«Не все между мужчинами
Отыскивать счастливаго,
Пощупаемъ-ка бабъ!»
Рѣшили наши странники
И стали бабъ опрашивать.
Въ селѣ Наготинѣ
Сказали, какъ отрѣзали:
«У насъ такой не водится,
А есть въ селѣ Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнѣе
И глаже — бабы нѣтъ.
Спросите вы Корчагину,
Матрену Тимоѳеову,
Она же: губернаторша...»
Подумали — пошли.
Ужь налились колосики.
Стоятъ столбы точеные,
Головки золоченыя,
Задумчиво и ласково
Шумятъ. Пора чудесная!
Нѣтъ веселѣй, наряднѣе,
Богаче нѣтъ поры!
«Ой, поле многохлѣбное!
Теперь и не подумаешь,
Какъ много люди Божіи
Побились надъ тобой,
Покамѣсть ты одѣлося
Тяжелымъ, ровнымъ колосомъ
И стало передъ пахаремъ
Какъ войско предъ царемъ!
Не столько росы теплыя,
Какъ потъ съ лица крестьянскаго
Увлажили тебя!..»
Довольны наши странники,
То рожью, то пшеницею,
То ячменемъ идутъ.
Пшеница ихъ не радуетъ:
Ты тѣмъ передъ крестьяниномъ,
Пшеница, провинилася,
Что кормишь ты по выбору,
За то, не налюбуются
На рожь, что̀ кормитъ всѣхъ.
«Льны тоже нонче знатные...
Ай! бѣдненькой! застрялъЬ
Тутъ жаворонка малаго,
Застрявшаго во льну,
Романъ распуталъ бережно,
Поцаловалъ: «лети!»
И птичка въ высь помчалася,
За нею умиленные
Слѣдили мужики...
Поспѣлъ горохъ! Накинулись
Какъ саранча на полосу:
Горохъ, что̀ дѣвку красную
Кто ни пройдетъ — щипнетъ!
Теперь горохъ у всякаго
У стараго, у малаго,
Разсыпадся горохъ
На семьдесятъ дорогъ!
Вся овощь огородная
Поспѣла; дѣти носятся
Кто съ рѣпой, кто съ морковкою,
Подсолнечникъ лущатъ,
А бабы свеклу дергаютъ,
Такая свекла добрая!
Точь-въ-точь сапожки красные
Лежитъ на полосѣ.
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вотъ, наконецъ, и Клинъ.
Селенье незавидное:
Что ни изба — съ подпоркою,
Какъ нищій съ костылемъ;
А съ крышъ солома скормлена
Скоту. Стоятъ какъ остовы
Убогіе дома.
Ненастной, поздней осенью
Такъ смотрятъ гнѣзда галочьи,
Когда галчата вылетятъ
И вѣтеръ придорожныя
Березы обнажитъ...
Народъ въ поляхъ — работаетъ.
Замѣтивъ за селеніемъ
Усадьбу на пригорочкѣ,
Пошли пока — глядѣть.
Огромный домъ, широкій дворъ,
Прудъ, ивами обсаженный,
Посереди двора.
Надъ домомъ башня высится,
Балкономъ окруженная,
Надъ башней шпиль торчитъ.
Въ воротахъ съ ними встрѣтился
Лакей какой-то буркою
Прикрытый: — «Вамъ кого?
Помѣщикъ за границею,
А управитель при смерти!..»
И спину показалъ.
Крестьяне наши прыснули:
По всей спинѣ двороваго
Былъ нарисованъ левъ.
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что̀ за нарядъ диковинный,
Пока Пахомъ догадливый
Загадки не рѣшилъ:
«Халуй хитеръ: стащить коверъ,
Въ коврѣ дыру продѣлаетъ,
Въ дыру просунетъ голову
Да и гуляетъ такъ!..»
Какъ прусаки слоняются
По нетопленой горницѣ,
Когда ихъ вымораживать
Надумаетъ мужикъ,
Въ усадьбѣ той слонялися
Голодные дворовые,
Покинутые бариномъ
На произволъ судьбы.
Все старые, все хворые
И какъ въ цыганскомъ таборѣ
Одѣты. По пруду
Тащили бредень пятеро.
«Богъ на̀-помочь! Какъ ловится?..»
— Всего одинъ карась!
А было ихъ до пропасти
Да крѣпко навалились мы,
Теперь — свищи въ кулакъ!
«Хоть бы пяточекъ вынули!»
Проговорила блѣдная,
Беременная женщина,
Усердно раздувавшая
Костеръ на берегу.
— Точеные-то столбики
Съ балкону, что̀ ли, умница?
Спросили мужики.
«Съ балкону!»
— То-то высохли!
А ты не дуй! Сгорятъ они
Скорѣе, чѣмъ карасиковъ
Изловятъ на уху!
