Деяния (Марцеллин; Кулаковский, Сонни)/Книга XXIV

Деяния — Книга XXIV
автор Аммиан Марцеллин, пер. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни, 1906—1908

Оригинал: лат. Res gestae. — См. книги: XIV (годы 353—354), XV (годы 354—355), XVI (годы 356—357), XVII (годы 357—358), XVIII (год 359), XIX (год 359), XX (год 360), XXI (годы 360—361), XXII (годы 361—362), XXIII (год 363), XXIV (год 363), XXV (годы 363—364), XXVI (годы 364—366), XXVII (годы 367—368), XXVIII (годы 368—370), XXIX (годы 371—373), XXX (годы 374—375), XXXI (годы 375—378), Указатели. Перевод созд.: 380—390-е годы.

Год 363

1. Юлиан вступает с армией в Ассирию, овладевает крепостью Анафа на Евфрате и предает ее огню.
2. Император делает попытку овладеть некоторыми крепостями и городами, другие, покинутые жителями, предает пламени. Ему сдается Пирисабора, которую он разрушает огнем.
3. Август Юлиан обещает солдатам в случае успеха по сто денариев на человека и успокаивает сдержанной речью тех, которые негодовали на незначительность донатива.
4. Город Майозамальха взят приступом римлянами и разрушен.
5. Римляне берут крепость, неприступную по своему положению и весьма сильно укрепленную, и предают ее пламени.
6. После битвы, в которой пало 2500 персов, при наших потерях в 70 человек, Юлиан награждает многих венками перед строем всей армии.
7. После того как императора отговорили от осады Ктесифона, он необдуманно приказывает сжечь все корабли и удаляется от реки.
8. Когда уже нельзя было ни навести мосты, ни соединиться с частью своих сил, император решает вернуться через Кордуэну.

1

¹ Убедившись в бодром настроении армии, которая с единодушным воодушевлением, призывая Бога в свидетели, восклицала, что такой государь не может не победить, Юлиан решил без промедления приступить к осуществлению своего плана и приказал после ночного отдыха дать сигнал к выступлению. Подготовив все в соответствии с великими трудностями такой войны, он вступил на рассвете в пределы Ассирии и, испытывая сам большее, чем другие, возбуждение, объезжал ряды и, вызывая соревнование с собою, побуждал всех к подвигам храбрости. ² Как предводитель, умудренный опытом и наблюдением, он опасался из-за незнакомства с местностью засад и потому начал наступление, построив войска в боевом порядке. На некоторое расстояние вперед он выслал отряд легкой кавалерии в 1500 человек. Осторожно наступая на обоих флангах и со строя, они следили, чтобы не произошло неожиданного нападения. Сам он командовал пехотой центра, которая составляла главную силу его армии; нескольким легионам справа под командой Невитты он приказал держаться берегов Евфрата; а левое крыло с конными отрядами поручил Аринфею и Ормизде^[1], приказав идти в тесном строю по низменным полям. Арьергард вели Дагалайф и Виктор, замыкал ряды дукс Осдроэны Секундин. ³ Затем, чтобы внушить врагам устрашающее представление о своей численности на случай, если бы они сделали набег или просто следили издали, он приказал расступиться отдельным частям и расположил конницу вдали от пехоты, так что люди последних рядов находились почти в 10 тысячах шагов^[2] от передних знаменоносцев. К этому маневру с удивительным искусством прибегал, как говорят, Пирр, царь Эпира, обладавший большим умением выбирать удобное место для разбивки лагеря, раздвигать или стягивать свою армию, чтобы, смотря по надобности, она казалась больше или меньше.

⁴ Поклажу, обоз, нестроевых людей и всякого рода кладь он поместил между обоими флангами и отдал приказ двигаться вперед в строгом порядке, чтобы они, оказавшись без прикрытия, не могли быть захвачены внезапным набегом неприятеля, как это часто случалось. Флот, следовавший по извилистой реке, должен был двигаться так, чтобы не отставать и не уходить вперед.

⁵ После двухдневного похода мы подошли к расположенному на берегу реки покинутому городу Дуре. В этой местности показались стада оленей. Наши люди много их настреляли и набили тяжелыми веслами, так что все досыта наелись оленины. Но большая часть этих животных, привычных к плаванию, переплыла через быструю реку и беспрепятственно ушла в знакомые им пустыни.

⁶ Затем четыре дня мы шли неспешным маршем. Когда день склонялся к вечеру император отдал приказ комиту Луциллиану посадить на суда тысячу солдат и захватить крепость Анафу, которая, как и большинство других, омывается водами Евфрата. Корабли рассеялись, как было приказано, по удобным местам, остров был окружен, и облачная ночь прикрывала тайное нападение. ⁷ Но когда рассвело, вышедший из крепости за водой человек увидал внезапно врагов, поднял страшный крик, и разбуженный тревожным шумом гарнизон взялся за оружие. Изучив с высокого места план крепости, император быстро переправился через реку под охраной двух кораблей, а следом за ним подошло много судов, везших осадные орудия. ⁸ При приближении к стенам, он понял, что сражение может привести к немалым опасностям и стал то мягкой, то резкой и грозной речью склонять защитников к сдаче. Те попросили для переговоров Ормизду, и его обещания и клятвы вызвали у них широкие надежды на милость римлян. ⁹ Наконец, ведя перед собой увенчанного быка, что у персов служит знаком принятия мира, они спустились с умоляющими жестами вниз. Укрепление было тотчас предано огню; командир гарнизона Пузей, впоследствии бывший дуксом Египта, получил чин трибуна, а остальные обитатели с семействами и домашним скарбом были отправлены в сирийский город Халкиду^[3]. ¹⁰ Среди них оказался один римский солдат, оставшийся в тех местах по болезни во время вторжения в персидские пределы Максимиана; в ту пору он был, по его словам, юношей с первым пушком на щеках. По обычаю племени (т. е. персов), он взял себе много жен, а теперь, согбенный уже старец с огромным потомством, немало содействовал сдаче крепости и, будучи приведен в лагерь, ссылался на свидетелей в том, что он давно знал и предсказывал, что почти столетним стариком будет похоронен на римской земле. Вскоре после этого сарацинские разведчики к великой радости императора привели несколько взятых ими в плен врагов, и были щедро награждены им для поощрения.

¹¹ На следующий день случилось опять несчастье. Налетел ураган, закружился вихрем и перемешал все, что было покрыто: палатки оказались разорванными, множество солдат было опрокинуто навзничь или лицом к земле, так как ветер был столь силен, что сбивал с ног. В тот же день случилось и другое опасное событие. Река внезапно выступила из берегов и потопила несколько грузовых кораблей, так как прорваны были шлюзы, построенные из камня с целью задерживать и спускать воду для орошения полей. Случилось ли это по злому умыслу неприятеля или от подъема уровня воды в реке, нельзя было выяснить.

