Глубокая тьма, въ которой все неподвижно. Какъ кучка сѣрыхъ притаившихся мышей, смутно намѣчаются сѣрые силуэты Старухъ въ странныхъ покрывалахъ и очертанія большой высокой комнаты. Тихими голосами, пересмѣиваясь, Старухи ведутъ бесѣду.
— Хотѣлось бы мнѣ знать, что родится у нашей пріятельницы: сынъ или дочь?
— А развѣ вамъ не все равно?
— Я люблю мальчиковъ.
— А я люблю дѣвочекъ. Онѣ всегда сидятъ дома и ждутъ, когда къ нимъ приходишь.
— А вы любите ходить въ гости?
— Онъ знаетъ.
— Онъ знаетъ.
— Пріятельницѣ нашей хотѣлось бы имѣть дѣвочку. Она говоритъ, что мальчики слишкомъ буйны нравомъ, предпріимчивы и ищутъ опасности. Когда они еще маленькіе, они любятъ лазить по высокимъ деревьямъ и купаться въ глубокой водѣ. И часто падаютъ, и часто тонутъ. А когда становятся они мужчинами, они устраиваютъ войны и убиваютъ другъ друга.
— Она думаетъ, что дѣвочки не тонутъ. А я много таки видѣла утонувшихъ дѣвочекъ, и были онѣ, какъ всѣ утопленники: мокрыя и зеленыя.
— Она думаетъ, что дѣвочекъ не убиваютъ камни!
— Бѣдная, ей такъ тяжело рожать. Вотъ уже шестнадцать часовъ сидимъ мы здѣсь, а она все кричитъ. Сперва она кричала звонко, такъ что больно было ушамъ отъ ея крика, потомъ тише, а теперь только хрипитъ и стонетъ.
— Докторъ говоритъ, что она умретъ.
— Нѣтъ, докторъ говоритъ, что ребенокъ будетъ мертвый, а она сама останется жива.
— Зачѣмъ онѣ рожаютъ? Это такъ больно.
— А зачѣмъ они умираютъ? Это еще больнѣе!
— Да. Рожаютъ и умираютъ.
— И вновь рожаютъ.
— Опять началось.
— У нея снова появился голосъ. Это хорошо.
— Это хорошо.
— Бѣдный мужъ: онъ такъ растерялся, что на него смѣшно смотрѣть. Прежде онъ радовался беременности жены и говорилъ, что хочетъ мальчика. Онъ думаетъ, что сынъ его будетъ министромъ или генераломъ. Теперь онъ ничего не хочетъ, ни мальчика, ни дѣвочки, и только мечется и плачетъ.
— Когда у нея начинаются схватки, онъ тужится самъ и краснѣетъ.
— Его послали въ аптеку за лекарствомъ, а онъ два часа ѣздилъ мимо аптеки и не могъ вспомнить, что ему надо. Такъ и вернулся.
Тишина.
— Что съ нею? Быть можетъ, она уже умерла?
— Нѣтъ. Тогда бы мы услышали плачъ. Тогда вбѣжалъ бы сюда докторъ и сталъ бы говорить пустяки. Тогда бы внесли сюда ея мужа, потерявшаго чувства, и намъ пришлось бы поработать. Нѣтъ, она не умерла.
— Тогда зачѣмъ же мы здѣсь сидимъ?
— Спросите у Него. Развѣ мы знаемъ?
— Онъ не скажетъ.
— Онъ не скажетъ. Онъ ничего не говоритъ.
— Онъ помыкаетъ нами. Онъ поднимаетъ насъ съ постелей и заставляетъ сторожить, а потомъ оказывается, что и приходить не надо было.
— Мы сами пришли. Развѣ мы не сами пришли? Нужно быть справедливыми. Вотъ она снова кричитъ. Развѣ вамъ мало этого?
— А вы довольны?
— Я молчу. Я молчу и жду.
— Какая вы добрая!
— Какъ она кричитъ! Какъ ей больно. Вы знаете эту боль? Точно разрываются внутренности.
— Мы всѣ рожали.
— Какъ будто это не она. Я не узнаю голоса нашей пріятельницы. Онъ такой мягкій и нѣжный.
— А это скорѣе похоже на вой звѣря. Чувствуется ночь въ этомъ крикѣ.
