Госпожа Коттен[править]
Совершенное невнимание к самой себе есть отличительная черта в характере госпожи Коттен. Она почитала невозможным — в одно время и нежно любить друзей своих, и слишком заниматься собою; целая жизнь ее посвящена была счастью ближних; можно сказать, что будучи совершенно благотворительна, она боялась благодарности: право награждать добродетель, говорила она, принадлежит единому Богу.
Такое редкое бескорыстие производило в ней какую то милую, привлекательную тихость; должности казались ей удовольствием; она была добродушна, уступчива, снисходительна в обращении, неприметна во многолюдном обществе, мила в кругу своего семейства, где все умели ценить ее достоинства, где все ее обожали; в сердце своем находила она одни приятные, нежные чувства; ненависть и мщение были для него чужды!
Ничто не могло изменить ее совершенного добродушия. В минуту жестокой телесной боли, оно оживляло взоры ее выражением благодарности: как счастлива я, говорила она, что имею друзей, которые так нежно обо мне пекутся! Покорность ее к воле Промысла была непритворна, без всякого усилия, и так же непринужденна, как все ее добродетели!
Она очень мало требовала от других, и в обращении с людьми ограниченного ума старалась скрывать свое превосходство, не замечала его; а если и замечала, то всякий раз с неудовольствием. Она не любила выказывать своих талантов; многие, не будучи с нею знакомы, боялись ее славы; но познакомясь забывали о дарованиях писательницы, которой прежде так удивлялись, и видели одну привлекательную, чувствительную женщину, которую с первой минуты полюбишь, от всего сердца, и навсегда. Вообще говорила она очень мало, редко вслушивалась в разговоры; казалась задумчивою; была с собою, когда не могла быть с другими, но в обществе коротких друзей, когда разговор становился для нее занимателен, она оживлялась, говорила с жаром, и ее выражения запечатлены были тою истинною чувствительностью, тем милым, сердечным красноречием, которые так сильно трогают нас во всех ее сочинениях.
Она имела самую чистую набожность, любила религию с горячностью нежной невинной души; небеса почитала отечеством, Бога своим отцом; вера была для нее необходимостью; в Спасителе своем находила она прибежище, наставника, благотворителя. Имея искреннюю привязанность к достойному проповеднику Местрезату, она чрезвычайно поражена была его смертью, как будто предчувствуя, что скоро за ним последует, желала, чтобы ее положили близ самого того места, на котором покоятся остатки ее друга! Сии добродетельные друзья оставили по себе сладостные драгоценные воспоминания; надежда на счастливую вечность подкрепляла их последнюю минуту жизни; и конечно для того, кто с мирным спокойствием не взирает на прошедшее, кого не ужасает таинственность будущего, сей переход не может казаться труден; горесть и слезы должны быть уделом оставленных, плачущих над гробом, с нетерпением ожидающих конца, разлуки.