ЗА ШИЛЛЕРА[править]
(По поводу статьи тов. Фадеева «Долой Шиллера»)[править]
Ни для кого так не обязательно желание узурпировать мир, как для художника.
Это естественно оттого, что всякая творческая личность состоит из исконного (первоначального) своего ведения мира и утверждения (т.-е. памяти и отбора).
В порядке этих свойств и оказывается, в конце концов, претензия вытеснить все, оказавшееся ненужным творческой личности, не только у себя, но и у других (больше всего из опасения, чтобы вытесненное не оказалось оружием в руках остальных).
Все это приходится оказать по поводу выступления писателя Фадеева" — ср лозунгом «Долой Шиллера».
Все эти мотивировки, выставленные им в статье (и стремящиеся быть на уровне времени), набраны наспех, как и полагается тому, кто бросается в сражение по первому кличу.
Я хочу этим сказать, что достоинство неосновательного выступления Фадеева заключается в способности свеже-художественно ощутить назревающий в искусстве кризис и — одному из первых и подать об этом голос.
Что статья Фадеева дельна, несмотря; на всю неосновательность мотивировок, — в этом я не только не сомневаюсь, но, именно, хочу, перехватив инерцию, данную ею, довести до тою места, где она должна, по-моему, действовать.
Задача этой статьи подсознательно лежала в том правильном ощущении художника, по которому наше ответственное время должно бояться всего, что отдавало бы фразой: и все остальные придирки к Шиллеру и романтике и все ссылки и цитаты набраны наспех из арсенала материалистического мышления последнего века — только потому, что Фадееву как взволнованному художнику, ждать резерва не приходилось.
Он честно вступил в бой но первым выстрелам «на китайской границе».
В чем же та правильность ощущения, которую я берусь защитить у Фадеева, заранее уверенный в полном его разгроме, по всей линии его формальных аргументов?
В том что его не вез основания беспокоит возможность условных форм в дальнейшем развитии нашей литературы.
Он сразу же стремительно подкладывает мину под них, подкладывая мину но по адресу (под Шиллера).
Надобно страшно уменьшить Шиллера, чтобы отнести его к разряду бутафоров (да еще ссылаясь на частный разговор Маркса о том, чтобы «подшекспирить» Лассаля).
Прекрасным образцом жизненности шиллеровских традиций является самый крупный художник нашего времени Владимир Маяковский.
И делал выпад против Шиллера, Фадеев больше всего (может быть совершенно неожиданно для себя) подкапывается именно под Маяковского, который в последнюю минуту литературной жизни делает как раз героический литературный поступок, в Шиллеровском (по-современному) плане, — «Баня».
Остановившись именно на явлении творчества Маяковского и приходится не согласиться с основной установкой Фадеева: — «Долой Шиллера».
Но зато наличие строгого отношения к себе, явное из статьи Фадеева, показывает, что подо льдом его мотивировок течет горячая кровь строгого к себе и ко времени художника.
Мои лозунги проще и лаконичнее Фадеевских: — «Документ или схема».
По-моему, художественное произведение нашего времени должно тяготеть к этим двум полярностям с расчетом наибольшего отталкивания в какую-нибудь одну из этих сторон. Тогда докупит возвысится на степень формулы, а схема, наоборот, на высоту документа.
Тепловатость и срединность середняческой беллетристики, хотя бы и «высоко-художественной», в старом банальном смысле слова, — вот, с чем мы должны бороться и не позволять себе снижать вещи до так называемой «беллетристики».
А. Стендаль против Шиллера не сражается. И потребность в маститых не к лицу нашему молодому, а не старому времени.
От редакции. Продолжая в этом и ближайших номерах газеты дискуссию о стиле нашей литературы, редакция имеет в виду заключить высказывания представителей различных точек зрения статьей, подводящей итоги дискуссии.