Литовское полесье/VII

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Литовское полесье — Очеркъ VII. Просвѣщеніе и народное творчество въ Литвѣ
автор А. К. Киркор
Источник: Живописная Россия. Т. 3: Западная и южная Россия, Ч. 1: Литовское полесье. Индекс и скан

[97]
ОЧЕРКЪ VII.
ПРОСВѢЩЕНІЕ И НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО ВЪ ЛИТВѢ.

Народное творчество.— Начальныя средства образованія.—Просвѣтительныя начала при дворахъ князей и вельможъ.— Инозтранныя вліянія. — Бабичъ и Скорина.— Типографіи.—Библіотеки.— Архивы.— Монастырскія и братскія школы.—Реформатскія, лютеранскія, аріанскія школы. Іезуитскіе коллегіумы. — Семинаріи и бурсы. — Іезуитская академія.— Протестантская академія.—Письменные памятники. —Грамматики Зизанія и Смотрицкаго. — Полемическая литература: Скарга, Зизаній, Смотрицкій и др.— Конарскій и піаристы.—Преобразованіе системы воспитанія.—Главная школа.—Княгиня Огинская, Почобутъ и обсерваторія.— Доброхотныя приношенія на дѣло воспитанія.—Гр. Тизенгаузъ и его плодотворная просвѣтительная дѣятельность.— Учебный округъ. Преобразованіе Главной школы въ университетъ.—Гимназіи. — Школы. — Знаменитѣйшіе дѣятели.—Вліяніе университета на народное образованіе.— Снядецкіе и естествознаніе.— Франкъ и медицина. — Юндзилъ и ботаника.— Лелевель и историческая школа.— Голуховскій и философія.— Мицкевичъ и его школа.—Борьба клазсицизма съ романтизмомъ. — Занъ и Филареты. — Медико-хирургическая академія.— Духовная академія— Дворянскій институтъ.—Литовская православная семинарія. — Духовныя училища. — Женское образование. — Крашевскій.— Литературные и ученые дѣятели. —Графъ Евстафій Тышкевичъ и археологiя. — Музей древностей и археологическая коммиссія.— Графъ Константинъ Тизенгаузъ и орнитологія.—Періодическая пресса. — Театръ. — Изящныя искусства.— Современное положеніе Литовскаго полѣсья на пути проевѣщенія.

Родное слово, речь народа!
Языкъ средь жизненнаго хода,
Стоишь ковчегомь ты святымъ,
И служишь сводомь сопряженья,
Завѣтомъ вечнаго сближенья
Между отжившимъ и живымъ.
Въ твои хранительныя грани
Народъ слагаетъ, въ видѣ дани,
Всю окизнъ свою, свои мечты,
Геройскій течь питомца брани,
Понятій нити, мыслей ткани
И чувства свежіе цвѣты
Никто не сломитъ, не раздавитъ
Ковчегъ сей дивный, этоть сводъ.
Никто, покуда самъ народъ
Скрижалей слова не безславитъ...
МИЦКЕВИЧЪ.

