Старинная гостинница въ Кольмарѣ, куда Георгъ поступилъ помощникомъ и управителемъ къ старой, дальней родственницѣ своихъ родныхъ, была въ совершенно другомъ родѣ чѣмъ «Золотой левъ» въ Гронперѣ. Она была значительно объемистѣе, а устроена на большую ногу и имѣла претензіи считать себя на ряду съ первыми гостинницами. Въ то время, когда желѣзная дорога не была еще проведена въ Кольмаръ, служившимъ значительною почтовою станціею на столбовой дорогѣ изъ Страсбурга въ Ліонъ, тогда Hôtel de la Poste въ томъ городѣ пользовался большею славою. Теперь же, хотя городъ и выигралъ черезъ устройство желѣзной дороги, гостинница однако опустилась и была близка къ упадку. Такъ какъ въ Кольмарѣ, съ памятникомъ, сооруженнымъ городомъ, въ честь извѣстнѣйшаго его гражданина генерала Роппъ, кончаются всѣ его достопримѣчательности, то путешественниковъ, желающихъ осмотрѣть одинъ только этотъ памятникъ, слишкомъ недостаточно для того, чтобы въ честь ихъ гостинница перваго разряда могла бы содержаться всегда чисто и имѣть въ своихъ кладовыхъ роскошныя вина.
Но такъ какъ отель уже существуетъ, то дородная, неповоротливая мадамъ Фарагонъ и продолжаетъ его содержать, хотя ворчитъ и увѣряетъ, что онъ болѣе не приноситъ ей дохода ни одного су; она такъ храбро, какъ только въ силахъ, переноситъ людскую несправедливость и ей кажется, что свѣтъ все болѣе и болѣе лишается счастья и довольства и что въ немъ все болѣе и болѣе прибавляется претензій. Во время ея молодости дѣйствительно стоило еще содержать почтовый дворъ въ городѣ и когда господинъ Фарагонъ женился на ней, тогдашней наслѣдницѣ заведенія, то имѣли полное право говорить, что онъ отлично устроился.
Теперь мадамъ Фарагонъ бездѣтная вдова и нерѣдко выражаетъ желаніе отказаться отъ отеля и прекратить всѣ свои дѣла. Да и правда, стоило ли продолжать торговлю, не приносящую никакой пользы и ради того только, чтобы въ Кольмарѣ существовалъ Hotel de la Poste? Но мадамъ Фарагонъ постоянно остановливала мысль что здѣсь, какъ бы то ни было она все же находится въ своей собственности; кромѣ того тутъ были старые слуги, которымъ она не рѣшалась отказать, потому что привыкла къ нимъ, а наконецъ, съ этимъ стариннымъ зданіемъ сама того ясно не сознавая, связывали ее тысячу неразрывныхъ цѣпей. Къ тому же дѣла ея заведенія стали замѣтно улучшаться, съ тѣхъ поръ какъ Георгъ взялся за управленіе имъ. Ее уже не такъ безсовѣстно обкрадывали и жители города стали снова заглядывать въ ея гостинницу, когда узнали, что у нея можно получить бутылку прекраснаго вина и вкусный ужинъ. Съ введеніемъ же омнибуса, окончательно упрочилась надежда на прежнее ея благосостояніе.
Hotel de la Poste есть старинное, Фантастическое зданіе, тянувшееся вокругъ неправильнаго двора, за которымъ лежитъ еще другой дворъ, какъ въ томъ, такъ и въ другомъ, конюшни и сараи такъ тѣсно связаны со входами въ кухни и комнаты, что едва можно отличить какая часть зданія назначается для людей и какая для скота.
По атмосферѣ, господствующей въ нижнемъ жильѣ и къ сожалѣнію за частую также и въ верхнихъ этажахъ, невольно нужно было вывести заключеніе, что преимущество отдалось скоту. На это, весьма важное обстоятельство, нерѣдко обращали вниманіе мадамъ Фарагонъ, но эта почтенная женщина, сохранявшая, но всѣхъ почти случаяхъ, добродушное, ласковое обращеніе, не въ состояніе была равнодушно снести даже самый скромный намекъ на то, что, къ какой бы то ни было части ея дома, чувствуется непріятный запахъ или виднѣется недостатокъ въ чистоплотности. Неоднократно жаловались, что ея постели — ну да — ея постели кишатъ маленькими обитателями, но до сихъ поръ ни одинъ изъ ея слугъ не смѣетъ сознаться при ней въ справедливости подобныхъ жалобъ. Если же какой либо путешественникъ имѣетъ неосторожность дать ей замѣтить свое неудовольствіе, то мадамъ Фарагонъ корчитъ, обыкновенно, кислую гримасу и не удостоиваетъ его ни малѣйшимъ отвѣтомъ. Но едва только онъ повернулъ спину, то цѣлый потокъ рѣчей, со всевозможными эпитетами, посылается ею вслѣдъ этому несчастному путешественнику и доказываетъ слушателямъ, что старая дама не лишена энергіи. Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что мадамъ Фарагонъ твердо вѣритъ въ то, что никакой заразительный запахъ не оскверняетъ святость ея покоенъ, равно какъ и въ то, что въ постеляхъ ея дома никогда не находились какія либо другія живыя существа, кромѣ ночующихъ у нее гостей.
