Утромъ на двадцатый день мы приближались къ концу нашего путешествія. Послѣ полудня мы должны были пріѣхать въ Карсонъ-Сити, столицу территоріи Невады. Мы этому не радовались, а, напротивъ, жалѣли. Поѣздка эта была такая пріятная и веселая; мы ежедневно дѣлали новыя наблюденія и обогащались новыми познаніями и успѣли привыкнуть къ жизни въ почтовой каретѣ, она намъ нравилась, такъ что мысль о спокойствіи и о скучной осѣдлости въ селеніи не улыбалась, а, наоборотъ, удручала насъ.
Видимо наше новое мѣстожительство походило на пустыню, окруженную стѣною снѣговыхъ горъ. Кругомъ не было ни одного дерева, никакой растительности, исключая безконечнаго шалфейнаго куста и гризъ-вуда (grease-wood). Вся природа казалась сѣрой, мы снова тащились по глубокой щелочной пыли, которая поднималась густыми облаками и расходилась по степи, какъ дымъ отъ пожара. Мы покрыты ею были, какъ мельники, а также и кучеръ, карета, мулы и почтовыя сумки — все, мы, шалфейные кусты и природа вокругъ, все было однообразнаго цвѣта. Вдали длинные обозы съ грузомъ поднимали такія облака пыли, что, казалось, виднѣется степной пожаръ. Эти обозы и ихъ хозяева были единственныя живыя существа, видимыя нами, такъ какъ мы двигались въ тиши, въ одиночествѣ по пустынѣ.
Каждые двадцать шаговъ намъ попадались скелеты вьючныхъ животныхъ, кожа которыхъ, обтягивая выдающіяся ребра, была покрыта слоемъ пыли. Часто воронъ, важно сидя на черепѣ, провожалъ проѣзжій экипажъ съ задумчивымъ взоромъ.
Понемногу Карсонъ-Сити сталъ показываться, онъ скромно пріютился на окраинѣ большой степи, но былъ еще настолько далекъ отъ насъ, что издали дома виднѣлись бѣлыми точками въ тѣни цѣлаго ряда горъ, вершины которыхъ терялись въ облакахъ.
Мы пріѣхали, разложились, а дилижансъ отправился дальше. Это былъ «деревянный» городъ съ двумя тысячами жителей. Главная улица состояла изъ четырехъ или пяти маленькихъ бѣленькихъ домиковъ съ лавками, которыя всѣ сгруппировались близко другъ къ другу, бокъ о-бокъ, какъ будто въ этой огромной степи было мало мѣста. Боковая дорожка для пѣшеходовъ была изъ досокъ, худо скрѣпленныхъ и которыя ежеминутно грозили провалиться. Посреди города, противъ лавокъ, была площадь, непремѣнная принадлежность всѣхъ городовъ за Скалистыми Горами, большое неогороженное пустое мѣсто, очень удобное для публичныхъ аукціоновъ, продажи лошадей, большихъ сборищъ и также необходимое погонщикамъ, чтобъ расположиться станомъ. Напротивъ площади, съ двухъ другихъ сторонъ ея, были магазины, конюшни и конторы. Остальная часть города была разбросана довольно живописно.
Мы познакомились съ нѣкоторыми гражданами еще въ почтовой конторѣ, а по дорогѣ къ губернатору изъ гостинницы, между другими, и съ м-ромъ Гаррисомъ, который былъ верхомъ; онъ началъ что-то говорить, но вдругъ прервалъ себя и сказалъ:
— Придется мнѣ извиниться передъ вами; вонъ тамъ стоитъ человѣкъ, который клялся, что я помогалъ обокрасть калифорнскій дилижансъ — страшная дерзость, сэръ, я даже не знакомъ съ этою личностью.
