Глава пятая. Второй крестовый поход[править]
ІИорой крестовый поход Восток до второго крестового похода Князя Раймунда Антиохийского нам изображают одним из самых блестящих героев его времени. Он был очаровательно прекрасен, богатырски силен и неодолим в бою и притом изящно красноречив и обходителен. 1 Вилькен, «СезсНісЫе гіег К геихги^е», т Ш, отдел 1 и другие і і і л неназванные сочинения Кроме того, Зибеля, о втором крестовом імшоде, в «2еі1зсЬгеГі іііг О еасы сн и тзб еп зсь ак», Берлин, 1845, т IV перепечатано у Зибеля в «К іеіпе Ьізіогізсііе 5с1ігіПеп» Мюнхен, IНь;і. Гязебрехт, «ОезсЬісЫ е Ьег (іеиізснеп Каізеггеіі» т IV К озака «Оіе Г.И)Ьогип ІлзааЪопь і т іаь те И 47», Галле, \875 Кутлера, «Зіигііеп гиг Цсм-ІіісМе <іез гѵ/еііеп К геиггидеб», Ш туттгарт, Івбб Куглер, «А паіесіег /иг ОеэсЫсМ е сіе* г ѵ еііет К геиггидез», Тгебинген, 1878 (к 163
153 Но у него не было талантов правителя. Он безумно дерзко играл с опасностью, гонялся з-а недостижимыми приобретениями и, наконец, вовлекал себя^своих в погибель. До сих пор он очень счастливо удерживался в самом бурном ходе событий, и эти отнсительно счастливые результата, конечно, способствовали тому чтобы ещ^ больше поощрить его к безумнейшей отваге. Потому что едва он услыхал, что император Иоанн умер, он отправил; посольство к молодому Мануилу в Киникию и потребовал выдачи всех антиохийских областей, занятых греками. Мануил не только ответил на это гордым отказом, но даже повторил старое притязание Комненов, что все страны, которые некогда принадлежали Римской империи, по праву принадлежать ему Ответив таким образом антиохийским послам, он оставил однако сирийские границы, чтобы прежде всего вернуться в Константинополь и принять императорскую корону из рук патриарха Раймунд немедля воспользовался его удалением, ворвался в Киликию и отнял у греков несколько укрепленных мест Это было горько отмщено, потому что молодой император вскоре после того, как он вступил в свою столицу и там прочно утвердил свое правление, послал сухопутное войско и флот под начальством самых испытанных полководцев своего отца против Антиохии. В Киликии и на антиохийском берегу дело дошло до кровопролитных битв, которые, несмотря на отдельные успехи, наконец так ослабили князя Раймунда, что он для предупреждения худшего сам отправился в Константинополь и глубоко смирился перед императором. Но был помилован только тогда, когда просил прощения у гробницы императора Иоанна и возобновил ленную присягу как вассал Византийской империи (1144) Конечно, все это было началом гораздо больших бед. Имадеддин Ценки зорко следил за христианами и с радостью видел, как без его содействия все положение вещей переменялось к его выгоде. Фулько умер. Раймунд был далеко, и сила Антиохии подорвана. Теперь должно было нанести главный удар крестоносцев, теперь нечего было опасаться, чтобы они быстро и единодушно заградили ему путь. Но и здесь еще эмир принимал в соображение, что эти латинские христиане были героическбе племя, в борьбе с которым его единоверцы до сих пор только редко могли 164
154 успешно помериться силами. Особенно опасным казался"*му граф Иосцелин, который обыкновенно сидел в Телль- Іі.ішире и оттуда дерзкими набегами держал в страхе половину Месопотамии и заслужил у своих противников почетное название дьявола среди франков. Наконец решил осадить многолюдный город Эдессу. Но чтобы отнлечь внимание христиан, он сначала предпринял осенью 1144 года поход в северную Месопотамию н прервал его только тогда, когда один из его военачальников сообщил ему, что обстоятельства благоприятны для начала главной борьбы. В ноябре он с сильным войском неожиданно появился под Эдессой. Город имел хорошие укрепления и его защищали самым храбрым образом; но город должен был неизбежно пасть, если бы в скором иремени не пришло вспомогательное войско. И хотя граф Иосцелин вооружался из всех сил, но так как не решился один выступать в открытом поле против превосходных сил Це нки, то послал спешных послов за помощью в Иерусалим и Антиохию. Королева Мелизенда действительно склонилась на настойчивые просьбы эдесцев и послала на север нескольких баронов, но прежде чем они достигли цели, прошло время, когда они могли помочь спасению осажденного города. Что проиходило в то время в Антохин, мы с точностью не знаем: или князь Раймунд был слишком истощен потерями, которые нанесли ему греки, чтобы иметь возможность тотчас двинуться в поле; или он ічце не возвратился из упомянутого путешествия в Константинополь. Таким образом случилось, что граф Иосцелин напрасно ждал помощи, когда Ценки уже подкапывал стены города. Осажденные сопротивлялись прекрасно: духовенство армян, греков и латинян билось рядом с рыцарями и наемниками; латинский архиепископ Гуго, которому Ценки предлагал содействовать сдаче города, гордо отклонил это предложение. Тогда эмир велел зажечь деревянные сооружения, которыми он некоторое время подпирал подкопанные стены, и по сделанной этим бреши его дикие толпы вторглись в город. В ужасной резне последнее сопротивление осажденных было сломлено, и иесь город завоеван, за исключением цитадели Но и эта последняя сдалась через два дня (декабрь 1144) Потеря Эдессы была чрезвычайным несчастьем для Крестоносцев. Судьба этого города после того могла грозить и Антиохии, и тогда нельзя было бы надолго 165
155 удержать не только Иерусалима, но и никакой другой части христианских владений. Почти казалось, что наступил последний час крестоносных государств, потому что сельджуки воспользовались своей победой с непреодолимой энергией. Ценки занял Серудж; богатая Эльбира досталась другому месопотамскому эмиру; вся часть графства Эдессы по ту сторону Евфрата была занята врагами. Правда, после этого Ценки должен был покинуть место действия, потому что в Мосуле произошло восстание, которое могло, казалось, серьезно грозить его господству: но не дало ли это христианам только короткую отсрочку. В этом положении вещей оставался еще только один путь спасения. Надо было просить у единоверцев Запада поддержки, достаточной для того, чтобы иметь возможность победить Ценки и снова завоевать Эдессу. Этот путь и был испробован, если не всеми, кто здесь был заинтересован, то по крайней мере теми, которым прежде всего угрожали сельджуки. Королева Мелизенда, по-видимому, очень мало заботилась о всеобщей опасности, а тем менее о том, чтобы обратиться в Европу с просьбой о помощи; напротив того, северные сирийцы серьезно старались приобрести себе благосклонное расположение западных держав. Здесь надо прежде всего заметить, что армянские христиане, которые так часто шли рядом с латинянами, как верные товарищи по оружию, теперь хотели примкнуть к ним и в церковном отношении. Уже в 1140 году на церковном соборе в Иерусалиме их патриарх обещал изменить армянское исповедание веры во многих пунктах по образцу римско-католического; а теперь в 1145 году торжественное посольство армян явилось к папе Евгению III, требовало его решения относительно сохранения или отмены известных церковных обычаев и просило наставления в отравлении обедни по обряду латинян. Но затем князь Раймунд на этот раз, по-видимому, исполил свою обязанность разумным образом, потому что один французский хронист рассказывает, что на его родине антиохийские послы принесли просьбу, чтобы «победоносная храбрость франков» защитила Восток от дальнейших несчастий. Кроме того, в ноябре 1145 года архиепископ Гуго из Великого Гибеллума находился при папском дворе, горько жаловался тем на потерю Эдессы и наконец высказал намерение перейти Альпы и просить о под 166
156 держке Сирии королей Конрада II! немецкого и Людовика VII французского. Епископ Гуго был одним из самых значительных людей княжества Антиохийского: он вместе с Раймундом боролся как с императором Иоанном, так и с честолюбивым патриархом Радульфом, и поэтому вероятно, что он только с ведома и согласия своего государя возымел план привлечь на помощь самых могущественных глав христианского мира. Осуществил ли он этот план, мы, правда, не знаем, потому что дальше мы ничего об нем не слышали и не можем дать отчета об его дальнейшем существовании. Но другие упомянутые антохийские послы, по-видимому, достигли своей пели и, кроме того, отдельные пилигримы, возвращавшиеся из Святой Земли, и подданные крестоносных государств, которые приезжали в Европу по делам, не только переносили из города в город печальную весть о падении Эдессы, но в то же время, вероятно, говорили о необходимости нового похода франков в Сирию. Приготовления к крестовому походу на Западе Но в этот момент положение Запада чрезвычайно отличалось от того, которое было в 1095 г Потому что во время Урбана II римская церковь стояла победительницей над свергнутыми государственными властями: но с тех пор схизматические выборы и несколько очень коротких папств чувствительно повредили значению пап, и теперь в лице Евгения III на престоле Петра сидел хотя человек бодрый и благочестивый, но столь же незначительный. В противоположность этому, теперь начали сильнее развиваться государства: Рожер Апулийский соединил нижеитальянские владения норманнов в сильное королевство, ломбардские города при свободных учреждениях стали богаты и могущественны, а во Франции, после долгого изнеможения, королевская власть снова была поднята к высокому почету способным Людовиком VI и аббатом в Сен-Дени Сугерием, умным советником его и его сына Людовика VII. Но вообще со времени первого крестового похода, и в большой мере вследствие его, в жизни христианских народов приобретало силу более светское правление. Мистико-аскетическое стремление, 167