Живое слово, издревле появлявшееся въ народномъ творчествѣ въ Литвѣ, отчасти уже знакомо нашимъ читателямъ. Мы видѣли (въ этнографическомъ очеркѣ), какъ слагались нравственныя и религіозныя понятія народа подъ вліяніемъ верховнаго наставника и просвѣтителя, Криве-Кривейте. Мы видѣли, какъ съ XIII и въ особенности съ XIV столѣтія сила и значеніе верховнаго жреца и его сподвижниковъ начала падать, какъ христіанство, быстро проникая въ страну, вносило новые зачатки и содействовало смягченію нравовъ. Близкія сношенія Литовцевъ съ Русскими начались еще при Миндовгѣ, даже ранѣе, въ XIII ст. Мы знаемъ, что столицею государства былъ бѣло-русскій городъ Новогрудокъ. При Гедиминѣ, въ XIV ст., когда образовалось могущественное великое княжество Литовско-русское, въ собственной Литвѣ, литовскій языкъ оста[98]вался народнымъ, языкомъ пѣсни, легендъ, преданій; на немъ литовскіе барды воспѣвали подвиги своихъ героевъ, Криве-Кривейто вѣщалъ волю боговъ, жрецы провозглашали молитвы, великій князь съ придворными, воинами, съ народомъ говорилъ по-литовски; но мы знаемъ, что со временъ Гедимина великія княгини почти всегда были русскія княжны: Полоцкія, Витебскія, Тверскія, Смоленскія, Гольшанскія и др.; великокняжескій дворъ окружали русскіе князья и бояре; большинство высшаго сословія государства было русское. Поэтому весьма понятно, что русскій языкъ естественнымъ путемъ дѣлался преобладающимъ. На немъ писались всѣ акты и законоположенія не только для русскихъ областей, но и для собственной Литвы и Жмуди, такъ что мы не имѣемъ ни одного государственнаго акта на литовскомъ языкѣ.

Грамотность была общею только въ средѣ высшихъ сословій. Школы существовали только при монастыряхъ и были мало доступны народу. Но дѣти вельможъ получали образованіе за границею, въ Прагѣ, въ Венеціи, Липскѣ (Лейпцигѣ), а потомъ въ Краковѣ. Выписанные Гедиминомъ Нѣмцы изъ ганзейскихъ городовъ, постоянныя сношенія съ последними, русскій и иностранный гостиные дворы въ Вильнѣ, конечно, тоже содействовали распространению просвѣщенія въ странѣ.

Для юношества привиллегированныхъ сословій главною и почти единственною школою были дворы, не только великокняжескій, но и вообще княжескіе и значительнѣйшихъ вельможъ. Это была школа общественной жизни, изъ которой выходили воины, разные чиновные люди и землевладѣльцы. Съ XIV и почти до половины XVIII столѣтія каждый князь, каждый вельможа содержалъ при себѣ сотни и даже тысячи молодыхъ людей, преимущественно изъ шляхты. Въ настоящее время трудно даже составить себѣ понятіе, что такое были эти дворы литовскихъ и русскихъ князей и вельможъ. Многіе изъ нихъ имѣли собственныя войска, укрепленные замки. При ихъ несмѣтныхъ богатствахъ, понятно, вся шляхта вполнѣ отъ нихъ зависела, и состоять при дворѣ князя Слуцкаго, Ходкевича, Радзивилла, Сапѣги и имъ подобныхъ, считалось не только особенною честью, но во многомъ обезпечивало самую будущность. Одни получали прибыльныя должности по разнымъ частямъ, другіе—имѣнія на правахъ арендаторовъ. Радзивиллы въ XVI ст. въ одной только линіи князя Николая Чернаго владѣли 61 городомъ, 6 замками, 1321 деревнею, составлявшими 53 войтовства. Князья Острожскіе уже въ XIV и въ XV ст. славились своими богатствами. Потомъ эти богатства достигли баснословныхъ цифръ чрезъ женитьбы. Довольно сказать, что великій гетманъ литовскій, князь Константинъ Константиновичъ Острожскій получалъ годоваго дохода одиннадцать милліоновъ золотыхъ! Маршалъ двора его получалъ въ годъ жалованья 70,000 золотыхъ, а дворъ его состоялъ изъ 2 тысячъ человѣкъ сыновей дворянскихъ родовъ, въ томъ числѣ нѣкоторыхъ весьма почетныхъ. Четвертая только часть имѣній князя Константина Константиновича, поступившая въ собственность князю Янушу, краковскому кастелану, составляла 72 города и местечка, 2,452 деревни, не считая множества хуторовъ, фольварковъ и т. д.

Русскіе и литовскіе князья и бояре, понятно, тѣснились ко двору въ Вильнѣ, а со временъ Казимира Ягеллона, весьма многіе жили и въ Краковѣ, когда король находился въ своей польской столицѣ. Не одни Радзивиллы и Острожскіе славились своими богатствами. Хотя и не въ такой степени, пользовались однако большимъ значеніемъ при дворѣ и вообще въ краѣ князья Олельковичи-Слуцкіе, кн. Четвертынскіе, кн. Чарторыскіе, кн. Огинскіе, кн. Пузины, кн. Гедройцы, кн. Сапѣги, кн. Сангушки, кн. Соломерецкіе, кн. Полубинскіе, кн. Друцкіе-Любецкіе, Соколинскіе, Горскіе, Подберезскіе, а также вельможи Ходкевичи, Войны, Слушки, Кишки, Тышкевичи и др., а какъ велико было ихъ значеніе даже въ Краковѣ, ясно уже изъ того, что въ Краковѣ раньше была заведена славяно-русская типографія, нежели польская. Это не подлежитъ сомненію и фактически доказано краковскими учеными Грабовскимъ и Эстрейхеромъ. [99]

Извѣстно, что первая печатная книга, именно Библія Гуттенберга, издана въ 1455 г. въ Нюренбергѣ, а въ 1475, въ книгѣ Statuta Synodalia, уже напечатана молитва Господня: «Отче нашъ», по-польски. Затѣмъ, въ теченіе 50 лѣтъ, т. е. до 1505 г. не вышло ни одной польской книги. Разныя богослужебныя книги для католиковъ печатались въ разныхъ мѣстахъ полатыни. Славянскія же книги начали печататься на двадцать восьмомъ году послѣ изобрѣтенія книгопечатанія, въ Венеціи, сначала глаголицей, а черезъ десять лѣтъ и кирилицей. Потребность въ богослужебныхъ книгахъ въ Литовской Руси была столь значительна, что русскіе вельможи позаботились объ основаніи въ Краковѣ славяно-русской типографіи. Захарій Копыстенскій въ своей Палинодіи (1621) говоритъ, что въ 1483 г. напечатана въ Краковѣ книга Тріодь Цвѣтная. Въ уцѣлѣвшихъ экземплярахъ нѣтъ первой страницы; но библіографъ Эстрейхеръ догадывается по страничкѣ, отысканной въ переплетѣ одной латинской книги, что Тріодь действительно напечатана въ 1483 г.

Затѣмъ не подлежитъ никакому сомнѣнію, что въ 1491 г. напечатанъ въ Краковѣ Октоихъ. На послѣдней странице этой книги мы видимъ уже русскую, или белорусскую надпись, языкомъ, бывшимъ тогда въ общемъ употребленіи въ Литовской Руси. Прилагаемъ точную ея копію. На ней изображены краковскія башни (гербъ города), по сторонамъ монограмы S. V., далѣе съ лѣвой стороны буква 3 и въ лентахъ по обѣимъ сторонамъ башенъ — «Кракова». Строевъ ошибочно прочелъ эти знаки. Онъ думаетъ, что они означають Sigillum urbis Кракова, т. е. два слова по-латыни, одно по-русски, а играющее главную роль 3 Строевъ пропускаетъ. Эстрейхеръ правильнѣе прочелъ эти монограмы и надпись, именно: Sweybold Veyl 3 (изъ) Кракова. (Ѵеуl тоже, что Feyl, Fejel, Fieol). Далѣе, подъ башнями слѣдующая славянскими буквами надпись:

«Докончана бысть сия книга у великомъ градѣ оу Краковѣ при державе великаго короля полскаго Казимира и докончана бысть мѣщаниномъ краковьскымъ Швантополтомъ Фѣоль, и з нѣмецъ немецкого родоу Франкъ. И скончаша по божием нарожениемъ 14 сеть девятьдесять и 1 лѣто».

