Глава III
[править]Возникновение схизмы, вызванной исключительно положением дел в самом Риме, показало, что германские императоры не всегда были виновниками церковного раскола. Богатство Пьерлеоне, их могущество и в особенности большие услуги, оказанные ими церкви, давали им полное основание надеяться, что на папский престол им удается возвести кого-нибудь из членов своего дома. Фамилия Пьерлеоне была еврейского происхождения, и это исключительное обстоятельство заставляет нас сказать несколько слов о еврейской общине в Риме.
Эта община, еще со времен Помпея разместившаяся в Транстеверине и у обоих мостов, соединяющих остров с берегом, продолжала существовать в Риме, несмотря на все пережитые им перевороты. Эта небольшая кучка людей была терпима здесь как символический образ, свидетельствовавший о ветхозаветном корне христианства. В Средние века наиболее гуманное отношение к себе евреи встречали именно в Риме. Их поколения следовали одно за другим, не смешиваясь ни с римлянами, ни с варварами. Древнеримская республика, Рим цезарей, необозримый мраморный город, вторая франкская империя, — все это пало на глазах евреев; но они, превзойдя своей несокрушимостью бронзовые статуи, устояли под ударами страшной Немезиды тысячелетий и доныне, как прежде, на тех же самых улицах возле Тибра, молятся Иегове, Богу Авраама и Моисея. Число евреев, достигшее в Риме со времени испанских гонений Филиппа II и до наших дней 5000 человек, в XII веке не превышало там нескольких сотен. Раввин Веньямин Тудельский, посетивший Рим при Александре III, насчитал здесь всего лишь 200 евреев мужского пола; но он удостоверяет, что среди его единоверцев некоторые пользовались большим влиянием, занимали должности даже при папском дворе и, будучи раввинами, выдавались своим умом; таковы были Даниил, Иегиэль Иоав, Натан, Менахем и другие евреи в Транстеверине. Выше мы видели, что еврейский цех, обычно остававшийся совсем в тени, в дни коронационных празднеств так же принимал участие в торжестве, распевал гимны, и только в одном случае мы находим указания на преследование, которому были подвергнуты евреи. Порабощенная раса боролась со своими угнетателями хитростью, талантами и силой золота, накопленного втихомолку. Лучшими врачами и самыми богатыми менялами были евреи; ютясь в жалких домах, они отдавали деньги в рост и являлись кредиторами знатных римских консулов и самих пап, когда они были в стесненных обстоятельствах.
Из этого презираемого цеха произошла фамилия сенаторов, обязанная своими успехами и могуществом ростовщичеству. Дед Петра Льва, игравшего такую выдающуюся роль в борьбе за инвеституру, был еще простым евреем из Транстеверина; он имел, однако, с папским двором денежные дела и выручал его из его финансовых затруднений; только позднее этот еврей принял крещение и получил имя Бенедикта Христиана. Его честолюбивому сыну, нареченному при крещении Львом в честь папы Льва IX, богатство и прирожденные способности скоро проложили блестящую дорогу. Через своих детей Льву удалось породниться с римскими нобилями, которые охотно брали богатых дочерей Израиля в жены своим сыновьям и отдавали собственных дочерей за крещеных еврейских сыновей. С фанатизмом, свойственным ренегатам, и из тонкого расчета Лев примкнул к Гильдебранду и к папам — сторонникам реформы. Затем сыну Льва, Petrus Leonis или Пьерлеоне, Удалось приобрести огромное политическое влияние и стать в Риме необходимым человеком. Кроме замка у театра Марцелла (этот замок, без сомнения, был построен отцом Петра Львом), Пьерлеоне имел в своих руках находившийся по соседству остров Тибра и затем еще замок св. Ангела, отданный в его распоряжение Урбаном II. Как мы знаем, этот папа умер во дворце своего кредитора и защитника. Преемники Урбана точно так же искали покровительства могущественного Пьерлеоне. Но он не пользовался расположением ни народа, ни нобилей: народ ненавидел его, как ростовщика, нобили — как выскочку, и мы видели, что этому могущественному другу Пасхалия II не удалось добиться префектуры для своего сына. Дружеские отношения к папам, блестящие семейные связи, деньги и большая власть, которыми располагали Пьерлеоне, заставили, однако, скоро позабыть о еврейском происхождении этих случайных людей, и их фамилия через очень короткое время стала славиться как одна из самых знатных, владетельных фамилий в Риме. Уже со времени Льва Пьерлеоне члены ее носили титул «консула римлян» с такой же гордостью и тем же успехом, как и самые древние патриции. Между Пьерлеоне и Франджипани происходила борьба; последние из эгоизма и ненависти к первым были гибеллинами и сторонниками императора, тогда как Пьерлеоне стояли во главе папской партии. Обе враждовавшие друг с другом фамилии имели каждая родоначальника по имени Льва и достигли могущества в одно и то же время. Позднее создалась легенда, гласившая, что и Франджипани и Пьерлеоне одинаково происходили от Анициев, а в XV веке рассказывали, будто два брата некоего Пьерлеоне Максима, так называемые графы авентинские, переселились в Германию и здесь положили основание дому Габсбургов. Даже австрийские императоры чувствовали себя польщенными, вступая в родство с Пьерлеоне, пока не выяснилось, что в таком случае им надлежит искать своих предков среди обитателей римского гетто.