157 которое вполне владело ими в одиннадцатом веке, после > завоевания Иерусалима все более и более уступало другим движениям. Это стремление было вполне удовлетворено, и при этом западные люди познакомились с древней культурой греков, могуществом магометан и богатой красотой Востока. Тогда сердца наполнились горячей потребностью жить не только для темного загробного мира, но исследовать все явления земного существования и весело пользоваться сокровищами этого мира. Государи и рыцари скоро стали наслаждаться праздничными лирами, служением любви; ученые клирики отваживались на смелые философские умозрения или углублялись в изучение законодательных книг Юстиниана, из которых нельзя было извлечь никаких доказательств в пользу целесообразности светской власти духовенства. Любитель песен Вильгельм Аквитанский развязывал страсть к пению в половине Европы: глубокомысленный Петр Абеляр собрал вокруг своей кафедры густые толпы единомышленников учеников, а пламенный Арнольд Брешианский объявил римлянам, которые и без того восстали против папы, что святой отец есть, конечно, господин над душами, но не над телами, что он может, пожалуй, иметь притязания на управление церковью, но не на светскую власть в вечном городе. Но духовное движение, которое некогда так сильно привлекло к себе умы, вовсе не было этим остановлено, но скорее только несколько отклонилось от прежнего пути. Если в тот момент папство было не в состоянии удержать за собой роль предводителя, как в прежние времена, то вместо него во главе движения стало черное духовенство. И вот поприще, где Бернард Клервоский достиг длинного ряда своих триумфов. Он происходил из бургундского рода и, побуждаемый аскетическим стремлением, в ранние годы поступил в монастырь Сито (СІіеаих), родину Цистерцианского ордена, но оттуда был вскоре отправлен аббатом в монастырь Клерво. Сообразно направлению времени, он не думал, чтобы клир должен был внешним образом господствовать в этом мире и непосредственно повелевать подданными или военными отрядоми: его ум был направлен только на то, чтобы всегда приводить мирян к покорному послушанию наставлениям из уст духовенства. Но в этом отношении он работал для основания теократии так же неутомимо и фанатично, как 168
158 некогда Григорий VII. Своими успехами он был обязан е моему возвышенному красноречию и обширным сведени ям, которые он приобрел в ревностных занятиях. Он мог иг только увлекать за собой массы, но побеждать оружием диалектики самых могущественных по уму противников. I го слово победоносно действовало за папу Иннокентия II 1 1[ютив схизматика Анаклета; он смирил Абеляра и угро жлл Арнольду Брешианскому; церковные тенденции ни и ком не находили более сильного защитника, и крестоносная проповедь, если б он за нее взялся, несомненно иолжна была иметь политический успех. Когда в Европе раздался упомянутый призыв на помощь от сирийских христиан, соотечественники Бернарл.і, французы, были этим возбуждены сильнее всех. II самом деле, крестоносные государства стали в последнее время почти совсем французскими колониями: это омли родственники французских дворян, которые пролип.іли кровь и умирали на Востоке; поэтому князь Раймунд, по-видимому, ждал и просил поддержки, как сам молодой король Людовик VII давно носился с мыслями о крестовом походе. Он хотел предпринять странствие к Святым мостам отчасти потому, что его рано умерший брат Филипп унес с собой в могилу неисполненный обет к ростового похода, отчасти из-за ужасов войны, которые мучили его совесть. Потому что в распре с графом ІѴобальдом Шампанским, в 1.143 году, он взял Витри, одни из самых крепких замков графа, и при этом была обращена в пепел тамошняя церковь и более тысячи человек погибло в этом пожаре. Рождество 1145 года Людовик провел в Бурже среди "олыпого собрания французских баронов и прелатов. Он ікрыто высказал перед ними свое намерение самому травиться в Сирию и старался тут же привлечь их ѵтому предприятию. Живой епископ Готфрид Лангр- иііі поддержал его в этом горячей речью об опасностях тиой Земли и необходимости крестового похода: тпіротив, осторожный аббат Сугерий так настойчиво предостерегал от поспешных решений, что собрание не решилось выразить никакого определенного мнения. Но по іфтіией мере все согласились на том, чтобы призвать ц Ііурже самого прославленного человека в государ- чіе аббата Клервоского «предложить на его решение иоирос: полезен ли крестовый поход или нет. Святому 169
159 Бернарду уже не раз приходилось отвечать на подобные вопросы, и если казалось, что обстоятельства спрашивающего отсоветуют странствие к Святым местам, то он, почти всегда действовавший обдуманно и осторожно, сообразовывал с этим свой ответ. Но на этот раз ему было чрезвычайно трудно ответить в обоих направлениях. Сирия нуждалась в помощи: в этом нельзя было сомневаться. Но должен ли был поэтому король Франции покидать свою страну? Правда, в то время она наслаждалась полным внутренним и внешним миром: но, если государь с большими силами уйдет в далекие страны, то кто мог отвечать за последствия? Поэтому Бернард, когда прибыл в Бурже, объявил, что он не может взять на себя ответственность дать совет в таком великом деле: поэтому будет гораздо лучше обратиться в Рим к папе Евгению ПІ. После этого Людовик отправил посольство к папе и достиг этим цели своего стремления. Потому что Евгений уже за несколько времени перед тем узнал из сообщений епископа Гуго о бедствиях сирийских христиан и, может быть, уже тогда высказал желание, чтобы французы снарядились для вторичного завоевания Эдессы. Поэтому он с радостью одобрил план короля, поручил святому Бернарду проповедь крестового похода и издал возвышенное послание к французской нации, в котором заклинал с ее давно испытанной храбростью отомстить за Христа его врагам: кто примет крест, тот вместе со своими близкими будет под апостолической защитой, получит отпущение грехов, будет пользоваться свободой от налогов, и для того, чтобы приобрести деньги для снаряжения, может закладывать свои имения, не обращая внимания на другие обязанности1. Собрание в Бурже постановило, наконец, сделать еще съезд в Везеле в Бургундии на Пасху 1146 года для того, чтобы еще раз совещаться о крестовом походе. Когда приближались пасхальные праздники, в Везеле собралась огромная масса знатных вельмож и простых людей. В открытом поле была выстроена эстрада, на которую взошли святой Бернард и король. Последний был уже 1 П апское посленне относится к 11 декабря 1145 или 1 марта 1146. Возмож но, что оно было написано уж е і декабря по побуждению епископа Гуго, но во Ф ранции, по-видимому, стало известно только в марте 1146. 170
160 украшен крестом и своим примером сильно подействовал на собравшихся. Аббат сообщил папское послание и прибавил несколько ободряющих слов. Когда он кончил, то поднялось невообразимое ликование, как некогда и Клермоне после речи папы Урбана: толпа теснилась к эстраде и с громкими восклицаниями желала получить знак креста из рук святого. Бернард едва успевал удовлетворить требования со всех сторон. Приготовленные кресты скоро были розданы, так что, наконец, он должен был вырезать кресты из своей собственной одежды. После окончания этого собрания Бернард объездил Францию, проповедовал с неутомимым рвением и побуждал все новые массы рыцарей и народа обещать участие в крестовом походе. Летом он с торжеством писал Евгению: „Я повиновался вашему повелению, и высокое достоинство повелевающего способствовало послушанию. Когда я проповедовал и говорил, число их умножалось. Ламки и города стоят пустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину: так везде остаются вдовы при живых мужьях“. Но и женщины требовали знака креста. Уже молодая королева, любившая удовольствия, прекрасная Элеонора Пуату решилась на странствие к Святым местам, и вскоре за ней последовали другие дамы королевского дома и высшего дворянства. По такому началу самая блестящая удача, казалось, была, обеспечим;і за предприятием: рассказывалось и охотно слушалось ободрительное предсказание, что Людовик покорит Коні гантинополь и Вавилон и даже, подобно Киру и Геркулесу, восторжествует над всем Востоком. Крестоносное воодушевление французов понемногу передалось однако и более далеким кругам. Так оно проникло в рейнские земли, но, дурно направленное, подало там повод к сильным взрывам диких страстей. Лотом 1146 г. начались кровавые преследования евреев по всех больших прирейнских городах и вскоре приобрели такой угрожающий характер, что архиепископ майнцский, не будучи в силах помешать неистовству, написал гнятому Бернарду, прося совета и помощи. Он сначала ответил письменно, живо порицая превратные учения какого-то монаха Рудольфа, но, наконец, около ноября сам поехал в Майнц, чтобы сильным впечатлением своей личности и непреодолимой силой своей речи подавить все больше бушевавшее возмущение. Куда он приходил, его 171