Эта надпись породила тоже ложныя толкованія польскихъ и русскихъ библіографовъ. Эта же буква 3, замѣняющая у бѣлоруссовъ изъ, перепутала смыслъ надписи. Бандтке, Сопиковъ, Строевъ поняли, что Фіолъ былъ родомъ изъ Нѣмечины, нѣмецкаго происхоженія, да еще въ придачу Франкъ.

Во всѣхъ древнихъ актахъ и граматахъ того времени вездѣ вмѣсто изъ пишется з. Поэтому надобно читать, что издателями были краковскій мѣщанинъ Святополкъ Фіолъ и изъ Нѣмечины, немецкаго происхожденія, Франкъ. Ясно, что книга напечатана не однимъ лицомъ Фіоломъ-Франкомъ, но двумя, Фіоломъ и нѣмцемъ Франкомъ. Фіолъ былъ мѣстнымъ краковскимъ уроженцемъ. Предки его за сто лѣтъ предъ тѣмъ переселились въ Краковъ. Личность Франка въ Краковѣ тоже подтверждается фактически. По изысканіямъ Грабовскаго, онъ былъ [100]книгопродавцемъ. Извѣстно и нѣсколько другихъ славянскихъ книгъ, около того же времени изданныхь тѣмъ же Фіоломъ.

Постоянная польская типографія существуетъ въ Краковѣ съ 1505, т. е. основана спустя 22 года послѣ появленія славяно-русскихъ изданій.

Фактъ этотъ не лишенъ значенія. Мы не хотимъ сказать, чтобы Поляки въ то время стояли ниже образованіемъ Русскихъ; но во всякомъ случаѣ онъ доказываетъ съ одной стороны значеніе русскихъ вельможъ, окружавшихъ престолъ Казимира, а съ другой— извѣстную степень нравственнаго развитія народа, для котораго потребовались печатныя книги духовнаго содержанія въ то время, когда печать еще такъ мало была распространена у другихъ народовъ.

Еще убѣдительнѣе доказываетъ проводимую нами мысль слѣдующій фактъ. Приведенныя выше книги печатались для православныхъ жителей Литовской Руси. Но въ средѣ ихъ, особенно въ числѣ значительнѣйшихъ вельможъ, были уже и католики, сознававшіе необходимость имѣть на родномъ языкѣ библію.

Первая библія на славянскихъ языкахъ напечатана по-чешски въ Прагѣ въ 1488 г.; вторая же, на бѣлорусскомъ языкѣ въ 1517 г.; третья, Краинская, въ 1555, а затѣмъ четвертая, польская, напечатанная въ Краковѣ для римско-католическаго исповѣданія въ 1561, и въ Брестъ-Литовскѣ для евангелическо-реформатскаго исповѣданія, напечатанная по приказанію и издержками князя Николая Радзивилла Чернаго въ 1563 г. Наконецъ для аріанъ, тоже по-польски, напечатана библія, стараніемъ Даніила изъ Лончицы, въ Несвижѣ, въ 1570. По-литовски библія напечатана въ первый разъ въ Кенигсбергѣ въ 1590, а по-латышски еще раньше, въ 1587 г., въ Ригѣ.

