Перейти к содержанию

Записки о Московии (Герберштейн; Анонимов)/1866 (ДО)/О Литве

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[157]
О ЛИТВѢ.

Литва весьма близка къ Московіи. Я говорю теперь не объ одной только области, но и о странахъ, къ ней прилежащихъ, которыя разумѣются подъ общимъ именемъ Литвы. Она тянется длинною полосою отъ города Черкасъ, который стоитъ на Борисѳенѣ, до самой Ливоніи. Черкасы (Circassi), живущіе по Борисовну, суть русскіе и отличаются отъ тѣхъ черкасовъ, которые, какъ я сказалъ выше, живутъ въ горахъ у Понта. Въ наше время ими начальствовалъ Евстафіи Дашковичъ (который, какъ выше сказано, ходилъ въ Московію вмѣстѣ съ царемъ Махметъ-Гиреемъ), человѣкъ весьма искусный въ военномъ дѣлѣ и необыкновенно хитрый. Хотя онъ часто вступалъ въ сношенія съ татарами, однако очень часто и билъ ихъ; даже и самаго московскаго князя, у котораго онъ былъ нѣкогда плѣнникомъ, часто приводилъ онъ въ большую опасность. Въ тотъ годъ, когда мы были въ Московіи, онъ разбилъ московитовъ посредствомъ удивительной хитрости. Это дѣло кажется мнѣ достойнымъ, чтобы разсказать о немъ здѣсь. Нѣсколькихъ татаръ, переряженныхъ въ литовское платье, онъ послалъ въ Московію, полагая, что московиты безъ всякого страха нападутъ на нихъ, принявъ ихъ за литовцевъ; самъ же [158]расположилъ въ удобномъ мѣстѣ засаду и дожидался тѣхъ московитовъ, которые станутъ мстить за этотъ набѣгъ. Татары, опустошивъ часть сѣверской области, пошли по направленію къ Литвѣ. Узнавъ, что они держатъ путь въ Литву, московиты полагали вслѣдствіе этой перемѣны пути, что это литовцы, и желая отмстить, нагрянули на Литву. Опустошивъ ее, они возвращались съ добычею, были окружены Евстафіемъ изъ его засады и всѣ до одного побиты. Узнавъ объ этомъ, московскій князь отправилъ пословъ къ польскому королю жаловаться на нанесенную ему обиду. Король отвѣчалъ, что его подданные не наносили обиды, а только мстили. Такимъ образомъ московскій князь, двукратно обманутый, принужденъ былъ снести уронъ и безчестье.

Ниже черкасовъ нѣтъ никакихъ христіанскихъ поселеній. У устья Борисѳена крѣпость и городъ Очаковъ, въ 50 миляхъ отъ Черкасъ; не такъ давно имъ владѣлъ царь таврическій, отнявъ его у польскаго короля. Теперь владѣетъ имъ турецкій султанъ. Отъ Очакова до Альбы, лежащей около устьевъ Днѣстра и въ древноети называвшейся Монкастро, 14 миль разстоянія, отъ Очакова до Перекопа — 14 миль. Отъ Черкасъ около Борисѳена до Перекопа — 40 миль. Вверхъ по Борисѳену, въ 7 миляхъ отъ Черкасъ, находится городъ Каневъ (Cainovu); въ 18 миляхъ отъ него Кіевъ, древняя столица Руссіи. Самыя развалины города и памятники, отъ которыхъ можно видѣть обломки, доказываютъ, что онъ былъ великолѣпнымъ и истинно царскимъ городомъ. И теперь еще на сосѣднихъ горахъ видны слѣды церквей и опустѣвшихъ монастырей; кромѣ того много пещеръ, въ которыхъ видны весьма древнія гробницы и въ нихъ еще не истлѣвшія тѣла. Отъ людей, достойныхъ вѣры, слышалъ я, что дѣвочки тамъ рѣдко сохраняютъ невинность послѣ седьмаго года. Я слышалъ различныя объясненія этого факта, но ни одно не удовлетворило меня. Купцамъ позволено пользоваться ими, по никакъ не увозить ихъ. Ибо если кто будетъ пойманъ въ увозѣ дѣвицы, тотъ лишается и жизни и имущества, если