«Жду — не дождусь. Измаялся
На черствомъ хлѣбѣ Митенька,
Эхъ, горе — не житье!»
И тутъ она погладила
Полунагова мальчика
(Сидѣлъ въ тазу заржавленномъ
Курносый мальчуганъ).
— А что? ему, чай, холодно,
Сказалъ сурово Провушка:
— Въ желѣзномъ-то тазу?
И въ руки взять ребеночка
Хотѣлъ. Дитя заплакало,
А мать кричитъ: «Не тронь его!
Не видишь? Онъ катается!
Ну, ну! пошелъ! Колясочка,
Вѣдь, это у него!..»
Что̀ шагъ, то натыкалися
Крестьяне на диковину:
Особая и странная
Работа всюду шла.
Одинъ дворовый мучился
У двери: ручки мѣдныя
Отвинчивалъ; другой
Несъ изразцы какіе-то.
« Наковырялъ, Егорушка? »
Окликнули съ пруда.
Въ саду ребята яблоню
Качали. — «Мало, дяденька!
Теперь они осталися
Ужь только наверху,
А было ихъ до пропасти!»
— Да что въ нихъ проку? зелены!
«Мы рады и такимъ!»
Бродили долго по саду:
«Затѣй-то! горы, пропасти!
И прудъ опять... Чай, лебеди
Гуляли по пруду?..
Бесѣдка... стойте! съ надписью!..»
Демьянъ, крестьянинъ грамотный,
Читаетъ по складамъ.
«Эй, врешь!» Хохочутъ странники...
Опять — и то же самое
Читаетъ имъ Демьянъ.
(На силу догадалися,
Что надпись переправлена:
Затерты двѣ-три литеры,
Изъ слова благороднаго
Такая вышла дрянь!)
Замѣтивъ любознательность
Крестьянъ, дворовый сѣденькій
Къ нимъ съ книгой подошелъ:
«Купите!» Какъ ни тужился,
Мудренаго заглавія
Не одолѣлъ Демьянъ:
— Садись-ка ты помѣщикомъ
Подъ липой на скамеечку,
Да самъ ей читай!
«А тоже грамотѣями
Считаетесь!» съ досадою
Дворовый прошипѣлъ:
«На что̀ вамъ книги умныя?
Вамъ вывѣски питейныя
Да слово: воспрещается,
Что на столбахъ встрѣчается,
Достаточно читать!»
— «Дорожки такъ загажены,
Что срамъ! у дѣвокъ каменныхъ
Отшибены носы!
Пропали Фрукты-ягоды,
Пропали гуси-лебеди
У халуя въ зобу!
Что церкви безъ священника,
Угодамъ безъ крестьянина,
То саду безъ помѣщика»
Рѣшили мужики:
«Помѣщикъ прочно строился,
Такую даль загадывалъ,
А вотъ...» (Смѣются шестеро,
Седьмой повѣсилъ носъ).
Вдругъ съ вышины откуда-то,
Какъ грянетъ пѣсня! головы
Задрали мужики:
Вкругъ башни по балкончику
Похаживалъ въ подрясникѣ
Какой-то человѣкъ
И пѣлъ... Въ вечернемъ воздухѣ,
Какъ колоколъ серебряный
Гудѣлъ громовый басъ...
Гудѣлъ — и прямо за сердце
Хваталъ онъ нашнхъ странниковъ:
Не русскія слова,
А горе въ нихъ такое же,
Какъ въ русской пѣснѣ слышалось,
Безъ берегу, безъ дна.
Такіе звуки плавные,
Рыдающіе ... « Умница
Какой мужчина тамъ?»
Спросилъ Романъ у женщины,
Уже кормившей Митеньку
Горяченькой ухой.
— Пѣвецъ Ново-Архангельской.
Его изъ Малороссiи
Сманили господа.
Свезти его въ Италію
Сулились, да уѣхали...
А онъ бы радъ радехонекъ,
Какая ужь Италія?
Обратно въ Конотопъ,
Ему здѣсь дѣлать нечего...
Собаки домъ покинули
(Озлилась круто женщина)
Кому здѣсь дѣло есть?..
Да у него ни спереди,
Ни сзади... кромѣ голосу...»
— Зато ужь голосокъ!
«Не то еще услышите,
Какъ до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьяконъ... тоже съ голосомъ...
Такъ вотъ они затѣяли
По своему здороваться
На утренней зарѣ.
На башню какъ подымется
Да рявкнетъ нашъ: «Здо-ро-во-ли
Жи-вешь, о-тецъ Ипатъ?»
Такъ стекла затрещатъ!
А тотъ ему, оттуда-то:
«Здо-ро-во нашъ со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить!» — И-ду!..
Иду-то это въ воздухѣ
Часъ цѣлый откликается...
Такіе жеребцы!..
Домой скотина гонится,
Дорога запылилася,
Запахло молокомъ.
