Летопись крушений и других бедственных случаев военных судов русского флота/1874 (ДО)/Лоц-шхуна «Алупка»

Материал из Викитеки — свободной библиотеки


[17]
Лоцъ шхуна «Алупка».

Шхуна «Алупка», оторванная отъ нашихъ береговъ сильнымъ NO, послѣ долгой борьбы, для спасенія команды должна была спуститься въ Константинопольскій проливъ и отдаться въ плѣнъ непріятелю. Командиръ шхуны поручикъ корпуса флотскихъ штурмановъ Давыдовъ послѣ двухъ лѣтняго пребыванія въ плѣну у турокъ доноситъ: Ввѣренная мнѣ шхуна прибыла на рейдъ Попова балка[1] вечеромъ 24-го октября 1853 года. Здѣсь уже ожидалъ меня верховой отъ г. директора маяковъ, съ предписаніемъ оставаться на этомъ рейдѣ и не слѣдовать къ порту. Въ томъ же предписаніи было означено: изготовить ввѣренное мнѣ судно для слѣдованія съ рабочими людьми и матеріалами къ острову Ѳеодонисій. Проплававъ 8 мѣсяцевъ со старымъ и ветхимъ судномъ, я, на полученное мною предписаніе, счелъ обязанностію донести г-ну директору о важныхъ худостяхъ и неисправностяхъ по судну. Въ рапортѣ моемъ весьма ясно были изложены всѣ недостатки, гдѣ между прочимъ была требована мною и коммиссія для освидѣтельствованія шхуны; но его превосходительству г-ну директору не благоугодно было уважить мой [18]рапортъ, и войти въ справедливое и болѣе подробное онаго разсмотрѣніе. Основываясь на точномъ смыслѣ закона «буде начальникъ приказываетъ и противозаконное и ко вреду служить могущее, то подчиненный обязанъ прежде исполнить, а потомъ имѣетъ уже объявить жалобу на несправедливость и противузаконный поступокъ» и постигая вполнѣ важность законной отвѣтственности, которой я долженъ былъ бы подвергнуться, за неисполненіе предписаній начальства, а тѣмъ болѣе въ военное время, мнѣ ничего болѣе не оставалось, какъ покорясь неожиданнымъ обстоятельствамъ и необходимости, — исполнить въ точности предписаніе директора маяковъ. При всевозможныхъ неудобствахъ стоянки судна не въ самомъ портѣ, я употребилъ всевозможныя усилія моей малочисленной ластовой команды, и съ ввѣренною мнѣ шхуною снялся съ якоря съ Николаевскаго рейда 27 октября, соображая позднее осеннее время года, съ непреложной готовностью исполнить предписаніе начальства и тѣмъ скорѣе окончить предполагаемое опасное плаваніе. По выходѣ изъ порта, рискуя поставить шхуну на мель, я лавировалъ по рѣкѣ Бугъ до 10-ти часовъ ночи; но при постоянно неблагопріятствовавшей со снѣгомъ и дождемъ погодѣ, до Одесскаго порта я едва доплылъ только 1-го ноября вечеромъ; здѣсь добавивъ изъ коммиссіонерства морской провизіи и дровъ, 6-го ноября утромъ, при вѣтрѣ отъ NO, снялся съ якоря и прибылъ къ острову Ѳеодонисія 7-го ноября въ 9½ часовъ утра. Все время стоянки у острова, вѣтры были постоянно свѣжіе, дули потому же направленію и съ постоянно проливнымъ дождемъ. Въ продолженіи 6 дней, свозили со шхуны на островъ рабочихъ людей и матеріалы, и брали для шхуны дождевую воду. 12 Ноября, въ 2½ часа пополудни, я поѣхалъ самъ лично на островъ, чтобы убѣдиться въ успѣхѣ производимыхъ работъ и еще запастись для шхуны дождевой водой съ острова. Сдавъ послѣдніе матеріалы, барказные гребцы наливали привезенные порожніе анкерки дождевой водой, которой на островѣ было въ большомъ изобиліи; но предъ захожденіемъ солнца вдругъ отъ NOtN нашёлъ шквалъ съ сильнымъ проливнымъ дождемъ, и вскорѣ вѣтръ этотъ превратился въ постоянно ревущій шквалъ; [19]въ одно мгновеніе вся окрестность острова покрылась морской пѣной, брызги взлетали на самую большую прибрежную высоту; отъ огромнаго волненія и теченія изъ Сулинскаго рукава рѣки Дуная, у всѣхъ прибрежныхъ пунктовъ острова, образовался необыкновенно опасный прибой. Налитые судовые анкерки съ дождевой водой были оставлены на островѣ изъ опасенія, чтобы при погрузкѣ не повредить барказа о выполированный волненіемъ камень, служащій единственною пристанью по SW сторону,— у этого-то камня стоялъ на двухъ дрекахъ и береговыхъ концахъ шхунскій барказъ. Всякій разъ, когда нужно было посадить одного изъ матросовъ, то прибоемъ грозило разбить въ дребезги и барказъ и людей. Съ чрезвычайными