Записки генерал-лейтенанта Владимира Ивановича Дена/1890 (ДО)/XVI

Материал из Викитеки — свободной библиотеки


[177]
XVI.
Пребываніе въ Курскѣ.—Откупщикъ Логиновъ.—Нравы и обычаи курскихъ помѣщиковъ.—Н. Я. Стремоуховъ.—Баронъ Будбергъ.—Мнѣ предлагаютъ мѣсто курскаго губернатора.—Толки, предшествовавшіе 19-му февраля 1861 г.
1860 и 1861 гг.

Съ каждымъ годомъ число флигель-адъютантовъ увеличивалось, а значеніе ихъ соотвѣтственно падало. Командировки дѣлались рѣдкостью, дежурить приходилось одинъ разъ въ два мѣсяца, за исключеніемъ одного мѣсяца въ году, когда слишкомъ 30 человѣкъ рассылалось по Россіи для наблюденія за правильностью призыва отпускныхъ или рекрутскаго набора. Такъ, в этомъ году, я былъ назначенъ контролировать сначала призывъ отпускныхъ въ Петербургской губерніи, а потомъ въ Курской. Жена моя проводила лѣто въ Вонляровѣ и потому я поѣхалъ къ ней и уже вмѣстѣ отправились мы въ городъ и губернію, на пользу которыхъ мнѣ суждено было впослѣдствіи безплодно посвятить лучшія мои силы, предпріимчивость, энергію, причемъ разочароваться въ людяхъ и пріобрѣсти множество враговъ только строгимъ исполненіемъ своей обязанности.

Курскъ мы застали совершенно безлюднымъ; помѣщики въ то время еще жившіе зимой въ своихъ домахъ въ городѣ, были въ деревняхъ, на лицо были лишь должностныя лица.

Губернаторъ[1], администраторъ стараго покроя, былъ человѣкъ смирный, малограмотный, усердно старавшійся объ одномъ, чтобы всюду царствовали «тишь да гладь и Божья благодать», а другими словами, чтобы все было шито да крыто. Не смотря на эти отрицательныя качества, Николая Петровича не любили.

Предводитель (нынѣ покойный) Николай Яковлевичъ С-ъ, мой старый знакомый (онъ началъ службу въ л.-гв. Конно-піонерномъ дивизіонѣ), съ губернаторомъ не ладилъ, а впослѣдствіи эти господа разошлись до ненависти. Николай Яковлевичъ былъ человѣкъ лукавый, малообразованный, завистливый, и что всего [178]хуже—въ крѣпостническихъ отношеніяхъ у своей супруги,… дѣдъ ея, нѣкто Логиновъ, былъ товарищемъ кутежей Григорія Александровича Потемкина, до его поступленія на службу. Во время силы или, какъ тогда выражались, случая, Потемкинъ вспомнилъ о своемъ компаньонѣ и послалъ его отыскивать въ Москву; его отыскали въ одной изъ харчевенъ пьянаго и оборваннаго, отвезли въ Петербургъ, но не посмѣли въ такомъ видѣ представить Потемкину, а потому сначала сводили въ баню, а потомъ прилично одѣли. Не смотря на то, что отъ зоркаго глаза Потемкина не могло укрыться, какъ низко упалъ бывшій товарищъ его разгульной жизни, онъ его принялъ милостиво и совѣтовалъ ему принять участіе въ винныхъ откупахъ. Получивъ отвѣтъ, что за неимѣніемъ средствъ къ жизни, а тѣмъ болѣе капиталовъ, необходимыхъ для залоговъ, это невозможно, Потемкинъ объявилъ, что это его забота, и дѣйствительно доставилъ ему собственноручное поручительство императрицы, съ которымъ Логиновъ былъ допущенъ сенатомъ къ торгамъ и получилъ откупа петербургскій и московскій, немедленно взялъ значительную сумму отступнаго за первый и отправился лично хозяйничать вторымъ въ Москву. Видно, дѣла пошли не дурно, потому что онъ оставилъ сыну нѣсколько тысячъ душъ. О всѣхъ этихъ происшествіяхъ съ бѣднымъ разночинцемъ Логиновымъ мнѣ передавалъ гораздо обстоятельнѣе и подробнѣе очень интересный и умный старикъ, игравшій въ свое время немаловажную роль въ Курскѣ—Викентій Семеновичъ Студзинскій. Я нарочно указываю на источникъ этихъ свѣдѣній, потому что нѣкоторыя изъ нихъ не согласуются съ тѣмъ, что намъ по сіе время извѣстно о молодости князя Таврическаго.