Онъ поѣхалъ и сталъ угрожать незнакомцу шестиствольнымъ револьверомъ, на что тотъ отвѣтилъ ему тѣмъ же. Послѣ нѣсколькихъ пистолетныхъ выстрѣловъ незнакомецъ отошелъ и возобновилъ свою работу (починялъ кончикъ кнута), а м-ръ Гаррисъ проѣхалъ мимо, возвращаясь домой, учтиво раскланялся, имѣя прострѣленное легкое и раненую ногу; изъ нихъ струилась кровь, которая бѣжала по лошади и придавала ей совсѣмъ оригинальный видъ. Послѣ того каждый разъ, когда Гаррисъ убивалъ человѣка, я всегда вспоминалъ этотъ первый день въ Карсонѣ.
Вотъ все, что на этотъ день намъ пришлось увидѣть до двухъ часовъ, такъ какъ въ это время дня обыкновенно дулъ вѣтеръ «Уашу-зефиръ» (Washoe-Zephyr), который съ собою приносилъ огромныхъ объемовъ облака пыли, и столица Невады пропадала изъ виду; впрочемъ, кое-когда можно было что-нибудь и разглядѣть, весьма интересное для новопріѣзжихъ; вѣтеръ по пути поднималъ вверхъ все, что встрѣчалъ, и въ облакахъ пыли виднѣлись порхающія вещи, которыя то покажутся, то исчезнутъ за тучею пыли: шляпы, цыплята, зонтики летали высоко подъ небомъ; покрывала, булыжникъ, шалфейные кусты — немного ниже; цыновки, шкуры буйволовъ — еще ниже, потомъ шли лопаты и угольные ящики; зеркальныя двери, кошки и маленькія дѣти слѣдовали за ними, также и разорванный и разломанный хламъ, легкіе экипажи и тачки; а на тридцать или на сорокъ футовъ надъ землею буря раскрывала дома и поднимала крыши.
И было на что смотрѣть. Я могъ бы лучше и больше увидѣть, если бы не эта скверная пыль въ моихъ глазахъ.
Серьезно говоря, вѣтеръ этотъ не бездѣлица. Онъ легко уноситъ непрочныя строенія, а гонтовыя крыши — безпрестанно, свертываетъ жесть въ трубку и сдуваетъ иногда почтовыя кареты и выдуваетъ оттуда пассажировъ; есть преданіе, которое гласитъ, что оттого тамъ такое множество лысыхъ, что вѣтеръ сдуваетъ волосы съ головы въ то время, какъ всѣ смотрятъ наверхъ, на улетающія свои шляпы. Лѣтомъ, послѣ полудня, рѣдко не видать движенія на улицахъ въ Карсонѣ, ежеминутно видишь прыгающихъ людей, хватающихся за свои непокорныя шляпы и напоминающихъ горничныхъ, которыя стараются поймать паука.
«Уашу-зефиръ» («Washoe» есть ласкательное прозвище въ Невадѣ) есть особенный вѣтеръ, о которомъ упоминается въ Св. Писаніи, «и не знаеши, откуда онъ идетъ». Это значитъ, откуда онъ происходитъ.
Онъ дуетъ съ запада поверхъ горъ, но когда вы переходите хребетъ, то съ той стороны вы его не чувствуете! Онъ, вѣроятно, именно для этого случая и производится на ихъ верхушкахъ, откуда и поднимается, и распространяется. Въ продолженіе всего лѣта этотъ пріятный вѣтерокъ дуетъ аккуратно въ одно и то же время: онъ начинаетъ свою службу ровно въ два часа пополудни и кончаетъ въ два часа ночи; и если кто рискнетъ во время этихъ двѣнадцати часовъ выйти, то долженъ покориться вѣтру, который легко можетъ снести его мили на двѣ отъ мѣста направленія. А между тѣмъ первая жалоба пріѣзжаго въ Санъ-Франциско, изъ странъ этого вѣтра, та, что тутъ очень силенъ морской вѣтеръ! Вотъ вамъ человѣческая натура!
Губернаторскій дворецъ въ территоріи Невады состоялъ изъ бѣленькаго одноэтажнаго домика съ двумя маленькими комнатами, съ крытымъ подъѣздомъ снаружи, для большаго величія; видъ его возбуждалъ уваженіе гражданъ, а индѣйцевъ поражалъ до благоговѣнія. Новопріѣзжая администрація, съ начальниками и съ членами ея, помѣщалась не съ такою пышностью. Они должны были квартироваться гдѣ хотѣли, и канцелярію обыкновенно устраивали въ своихъ спальняхъ.