усиліями и, выражаясь нисколько не гиперболически, — съ самоотверженіемъ, я и матросы погрузились на барказъ. Проливный дождь, непроницаемая темнота и огромнѣйшее волненіе долго скрывали отъ насъ двойной огонь, висѣвшій на шхунѣ; барказъ былъ поднятъ на палубу и принайтовленъ перлинями. Имѣя глубины 19 сажень, якорная цѣпь была вытравлена до 70 саж., при постоянныхъ порывахъ и шквалахъ, шхуну ужасно дергало, а отъ удара волнъ потрясало всѣмъ составомъ; при вѣтрѣ отъ NNO теченіи отъ W, качка была неправильная, размашистая и стремительная. Расчитывая, что шхуна не можетъ стоять ни по вѣтру, ни по теченію, хотя и былъ изготовленъ другой якорь (у котораго клюзъ былъ весьма неблагонадеженъ) я не могъ рисковать положить его, не перепутавъ якорныхъ канатовъ, а потому и предпочелъ стоять на одномъ, вытравивъ всю канатную цѣпь брошеннаго плехтоваго якоря. Въ продолженіи ночи отъ страшныхъ подергиваній каната, вся палуба вдругъ показала течь, но судно еще удерживало свое мѣсто. 13 ноября, въ 9½ час. утра, при нашедшемъ вновь жестокомъ шквалѣ, лопнула канатная цѣпь на 47 саженяхъ отъ якоря; вѣтръ дулъ безпрерывными шквалами; при глубинѣ 20 сажень и грунтѣ: песокъ, камень и ракушка, безполезно было надѣяться удержаться на другомъ якорѣ съ неблагонадежнымъ клюзомъ. Чтобы поворотить шхуну на какой либо галсъ, поднятъ былъ стаксель, который вскорости и былъ убранъ потому, что не поднятою еще изъ воды цѣпью давило носъ шхуны и не дозволяло ей свободно [20]подниматься на волненіе; поставленный за тѣмъ зарифленный фокъ показалъ тѣже неудобства, — такимъ образомъ шхуну зыбью и теченіемъ положило на лѣвый галсъ и пока канатная цѣпь вытаскивалась изъ воды, шхуну дрейфовало на румбъ S, что было видно по пеленгуемому маяку. Вся канатная цѣпь наконецъ была поднята, вѣтръ отъ NO, а съ нимъ дождь, волненіе и зыбь увеличились до необыкновенной жестокости; все окружающее шхуну представляло штормъ въ буквальномъ смыслѣ. Въ это время шхуна находилась близъ траверза Георгіевскаго Дунайскаго гирла, глубина была 25 сажень, грунтъ песокъ и илъ. Поставить паруса или хотя одинъ изъ нихъ, какъ самый необходимѣйшій, фокъ, не было никакой возможности. Въ 6 часовъ пополудни вѣтеръ дулъ отъ ONO, но съ такими же порывами и зыбь увеличивалась все болѣе и болѣе, шхуну било волненіемъ и русленя уходили въ воду; 14 числа вѣтеръ и состояніе погоды были тѣ же, палуба вся текла, ватер-вейсы въ нѣкоторыхъ мѣстахъ отъ гнилости отошли и пропускали воду, баргоутомъ шхуна также показала значительную течь, высота воды на палубѣ быда постоянно болѣе полуфута, — на бакѣ же и того болѣе. Въ этотъ день, когда я распоряжался на шханцахъ, сильнымъ ударомъ волненія меня оторвало и бросило съ одного борта на другой, и прежде чѣмъ я успѣлъ подняться на мокрой и скользкой палубѣ, вторичнымъ ударомъ волненія меня бросило на свѣтлый люкъ; отъ этихъ двухъ ударовъ, я остался обезпамятевшимъ отъ ушиба въ грудь и правый бокъ и вылома пальца на лѣвой рукѣ. 15-го числа туманъ и проливной дождь. Съ разсвѣтомъ шхуна находилась у неизвѣстнаго берега, глубина 25 сажень; по причинѣ сильнаго теченія, съ большимъ усиліемъ поворотили чрезъ фордевиндъ на другой галсъ и только этимъ шхуна избѣгла несчастія. Хотя я былъ боленъ и разстроенъ, но рѣшился выйти на палубу распоряжаться лично. Сдавъ на островъ матеріалы, — для большей остойчивости судна, а также чтобъ очистить палубу для большаго удобства управленія парусами, я приказалъ фалконеты съ ихъ станками погрузить въ трюмъ, туда же были спущены и двѣ пары желѣзныхъ шлюпъ-балокъ, — все это было прикрѣплено къ трюмнымъ пиллерсамъ; отверстія [21]фалконетныхъ бортовъ были обиты кругомъ парусиной и закрашены черной краской. Течь показалась въ подводной части шхуны и люди не отходили отъ помпъ. Хотя безпрерывный дождь и продолжался, но нѣсколько затихнувшіе порывы вѣтра дали возможность поставить паруса: фокъ и гротъ въ три рифа, марсель въ два рифа и стаксель; съ этого времени, рискуя уже потерять и мачты, паруса не убирались, отъ проливнаго дождя весь берегъ совершенно затемнялся. Въ продолженіи 20 дней моего злополучнаго странствованія, я замаскировалъ шхуну купеческимъ флагомъ; въ разное время, я видѣлъ три турецкіе парохода, слѣдовавшихъ къ Варнѣ и оттуда; былъ нѣсколько разъ посреди купеческихъ судовъ, идущихъ изъ Одесскаго и Керченскаго портовъ; два раза видѣлъ ясно Босфорскіе маяки, но при сдѣлавшемся сильномъ отъ NO теченіи, никакъ не могъ дойти далѣе траверза мыса Элине-Бурну. Послѣднее время моего плаванія было еще ужаснѣе — первые 10 дней лилъ безпрерывный дождь съ жестокимъ NO, послѣдніе же, постоянный крѣпкій ONO, съ дождемъ, снѣгомъ и градомъ. Во все время какъ шхуну оторвало отъ острова Ѳеодонисія, ни одного раза мы не видали солнца. Впослѣдствіи, побѣлевшіе отъ снѣга берега и горы совершенно измѣнили свой видъ, и плаваніе мое сдѣлалось еще затруднительнѣе и опаснѣе. Къ этому присовокупились всѣ недуги ввѣренной мнѣ старой и ветхой шхуны: цѣпной и пеньковый ватеръ штаги лопались два раза и хотя были сплеснены и снайтовлены по походному, но были уже весьма неблагонадежны; оковка для борга стеньгъ-вантъ вокругъ фокъ-мачты лопнула; перлинь быть занесенъ на стеньгу, въ помощъ стеньгъ-вантамъ; русленя надломаны; два комплекта парусовъ, и послѣ судовой починки, изорваны; снасти бѣгучаго такелажа рвались, каждая болѣе 10 разъ и сплеснивались, руль необыкновенно стучалъ, вслѣдствіе отставшихъ петель отъ старнпоста; у нактоуза фонари обломаны и разбиты. Шквалами и волненіемъ выбило конопать въ баргоутѣ, — вода войдя въ оный и задерживаясь въ большемъ количествѣ за обшивкой и прокладками, погрузила шхуну ниже самой тяжелой грузовой ватерлиніи, вся обшивка мѣди и двѣ ступеньки трапа были въ водѣ. Гикъ поставленный на секторѣ гака [22]борта, касался воды. Шхуна отказывалась свободно подниматься на волненіи; воды въ трюмѣ не уменьшалось отъ качанія испорченными помпами. «Команда оставалась почти безъ обуви и переболѣла отъ стужи и невысыхавшей воды на палубѣ и даже на кубрикѣ, вода входила въ судно: палубой, ватервейсами, баргоутомъ и подводною частію, въ трюмѣ ее было постоянно 14 дюймовъ. Въ такомъ положеніи была шхуна 2 декабря, когда съ разсвѣтомъ увидѣли себя въ 10 итальянскихъ миляхъ отъ Константинопольскаго босфора на румбъ NNO. Въ опасныхъ случаяхъ когда шхуну приносило вѣтромъ и теченіемъ близко къ турецкимъ берегамъ, два раза, я читалъ командѣ изъ Свода военныхъ уголовныхъ постановленій: какъ должно поступать во время кораблекрушенія, или при положеніи подобномъ нашему. Когда были прочитаны Высочайшіе параграфы Закона, въ которыхъ меня, какъ командира, долгъ обязывалъ спасти команду, тогда стоя на шханцахъ, я обратился къ моимъ кондукторамъ и спросилъ ихъ мнѣніе. Они утвердительно отвѣтили, что единственное средство снасти команду — спуститься въ Константинопольскій проливъ. Опрошенная въ слѣдъ за тѣмъ команда отвѣчала такъ же. При продолжавшемся цѣлый мѣсяцъ NO вѣтрѣ и усилившемся потому же направленію теченіи, нельзя было и думать спасти экипажъ. Ближайшій берегъ былъ каменисто-утесистъ и прибой съ неправильною толчеею былъ слышенъ далеко въ морѣ. Спасеніе экипажа у такого берега, не только по предположенію было сомнительно, но навѣрное можно было расчитывать, что шхуну разобьетъ прежде нежели успѣетъ спастись хотя одинъ человѣкъ изъ команды. Было 10 часовъ утра, когда я окончилъ опросъ команды. Вѣтръ дулъ отъ NO. Наконецъ я долженъ былъ съ сокрушеннымъ сердцемъ отдать приказаніе спускаться въ Константинопольскій проливъ. Въ то же время приказано было мною истреблять все, что было болѣе важно: прежде всего, были подняты изь трюма Фалконеты съ ихъ станками, двѣ пары желѣзныхъ шлюпбалокъ и выброшены въ море, два верпа, порохъ, ружья, кивера, новые перлиня и нѣсколько бухтъ такелажа. Вся оставшаяся морская провизія, мѣдная и жестяная баталерская [23]посуда, а также выброшено все до мелочей изъ шхиперской каюты: пель компасъ, висячій компасъ, часовыя и лаговыя песочныя склянки, вымпела и флаги какъ сигнальные, такъ и кормовые были порваны и истреблены; секретные сигналы (согласно циркуляру г. Начальника Штаба