— Чувствуется безконечный темный лѣсъ, и безнадежность и страхъ.
— Чувствуется одиночество и тоска. Развѣ возлѣ нея нѣтъ никого? Почему нѣтъ другихъ голосовъ, кромѣ этого дикаго вопля?
— Они говорятъ, но ихъ не слышно. Вы замѣчали, какъ одинокъ всегда крикъ человѣка: всѣ говорятъ и ихъ не слышно, а кричитъ одинъ и кажется, что все другое молчитъ и слушаетъ.
— Я слышала разъ, какъ кричалъ человѣкъ, которому смяло экипажемъ ногу. Улица была полна народу, а казалось, что онъ только одинъ и есть.
— Но это страшнѣе.
— Громче, скажите.
— Протяжнѣе, пожалуй.
— Нѣтъ, страшнѣе. Здѣсь чувствуется смерть.
— И тамъ чувствовалась смерть. Онъ и умеръ.
— Не спорьте! Развѣ вамъ не все равно?
— Какъ странно кричитъ человѣкъ! Когда самой больно и кричишь, то не замѣчаешь, какъ это странно — какъ это странно.
— Я не могу представить себѣ рта, который издаетъ эти звуки. Неужели это ротъ женщины? Я не могу представить.
— Но чувствуется, что онъ перекосился.
— Въ какой то глубинѣ зарождается звукъ. Теперь это похоже на крикъ утопающаго. Слушайте, она захлебывается!
— Кто то тяжелый сѣлъ ей на грудь!
— Кто то душитъ ее!
— Наконецъ то умолкла. Это надоѣдаетъ. Крикъ такъ однообразенъ и не красивъ.
— А вы и тутъ хотѣли бы красоты, не правда ли?
— Тише! Онъ здѣсь?
— Не знаю.
— Кажется, здѣсь.
— Онъ не любитъ смѣха.
— Говорятъ, что Онъ смѣется самъ.
— Кто это видѣлъ? Вы передаете просто слухи: о Немъ такъ много лгутъ.
— Онъ слышитъ насъ. Будемъ серьезны!
— А всетаки я очень хотѣла бы знать, будетъ ли мальчикъ или дѣвочка?
— Правда, интересно знать, съ кѣмъ будешь имѣть дѣло.
— Я бы желала, чтобы оно умерло, не родившись.
— Какая вы добрая!
— Не добрѣе, чѣмъ вы.
— А я бы желала, чтобы оно было генераломъ.
— Вы ужъ очень смѣшливы! Мнѣ это не нравится.
— А мнѣ не нравится, что вы такъ мрачны.
— Не спорьте! Не спорьте! Мы всѣ и смѣшливы, и мрачны. Пусть каждая будетъ, какъ она хочетъ.
— Когда они родятся, они очень смѣшные. Смѣшные дѣтеныши.
— И самодовольные.
— И очень требовательные! Я не люблю ихъ. Они сразу начинаютъ кричать и требовать, какъ будто для нихъ все уже должно быть готово. Еще не смотрятъ, а уже знаютъ, что есть грудь и молоко, и требуютъ ихъ. Потомъ требуютъ, чтобы ихъ уложили спать. Потомъ требуютъ, чтобы ихъ качали и тихонько шлепали по красной спинкѣ. Я больше люблю ихъ, когда они умираютъ: тогда они менѣе требовательны. Протянется самъ, и не проситъ, чтобы его укачивали.
— Нѣтъ, они очень смѣшные. Я люблю обмывать ихъ, когда они родятся.
— Я люблю обмывать ихъ, когда они умерли.
— Не спорьте! Не спорьте! Всякой будетъ свое: одна обмоетъ, когда родится, другая — когда умретъ.
— Но почему они думаютъ, что имѣютъ право требовать, какъ только родятся? Мнѣ не нравится это.
— Они не думаютъ. Это желудокъ требуетъ.
— Они всегда требуютъ!
— Но вѣдь имъ никогда и не даютъ.
— Опять кричитъ!
— Животныя рожаютъ легче.
— И легче умираютъ. И легче живутъ. У меня есть кошка: если бы вы видѣли, какая она толстая и счастливая.
— А у меня собака. Я ей каждый день говорю: ты умрешь! а она осклабляетъ зубы и весело вертитъ хвостомъ.
— Но вѣдь они — животныя.