Вздохнула мать Митюхина:
Хоть бы одна коровушка
На барскій дворъ вошла!
— Чу! пѣсня за деревнею,
Прощай, горюшка бѣдная!
Идемъ встрѣчать народъ.
Легко вздохнули странники:
Имъ послѣ дворни ноющей
Красива показалася
Здоровая, поющая
Толпа жнецовъ и жницъ,
Все дѣло дѣвки красили
(Толпа безъ красныхъ дѣвушекъ,
Что̀ рожь безъ васильковъ).
— Путь добрый! А которая
Матрена Тимоѳеевна?
«Что нужно, молодцы?
Матрена Тимюѳеевна
Осанистая женщина,
Широкая и плотная,
Лѣтъ тридцати осьми.
Красива; волосъ съ просѣдьюо,
Глаза большіе, строгіе,
Рѣсницы богатѣйшія,
Сурова и смугла.
На ней рубаха бѣлая,
Да сараФанъ коротенькій
Да серпъ черезъ плечо.
«Что̀ нужно вамъ, молодчики?»
Помалчивали странники,
Покамѣсть бабы прочія
Не поушли впередъ,
Потомъ поклонъ отвѣсили:
— Мы люди чужестранные,
У насъ забота есть,
Такая ли заботушка,
Что изъ домовъ повыжила,
Съ работой раздружила насъ,
Отбила отъ ѣды.
Мы мужики степенные,
Изъ временнообязанныхъ,
Подтянутой губерніи,
Пустопорожней волости
Изъ смежныхъ деревень:
Несытова, Неѣлова,
Заплатова, Дырявина,
Горѣлокъ, Голодухина,
Неурожайна тожь.
Идя путемъ дорогою
Сошлись мы невзначай,
Сошлись мы — и заспорили
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?
Романъ сказалъ: помѣщику,
Демьянъ сказалъ: чиновнику,
Лука сказалъ: попу,
Купчинѣ толстопузому,
Сказали братья Губины
Иванъ и Митродоръ.
Пахомъ сказалъ: свѣтлѣйшему
Вельможному боярину,
Министру государеву,
А Провъ сказалъ: царю...
Мужикъ, что̀ быкъ: втемяшится
Въ башку какая блажь —
Коломъ ее оттудова
Не выбьешь! Какъ ни спорили
Не согласились мы!
Поспоривши, повздорили,
Повздоривши, подралися,
Подравшися, удумали
Не расходиться врозь,
Въ домишки не ворочаться,
Не видѣться ни съ женами,
Ни съ малыми ребятами,
Ни съ стариками старыми,
Покуда спору нашему
Рѣшенья не найдемъ,
Покуда не довѣдаемъ
Какъ ни на есть — доподлинно
Кому жить любовесело,
Вольготно на Руси?..
Попа ужь мы довѣдали,
Довѣдали помѣщика,
Да прямо мы къ тебѣ!
Чѣмъ яамъ искать чиновника,
Купца, министра царскаго,
Царя (еще допуститъ ли
Насъ, мужичонковъ, Царь?)
Освободи насъ, выручи!
Молва идетъ всесвѣтная,
Что ты вольготно, счастливо
Живешь... Скажи по-божески
Въ чемъ счастіе твое?
Не то, чтобъ удивилася
Матрена Тимоѳеевна,
А какъ-то закручинилась,
Задумалась она...
— Не дѣло вы затѣяли!
Теперь пора рабочая,
Досугъ ли толковать?..
— Полцарства мы промѣрялн,
Никто намъ не отказывалъ!
Просили мужики.
— У насъ ужь колосъ сыпется,
Рукъ не хватаетъ, милые...
— А мы на что̀, кума?
Давай серпы! Всѣ семеро
Какъ стаііемъ завтра, — къ вечеру
Всю рожь твою сожнемъ!
Смекнула Тимоѳеевна,
Что дѣло подходящее,
«Согласна» говорить:
«Такіе-то вы бравые,
Нажнете, не замѣтите
Сноповъ по десяти».
— А ты намъ душу выложи!
«Не скрою ничего!»
Покуда Тимоѳеевна
Съ хозяйствомъ управлялася,
Крестьяне мѣсто знатное
Избрали за избой:
Тутъ рига, конопляники,
Два стога здоровенные,
Богатый огородъ.
И дубъ тутъ росъ — дубовъ краса.
Подъ нимъ присѣли странники:
«Эй, скатерть самобранная,
Попотчуй мужиковъ».
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Двѣ дюжія руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлѣбушка
И спрятались опять...
Гогочутъ братья Губины:
Такую рѣдьку схапали
На огородѣ — страсть!
Ужь звѣзды разсажалися
По небу темносинему,
Высоко мѣсяцъ сталъ,
Когда пришла хозяюшка
И стала нашимъ странникамъ
«Всю душу открывать...».