Черноморскаго флота) въ присутствіи кондуктора Долгоногова, были сожжены, какъ равно и оставшіеся кредитные билеты; мореплавательныя карты порваны и сожжены; одна часть сигнальныхъ книгъ съ тяжестію брошена въ море, а другая часть сожжена; ящикъ для храненія картъ разбитъ и брошенъ въ море; отъ продолжавшихся постоянныхъ дождей и поддаванія на палубу, нельзя было отклепать ни одной цѣпи и потому якоря остались на бортѣ. Часть запасныхъ парусовъ, тенты и чахлы съ гребныхъ судовъ и часть ихъ принадлежностей выброшены въ море, брамселъ съ брамъ-реемъ брошены въ море, — однимъ словомъ все, что только можно было успѣть истребляли и выбрасывали въ море; но я отдалъ это приказаніе тогда только, когда были замѣчены турки на Европейской маячной батареѣ. Лишь только шхуна спустилась въ Константинопольскій проливъ на румбъ SWtS подъ зарифленнымъ въ 2 рифа марселемъ, кливеромъ и въ два рифа гротомъ (послѣдній вскорѣ былъ убранъ, потому что препятствовалъ свободно подниматься на волненіе), поднявшійся туманъ весьма ясно обозначилъ Европейскій маякъ съ его прибрежьемъ; съ приближеніемъ шхуны, я ясно видѣлъ какъ батареи передавали сигналы въ Буюкъ-Дерэ. Въ то же время усмотрѣны были два парохода, изъ которыхъ одинъ прямо шелъ на насъ, другой же въ началѣ слѣдовалъ къ ONO, а потомъ, чрезъ два часа, спустился къ SO. Въ 2½ часа прошелъ мимо насъ, весьма въ близкомъ разстояніи, первый пароходъ, не имѣя кормоваго флага, но по конструкціи судна и по пассажирамъ можно было догадыватья, что онъ принадлежитъ Австрійской Ллойдовой компаніи. Когда мы прошли первыя двѣ батареи, то навстрѣчу къ намъ выѣхала карантинная шлюпка, которая опросивъ передала на шхуну двухъ гвардіоновъ и приказала слѣдовать къ карантину, у Азіатской стороны, напротивъ Буюкъ-Дерэ, гдѣ тогда стоялъ весь турецкій флотъ и нѣсколько пароходовъ большаго ранга, изъ коихъ три имѣли пары въ готовности. [24]Наконецъ, въ продолженіи слѣдованія къ проливу просверливалась дыра въ подводной части, которая была готова, чтобъ при первомъ необходимомъ случаѣ потопить шхуну. Но прибывъ въ 5 часовъ пополудни въ проливъ, мы тотчасъ были посѣщены Адмираломъ и Капитанъ-Пашей и разными лицами съ драгоманами, а чрезъ два часа, т. е. въ 7 часовъ, потребовали всѣхъ насъ въ карантинъ, не давъ намъ ничего изъ нашего имущества. На шхуну въ ту же ночь поступили турки съ пароходовъ, тотчасъ исправили помпы, отыскали дыру, просверленную въ подводной части, выгрузили изъ трюма лишнее и качали воду безпрерывно и такимъ образомъ уменьшивъ течь въ тихой водѣ, подняли шхуну до того, что показалась обшивка мѣди. По выдержаніи 4-хъ дневнаго карантина, я съ командою поступилъ на пришедшій изъ Константинополя пароходъ «Пекъ ей-шевкетъ»; шхуна же слѣдовала на буксирѣ парохода подъ турецкимъ кормовымъ флагомъ. По прибытіи въ Золотой рогъ Босфора, къ самому адмиралтейству, шхуна поставлена была на якорь; меня съ офицерами отправили сперва къ Капитанъ-Пашѣ, а потомъ въ казармы Касимъ-Паши, гдѣ и содержались мы въ плѣну съ 2 декабря 1853 по 24 ноября 1855 года, когда я съ офицерами и командою поступилъ на французскій пароходъ «Оренокъ» для отправленія въ Россію. Въ продолженіи пребыванія нашего въ плѣну у турокъ, первоначально отъ сильной простуды въ морѣ, а въ послѣдствіи отъ дурнаго и даже варварскаго обхожденія многіе изъ моей команды сдѣлались расположены къ опаснымъ хроническимъ болѣзнямъ, отъ которыхъ и умерло: унтеръ-офицеровъ 3 и 2 матроса. Шхуна «Алупка» нынѣ у турокъ называется «Аллахъ-Верды» (Богомъ данная); стоитъ она между западнымъ и восточнымъ мостами въ Золотомъ Рогѣ Босфора, занимаетъ постъ военной брантвахты, на ней 55 человѣкъ команды и кромѣ командира 3 офицера. Вмѣсто прежде бывшихъ на ней 6-ти фалконетовъ 3-хъ фунтоваго калибра нынѣ столько же пушекъ карронадъ, 21 фунтоваго калибра. По приведеніи шхуны въ адмиралтейство, она была введена въ докъ и турки сначала имѣли въ виду починить и исправить ее заново, но какъ она [25]оказалась слишкомъ сгнивши въ подводной части въ особенности, то рѣшили ее только починить и исправить.»