только не будетъ спасенъ милостью князя. Также есть тамъ законъ, по которому имущество умершихъ здѣсь иностранныхъ купцовъ отходить или королю, или его намѣстнику, что соблюдается также у татаръ и турокъ въ отношеніи умершихъ у нихъ кіевлянъ. У Кіева есть одинъ холмъ, черезъ который купцы [159]должны проѣзжать нѣсколько трудною дорогою: если при въѣздѣ на него сломается какая нибудь часть повозки, то вещи, которыя были везены въ повозкѣ, поступаютъ въ казну. Все это мнѣ разсказывалъ господинъ Альбертъ Гастоль, палатинъ виленскій и намѣстникъ короля въ Литвѣ. Вверхъ по Борисѳену, въ 30 миляхъ отъ Кіева находится Мозырь (Mosier) на рѣкѣ Припети (Prepetz), которая впадаетъ въ Борисѳенъ 12 милями выше Кіева. Рѣка Туръ (Thur), обильная рыбою, впадаетъ въ Припеть. Отъ Мозыря до Бобруйска (Bobrauzko) 30 миль. Оттуда, вверхъ по теченію, 25 миль до Могилева, отъ котораго въ 6 миляхъ стоитъ Орша. Изъ исчисленныхъ уже городовъ по Борисѳену тѣ, которые стоятъ на правомъ берегу, подвластны королю польскому, на лѣвомъ же берегу стоящіе — московскому князю, кромѣ Дубровны и Мстиславля, которые принадлежатъ Литвѣ. Переправившись при Оршѣ черезъ Борисѳенъ и проѣхавъ четыре мили, пріѣзжаешь въ Дубровну, а оттуда въ двадцати миляхъ Смоленскъ (Smolenzko). Изъ Орши намъ лежалъ путь въ Смоленскъ, а оттуда въ Москву.

Городъ Борисовъ (Borisovuo) стоитъ въ 22 миляхъ на западъ отъ Орши, черезъ него протекаетъ рѣка Березина, которая впадаетъ въ Борисѳенъ ниже Бобруйска. Березина же, какъ я сужу по глазомѣру, нѣсколько шире Борисѳена при Смоленскѣ. Я увѣренъ, что эту Березину древніе считали Борисѳеномъ, на что, кажется, указываетъ самый звукъ слова; ибо если посмотримъ на описаніе Птолемея, то оно болѣе подходитъ къ истокамъ Березины, чѣмъ къ истокамъ Борисѳена, который называется Днѣпромъ.

Какихъ князей имѣла Литва, и когда приняла она христіанство, — достаточно было сказано въ началѣ. Этотъ народъ находился въ цвѣтущемъ состоянія до самыхъ временъ Витолда. Если съ какой либо стороны угрожаетъ имъ война, и они должны оборонять свое достояніе отъ насилія непріятелей; то они являются на призывъ въ великолѣпномъ убранствѣ болѣе съ цѣлью похвастать, чѣмъ для войны; но скоро послѣ набора они и расходятся. Если кто и остается, то идетъ въ походъ какъ бы по принужденію, съ небольшимъ количествомъ лошадей и одеждъ, отославъ домой все лучшее, съ чѣмъ явился для записыванія. Впрочемъ, магнаты, которые обязаны посылать на войну извѣстное число воиновъ на свой [160]счетъ, откупаются, давая деньги вождю, и остаются дома, — и это вовсе не считается безчестнымъ, ибо начальники ополченія и вожди публично объявляютъ на сеймахъ и въ лагерѣ, что если кто хочетъ заплатить, тотъ можетъ быть уволенъ отъ службы и возвратиться домой. У нихъ такая свобода дѣлать все, что угодно, — что они не пользуются, а злоупотребляютъ своею безграничною вольностью; они владѣютъ незаложенными имѣньями короля, такъ что король, пріѣзжая въ Литву, не можетъ жить тамъ на собственные доходы безъ помощи провинціальныхъ жителей. Національная одежда продолговата. Они носятъ татарскій лукъ, и копье и щитъ, какъ у венгровъ; для ѣзды употребляютъ хорошихъ лошадей, выложенныхъ, безъ желѣзныхъ подковъ, и легко взнуздываютъ ихъ.