Къ сожалѣнію, не подозрѣвая, что мнѣ придется въ скоромъ времени управлять Курскою губерніею, я не старался заводить знакомства и поближе узнать мѣстныхъ условій жизни. Все, что до меня доходило о нравахъ, обычаяхъ помѣщиковъ, чиновничества и даже мѣстнаго духовенства, возбуждало отвращеніе, даже ужасъ. У Николая Петровича Бибикова былъ каммердинеръ, извѣстный цѣлой губерніи какъ человѣкъ нужный и вліятельный, чрезъ котораго можно было обдѣлывать дѣлишки. Бывшій до N. N. губернскимъ предводителемъ Н. Я. С*, обѣдая у губернатора, не уѣзжалъ домой, когда Бибиковъ послѣ [179]администраторскихъ трудовъ отходилъ ко сну, а ходилъ (къ сожалѣнію, я забылъ имя и отчество пресловутаго каммердинера) къ случайному человѣку, и тамъ закуривалъ сигару и, препровождая время въ пріятной и полезной бесѣдѣ, терпѣливо выжидалъ минуты пробужденія начальника губерніи, для составленія партіи е. пр-ва. Вредное вліяніе этого каммердинера дошло, въ концѣ 1860 г., до свѣдѣнія министра внутреннихъ дѣлъ и губернатору было приказано съ нимъ разстаться. Право, невольно беретъ недоумѣніе, чему во всемъ этомъ наиболѣе нужно удивляться!

Николай Алексѣевичъ С* былъ типъ мѣстнаго курскаго дворянина, хитрый по натурѣ, ловкій, уклончивый и совершенно необразованный. Къ сожалѣнію, у меня не сохранилось пространныхъ его замѣчаній на проектъ, такъ называвшійся въ то время, «улучшенія быта помѣщичьихъ крестьянъ». Этими замѣчаніями крѣпостникъ-помѣщикъ пренаивно высказывалъ неодолимое отвращеніе къ проектированной законодательной реформѣ и старался застращать правительство нелѣпѣйшими послѣдствіями, которыя ему представляли воображеніе, возбужденное малодушіемъ и весьма неспокойною совѣстью. Послѣ указа 19-го февраля 1861 года, Николай Алексѣевичъ пріѣзжалъ только разъ, и то не надолго, въ свое имѣніе «Фатежъ», Льговскаго уѣзда, затѣмъ жилъ и умеръ нѣсколько лѣтъ спустя въ С.-Петербургѣ. Онъ былъ слишкомъ старъ, чтобы освоиться съ новыми ненавистными порядками, заставлявшими признавать человѣческія права людей, находившихся еще такъ недавно въ безконтрольномъ распоряженіи каприза, прихоти, а часто и непостижимой жестокости помѣщика.