Разсматривавшая это дѣло Николаевская коммиссія военнаго суда постановила: случай потерпѣнія лоцъ-шхуною «Алупка» у острова Ѳеодонисія шторма, принудившаго командира спуститься въ Константинопольскій проливъ и отдаться въ плѣнъ съ судномъ и командою, предать волѣ Божіей, и понесенный чрезъ то убытокъ простирающійся на 31,596 р. 52¼ к. сереб., принять на счетъ казны. Командира шхуны Поручика Давыдова и команду отъ взысканія освободить, а въ замѣнъ оставленной ими на шхунѣ собственности выдать поручику Давыдову полугодовой, а нижнимъ чинамъ годовые оклады жалованія, какое они въ то время получали.

Съ заключеніемъ коммиссіи согласился и инспекторъ корпуса штурмановъ Черноморскаго флота, съ тѣмъ, чтобы поручика Давыдова за двухгодичное содержаніе въ плѣну у турокъ, вознаградить по усмотрѣнію высшаго начальства.

Морской Генералъ-Аудиторіатъ разсмотрѣвъ слѣдственное дѣло, произведенное въ Николаевѣ, объ обстоятельствахъ, принудившихъ командира лоцъ-шхуны «Алупка», въ 1853 году, спуститься въ Константинопольскій проливъ и сдаться въ плѣнъ непріятелю, не нашелъ Поручика Давыдова виновнымъ въ какомъ-либо упущеніи и признавая, что онъ не имѣлъ другаго средства, чтобы спасти команду, какъ сдаться въ плѣнъ — положилъ: поручика Давыдова отъ всякой отвѣтственности по сему дѣлу освободить; убытокъ происшедшій отъ потери бывшаго на оной шкунѣ казеннаго имущества принять на счетъ казны; въ вознагражденіе за потерю собственнаго имущества выдать Поручику Давыдову полугодовой, а нижнимъ чинамъ, равно и вольнонаемному штурману Долгоногову годовые оклады жалованья.

На Всеподданнѣйшемъ докладѣ написано: «Высочайше утверждено и разрѣшено, а Давыдову выдать годовое жалованье

Константинъ».

Примѣчанія[править]

  1. Въ Николаевѣ.