Вильна — столица этого народа; это обширный городъ, расположенный между холмами, при сліяніи рѣкъ Виліи (Vuelia) и Вильны. Рѣка Вилія нѣсколькими милями ниже Вильны впадаетъ въ Крононъ. Крононъ же протекаетъ черезъ городъ Гродно, имя котораго довольно схоже съ названіемъ рѣки. Пруссы (Prutheni), нѣкогда подвластные тевтонскому ордену (нынѣ они состоятъ въ наслѣдственномъ владѣніи маркграфа бранденбургскаго Альберта, съ тѣхъ поръ, какъ онъ сложилъ съ себя крестъ и орденскіе обѣты и подчинился королю польскому) отдѣляются отъ самогитовъ Кронономъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ впадаетъ въ Германское море: тамъ стоитъ городъ Мемель (Mumel). Ибо германцы называютъ Крононъ Мемелемъ, а на туземномъ языкѣ онъ называется Нѣманомъ (Nemen). Вильна окружена нынѣ стѣною. Въ ней строятся многіе храмы и каменныя зданія, и находится епископская каѳедра, которую тогда занималъ Іоаннъ, побочный сынъ короля Сигизмунда, мужъ, исполненный необыкновеннаго человѣколюбія; онъ милостиво принималъ насъ на обратномъ пути. Кромѣ того находится здѣсь приходская церковь и нѣсколько монастырей; въ особенности отличается обитель францискановъ, постройка которой обошлась весьма дорого. Однако въ Вильнѣ гораздо больше русскихъ храмовъ, чѣмъ церквей римскаго исповѣданія. Въ княжествѣ литовскомъ три епископства, подвѣдомственныя Риму, именно виленское, самогитское и кіевское; русскія же епископства въ королевствѣ польскомъ и въ Литвѣ съ входящими въ ихъ составъ княжествами суть: виленское [161](ныньче архіепископство), полоцкое, Владимірское, луцкое, пинское, холмское (Chomensis) и перемышльское (Praemissiensis). Литовцы производятъ торговлю медомъ, воскомъ, золою, — всего этого у нихъ въ изобиліи; эти продукты, въ большомъ количествѣ вывозятся отъ нихъ въ Данцигъ (Gedanum), а оттуда въ Голландію. Литва доставляетъ также въ обиліи смолу и строевой лѣсъ, также хлѣбъ. Она нуждается въ соли, которую покупаетъ изъ Британіи. Въ то время, когда Христіернъ былъ свергнутъ съ датскаго престола, и море было не безопасно отъ пиратовъ, соль привозилась не изъ Британіи, а изъ Руссіи; литовцы и теперь пользуются русскою солью. Въ наше время два мужа между литовцами въ особенности были знамениты воинскою славою: Константинъ, князь Острожскій, и князь Михаилъ Глинскій. Константинъ очень часто разбивалъ татаръ: онъ не шелъ на встрѣчу толпамъ грабителей, а преслѣдовалъ ихъ обремененныхъ добычею. Когда они, на возвратномъ пути, доходили до того мѣста, гдѣ уже считали себя вполнѣ безопасными и полагали возможнымъ отдохнуть и успокоиться (это мѣсто было ему извѣстно), тогда онъ рѣшался на нападеніе и приказывалъ своимъ, чтобы они приготовляли себѣ пищу, ибо на слѣдующую ночь имъ будетъ запрещено разводить огонь. На слѣдующій день татары, продолжая путь и не видя ни пламени, ни дыма, полагали, что непріятель ушелъ или разсѣялся, и потому распускали лошадей на пастбища, закалывали животныхъ, ѣли и предавались сну. Тогда Константинъ нападалъ на нихъ на разсвѣтѣ и наносилъ имъ огромное пораженіе. Что же касается до князя Михаила Глинскаго, то онъ, еще юношею прибывъ въ Германію, отличился у Альберта, герцога саксонскаго, который въ то время велъ войну въ Фрисландіи, и, пройдя всѣ степени военной службы, снискалъ себѣ большую извѣстность. Воспитанный въ обычаяхъ германцевъ, у которыхъ выросъ, онъ возвратился въ отечество и былъ въ большой силѣ и занималъ высокое мѣсто у короля Александра, такъ что король всѣ трудныя дѣла рѣшалъ по его мыслямъ. Случилось, что онъ поссорился за короля съ Іоанномъ Заверзинскимъ (Savuersinski), трокскимъ воеводой; но тогда они помирились, и при жизни короля все между ними было спокойно. Однако у Іоанна оставалась затаенная въ глубинѣ души ненависть, ибо изъ за Глинскаго онъ былъ лишенъ воеводства. По смерти короля завистники оклеветали Глинскаго [162]и его приверженцевъ и друзей передъ наслѣдникомъ Александра, королемъ Сигизмундомъ, въ желаніи присвоить себѣ власть и называли его измѣнникомъ отечеству. Не стерпѣвъ этой обиды, князь Михаилъ часто жаловался королю и просилъ его, чтобы дѣло его и Заверзинскаго было разобрано общимъ судомъ, говоря, что только этимъ можетъ онъ оправдаться въ преступленіи. Но король не соизволялъ на его просьбы. Тогда онъ отправился въ Венгрію, къ брату короля, Владиславу, и выпросилъ у него грамоту и пословъ, которые убѣждали короля разсмотрѣть его дѣло. Испробовавъ всѣ средства и не добившись разбора своего дѣла, Михаилъ пришелъ въ негодованіе и сказалъ королю, что онъ рѣшится на такой поступокъ, который заставитъ когда нибудь раскаяться ихъ обоихъ. Разгнѣванный уѣхалъ онъ домой и послалъ съ письмомъ и порученіями къ московскому князю одного изъ преданныхъ себѣ людей. Онъ писалъ, что хочетъ передаться князю съ крѣпостями, которыми владѣетъ въ Литвѣ, и съ тѣми, которыя сдадутся ему или будутъ взяты силою, если князь обѣщаетъ ему безопасность и свободу у себя, подтвердивъ это грамотою и клятвою, и если это доставитъ ему выгоды и почетъ у князя. Московскій государь былъ чрезвычайно обрадованъ этою вѣстью, ибо зналъ его храбрость и искусство; онъ принялъ Михаила къ себѣ, обѣщаясь исполнить все, чего онъ требовалъ, и далъ желаемую имъ грамоту съ присоединеніемъ клятвы. Окончивъ дѣло съ московскимъ государемъ сообразно своимъ желаніямъ, и пылая жаждой мести, Михаилъ стремительно напалъ на Іоанна Заверзинскаго, который былъ въ то время на своей дачѣ (villa) около Гродно (на ней я послѣ ночевалъ одинъ разъ). Расположивъ караулы вокругъ жилища, чтобы тотъ не могъ убѣжать, онъ послалъ во внутренность дома убійцу, одного магометанина, который засталъ Заверзинскаго спящимъ въ кровати и отсѣкъ ему голову. Послѣ этого Михаилъ отправился съ войскомъ къ крѣпости Минску и пытался взять ее или принудить къ сдачѣ. Обманутый въ надеждѣ завладѣть Минскомъ, онъ напалъ потомъ на другія крѣпости и города. Между тѣмъ, узнавъ о приближеніи королевскихъ войскъ и видя неравенство силъ, онъ оставилъ осаду крѣпостей и удалился въ Москву, гдѣ князь принялъ его съ почетомъ, ибо зналъ, что въ Литвѣ нѣтъ ни одного человѣка, который могъ бы сравняться съ нимъ. Вслѣдствіе того, онъ возъимѣлъ надежду съ [163]помощію его совѣтовъ и искусства овладѣть всею Литвою, въ чемъ и не совсѣмъ обманулся. Посовѣтовавшись съ нимъ, онъ снова осадилъ Смоленскъ, знаменитое княжество въ Литвѣ, и взялъ его болѣе искусствомъ этого мужа, чѣмъ собственными силами. Ибо одинъ Михаилъ своимъ присутствіемъ отнялъ у гарнизона надежду отстоять городъ и склонилъ его къ сдачѣ и страхомъ и обѣщаніями. Михаилъ дѣлалъ это тѣмъ смѣлѣе и тѣмъ съ большимъ усердіемъ, что Василіи обѣщалъ навсегда уступить ему крѣпость съ прилежащею къ ней областью, если онъ сможетъ овладѣть Смоленскомъ какимъ бы то ни было способомъ. Однако онъ не исполнилъ этого обѣщанія и только манилъ Михаила пустою надеждой, когда тотъ напоминалъ ему объ уговорѣ. Михаилъ былъ сильно оскорбленъ этимъ: въ сердцѣ его еще не истребилась память о королѣ Сигизмундѣ, милость котораго онъ надѣялся легко снискать съ помощью друзей, бывшихъ у него при королевскомъ дворѣ, — и онъ послалъ къ королю одного вѣрнаго человѣка, обѣщая