Нашъ секретарь и я помѣстились у одной почтенной француженки, подъ названіемъ Бригитты О’Фланниганъ, вѣрной подруги его превосходительства г-на губернатора. Она знавала его прежде, въ лучшія времена его жизни, когда онъ былъ начальникомъ столичной полиціи въ Нью-Іоркѣ; теперь, въ тяжелую минуту жизни губернатора Невады, она не желала покидать его. Наша комната была внизу, окнами на площадь, и когда поставили кровати, маленькій столъ, два стула и несгораемый шкапъ, куда сунули Пространный Словарь, оставалось всетаки еще мѣста для одного, а можетъ быть, и для двухъ посѣтителей, но не безъ того, чтобъ слегка не отодвинуть стѣны. Впрочемъ, стѣны этому поддавались безъ труда, по крайней мѣрѣ, перегородки, такъ какъ онѣ были сдѣланы изъ плотной мѣстной бумажной ткани, протянутой отъ одного конца комнаты до другого. Въ Карсонѣ другихъ перегородокъ почти и не существовало, и если вы стояли въ темной комнатѣ, а у вашего сосѣда былъ огонь, тѣнь на ткани предательски выдавала разныя забавныя картины. Очень часто эти перегородки дѣлались изъ старыхъ мѣшковъ изъ подъ муки, сметанныхъ вмѣстѣ; но разница между простыми смертными и аристократіей была та, что мѣшки у простыхъ смертныхъ были безъ всякихъ украшеній, между тѣмъ какъ у аристократіи они были украшены самыми первобытными фресками, т. е. красными и синими клеймами на мѣшкахъ. Кромѣ того, эти послѣдніе убирали перегородки, наклеивая на нихъ картинки изъ еженедѣльнаго, иллюстрированнаго журнала. Тѣ, которые были побогаче, позволяли себѣ разные предметы роскоши, въ томъ числѣ и плевательницы[1]. У насъ былъ коверъ и хорошій фаянсовый умывальникъ. Вслѣдствіе этого другіе жильцы мистриссъ О’Фланниганъ насъ ненавидѣли и безъ стѣсненія это выказывали; но когда мы повѣсили разрисованную клеенчатую стору къ окну, то положительно подверглись опасности, и потому, чтобъ предупредить кровопролитіе, я переѣхалъ наверхъ и помѣстился съ нетитулованнымъ людомъ, на одной изъ четырнадцати бѣлой сосновой кровати, которыя стояли въ два длинные ряда въ единственной комнатѣ верхняго этажа.
Это была веселая компанія, эти четырнадцать человѣкъ. Они добровольно покинули Нью-Іоркъ и послѣдовали за губернаторомъ въ Санъ-Франциско, зная, что этимъ ничего не потеряютъ, а можетъ быть и выиграютъ. Они были извѣстны подъ названіемъ «Ирландской бригады», хотя между ними было всего четыре или пять ирландцевъ. Добродушный его превосходительство былъ очень недоволенъ пересудами своихъ подчиненныхъ, особенно когда прошелъ слухъ, что они подкупленные имъ убійцы, привевезенные сюда для того, чтобы безъ шуму укрощать, когда нужно, выборныхъ изъ демократіи!
Они имѣли столъ и квартиру у мистриссъ О’Фланниганъ, по десяти долларовъ въ недѣлю каждый, не отказывались подписывать свои счета и были весьма довольны, но Бригитта находила, что съ неоплаченными счетами она далеко не пойдетъ и не въ силахъ будетъ содержать пансіонъ, такъ что она рѣшилась надоѣдать губернатору, чтобъ онъ далъ какое-нибудь дѣло «бригадѣ». Приставаніе ея и этихъ четырнадцати вывели его, наконецъ, изъ терпѣнія и онъ, собравъ бригаду, сказалъ имъ:
— Джетльмэны, я придумалъ выгодное и полезное дѣло для васъ, дѣло, которое будетъ вамъ развлеченіемъ среди прелестной природы и доставитъ вамъ случай обогатить ваши знанія наблюденіями и изслѣдованіями. Я желаю, чтобъ вы сдѣлали осмотръ желѣзному пути отъ Карсонъ-Сити на западъ до извѣстнаго пункта. Когда законодательная власть будетъ въ сборѣ, то я проведу билль о вашемъ вознагражденіи.
