ГЕРАСИМЪ АЛЕКСѢЕВІЧЪ СКОПИНЪ.
Авторъ нижеслѣдующихъ дневниковъ: «Дневника происшествій» и «Путеваго дневника» — Герасимъ Алексѣевичъ Скопинъ. Жизнь его была не особенно продолжительна: родился онъ въ первыхъ числахъ марта 1746, умеръ 6 марта 1797 года.
Свое служебное поприще Герасимъ Алексѣевичъ началъ 14-лѣтнимъ юношей, занявъ въ 1760 году должность дьячка при саратовской Крестовоздвиженской церкви, что нынѣ церковь въ женскомъ монастырѣ. Въ этой должности онъ прослужилъ около 29 лѣтъ. Затѣмъ, 10 мая 1789 года онъ былъ рукоположенъ во діакона къ Саратовской Сергіевской церкви, а 2 марта 1791 года во священника къ саратовской же Спасопреображенcкой церкви, въ каковой должности и состоялъ до самой кончины своей.
За два года до рукоположенія во діакона, именно въ 1787 году, Герасимъ Алексѣевичъ, движимый глубокою религіозною настроенностію и благочестіемъ, отправился изъ Саратова въ Кіевъ пѣшкомъ на богомолье — поклониться св. мощамъ Ѳеодосія и Антонія, печерскихъ чудотворцевъ.
Вышелъ онъ изъ дома, имѣя у себя за пазухой: сшитую въ 1/8 долю листа тетрадь, чернильницу и перо для записыванія своихъ дорожныхъ впечатлѣній и собственнаго изобрѣтенія солнечные часы, по которымъ онъ отмѣчалъ время своего прихода и выхода изъ встрѣчавшихся ему на пути селъ, деревень и городовъ, и крайне огорчался, когда нельзя было ему дѣлать такихъ отмѣтокъ,— напримѣръ, въ пасмурные дни, когда часы его «не дѣйствовали».
Плодомъ записей дорожныхъ впечатлѣній явился у Герасима Алексѣевича особый «дневникъ», которому самъ онъ далъ такое заглавіе: «Дневная записка пѣшеходца, саратовскаго церковника изъ Саратова до Кіева по разнымъ городамъ и селамъ. Бытіе въ Кіевѣ и обратно изъ Кіева до Саратова». Мы, для краткости, будемъ называть этотъ дневникъ «Путевымъ дневникомъ».
Изъ этого «Дневника» видно, что Герасимъ Алексѣевичъ хорошій наблюдатель: въ каждомъ селѣ, въ каждомъ городѣ, какіе встрѣчались ему на пути, онъ непремѣнно осмотритъ и потомъ запишетъ въ свой «Дневникъ» все, что, по его мнѣнію, казалось достойнымъ замѣчанія. Въ городахъ онъ иногда взбирался на колокольню, чтобы занести въ свой «Дневникъ» планъ города…. Часто онъ дѣлаетъ въ «Дневникѣ» сравненія между саратовскими и иногородними общественными постройками или храмами и при этомъ замѣчаетъ: «домъ намѣстническій (въ Курскѣ) построенъ деревянный и подмазанъ; однако, нашего не стоитъ»; или: «иконостасъ сдѣланъ на подобіе нашего Воздвиженскаго» и т. д.
Бодрость въ пути и безстрашіе также отличительная черта нашего «пѣшеходца». По дорогѣ не разъ встрѣчались ему богомольцы — попутчики до Кіева. Нѣкоторые изъ нихъ пытались идти съ нимъ вмѣстѣ, но скоро отставали, потому что «не поспѣвали» за нимъ. Напрасно говорили ему «добрые люди», что путь въ извѣстныхъ мѣстахъ опасенъ даже для конныхъ, не только для пѣшихъ; Герасимъ Алексѣевичъ говорилъ себѣ: «власть Господня надо мною» и шелъ одинъ по глубокимъ оврагамъ, пустынною степью, чрезъ огромные, глухіе лѣса, и всегда благополучно въ теченіе всего трехмѣсячнаго (съ 11 мая по 11 августа) путешествія своего [1].
Отмѣтимъ еще одну присущую Герасиму Алексѣевичу черту: религіозная настроенность и глубокое благочестіе, не дававшія ему ни на минуту забыться, куда и зачѣмъ онъ идетъ, не исключали, однако, въ немъ того, что называется пожить, при случаѣ, въ свое удовольствіе. Въ пути онъ любилъ съѣсть хорошую уху и выпить добрую чарку горилки, когда его этимъ потчивали. Да, онъ былъ чуждъ ханжества и фарисейскаго пощенія до самоизнуренія, потому что смотрѣлъ на религію Христа глазами разумнаго христіанина...