Не легко было Георгу Фоссъ привести въ исполненіе всѣ нововведенія, предпринятыя имъ со времени его пребыванія въ Кольмарѣ. Онъ принужденъ былъ во многомъ слѣдовать своему собственному соображенію, не испрашивая первоначально согласія мадамъ Фарагонъ и когда это доходило до ея свѣдѣнія, то между ними происходили довольно крупныя стычки. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ обращался къ ней за ея совѣтомъ и мнѣніемъ и тогда, чтобы добиться того, чего хотѣлъ, долженъ былъ запастись огромнымъ терпѣніемъ. Нѣсколько разъ онъ грозилъ ей своимъ уходомъ, тогда со многими вздохами соглашалась наконецъ мадамъ Фарагонъ на задуманное имъ дѣло. Такимъ же образомъ принудили ее выдать двѣ тысячи Франковъ для заведенія омнибуса, каковое предпріятіе первоначально шло совершенно безуспѣшно. Но когда Георгъ предложилъ измѣнить время обѣда вмѣсто двѣнадцати на часъ, что требовалось тогдашнимъ измѣнившимся образомъ жизни людей, то она свято поклялась на этотъ разъ ни за что не уступить! Въ подобныхъ случаяхъ мадамъ Фарагонъ придерживалась правилу лучше умереть, чѣмъ сдаться!
— Ну такъ никто болѣе не будетъ являться къ намъ, тогда по крайней мѣрѣ совсѣмъ не надо будетъ готовить обѣда, сказалъ Георгъ, всѣ потянутся въ «Hôtel de l’Imperatrice». Это была новая гостинница и калъ только упоминали о ней, мадамъ Фарагонъ казалось, будто ей въ сердце вонзаютъ острый кинжалъ. «Тамъ наѣдятъ они себѣ смерть», отвѣчала она, «пусть ихъ, такъ имъ и нужно, они ничего лучшаго и не заслуживаюсь». Но предположенное измѣненіе времени, все таки было заведено; въ первые три дни хозяйка не показывалась и каждый разъ руками затыкала себѣ уши, когда въ тотъ, такъ произвольно назначенный, часъ раздавался звонъ колокола.
Не смотря на эти частыя стычки, мадамъ Фарагонъ нерѣдко упрашивала Георга, чтобы онъ вступилъ съ нею въ компанію и перенялъ послѣ нея торговлю. Еслибъ онъ могъ только пожертвовать самымъ небольшимъ капиталомъ, предлагала она, — капиталомъ, который отцу его ничего не стоило бы передать въ распоряженіе сына, тогда подъ дѣла перешло бы уже теперь въ его руки, другая же половина послѣ ея смерти. Или, еслибъ онъ предпочиталъ назначить ей небольшую пенсію — самую скромную пенсію, она была бы даже согласна совсѣмъ отказаться отъ дѣла. Въ этихъ трогательныхъ моментахъ, мадамъ Фарагонъ говаривала: «что Георгъ вѣрно не пожалѣетъ для нея комнатки, гдѣ бы она могла спокойно умереть!» По Георгъ оставался всегда при своемъ, а именно что у него нѣтъ денегъ, что онъ не можетъ просить ихъ у отца и что самъ еще не рѣшился, остаться ли ему въ Кольмарѣ или перейти въ какое либо другое мѣсто.