¹² Взятие и сожжение первого неприятельского города и переселение его жителей подняло дух армии. Возбужденными кликами солдаты славили императора в уверенности, что помощь неба будет с ними и в дальнейшем.

¹³ И если в неизвестной земле необходима была вообще особая осторожность, то здесь приходилось еще опасаться хитрости и разнообразных враждебных замыслов персов. Поэтому император с отрядом легковооруженных появлялся то впереди своей армии, то за арьергардом и, чтобы ничто не укрывалось от его внимания, он сам осматривал густые заросли и лощины и удерживал свойственной ему ласковостью, а то и угрозой, солдат от самовольных попыток уйти подальше в сторону от армии. ¹⁴ Неприятельские поля, богатые всякими злаками, он позволял поджигать вместе с посевами и хижинами не раньше, чем когда все солдаты в достатке запасались всем необходимым, и таким образом неприятель терпел урон, оставаясь о том в неведении. ¹⁵ Наши солдаты охотно брали себе то, что попадалось им в руки; делом храбрости считали они найти новое место запасов и были рады тому, что, не терпя ни в чем ни малейшего недостатка, могли сберечь провиант, которым были нагружены корабли. Здесь один пьяный солдат явил без всякого побуждения с чьей-либо стороны свою безрассудную дерзость: он переплыл на тот берег, но враги на наших глазах схватили его и убили.

2

¹ Двигаясь таким образом, мы достигли крепости, называемой Тилута. Расположенная на середине реки на очень крутой возвышенности, она в равной мере была укреплена как самой природой, так и рукой человека. Так как высота места делала эту крепость совершенно неприступной, то были предприняты лишь осторожные попытки склонить жителей к сдаче. Они стояли на том, что их капитуляция была бы несвоевременной в данный момент, но заявили, что если римляне, продвигаясь вперед, займут внутренние области царства, то и они перейдут на сторону победителя, как придаток. ² И после этого, сохраняя почтительное спокойствие, они смотрели, как наши корабли проходили под самыми их стенами. Оставив за собой эту крепость, мы пришли к другому укреплению с названием Ахайахала, которое также окружено рекой и расположено на крутизне. Получив и здесь такой же ответ, как и в первой крепости, мы отступили. На следующий день мы подошли к укреплению, которое было оставлено без охраны из-за слабости его стен. Предав его пламени, мы пошли дальше. ³ В течение следующих дней, пройдя 200 стадий^[4], мы пришли в местность Бараксмальха. Перейдя затем реку, на седьмой миле от нее мы вступили в город Диакиру. Жители покинули его, оставив большие запасы хлеба и прекрасной блестящей соли. Тут мы видели очень высокий храм, поднимавшийся над цитаделью. Мы сожгли город, перебили несколько оказавшихся там женщин и, перейдя через источник бьющей из земли нефти, заняли город Озогардану, также покинутый жителями в страхе перед наступлением неприятеля. Там показывали трибунал императора Траяна^[5]. ⁴ И этот город предали мы пламени и получили два дня на отдых. На исходе ночи второго дня сурена, первое лицо у персов после царя, и эмир по имени Подосакий, филарх^[6] ассанитских сарацин, знаменитый разбойник, который в течение долгого времени свирепствовал на наших границах, — устроили засаду Ормизде: они знали — неизвестно откуда, — что он выйдет на рекогносцировку. Не удался их замысел потому, что в этом месте нет возможности перейти вброд реку: она течет здесь в узких и крутых берегах и очень глубока. На рассвете мы впервые увидали врагов в их сверкающих шлемах и крепких панцирях. Наши солдаты, рвавшиеся в битву, храбро бросились на них. И хотя сила, с которой враги натягивали луки, и сверкание железа их панцирей нагоняли страх на наших, но гнев усиливал их храбрость и, тесно прикрывшись щитами, они не дали им выстрелить. ⁶ Ободренные этой первой победой, солдаты дошли до поселения Мацепракта. Там видны были полуразрушенные остатки стен. Рассказывают, что в древности эти стены имели большую протяженность и защищали Ассирию от нападений извне. ⁷ Здесь отделяется от Евфрата многоводный рукав и направляется во внутренние области Вавилонии для орошения полей и близлежащих городов; а другой, по имени Наармальха, что значит река царей, протекает подле Ктесифона; в его начале стоит высокая башня наподобие Фароса. ⁸ По наведенным с большой осторожностью мостам перешла через этот рукав вся пехота, а всадники с лошадьми переправились вплавь с оружием, выбрав место на излучине, где течение было слабее. При этом на часть нашей конницы выпущена была внезапно туча стрел; но быстрый вспомогательный отряд, выйдя на берег, бросился на убегавших неприятелей и налетел на них, как хищная птица на свою добычу.