возвратиться, если онъ проститъ его тяжкую вину. Это посланіе было пріятно королю, и онъ немедленно приказалъ дать посланцу охранную грамоту, которой тотъ просилъ. Но Михаилъ, не совершенно довѣряя королевской грамотѣ, требовалъ, для бо̀льшей безопасности, подобныхъ же грамотъ отъ Георгія Писбека и Іоанна фонъ Рехенберга, германскихъ рыцарей, которые, — онъ зналъ, — были совѣтниками короля и пользовались такимъ вліяніемъ, что могли принудить Сигизмунда къ исполненію обѣщанія даже противъ его воли. Но когда его посланецъ попался въ руки московской стражи, то дѣло открылось и немедленно было доведено до свѣдѣнія князя, который приказалъ схватить Михаила. Въ это время одинъ молодой польскій дворянинъ, изъ дома Трепковъ, былъ посланъ въ Московію къ Михаилу отъ короля Сигизмунда. Чтобы успѣшнѣе выполнить порученіе короля, онъ притворился бѣглецомъ. Его судьба была не лучше Михайловой: онъ былъ схваченъ московитами и назвалъ себя перебѣжчикомъ, но ему не повѣрили; однако онъ такъ хорошо сохранилъ ввѣренную ему тайну, что не открылъ ея даже въ мукахъ пытки. Когда Михаилъ былъ взятъ и приведенъ въ Смоленскъ предъ лице князя, то послѣдній сказалъ ему: «Вѣроломный, я накажу тебя по твоимъ заслугамъ». На что̀ тотъ отвѣчалъ: «Я не признаю за собой вѣроломства, которымъ ты меня упрекаешь; ибо если бы ты [164]быль вѣренъ своимъ обѣщаніямъ относительно меня, то имѣлъ бы во мнѣ самого вѣрнаго слугу во всемъ. Но когда я увидѣлъ, что ты ни во что ставишь свои слова и сверхъ того играешь мною, то мнѣ стало очень тяжело не получить того, въ чемъ полагался на тебя. Смерть я всегда презиралъ, и охотно подвергнусь ей хоть бы для того только, чтобы не видѣть болѣе твоего лица, тираннъ!» Потомъ, по приказанію князя, въ Вязьмѣ онъ былъ выведенъ предъ многочисленнымъ собраніемъ народа; тамъ главный воевода, бросивъ передъ нимъ цѣпи, въ которыя слѣдовало его заковать, сказалъ: «Михаилъ! какъ тебѣ извѣстно, государь оказывалъ тебѣ величайшія милости, пока ты служилъ вѣрно. Послѣ же того, какъ ты захотѣлъ усилиться измѣною, онъ по твоимъ заслугамъ жалуетъ тебѣ вотъ это», — и съ этими словами воевода велѣлъ надѣть на него цѣпи. Пока его оковывали въ глазахъ толпы, онъ обратился къ народу съ такою рѣчью: «Чтобы не разсѣялся между вами ложный слухъ о причинѣ моего заключенія, я открою въ немногихъ словахъ, что я сдѣлалъ и почему взятъ; поймите на моемъ примѣрѣ, какой у васъ государь, и чего каждый изъ васъ долженъ или можетъ надѣяться отъ него». Послѣ такого начала, онъ сталъ разсказывать о причинѣ своего пріѣзда въ Московію и о томъ, что князь обѣщалъ ему грамотою съ присоединеніемъ клятвы, и какъ онъ ничего изъ этихъ обѣщаній не исполнилъ. «Обманувшись», говорилъ онъ, «въ своихъ надеждахъ на князя, я хотѣлъ снова возвратиться въ отечество и за это былъ схваченъ; незаслуженно подвергаюсь я этой обидѣ, но не боюсь смерти, будучи увѣренъ, что всѣмъ равно надлежитъ умереть но общему закону природы». Онъ былъ крѣпкаго тѣлосложенія и изворотливаго ума, умѣлъ дать хорошій совѣтъ былъ равно способенъ къ серьезнымъ дѣламъ и къ шуткамъ и во всякое время былъ, какъ говорится, пріятный человѣкъ. Этими душевными качествами онъ вездѣ пріобрѣталъ себѣ расположеніе и вліяніе, въ особенности же у германцевъ, у которыхъ получилъ воспитаніе. Онъ нанесъ знаменитое пораженіе татарамъ въ правленіе короля Александра; со смерти Витолда литовцы никогда не одерживали надъ татарами столь блистательной побѣды. Германцы называли его по-богемски паномъ (Pan) Михаиломъ. Онъ, какъ русскій человѣкъ, сначала слѣдовалъ греческому