Для болѣе обстоятельной обрисовки личности Герасима Алексѣевича было бы не лишне сказать хоть нѣсколько словъ о его дѣтствѣ и первой юности; но, къ сожалѣнію, мы не можемъ этого сдѣлать, за отсутствіемъ данныхъ изъ этого періода его жизни. Тѣ же данныя, какія мы имѣли у себя[2], — данныя о его послѣдующей жизни съ 15-лѣтняго возраста и до послѣдняго дня его жизни, рисуютъ намъ его, какъ человѣка, обладавшаго замѣчательною любознательностію и отличавшагося самою искреннею, неподдѣльною любовію къ тогдашней прессѣ и наукѣ. Это видно, между прочимъ, и изъ того, что онъ, начиная съ 1760 года, выписывалъ для себя газеты[3], журналы и много книгъ, выходившихъ въ его время изъ печати. Ясно, что этотъ дьячокъ-самоучка былъ выше своего званія.
Эта истина станетъ для насъ вполнѣ очевидною, если мы вспомнимъ, что въ то время, когда жилъ Герасимъ Алексѣевичъ, даже у сравнительно интеллигентнаго и вполнѣ обезпеченнаго столичнаго духовенства не было особенной охоты къ чтенію: оно, въ огромномъ большинствѣ своемъ, довольствовалось чтеніемъ «положеннаго» въ церкви... Тогда какъ 14-лѣтній дьячекъ въ глухой «провинціи» — Саратовѣ, бѣднякъ до такой степени, что всѣхъ доходовъ отъ церкви едва доставало ему на удовлетвореніе первыхъ жизненныхъ потребностей, этотъ дьячекъ Скопинъ, томимый духовною жаждою, ухитрялся какимъ то образомъ выписывать на свои гроши газеты, журналы и «хорошія книжки», набирался изъ нихъ уму-разуму и внимательно слѣдилъ за проявленіемъ общероссійской государственной и общественной жизни и мысли!
Да, въ этомъ отношеніи юный дьячекъ Скопинъ пред ставлялъ собой въ средѣ современнаго ему духовенства явленіе едва ли не исключительное!
Стремленіе къ самообразованію путемъ печатнаго слова не покидало Герасима Алексѣевича даже и въ то тяжелое для него въ матеріальномъ отношеніи время, когда онъ сталъ отцемъ многочисленнаго семейства и едва перебивался съ куска на кусокъ[4].
Но Герасимъ Алексѣевичъ любилъ также и писать. Изъ прочитаннаго онъ часто дѣлалъ (въ особую тетрадь) выписки, которыя служили для него чѣмъ то вродѣ справочной книги по вопросамъ науки и общегосударственной жизни.
Нѣкоторыя изъ этихъ выписокъ онъ вносилъ и въ свой «Дневникъ происшествій», который онъ началъ вести съ 22 мая 1762 года, т. е. когда ему едва исполнилось шестнадцать лѣтъ, а окончилъ 27 ноября 1796 года за годъ до своей кончины. Такимъ образомъ, наибольшее число лѣтъ (27) веденія Герасимомъ Алексѣевичемъ «Дневника происшествій» падаетъ на его дьяческое званіе, наименьшее (7 л.) — на діаконское и священническое.
Важное значеніе «Дневника происшествій» для исторіи г. Саратова и цѣлаго саратовскаго края не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію: авторъ изо дня въ день отмѣчаетъ въ немъ: атмосферическія явленія, политическія событія, выдающіеся чѣмъ либо факты и явленія изъ быта мѣстной администраціи, духовенства и обывателей; время замерзанія и вскрытія Волги противъ Саратова; отчасти свои семейныя обстоятельства, которыя важны для насъ, какъ матеріалъ автобіографическій; словомъ все, что было, по его мнѣнію, достойно замѣчанія.
Всѣ эти, попавшія въ «Дневникъ происшествій», записи вѣрны съ историческими данными. Самое внесеніе ихъ въ «Дневникъ» дѣлалось авторомъ по горячимъ слѣдамъ, обыкновенно въ тотъ же день, въ который произошло то или другое «происшествіе». Тамъ, гдѣ вкрадывались, почему-либо ошибки, авторъ старательно дѣлалъ поправки и, такимъ образомъ, вполнѣ возстановлялъ истину.
«Дневникъ происшествій» написанъ мѣстами полууставомъ, мѣстами скорописью, на бѣлой, толстой бумагѣ, сложенной въ 8 долю листа.
