Берегъ Пасаржи. Странное дѣло! Мы такъ мало торопились, преслѣдуя непріятеля, что онъ успѣлъ переправиться черезъ эту рѣчку, на берегахъ которой мы теперь стоимъ, и насъ же встрѣтилъ выстрѣлами! Можетъ быть я ничего въ этомъ не разумѣю, но мнѣ кажется, что надобно было итти на плечахъ у непріятеля и разбить его при переправѣ.
Тамъ же на берегу Пасаржи. Другой день, стоимъ мы здѣсь и ничего не дѣлаемъ, да и дѣлать нечего. Впереди насъ егеря перестрѣливаются съ непріятельскими стрѣлками черезъ рѣчку; нашъ полкъ поставленъ тотчасъ за егерскимъ; но какъ намъ совсѣмъ уже нѣтъ дѣла, то и приказано сойти съ лошадей. Я голодна смертельно! У меня нѣтъ ни одного сухаря! Казаки, поймавшіе моего Алкида, сняли съ него саквы съ сухарями, плащъ и чемоданъ; я получила свою лошадь съ однимъ только сѣдломъ, а все прочее пропало! Я стараюсь во снѣ забыть, что мнѣ ѣсть хочется, однако жъ это не помогаетъ. Наконецъ уланъ, которому я поручена была въ смотрѣніе, и имѣвшій еще и теперь власть ментора, замѣтя, что на сѣдлѣ моемъ саквъ нѣтъ, и что лице мое блѣдно, предложилъ мнѣ три большихъ заплесневѣлыхъ сухаря; я съ радостью взяла ихъ и положила въ яму, полную дождевой воды, чтобъ они нѣсколько размокли. Хотя я не ѣла болѣе полутора сутокъ, однако жъ не могла съѣсть болѣе одного изъ этихъ сухарей, такъ они были велики, горьки и зелены. Мы продолжали стоять на одномъ мѣстѣ; стрѣлки перестрѣливаются, уланы такъ лежатъ на травѣ; я пошла отъ скуки ходить по холмамъ, гдѣ стоять казацкіе ведеты. Сходя съ одного пригорка, я увидѣла ужасное зрѣлище: два егеря, хотѣвшіе видно спрятаться отъ выстрѣловъ, или просто на свободѣ выпить свое вино, лежали оба мертвые: смерть нашла ихъ въ этомъ убѣжищѣ; они оба убиты были однимъ ядромъ, которое сорвавъ сидящему выше всю грудь, пробило товарищу его, сидѣвшему нѣсколько ниже, бокъ, вырвало внутренности, и вмѣстѣ съ ними лежало; подлѣ него тутъ же лежала и манерка ихъ съ водкою. Содрогаясь, ушла я отъ страшнаго вида двухъ этихъ тѣлъ! Возвратясь къ полку, я легла было въ кустахъ и заснула, но была очень скоро и непріятно разбужена: близъ меня упало ядро, вслѣдъ за нимъ прилетѣло еще нѣсколько; я вскочила и отбѣжала шаговъ десять отъ этого мѣста; но фуражка моя тамъ осталась, я не успѣла схватить ее; она лежала на травѣ, и на темной зелени ея была похожа на огромный цвѣтокъ, по своему яркому малиновому цвѣту. Вахмистръ приказалъ мнѣ итти взять ее, и я пошла, хотя не совсѣмъ охотно, потому что ядра густо и безпрерывно падали въ этотъ кустарникъ. Причиною этой неожиданной пальбы на насъ, были наши флюгера; мы воткнули пики въ землю при лошадяхъ. Разноцвѣтные флюгера, играя съ вѣтромъ и трепеща на воздухѣ, привлекли вниманіе непріятеля; угадывая по нимъ наше присутствіе въ этомъ лѣсочкѣ, онъ направилъ туда свои пушки; теперь насъ отвели дальше и пики велѣно положить на землю.
Вечеромъ полку нашему приказано быть на лошадяхъ. До глубокой полночи сидѣли мы на коняхъ и ожидали, когда намъ велятъ двинуться съ мѣста. Теперь мы сдѣлались арріергардомъ, и будемъ прикрывать отступленіе арміи. Такъ говоритъ нашъ ротмистръ. Уставъ смертельно сидѣть на лошади такъ долго, я спросила Вышемирскаго, не хочетъ-ли онъ встать; онъ сказать, что давно сошелъ бы съ коня, если бъ не ожидалъ каждую минуту что полкъ пойдетъ. — Мы это услышимъ и въ мигъ сядемъ на лошадей, сказала я, а теперь переведемъ ихъ за этотъ ровъ и ляжемъ тутъ на травѣ. Вышемирскій послѣдовалъ моему совѣту; мы перевели своихъ лошадей черезъ ровъ и сами легли въ кустахъ. Я обвила поводъ около руки и тотчасъ заснула. — Слышу имя свое два раза повторенное! чувствую что Алкидъ толкаетъ меня головою, храпитъ и бьетъ копытомъ въ землю; слышу что земля задрожала подо мною и потомъ все затихло! Сердце мое замирало, я понимала опасность, силилась проснуться и не могла. Алкидъ мой! безцѣнный конь! хотя остался одинъ, слышалъ въ отдаленіи своихъ товарищей, былъ на свободѣ, потому что поводъ ослабъ и спалъ съ руки моей, не ушелъ однако жъ отъ меня, но только безпрестанно билъ копытомъ землю и храпѣлъ, наклоняя ко мнѣ морду. Съ трудомъ наконецъ открыла я глаза, встала; вижу что Вышемирскаго нѣтъ; смотрю на мѣсто, гдѣ стоялъ полкъ, его пѣтъ! Я окружена мракомъ и безмолвіемъ ночи, столь страшной въ теперешнемъ случаѣ. Глухо отдающійся топотъ лошадей, даетъ мнѣ понять, что полкъ удаляется на-рысяхъ; — спѣшу сѣсть на Алкида, и справедливость требуетъ признаться, что нога моя не вдругъ сыскала стремя! Сѣвъ, я опустила повода, и мой конь, вѣрный, превосходный конь мой, перескочилъ ровъ, и прямо черезъ кустарникъ понесъ меня легкимъ, быстрымъ скокомъ прямо къ полку, догналъ его въ четверть часа и сталъ въ свой ранжиръ. Вышемирскій сказалъ, что онъ считалъ меня погибшимъ; онъ говорилъ, что самъ очень испугался, слыша полкъ удаляющимся, и потому, кликнувъ меня два раза, оставилъ на волю Божію участь мою.