161 встречали как святого: Рудольф послушался его приказания: майнцский народ хотя и ворчал, но также лодчинился ему: Конрад даже выехал навстречу к нему до Франкфурта и оказывал ему величайшее внимание и почтение. Этот новый успех навел Бернарда на смелую мысль привлечь к крестовому походу также немецкую нацию в возможно широком объеме. Уже во Франкфурте он убеждал короля принять участие в странствии к Святым местам, подобно Людовику VII. Когда Конрад отклонил это, то аббат на некоторое время смолк и согласился на просьбу епископа констанцского проповедовать крест в его епархии. Он объехал западную Алеманию по обеим сторонам Рейна и при этом убедился, что его речь имела в Германии такую же силу, как во Франции, и после этого решился на новый опыт привлечь короля Конрада и вообще немцев к планам крестового похода. На Рождество 1146 года был созван в Шпейере рейхстаг и поэтому Бернард прежде всего послал „епископу, клиру и народу Шпейера“ послание, где он в пламенных словах призывал их к участию в странствии к Святым местам, очевидно, с целью оказать этим нравственное давление на Конрада. Когда после этого он сам явился на рейхстаг, король только заявил, что не может произнести крестового обета прежде, чем не пососветуется об этом со своими князьями. Но Бернард хотел тотчас добиться своей цели. Поэтому в тот же день, когда он получил этот ответ, он поднялся во время церковной службы в шпейерском соборе и сказал, что он не смеет пропустить дня без проповеди. После этого он стал говорить все с возрастающим жаром красноречия об опасностях святой церкви и о достохвальности крестового похода. Наконец он обратился к самому королю, указал благодеяния, которые ему оказало небо, и напомнил ему о страшном суде, когда Иисус Христос со справедливыми упреками спросил его: „о человек, какая милость была у меня в руках, которой бы я тебе не дал?“ Конрад был не в силах противиться этому неожиданному нападению. В слезах он просил креста, который ему тотчам подал святой Бернард при громком ликовании присутствовавшей толпы. Многие немецкие князья уже в Шпейере последовали примеру короля, прежде всего его племянник, молодой герцог Фридрих Швабский, позднее император Фридрих I, 172
162 Так произошло то, чего ждал, но на что едва решался надеяться клервоский аббат Он сам называл свою победу над Конрадом III чудом из чудес. Тем не менее он ж удовольствовался и этим, но старался побудить к кресто іюму походу все большее число людей. Так как он лично действовал только на западе Германии, то он снабдив теперь свое шпейерское послание новым адресом „к восточным франкам и баварцам“ и имел удовольствие видеть, что на рейхстаге в Регенсбурге, в феврале 1147 года оно опять приобрело для предприятия много одушевленных участников. Другие списки и варианты того же послания он отправил к богемцам и моравам, к итальянцам, бретанцам и англичанам И когда в марте 1147 г., при втором посещении Франкфурта, он услышал, что саксы охотнее пойдут против языческих вендов по их соседству, чем против сельджуков, то стал проповедовать настоящий крестовый поход против врагов христианства по ту сторону Эльбы. Воители против вендов получили особый знак в виде креста на кольце, что должно было обозначать победу креста над целым миром. Бернард, по желанию короля Конрада, определил им время и место для начала их похода, при этом самым строгим образом наказал им не бросать дела до тех пор, пока с Божьей помощью весь народ вендов не будет уничтожен или подчинен христианству, и, словом, не жалел никаких трудов и никаких средств, чтобы обеспечить самый обширный успех священной войне. Всем этим совершалось нечто громадное, и заранее не имелось в виду ничего подобного. Почти все римское христианство было воспламенено к борьбе против самых различных частей мира нехристианского. То, чего некогда требовал и достиг Урбан, почти пропадало перед триумфами аббата Клервоского. Где появлялся святой, там смирялись сердца по его воле. К нему приносили больных и расслабленных, чтобы он исцелил их своей молитвой' и бесчисленные чудеса совершались по возбужденному мнению его окружавших. Германия, которая до сих пор раздиралась распрями, после крестоносной проповеди была настроена так свято и мирно, что считалось преступлением публично носить оружие. Массы пилигри мов возрастали до неисчислимой степени. Потому что кро ме сильных отрядов, направлявшихся на вендов, кроме больших отрядов нижнегерманцев, англичан и про 173
163 вансальцев, какие когда-либо отправлялись от своих отечественных берегов по морю в Сирию, около одного короля Конрада собралось 70000 рыцарей и подобная же сила около короля Людовика т е. войска обоих властителей с легкой конницей, пехотой и обозом заключали сотни тысяч лю дей, и любопытно, что греки, когда хотели потом сосчитать немецкое войско при его переходе через Босфор, находили более 900000 человек. Тогда, наконец, и папа Евгений охвачен был увлечением всего христианского мира До сих пор он, собственно, ничего не сделал для крестового похода, как только вызывал к нему французскую нацию. Участие Конрада в походе было ему даже неприятно, потому что он хотел сохранить немецкое оружие для помощи против восставших римлян Но теперь, чтобы и со своей стороны по возможности содействовать общему делу, он послал к королю Конраду кардинала-епископа Дитвина, как легата крестового похода, а к королю Людовику кардинала-священника Гвидо в качестве легатов крестового похода, а к тем, которые шли против вендов, епископа Ансельма Гавельбергского, и даже предавался смелой надежде, что могущественное восстание римского христианства приведет и к церковному соединению с греками. Между тем надежды сложного предприятия в деистаигельности вовсе не были утешительны. Если бы французы выступили в поход одни, то они, вероятно, могли бы достигнуть значительных успехов: их число было совершенно достаточно, чтобы разбить Ценки и снова завоевать Эдессу Но участие немцев в крестовом походе, которое вынудил святой Бернард в слепом церковном увлечении, не рассчитывая мирских отношений самым серьезным образом, сделало удачу сомнительной. Потому что Конрад был слабым государем. Во время его правления в Германии из года в год бушевала дикая борьба, которая сильно вредила не только телу и имению большей части народа, но и его душе Немецкие войска, которые теперь во внезапном душевном сокрушении отдались служению Иисуса Христа, состояли поэтому наряду с прекрасным рыцарством также из слишком значительного числа необузданного солдатства и преступного сброда. Между тем еще более сомнительными оказались в то время международные отношения. А именно, французы, хотя в тот момент и были со всеми в мире, 174
164 мо особенно дружили с итальянскими норманнами и были сильно возбуждены против их врагов греков, притесни* й Раймунда Антиохийского. Немцы, напротив, с неиаіью смотрели ча норманнов и были в союзе с импераго- Мануилом, который был женат на свояченице рада, графине Берте Зульцбахской. При таких юнтельствах общему предприятию обоих народов іжали впереди самые тяжелые столкновения и уже во ля приготовлений к крестовому походу это выразилось і, что предвещало бедствия. Потому что Конрад, как и оыло для него всего естественнее, решил отправиться на Ипсток сухим путем через Венгрию и Византийскую империю..но Людовик долго колебался, выбрать ли ему угот же путь или отправиться в Италию, а оттуда морем и Сирию. Греческие и норманнские послы усиленно добивались склонить его одни в одну, другие в другую сторону: король Рожер объявил даже, что, как только французское войско придет в Апулию, он готов предоставить ему корабли и продовольствие, сам провожать флот или послать при нем своего сына. Тем не менее победили греки, потому что Людовик не хотел совсем отделиться от своего сотоварища по оружию, Конрада, и потому, что „дорога Карла Великого и Готфрида Ьульонского“ стала уже традиционным путем больших крестоносных войск, Норманнские послы, узнав об этом решении, возвратились на родину с самыми враждебными угрозами грекам. Крестоносцы в Грецн» и Мадаѵй Азии Немецкие странники в Святую Землю собрались наконец в начале июня 1147 года в Восточной Марке на венгерской границе. Король Конрад намеревался не ждать здесь французов, но идти до Константинополя со своими, чтобы этим разделением облегчить добывание продовольствия, что было уже для обоих войск довольно трудно. После Иванова дня (8 июня) он вступил в.венгрию, где в то время правил Гейза 11, с которым немцы незадолгс перед тем вели очень неудачную войну Поэтому дело былс близко к тому, чтобы с помощью большого войска пилигримов отомстить за это, и претендент на венгерскую корону, принц Борис, еам вызвал немцев на войну против 175