Осыпанный почестями, Пьерлеоне умер 2 июня 1128 г. Надгробные памятники пап того времени погибли, а мавзолей этого еврейского Красса случайно сохранился так же хорошо, как саркофаг Цецилии Метеллы. Во дворе монастыря Св. Павла стоит большой мраморный гроб худших времен Рима, украшенный изображениями Аполлона, Марсия и муз; это и есть надгробный памятник Пьерлеоне. В надписи чисто еврейского характера, посвященной умершему, он восхваляется как человек, «равных которому не было, который обладал несметными средствами и имел много детей». Он оставил после себя многочисленное потомство, которое было так баснословно счастливо, что один из его членов занял папский престол, другой стал патрицием римлян, а одна из представительниц женской линии вышла, как утверждают, замуж за Рожера Сицилийского.
Своего сына Петра Пьерлеоне решил посвятить духовному званию. Можно ли было отказать такому кандидату в фиолетовом кардинальском одеянии? Могла ли казаться богатому сыну Пьерлеоне слишком смелой мечтой красная папская мантия? Юный Петр был послан в Париж, где он, без сомнения, слушал Абеляра и по окончании занятий посвящен в Клюни в монашеский сан, что в то время все еще являлось наилучшей рекомендацией при избрании на папский престол. Затем Пасхалий, исполняя желание отца Петра, вызвал его в Рим и назначил кардиналом — диаконом церкви Св. Косьмы и Дамиана. Далее, вместе с своим братом Петр сопровождал Геласия во Францию, вернулся оттуда с Каликстом и в декабре 1120 г. был назначен кардиналом церкви S. — Maria в том самом Транстеверине, из которого вел свое начало его род. После того Петр был легатом во Франции, где им были созываемы соборы, и в Англии, в которой его торжественно приветствовал король Генрих; свое появление в Англии Петр обставил княжеской пышностью. Сын могущественного Пьерлеоне обладал в достаточной мере и чувством собственного достоинства, и образованием, и умом; если же, будучи нунцием, он нахватал, по словам его противников, множество сокровищ, то в этом он только следовал примеру почти всех других кардиналов-легатов. Позднее яростные противники Петра осы пали его всевозможной бранью; но, несмотря на честолюбие, корыстность и чувственность, в которых, может быть, справедливо упрекали его, ему были в действительности чужды те отвратительные черты, которые ему приписывались. Во всяком случае, не подлежит сомнению то, что кардинал Пьерлеоне был самым замечательным человеком в Риме не только по своему богатству и родственным связям, но точно так же и в силу своих выдающихся способностей.
Сторонники Петра рассчитывали видеть его в папской короне; голоса его многочисленных клиентов были обеспечены его деньгами. Но в то время, как кардинал Порто Петр вел свою партию в священную коллегию, противники, руководимые канцлером Гемерихом и Иоанном, епископом гор. Кремы, и охраняемые Франджипани, внесли в избирательный лист Григория, кардинала церкви Святого Ангела. Первоначально было решено предоставить избрание восьми кардиналам, среди которых был так же и Петр. Но, как только Гонорий умер, пять кардиналов из числа выборщиков собрались тайно в церкви Св. Григория на Clivus Scauri и, чувствуя себя здесь в безопасности в виду близости замков Франджипани, провозгласили папой 14 февраля кардинала Григория под именем Иннокентия II, в чем и были поддержаны своей партией, состоявшей всего лишь из 16 младших кардиналов, нескольких граждан, Франджипани и Кореи. Такой образ действий был совершенно незаконным: избрание Григория являлось вовсе несогласным с каноническим и правилами. Поэтому противная партия несколько часов спустя поспешила в церковь Св. Марка, находившуюся по соседству с укрепленным кварталом Пьерлеони, и здесь в лице большинства кардиналов, большей части граждан и почти всех нобилей: Тебальди, Стефани, Беризо, Сант-Евстахиев и дворцовых судей, — под председательством декана кардиналов и с соблюдением всех канонических правил избрала сына Пьерлеоне и провозгласила его папой под именем Анаклета II.
Претенденты, избранные в один и тот же день, оказались в положении Иакова и Исава, оспаривающих друг у друга право первородства. Кардиналу Григорию благодаря коварству его партии удалось первому получить благословение; но Анаклету присягнул почти весь Рим с его территорией. Зрелище двух пап, спешивших по очереди занимать Св. престол, как скоро он оказывался покинутым которым-нибудь из них, не представляло ничего нового. Вскоре затем начали происходить вооруженные столкновения. Водворенный в Латеране немедленно после избрания, Иннокентий II бежал в тот же день в Палладиум, замок, принадлежавший Франджипани и находившийся на Палатине. Анаклет II, поддерживаемый своими братьями, Львом, Джордано, Роджеро и Угиччионе, и многочисленными клиентами, направился к базилике Св. Петра, вломился в нее, приказал Петру, кардиналу Порто, совершить над ним посвящение, далее взял приступом Латеран, сел в находившиеся здесь папские кресла, затем проследовал в церковь S.-Maria Maggiore и овладел ее сокровищами. В городе разыгралась междоусобная война, и в то же время тысячи рук жадно тянулись к золоту, которое сыпал на своем пути блестящий метеор Анаклет. В шумных процессиях, которыми он чествовал свое вступление на престол, мы опять встречаем у легендарного дворца Кремация членов еврейской общины и во главе их раввина с огромным свитком пятикнижия. Надо думать, что сыны Израиля никогда не приветствовали пап гимнами с таким злорадным чувством, как в этот раз.