Русская библія переведена съ латинской Вульгаты Францомъ Скориною изъ Полоцка. Скорина въ юныхъ годахъ прибылъ изъ Полоцка въ Вильно. Покровителемъ его явился виленскій старшій бургомистръ Яковъ Бабичъ. Послѣдній послалъ его въ Краковъ учиться. Здѣсь онъ въ академіи получилъ степень доктора медицины и изящныхъ искусствъ. Некоторые изъ русскихъ вельможъ обратили на него вниманіе, какъ на человѣка весьма способнаго, и сознавая необходимость имѣть библію на родномъ языкѣ, поручили ему это великое дѣло. Черезъ вельможъ Скорина получилъ доступъ даже къ королю Сигизмунду І, который во всю жизнь оказывалъ ему свои милости. Скорина усердно взялся за переводъ; но вѣроятно типографія Фіола оказалась недостаточною для изданія библіи, и потому Скорина отправился въ Прагу, гдѣ и началъ ея печатаніе въ 1517 г., продолжая его до 1520 г. Между тѣмъ въ Вильнѣ, стараніями того же Бабича, основана была значительная типографія, переданная имъ потомъ братьямъ Мамоничамъ. Тогда Скорина поспѣшилъ въ Вильно и здѣсь продолжалъ печатаніе, оконченное въ 1525 г. Кромѣ перевода библіи, Скорина издалъ нѣсколько другихъ книгъ, какъ напр. Каноникъ, или Акафистникъ, Псалтырь и нѣсколько другихъ русскихъ книги. Изданія его украшены великолепными по времени политипажами, сдѣланными въ Нюренбергѣ. Понятно, какъ много стоили въ то время подобныя изданія, и потому легко предположить, что не одинъ только Бабичъ, но и другія лица, изъ знатныхъ вельможъ, принимали въ этихъ изданіяхъ участіе.

У Мамоничей въ Вильнѣ бѣжавшій изъ Москвы Петръ Тимофѣевъ Мстиславцевъ въ 1575 напечаталъ «Евангеліе напрестольное», а потомъ Псалтырь славянскій. Вообще съ 1517 по 1632 г., библіографы насчитываютъ 149 русскихъ книгъ, изданныхъ въ Вильнѣ и въ другихъ мѣстахъ Литовскаго полѣсья.

Кажется, что Бабичъ передалъ свою типографію Мамоничамъ около 1575 г. Мамоничи были родомъ изъ Могилева. Извѣстны два брата Мамоничи: Кузьма, виленскій бургомистръ, и Лука, скарбный (казначей) вел. кн. Литовскаго, а также сынъ Кузьмы, Левъ, именовавшійся королевскимъ типографомъ. Деятельность типографіи продолжалась безпрерывно до второй половины XVII ст. Въ ней напечатанъ Статутъ Литовскій, подъ редакціею знаменитаго канцлера Льва Сапѣги, много сочиненій полемическихъ, а также духовнаго содержанія. [101]

Польская типографія въ первый разъ основана была въ Вильнѣ въ 1576 г. Въ XVII ст. существовавшихъ типографій насчитываютъ до 17.

Внутри края основаніе типографій относится также къ XVI столѣтію. Такъ въ Брестъ-Литовскѣ князь Николай Радзивилъ Черный основалъ въ 1558 г. типографіи собственно для печатанія реформатскихъ книгъ. Здѣсь напечатана такъ называемая Радзивилловская, или Брестская Библія, о которой мы уже упомянули. Послѣ смерти князя Николая, младшій сынъ его, князь Юрій Радзивиллъ, кардиналъ и виленскій епископъ, скупилъ всѣ оставшіеся въ обращеніи экземпляры и сжегъ передъ костеломъ св. Іоанна въ Вильнѣ, отчего теперь эта библія составляетъ величайшую библіографическую рѣдкость. Самая же типографія перевезена была въ Вильно и подарена іезуитской академіи, положивъ начало извѣстной іезуитской типографіи.

Въ Заблудовѣ, Гродненской губерніи, типографія основана Ходкевичемъ въ 1568 г. для печатанія славянскихъ книгъ. Здѣсь нашли пріютъ бѣжавшій изъ Москвы типографъ Иванъ Федоровъ, а также извѣстный Мстиславцевъ, переселившійся сюда изъ Вильно. Они издали Евангеліе учительское, Псалтырь и др.