Возвращаюсь къ семейству С*, чтобы дать понятіе о нравахъ четверть вѣка тому назадъ бывшихъ въ Курской губерніи. Жена Николая Алексѣевича, рожденная Д*, считалась доброю и почтенною женщиной, но ея покровительствомъ пользовался Николай Гавриловичъ Д*, отличный исправникъ Льговскаго уѣзда. Я говорю «отличный» потому, что онъ былъ настолько уменъ, чтобы чутьемъ узнавать характеръ, взглядъ, требованія и направленія каждаго губернатора. Притомъ онъ былъ дѣльцомъ и настолько дѣятельнымъ, что успѣвалъ лучше другихъ управлять большимъ уѣздомъ, и притомъ завѣдывать имѣніями и дѣлами многихъ помѣщиковъ. [180]

У четы С*** было два сына и одна дочь. Старшій изъ сыновей, Петръ Николаевичъ, воспитанный, какъ и младшій, Николай, въ императорскомъ лицеѣ, былъ не глупъ; не смотря на это, ему въ началѣ не везло; поступивъ на службу въ министерство иностранныхъ дѣлъ, онъ много лѣтъ прозябалъ въ Рагузѣ консуломъ, и потому за нимъ въ Курскѣ долгое время сохранялось прозвище принца Рагузскаго. Впослѣдствіи ему была поручена въ Крыму канцелярія пришельцевъ изъ разныхъ губерній, тутъ онъ испыталъ крупную неудачу… Канцелярія эта не состоялась, не смотря на заботливость и предусмотрительность начальства. Новые колонисты какъ-то не во время прибыли въ Крымъ въ позднее время года, не было заготовлено ни матеріала для построекъ, ни продовольствія, большая часть перемерла, остальные разбѣжались.

Впослѣдствіи я уже засталъ Н. П. С* вице-директоромъ азіятскаго департамента министерства иностранныхъ дѣлъ[2]

Возвращаясь къ дѣятельности своей того времени по призыву отпускныхъ нижнихъ чиновъ, не могу не упомянуть о подполковникѣ, командирѣ курскаго гарнизоннаго батальона, бар. Б***, шуринѣ генерала Л*, начальника всей внутренней кражи, какъ тогда говорили, и стражи оффиціально. Впослѣдствіи мнѣ придется говорить подробно о существовавшихъ въ то время безпорядкахъ и ужасахъ этой фиктивной внутренней стражи. Теперь мнѣ приходится сказать только, что я ежедневно по утрамъ нѣсколько часовъ проводилъ въ казармахъ и тогда уже получилъ убѣжденіе, что этотъ бар. Б*, женатый на курской дворянкѣ М*, былъ скорѣе похожъ на нѣмецкаго лабазника, чѣмъ на командира русскаго батальона; что онъ, пользуясь протекціею корпуснаго командира, дозволялъ себѣ всевозможныя злоупотребленія и довелъ батальонъ ему ввѣренный до отвратительнаго состоянія и до такаго упадка дисциплины, что нижніе чины гораздо болѣе были похожи на бродягъ, чѣмъ на солдатъ. Къ счастью, я въ то время не имѣлъ порученія входить въ подробности хозяйственнаго и фронтоваго состоянія батальона и старался только по возможности скоро окончить призывъ, въ чемъ и успѣлъ съ помощью губернатора и исправниковъ. [181]

Въ это мое пребываніе въ Курскѣ я часто видѣлся съ Николаемъ Яковлевичемъ С., мѣстнымъ щигровскимъ помѣщикомъ и губернскимъ предводителемъ дворянства. Если я возвращаюсь къ этой личности, то это потому, что я впослѣдствіи подозрѣвалъ его въ участіи не только отставки Бибикова, но и моего назначенія губернаторомъ. Должно быть, я ему показался простачкомъ удоборуководимымъ и, вѣроятно, онъ указывалъ на меня графу Петру Андреевичу Шувалову, въ то время состоявшему директоромъ департамента общихъ дѣлъ министра внутреннихъ дѣлъ.