исповѣданію, потомъ перешелъ въ католичество, а въ заключеніе снова принялъ русскій законъ, чтобы этимъ [165]умилостивить и смягчить гнѣвъ и негодованіе князя. Въ нашу бытность въ Москвѣ многіе весьма знатные мужи, въ особенности же супруга князя, которая была ему племянницей, ходатайствовали передъ княземъ объ его освобожденіи. За него также вступался цесарь Максимиліанъ, который въ первое мое посольство далъ отъ себя особенную на этотъ счетъ грамоту къ князю. Однако это не произвело никакого дѣйствія, и мнѣ даже не былъ открытъ доступъ къ нему, даже не позволили видѣться съ нимъ. Въ другое же мое посольство, когда зашла рѣчь объ его освобожденіи, московиты часто меня спрашивали, зналъ ли я этого человѣка? Я отвѣчалъ имъ, что только слышалъ когда-то его имя, полагая, что такой отвѣтъ будетъ ему полезенъ. И Михаилъ былъ тогда освобожденъ и выпушенъ изъ темницы. Женясь на его племянницѣ еще при жизни первой супруги, князь возлагалъ на него великія надежды, будучи увѣренъ, что Михайлова доблесть обезопаситъ престолъ его сыновьямъ отъ притязаній его братьевъ, и наконецъ въ своемъ завѣщаніи назначилъ его опекуномъ своихъ сыновей. Потомъ, по смерти Василія, онъ былъ обвиненъ вдовствующею княгинею, въ измѣнѣ, потому что часто укорялъ ее въ распутствѣ, и умеръ, несчастный, въ заключеніи. Говорятъ, что вскорѣ послѣ этого, она сама за свою жестокость была отравлена, а соблазнитель ея, Овчина, разтерзанъ и разсѣченъ на части.

Волынь изъ всѣхъ княжествъ Литвы населена самымъ воинственнымъ народомъ.

Литва очень лѣсиста. Въ ней находятся огромныя болота и много рѣкъ, изъ которыхъ однѣ, какъ Бугъ (Bog), Припеть, Туръ и Березина, текутъ на востокъ и впадаютъ въ Борисѳенъ, — другія же, какъ Бугъ (Boh), Крононъ и Наревъ, текутъ на сѣверъ. Климатъ суровый; животныя всѣхъ породъ малорослы. Страна изобилуетъ хлѣбомъ, но жатва рѣдко достигаетъ зрѣлости. Народъ бѣденъ и угнетенъ тяжкимъ рабствомъ, ибо всякій, у кого въ распоряженіи толпа слугъ, можетъ войти въ домъ поселянина, безнаказанно дѣлать что угодно, похищать и истреблять вещи, необходимыя въ домашнемъ обиходѣ, и даже жестоко бить самого крестьянина. Съ пустыми руками крестьянъ не пустятъ къ ихъ господину ни за какимъ дѣломъ; если даже они и будутъ допущены, то ихъ все таки отошлютъ къ управителямъ (ad Officiales et Praefectos), которые безъ подарковъ ничего добраго не сдѣлаютъ. Это [166]относится не только къ людямъ низшаго класса, но и къ благороднымъ, когда они желаютъ получить что нибудь отъ вельможъ. Я слышалъ отъ одного первостепеннаго чиновника при молодомъ королѣ такое выраженіе: «Въ Литвѣ всякое слово стоитъ золота». Королю они платятъ ежегодную подать на защищеніе границъ государства; господамъ обязаны работать шесть дней въ недѣлю, кромѣ оброка; наконецъ, въ случаѣ свадьбы или похоронъ жены, также при рожденіи или смерти дѣтей, они должны платить извѣстную сумму денегъ приходскимъ священникамъ (это дѣлается во время исповѣди). Со временъ Витолда до самыхъ нашихъ дней ихъ держатъ въ столь жестокомъ рабствѣ, что если напр. кого приговорятъ къ смерти, то, по приказанію господина, онъ долженъ самъ исполнить приговоръ надъ собою и повѣсить себя собственными руками; а если онъ заупрямится, то его жестоко высѣкутъ, истерзаютъ самымъ безчеловѣчнымъ образомъ и все таки повѣсятъ. Вслѣдствіе такой строгости бываетъ и такъ: судья или назначенный на этотъ случай начальникъ погрозить замѣшкавшемуся рабу, или только скажетъ: «Торопись, господинъ гнѣвается», — и онъ, несчастный, страшась жестокаго тѣлеснаго наказанія, поканчиваетъ свою жизнь петлей.