Въ Супраслѣ, Гродненской губ., типографія существовала при монастырѣ, основанномъ въ 1498 г. вел. маршаломъ лит. Александромъ Ходкевичемъ, въ XVII ст. обращенному въ уніатскій монастырь Базиліановъ. Время основанія типографіи съ точностью неизвестно, но изданія ея начинаются въ XVII ст. Здѣсь печатались Четьи Минеи, Священное писаніе и вообще богослужебныя книги для уніатовъ во всей Литовской Руси. Здѣсь же печатались и старообрядческія книги, издаваемыя въ первой половинѣ XVIII ст. Михаиломъ Соловьевымъ. Типографія эта отличалась необыкновенною дѣятельностью и существовала до начала нынѣшняго столѣтія. Когда Супрасль съ Бѣлостокомъ достались Пруссіи, монахи лишились своихъ значительныхъ доходовъ, простиравшихся до 120,000 золотыхъ, и принуждены были продать свою типографію еврею Аарону, который перевезъ ее въ Бѣлостокъ.

Въ Евье, Виленской губ., типографія основана въ 1611 г. княземъ Богданомъ Огинскимъ, трокскимъ подкоморіемъ. Въ 1611 г. изданъ здѣсь Новый Завѣтъ (кирилицей), въ 1612 Зерцало, въ 1619 знаменитая грамматика славянская Мелетія Смотрицкаго, первое изданіе. Изданія этой тииографіи весьма цѣнимы библіографами.

Наконецъ типографіи существовали еще въ Деречинѣ Гродненской губерніи (основанная въ 1585 Сапѣгами), въ Кейданахъ Ковенской (основанная въ 1611 кн. Янушемъ Радзивиломъ), въ Сейнахъ Сувалкской губерніи (основанная Яковомъ Маревичемъ въ 1603 г.), въ Ошмянахъ Виленской, въ Кнышинѣ и Слонимѣ Гродненской губ. (послѣдняя содержалась великимъ гетманомъ литовскимъ кн. Огинскимъ), въ Гроднѣ (устроенная въ 1777, подскарбіемъ литовскимъ Антоніемъ Тизенгаузомъ).

Такимъ образомъ, мы видимъ, что съ самаго начала XVI столѣтія до конца ХѴІІІ-го въ краѣ существовали типографіи въ четырнадцати мѣстностяхъ. Конечно, нѣкоторыя изъ нихъ продолжали свою дѣятельность не долго; неменѣе того, самое сознаніе необходимости основанія типографій убѣдительно говоритъ въ пользу распространенія просвѣщенія и опровергаетъ ложныя мнѣнія о варварствѣ и дикости исконныхъ обитателей Литовскаго полѣсья— Литовцевъ и Русскихъ.

Мы уже говорили, что первыя училища заведены были при монастыряхъ. При виленскомъ рим.-кат. соборѣ, а также при костелѣ св. Іоанна заведены были школы одновременно съ основаніемъ этихъ храмовъ. По всей вѣроятности, такія же школы могли существовать также съ XIV столѣтія при православномъ соборѣ и другихъ церквахъ. Къ числу первыхъ школъ, правильно организованныхъ, принадлежитъ основанная въ 1539 г. Авраамомъ Кульвою, миссіонеромъ лютеранскаго исповѣданія, на 50 учениковъ. Когда водворилось въ краѣ реформатское ученіе около 1556 г., главные ревнители онаго, Радзивиллы Черный и Рыжій, при содѣйствіи другихъ вельможъ, позаботились объ устройстве первыхъ разсадниковъ просвещенія въ [102]странѣ. Ими основаны были училища: въ Вильнѣ, въ Биржахъ—Ковенской губ., въ Брестъ-Литовскѣ, Семятычахъ и Заблудовѣ—Гродненской губ., въ Шидловѣ и Кейданахъ— Ковенской губ. Изъ нихъ Виленская и Биржанская назывались гимназіями; здѣсь преподавались законъ Божій, исторія, арифметика, языки: латинскій, нѣмецкій, русскій, польскій и литовскій. Въ этихъ гимназіяхъ воспитывались сыновья знатнѣйшихъ вельможъ не только изъ Литвы и Руси, но даже изъ Польши и Пруссіи.