— А это люди.
— Либо она умираетъ, либо родитъ. Чувствуются послѣднія силы въ этомъ воплѣ.
— Вытаращенные глаза…
— Холодный потъ на лбу…
— Она родитъ!
— Нѣтъ, она умираетъ.
— Я вамъ говорю…
Тише! Человѣкъ родился.
Почти одновременно съ Его словами приносится крикъ ребенка и вспыхиваетъ свѣча въ Его рукѣ. Высокая, она горитъ неувѣренно и слабо, но постепенно огонь становится сильнѣе. Тотъ уголъ, въ которомъ неподвижно стоитъ Нѣкто въ сѣромъ, всегда темнѣе другихъ, и желтое пламя свѣчи озаряетъ его крутой подбородокъ, твердо сжатыя губы и крупныя костистыя щеки. Верхняя часть лица скрыта покрываломъ. Ростомъ Онъ нѣсколько выше обычнаго человѣческаго роста.
Свѣча длинная, толстая, вправлена въ подсвѣчникъ старинной работы. На зелени бронзы выдѣляется Его рука, сѣрая, твердая, съ тонкими длинными пальцами.
Медленно свѣтлѣетъ, и изъ мрака выступаютъ фигуры пяти сгорбленныхъ Старухъ въ странныхъ покрывалахъ, и комната. Она высокая, правильно четырехугольная съ гладкими, одноцвѣтными стѣнами. Впереди и направо по два высокихъ восьмистекольныхъ окна, безъ занавѣсокъ; въ стекла смотритъ ночь. У стѣнъ стоятъ стулья съ высокими прямыми спинками.
— Слышите, какъ забѣгали! Идутъ сюда.
— Какъ свѣтло! Мы уходимъ.
— Смотрите, свѣча высока и свѣтла.
— Мы уходимъ! Мы уходимъ! Скорѣе!
— Но мы прійдемъ! — Но мы прійдемъ!
Тихо смѣются, и въ полумракѣ, странными, зигзагообразными движеніями ускользаютъ, пересмѣиваясь. Съ ихъ уходомъ свѣтъ усиливается, но въ общемъ остается тусклымъ, безжизненнымъ, холоднымъ; тотъ уголъ, въ которомъ недвижимо стоитъ Нѣкто въ сѣромъ съ горящей свѣчей, темнѣе другихъ.
Входитъ Докторъ въ бѣломъ больничномъ балахонѣ и Отецъ Человѣка. Лицо послѣдняго выражаетъ глубокое утомленіе и радость. Подъ глазами синіе круги, щеки впали, волосы въ безпорядкѣ. Одѣтъ очень небрежно. У Доктора очень ученый видъ.
До послѣдней минуты я не зналъ, останется ли въ живыхъ ваша жена или нѣтъ. Я употребилъ все искусство и знаніе, но наше искусство значитъ такъ мало, если не приходитъ на помощь сама природа. И я очень волновался, у меня и сейчасъ такъ бьется пульсъ. Уже столькимъ дѣтямъ я помогъ явиться на свѣтъ, но и до сихъ поръ я не могу отдѣлаться отъ волненія. Но вы не слушайте меня, сударь!
Я слушаю, но ничего не слышу. До сихъ поръ у меня стоитъ въ ушахъ ея крикъ, и я плохо понимаю. Бѣдная, какъ она страдала! Безумный, глупый, я такъ хотѣлъ имѣть дѣтей, но теперь я отказываюсь отъ этого преступнаго желанія.
Вы еще позовете меня, когда родится у васъ слѣдующій.
Нѣтъ, никогда. Мнѣ стыдно сказать, но я сейчасъ ненавижу ребенка, изъ-за котораго она столько страдала. Я даже не видалъ его: какой онъ?
Онъ хорошо упитанный, крѣпкій мальчикъ, и если не ошибаюсь, похожъ на васъ.
Похожъ на меня? Какъ я счастливъ! Теперь я начинаю любить его. Мнѣ всегда хотѣлось, чтобы у меня родился мальчикъ и былъ похожъ на меня. Вы видѣли: у него такой носъ, какъ мой, не правда ли?
Да, носъ и глаза.
И глаза? Это такъ хорошо! Я вамъ заплачу больше, чѣмъ назначилъ.