Таким образом, Анаклету удалось овладеть Римом; вместе с тем поддержка значительного числа влиятельных кардиналов и нобилей давала Анаклету так же полное право считать себя папой. Взять, однако, Палладиум приступом он не мог; но Иннокентий скоро убедился, что золото его врага проникает и за стены этого замка. Поэтому в апреле или мае Иннокентий бежал в Транстеверин и скрылся там в замке своей фамилии. Тем временем Анаклет спокойно отпраздновал Пасху в базилике Св. Петра, отлучил от церкви своего противника, низложил враждебных кардиналов и назначил на их место новых. Затем Франджипани, которые не могли устоять против золота Пьерлеони, окончательно покинули Иннокентия, после чего его положение оказалось настолько беспомощным, что ему не оставалось ничего другого, кроме бегства. Он тайно переправился через Тибр и, подобно Геласию, бежал через Пизу и Геную во Францию. Теперь являлся вопрос, которого из претендентов признает папой христианский мир. Иннокентий так же, как и его противник, был родом из Транстеверина, но происходил из Древнего дома Папарески, был кардиналом-легатом уже при Урбане II и принимал участие в заключении Вормского мира; в пользу этого претендента говорили его ученость и истинное благочестие. Перед Анаклетом он имел то преимущество, что был избран, хотя и без соблюдения канонических правил, но все-таки первым; затем его бегство в приют католических пап было причиной тому, что в нем увидели изгнанника, а в Анаклете — узурпатора; поэтому Германия, Англия и Франция, большая часть Италии и все монашеские ордена очень скоро признали папой Иннокентия II. Помня происхождение Пьерлеоне и забывая услуги, которые были оказаны ими римской церкви, люди вдруг почувствовали к ним презрение. Между тем еврейское происхождение папы не должно было бы считаться для него позором, если бы те же люди помнили, что Петр и Павел и сам Христос были еще более евреями, чем Анаклет. Тем не менее даже благосклонное настроение Рима, которому Анаклет, без сомнения, даровал большие привилегии, могло послужить ему скорее во вред, чем в пользу. Настойчивые и отчасти лишенные достоинства письма Анаклета, которые он рассылал повсюду, чтобы добиться признания за ним папского сана, сохранились до сих пор. Уже 1 мая он написал Лотарю; король не отвечал. Не теряя, однако, надежды привлечь его на свою сторону, Анаклет отлучил от церкви его соперника Конрада; король по-прежнему не отвечал. Точно так же оставлены были королем без ответа тревожные письма кардиналов и римлян. Римляне почтительно просили утвердить их папу; но вместе с тем они так же упрекали короля, что он не отвечает Анаклету, и объявляли, что они откажут ему в императорской короне, если он не поспешит признать Анаклета папой. «Если ты, — писали римляне, — хочешь получить в свое распоряжение знаменитые fasces римских императоров, ты должен следовать законам Рима и не нарушать мира твоих граждан; ты не вызываешь в нас настолько сочувствия, чтобы мы придавали твоему коронованию большое значение; лишь узнав о расположении, которое чувствует к тебе папа, мы обращаемся к тебе и хотим достойно почтить тебя». По отношению к германскому королю, который не имел наследственных прав Салического дома и у которого к тому же еще был соперник, римляне чувствовали себя свободными; правда, они признавали за германскими императорами их традиционное право на императорскую корону, так как предоставляли последним титул «короля римлян», но ставили это право в прямую зависимость от решения римского народа, Независимая речь римлян уже была проникнута республиканским духом, который получил могущественное развитие в ломбардских городах и начинал пробуждаться в Риме.
Встречая общее молчание на свои призывы и видя себя отвергнутым, Анаклет решил искать союзника в ближайшем соседстве. Со времени Вормского конкордата в партиях, существовавших раньше, произошла удивительная перемена: король Германии и все его постоянные сторонники в Италии держали теперь в своих руках католико-французское знамя, между тем как норманны, некогда бывшие носителями этого знамени, покинули его, являясь естественными врагами имперской власти. Но, вступая в союз с герцогом апулийским, Анаклет оставался верен прежней политике пап. Монархии Рожера недоставало только установленного титула королевства, так как местными сеймами существование этого королевства уже было признано. Анаклет предложил Рожеру санкционировать его королевскую власть, поставив условием, чтобы тот, в свою очередь, признал его папой; по понятиям того времени, эта санкция признавалась необходимой, и потому Рожер воспользовался сделанным ему предложением. В сентябре Анаклетом был заключен с ним в Беневенте и Авеллино оборонительный и наступательный союз, а затем кардинал-легат поспешил в Палермо и на Рождество 1130 г. совершил помазание Рожера I как короля сицилийского, причем Роберт II Капуанский подал Рожеру корону. Таким образом, при содействии схизматического папы было создано королевство сицилийское. Это прекрасное государство просуществовало в течение 750 лет, пережив самые удивительные перемены в своей судьбе и окончив свое существование уже в наши дни так же необыкновенно, как оно было создано норманнскими героями.