165 Гейзы. Но в конце концов Конрад не решился начать священную войну борьбой против христианского короля и удовольствовался тем, что прошел страну с опустошениями и вымогательством денег. Немцы благополучно прошли по Венгрии и через притоки Дуная до византийской границы в долине Моравы. Здесь появились послы императора Мануила и обещали сколько лишь возможно! облегчить марш войска доставлением продовольствия/ если за это немцы не будут наносить никакого вреда стране и населению греков. Они очень легко уговорились на этом основании и таким образом предприятие Конрада некоторое время шло наилучшим образом. Несколькими неделями позже немцев французы собрались в Меце, прошли затем через Франконию и Баварию и далее через Венгрию по следам немцев. По дороге к ним примкнул принц Борис, не получив, однако, никакой поддержки, потому что Людовик был с Гейзой в хороших отношениях и хотел их сохранить: претенданту было только дозволено покинуть венгерскую власть под защитой французского оружия. Кроме того, во время похода прибыли византийские послы, но говорили не только то, что говорили в немецком лагере, но прибавили еще, что французские вельможи должны клятвенно обязаться передать императорскому правительству все некогда принадлежащие грекам области, которые они отнимут у сельджуков. Но бароны Людовика вовсе не были расположены связать себе руки относительно будущих завоеваний дошло до бурных объяснений, единственным результатом которых было то, что греки стали смотреть с глубоким недоверием на французов, а у последних снова возгорелась ненависть и гнев против императора Мануила. К этому присоединилось еще нечто худшее. Потому что тем временем в других местах произошли события, которые грозили довести недоразумение, господствовавшее между французами и греками, до открытого разрыва всех крестоносцев с этими последними… Дело в том, что император Мануил, сменивши в 1144 году князья Раймунда, двинулся с большим войском против малоазиатских сельджуков, несколько раз нанес им чувствительные поражения и преследовал их даже до ворот их столицы Иконии. Таким образом здесь крестоносцам сделано было самое лучшее начало: им надо 176
166 было только соединиться с греками, чтобы без особенного труда совершенно разбить этих сельджуков: император Мануил, как характер, был бы для них очень подходящим союзником, потому что он обыкновенно действовал не только как полководец во главе своих войск, но при этом сам особенно любил искать опасности и приключения н отважных битвах и этим выказывал настроение, которое было очень близко к настроению западного рыцарства. Кроме того, война христиан с магометанами в последние годы привела к блестящим результатам также и в Африке, так как сицилийские норманны завоевали много значительных мест по берегам Туниса и Триполиса. Но все хорошие надежды, которые связывались с этими победами креста на юге и востоке Европы, были в конце концов разрушены враждой между королем Рожером и императором Мануилом. Потому что король, в постоянной заботе о войне с греками, не только дал, наконец, мир исповедникам ислама, но и снарядил большой флот, чтобы сколько можно воспользоваться удобным случаем для нападения на императора, пока он был вполне занят внутри империи приближением крестоносцев. Именно теперь, летом 1147 года, норманны завоевали Корфу, ограбили Коринф, Фивы и Эвбею, и увезли на своих кораблях неисчислимые сокровища богатых городов. Это привело Мануила в крайнее возбуждение: он тотчас решил обратить на запад все силы империи и поэтому дал перемирие на двенадцать лет сельджукам, мирные предложения которых он прежде отклонял. В какой злостной путанице находились с тех пор дела главных христианских держав! В то время как самая гордая сила Германии и Франции стремилась к борьбе против сельджуков, передовые борцы христианства, норманны и византийцы, заключили мир с исламом, и в то время как меч норманнов свирепствовал на греческих берегах, сотни тысяч крестоносцев направлялись в Константинополь и пробуждали у Мануила легко возможное подозрение, что и у них могут быть дурные замыслы против его империи. Из всего этого могло произойти только большое бедствие. Поход немцев через Грецию тотчас подтвердил это. Чиновники императора сначала услужливо встретили их и крестоносцы выдерживали сносный порядок, пока делали трудный поход через сербско-болгарские горные 177
167 местности. Но как только они спустились в богатые долины Фракии, так необузданность этого войска в сильнейшей степени обнаружилась грабежами и пожарами. Это вынудило Мануила выставить свои войска, чтобы воспрепятствовать дальнейшим неистовствам немцев, и по крайней мере один раз при Адрианополе между ними произошла кровавая битва. Кроме того, император сделал попытку побудить короля Конрада к тому, чтобы он направил свой путь не па Босфор, а на Геллеспонт, очевидно, для того, чтобы зерно империи, Константинополь и его окрестности, остались нетронутыми этими крестоносцами- но король отказался сколько-нибудь отклониться от пути Готфрида Бульонского 7 сентября немцы расположились лагерем при Керобакхи, в долине реки Мел аса, недалеко от моря. Ночью неожиданно разразился тропический ураган и произвел большое наводнение, в котором много палаток, лошадей, оружия и людей было сорвано волнами и унесено в Пропонтиду. Несмотря на то, войска, которые пережили эту страшную ночь, вскоре после того явились буйными и алчными, как никогда, у ворот Константинополя, опустошили на западе от столицы Филонатиум, богатый императорский дворец и парк, а потом через мост Бафисский перешли в предместье Перу, где расположились в старых квартирах герцога Готтфрида. Император Мануил с горечью и возроставшим беспокойством смотрел на бесчинства немцев, которые однако были его союзниками. Что бы было, если бы с ними соединились у ворот столицы еще французы, друзья норманнов? Он должен был стараться как можно скорее переправить немцев через Босфор, чтобы по крайней мере немного уменьшить этим опасности, которые ему грозили. Но как достигнуть этого? Происшествия последней недели накопили между ними столько раздражения, что оба родственные властителя даже ни разу не виделись1. Тогда Мануил сумел помочь себе совсем по-византийски, наполовину лестью, наполовину силой. Через своих послов он сильно порицал короля за злодеяния немецкого войска 1 Происш едш ее из политико-военных отношений этого времени озлобление между немцами и греками без сомнения было главной причиной того, что К онрад и М ануил в то время ни разу не виделись. Нелепые споры об этикете, из--за которых, правда, оба государя ссорились, могли ври этом действовать только на втором плане. 178
168 и сурово угрожал ему, но в то же время своими хорошо обученными войсками основательно усмирил и стеснил пьяные массы крестоносцев и, наконец, добился того, что Конрад, испуганный и оробевший, перевел свое войско іі половине сентября в Азию. За этим беспутным началом немецкого крестового похода очень скоро последовал самый печальный конец. Правда, когда самая большая опасность для Константинополя была устранена, Мануил опять вступил в более дружеские отношения к Конраду и дал ему в проводники но Малой Азии знатного офицера, варяжского предводителя Стефана- но в скором времени немцы погубили себя но своей собственной глупости Необузданное войско требовало, чтобы тотчас был предпринят поход в глубь Азии, хотя надо было бы ждать французов у Босфора, и чтобы его без всяких остановок вели вперед, пока не будет завоевана Эдесса Конрад был с этим вполне согласен, потому что хотел как можно скорее окончить крестовый поход, будучи удручен несчастным положением, в которое поставило его слепое рвение святого Бернарда Но когда, для того чтобы по крайней мере ускорить собственный крестовый поход, он возымел план, пройдя через Малую Азию, напасть на сельджуков одному с рыцарями, а простой народ отправить по более безопасному пути в Сирию, то в толпах этого народа поднялось дикое восстание, вследствие которого произошло неразумное разделение войска Потому что в Никее отделились от своих товарищей около 15000 человек Ча стью они отделились назло королю, частью пошли по его воле Но их было слишком мало для того, чтобы они могли спокойно пройти по какому-либо пути, а главное войско после их ухода осталось обременено огромным обозом Тогда Конрад запасся в Никее возможно большим продовольствием и 15 октября двинулся оттуда по дороге Готтфрида Бульонского во Фригию. Но дурно устроенное войско чрезвычайно медленно двигалось с места Через восемь дней они даже не дошли до близкого Д орклеум а, до которого в 1097 году крестоносцы шли всего четыре дня, и король строго выговаривал упомянутому Стефану, как будто он был виноват в медленном движении войска В таком же положении прошло еще два дня: наконец, крестоносцы стали так нетерпеливы и злы, что Стефан со страха бежал от них Наконец, на 11-й день, 26 октября, они, правда, оказались, наконец, вблизи Дорилеума, но 179