Вы должны мнѣ заплатить особо еще за щипцы, которые я накладывалъ.
Боже! Благодарю Тебя за то, что Ты исполнилъ мое желаніе и далъ мнѣ сына, похожаго на меня. Благодарю Тебя за то, что не умерла моя жена и живъ ребенокъ. И прошу Тебя: сдѣлай такъ, чтобы онъ выросъ большимъ, здоровымъ и крѣпкимъ, чтобы онъ былъ умнымъ и честнымъ и чтобы никогда не огорчалъ насъ: меня и его мать. Если Ты сдѣлаешь такъ, я всегда буду вѣрить въ Тебя и ходить въ церковь. Теперь я очень люблю моего сына.
Входятъ Родственники. Ихъ шестеро. Необыкновенно толстая пожилая дама съ отвисшимъ подбородкомъ и маленькими надменными глазками, чрезвычайно важная и гордая. Пожилой господинъ, ея мужъ, очень длинный и необыкновенно худой, такъ что платье виситъ на немъ. Козлиная острая бородка, длинные до плечъ, гладкіе, точно намоченные волосы, и очки; смотритъ испуганно и въ то же время поучительно; въ рукѣ держитъ шляпу — низкій, черный цилиндръ. Молоденькая дѣвушка, ихъ дочь, съ наивно вздернутымъ носикомъ, мигающими глазами и открытымъ ртомъ. Худая дама, имѣющая крайне угнетенный и кислый видъ; въ рукахъ держитъ носовой платокъ и часто вытираетъ имъ ротъ. Двое юношей, совершенно тождественныхъ: необыкновенно высокіе воротнички, вытягивающіе шею, прилизанные волосы, выраженіе недоумѣнія и растерянности.
Всѣ указываемыя свойства въ каждомъ изъ обладателей ихъ достигаютъ крайняго развитія.
Позволь, дорогой братъ, поздравить тебя съ рожденіемъ сына. (Цѣлуетъ его.)
Позволь, дорогой родственникъ, сердечно поздравить тебя съ рожденіемъ столь долго ожидаемаго сына. (Цѣлуетъ.)
Позвольте намъ, дорогой родственникъ, поздравить васъ съ рожденіемъ сына. (Цѣлуютъ. Докторъ уходитъ.)
Благодарю васъ! Благодарю васъ! Вы всѣ очень хорошіе, очень добрые и милые люди, и я очень люблю васъ. Прежде я сомнѣвался и думалъ, что ты, дорогая сестра, нѣсколько занята собой и своими достоинствами, а вы, милый зять, нѣсколько педантичны. И про остальныхъ я думалъ, что они холодны ко мнѣ и ходятъ только обѣдать, но теперь я вижу, что ошибался. Я очень счастливъ: у меня родился сынъ, похожій на меня, и кромѣ того я сразу вижу столько хорошихъ, любящихъ меня людей. (Цѣлуются.)
Какъ вы назовете сына, дорогой дядя? Мнѣ бы очень хотѣлось, чтобы это было красивое поэтическое имя. Такъ много зависитъ отъ того, какъ зовутъ человѣка.
Я бы желала, чтобы это было простое и солидное имя. Люди съ красивыми именами всегда очень легкомысленны и рѣдко успѣваютъ въ жизни.
Мнѣ кажется, что вамъ, дорогой шуринъ, слѣдовало бы наречь сына по имени кого-либо изъ старшихъ родственниковъ. Это продолжаетъ и укрѣпляетъ родъ.
Да, мы съ женой уже думали объ этомъ, но не могли рѣшить. Вообще съ рожденіемъ ребенка приходитъ столько новыхъ мыслей и заботъ!
Это наполняетъ жизнь.
Это ставитъ прекрасную цѣль для жизни. Воспитывая ребенка, устраняя отъ него тѣ ошибки, жертвой которыхъ мы были, укрѣпляя его умъ нашимъ собственнымъ богатымъ опытомъ, мы такимъ образомъ создаемъ лучшаго человѣка и медленно, но вѣрно движемся къ конечной цѣли существованія — къ совершенству.