Между тем Иннокентий II оставался во Франции, где его почти все признали папой. Покровителем Иннокентия явился здесь святой, приобретший всемирную славу; то был аббат клервоский Бернард. Церковь по праву могла гордиться богатством своих сил, которые она выставляла одну за другой, чтобы довершить возведение сложного иерархического здания, и Бернард, гениальный представитель церкви того времени, принадлежит к самым выдающимся ее деятелям. После того как закончился клюнийский период, монашество, ставшее с возникновением рыцарских орденов Палестины политической властью, нашло в Бернарде нового реформатора. Бернард родился в 1091 г. в Фонтене, близ Дижона, и принял монашеский сан в 1113 г. в бенедиктинском монастыре Сито или Цистерциум, основанном в 1098 г. Аскетическая суровость цистерцианцев подходила к характеру этого юноши; при его содействии был учрежден затем монастырь Клерво близ Шалона на Марне, и в 1115 г. Бернард сделался его аббатом; с той поры он прославился как чудотворец, прорицатель и проповедник самой строгой монашеской жизни. Постепенно он учредил 160 монастырей своего ордена во всех европейских странах; но, обладая живым умом, он не мог обречь себя на одинокое существование в пустыне и принял самое деятельное и влиятельное участие во всех политических и церковных делах своего времени.
Расположить в пользу Иннокентия французского короля Людовика удалось именно Бернарду; германский король, которого Иннокентий посетил в Льеже в марте 1131 г., после небольшого колебания так же склонился на его сторону. Честолюбивый и одаренный талантами государь, вероятно, не так скоро согласился бы признать Иннокентия папой, так как явившись, напротив, третейским судьей между двумя папами, он мог бы создать Св. престолу такое же положение, какое некогда было создано для монархии Григорием VII. Далее, искусный государственный муж, может быть, воспользовался бы этим случаем, чтобы вернуть себе права на инвестуру, которая при Лотаре германскими епископами была урезана еще больше, чем Вормским конкордатом. Но германский король не последовал традициям враждебного ему франконского дома и, напротив того, не желая вовсе вступать в борьбу по вопросам иерархии, обещал Иннокентию идти с ним в Рим, причем папа, в свою очередь, обещал королю титул императора. На октябрьском соборе в Реймсе Англия и Испания признали Иннокентия папой, и здесь же Анаклет был торжественно отлучен от церкви. Так как Иннокентий лично не имел никаких средств, чтобы вернуться в Рим, то французская церковь, хотя и не без ропота, наделила папу деньгами, и весной 1142 г. он уехал в Ломбардию. Здесь 10 апреля на соборе в Пьяченце почти все епископы и государи признали Иннокентия папой, и только Милан отказал ему в этом признании. Но c приближением Лотаря, выступившего из Аугсбурга и в сентябре 1132 г. спустившегося к озеру Гардо, соперник Лотаря, Конрад, принужден был покинуть Ломбардию, где, как он мог убедиться, ему очень скоро изменили. Войско Лотаря, которого сопровождали саксонские епископы и князья, было невелико. Дождавшись короля в Пьяченце, Иннокентий вместе с ним в ноябре направился по via Aemilia к Болонье. Затем папа проследовал в Пизу, примирил ее с Генуей и убедил обе республики дать ему свой флот для покорения Рима. На следующую весну Лотарь и Иннокентий, выступив из Витербо, направились через Горту и Фарфу к Риму, а пизанцы и генуэзцы овладели Чивита-Веккией и заняли все Maritima.
Уже в Витербо послы Анаклета предъявили королю требование, чтобы он предоставил решение вопроса о правильности избрания того или другого папы беспристрастному собору. Германские князья понимали, конечно, справедливость этого требования и так же те выгоды, которые обещало королю его положение как третейского судьи. Сам Лотарь должен был знать, что его предшественники из салического дома сначала призывали пап, оспаривавших друг у друга власть на собор в Сутри и уже затем отводили в Рим того из них, кого признавал папой этот собор. Но Норберт, архиепископ магдебургский, и кардиналы разрешили сомнения короля, сославшись на постановления соборов в Реймсе и Пьяченце. Мягкий по характеру Лотарь уступил их доводам и таким образом уступил случай приобрести огромную власть по отношению к церкви. Анаклету грозила немалая опасность: его единственный союзник не мог оказать ему в то время никакой помощи, так как сам находился в трудном положении вследствие удачи восстания в Апулии, где Роберт Капуанский, Райнульф Алифский и многие другие бароны взялись за оружие и примкнули к партии Иннокентия. При таких обстоятельствах гибель Анаклета, казалось, была неизбежна; его спасло, однако, отчасти то, что в Риме в его руках были почти псе укрепления и, кроме того, небольшая численность королевского войска; Лотарь явился в Италию с боевой силой, настолько незначительной, что города отнеслись к нему с усмешкой, и в Рим последовало за королем всего лишь 2000 рыцарей.