Мадамъ Фарагонъ, крѣпко желавшая исполненія своего плана и въ тоже время мучимая любопытствомъ объ отношеніяхъ семейства Фоссъ, никакъ не могла сообразить настоящаго положенія дѣлъ въ Гронперѣ. Разными окольными путями узнала она кое что о Маріи Бромаръ, самъ же Георгъ никогда не затрогивалъ этотъ предметъ. Нѣсколько разъ она издали пробовала намекать, что не дурно бы ему жениться, но онъ всегда отвѣчалъ, что еще не думаетъ о томъ но крайней мѣрѣ въ настоящее время, Георгъ былъ серьезный молодой человѣкъ, думавшій болѣе о дѣлѣ, чѣмъ объ удовольствіяхъ и казался вовсе не расположеннымъ шутить и забавляться съ дѣвушками.
Однажды въ Кольмаръ явился Эдмундъ Грейссе, тотъ самый молодой человѣкъ, который своею неряшливостью навлекъ на себя неудовольствіе Маріи Бромарь. Онъ былъ посланъ сюда, по порученію хозяина, на счетъ одного торговаго дѣла и своею временною квартирою выбралъ гостншіую мадамъ Фарагонъ.
Эдмундъ Грейссе былъ скромный мальчикъ, безъ всякихъ претензій, едва достигши юношескаго возраста, когда Георгъ уѣхалъ изъ Гронпера.
Во все время своего отсутствія, Георгъ всего одинъ разъ встрѣтилъ знакомаго изъ родины, сообщившаго ему извѣстія и его домашнихъ. Да одинъ еще разъ, какъ мы уже сказали, мадамъ Фоссъ предприняла путешествіе въ царство мадамъ Фарагонъ, чтобы навѣсилъ Георга. Письмами размѣнивались весьма скудно: хотя марки стоили во Франціи почти также дешево, какъ и въ Англіи, но тогда еще мода на письма не очень была развита къ народѣ Эльзаса.
Молодой Грейссе обратился къ хозяйкѣ, которую теперь уже никогда нельзя было встрѣтить на верху, между гостями: ему назначили его комнату и до самаго вечера не удалось Эдмунду видѣться съ Георгомъ, который только передъ ужиномъ узналъ отъ мадамъ Фарагонъ, о пріѣздѣ земляка.
— Къ намъ пріѣхалъ кто-то изъ Гронпера, сказала она ему.
— Изъ Гронпера? Кто-жъ бы это могъ быть?
— Я все забываю его имя, но онъ мнѣ сообщилъ, что ваши родные здоровы? Завтра, съ разсвѣтомъ, поѣдетъ онъ обратно, съ закупками, сдѣланными на имя вашего дома. Теперь онъ вѣрно уже ужинаетъ.
Въ то время мадамъ Фарагонъ болѣе уже не занимала почетнаго мѣста у стола своей гостинницы. Къ несчастію, она слишкомъ пополнѣла для того, чтобы выполнить эту роль съ наслажденіемъ для себя и къ удовольствію другихъ: ей накрывался столъ въ маленькой комнаткѣ, внизу, гдѣ она вообще проводила все свое время и откуда, изъ двухъ окошечекъ, придѣланныхъ въ обоихъ дверяхъ, она могла наблюдать за всѣмъ, что происходило въ гостинницѣ.
Георгъ также не хотѣлъ присвоить себѣ первое мѣсто. Въ Кольмарѣ устроилось такъ, какъ въ большинствѣ отелей новѣйшихъ временъ, что обѣденный столъ уже болѣе не былъ table d’hote. Переднее мѣсто занялъ толстый, мрачный господинъ, съ плѣшью на головѣ, который вообразилъ, что черезъ то возвысился надъ прочими гостями и вѣроятно перешелъ бы въ Hotel de l’Imperatrice, еслибъ вздумали оспаривать у него его первенство. Георгъ на этотъ разъ подсѣлъ къ своему молодому земляку и сталъ разспрашивать его о всѣхъ новостяхъ въ Гронперѣ.
— А что подѣлываетъ Марія Бромаръ? спросилъ онъ напослѣдокъ.
— Ты вѣрно уже слышалъ о ней — да я думаю, что слышалъ, сказалъ Эдмундъ Грейссе.
— Нѣтъ, я ничего не слышалъ о ней.
— Она выходитъ замужъ.
— Марія Бромаръ выходитъ замужъ? За кого же?
Эдмундъ тотчасъ угадалъ, какъ важна была его новость и придалъ своей физіономіи весьма значительное выраженіе.
— Ахъ, Боже мой, да вѣдь это было на прошлой недѣли, когда онъ былъ у насъ.
— Да кто-же?
— Адріанъ Урмандъ, торговецъ полотнами изъ Базеля.