— Какъ, желѣзный путь черезъ Сіерра-Невадскія горы?
— Ну, такъ тогда сдѣлайте осмотръ на востокъ до извѣстнаго пункта!
Онъ превратилъ ихъ въ надзирателей, въ землемѣровъ и т. п. и отправилъ въ степь. Это было «развлеченіе», но въ нѣкоторомъ родѣ и мщеніе! Развлеченіе это состояло въ томъ, что они должны были идти пѣшкомъ, тащить цѣпи черезъ пески, черезъ шалфейные кусты подъ зноемъ солнца, проходить между скелетами, кайотами и тарантулами. Дальше «романическія приключенія» не могли идти. Наблюденія свои они производили не спѣша, свободно и осторожно. Въ теченіе первой недѣли они каждый вечеръ возвращались домой, пыльные, усталые, голодные, хромые, но веселые. Каждый разъ приносили съ собою большое количество пауковъ-тарантуловъ и прятали ихъ въ стаканахъ наверху. Черезъ недѣлю они должны были расположиться лагеремъ въ полѣ, такъ какъ далеко подвинулись на востокъ. Они нѣсколько разъ справлялись объ опредѣленіи границъ этого «извѣстнаго пункта», но не получали никакихъ указаній. Наконецъ, пославъ настоятельный вопросъ о томъ, «какъ далеко на востокъ?» губернаторъ Най телеграфировалъ въ отчетѣ:
«Къ Атлантическому океану, а потомъ, перекинувъ мостъ, идите дальше!»
Этотъ отвѣтъ вернулъ домой запыленныхъ тружениковъ, которые подали докладъ и прекратили работу. Губернаторъ особенно не тужилъ объ этомъ и зналъ, что мистриссъ О’Фланниганъ, ради его, накормитъ какъ-нибудь бригаду, а онъ намѣревался потѣшиться надъ молодыми людьми, и сказалъ, подмигнувъ глазомъ по своей старой привычкѣ, что пошлетъ ихъ обозрѣвать штатъ Утахъ и дастъ телеграмму Бриггэму, чтобъ онъ ихъ повѣсилъ за нарушеніе границъ!
Надзиратели привезли съ собою тарантуловъ, такъ что у насъ въ комнатѣ, на полкѣ, образовался цѣлый звѣринецъ. Нѣкоторые изъ этихъ пауковъ могли ползти съ трудомъ по блюдцу своими волосатыми, мускулистыми лапами и если нечаянно обидишь ихъ или раздразнишь, они дѣлались самыми злѣйшими созданіями, которыя только существовали на свѣтѣ. Едва только дотронешься слегка до стакана, они тотчасъ же были на-сторожѣ и готовы на драку.
Въ первую ночь по возвращеніи домой бригады, какъ всегда, дулъ со страшной силой вѣтеръ, и въ полночь сосѣднюю крышу съ конюшни снесло и уголъ ея ударился въ нашъ домъ. Мгновенно всѣ проснулись, въ бригадѣ произошла суматоха, въ темнотѣ сталкиваясь въ проходахъ между кроватями, они другъ на друга падали, и въ самый разгаръ этой сумятицы Бобъ Х., проснувшись, спросонья вскочилъ и головой вышибъ полку. Тутъ же онъ закричалъ:
— Уходите, друзья, — тарантулы разбѣжались!
Никакое другое предостереженіе не могло звучать такъ страшно. Всѣ боялись двинуться съ мѣста, чтобъ не наступить на тарантуловъ. Каждый ощупывалъ, гдѣ кровать, гдѣ сундукъ, чтобъ вскочить на него, потомъ послѣдовала странная тишина, тишина полнаго недоумѣнья, также ожиданія, упованія, страха. Темнота была глубокая, и надо было себѣ представить лица этихъ едва одѣтыхъ людей, сидящихъ на сундукахъ, на кроватяхъ, какъ на шестахъ. Иногда тишина прерывалась и тогда по голосу слышно было, гдѣ кто находится, куда ощупью направлялся или мѣнялъ свое положеніе. Голоса эти были отрывочны, никто не рисковалъ разговаривать едва слышный возгласъ вродѣ «ай!» и затѣмъ слѣдовало тяжелое паденіе чего-то, и вы сейчасъ же понимали, что джентльмэнъ, ощупавъ нечаянно шерстяное одѣяло, спрыгнулъ съ кровати на полъ. Опять тишина. Скоро потомъ слышится взволнованный голосъ:
— Чт-о чт-о-то ползетъ по моей шеѣ!
По временамъ слышалось легкое движеніе и глухой голосъ «охъ, Создатель!», и тогда снова вы понимали, что кто-нибудь отъ чего-нибудь удалялся и что это что-нибудь было принято имъ за тарантула. И вдругъ изъ угла послышался отчаянный и дикій крикъ:
— Вотъ онъ, вотъ онъ! (тишина, и вѣроятно, перемѣна положеній). Я схватилъ его!
— Нѣтъ, это онъ схватилъ меня, охъ, это ужасно! Развѣ никто не рѣшится принесть фонарь?
Фонарь показался какъ разъ въ ту минуту и съ нимъ явилась и мистриссъ О’Фланниганъ, которая безпокоилась и желала знать поврежденія, нанесенныя крышей; не дожидаясь болѣе удобнаго времени, она встала съ постели, зажгла фонарь, чтобъ посмотрѣть, стихъ ли вѣтеръ, и пошла наверхъ.
Когда фонарь освѣтилъ комнату, картина въ ней была замѣчательно живописна и могла бы многимъ показаться смѣшною, но только не намъ, хотя мы всѣ презабавно сидѣли на сундукахъ, на чемоданахъ, на кроватяхъ и къ тому же въ такихъ странныхъ одѣяніяхъ, но были такъ серьезно напуганы и такъ несчастны, что въ этомъ не видѣли ничего смѣшного и ни у кого не виднѣлась насмѣшливая улыбка. Я знаю, что я не въ силахъ былъ бы испытать мученія больше, нежели тогда, въ эти нѣсколько минутъ, въ темнотѣ и недоумѣніи, окруженный этими ползущими кровожадными тарантулами. Я прыгалъ съ кровати на кровать, съ сундука на сундукъ, обливаясь холоднымъ потомъ, и каждый разъ, какъ что-нибудь попадалось мнѣ подъ руку, я воображалъ ощупывать ихъ клешни. Я предпочелъ бы сейчасъ идти на войну, чѣмъ вторично пережить это происшествіе. Всѣ остались, однако жь, невредимы. Тотъ, кто кричалъ, что тарантулъ «схватилъ его», ошибся — онъ пальцемъ попалъ въ щель одного изъ сундуковъ. Тарантулы пропали и ни одного изъ нихъ никогда не было видно; ихъ было отъ десяти до двѣнадцати штукъ. Мы взяли свѣчки и стали дѣлать осмотръ, смотрѣли и вверху и внизу, но все напрасно. Никто изъ насъ, конечно, не рѣшился лечь въ постель, нѣтъ, никакія деньги и тѣ не убѣдили бы насъ это сдѣлать. Мы провели остатокъ ночи, играя въ карты, и вмѣстѣ съ тѣмъ зорко наблюдали за появленіемъ непріятеля.
- ↑ Жители Карсона плохо понимаютъ шутку, и потому я предупреждаю, что вышеописанное мною было общепринятымъ обычаемъ, но были исключенія, и у многихъ въ домахъ потолки были изъ лѣпной работы, мебели и разныхъ украшеній было въ изобиліи.М. Т.