В конце апреля Лотарь стал лагерем у церкви Св. Агнессы за Номентанскими воротами. Несколько римских нобилей немедленно явились к Лотарю с изъявлением своих верноподданнических чувств; то были старые приверженцы Иннокентия и некоторые сторонники Анаклета, изменившие ему; между ними были Франджипани, префект города Теобальд и Петр Латро из дома Кореи. 30 апреля 1133 г. Лотарь беспрепятственно вступил в Рим; Иннокентий был водворена Латеране, а сам король разместился на Авентине, где со времени Оттона III никто из императоров уже больше не останавливался. Своему войску Лотарь приказал разбить палатки у церкви Св. Павла; в то же время пизанский флот поднимался вверх по Тибру. Но Иннокентий обманулся в своей надежде быстро разделаться со схизмой. Анаклет, видя себя устраненным без суда, отказался сдать замки; тогда курия Лотаря объявила его врагом империи. За Тибром, в замке св. Ангела, Анаклет мог совершенно пренебречь действиями своих врагов, не грозившими ему серьезною опасностью, и посмеяться под тем, что германский король против установившегося обычая вынужден был принять императорскую корону в Латеранском соборе. На этот раз торжественная процессия могла проследовать только от Авентина до Латерана; торжественный прием мог быть сделан лишь у лестницы Латеранской церкви, и обычная присяга должна была быть принесена у дверей этой базилики. Иннокентий короновал Лотаря и его жену Рихензу 4 июня 1133 г.; торжество было скромное, но состоялось в присутствии многих епископов и нобилей Италии. Новый император сделал несколько слабых попыток вернуть себе право на инвеституру; мирное соглашение его с церковью было, однако, скреплено договором об аллодиальных землях Матильды; Иннокентий отдал эти земли в пожизненное ленное владение Лотарю и его зятю Генриху Баварскому из дома Вельфов.
Таковы были скудные результаты похода в Рим. Роберт и Райнульф, явившись к Лотарю, тщетно просили его о помощи против Рожера, которого им только что удалось отбросить в Сицилию. Недостаток сил принудил императора вернуться на север, и по уходе германцев Иннокентий и Анаклет могли убедиться, что их положение в сущности осталось тем же самым, каким оно было раньше. Затем Рожер переправился в Апулию и стал одерживать победы; тогда Анаклет получил перевес. Иннокентий бежал из Рима уже в августе и был принят в Пизе по-прежнему гостеприимно, так как торговый город с неудовольствием смотрел на возраставшее могущество Сицилии и так же, как Генуя, относился враждебно к норманнскому королевству.
Время шло, но положение дел оставалось по-прежнему неопределенным; Рим, управлямый знатью совершенно независимо, был в большинстве на стороне Анаклета; но собор, состоявшийся в Пизе в мае 1135 г., утвердил папой Иннокентия, а затем от Анаклета отрекся даже Милан. Это мирное приобретение было делом Бернарда, его блестящим торжеством. Прием, оказанный Бернарду в Милане, является одним из самых замечательных зрелищ того времени и свидетельствует, какое огромное влияние имели тогда на людей религиозные идеи. Святой Бернард, явившийся с дипломатической миссией, был встречен населением Милана за несколько миль от города; толпа целовала Бернарду ноги, рвала его рясу и теснила его своими приветствиями. Таким образом, Иннокентию II присягнула вся Италия до Тибра, и только Рим, Кампанья и Южная Италия держали сторону Анаклета. Надеяться на победу над антипапой, который успешно боролся в Риме с Франджипани, можно было только в том случае, если бы удалось сломить могущество Рожера. Основатель сицилийского королевства подавил восстание в Апулии с энергией варвара. Роберт Капуанский принужден был бежать в Пизу и убедил республику снарядить против Рожера флот. Недолго длившаяся война не имела решающих результатов. Правда, уже в 1130 г. пизанцам удалось овладеть Амальфи, своим давним конкурентом, и окончательно разрушить этот знаменитый торговый город; тем не менее Роберту с флотом, нагруженным добычей, пришлось опять вернуться к Иннокентию. Тогда Анаклет провозгласил короля Рожера защитником церкви, патрицием римлян и, вынужденный обстоятельствами, предоставил ему вместе с тем права, угрожавшие независимости папской власти.
Что касается Иннокентия II, то он свое спасение видел только во втором походе императора в Рим, а Лотарь был настолько уступчив, что готов был служить чужим интересам. Поэтому папские легаты и с ними вместе последний герцог капуанский поспешили в Германию призвать Лотаря против общего врага, который в это время вел энергичную осаду Неаполя. Просьба папы и апулийского государя была поддержана Бернардом; он убедил Лотаря, что его долг — освободить Южную Италию от узурпатора и вернуть ее империи. Таким образом, притязания империи на Апулию и Калабрию то признавались церковью, когда ей это было выгодно, то отрицались ею, когда нужно было отрицать их. Было решено начать войну с целью уничтожения сицилийского королевства; бороться с этой страшной лигой, состоявшей из императора, папы, пизанцев, генуэзцев и апулийской династии Рожер еще не имел силы. Примирившись с Гогенштауфенами, Лотарь в сентябре перешел Альпы с большим войском. На этот раз некоторые ломбардские города почувствовали на себе силу его меча; другие, устрашенные, присягнули императору. Весной 1137 г. он прошел через Мархию вдоль моря в Апулию, между тем как его зять Генрих проследовал через Флоренцию в Витербо. Обе эти армии, осаждавшие и разрушавшие города, пролагавшие себе путь огнем и мечом, походили, как все вообще походы в Рим, на потоки лавы, которая, шумно разлившись по Италии, быстро затем остывала. Генрих Гордый, возведенный тогда в сан герцога тосканского, провел папу через Сутри в Лациум, неизменно опустошая те области, которые были на стороне Анаклета. К удивлению последнего, грозные армии, однако, миновали Рим; соперник Анаклета, возвращавшийся после 4-летнего изгнания, не мог рисковать трудностями, сопряженными с осадой Рима, и ограничился посылкой в город Бернарда в надежде на успех его проповеди; сам же он вместе с герцогом проследовал через Альбано и Лациум, изъявивший покорность, в С. Джермано и Беневент, которого достиг 23 мая. После недолгого сопротивления этот город покорился; точно так же изъявила покорность своему законному государю и Капуя; таким образом, Генрих, Иннокентий и Лотарь могли радостно протянуть друг другу руки в Бари, залитом кровью.