169 в то же время невдалеке от немцев появились сельджук ские конные отряды. Рыцари тотчас бросились в бешеной скачке на неприятеля, но только напрасно утомили своих лошадей, так как сельджуки в быстром бегстве уклонились от первого напора вооруженного отряда. Когда затем утомленные рыцари остановились, тогда перешли в нападение сельджуки, тотчас отбили рыцарей с большимй потерями и затем со всех сторон бросились на тяжело^ весные массы остальных пилигримов. Правда, рыцари еще' несколько раз пытались прогнать неприятеля, но все с таким же плохим результатом, как и в первый раз. Тогда настроение немцев совершенно переменилось,: их необузданность перешла в жалкую трусость1 Король Конрад созвал герцогов, графов и баронов на совет, на котором решено было вернуться к морю, к военным сотоварищамфранцузам. Обратный поход довершил поражение крестоносцев. Сельджуки окружили все войско и обстреливали его с боков, сзади и даж е спереди Немцы скоро обратились в дикое бегство, не делая даж е никакой попытки правильной защиты. Правда, король Конрад и князья храбро бились с неприятелем врукопашную: сам Конрад был ранен, но один только граф Бернгард фор Плецке прославился здесь, умно и упорно прикрывая отступление до тех пор, пока не погиб от неприятельских стрел. Тогда начали свирепствовать голод и болезни, потому что взятые с собой припасы были потрачены, и, таким образом, очень большая часть войска была уж е уничтожена, когда наконец оно опять дошло до Никеи. Но и там умерло еще более 30000 человкек частью от голода, частью вследствие перенесенных напряжений. Из уцелевших большинство вернулось в Константинополь и на родину, потому что охота к священной войне в них совершенно иссякла. Только небольшой отряд имел достаточно решимости сделать с королем Конрадом новую попытку продолжить крестовый поход. В то время как немецкое войско так ужасно погибло, французы закончили свой поход через Грецию. Они очень мирно прошли Моравскую долину и миновали Фракию, хотя опасность враждебного столкновения с греками была 1 В день этой битвы при Дорилеум е 26 октября было, кроме того, затмение солнца М ожет быть, оно усилило упадок духа крестоносцев 180
170 для них гораздо больше, чем для немцев. Потому что у французов, несмотря на строгую дисциплину, которую старались поддержать Людовик и его бароны, было много мародерского сброда, и население византийских провинций, еще сильно раздраженное необузданностью немцев, везде выказывало им самое злобное недоверие. Но чиновники императора Мануила употребляли все усилия тотчас отстранять всякий повод к серьезному раздору и сколько возможно удовлетворять крестоносцев. Сам Мануил просил опять французов, как прежде немцев, идти в Азию не через Босфор, а через Геллеспонт, и когда Людовик также в этом отказал, император тем не менее выражал ему через послов и в письмах самое дружеское расположение и даж е побудил свою жену чрезвычайно любезно написать королеве Элеоноре. Таким образом были сохранены по крайней мере официально хорошие отношения и 4 октября Людовик был торжественным и блестящим образом приветствован у ворот Константинополя, и, наконец, в великолепной резиденции провел у Мануила праздничные и веселые дни. Тем не менее греки должны были ждать от этих пилигримов самого худшего. Потому что среди них было столько ж е горячих друзей норманнов, как и противников Византийской империи. И когда именно теперь стали известны успехи, которые король Рожер приобрел на греческих берегах, во французском лагере образовалась сильная партия, которая требовала взятия Константинополя и вместе с тем низвержения всей империи: потому что это могло навсегда обезопасить сирийских христиан, которые уже так много пострадали от этих властолюбивых императоров. Эта замыслы крайне озаботили Мануила, и он не знал наконец, другого исхода, как одолеть силу хитростью. Он велел распространять ложные вести о мнимых победах немцев: они будто бы положили уже 14000 врагов, взяли Иконию, приобрели громадную славу и добычу Эти слова вполне достигли желаемого действия. Французы единогласно требовали, чтобы их как можно скорее вели на такое же счастье, и Людовик, поддаваясь этому настроению, тотчас после половины октября со всем войском перешел Босфор. По ту сторону Босфора император, король и его бароны вели переговоры еще несколько дней, в то время как массы пилигримов мало-помалу выступали по направлению 181
171 к Никее. Мануил более всего хотел заключить союз с Людовиком против Рож ера, затем получить родственницу короля в жены одному греческому принцу, и наконец получить от баронов ленную присягу на области, которые они могли бы завоевать. Но, несмотря на многие обещания и подарки, ему удалось добиться только того, что наконец 26 октября, в тот день, когда немцы были разбиты при Дорилеуме, большинство баронов принесло ему ленную присягу. После этого он расстался с крестоносцами, по виду дружески, но в действительности глубоко расстроенный и унылый. Но, когда французские вельможи приближались к Никее, им встретились несколько немецких князей и во главе их герцог Фридрих Швабский, которые сообщили им о бедственной участи, их только что постигшей. Людовик слушал их печальный рассказ с сердечным участием и поспешил на поиски остатков немецкого войска. Когда он встретил Конрада, то они со слезами бросились друг к другу в объятия. Тогда они порешили продолжить странствие к Святым местам в верном союзе. Прежде чем последовать за ними, нам надо вспомнить о тех 15000 человек, которые отделились от короля Конрада в Никее. Во главе их главным образом стояли граф Бернгард Каринтийский и епископ Оттон Фрейзингейский, знаменитый историк, сводный брат Конрада. Они сначала двинулись на запад, затем вдоль Эгейского моря к югу, наконец опять внутрь страны, в конце 1147 года около Лаодикеи, при Лике, потерпели пораж е ние, в котором был убит граф Бернгард, но после этого все-таки добрались до Памфилийского берега, но здесь, в феврале П 48 года, почти все были убиты или взяты в плен. Только с малыми остатками епископ Оттон спасся к морю и в Сирию. Почти такая ж е несчастная судьба постигла и французское войско. Эта еще совершенно свеж ая, многочисленная и воинственная армия должна была теперь прямо двинуться на неприятеля, т. е. пробиться по ближайшей дороге в Дорилеум и Иконию. Этим скорее всего можно было уничтожить дурные действия немецкого поражения, ни в каком случае не подвергаясь большим опасностям, чем те, какие в конце концов надо было преодолеть на других дорогах. Но рассказы Конрада об его только что перенесенных страданиях вызвали оши 182
172 бочное решение избегнуть окровавленную область м еж ду Никеей и Дорилеумом и идти в Сирию далеким обходом через запад и юг Малой Азии. Тогда французы и немногие еще оставшиеся вместе с ними немцы направились через Улубад и Эссерон в Адрамиттиум, а оттуда через Пергам и Смирну в Эфес. Д о этих пор не приходилось биться с сельджуками. Между тем это малодушное уклонение от опасности, крайне враждебное настроение греков в тех местах, непрерывные трудности пути по высоким горам и через бурные потоки все это вместе действовало почти так же дурно, как проигранная битва, и в особенности истощало последнюю энергию у немцев. Кроме того, когда около Рождества они прибыли в Эфес, серьезно заболел король Конрад и поэтому у него как гора свалилась с плеч,' когда в эту минуту император Мануил прислал ему очень сердечное приглашение и этим дал ему возможность остановить на некоторое время продолжение крестового похода и вернуться для отдыха в Контантинополь. Людовик также получил послание от Мануила с серьезными предостережениями о предстоящих опасностях, но оно произвело на короля и его рыцарей тем менее впечатления, что они, свободные от стеснительного соединения с измученными войной немцами (потому что с Конрадом вернулось в Константинополь и его войско), опять могли надеяться на более свободное продолжение своего предприятия. Действительно, следующие недели доставили хорошие результаты. После Рождества они спустились к Меандру и по его правому берегу вверх пошли в глубь страны: мало-помалу их стали окружать сельджуки, но они в твердом порядке без труда их отбивали. На новый 1148 год они перешли Меандр при небольшом городе Антиохии и в блестящем сражении разгромили неприятеля, который хотел пом етать переправе через реку. Несколько дней спустя они дошли до Лаодикеи, но затем, вместо того, чтобы идти по не очень трудным дорогам на восток, снова повернули на юг, к берегу. Очевидно, этот несчастный шаг был опять следствием того же страха, который привел уже большое войско из Никеи в Эфес, вместо Иконии: они надеялись встретить на берегу меньше неприятеля и больше подвоза, чем внутри страны, и должны были жестоко обмануться и в том и другом. Потому что, едва они двинулись на юг от Лаодикеи, через горы Кадма по скалистым дорогам І83
173 и к тому же в небрежном порядке, как сельджуки неожиданно напали на войско, почти неспособное к сопротивлению в этих условиях, и произвели в нем страшную резню, жертвой которой пали не только целые отряды простых пилигримов, но много самых гордых вельмож Франции, и от которой сам Людовик мог спастись только после отчаянной борьбы. Правда, после этого французы опять сомкнулись самым серьезным образом, когда, удивленные дисциплиной и храбростью одного отряда тамплиеров, бывших при войске, они обязали всю воинскую Массу, как большой рыцарских орден, ненарушимым повиновением, постановили и твердо выполнили точно определенный порядок похода и сражения. Тогда, несмотря на повторявшиеся нападения неприятеля, они действительно без особенных потерь достигли памфилийского берега при византийском городе Аттилии. Но там совершилась плачевная судьба и этого войска. Потому что жители Атталии достали, правда, достаточно продовольствия для людей, хотя по очень большим ценам, но для лошадей у них не было никакого корма, так как они жили на скалистом берегу, Вследствие этого французы скоро очутились здесь в худшем положении, чем внутри страны, и уже не отважились пробиться с последними силами в близкую Киликию, что одно могло быть для них спасением. Они медлили и совещались, и наконец обратились к грекам, чтобы получить корабли для переезда в Сирию и, после многих недель ожидания, получили флот, который был достаточен только для того, чтобы перевезти самых знатных господ в войске. Тогда толпы простого народа, в порыве мужества, заявили, чтобы господа с Божией помощью отправились в Сирию, а они попытаются одни пробиться на сухом пути. После стольких страданий у Людовика не доставало больше сил, чтобы помешать осуществлению этого плана и, следовательно, уничтожению всего войска. Он согласился, заключил еще ребяческий договор с греками, по которому за большую сумму денег они должны были с оружием в руках проводить обоз в Таре, и в конце февраля 1148 он покинул со своими баронами и прелатами АтталийСкую гавань. Оставшиеся отряды, конечно, в скором времени 184
174 все погибли жертвами меча сельджуков или греческой жадности и коварства1. Крестоносцы в Сирии В то время, когда происходили все эти неслыханные катастрофы, которые, казалось, далеко превзошли поражения 1101 года, очень значительно ухудшилось и положение сирийских христиан. Правда, страшный Имадеддин Ценки уже в сентябре 1146 года был убит своими собственными людьми, но именно эта смерть причинила новую беду. Потому что сумасбродно смелый граф Иосцелин тотчас после того завязал сношения с армянским населением Эдессы, созвал своих рыцарей и действительно завладел городом. Но в то же время сыновьям Ценки удалось овладеть отцовским наследством: старший сын, Зейфеддин Гази, твердой рукой захватил господство в Мосуле и восточной Месопотамии; младший, Нуреддин, утвердился в Галебе и в сирийских областях. Этот последний получил известие о нападении Иосцелина, тотчас двинулся к Эдессе и тесно окружил город. Правда, граф пытался вылазкой пробить неприятельские отряды, но очень неуспешно, потому что после полного поражения своего должен был бежать почти один. Прекрасный и богатый город Эдесса был после того сровнен с землею мстительным Нуреддином и большая часть населения была перебита или продана в рабство. Вскоре после этого жители Иерусалима пустились в крайне безумное предприятие. А именно, весною 1 Разнообразны е слухи, по которым греки, от императора до последнего подданного, будто бы непрерывно притесняли, грабили и д аж е истребляли массовым отравлением крестоносцев 1147 1148 годов, находят таким образом самое небольш ое подтверждение в достоверной истории. О днако императору нельзя сделать никакого упрека с нравственной точки зрения: политически он повторил ошибку своего отца и деда, требуя всеобщ ей ленной присяги, которая давал а поводы к раздраж ению. Н апротив, подданные старались достичь разны х выгод в торговых и других сношениях с крестоносцами, и часто гнусными средствами: а именно они сумели лестью и насилием алчно воспользоваться положением крестоносцев после пораж ения при Дорилеуме. Но больше нельзя ничего сказать: крестоносцы погибли вовсе не от этого, а от собственных ошибок. 185
175 1147 года эмир Боеры и Сархода, впавший в немилость у своего господина, властителя Дамаска, предложил сдать им Боеру и Сарход, если они поддержат его против Дамаска. Это предложение следовало отклонить, потому что, приняв его, нельзя было больше сохранить дружеский союз между Иерусалимом и Дамаском, который был основан королем Фулько и умным визирем Муинеддином Анаром. Но иерусалимцы дали себя ослепить надеждой на увеличение их государства и двинулись с большой силой, чтобы занять Боеру и Сарход. С одной стороны, они вынудили этим визиря Анара призвать на помощь их опаснейшего общего врага, Нуреддина, наследника силы и планов Ценки, а с другой стороны, они даж е не достигли своей цели, потому что через несколько дней после выступления более многочисленная сила дамаскинцев в гадебцев принудила их к постыдному отступлению с большими потерями. Может быть, даж е они в то время совсем бы погибли, если бы во внезапном порыве мистического одушевления они не приобрели достаточно силы для того, чтобы пробиться через массы неприятелей. М ежду тем граф Раймунд Антиохийский ограничился тем, что, при удобном случае, пугал жителей Галеба и Гамы короткими набегами. Впрочем, он ждал помощи, которую должен был принести ему Запад. Наконец и король Людовик 19 марта 1148 г прибыл в гавань св. Симеона при устье Оронта с теми рыцарскими отрядами, которые сопровождали его морем из Атталии. Раймунд встретил Людовика с большой пышностью и нашел его, несмотря на все перенесенные им страдания, совершенно готовым к борьбе против сельджуков. Но кроме этих французов, в Антиохию не прибыло никаких других крестоносцев, потому что епископ Оттон Фрейзингенский со своими спутниками вышел на берег в одной иерусалимской гавани, а король Конрад, проведя первые месяцы 1148 года в шумных празднествах при греческом дворе и отплыв из Константинополя 7 марта, также прибыл в половине апреля в Святую Землю и именно в Аккон. Правда, в ту минуту король имел еще намерение собрать только новое войско на Иерусалимской земле, и затем двинуться на север для освобождения Эдессы, но вскоре после того он изменил, однако, свой план. Потому что после того, как он отправился в Иерусалим и был там принят самым лестным образом, он дал себя уговорить 186
176 молодому королю Бальдуину Ш и имперским вельможам предпринять с ними поход в будущем июле против Дамаска. Он тотчас начал собирать новое войско, вербуя пилигримов, небольшие отряды которых еще продолжали, приставать к иерусалимским гаваням. Князь Раймунд, вероятно, с горестным удивлением [ принял известие, что в Иерусалиме намереваются вто- [ рично напасть на дамасского визиря, вместо Нуреддина. І Но вслед за этим он сам лиш ил себя последнего остатка своих надежд на большую войну против завоевателей Эдессы. Потому что он завязал, в его положении непростительно преступным образом, дерзкую любовную связь со своей племянницей, прекрасной и пышной королевой Элеонорой Пуату и принудил этим короля Людовика с женой, несмотря на ее сопротивление, и со всеми своими рыцарями покинуть ночью Антиохию. Во время этого постыдного проишествия христианско-. му делу был нанесен тяжелый вред еще с другой стороны. Потому что граф Альфонс Сен-Жилльекнй, сын старого иерусалимского крестоносца Раймунда и вместе с тем старший родственник правившего графа Раймунда Триполисского, прибыл в Аккон с большой свитой, но через несколько дней после того внезапно умер, как шла молва, от отравы. Есть много вероятий, что графа Альфонса иелели умертвить или граф Раймунд, или его невестка королева Мелизенда, потому что они, справедливо или нет, боялись, чтобы он не заявил притензий на господство и Тр иполисе1. При таких дурных предзнаменованиях Конрад и Бальдуин сговорились с Людовиком и его баронами идти наконец вместе в поход против Дамаска. Они собрали всетаки более 50000 человек и во второй половине июля двинулись из Баниаса через горы против многолюдного юрода. Муинеддин Анар приготовился к защите как только мог лучше и начал битву с христианами в плодоносной и богатой водою низменности, которая простирается на запад от Дамаска и тогда, как теперь, покрыта была плантациями, где пограничные стены, сторожевые башенки и увеселительные дома представляли для 1 Альфонс оставил после себя сына, который по смерти отца укрепился в одном Триполисском замке, но здесь, как говорят, по Мауш.ению граф а Райм унда, на него напал и взял в плен Нуреддин. 187