Около того же времени св. Іоанновское училище въ Вильнѣ настоятелемъ испанцемъ Петромъ Рейзіусомъ возведено было тоже въ высшее учебное заведеніе, въ которомъ преподавались римское и греческое право, литовскій статутъ, піитика, риторика и т. д.

При православныхъ монастыряхъ въ Вильнѣ, въ Брестъ-Литовскѣ и нѣкоторыхъ другихъ обучали греческому, латинскому, русскому и польскому языкамъ.

Собственно для Литовцевъ евангелическихъ исповѣданій, высшимъ учебнымъ заведеніемъ считался ново устроенный въ Кенигсбергѣ университетъ, въ которомъ Альбрехтъ, герцогъ Прусскій, въ 1545 г. учредилъ стипендіи для восьми Литовцевъ, приспособлявшихъ себя къ лютеранскому духовному званію, и гдѣ Авраамъ Кульва, о которомъ мы уже упомянули, занялъ каѳедру богословія. Съ этого времени много Литовцевъ стало поступать въ этотъ университетъ.

Въ такомъ положеніи было дѣло народнаго образованія въ Литвѣ, когда, въ 1569 г., прибыли въ Вильно іезуиты и основали свой коллегіумъ. Въ слѣдующемъ году они уже торжественно открыли гимназію. Актъ этого открытія, обставленный необычнымъ доселѣ здѣсь великолѣпіемъ, сопровождался высокопарными рѣчами на греческомъ, латинскомъ и даже еврейскомъ языкахъ. Первымъ ректоромъ назначенъ былъ Станиславъ Варшевицкій, родомъ полякъ, бывшій секретаремъ Сигизмунда-Августа, занимавшій важные дииломатическіе посты, потомъ сдѣланный гнезненскимъ каноникомъ, человѣкъ глубокаго образованія, гибкаго ума и непреклонной воли. Его скоро ожидала епископская инфула, но онъ бросилъ всѣ должности, отказался отъ заманчиваго настоящаго и блестящей будущности и сдѣлался іезуитомъ. Іезуитизмъ былъ тогда обаятеленъ, и подобныхъ примѣровъ было тогда много. Преподаватели гимназіи почти всѣ были иностранцы. Гимназія раздѣлялась на два разряда. Первый назывался humaniora, состоялъ изъ двухъ высшихъ классовъ и предназначался для свѣтскихъ; второй для воспитанниковъ, отличавшихся замѣчательными способностями или же знатнымъ происхояжденіемъ и родовымъ богатствомъ, кои намѣревались поступить въ орденъ іезуитовъ, или коихъ они желали привлечь въ свою конгрегацію. Въ гимназіи было пять классовъ: инфима, грамматика, синтаксисъ, піитика и риторика. Курсъ духовнаго отдѣленія гимназіи былъ семилѣтній, три года философіи и четыре года богословія. Іезуиты сами составляли руководства на латинскомъ языкѣ. Изъ нихъ цѣлыя столѣтія былъ въ общ емъ употребленіи такъ называемый Альваръ, т. е. латинская грамматика, написанная іезуитомъ Эммануиломъ Альваромъ въ 1574 г. и напечатанная въ первый разъ въ 1599. Она была написана латинскими стихами съ латинскими же сбивчивыми объясненіями. Сотни изданій было этой прославленной грамматики, и еще въ первой четверти нынѣшняго столѣтія она была въ общемъ употребленіи.

Въ числѣ кальвинскихъ проповѣдниковъ и министровъ были люди высокаго образованія. Андрей Волянъ, Андрей Тржецѣскій своею ученостью пользовались извѣстностью въ цѣлой Германии. Сигизмундъ-Августъ покровительствовалъ имъ и употреблялъ ихъ по дипломатической части. Волянъ былъ посланникомъ при императорѣ Максимиліанѣ.

Сначала іезуитамъ трудно было бороться съ Кальвинами. