В Хересе (Дорошевич)/ДО
| Въ Хересѣ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ II. Безвременье. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 257. |
— C’est drôle ça![1] — сказалъ мой другъ, полтавскій помѣщикъ.
Русскіе за границей всегда говорятъ и думаютъ на сквернѣйшемъ французскомъ языкѣ.
— Не угодно ли вамъ изъяснять ваши мысли по-русски? — предложилъ я.
Мы шли по душистымъ улицамъ Хереса, словно снѣгомъ усыпаннымъ опавшими цвѣтами бѣлыхъ акацій.
И когда поднимали головы, изъ темной зелени намъ улыбались красные апельсины, которые болтались, словно зажженные маленькіе китайскіе фонарики среди вѣтвей.
— Это забавно! — перевелъ свои мысли на русскій языкъ полтавскій помѣщикъ. — Я думалъ, это можетъ случиться только съ мухой. Вдругъ, — я попалъ въ Хересъ.
— Скверный каламбуръ!
Надо сказать, что только что передъ этимъ мы посѣтили главную достопримѣчательность города, — погреба.
Погреба, гдѣ дремлетъ въ колоссальныхъ бочкахъ великолѣпный хересъ.
Намъ предлагали пробовать, и мы пробовали съ добросовѣстностью обстоятельныхъ туристовъ.
Пробовали Romano[2], Nectar[3].
Словно изъ живого тѣла кровь, намъ доставали изъ глубины бочки пробу темно-алаго, почти чернаго душистаго москателя.
Мы пили эту густую кровь земли, дыша запахомъ меда.
Мы пили.
И теперь чувствовали подъ ногами землетрясеніе.
— Зайдемъ въ погребокъ, — сказалъ полтавскій помѣщикъ, — чтобъ я могъ сидя изложить все, что меня волнуетъ!
— Зайдемъ!
И мы зашли въ «venta[4]», гдѣ рядами другъ на другѣ покоились бочки, а надъ головой, словно сталактиты, спускались съ потолка бараньи туши, налитыя виномъ.
Въ одну изъ тѣхъ «ventas[5]», гдѣ донъ-Кихотъ, по колѣно въ красномъ винѣ, сражался, поражая мечомъ туго налитые мѣха.
Струя хереса золотомъ сверкнула, когда открыли пробку бочки, и тихо затеплилась въ стаканахъ тончайшаго стекла.
— Ужасно! — воскликнулъ полтавскій помѣщикъ. — Ужасно, до чего у насъ нѣтъ національнаго самолюбія. У испанцевъ есть отличное національное вино «хересъ». «Хересъ», который создаетъ имъ всемірную славу, и они назвали въ честь него «Хересомъ» городъ!
— Тысяча извиненій и маленькая поправка. Вино названо по имени города, а не наоборотъ!
— Все равно! Не прерывайте нить моихъ мыслей! У нихъ есть вино «малага» — и городъ Малага! Во Франціи славится «бордо», и есть городъ «Бордо». А у насъ?
Полтавскій помѣщикъ посмотрѣлъ на меня съ презрѣніемъ.
— Что за имена у нашихъ городовъ? Есть городъ «Сапожокъ». Глупо! Есть даже городъ «Острогъ». Предосудительно! «Карасубазаръ». Невнятно! «Тамбовъ». Безсмысленно! Я васъ спрашиваю, что такое: «Тамъ! Бовъ! Тамъ! Бовъ!» И нѣтъ города «Водки».
Онъ мрачно смотрѣлъ въ бокалъ хереса.
— Наша водка знаменита во всемъ мірѣ. Во всемъ мірѣ ее знаютъ, хотя бы по наслышкѣ. Мы славимся ею. Она знаменита не меньше хереса, не меньше бордо, — и ужъ куда знаменитѣе малаги! И нѣтъ города въ честь нея. А есть городъ «Москва». Что такое «Мосъ ква!» Что это значитъ? Какое слово? Говорятъ, финское.
Онъ ударилъ кулакомъ по столу.
— Довольно чухонскихъ словъ! «Чай» — слово англійское, отъ «Чайна», что по-англійски значитъ Китай. «Вино» — слово латинское, «кнутъ» — слово татарское. «Москва» — слово чухонское. Тогда какъ «водка» — слово русское! Отъ «вода». Уменьшительное, ласкательное! Сокращенное «водичка», сокращенное «водочка». «Водка». И нѣтъ такого города! И нѣтъ города «Монополіи»!
— «Монополія»-то ужъ слово греческое!
— Греческое, но привилось. Натурализовалось! Какъ иностранка, которая вышла замужъ за русскаго. И дѣти у нея будутъ русскіе и родить она будетъ русскихъ. Сама она иностранка, а внутри у нея сидитъ русскій. Такъ и «монополія»! Привилась, натурализовалась, пустила корни, внѣдрилась, не вырвешь! Безъ монополіи больше нельзя себѣ представить страны. «Монополія» — слово такое же русское, какъ «водка». И я требую, чтобы были названы города въ честь національнаго напитка, по примѣру заграницъ. Какъ «Хересъ» въ Испаніи, какъ «Бордо» во Франціи! Чтобъ были города «Водка», «Монополія». Это говоритъ сердцу!
— Какіе же города вы проектируете переименовать?
— Главнѣйшіе! Москву и Петербургъ! Москву переименовать въ «Водку», Петербургъ въ городъ «Монополію».
Въ бокалахъ тончайшаго стекла золотистымъ свѣтомъ теплился хересъ. Надъ бокаломъ тихо угасалъ духомъ мой полтавскій другъ.