177 магометан чрезвычайно крепкое положение. 24 июля к ним приблизился неприятель, сначала иерусалимцы, потом французы, наконец немцы. Иерусалимцы после жестокой борьбы и больших потерь завоевали только часть плантаций и уже не могли идти дальше. Тогда немцы потеряли терпение, прорвались через ряды французов, чтобы сделать нападение, соскочили с лошадей перед неприятельским фронтом и тяжелыми ударами своих мечей, которыми действовали двумя руками, протеснили дамаскинцев до самого города: в особенности Конрад страшным ударом разрубил пополам одного противника в панцире. После этого можно было бы тотчас взять Дамаск, если бы жаждавш ие добычи победители не рассеялись по богатым плантациям и не награбили вволю. Муинеддин как нельзя лучше воспользовался перерывом битвы-, поставил баррикады перед городом, открытым со стороны плантаций, оживил мужество своих воинов религиозными возбудительными средствами и после убедительной просьбы о помощи к сыновьям Ценки. На следующий день дамаскинские войска осмелились опять проникнуть в плантации и сразились там с христианами так успешно, что последние вынуждены были окружить свой лагерь окопами. Немного времени спустя после этого визирь в городе, а также и короли вне его получили известие, что Зейфеддин Гази и Нуреддин идут с большими силами на освобож дение Дамаска. Но это известие, вместо того, чтобы еще расширить войну, закончило ее одним ударом. Потому что Муинеддин Анар не меньше боялся властолюбия сыновей Ценки, чем крестоносцев, а у последних совсем уж прошла охота воевать против Дамаска. Когда занятие города представило затруднение, иерусалимцы, естественно, вспомнили, что им было бы досточно жить в мире с Дамаском, чтобы быть желанным образом защищенными с одной стороны. Но людям Запада не было никакого интереса проливать кровь в войне, к которой вовсе не стремились сами жители Святой Земли, и немцы в особенности вспоминали с любовью о родине, потому что среди всех своих, говоривших по-французски сотоварищей из Франции и из Палестины, они находились в очень неприятном одиночестве, и уж е после большого поражения при Дорилеуме им приходилось выносить немало насмешек. Когда после всего этого Муинеддин Анар объявил христианам, что, 188
178 при дальнейшей осаде города, он должен будет сдать его сыновьям Ценки, то в иерусалимской главной квартире составился заговор, который имел целью поставить все крестоносное войско в такое положение, что и немногие желавшие войны не могли бы более продолжать ее. С этой целью ночью с 27 на 28 июля королям Германии и Франции было представлено, что завоевание города со стороны плантаций было невозможно, между тем как можно было надеяться на хороший успех, если напасть на Дамаск с юго-востока, потому что там не мешали плантации и стены города были низки и слабы. Короли поддались уговорам. Рано утром 28 июля все войско направилось на юго-восточную сторону города, но там очутилось перед сильными укреплениями в безводной, голой и жаркой пустыне, где долгое пребывание было просто невозможно. Здесь не осталось ничего другого, кроме быстрого отступления, и хотя в рядах западного войска громко высказывалось глубокое раздражение против недостойного коварства иерусалимцев, все-таки приходилось подчиниться необходимости1 Конрад был более всех к этому готов, когда один из важных князей в войске, его близкий друг Дитрих Фландрский, настоятельно убеждал его вернуться на родину: Людовик колебался еще несколько времени, потому что ревностный епископ Готфрид Лангрский заклинал его уйти не прежде, чем он совершит какойнибудь подвиг в честь Бога: наконец и он должен был согласиться на обратный поход, отступление было начато еще 28 июля и сделано не без потерь в битвах с быстро преследовавшим неприятелем. Но должен ли был великий крестовый поход закончиться таким позором? В числе пилигримов было еще достаточно храбрых людей, для которых эта мысль была 1 Знам енитая измена перед воротами Д ам аска возбудила множ ество слухов. Вся вина в этом несчастии л еж ала будто бы на короле Бальдуине, патриархе И ерусалимском, там плиерах, граф е Д итрихе Ф ландрском илц Раймунде Антиохийском, который при этом д аж е не присутствовал Анар будто бы дал иерусалимцам денег, уж асно много, 250000 золотых, но деньги оказались фальш ивыми, позолоченная медь, и т п Д остоверно мы знаем только, что иерусалим ская главная квартира (отдельные лица не могут быть названы) по приведенным в тексте основаниям и у к а занным образом вынудила снятие осады Конечно, можно ещ е догады ваться, что и другие вельмож и, особенно Д итрих Ф ландрский, уж е вперед сговорились с иерусалимцами отностельно снятия осады 189
179 невыносима, и поэтому в конце концов было сделано еще одно общее нападение на Аскалон, которое однако не удалось даж е прежде, чем было начато, вследствие безучастия иерусалимцев. Что побудило этих последних уклониться от предприятия относительно столь важного для них Аскалона, нельзя определенно сказать: более всего вероятно то, что при усиливавшемся возбуждении их против немцев они не хотели даж е с ними вместе биться Скоро после того Конрад покинул Святую Землю, 8 сентября 1148 г., полный горести и негодования на все пережитое, вернулся сначала в Константинополь, чтобы еще теснее чем прежде соединиться с императором Мануилом, а оттуда только весной І149 года отправился в Германию. Людовик оставался в Иерусалиме еще после Пасхи Н 49 года, полный, конечно, напрасной надежды достичь еще какой-нибудь победы над врагами креста. Затем он переплыл с различными опасностями Средиземное море, прибыл в Италию, повидался там с др уж е ственными ему властителями, королем Рожером и папой Евгением, и наконец прибыл осенью 1149 года во Францию. Следствия крестового похода Таким образом, второй крестовый поход не принес сирийским христианам той помощи, которой многие из них от него ожидали и в которой действительно все очень нуждались. Эдесса была теперь навсегда потеряна. Антиохия окончательно низвергнута с гордой высоты, на которой она держалась, хотя с уменьшавшимися силами, полстолетия, и ей каждый день угрожала судьба Эдессы. Наконец, королевство Иерусалимское, хотя в эту минуту было в самом цветущем состоянии, также влачило сомнительное бытие, без какого-либо ручательства прочности. Но если мы спросим, что собственно было причиной бесплодности этого крестового похода для Сирии и бесполезной гибели стольких сотен тысяч храбрых людей, то прежде всего мы должны обвинить в этом неполитическую слепоту того пламенною духовного рвения, какое ко г да- 190
180 либо сказывалось в веке крестовых походов. Святой Бернард предал гибели те ополчения, которые о" сам вызвал, по своему невниманию к тем земным условиям, с какими они были связаны. Его ошибкой было то должное положение, в котором находились во время крестового похода греки и немцы, французы и норманны, и поэтому его ошибкой был в особенности и печальный конец странствия в Малѵю Азию и Сирию. Наряду с этим с самой ужасной ясностью выступает еще другой факт, а именно, что среди жителей крестоносных государств ра спроста вилась крайняя безнравственность и начала оказывать влияние на жизнь общества: убийство, нарушение брака, предательство сливаются в их действиях. Это неудивительно. Западноевропейское рыцарство, которое со времени Готфрида Бульонского сражалось в Сирии, с самого начала находилось в положении, вредившем всякой нравственности. Сначала оно было проникнуто самыми возвышенными настроениями борьбы за Спасителя: но когда кончилось время экзальтации, то после этого, естественно, тем скорее сказались грубые человеческие страсти. Кроме того, это рыцарство боролось за свое существование среди тяжких трудностей, сегодня терпело крайнюю нужду, чтобы завтра видеть перед собой царские сокровища: и в особенности оно было в постоянных столкновениях с неверными, с врагами Христа, относительно которых все казалось позволенным, все дурное и все насильственное, обман, предательство и убийство. Как могли эти люди в конце концов не дойти до того, чтобы не отдаваться необуздано всякому наслаждению, не производить хладнокровно всякое плутовство? Но как ни решительно следует признать испорченность, которая стала почти всеобщей у сирийских христиан, но глубочайшая причина ее была собственно не нравственная, а политическая. Бальдуин I и Бальдуин II также были жадные люди и интриганы, отчасти готовые на предательство так же, как и Боэмунд, Танкред, а иногда даже Готтфрид. Тем не менее они совершили великие дела, потому что у них были перед глазами великие цели, в стремлении к которым они оставались выше этого жалкого падения в бездеятельность и безнравственность. Напротив, у их преемников в эпоху второго крестового похода это стремление к высоким целям по большей части уж е погасло. Только у Раймунда Антиохийского оно Г91
