Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 2/V/ДО
Устройство приличной обстановки въ новой квартирѣ на нѣкоторое время отвлекло вниманіе Калеріи Ипполитовны отъ постоянной мысли о собственномъ фальшивомъ положеніи. Нужно было сдѣлать кое-какія прибавки къ мебели, купить ковры, пріобрѣсти два сервиза, рояль на прокатъ для Юленьки и многое другое, что требуется въ ежедневномъ обиходѣ. Въ случаѣ затрудненія Калерія Ипполитовна обращалась къ oncl'ю и таскала старика съ собой по всѣмъ магазинамъ; Симонъ Денисычъ не годился даже для этой цѣли и проводилъ время дома въ обществѣ старой Улитушки или бродилъ по петербургскимъ улицамъ рѣшительно безъ всякой цѣли.
— Ты устрой временную обстановку, — совѣтовалъ oncle, покорно слѣдуя за племянницей. — И дешево и сердито будетъ. Въ этомъ преимущество столичной жизни для вашего брата, провинціаловъ. Вотъ серебро, кажется, необходимо подновить, потомъ экранъ къ камину.
— Да у насъ и камина совсѣмъ нѣтъ.
— Ну, все равно, купи хорошенькую жардиньерку. Это оживляетъ обстановку.
Oncle и безъ того подтолкнулъ Калерію Ипполитовну сдѣлать нѣсколько глупыхъ покупокъ, поэтому на его совѣты она особеннаго вниманія не обращала; совершенно достаточно было и того, что oncle въ совершенствѣ могъ изображать изъ себя то специфическое вьючное животное, которое создано носить дамскія "поноски", въ формѣ безчисленныхъ картонокъ, коробочекъ, свертковъ и просто бумажныхъ мѣшковъ. Между прочимъ, Калерія Ипполитовна сочла своемъ родственнымъ долгомъ посовѣтоваться съ дядей относительно рекомендованной Романомъ мистрисъ Кэй.
— Мнѣ нѣтъ дѣла до ея интимной жизни, — предупредила она, давая понять, что ей извѣстно, что за птица эта гувернантка. — Притомъ вѣдь она занимается у Зоста, а это самая лучшая рекомендація.
— Гм… да… — неопредѣленно мычалъ oncle. — Должно-быть, очень приличная особа… хотя, конечно, судить съ перваго раза довольно трудно.
— А ты развѣ тоже ее знаешь?
— Да… я случайно встрѣтился съ ней у Сусанны. Она тамъ занимается англійскимъ языкомъ.
— Съ кѣмъ это?
— Сусанна учится… Такъ, прихоть.
— Это интересно… очень интересно, — въ раздумьѣ повторяла Калерія Ипполитовна, соображая во мгновеніе ока, чѣмъ она можетъ воспользоваться изъ этого неожиданнаго открытія: чрезъ мистрисъ Кэй она можетъ знать рѣшительно все о Сусаннѣ, и притомъ знать изъ первыхъ рукъ.
Это извѣстіе сразу подняло въ глазахъ Калеріи Ипполитовны авторитетъ англичанки, которая, какъ женщина, въ тысячу разъ наблюдательнѣе oncl'я или Романа и можетъ быть ей очень полезна.
Да, рѣшено, Юленька будетъ учиться англійскому языку.
Знакомство съ Бэтси было ускорено. Эта неловкая и застѣнчивая англичанка произвела на Калерію Ипполитовну самое выгодное впечатлѣніе, хотя опытная дама и заподозрѣла, что будущая наставница, Юленьки въ достаточной степени глупа.
"Впрочемъ, это даже хорошо для перваго раза, — рѣшила про себя Калерія Ипполитовна. — Только сначала нужно будетъ ее приручить".
Юленька отнеслась къ своей наставницѣ совершенно равнодушно, точно эти уроки, совсѣмъ ея не касались. Но Калерія Ипполитовна послѣ каждаго урока обязательно оставляла Бэтси пить кофе и, отославъ Юленьку подъ конвоемъ Улитушки къ maman, съ самою свѣтскою непринужденностью посвящала ее въ мелочи своей домашней обстановки, даже пускалась въ ту спеціальную откровенность, которая такъ сближаетъ женщинъ. Эта тактика ставила Бэтси въ самое неловкое положеніе, потому что застѣнчивая англичанка совсѣмъ не желала "красть" чужого довѣрія и краснѣла съ самымъ смущеннымъ видомъ, принимая знаки довѣрія Калеріи Ипполитовны. Дѣло кончилось откровеннымъ объясненіемъ.
— Я сдѣлала большую ошибку, что согласилась заниматься въ вашемъ домѣ, — заговорила Бэтси послѣ одного изъ своихъ уроковъ. — Мнѣ не хочется, чтобы вы ошибались на мой счетъ.