Тщетно Рожер предлагал мир; он был отвергнут, и Рожер уже не мог предупредить отпадения почти всех городов Апулии, так как пизанские и генуэзские суда оказывали поддержку сухопутному войску. Рожер бежал в Сицилию, и победа Лотаря в первый раз действительно подчинила имперской власти всю Южную Италию. Роберт был восстановлен в Капуе; Райнульф провозглашен герцогом апулийским; Сергий мог так же снова свободно вздохнуть в Неаполе. Тем не менее самые решительные победы германских императоров не могли давать сколько-нибудь прочных результатов, так как императоры вскоре же возвращались домой и не оставляли гарнизонов в покоренных областях; плоды таких побед обыкновенно пожинали благоразумные папы, орудием которых являлись в этих случаях императоры. Храброе германское войско неотступно требовало возвращения на родину, громко и открыто проклинало папу, виновника этой губительной войны: Лотарь оказал Иннокентию достаточно услуг и уже в Апулии и Салерно (относительно их папа заявил притязания на предоставление ему полного суверенитета) имел случаи убедиться, что ему никогда не удастся заслужить здесь признательность, что папа намерен пользоваться им только как военачальником, готовым предоставить себя в его распоряжение. Окончательному разрыву между ними помешали только опасения, которые внушал Рожер; император, однако, уже в сентябре проследовал через Монте-Касино, Чепрано, Палестрину и Тиволи в Фарфу. В Рим он не вступал; но имперская партия поднесла ему знаки патрициата еще в С. Джермано, и затем ему и папе присягнул самый могущественный государь в Лациуме, Птолемей Тускуланский, после чего он как имперский князь был утвержден в своих владениях. Затем, предоставив папу его собственной судьбе, император продолжал свой путь далее на север.
Как только Лотарь удалился, Рожер, горя мщением, снова появился в Апулии и Калабрии со своими сарацинскими воинами, производившими страшные опустошения. Капуя, Беневент, Салерно, Неаполь и многие крепости сдались, охваченные паническим ужасом. Роберт Капуанский бежал, а Сергий Неаполитанский признал себя вассалом. Мужественное и геройское сопротивление в течение некоторого времени оказал один только Райнульф; но и он, несмотря на блестящую победу, одержанную им 30 октября у Раньяно, мог удержать за собой только некоторые укрепленные города. Таким образом, славный поход императора уподобился быстро минующему урагану; купленные дорогой ценой победы не привели ни к чему, и свежие лавры, которыми благородный Лотарь был увенчан на склоне своих лет, оказались бесплодными. Почитаемый как друзьями, так и врагами за кротость, мудрость и мужество, этот император, покидая Италию, подобно многим другим своим германским предшественникам, уже нес в себе зародыш своей смерти: он умер 3 декабря 1137 г. в Тироле в альпийской хижине.
Иннокентий убедился, что Бернарду действительно удалось расположить Рим в его пользу, и хотя Анаклет по-прежнему держал базилику Св. Петра и замок св. Ангела в своих руках, но его партия распалась. Только один Рожер не хотел признавать Иннокентия II. Этот умный государь занял то положение, которое отклонил от себя Лотарь: чтобы извлечь возможную выгоду из схизмы, Рожер продолжал поддерживать ее и объявил себя судьей между папами. Он терпеливо выслушивал в Салерно увещания Бернарда и, предоставив кардиналам обеих партии целыми днями вести между собою горячие диспуты, сам не спешил со своим решением. Тем временем смерть Анаклета вывела Иннокентия из затруднения. Сын Пьерлеоне умер 25 января 1138 г. после того, как в течение 8 лет мужественно занимал престол Петра и выдержал два похода на Рим, из которых последний оказался одним из самых блестящих триумфов германских императоров. Смерть Анаклета вызвала ликования среди сторонников Бернарда; но беспристрастными свидетелями не удостоверено, чтобы этот неканонический папа, первоначально имевший право на Св. престол, за время своего правления, преисполненного тревог и бедствий, был действительно виновен в прегрешениях, которыми опозорили себя многие законные папы.
Партия Анаклета поспешила тогда уговорить Рожера согласиться на избрание нового папы и, получив это согласие, провозгласила в марте папой под именем Виктора IV кардинала Григория. Действительного основания для схизмы в то время, однако, уже не существовало, и римляне воспользовались ею только как средством добиться более благоприятных условий мира; кардинала же Григория, как раскаявшегося грешника, св. Бернард вскоре привел к ногам покровительствуемого им папы. Получив крупную денежную сумму, братья Анаклета вместе с прочими римлянами уже в Троицын день присягнули Иннокентию как папе и своему государю.