⁹ Блистательно завершив это дело, мы подошли к Пирисаборе, большому и весьма населенному городу, который окружен течением реки со всех сторон наподобие острова. Император сделал рекогносцировку города и его окрестностей и с величайшей осторожностью начал приготовления к осаде, как будто надеясь одним страхом отбить у населения охоту защищаться. Но когда после многократных попыток начать с ним переговоры никто не ответил ни на обещания, ни на угрозы, пришлось приступить к осаде. Тройная цепь вооруженных окружила стены, и в первый день до самого начала ночи шла перестрелка. ¹⁰ Защитники были достаточно сильны и отличались воодушевлением. С бойниц они повесили повсюду сбитые из шерсти прикрытия, чтобы ослабить силу удара метательных снарядов; прикрываясь щитами, сплетенными из крепкого лозника и покрыв их сырыми кожами, они оказывали самое деятельное сопротивление. Сами они производили впечатление людей из железа: полоски железа, точно прилаженные по форме, частей тела, одевали надежным покровом весь корпус. ¹¹ Несколько раз они вызывали для переговоров Ормизду как земляка и человека царской крови, а когда он приближался, осыпали его бранью и попреками, как изменника и перебежчика. На это издевательство ушла бóльшая часть дня, а с началом сумерек были подведены различные осадные машины и наши приступили к засыпанию глубокого рва. ¹² Внимательно следившие за всем защитники заметили это при неверном вечернем освещении, и так как к тому же угловую башню пробил мощный удар тарана, то они покинули двойные стены города и заняли примыкавшую к нему цитадель. Стояла эта последняя на плоской вершине крутой горы, середина которой, поднимавшаяся вверх, составляла своими округлыми очертаниями фигуру арголического щита; только на северной стороне не хватало кое-чего до округлой линии, но здесь еще более надежную защиту представляли собой обрывы скал, спускавшихся прямо в волны Евфрата. Сооруженные из асфальта и обожженного кирпича стены, — постройка, не имеющая себе, как известно, равной по прочности, — представляли сами по себе опасную угрозу. ¹³ Наши солдаты, пылая боевой отвагой, прошли город, который нашли пустым, и ожесточенно сражались с горожанами, метавшими с цитадели всякие снаряды. Наши катапульты и баллисты теснили защитников; но и сами они со своей высоты храбро противопоставляли им огромные луки; широкие, с обоих концов выступавшие рога этих луков стягивались очень медленно, зато спущенная сильным ударом пальцев тетива метала окованные железом стрелы с такой силой, что, впиваясь в тело противника, они пронзали его насмерть. ¹⁴ Шел также с обеих сторон бой целыми тучами метаемых от руки камней. С равными шансами длилась жаркая битва с величайшим упорством с рассвета до начала ночи; закончилась она без решительного исхода. На следующий день возобновился упорный бой: с обеих сторон одинаковы были потери, и счастье не склонялось ни на чью сторону. Тогда император, готовый на любой риск при этих обоюдных потерях, построив клин и прикрываясь от выстрелов тесно сдвинутыми щитами, в быстром натиске бросился с отважными бойцами к вражеским воротам, которые оказались окованными толстым железом. ¹⁵ Хотя камни, метаемые от руки из пращей, куски свинца и стрелы угрожали его жизни, но он громко приказывал своим людям пробивать створы ворот, чтобы открыть доступ в крепость, и отступил назад лишь тогда, когда понял, что тучи метательных снарядов могут его совсем засыпать. ¹⁶ Он отошел со всеми своими людьми; лишь некоторые из них бьли легко ранены, сам он вернулся невредимым, но с краской стыда на лице. Он знал из истории, что Сципион Эмилиан с историком Полибием, который был родом из Мегалополя в Аркадии, и тридцатью солдатами открыл подобным нападением ворота Карфагена. Этот подвиг, с полной достоверностью описанный в древней истории, нисколько не умаляет значения события нашего времени. ¹⁷ Эмилиан подошел к воротам под прикрытием каменной «черепахи» и, находясь в полной безопасности и сам будучи укрыт, пока неприятель не заметил это каменное сооружение, вторгся в лишенный защитников город. А Юлиан атаковал на открытом месте и отступил лишь тогда, когда небо над ним потемнело от тучи камней и снарядов. ¹⁸ До сих пор дело велось с торопливой поспешностью, и из-за несостоятельных забот о других делах не принимались за устройство виней и осадных щитов. Но тут Юлиан приказал срочно соорудить машину, так называемый «Гелеполис», о которой выше было сказано, что ею пользовался Деметрий, завоевавший при ее помощи много городов, за что и был назван Полиоркетом^[7].

¹⁹ С тревогой напряженно всматривались защитники в это огромное сооружение, которое должно было оказаться выше зубцов высоких башен; понимая, с какой настойчивостью ведется осада, они вдруг запросили мира, и, рассеявшись по башням и зубцам стен, простирали руки в знак того, что они предаются римлянам, и просили пощадить их и даровать им жизнь. ²⁰ Когда они увидели, что орудия бездействуют и что осаждающие ничего больше не предпринимают, то приняли это за верный знак мира и попросили, чтобы им дана была возможность переговорить с Ормиздой. ²¹ Это им было разрешено. Начальник гарнизона Мамерсид спустился по канату вниз и был отведен к императору. Получив от последнего формальное обещание, что он и его товарищи будут помилованы и им будет сохранена жизнь, как он о том просил, он был затем отпущен назад. Когда он объявил в крепости о результате своих переговоров, все жители обоих полов, поскольку были приняты все пункты требований, подтвердили заключение мира самыми страшными клятвами и, открыв ворота, вышли все с криками, в которых провозглашали, что Цезарь в своем величия и милосердии явился для них как Гений-спаситель. ²² Насчитано было сдавшихся 2500 человек; остальное население, предполагая возможность осады, удалилось заранее, переплыв реку на малых судах. В этой крепости найден был огромный запас оружия и провианта. Взяв оттуда то, что было нужно каждому, победители предали все остальное пламени вместе с самой крепостью.

3

¹ На следующий день после этого император, как раз когда он спокойно обедал, получил неприятное известие о том, что командовавший персами сурена неожиданно напал на три турмы нашей легкой конницы, находившейся в передовых разъездах. Пало с нашей стороны очень немного людей, но в их числе один трибун и потеряно было знамя. ² Страшно вспылив и считая, что главный залог безопасности — быстрота действий, он бросился с вооруженным отрядом на неприятеля и наголову разбил его. Уцелевших двух трибунов он уволил в отставку за нерасторопность и трусость, а десять солдат из числа тех, которые бежали, он лишил, следуя древнему обычаю, воинского звания и приговорил к смертной казни.

³ После того как город, что было упомянуто, был предан пламени, Юлиан приказал собраться армии и, взойдя на подготовленный трибунал, поблагодарил войска, побуждал всех поддерживать в себе тот же боевой дух и обещал выдать донатив по 100 серебряных монет на человека^[8]. Когда же он увидал, что солдаты, недовольные незначительностью обещанной суммы, стали громко выражать свое неудовольствие, возвысил в негодовании голос и сказал такую речь. ⁴ «Вот перед вами персы, в избытке имеющие всякое добро. Их богатства могут перейти к вам, если мы будем соединять единодушие и храбрость. Верьте мне, Римское государство со своими колоссальными богатствами впало в крайнюю бедность из-за людей, которые в интересах личного обогащения научили государей возвращаться с войны, купив за золото мир у варваров. ⁵ Казна истощилась, города обезлюдели, провинции разграблены. Нет у меня ни личных средств, ни родни, хотя я и знатного рода; но в груди моей бьется не знающее страха сердце. Ничуть не стыдно императору, который полагает все блага в развитии духовных сил, признаться в своей благородной бедности. Ведь и Фабриции, будучи бедняками, провели великие войны и стали богаты славой. Все это может оказаться у нас в изобилии, если вы, чуждые всякого страха, вверившись Богу и мне, который ведет вас, соблюдая по мере человеческого разумения осторожность, будете держать себя спокойно. Если же вы вернетесь к прежним позорным бунтам и будете мне сопротивляться, то это ваше дело. ⁷ Я один, как подобает императору, свершив ряд таких подвигов, умру на месте с презрением к жизни, которую может у меня вырвать и какая-нибудь ничтожная лихорадка, или по крайней мере сойду с этого поста: я ведь не так жил, чтобы нельзя мне было стать опять частным человеком. С гордостью и чувством радости могу я заявить, что с нами есть испытанные вожди, глубокие знатоки военной науки». ⁸ Эта спокойная речь императора, который сохранял самообладание как в счастье, так и в несчастье, в данную минуту успокоила солдат. Укрепившись в надежде на лучшее, солдаты давали обещание соблюдать дисциплину и с полным единодушием до неба превозносили его величие и возвышенность духа. Когда подобного рода заявления искренни и идут от сердца, то обычно это выражается легким стуком щитов. ⁹ После этого войска вернулись в свои палатки, подкрепились, насколько в данное время это было возможно, пищей и питьем, а также ночным сном. Юлиан воодушевлял своих солдат и тем, что постоянно клялся не тем, что ему было дорого, а величием своих начинаний: «Верно как то, что я сокрушу персов»… «Верно как то, что я восстановлю потрясенный римский мир». Таким же образом, как рассказывают, имел обыкновение подтверждать свои слова Траян: «Верно как то, что я увижу Дакию превращенной в провинцию», «Как то, что я по мосту перейду Истр и Евфрат» и многое тому подобное.