Бэтси проговорила это съ легкою краской на лицѣ и съ опущенными глазами, что къ ней такъ шло: она все умѣла дѣлать необыкновенно просто, какъ всѣ чистыя натуры.
— Ахъ, да, вы вотъ о чемъ… — догадалась Калерія Ипполитовна и въ порывѣ чувства даже расцѣловала Бэтси: бѣдная англичаночка была такъ жалка и, вмѣстѣ, такъ хороша, что даже Калерія Ипполитовна смутилась за свою политику. — Послушайте, Бэтси… Вы позволите мнѣ васъ называть такъ?.. Мое правило, мой другъ, никогда не вмѣшиваться въ чужую жизнь. О вашихъ отношеніяхъ къ Роману я слышала и только отъ души могу пожалѣть васъ. Романъ мой братъ, но я только лучше другихъ знаю его недостатки: это совсѣмъ завертѣвшійся въ петербургскомъ омутѣ человѣкъ, который, вѣроятно, приноситъ не много счастія домой. Да? О, я это подозрѣвала… Еще разъ повторяю: до нашей интимной жизни никому нѣтъ дѣла. По крайней мѣрѣ, я такъ понимаю вещи. Мужчины такъ много позволяютъ себѣ, что обвинять женщину за ошибку или за увлеченіе было бы слишкомъ несправедливо.
— А Julie?.. Учительница всегда должна служить примѣромъ.
— И это пустяки. Юленькѣ еще рано думать объ интимныхъ отношеніяхъ, да и нынче не такое время, чтобы дѣвушекъ воспитывать на институтскій манеръ. Кругомъ и безъ того такъ много дурныхъ примѣровъ: въ романахъ, на сценѣ, въ костюмахъ, въ картинахъ, даже въ музыкѣ. По-моему, образованной дѣвушкѣ не лишнее знать кое-что изъ того, что знаютъ всѣ большіе, потому что такое знаніе предупредитъ лишнія глупости и ошибки.
Бэтси слушала Калерію Ипполитовну со слезами на глазахъ, но внутренно не могла съ ней согласиться: ей казалось, что она уже однимъ своимъ дыханіемъ заражаетъ святыню домашняго очага.
— Нѣтъ, это не такъ, — повторяла Бэтси, отрицательно качая головой. — Дѣвочка будетъ большая и можетъ упрекнуть васъ.
— Но вѣдь я мать Юленьки и могу взять все на свою отвѣтственность, — не унималась Калерія Ипполитовна. — Наконецъ вы занимаетесь въ другихъ домахъ.
— У Зоста я занимаюсь съ мальчиками; это совсѣмъ другое дѣло. Потомъ я занимаюсь съ одною дамой, которую вы, кажется, знаете: m-me Доганская.
— Ахъ, да… я дѣйствительно хорошо знала Сусанну Антоновну, — равнодушно проговорила Калерія Ипполитовна и прибавила:— откровенность за откровенность, милая Бэтси: Сусанна моя бывшая воспитанница, но мы разошлись съ ней. Это длинная семейная исторія, и я когда-нибудь разскажу ее вамъ, а пока могу сказать одно: я не сержусь на Сусанну… да.
Въ подтвержденіе своихъ словъ Калерія Ипполитовна разсказала въ короткихъ чертахъ исторію Сусанны и всю вину своего разрыва съ ней свалила на Теплоухова и Богомолова, которые и теперь продолжаютъ въ своихъ собственныхъ видахъ вооружать Сусанну противъ нея.
— Вообще Сусанна сдѣлала большую ошибку своимъ замужествомъ, — закончила Калерія Ипполитовна свой разсказъ. — Вѣдь она не любитъ мужа… да?
— Право, я ничего не знаю объ ихъ отношеніяхъ.
— Да, конечно, судить мужа и жену со стороны слишкомъ трудно, и все-таки есть извѣстные признаки… мелочи, пустяки, которые достаточно говорятъ сами за себя. Впрочемъ, говоря откровенно, я не особенно интересуюсь; этимъ предметомъ…
Бэтси, можетъ-быть, и не вдругъ поддалась бы на ласковыя рѣчи Калеріи Ипполитовны, но ей было такъ тяжело. Романъ видимо увлекался Доганской и былъ счастливъ только въ ея обществѣ. Конечно, это былъ не первый случай въ длинной исторіи увлеченій Романа, но это не мѣшало Бэтси чувствовать себя глубоко несчастной, и она призывала на помощь всю свою энергію, чтобы сдержать подступавшія къ горлу слезы. Отъ зоркаго глаза Калеріи Ипполитовны не ускользнуло душевное состояніе ея жертвы, и на этотъ разъ она прекратила разговоръ.