Домом Пьерлеони был заключен прочный мир: они сохранили свою власть при папском дворе, и Иннокентий даже отличил их почестями и пожалованием должностей. Теперь Бернард мог спокойно покинуть Рим; прекращение схизмы, получивший по имени Пьерлеоне прозвание rabies leonina, восстановление единства церкви было достигнуто прежде всего стараниями этого святого, и его почитатели называли его, как Цицерона, отцом отечества. Памятником Бернарда в Риме может считаться знаменитый в древности и некогда очень богатый монастырь ad Aquas Salvia, расположенный позади базилики Св. Павла. Долгое время этот монастырь оставался разрушенным, но Иннокентий II возобновил его и в 1140 г. пригласил в него цистерианцев из Клерво, поставив во главе их аббата Бернарда Пизанского, ученика великого мистика. Немного позднее цистерцианцы поселились так же в латинской Кампаньи и заняли здесь монастырь Казамари. О прекращении схизмы было торжественно возвещено на Латеранском соборе в Великий пост 1139 г.; декреты Анаклета были отменены, Рожер снова отлучен от церкви, и затем осуждено учение Арнольда Брешианского, которому предстояло вскоре выступить в самом Риме. Но церковный мир, не будучи еще утвержден могущественным королем Сицилии, не мог считаться установленным окончательно.
Никакой другой противник не внушал Иннокентию столько опасений, как этот хитрый государь, упорство которого делало бесполезными все переговоры. Добиваясь от папы признания своих королевских прав над Сицилией, Рожер не переставал грозить Риму; вместе с тем не было так же никакой надежды и на то, что возник шее восстание приведет к уничтожению этого нового королевства, так как герцог Райнульф, один из самых выдающихся людей того времени и единственный соперник короля, равный ему по рождению, неожиданно умер в Трое 30 апреля 1139 г. Поэтому, когда Рожер вскоре затем напал на города, принадлежавшие Райнульфу, и все они, не исключая Трои и Бари, сдались Рожеру, Иннокентий решил выступить против него войной. Собрав войско, в состав которого вошли так же многие знатные римляне, и сопровождаемый Робертом Капуанский, Иннокентий направился к С. Джермано, чтобы начать еще менее обдуманно, чем Лев IX и Гонорий II, неравную борьбу. Повторение одного и того же исхода в таких обстоятельствах является замечательной чертой в истории пап, получавших справедливое возмездие за свои предприятия светского характера. Находясь в С. Джермано, папа вступил в переговоры с Рожером, который отказывался восстановить капуанского государя на его престоле. Между тем король, как некогда Генрих V, решил одним разом покончить со всеми долгими переговорами. В то время как папские войска осаждали Галуццо, он приказал своему сыну Рожеру взять 1000 всадников, устроить засаду и захватить Иннокентия; этот план был выполнен скоро и успешно. Сначала разыгралась дикая сцена грабежа, бегство противника и взятие его в плен, а затем в палатку Рожера были приведены папа, его канцлер Геймерих, много римских нобилей и кардиналы; удалось избежать плена одному только Роберту Капуанскому, которого спас быстрый бег его коня. Исполненные притворного норманнского смирения, король и его сыновья пали к ногам своего пленника и, смеясь в душе, умоляли его о милосердии и мире. После недолгого колебания между чувствами стыда и возмущения, с одной стороны, и сознанием явной опасности — с другой папа снял с Рожера отлучение от церкви и затем 25 июля 1139 г. в Миньяно признал «светлейшего и знаменитого короля» с его наследниками государем королевства Сицилии и всех завоеванных им земель за исключением Беневента. Таким образом, все старания Лотаря, стремившегося уничтожить это королевство, были признаны самим папой бессмысленными. Учреждение сицилийского королевства было единственным актом Анаклета, получившим утверждение Иннокентия. Тщетно протестовал последний законный герцог капуанский; его прекрасное государство досталось сыну Рожера Анфузу. Апулия была отдана наследнику престола Рожеру; когда же затем сдалось так же и древневизантийское государство, герцогство неаполитанское, то под властью смелого государя, которого не смущало никакое преступление, впервые со времени готов оказались соединенными воедино лучшие провинции Италии. Возникновение этого королевства возбудило общее внимание; искусство и могущество, которые сказались в уничтожении государств, бывших некогда самостоятельными, давали основание заподозрить узурпатора в дальнейших замыслах. Иностранные государи, приветствуя победоносного разбойника, выражали пожелание, чтобы счастливая участь быть присоединенной к сицилийскому королевству постигла так же и «злополучную Тоскану». Но вся остальная Италия вовсе не разделяла таких надежд. Если существование римского церковного государства могло быть когда-либо благодетельным для Италии и ее свободных городов, то это было именно в то время, так как государство это являлось оплотом, преграждавшим дальнейшее распространение завоевательных стремлений норманнских королей. Италия представляла, однако, своеобразное зрелище полного политического противоречия: в то время как юг с исчезновением древних приморских республик Амальфиты, Неаполя, Салерно и Сорренто подпал навсегда под тираническую власть феодального монарха, городские республики севера, после того как союз их с империей, к счастью, прекратился, находились в полном расцвете; этими республиками была создана новая культура, снова покрывшая Италию бессмертной славой.
29 сентября Иннокентий прибыл из Беневента в Рим и здесь, как некогда Лев IX, был встречен с почестями, но вместе с тем и с порицанием. Было заявлено даже требование признать недействительным договор, вынужденный у папы Рожером.