— И Марія выйдетъ замужъ за Адріана Урмандъ? Урмандъ еще при Георгѣ, бывалъ въ Гронперѣ, потому молодые люди были знакомы другъ съ другомъ.
— Говорятъ, что онъ очень богатъ, сказалъ Эдмундъ.
— Мнѣ всегда казалось, что онъ думаетъ только о себѣ. Не правда-ли? Отъ кого ты это узналъ?
— Увѣряю васъ, что я говорю правду, но не могу никакъ припомнить, кто мнѣ это сообщилъ. Да впрочемъ всѣ говорятъ!
— Не упоминалъ ли отецъ при тебѣ объ этомъ бракѣ?
— Нѣтъ, онъ ничего не упоминалъ объ этомъ.
— Такъ, можетъ быть, сама Марія?
— Нѣтъ, нѣтъ не она. Дѣвушки не говорятъ о такихъ пещахъ, какъ скоро они касаются до нихъ самихъ!
— Не слышалъ ли ты это отъ мадамъ Фоссъ?
— О, та ни о чемъ не разговариваетъ. Но ты можешь быть увѣренъ въ достовѣрности моей новости. Да, теперь я вспомнилъ отъ кого ее узналъ: отъ Петра Бека; ему должно быть хорошо, извѣстно, что происходитъ въ домѣ, такъ какъ онъ тамъ живетъ.
— Такъ отъ Петра Бека? Отъ кого же тотъ, въ свою очередь, могъ ее узнать?
— Развѣ эта свадьба кажется тебѣ невѣроятною? Вѣдь Марія такъ хороша! Весь свѣтъ единогласно утверждаетъ, что она самая миловидная и прелестная дѣвушка во всемъ околодкѣ. Почему же ей и не выйдти замужъ? Еслибъ я былъ богатъ, то также старался-бы выбрать себѣ самую хорошенькую жену.
Послѣ этого не упоминалось болѣе о свадьбѣ. Если дѣйствительно носился тотъ слухъ, о которомъ разсказывалъ Едмундъ, то по всей вѣроятности онъ былъ справедливъ! Почему же это было бы и не такъ! Георгъ сознавалъ, что еслибы Марія въ саломъ дѣлѣ задумала выходить за мужъ, то ни одна человѣческая душа изъ всего Гронпера не поспѣшила бы увѣдомить его объ этомъ. Но не клялась ли она ему, когда то въ вѣчной любви и вѣрности! Во все время своего пребыванія въ Кольмарѣ Георгъ крѣпко вѣрилъ въ клятву Маріи Бромаръ, хотя онъ и растился съ нею съ гнѣвомъ и досадою. Отецъ выгналъ его изъ дому, а Марія выразила, что никогда, безъ согласія дяди, не станетъ его женою; хотя она, при разлукѣ, только вскользь упомянула объ этомъ, но слово ея такъ тяжело легло на его душу, что цѣлый годъ онъ не въ состояніи былъ помириться съ нею.
Вечеромъ, когда смерклось, Георгъ вышелъ на улицу и раздумывая о полученныхъ извѣстіяхъ, бродилъ онъ по Кольмару. Новость о предстоящей свадьбѣ Маріи глубоко потрясла его, хотя онъ цѣлый годъ выдержалъ не видя ее и ничего не слыша о ней, никогда не пронося ея имени и едва сознавая, до какой степени она была необходима для счастія его жизни. Теперь же гнѣвъ и страданіе давили ему грудь, при мысли что она ему предпочла другаго. Онъ вспомнилъ, какъ клялся ей въ своей любви, обѣщаясь никогда не обращать вниманіе ни на какую другую дѣвушку и капъ она, въ свою очередь, дала ему клятву вѣчно остаться ему вѣрною — теперь же она была готова разорвать ее. Это воспоминаніе вызывало грозныя, мрачныя морщины на лбу Георга, но раскаяніе тотчасъ же прогоняло ихъ. Дѣйствительно, думалъ онъ, какъ глупо и необдуманно было съ его стороны оставить ее одну, предоставляя каждому встрѣчному увѣрять ее въ любви и своимъ краснорѣчіемъ стараться склонить ее на свою сторону и наконецъ открывая свободное поле уговорамъ его отца, старавшагося, конечно, дѣйствовать противъ сына. По истинѣ какъ онъ могъ, при такихъ обстоятельствахъ, ожидать, чтобы она сохранила ему любовь и вѣрность? Годъ □оказался ему такимъ безконечно длиннымъ, какимъ же онъ долженъ былъ показаться ей? Георгъ все ждалъ не потребуетъ ли его отецъ обратно, не напишетъ ли и не намекнетъ ли что его возвращеніе въ Гронперъ будетъ принято съ удовольствіемъ. Однако отецъ былъ также гордъ, «какъ и сынъ и не посылалъ ему ожидаемаго письма. Могло быть также и то, что отецъ, какъ старшій и болѣе разсудительный, придерживался того мнѣнія, что временное отсутствіе сына изъ Гронпера не должно было послужить ему по вредъ.