— У этого Романа рѣшительно нѣтъ никакихъ родственныхъ чувствъ, — говорила Калерія Ипполитовна за слѣдующимъ кофе. — Былъ у насъ всего два раза, какъ мы въ Петербургѣ. Гдѣ это онъ пропадаетъ, Бэтси?
— Собираетъ матеріалы.
— Около Сусанны?
— Да.
— Скажите?! — пришла въ ужасъ Калерія Ипполитовна. — Впрочемъ, этого слѣдовало ожидать. Сусанна такая женщина, которая не остановится ни передъ чѣмъ. Я не хочу сказать про нее что-нибудь дурное и за себя лично даже совсѣмъ не сержусь, но зачѣмъ она завлекаетъ этого несчастнаго Романа, который готовъ бѣжать за первою попавшеюся на глаза юбкой? Ну, скажите на милость, что такое можетъ представлять своей особой Романъ для Сусанны? Ни выдающейся красоты, ни молодости, ни богатства, ни таланта, — рѣшительно ничего, что могло бы имѣть значеніе для такой женщины.
— Вы въ этомъ случаѣ несправедливы къ m-me Доганской, — вступилась прямодушная Бэтси. — Если кто-нибудь виноватъ, такъ это одинъ Романъ. У него совершенно неорганизованный характеръ.
— Ахъ, нѣтъ и нѣтъ… тысячу разъ нѣтъ! — горячо сказала Калерія Ипполитовна. — Ужъ если въ чемъ можно, дѣйствительно, винить насъ, женщинъ, такъ именно въ этой несчастной слабости завлекать мужчинъ. И я никогда не повѣрю, чтобы порядочная женщина не сумѣла предупредить извѣстную крайность, когда мужчина теряетъ голову. Повѣрьте, Бэтси, я сама была молода и знаю, что говорю. У каждой женщины въ полномъ распоряженіи тысячи средствъ, чтобы отдѣлаться отъ слишкомъ усердныхъ поклонниковъ. Все это можно сдѣлать почти незамѣтно, подъ рядомъ самыхъ благовидныхъ предлоговъ. Я совсѣмъ не думаю оправдывать Романа, но и Сусанна не права.
— Она не можетъ быть ни правой ни неправой, потому что ничего не знаетъ о моихъ отношеніяхъ къ Роману, — признавалась Бэтси. — Даже и Романъ не знаетъ, что я занимаюсь съ Доганской. Я сдѣлала эту маленькую ложь, т.-е. не предупредила ихъ, но вѣдь Романъ такъ часто меня обманывалъ.
— И не говорите, голубчикъ… Съ мужчинами всегда нужно держаться очень осторожно, какъ съ нашимъ вѣчнымъ и непримиримымъ врагомъ. Мужчины истинное несчастіе нашей жизни, и мы приносимъ постоянно тысячи жертвъ стамъ безсердечнымъ .гоистамъ.
"О, Бэтси ревнуетъ Романа, и остается только воспользоваться этимъ случаемь, — думала про себя Калерія Ипполитовна, довольная всею этою исторіей. — Теперь мы будемъ знать каждый шагъ Сусанны Антоновны… Погодите, m-me Доганская, теперь вы сильны, потому что можете дѣлить свою молодость и красоту между мужемъ и любовникомъ, но наступитъ часъ, котораго женщинѣ не прощаютъ. Да… Нельзя изжить вѣкъ, не любя!"
Калерія Ипполитовна имѣла полное основаніе именно такъ думать, потому что сама слишкомъ дорого заплатила за свой чиновничій бракъ. Она никогда не любила мужа и отдалась Доганскому въ порывѣ неудовлетвореннаго чувства. Да, Доганскій… Этотъ невозможный человѣкъ продолжалъ ѣздить къ Мостовымъ, хотя Калерія Ипполитовна отдала Улитушкѣ строгій приказъ не принимать его ни подъ какимъ видомъ. Калерія Ишшлитовна просто не могла его видѣть, да у нея и своихъ дѣлъ было по горло съ разными хлопотами у вліятельныхъ лицъ.
Въ теченіе двухъ мѣсяцевъ своего петербургскаго существованія Калерія Ипполитовна успѣла побывать у всѣхъ своихъ знакомыхъ; кромѣ того, успѣла побывать вездѣ, куда только представлялась какая-нибудь возможность попасть; и все это было продѣлано безъ всякой пользы. Въ счастливыхъ случаяхъ получались одни обѣщанія, не стоившія выѣденнаго яйца по петербургской цѣнѣ. Оставалось послѣднее рѣшительное средство — это старые друзья maman. Князь Юклевскій, — кстати, Улитушка увѣряла, что Романъ вылитый князь! — принялъ ее внимательно, но это была такая развалина, и притомъ эта развалина обременена была такою коллекціей необыкновенно сложныхъ болѣзней, что ничего не оставалось, какъ только бѣжать безъ оглядки.
