моё гаданье всё, когда и жертвы
Не указали мне приметы верной.
Вожатый мальчик мне, а я другим.
А чрез тебя так болен город наш.
Эдипа сын несчастно-павший стал
Добычей птиц и псов, и снедью той
Полны все жертвенные очаги.
И жертвенных молитв с огнём костей
От нас уж боги не приемлют ныне,
И, мёртвого насытясь жирной кровью,
Несчастья крик лишь птица издаёт.
Подумай, сын, о том. Ведь заблуждаться
Есть общий жребий всех людей. Но тот,
Не бессоветный муж и не бессчастный,
Кто, раз в беду попавши, не коснеет,
Но ищет ей помочь. А кто упрям,
В безумьи сам себя потом винит.
Умершему ты должен уступить,
Погибшего разить не должен ты.
Убитого убить — какая храбрость?
Добра хочу тебе и говорю:
А у того приятно и учиться,
Кто речь свою нам на добро ведёт.
Креонт. — Как в цель стрелки, вы целите, старик.
В меня все в одного; гаданьем даже
Подействовать хотите на меня:
Мой род давно предал меня и продал;
Ведите торг, о прибыли заботьтесь;
Когда хотите вы, из Сард янтарь,
Из Индии себе везите злато,
Но в гроб того уж вам не положить;
Когда бы даже зевсовы орлы,
Его схватив на пищу, понесли
К престолам Зевса самого. Нет, нет,
Его похоронить я не позволю
Из страха пред грехом. Ведь знаю я,
Что осквернить богов не силен человек.
А падают, старик Тиресий, часто
И люди сильные с большим стыдом,
Когда из выгоды своей хотят
Бесчестное под красным словом скрыть.
Тиресий. — Увы!
Кто знает из людей, кто взвесит то.
Креонт. — Но что, что хочешь ты о всех сказать?
Тиресий. — Насколько здравый смысл всех выше благ?
Креонт. — Настолько же, я думаю, насколько
Нерассудительность всех больше зол.
Тиресий. — А ты болезнью этой полон весь.
Креонт. — На оскорбительный укор жреца
Я не хочу ответить оскорбленьем.
Тиресий. — Но уж ответил ты, когда сказал,
Что лживы все пророчества мои.
Тиресий. — По милости моей
Ты город спас и стал его царём.
Креонт. — Гадатель мудрый ты, но друг неправды.
Тиресий. — Принудишь ты меня сказать, я вижу,
Что неподвижно в сердца залегло.
Креонт. — Подвинь, лишь говори не из корысти.
Тиресий. — Так вот и кажется тебе, что я
Ищу корысти от тебя.
Креонт. — Но знай,
Что ты моей никак не купишь мысли.
Тиресий. — Так знай же сам: ещё не проживёшь
Немного быстрых солнечных кругов,
Как одного от крови сам своей
Ты мёртвого отдашь за смерть другого,
За то, что ты земное в ад низверг
Что душу в гроб бесчестно поселил,
Что у богов подземных отнял труп,
Лишив его святого погребенья;
А ни тебе, ни высшим права нет
На то богам; но ты насильно им
То право навязал. За то тебя
Карательницы зла и преступленья
Стрегут Эриннии богов и ада,
Чтоб заплатить тебе таким же злом.
Смотри, за деньги ль это говорю?
Пройдёт немного дней — в твоём дому
Мужей и жён услышишь плач и вопли.
Враждебные смущаются все грады,
Где псы растерзанных хоронят мёртвых,
Иль звери, иль пернатых птиц стада
Несут нечастое дыханье в город.
Вот стрелы те (ты оскорбил меня),
Их, как стрелок, из сердца я пустил;
В твоё они вонзятся крепко сердце,
Их пламени тебе не избежать.
Но ты веди меня домой, о мальчик,
Свой гнев пусть выльет он на младших здесь,
Научится иметь язык скромнее
И мыслить лучше, чем теперь он мыслит.
Хор. — Ушёл он, царь, беды нам предсказав.
А знаем мы, с-тех-пор, как голова
Вот этим белым волосом оделась
На место чёрного, что никогда
Он городу не возвещал обмана.
Креонт. —То знаю сам, и в мысли я смущён.
Мне больно уступить, а дух упорства
Ударами грозит мне страшной кары.
Хор. — О Менекея сын, Креонт, здесь нужен
Совет благоразумный.
Креонт. — Что ж мне делать?
Скажи, и я послушаюсь тебя.
Хор. — Поди и из подземного покоя
Девицу выведи, и гроб устрой
Тому, чей труп заброшенный лежит.
Креонт. — Вот твой совет, и уступить я должен?
Хор. — Скорей, Креонт, скорей; ведь неразумных
Предупреждают быстрые беды.
Креонт. — Увы! едва могу, но должен сделать,
От сердца отступившись своего:
С судьбой нельзя бороться понапрасну.
Хор. — Иди ж теперь туда и сделай сам —
Другим не поручай.
Креонт. — Сейчас иду.
А вы, служители, кто здесь из вас,
И кто из вас далеко, взяв секиры,
Спешите к видному отсюда месту.
А я, коль мысль к тому уж обратилась,
Я сам связал, и развяжу я сам.
Боюсь, не лучше ль древние законы
Хранить всегда и так окончить жизнь?