Выла уже глубокая ночь, когда Георгъ легъ отдохнуть; но рано утромъ онъ уже снова былъ на ногахъ, чтобы повидаться еще разъ съ Эдмундомъ Грейссе, передъ его отправленіемъ въ Гронперъ. Въ тѣхъ краяхъ вставали рано, поэтому возокъ, уже въ половину пятаго, стоялъ на заднемъ дворѣ гостинницы, готовый къ отъѣзду.
— Ты уже вставши, такъ рано? вскричалъ Эдмундъ.
— Что-жъ тутъ удивительнаго? Вѣдь не всякій день видишься съ землякомъ, потому я и хочу проводить тебя.
— Какъ это мило съ твоей стороны!
— Передай отъ моего имени поклоны всѣмъ домашнимъ.
— Хорошо, я съ удовольствіемъ исполню это.
— Отцу, мадамъ Фоссъ и дѣтямъ, также и Маріи.
— Ладно, ладно.
— И скажи Маріи, что ты мнѣ сообщилъ о ея замужествѣ.
— По знаю, хорошо ли будетъ съ моей стороны говорить съ нею объ этомъ?
— Ничего, вѣдь не укуситъ же она тебя! Ты можешь еще прибавить, что я скоро пріѣду въ Гронперъ, чтобы навѣстить ее и другихъ. Я пріѣду, какъ только управлюсь съ дѣлами.
— Передать ли мнѣ это отцу?
— Нѣтъ, не надо, Марія сама ужъ ому скажетъ.
— Когда же ты пріѣдешь? Какъ рады будутъ всѣ видѣть тебя.
— Погоди немного, а покуда исполни всѣ мои порученія. Войди, еще на минутку, въ кухню, тамъ приготовлено для тебя чашка кофе и буттербродъ съ ветчиной. Такого хорошаго знакомаго какъ ты нельзя же отпустить съ голоднымъ желудкомъ!
Такъ какъ Эдмундъ заплатилъ уже свой счетъ, то ласковое вниманіе молодаго хозяина весьма польстило ему и уплетая свой буттербродъ онъ неоднократно повторялъ, что въ точности выполнитъ всѣ порученія.
Равно три дня послѣ отъѣзда Эдмунда Грейссе, Георгъ сообщилъ мадамъ Фарагонъ, что намѣренъ уѣхать на короткое время.
— Куда жъ вы хотите ѣхать, Георгъ! — вскричала хозяйка, представляя собой картину самаго безнадежнаго отчаянія.
— Я поѣду въ Гронперъ, мадамъ Фарагонъ.
— Въ Гронперъ! Къ чему? Зачѣмъ? Для чего? Господи, Боже мой! Отчего же вы раньше ни слова не сказали мнѣ объ этомъ, дитя мое?
— Я вамъ сказалъ, какъ только самъ принялъ это рѣшеніе.
— Но не сію же минуту вы отправитесь?
— Нѣтъ, — въ понедѣльникъ.
— Боже мой, уже такъ скоро? Всѣ Святыя! До понедѣльника займешься немногимъ. Когда же вы думаете вернуться?
— Не могу сказать вамъ этого утвердительно, но по всей вѣроятности я не долго пробуду тамъ.
— А развѣ родные потребовали вашего возвращенія?
— Нѣтъ, по мнѣ самому хочется ихъ навѣстить. Кромѣ того, надо же принять какое либо рѣшеніе на счетъ будущаго.
— Не уходите отъ меня, Георгъ, прошу васъ, не оставьте меня, — вскричала мадамъ Фарагонъ. Все заведеніе сейчасъ же можетъ перейти къ вамъ — если вы только того пожелаете — не оставьте меня только, ради самаго неба!
Георгъ объявилъ ей, что не намѣренъ такъ внезапно ее покинуть; и въ задуманный понедѣльникъ, отправился въ Гронперъ. Онъ не слишкомъ торопливо привелъ въ исполненіе свой планъ, ибо со времени отъѣзда Эдмунда прошла уже цѣлая недѣля.