— У васъ тамъ въ Сибири, говорятъ, есть такая ягода облѣпиха… — шамкалъ князь, полулёжа въ американскомъ креслѣ со всѣми приспособленіями для умирающихъ.
— Да, князь, есть. Изъ нея дѣлаютъ наливки, — объясняла Калерія Ипполитовна больше при помощи знаковъ, потому что князь до обѣда былъ глухъ, а послѣ обѣда слѣпъ.
— А мнѣ говорили, что это что-то въ родѣ китайскаго жень-шеня…
Баронъ Шебекъ былъ совсѣмъ еще бодрый старичокъ изъ остзейскихъ ландлордовъ, но его звѣзда уже закатилась, о чемъ предупреждали Калерію Ипполитовну, но она все-таки поѣхала къ барону, чтобы убѣдиться своими глазами въ печальной истинѣ. Баронъ понималъ положеніе своей гостьи и долго качалъ сочувственно остзейской головой.
— Какъ здоровье Annette… т.-е. Анны Григорьевны? — справлялся баронъ, прищуривая глаза.
— Благодарю васъ, баронъ, maman пользуется хорошимъ здоровьемъ для своихъ лѣтъ.
Старичокъ какъ-то весь съежился, оглядѣлъ свой кабинетъ и шопотомъ проговорилъ:
— Я долженъ васъ предупредить: для всѣхъ насъ одно спасеніе, это — нефть.
— Какъ нефть, баронъ?
— Да, да, нефть… Передайте это Annette, она объяснить вамъ все. Помните только одно: нефть.
Этотъ баронъ Шебекъ черезъ два дня помѣшался: нефть сдѣлалась его idée fixe.
Оставался одинъ Андрей Евгеньичъ. Калерія Ипполитовна отправилась къ нему не безъ нѣкотораго трепета, и Улитушка даже благословила ее вслѣдъ: вѣдь Леренька не чужая была этому Андрею Евгеньичу, что она и сама слыхала отъ maman, хотя не вѣрила ей, потому что у maman было такъ много разныхъ приключеній въ ея тревожной молодости, а человѣческая память ограничена.
Андрей Евгеньичъ жилъ на Англійской набережной. Это былъ худенькій, маленькій, живой старичокъ съ ласковыми глазами; онъ сильно бодрился, хотя одна тоненькая ножка Андрея Евгеньича уже не дѣйствовала. Пока Калорія Ипполитовна передавала ему обстоятельства своего настоящаго положенія, Андрей Евгеньичъ внимательно поднималъ и опускалъ свои крошечныя брови и наконецъ въ утѣшеніе своей гостьи проговорилъ:
— Я вполнѣ сочувствую вамъ, моя крошка… Вѣдь я васъ помню еще ребенкомъ, когда носилъ на рукахъ! Да… Я понимаю васъ и сочувствую, потому что у меня у самого большое горе: вы знали, конечно, эту маленькую Фанни, которая танцовала пятнадцать лѣтъ у воды, — эта неблагодарная маленькая особа покинула меня. Положимъ, это въ порядкѣ вещей, но обидно то, что она перемѣнила меня на редактора какой-то грязной, уличной газетки. Да, вотъ въ какое ужасное время мы живемъ.
Событія и лица немножко путались въ лысой головѣ Андрея Евгеньича, и онъ говорилъ о своемъ горѣ, какъ о дѣлѣ извѣстномъ, хотя Калерія Ипполитовна совсѣмъ и не подозрѣвала о существованіи неблагодарной Фанни. Во время разговора старичокъ нѣсколько разъ принимался очень внимательно разсматривать свою гостью и, какъ чувствовала Калерія Ипполитовна, находилъ ея состарившейся. Когда-то Андрей Евгеньичъ очень ухаживалъ за Леренькой, когда она еще не была замужемъ и когда у нея былъ такой свѣжій бюстъ. Чтобы попасть въ тонъ лакомому старичку, Калерія Ипполитовна разсказала не безъ остроумія свою исторію съ Сусанной, хотя и не назвала ея фамиліи.
— Слышалъ… да, слышалъ что-то такое, — задумчиво повторялъ Андрей Евгеньичъ. — Это вы про Морозъ-Доганскую?.. Мнѣ тутъ разсказывалъ эту исторію одинъ господинъ, онъ тоже изъ Сибири… позвольте, какъ его фамилія?
— Богомоловъ?
— Да, да. И, говорятъ, красавица эта Доганская. Что-то необыкновенное, въ восточномъ вкусѣ…
Богомоловъ успѣлъ предупредить Калерію Ипполитовну, и она уѣхала съ пустыми руками.
"Господи, что же это такое будетъ, наконецъ? — думала она, возвращаясь на свое пепелище. — Вѣдь живутъ же другіе люди?.. Облѣпиха… нефть… Фанни… Нѣтъ, это рѣшительно невозможно!"