Вы совершенно правы, уважаемый зять. Когда я былъ маленькимъ, я очень любилъ мучить животныхъ, и это развивало во мнѣ жестокость. Моему сыну я не позволю мучить животныхъ. Уже будучи взрослымъ, я часто ошибался въ дружбѣ и любви: избиралъ недостойныхъ друзей и вѣроломныхъ женщинъ. Моему сыну я объясню…
Сударь, вашей женѣ очень плохо. Она хочетъ видѣть васъ.
Ахъ, Боже мой! (Уходитъ вмѣстѣ съ докторомъ.)
Родственники садятся полукругомъ и нѣкоторое время торжественно молчатъ. Въ углу, обративъ къ нимъ каменное лицо свое, неподвижно стоитъ Нѣкто въ сѣромъ.
— Ты не думаешь, милая жена, что наша родственница можетъ умереть?
— Нѣтъ, я не думаю этого. Она очень нетерпѣливая женщина и придаетъ много значенія своимъ болямъ. Всѣ женщины рожаютъ и никто не умираетъ. Я сама рожала шесть разъ.
— Но она такъ кричала, мама!
— Да, у нея на лицѣ кровоподтеки отъ крика. Я обратилъ на это вниманіе.
— Это не отъ крика. Это оттого, что надо тужиться. Ты этого не понимаешь. У меня у самой были кровоподтеки, однако я не кричала.
— Одна моя знакомая, жена инженера, рожала недавно и тоже почти не кричала.
— Я знаю. Напрасно братъ такъ безпокоится: нужно быть тверже и смотрѣть на вещи спокойнѣе. Я боюсь, что и въ воспитаніе ребенка онъ внесетъ много фантазерства и распущенности.
— Онъ очень безвольный человѣкъ. У него у самого такъ мало денегъ, а онъ даетъ взаймы людямъ, не заслуживающимъ довѣрія.
— Вы знаете, сколько стоило для ребенка бѣлье?
— Не говорите, меня такъ огорчаетъ легкомысліе брата. Мы часто споримъ съ нимъ по этому поводу.
— А говорятъ, что бебе приноситъ аистъ. Какой же это аистъ!
— Не говори глупостей. Я на твоихъ глазахъ родила пятерыхъ, а я, слава Богу, не аистъ!
— Ты должна замѣтить себѣ, что это предразсудокъ. Дѣти родятся совершенно естественнымъ путемъ, строго установленнымъ наукой.
— Они теперь на новой квартирѣ.
— Кто?
— Инженеръ и его жена. Старая квартира оказалась очень сырая и холодная. Нѣсколько разъ жаловались домовладѣльцу, но онъ не обратилъ вниманія.
— По моему мнѣнію, лучше маленькая квартира, но теплая, чѣмъ большая и сырая. Въ сырой квартирѣ можно умереть отъ насморковъ и ревматизма.
— У однихъ моихъ знакомыхъ тоже очень сырая квартира.
— И у моихъ тоже. Очень сырая!
— Теперь такъ много сырыхъ квартиръ!
— Скажите, пожалуйста, я давно хотѣла у васъ спросить: какъ выводятся жирныя пятна со свѣтлыхъ матерій.
— Шерстяной?
— Нѣтъ, съ шелковой.
— Возьмите небольшой кусокъ чистаго льда и хорошенько трите то мѣсто, гдѣ пятна. И когда хорошенько протрете, возьмите горячій утюгъ и прогладьте.
— Скажите, какъ просто! А я слыхала, что лучше борной водой.
— Нѣтъ, борной водой хорошо только для темныхъ матерій. А для свѣтлыхъ самое лучшее — ледъ.
— Скажите, пожалуйста, можно здѣсь курить? Я какъ то никогда не думалъ, можно ли курить, когда только что родился ребенокъ?
— И мнѣ никогда не приходилось. Какъ странно! На похоронахъ, я знаю, курить неприлично, но тутъ…
— Какіе пустяки! Конечно, можно.
— Только куренье табаку вообще очень дурная привычка! Вы еще очень молодой человѣкъ и вамъ слѣдовало бы поберечь здоровье. Въ жизни такъ много случаевъ, когда здоровье необходимо.
— Но табакъ возбуждаетъ.
— Повѣрьте мнѣ, это очень нездоровое возбужденіе. Я самъ въ молодости, когда былъ легкомысленъ, злоупотреблялъ куреніемъ табаку…
— Мама, какъ онъ кричитъ! Какъ онъ кричитъ, мама! Онъ хочетъ молочка?