Язы къ записей «Дневника происшествій» близко подходитъ къ древнелѣтописному: при своей краткости, онъ не вездѣ точенъ, а грамматически почти вездѣ неправи ленъ, конечно, съ точки зрѣнія правилъ современной намъ грамматики[5].
Но этотъ недостатокъ изложенія записей искупается ихъ содержаніемъ.
Не можемъ обойти молчаніемъ, что это содержаніе записей «Дневника происшествій» по достоинству оцѣнено еще покойнымъ историкомъ мѣстнымъ Андр. Фил. Леопольдовымъ. «Уцѣлѣлъ — говоритъ онъ: дневникъ того (т. е. пугачевскаго) времени смиреннаго дьячка Скопина, послѣ бывшаго священника,— гдѣ разсказаны различныя неистовства бунта (т. е. пугачевскаго). Я читалъ его»[6]. И затѣмъ — на основаніи данныхъ этого «Дневника» — Леопольдовъ ведетъ полемику (?) съ Д. Л. Мордовцевымъ, который написалъ и помѣстилъ въ «Отечествен. Запискахъ» за 1868 годъ свой историческій очеркъ: «Русскіе государственные дѣятели прошлаго вѣка и Пугачевъ». Благодаря, повторяемъ, даннымъ этого «Дневника», Леопольдовъ шагъ за шагомъ указываетъ въ томъ очеркѣ неточности, искаженіе и перетасовку фактовъ изъ исторіи бунта пугачевскаго, и вообще находитъ въ очеркѣ г. Мордовцева много «ложнаго и нелѣпаго».
Этотъ же «Дневникъ» помогъ Леопольдову указать также «много ложнаго и нелѣпаго» и въ брошюрѣ Щебальскаго, написанной въ 1865 году и о томъ же предметѣ, равно какъ и другихъ «писакъ и выдумщиковъ», трактовавшихъ о Пугачевѣ и произведенномъ имъ бунтѣ «на перекоръ ума здраваго»[7].
Наконецъ, этотъ же «Дневникъ» облегчилъ самому Леопольдову трудъ составленія «Историческаго очерка Саратовскаго края» По крайней мѣрѣ, Леопольдовъ самъ говоритъ о себѣ, что многое заимствовалъ изъ «Дневника» дьячка Скопина[8].
«Путевой Дневникъ», конечно, не настолько важенъ, какъ «Дневникъ происшествій»; но, тѣмъ не менѣе, и онъ имѣетъ для насъ, саратовцевъ, свою цѣну: вопервыхъвыхъ, въ немъ довольно опредѣленно выразилась личность самого автора со всѣми его достоинствами и слабостями; иначе сказать: «путевой Дневникъ» важенъ для насъ въ біографическомъ отношеніи: такихъ біографическихъ чертъ Герасима Алексѣевича, какія представляетъ этотъ «Дневникъ», мы не узнаемъ ни изъ какого другаго источника; во вторыхъ, этотъ «Дневникъ» служитъ для насъ, саратовцевъ, такъ сказать, показателемъ того пути[9], по которому, движимые благочестіемъ предки, или просто «земляки» наши, шли на богомолье въ Кіевъ: это совсѣмъ не тотъ путь, какой избираютъ нынѣшніе саратовцы— богомольцы, такъ что въ этомъ отношеніи «Скопинскій» путь отзывается «преданіемъ старины глубокой»; въ третьихъ, этотъ «Дневникъ» знакомитъ насъ съ мѣстоположеніемъ нѣкоторыхъ мѣстностей и селъ Саратовской губерніи или, по тогдашнему, Саратовскаго намѣстничества, которыя теперь извѣстны уже подъ другими названіями, или же лежатъ внѣ территоріи нынѣшней Саратовской губерніи, къ которой онѣ, однако, принадлежали въ описываемое нашимъ «пѣшеходцемъ» время; наконецъ, этотъ «Дневникъ» служитъ для насъ показателемъ сравнительной цѣнности продуктовъ первой необходимости въ разныхъ городахъ и селахъ, лежащихъ на пространствѣ между Саратовомъ и Кіевомъ
Но, кромѣ этихъ двухъ «Дневниковъ», Герасимъ Алексѣевичъ велъ еще и другія записи, обнимавшія со бой періодъ въ 30 лѣтъ.
Въ этихъ записяхъ заключались свѣдѣнія, касавшіяся исключительно общественной жизни г. Саратова и необычайныхъ явленій въ природѣ физической и нравственной. Для насъ эти записи были бы теперь особенно драгоцѣнны, если бы онѣ сохранились; но, къ великому сожалѣнію, онѣ куда-то исчезли безслѣдно, такъ что о содержаніи ихъ мы узнаемъ только и исключи тельно изъ вышесказанной книги[10] Леопольдова.