¹⁰ После этого, пройдя 14 миль^[9], мы пришли в местности, плодородие которых является результатом обильного орошения. Зная наперед, по какому пути мы направимся, персы открыли шлюзы и вызвали большой разлив воды. ¹¹ Так как почва на большом протяжении превратилась в болото, Юлиан дал солдатам день на отдых, пошел сам вперед и, наведя мосты из мехов и кожаных лодок, а также нарубив пальмовых стволов, не без затруднений переправил войска.

¹² В этих местностях много полей, засаженных виноградной лозой и разными плодовыми деревьями; в наибольшем числе произрастают здесь пальмы, которые образуют почти сплошной лес, простирающийся на обширных пространствах до самой Мезены и великого моря. На каждом шагу попадаются здесь срубленные ветви пальм с плодами и без них; из плодов производят в изобилии мед и вино. Рассказывают, что пальмы взаимно оплодотворяются и легко можно различить пол дерева. ¹³ Добавляют и то, что женские деревья зачинают, будучи обмазаны семенем мужских и что они знают наслаждение взаимной любви. Это видно из того, что они склоняются друг к другу, и даже сильный ветер не может вывести их из этого положения. Если женское дерево не будет обмазано семенем мужского, то происходит выкидыш, и дерево роняет не созревшие плоды. Если неизвестно, к какому мужскому дереву питает любовь то или другое женское, то мажут ствол одного цветным соком другого и дерево воспринимает, согласно природе, сладость запаха. Эти явления подтверждают существование оплодотворения. ¹⁴ Насыщаясь плодами пальм, войско миновало много островов, и там, где, опасались недостатка пищи, там именно появлялся страх избытка и пресыщения. Неприятельские стрелки устроили было нападение на нас из засады, но оно не осталось без возмездия, и мы дошли до места, где главное течение Евфрата разбивается на много рукавов.

4

¹ В этой области мы подошли к городу, который покинули населявшие его иудеи из-за его низких стен, и раздраженные солдаты предали его пламени. После этого император двинулся дальше со всевозрастающей верой в оказываемое ему, как он думая, покровительство божества. ² Дойдя до Майозамальхи, большого города, окруженного сильными стенами, он приказал разбить палатки и принял самые тщательные меры предосторожности для того, чтобы обезопасить лагерь от внезапного нападения персидской конницы, перед храбростью которой на открытых местах трепещут все народы. ³ Сделав соответствующие распоряжения, он вышел сам пешком с небольшим отрядом легковооруженных, чтобы сделать точную рекогносцировку относительно расположения города, но попал в опасную засаду, из-за которой едва спас свою жизнь. ⁴ Через потайные ворота города вышло десять вооруженных персов; ползком они пробрались по подошве холмов и внезапно напали на наших. Двое из них бросились с обнаженными мечами на императора, выделявшегося своим внешним видом. Подняв вверх щит, он отразил удар и, нисколько не растерявшись, укрываясь за щитом, всадил свой меч в бок одного из нападавших, а другого зарубили его телохранители. Остальные, из которых некоторые были ранены, рассеялись в бегстве; с обоих убитых были сняты доспехи. Император привел назад в лагерь невредимыми своих боевых товарищей с доспехами врагов и был встречен всеобщим ликованием. ⁵ Торкват снял с убитого врага золотое ожерелье, дерзкого галла поразил с помощью птицы Валерий, прозванный потом Корвином, и эта слава сохранила их имена для потомства. Зависти нет тут места, но пусть и это славное деяние Юлиана встанет рядом с теми подвигами древности. ⁶ На следующий день настланы были мосты, войска переправились, и лагерь был разбит в другом более безопасном месте и окружен двойным валом из-за того, как я уже сказал, что открытая равнина внушала опасения. Затем он предпринял осаду города, так как считал опасным идти вперед, оставляя в тылу у себя страшного врага. ⁷ Пока шли энергичные приготовления к осаде, неприятельский вождь сурена напал на наших обозных лошадей, которые паслись в пальмовых рощах, но был отброшен нашими охранными когортами и ушел с небольшими потерями. ⁸ Население двух городов, расположенных на островах реки, не доверяя своим силам, в страхе ушло за стены Ктесифона: одни прошли через лесную чащу, другие пустились в путь на выдолбленных стволах деревьев по соседним болотам, считая это единственным и самым верным способом совершить предстоявший им длинный путь в далекие земли. ⁹ Некоторые из этих последних отстали, и наши солдаты перебили их. Они и сами проезжали на лодках и челноках по разным местам и время от времени приводили взятых в плен. То был хорошо обдуманный план Юлиана: пока пешие силы будут вести осаду стен, конные отряды, разделившись на малые отряды, должны были выходить на грабеж. Таким образом достигалось то, что солдаты, не обременяя наших провинций, кормились с земель неприятеля.

¹⁰ Император приступил к решительной осаде города, имевшего двойные стены. Он окружил его тройной цепью щитов и был уверен в удаче, этого начинания. Но насколько необходимо было это предприятие, настолько же оно оказывалось трудноисполнимым. Все подступы были закрыты высокими скалами с крутыми выступами и обрывами, что делало крайне опасным и даже невозможным подход, а к тому же и башни, многочисленные и очень высокие, грозно равнялись с высотой природной скалы цитадели; спускавшийся к реке склон был также защищен сильными бастионами. ¹¹ Сюда присоединялась еще другая немалая беда, а именно то, что многочисленный гарнизон, состоявший из отборных людей, оставался совершенно глух ко всяким попыткам склонить его к сдаче и оказывал сильное сопротивление, надеясь победить или сложить свои головы за родину. С трудом удавалось удерживать рвавшихся вперед солдат, которые требовали боя пусть даже на ровном месте и в правильном строю, и горели желанием схватиться с врагом, когда давали сигнал к отступлению.