Находчивый папа, однако, утешил себя мыслью, что такова была воля Господня, чтобы он, папа, добыл церкви мир ценой собственного унижения. С другой стороны, это смирение сопровождалось некоторым выигрышем, так как отныне Сицилия считалась леном, принадлежащим уже не императору, а папе, который в своем мир ном договоре с узурпатором считал излишним считаться с имперскими правами. Имея теперь поддержку в Роже ре, Иннокентий уже мог уделить внимание городским делам. Он позаботился упорядочить в городе имущественные права, обеспечить правильное судопроизводство, блюсти мир и спокойствие — словом, явился благожелательным правителем в Риме, где за время схизмы отвыкли признавать светскую власть папы. Но появлявшиеся кое-где восхваления благополучия Рима за то время были в действительности только льстивыми фразами и скоро сменились событиями совершенно иного характера, положившими с поразительной неожиданностью начало новой эпохе в истории Рима. Поводом к этим событиям послужила междоусобная война.
Маленький Тиволи раздражал римлян проявлениями своей независимости; епископу тиволийскому давно удалось освободиться от юрисдикции графов, и так же, как в Беневенте, в бывшем графстве на обязанности ректора лежало только охранение суверенных прав папы. Тиволийцы имели довольно независимое муниципальное устройство и даже вели войну с своими соседями, а именно с аббатом Субиако, причем вряд ли всегда подчинялись в этом отношении авторитету своего епископа. Во время борьбы за инвеституру Тиволи, как мы видели, был на стороне антипап; Пасхалию II стоило большого труда покорить этот город, а Иннокентий II отнял его у Анаклета, вероятно, благодаря помощи Лотаря; однако город вскоре снова освободился. В 1140 г., когда сыновья Рожера вступили в Абруццу и овладели пограничными городами на р. Лирисе, тиволийцы, опасаясь нападений, укрепили свой город.
Между тем сыновья Рожера не перешли пограничной реки и Иннокентий оставался спокоен. Тем не менее уже в 1139 г. Тиволи был в ссоре с папой и вскоре затем окончательно восстал против него и начал войну с Римом. Причины раздора остаются неизвестными; возможно, что папа желал поместить в Тиволи римский гарнизон; но помимо того не подлежит сомнению, что папа вообще стремился к подавлению гражданской свободы как в Риме, так и в других городах церковной области. По примеру городов Ломбардии и Тосканы население римской территории так же вело междоусобные войны; но возвращение к той борьбе с незначительными латинскими поселениями которую мировой город вел в период своего младенчества, во времена Кориолана и Дециев, не делало большой чести этому городу; тем более было для него позорно потерпеть поражение от тиволийцев. Положение Тиволи у реки Анио в том месте, где она низвергается в равнину, благоприятствовало осажденным, и смелой вылазкой на римский лагерь они обратили в бегство знатных консулов, посылавших императору такие гордые письма. Римская милиция была преследуема гражданами Тиволи до самых стен Рима. Горя желанием отомстить за свое поражение, римляне на следующий год под предводительством префекта Теобальда снова осадили Тиволи, причем сам Иннокентий старался разжечь их вражду к мятежному городу. Совершенно отрезанные от сообщений тиволийцы сдались наконец после приступа, но не римлянам, а папе, как некогда сдались они Сильвестру II. Затем повторилось в общих чертах почти все то же, что произошло при Оттоне III. Акт мирного договора, заключенного гражданами Тиволи с папой, сохранился до настоящего времени. В этом договоре они клянутся хранить верность св. Петру и выбранным по каноническим правилам папам; всегда оберегать жизнь, неприкосновенность и независимость папы; извещать о злых замыслах против него; сохранять в тайне сообщения его послов; содействовать укреплению за ним папской власти в Риме, в г. Тиволи и его доменах: крепости у pons Lucanus, замков Vicovaro S.-Paolo, Boveranum, Cantalupus, Burdellum и Cicilianum, а равно и всех других регалий св. Петра и наконец признать папскую власть над графством Тиволи.
Когда римляне узнали об этом договоре, они пришли в совершенное негодование: город был завоеван ими, и они надеялись управлять им сами; между тем оказалось, что папа отнял у них город и присвоил себе графскую власть. Желая отомстить за свои обманутые надежды, римляне решили разрушить Тиволи и потребовали у Иннокентия, чтобы он согласился на их решение; но папа отказал им в этом. Подобное же требование было предъявлено римлянами за 143 года перед тем Сильвестру II; он ответил так же отказом, и тогда произошло восстание, лишившее императора и папу их власти. Отказ Иннокентия II вызвал еще более бурное восстание, которое привело к утрате папами их светской власти. Нигде на протяжении истории Рима не приходится так сожалеть о полном отсутствии необходимых сведений, как по отношению именно к этому времени, когда произошел такой замечательный переворот. Ни один из римских летописцев не освещает его; некоторые историки лишь бегло отмечают, что разгневанные римляне поспешно направились на Капитолий, восстановили давно переставший существовать сенат и затем вновь начали войну против Тиволи. Далее эти же историки сообщают, что папа, приведенный в ужас возможностью лишиться светской власти навсегда, угрозами, мольбами и золотом старался прекратить это возмущение, но в разгаре его был постигнут смертью.
Половину своего понтификата Иннокентий II провел частью в изгнании, частью как военачальник в военных экспедициях; умирая, он видел, что земной власти св. Петра более не существует, и скипетр Рима выпал из его охладевшей руки. Подавленный волнениями и горем, он умер 24 сентября 1143 г., когда древний Капитолии оглашался ликующими возгласами республиканцев. Со смертью Иннокентия закончился григорианский период в истории Рима и начался новый замечательный период, значение которого изложено нами в следующей главе.