Возвратившись въ Петербургъ, я, какъ обыкновенно, поѣхалъ представляться государю въ Царское село; пришлось долго ожидать пріема вмѣстѣ съ министромъ внутреннихъ дѣлъ, Сергѣемъ Степановичемъ Ланскимъ, который много распрашивалъ меня о Курскѣ и его дѣятеляхъ; я очень хорошо помню, что я сильно защищалъ Бибикова, говоря, что противъ него интригуютъ многіе, но что онъ человѣкъ спокойный и хотя и придерживается общихъ основаній тогдашней губернаторской службы, т. е. не гнушается откупнымъ содержаніемъ и не отличается геніальностью, но все-таки не похожъ на портреты, представляемые министру доброжелателями, которые, еслибы были назначены на его мѣсто, дѣлали бы то же самое, но, вѣроятно, въ бо̀льшихъ размѣрахъ.

Я этому разговору не придавалъ никакого значенія, и вспомнилъ о немъ гораздо позже, а именно уже зимой, когда однажды заѣхалъ къ П. А. Шувалову; онъ меня встрѣтилъ словами: «какъ я радъ, что ты заѣхалъ, я только что приказалъ закладывать сани, чтобы ѣхать къ тебѣ по порученію Ланскаго. Министръ тебѣ предлагаетъ должность курскаго губернатора и поручилъ мнѣ тебѣ сказать, что онъ очень желаетъ, чтобы ты принялъ это назначеніе и немедленно далъ утвердительный отвѣтъ».

Я былъ совершенно озадаченъ; никогда я не думалъ оставлять военную службу и не готовился къ такой роли въ администраціи и конечно отвѣчалъ, что подумаю и дамъ отвѣтъ. На вопросъ: что же съ Бибиковымъ? Шуваловъ показалъ мнѣ предлинное и совершенно безграмотное письмо, которымъ Николай Петровичъ просилъ министра исходатайствовать ему увольненіе отъ службы и о назначеніи пенсіи. Я вообще не любилъ [182]совѣтываться, но предложеніе, мнѣ сдѣланное, было до того неожиданно, что я счелъ долгомъ серьезно переговорить объ этомъ съ нѣкоторыми лицами, мнѣніемъ которыхъ дорожилъ; всѣ совѣтовали принять новое назначеніе[3], кажется, не вдаваясь въ подробности значенія и важности губернаторской должности, въ то время, когда Положеніе, впослѣдствіи извѣстное подъ названіемъ 19-го февраля 1861 года о крестьянахъ, вышедшихъ изъ крѣпостной зависимости, уже было высочайше одобрено и когда съ часу на часъ ожидали манифеста объ освобожденіи крестьянъ.

Долго я колебался и не давалъ отвѣта, но мнѣ кажется, что конфиденціальныя сообщенія Герстенцвейга были главною побудительною причиной, наконецъ, выраженнаго мною согласія. Я очень хорошо понималъ, что мнѣ будетъ еще труднѣе отказываться отъ должности директора провіантскаго департамента военнаго министерства, а должность эта казалось мнѣ гораздо труднѣе и неблагодарнѣе—губернаторской.

Черезъ три дня послѣ посѣщенія мной С. С. Ланскаго для изъявленія ему согласія принять предложенную мнѣ должность, высочайшимъ приказомъ 19-го января 1861 года я былъ назначенъ курскимъ военнымъ губернаторомъ, управляющимъ и гражданскою частью.

На другой же день я представлялся государю, по случаю новаго назначенія, и былъ удивленъ тѣмъ, что государь въ самыхъ милостивыхъ выраженіяхъ благодарилъ меня за принятіе мною должности губернатора.

Въ то время въ одномъ домѣ со мной жилъ сенаторъ, бывшій въ трехъ губерніяхъ гражданскимъ губернаторомъ (а именно въ Калужской, Черниговской и наконецъ Петербургской), Н. М. С., старый мнѣ знакомый по клубу. Онъ мнѣ предложилъ свои услуги, чтобы меня снабдить практическими указаніями чего избѣгать, на что настаивать, зачѣмъ особенно слѣдить, кому дѣлать визиты, кому послать карточки и т. п. Я только слушалъ и просилъ позволенія записать особенно важныя указанія. Эту записку я держалъ у себя въ Курскѣ на [183]письменномъ столѣ и всякій разъ, какъ моя собственная практика указывала на полнѣйшую несостоятельность мнѣній Николая Михайловича, я, противъ отмѣтки, сдѣланной въ Петербургѣ со словъ Н. М., писалъ: «—ъ>; когда я приводилъ въ порядокъ бумаги предъ отъѣздомъ изъ Курска, въ концѣ 1863 года, эта бумага попалась мнѣ на глаза; на ней противъ 26 пунктовъ сочиненія Н. М. было 23 раза написано: «—ъ».


Любопытное это было время—когда всѣ знали, что государь остается непоколебимымъ и твердо рѣшился во чтобы ни стало, исполнить послѣднюю волю своего отца, и осуществить реформу, которой желали императоры Александръ I и Николай, но не могли или не успѣли привести въ исполненіе.

Здѣсь я могу привести записанныя мною слова императрицы Александры Ѳедоровны, сказанныя мнѣ въ августѣ или сентябрѣ 1860 года, когда я къ ней являлся послѣ производства въ генералъ-майоры. Надо сказать, что вдовствовавшая государыня Александра Ѳедоровна принадлежала въ числу невѣрующихъ въ возможность упраздненія крѣпостной зависимости крестьянъ.

— «Si feu mon mari, qui a toujours si ardemment desiré la libération des paysans, n’est pas parvenu a réaliser ses desirs,—comment cela pourrait-il réussir à mon fils?» (Если покойному мужу моему, такъ горячо желавшему освобожденія крестьянъ, не удалось осуществить своего желанія,—какимъ-же образомъ можетъ это удасться моему сыну?).

Большинство русской публики не раздѣляло этого мнѣнія императрицы; всѣ знали, что реформа неминуема; крѣпостники были взбѣшены, тѣмъ болѣе, что самое обыкновенное приличіе не позволяло явно выказывать неудовольствіе; но въ тѣсныхъ кружкахъ между собой они не стѣснялись и съ запальчивостью, даже въ непринятыхъ выраженіяхъ, относились къ дѣйствіямъ правительства, къ намѣреніямъ и высказанной волѣ государя.

Значительные помѣщики высшаго круга, лучше воспитанные, не управлявшіе никогда сами своими вотчинами и даже мало вникавшіе въ настоящую суть вопроса, считали долгомъ (конечно, нѣкоторые) кричать противъ нарушенія права собственности и не признавали ни справедливости, ни возможности «земельнаго надѣла». [184]

Нѣкоторые шли далѣе и доказывали, что если государь хочетъ освободить крестьянъ на счетъ дворянъ, то справедливость требуетъ, чтобы и дворянамъ были гарантированы особенныя права конституціею, парламентомъ, т. е. народнымъ представительствомъ съ палатою господъ. Составленныя нѣкоторыми изъ помѣщиковъ beau-mond’а записки въ этомъ духѣ секретно передавались изъ рукъ въ руки, причемъ можно было наслушаться невѣроятныхъ, въ высшей степени не практичныхъ и не своевременныхъ требованій и сужденій.

За два дня до опубликованія достопамятнаго манифеста 19-го февраля 1861 года, меня о томъ предупредилъ графъ Петръ Андреевичъ Шуваловъ.

Примѣчанія[править]

  1. Николай Петровичъ Бибиковъ, бывшій шесть лѣтъ губернаторомъ въ Симбирскѣ и въ то время дослуживавшій 5-й годъ въ Курскѣ.
    В. Д.
  2. Всѣ упоминаемыя здѣсь лица—покойныя.
  3. Кромѣ покойнаго А. Д. Герстенцвейга, который давалъ понять, что меня имѣютъ въ виду для одного изъ хозяйственныхъ департаментовъ военнаго министерства.
    В. Д.