¹² Однако разумные меры, принятые с нашей стороны, преодолели великое напряжение сил противника. Работы были распределены, и все поспешно взялись за назначенное для каждого дело. Здесь воздвигали высокие насыпи, там засыпали глубокие рвы, в третьем месте копали в земле длинные траншеи, специальные мастера размещали осадные орудия, которым предстояло вскоре огласить воздух своим зловещим грохотом. ¹³ Работой над подкопами и осадными щитами руководили Невитта и Дагалайф, а распределение нападений и защиту машин от пожара и вылазок неприятеля принял на себя сам император. Все приготовления к разрушению города были завершены многообразными трудами и раздались голоса, требовавшие битвы. Как раз в этот момент вернулся командир по имени Виктор, сделавший рекогносцировку до самого Ктесифона, и сообщил, что он нигде не встретил каких-либо препятствий. ¹⁴ Это известие воспламенило радостью всех солдат, возбуждение усилилось еще больше и, стоя в боевом вооружении, они ждали сигнала к битве.

¹⁵ И вот затрубили боевой сигнал и на обеих сторонах началось движение. С вызывающим, грозным криком римляне первые сделали несколько натисков на врага, который под своим покрытием из железных пластин наподобие легких перьев чувствовал себя очень смело, так как стрелы, попадая в твердую железную броню, отскакивали, не причиняя вреда. Сдвинутые над головами щиты, которыми римляне прикрывались с большим искусством, расходились иногда от постоянного движения и образовывали щели. А персы, напротив, упорно стояли на стенах и прилагали все старания к тому, чтобы по возможности отразить и сделать тщетным грозный натиск. ¹⁶ Когда же осаждающие, двигая перед собой осадные щиты, напирали уже на стены, пращники со стрелками, а также и другие, скатывавшие огромные камни, метавшие факелы и маллеолы, пытались их отбить. Тут приведены были в действие со страшным шумом баллисты, приспособленные к метанию деревянных стрел, и стали сыпать тучи снарядов, а скорпионы под искусной рукой стрелявших из них стали метать круглые камни. ¹⁷ Несколько раз повторялись приступы, пока, наконец, полуденный жар огнем пылавшего солнца, все усиливаясь, не заставил прекратить бой утомленных и обливавшихся потом людей, которые с напряжением всех сил вели стрельбу и сражались.

¹⁸ В таком же настроении обе стороны и на следующий день упорно продолжали бой в различных схватках с равным напряжением и прекратили его без решительного исхода. Император побывал со своими солдатами во всяких переделках и настаивал на необходимости скорейшего взятия города, чтобы слишком продолжительная задержка около его стен не помешала осуществлению его великих замыслов. ¹⁹ Но в сомнительных и трудных обстоятельствах иногда даже самое ничтожное обстоятельство может оказаться против всяких ожиданий важным, решающим моментом. Однажды, когда уже, как случалось, обе стороны были готовы прекратить бой и сражались с меньшим воодушевлением, придвинутый к стенам незадолго перед тем таран чрезвычайно сильным ударом разбил самую высокую башню, весьма прочно сложенную из кирпича. Ее падение со страшным грохотом увлекло за собой часть примыкавшей к ней стены. ²⁰ Создавшееся таким образом изменение условий выставило в самом блистательном свете бранный труд осаждающих и воодушевление осажденных. Гнев и ожесточение наших солдат не знали ничего трудного, а для боровшихся за свою жизнь защитников не было ничего страшного и отпугивающего. Долго длилась ожесточеннейшая битва, много крови было пролито с обеих сторон, конец сражению положил закат солнца, и тут только усталые люди подумали об отдыхе. ²¹ Пока дело происходило при свете солнца и на глазах у всех, императору, бдительно следившему за всем, доложили, что легионеры, которым поручено было проложить подземные ходы, прокопали и укрепили их столбами и, достигнув уже фундамента стен, ждут его приказа, чтобы выйти наверх. ²² Заполночь трубачи дали сигнал идти в бой, и все поспешили к оружию. Пошли на штурм стен с двух сторон, добиваясь, чтобы защитники, пока для отражения опасности они разойдутся туда и сюда, не могли услышать стук железных орудий на подземных работах, а в то же время безо всякой помехи мог внезапно выйти из подземных ходов проникший через них отряд. ²³ Все было исполнено согласно этим распоряжениям, и пока защитники были заняты, пробит был выход из подземного хода, и первым выскочил Экссуперий, солдат из отряда Виктора, за ним трибун Магн и нотарий Иовиан, а следом за ними целый отряд храбрецов. Поразив кинжалами тех, кого они нашли в доме, через который вышли наружу, они осторожно пошли вперед и перебили караульных, которые по обычаю этого народа громкими голосами прославляли справедливость и счастье своего царя. ²⁴ Древние верили, что сам Марс участвовал — если для божественного величия возможно смешаться с людьми — в штурме лагеря луканцев (Гайем Фабрицием) Лусцином. Эта вера была вызвана тем, что во время штурма видели солдата огромного роста, который нес лестницу; а на следующий день, когда был произведен войсковой смотр, не могли его найти, несмотря на самые тщательные розыски, в то время как если бы это был солдат, то он сам объявил бы о своем доблестном подвиге. Но если тогда осталось неизвестным, кто совершил тот подвиг, то теперь отмечены были имена, отличившихся храбростью. Они были награждены осадными венцами и, по древнему обычаю, император, похвалил их перед строем всей армии.

²⁵ Пробитые во многих местах стены не давали более защиты обреченному на гибель городу, а вступившие в него разгневанные победители рубили всех, не различая ни пола, ни возраста; некоторые жители в страхе перед неминуемой гибелью, под угрозой огня с одной стороны и меча — с другой, оплакав свой конец, сами бросились вниз со стен и, совсем разбившись, сохраняли некоторое время жизнь, более жалкую, чем смерть, пока не приканчивал их меч победителя. ²⁶ Начальник гарнизона, Набдата, с восемьюдесятью телохранителями был взят живым; его привели к императору, и тот радуясь победе, милостиво приказал даровать жизнь ему и остальным.

Разделив добычу по заслугам и трудам каждого, Юлиан, довольствовавшийся вообще малым, взял себе немого мальчика, умевшего выразить все, что понимал, изящными жестами, и три золотые монеты, как приятную и радостную, по его представлениям, награду за одержанную победу. ²⁷ А из взятых в плен девушек, весьма красивых, так как вообще в Персии женщины отличаются красотой, он не пожелал тронуть ни одной, или даже увидеть их. В этом он следовал примеру Александра и Африкана, которые избегали прельщений этого рода; являя себя непобедимыми в трудах, они боялись, чтобы страсти не сокрушили их силы.

²⁸ Во время этой осады в одного нашего инженера — имени его я не могу вспомнить, — стоявшего случайно позади скорпиона, попал покатившийся назад камень, который неловко положил в машину наводчик орудия. Он был сбит с ног ударом в грудь и убит на месте причем камень так разможил его тело, что нельзя было распознать отдельных членов

²⁹ Когда император уже тронулся в путь, надежный доносчик сообщил ему, что возле стен разрушенного города в потайных пещерах, которых много в тех местах, затаился в засаде неприятельский отряд, чтобы, неожиданно выйдя оттуда, напасть на наш арьергард во время похода. ³⁰ Тотчас были посланы пехотинцы испытанной храбрости, чтобы захватить засаду. Так как им не удавалось ни проникнуть во входы пещер, ни вызвать укрывшихся в них людей на битву, то они навалили у входов в пещеры кучи соломы и хвороста и подожгли этот горючий материал. Проникавший в тесноту пещер дым, становясь все гуще, задушил одних, а других вынудило выйти на верную смерть проникавшее к ним дыхание пламени. Так все бывшие в засаде погибли от огня или меча, и солдаты постепенно вернулись ко своим знаменам. Так большой и многолюдный город, взятый мощной храбростью римлян, превращен был в прах и развалины.

³¹ После этого славного дела мы прошли по непрерывному ряду мостов, частых в той местности из-за стечения многих рек, и подошли к двойному укреплению, высеченному в скале. Здесь сын персидского царя, выступивший из Ктесифона с вельможами и вооруженным отрядом, пытался преградить переход через реку командовавшему нашим передовым отрядом комиту Виктору, но отступил при виде приближавшейся армии.

5

¹ Продвигаясь дальше, мы подошли к рощам и полям, радовавшим взор разнообразными посевами. Там мы нашли дворец, сооруженный в римском стиле. Он нам очень понравился и потому мы его оставили невредимым. ² В той же местности было обширное круглое пространство, обнесенное изгородью, в котором держали на потеху царя диких зверей: львов с волнистыми гривами, косматых кабанов, страшно свирепых медведей, каковы они вообще в Персии, и других отборных огромных зверей. Наши всадники сломали ворота и перебили всех этих зверей охотничьими дротиками и стрелами. ³ Вся эта местность весьма плодородна от природы, а также хорошо обработана. Недалеко от нее лежит Коха, называемая также Селевкией. Тут мы поспешно окопали лагерь, в котором и дан был всей армии двухдневный отдых из-за удобства снабжения водою и хорошего пастбища. Юлиан пошел вперед с легким передовым отрядом, чтобы осмотреть покинутый город, разрушенный некогда императором Каром. Тут находится никогда не пересыхающий родник, образующий большое озеро, имеющее исток в Тигре. Император увидел здесь прибитые на крестах тела родственников того человека, который, как я рассказал выше^[10], сдал нам город Пирисабору. ⁴ Здесь был сожжен живым и Набдат, который, как я упоминал, был вытащен из тайного убежища во взятом городе с 80 людьми^[11]. В начале осады он дал на тайных переговорах обещание сдать город; но вел оборону самым ожесточенным образом; а, получив сверх ожидания прощение, дошел в своей дерзости до того, что позволял себе всячески поносить Ормизду.

⁵ Когда мы прошли несколько дальше от этого места, нас поразило печальное обстоятельство. Пока три когорты наших легких передовых войск бились с отрядом персов, который неожиданна сделал вылазку из ворот соседнего города, другой отряд, перейдя с противоположного берега реки, застал врасплох наших вьючных лошадей, которые следовали за нами с небольшим числом людей. Не предвидя опасности, люди беспечно занимались фуражировкой. Они были перебиты.

⁶ Император был страшно разгневан и возбужден по этому поводу. Двигаясь дальше и приближаясь уже к территории Ктесифона, мы наткнулись на укрепление, расположенное на высоком месте и весьма сильное. Он решил сам подойти к нему для разведки, и с небольшим отрядом подъехал к стенам, предполагая, что его не узнают. Но когда он в своем запале оказался ближе, чем на полет стрелы, неприятели узнали, кто он. Тотчас он был осыпан целой тучей различных метательных снарядов и едва не погиб от выстрелов большого орудия; оруженосец, державшийся возле него, был ранен, а ему самому удалось уйти от этой большой опасности под прикрытием тесно сомкнутых щитов.

⁷ Страшно раздосадованный этим случаем, он решил осадить эту крепость. Но гарнизон приготовился к упорному сопротивлению. Люди были уверены в почти полной неприступности этого места и надеялись, что на днях прибудет персидский царь со значительными силами, который уже приближался ускоренным маршем. ⁸ Наши приготовили к действию винеи и остальные осадные орудия. Ночь была лунная, и стоявшим на стенах все было ясно видно. И вот в конце второй стражи неприятель, вдруг открыв ворота, сделал неожиданно вылазку большими силами и напал на нашу когорту. Много наших пало, и среди убитых был трибун, пытавшийся отразить опасность. ⁹ Пока шла эта схватка, персы, как и прежде, переправившись с противоположного берега, напали на наших в другом месте, несколько человек убили, а кое-кого взяли в плен. Наши действовали при этом несколько нерешительно, испуганные неожиданностью, а также и поскольку предполагали, что неприятель явился в бóльшем числе. Но когда они приободрились и кое-как приготовились дать отпор, а другие войска, вызванные трубным сигналом, стали подходить с грозным шумом, нападавшие оробели и отступили без всяких потерь.

¹⁰ Император был очень разгневан и людей, уцелевших из той когорты, которая плохо выдержала нападение врага, перевел в пехоту, где служба тяжелее, и понизил их ранги. ¹¹ Его охватило пламенное желание разрушить крепость, которая подвергла его смертной опасности; он сосредоточил на осаде ее все свои силы и заботы и не покидал цепи передовых бойцов, чтобы, сражаясь впереди, подавать пример храбрым солдатам, быть свидетелем и ценителем их подвигов. Долго и много трудился здесь Юлиан с большой опасностью для жизни; чередовались приступы и обстрелы, по тайному соглашению с осажденными крепость была, наконец, взята и предана пламени. ¹² Затем, с учетом перенесенных уже и предстоящих в будущем трудностей истомленной чрезвычайными трудами армии предоставлен был отдых и в изобилии были розданы съестные припасы. Но с тех пор гуще укрепляли вал лагеря палисадом и глубже копали рвы, так как из недалекого Ктесифона можно было опасаться внезапных нападений и других неожиданностей.

6

¹ Отсюда мы пришли к каналу, называющемуся Наармальха, что значит «Царская река»; в данное время в нем не было воды. Траян и после него Север с большими усилиями прокопали здесь большой канал, чтобы, пропустив воду из Евфрата в Тигр, открыть путь для судов. ² Признано было самым удобным очистить эти места, которые персы, опасаясь соединения рек, закрыли каменной плотиной. Когда расчистили долину и напор воды выровнял ложе канала, флот совершенно свободно проплыл 30 стадий^[12] и вошел в русло Тигра. Тотчас построены были мосты и, перейдя реку, армия направилась на Коху. ³ Чтобы дать своевременный отдых после крайне утомительного похода, мы сделали остановку в богатейшей местности, приятно зеленевшей древесными посадками, виноградниками и кипарисами. В середине этого пространства стояло прелестное имение в густой тени зелени; по всем стенам дома были развешаны картины местного письма с изображениями царя, убивающего зверей на разного рода охотах. Вообще у персов живопись и скульптура имеют только один сюжет — убийство и война.

⁴ Таким образом, все шло по желанию императора, и он стал смелее относиться ко всякого рода трудностям и настолько полагался на свою счастливую доселе судьбу, что нередко отваживался на поступки, которые граничили уже с опрометчивостью. Так более крупные корабли из числа тех, которые везли провиант и машины, он приказал разгрузить и посадить на них по 80 вооруженных людей. Разделив свой флот на три эскадры, две он оставил при себе, а одной приказал под командованием комита Виктора отплыть в самом начале ночи и, быстро переправившись через реку, захватить вражеский берег. ⁵ Командиры частей в сильном беспокойстве пытались единодушными просьбами удержать императора от этого плана действий, но так как им не удалось сломить его упорство, то пять кораблей, подняв флаг, как было приказано, быстро снялись и скрылись из виду. Когда же они стали приближаться к вражескому берегу, то на них посыпался целый град факелов и всякого рода огненосных снарядов, и они сгорели бы вместе с солдатами, если бы император со свойственной ему порывистостью не приказал всему флоту как можно быстрее двинуться вперед, воскликнув, что это наши солдаты, согласно приказанию, дают сигнал, что они заняли берег. Следствием этого было то, что и корабли остались целы, и оставшиеся в живых солдаты, хотя с высоты их и громили камнями и всякого рода метательными снарядами, после ожесточенной схватки поднялись на высокие и крутые берега и удержали за собой позицию.

⁷ Историки удивляются Серторию, который в оружии и панцире переплыл Рону. Этот его поступок воодушевил солдат и, не желая остаться сзади, они, следуя данному примеру, легли покрепче на свои широкие и глубокие щиты и, кое-как их направляя, переплыли с быстротой кораблей пенившуюся в водоворотах реку.

⁸ Персы выставили против нас панцирных всадников в таком тесном строю, что при каждом движении тела тесно облегающие члены пластинки слепили глаза встречным; все лошади были также защищены кожаными покровами. В резерве были оставлены манипулы пехотинцев. Прикрываясь продолговатыми выпуклыми щитами, сплетенными из тростника и покрытыми сырой кожей, выступали они в тесном строю. Позади них слоны как перемещающиеся горы движением своих огромных туш грозили гибелью приближавшимся, наводя страх из-за воспоминаний о событиях прошлого.

⁹ Поэтому император, следуя гомеровской тактике^[13], поставил между первым и третьим строем более слабые подразделения, чтобы, оказавшись впереди, они в беспорядочном отступлении не увлекли всех остальных, или, будучи помещены сзади всех центурий и не имея никакой поддержки, не обратились тем легче в бегство. Сам он с вспомогательным отрядом легковооруженных разъезжал по переднему и заднему фронту.

¹⁰ Оба войска могли уже видеть друг друга. Римляне с развевающимися султанами на своих блистающих шлемах, потрясая щитами, спокойно выступали под звуки военной музыки в анапестическом такте^[14]. Передовая линия начала битву метанием копий, и земля, превращавшаяся под ногами людей в пыль, уносилась быстрым вихрем. ¹¹ С обеих сторон раздался обычный боевой клич, бодрое настроение людей поддерживал звук труб, с той и другой стороны люди бились уже лицом к лицу копьями и мечами, и для каждого человека опасность быть пораженным стрелами миновала тем скорее, чем теснее он сходился с врагом. Подавшимся назад Юлиан спешил дать подкрепление, а отстававших старался подбодрить, как соратник и командир. ¹² Первая линия персов подалась и стала отступать сначала медленным, а потом, когда бой разгорелся, быстрым шагом и спешила в близлежащий город. Наши солдаты, хотя они были также утомлены сражением, длившимся от восхода солнца и до конца дня под палящими лучами настойчиво напирали на отступавших, рубили врага в тыл и гнали противника вместе с Пиграном, суреной, и Нарцеем, главными вождями персов, до самых стен Ктесифона, нанося удары в спину и пятки. ¹³ Смешавшись с рядами бегущих, наши солдаты могли бы пройти через вход в крепость, но командир Виктор удержал их, подняв руки и возвышая голос. Сам он был ранен стрелой в плечо и опасался, что если, вырвавшись вперед, наши люди в беспорядке ворвутся внутрь стен и окажутся отрезанными от своих, то множество неприятелей легко сможет их подавить.

¹⁴ Пусть древние поэты воспевают бой Гектора, пусть они возносят храбрость Фессалийского вождя (Ахилла), пусть целый ряд веков возглашает славу Софана, Аминии, Каллимаха, Кинегира, этих светочей времен войны персов в Греции. Но по всеобщему признанию не меньшую доблесть проявили в тот день некоторые из наших.

¹⁵ Чуждые всякому страху, попирая ногами трупы врагов, забрызганные кровью неприятеля, собрались солдаты к императорской ставке, прославляли Юлиана и благодарили за то, что он, являясь повсюду столь же вождем, сколь и воином-бойцом, так блистательно вел дело, что персов пало около 2500, при наших потерях в 70 человек. Юлиан вызывал из строя по имени многих солдат, неустрашимости и храбрости которых он сам был свидетелем и ценителем, и раздал им венцы морские, гражданские и лагерные.

¹⁶ В полной уверенности, что после этих удач последуют другие подобные, он готовил много жертв Марсу Мстителю. Но из десяти великолепных быков, которые были выведены для этой цели, девять, еще не будучи подведены к жертвенникам, сами жалостно простерлись на земле, а десятый оборвал веревку и убежал. С трудом привели его назад, и когда его принесли в жертву, знамения по внутренностям оказались неблагоприятными. Увидев это, Юлиан в сильном негодовании воскликнул, призывая в свидетели Юпитера, что он не будет более приносить жертв Марсу. И он сдержал свою клятву, похищенный вскоре смертью.

7

¹ На военном совете высших чинов об осаде Ктесифона некоторые высказывались в том смысле, что такое предприятие было бы слишком смело и несвоевременно, потому что положение города делает его неприступным, охрана его очень сильна и вскоре должен прибыть с несметным войском царь. ² Это лучшее мнение взяло верх; император со свойственной ему проницательностью одобрил его преимущества и послал Аринфея с отрядом легкой пехоты на грабеж окрестных местностей, богатых скотом и всякими припасами. Вместе с тем Аринфей должен был усердно преследовать неприятеля, который за последнее время повсюду рассеялся по трудно проходимым дорогам и знакомым ему разным убежищам. ³ Но потом император поддался своему стремлению идти вперед, не стал обращать внимания на предостережения и упрекал своих командиров в том, что они из трусости и желания спокойствия советуют ему отказаться от завоеванного уже Персидского царства. Оставив слева реку и поверив неудачным проводникам, он отдал армии приказ двинуться быстрым маршем по направлению к югу. ⁴ И как если бы сама Беллона подбросила ему роковой факел, он велел предать пламени все корабли кроме 12 меньших, которые приказал везти на телегах на случай надобности в них для наводки моста. Это свое распоряжение он считал полезным, поскольку оставленный флот не мог послужить на пользу неприятелю и не отвлекались более на греблю и охрану судов почти 20 тысяч воинов, как было с самого начала похода. ⁵ Каждый про себя выражал опасения, да и сама очевидность была за то, что в случае, если бы армия вынуждена была отступить из-за засухи ли, или высоты гор, она будет отрезана от воды. К тому же и перебежчики под пыткой сознались в своем обмане. Тогда был отдан приказ, собрав все силы, потушить пожар. Но страшно разгоревшееся пламя уже уничтожило большую часть судов и удалось сохранить невредимыми только 12, которые для спасения их от огня были отделены от остальных. ⁶ Таким образом, флот без всякой надобности был уничтожен. А Юлиан, с полным доверием к своей объединенной армии, когда уже ни один человек не был отвлечен на посторонние дела, увеличившись численно, двинулся во внутренние области страны, и богатые местности в изобилии доставляли нам продовольствие.

⁷ Узнав об этом, неприятель, чтобы истомить нас голодом, поджег траву вместе с поспевшим хлебом. Задержанные в своем движении пожаром, мы должны были выжидать в укрепленном лагере, пока огонь сам не потухнет. Персы, издеваясь над нами, то нарочно рассеивались на далеком расстоянии, то иной раз напирали на нас в густой боевой линии, так что, наблюдая издали, мы предполагали, что пришел со вспомогательным войском сам царь, и что они поэтому именно, как мы думали, отваживаются на дерзкие нападения и необычные предприятия. ⁸ Жалели, однако, как император, так и солдаты о том, что из-за неразумной утраты кораблей нельзя было ни навести мост, ни отражать набеги напиравшего на нас неприятеля, близость которого выдавал блеск оружия и брони, облекавшей все члены. К этому присоединялась и другая немалая беда, а именно: не появлялись вспомогательные отряды, которых мы ожидали с Арсаком^[15] и нашими командирами, будучи задержаны причинами, о которых шла речь выше.

8

1.Чтобы уменьшить тревогу солдат, император приказал вывести нескольких пленных, которые были, как и вообще все персы, тонкого сложения, да к тому же исхудали, и, оглядывая своих, сказал: «Смотрите вы, которых делает мужами отважный дух, на безобразных и грязных козлов, которые, как мы узнавали это не раз на деле, обращаются в бегство, бросив оружие прежде, чем дело доходит до рукопашного боя» . ² После этих слов, пленные были уведены и он провел военный совет о положении дел. Высказывались различные мнения, а неразумная толпа стала кричать, что нужно вернуться назад тем путем, каким пришли. Император решительно воспротивился. Он сам, а с ним и другие, доказывали, что совершенно невозможно предпринять движение по широкой равнине, на которой уничтожен подножный корм и хлеба и уцелели лишь жалкие остатки сожженных селений; к тому же после таяния снегов на горах вся почва размокла, уровень воды в реках поднялся, и они вышли из берегов. ³ К трудностям общего положения присоединилось и то, что в тех местах в жаркое время года все кишит роями мух и комаров, которые закрывают свет солнца днем и блистание звезд ночью. ⁴ Так как человеческий разум не указывал нам выхода в этих колебаниях и сомнениях, то, устроив жертвенники и принеся жертву, мы испрашивали совета богов, идти ли нам через Ассирию, или же, медленно продвигаясь у подошвы гор, неожиданно вторгнуться в Хилиоком близ Кордуэны. Но исследование внутренностей животных не давало нам надежды на удачный исход ни того, ни другого плана. ⁵ Наконец, поскольку всякая надежда на лучшее была нам отрезана, мы остановились на решении двинуться в Кордуэну. 16 июня, когда мы снялись с лагеря и с восходом солнца император ушел вперед, показался не то дым, не то смерч. Мы подумали, что это стадо диких ослов, которые водятся там в огромном множестве; они держатся большими стадами, чтобы отбиваться от нападений свирепых львов. ⁶ Другие думали, что это подходит Арсак и наши вожди из-за слухов, что император с большими силами осаждает Ктесифон, а некоторые утверждали, что это персы преградили нам путь. ⁷ В столь сомнительных условиях, во избежание какого-нибудь несчастия, дан был сигнал остановиться, и мы расположились в богатой травой долине близ речки; оградившись цепью из нескольких рядов щитов, мы разбили лагерь в форме круга. И до самого вечера нельзя было в густом воздухе разглядеть, что такое мерцало перед нами в неясных очертаниях.

Примечания Ю. А. Кулаковского

1. 16, 10, 16.
2. Ок. 15 верст.
3. Киннесрин или Старый Алепио.
4. 35,4 километра.
5. Поход Траяна в Персию — 114—117 год.
6. Филарх — глава племени, шейх, а в древности — малех.
7. 23, 4, 10.
8. Около 20 рублей на наши деньги (1908 г.).
9. Около 20 верст.
10. См. гл. 2.
11. См. гл. 4.
12. 5,31 километра.
13. Hom. II. IV 297 сл.
14. Анапест (U U —) — размер медленного марша.
15. Ср. 21, 6, 8; 23, 2, 2.