181 иногда еще вспыхивает. Но Мелизенда и ее сын Бальдуин перешли меру в безыдейной ж аж де наслаждений. Им все более и более стали подражать остальные вельможи и это образовало наконец болотную почву, на которой ядовитое растение безнавственности достигает роскошного развития, уничтожающего в конце концов народ и государство. На Западе были темные догадки о таком положении вещей, и на этом основании там судили о событиях последнего времени. Так как крестовый поход вызвали сирийские христиане и в конце концов так презренно им злоупотребили, то на Западе пришли к заключению, что они вообще вызвали его только с дурным намерением обогатиться имуществом крестоносцев. А папу Евгения и святого Бернарда не только сильно порицали за то, что они содействовали неудавшемуся предприятию, но скоро стали говорить, что это были ложные пророки, сыны Ваала и свидетели антихриста, которые преследовали людей пустыми словами и лживой проповедью прогнали в И ерусалим. Если знамения и чудеса происходили в 1146 и 1147 годах, можно было бы только спрашивать о том, кто тогда обманывал делавший чудеса или предмет чуда: но во всяком случае был обман, так как слепые и увлеченные хотя в минуту верующего возбуждения и показывали видимость улучшения, но вслед за тем опять впадали в свои немощи. Говорили, что и сами пилигримы принимали крест с самыми различными намерениями: "потому что они шли на Восток из любознательности: другие, которые жили дома в стеснительной скудности, чтобы помочь своей бедности, им лишь бы только воевать все равно с врагами или друзьями христианства: третьи бежали от долгов, от судьбы, к которой были обязаны, от наказания, которые грозили за их преступления. Только немного было таких, которые не преклоняли своих колен перед Ваалом и которыми руководила благочестивая цель. Полагали таким образом, что все великое ополчение Запада было постигнуто, правда, жесткой, но справедливой судьбой. М ежду тем, наряду с этими суждениями о причинах ужасного поражения, суждениями, которые высказывались и признавались особенно в Германии, во Франции господствовало и такое мнение, что главной виной происшедшего бедствия была именно измена греков общему делу и их коварная враждебность к крестоносцам. 192
182 >тот взгляд подтверждался тем, что в июне 1149 года, как мы увидим, князь Раймунд Антиохийский пал в битве против Нуреддина, а в то же время император Мануил получил значительные успехи над королем Рожером. Уже и 1148 году греки хотели сильным ударом отплатить норманнам за то нападение, которое было для греков так пагубно в предыдущем году; в то время исполнить это намерение им помешали военные дела в Дунайских областях. Но весною 1149 года Мануил сам стал во главе своих войск; в горячей и героической борьбе он снова завоевал Корфу и затем угрожал итальянской области норманнов своим флотом и сухопутным войском. В этих обстоятельствах французы возымели желание снарядить новый крестовый поход, который на этот раз поддержал бы норманнов, обуздал греков и, наконец, оградил Святую Землю от дальнейших бедствий. Святой Бернард надеялся достигнуть наконец того успеха, в котором до сих пор ему было отказано. Король Людовик высказывал теплое участие к этому предприятию, и его главнейший советчик, аббат Сугерий Сен-Дениский, сам с большой энергией занялся вооружениями, предполагая, несомненно, что достоинство французской короны понесло сильный ущерб от неудачи второго крестового похода и должно снова быть поднято победами на Востоке. Политическим условиям, от которых вполне зависела удача этого нового предприятия, старались удовлетворить тем, что короля Конрада, который тогда в союзе с Мануилом приготовлял поход против норманнов, желали с ними примирить: аббат Клервоский писал по этому поводу немецкому властителю. В то же время оказалось, однако, как бедственно сильна была еще именно та сторона духовного движения, которая уже раньше оказалась такой пагубной. Так как, когда многие французские бароны и прелаты собрались в 1150 г. в Шартре для совещания о крестовом походе на Восток, то они единодушно выбрали себе в предводители не кого иного, как святого Бернарда. После того очень понятно, что предприятие нашло себе отголосок даж е во Франции; папа Евгений испугался новых смут, которые грозили христианскому миру, и глупости сделать аббата Клервоского полководцем1, а король Конрад, вместо того, чтобы 1 П апа Евгений, говоря о свойствах, необходимых для полководца^ ж аловался на іть есіііііаз регзопае аььаііз Вегпагсіі. 7 Б Куглер 193
183 послушаться миролюбивых речей Бернарда, думал даже со всеми силами своего государства выступить против этих приготовлений, которые угрожали его друзьям, грекам. Дело затем скоро остановилось, и когда 13 января 1151 г умер аббат Сугерий, во Франции никто уже не стал говорить о неисполнимой войне против Мануила и Нуреддина. Крестовый поход против вендов Но нам должно еще раз возвратиться к первым временам второго крестового похода Значительное число немецких вельмож уже тогда дали обет обратить в христианство или исгребкть племена вендов между Эльбой и Одером в нынешних Мекленбурге и Померании. Это были в особенности молодой Генрих Лев, герцог Конрад Церингейский, маркграфы Альбрехт Медведь н Конрад Мейссенский, архиепископы Бременский и Магдебургский и длинный ряд графов и епископов. Они образовали два войска, которые, как говорят, составляли вместе до 10000 человек. М ежду тем их поход также не имел достаточного основания, так как влияние христианства и немецкого господства на мирной почве сделало в последнее время большие успехи среди вендов, и потому война могла явиться только помехой. Как только князь ободритов Никлот услыхал о приготовлениях к крестовому походу, он, предупреждая противников, сам напал на только что расцветавший Любек и опустошил его точно так же, как и немецкие колонии в восточной Голштинии. Правда, вскоре после того, в июле 1147 года, одно войско крестоносцев двинулось к сильной крепости Никлота Добину, в северо-восточном конце Шверинского озера, и даж е получило там неожиданную и сильную поддержку от датчан, которых также охватило крестоносное одушевление Но венды сопротивлялись очень хороню. Датчане понесли такие значительные потери, что вернулись обратно на родину, а немцы скоро пришли к убеждению, что этой борьбой они вредят только своим собственным интересам. Поэтому они начали переговоры о мире и объявили, что цель крестового похода достигнута, 194
184 когда ободриты обещали им отказаться от служения идолам, конечно, более для вида, чем серьезно. Подобное произошло и со вторым войском, которое, подкрепленное еще богемцами, мораванами и поляками, п августе вторглось с опустошениями в страну лютичей, окружило замок Деммин в западной Померании и угрожа.по Штеттину Но Штеттин в сущности был уже христиан і ним; может быть, лютичи также обещ али впредь отстать о г идолопоклонства, и через несколько недель и эти крестоносцы также вернулись на родину Единственный результат всех этих битв состоял в том, что племена лендов все-таки получили большой страх перед силой своих противников и поэтому мало-помалу или признавали их власть, или добровольно принимали христианскую перу Завоевание Лиссабона Но тем временем началась еще другая война креста против неверных, и только она одна в то время достигла чистого и полного успеха. Весною 1147 много нижерейні ких, фризских и английских пилигримов решило отпра литься на кораблях в Сирию Сборным местом отдельных"скадр была английская гавань Дартмут Оттуда 23 мая отплыли в море 164 корабля с приблизительно 13000 челолек. При сильных бурях пилигримы достигли испанского берега, посетили святыни Сан-Яго де Компостелла и в половине июня высадились на берег в Опорто Г,пископ этого города, по поручению короля Альфонса Португальского, просил их помочь ему при осаде еще магометанского Лиссабона Большинство из них было готово на это; но так как некоторые возражали, и вообще л этой пестрой. толпе, составленной из различных народностей, трудно было провести твердое решение, то прошло еще несколько недель прежде, чем они;обязались принять участие в войне, в надежде на богатую добычу 11о это время не было однако потерянным, потому что между тем король Альфонс собрал свои войска под Лиссабоном и пилигримы последовали за ним туда морем Изять город была не легкая задача, он имел чрезвычайно крепкое положение и в нем, как говорят, насчитывалось не /* 195
185 менее 200000 жителей. Несмотря на это, крестоносцам удалось проникнуть в нижние части города и занять их уж е 1 июля, хотя они высадились на берег только за три дня перед тем При осаде цитадели, конечно, должно было прорыть минные ходы, выстроить подвижные башни и пустить в дело тараны и метательные машины, и в течение многих недель вокруг неприятельских стен бушевала ожесточенная битва с переменным счастьем. Но, наконец, у осажденных истощились съестные припасы, в их рядах стали свирепствовать голод и болезни, и приближалась минута, когда штурм должен был неминуемо привести к падению цитадели. Мусульмане не стали ждать этого и сдались на капитуляцию 21 октября 1147 г за свободное отступление. Умный король Альфонс приобрел этим тот город, который мало-помалу стал краеугольным камнем и центром его государства. А пилигримы приобрели в завоеванном городе, который был оставлен им на разграбление, несметные богатства. Они остались в Португалии еще до 1 февраля следующего года, а затем отплыли в Сирию, где многие из них несомненно приняли участие в несчастном походе королей Германии и Франции против Дамаска.
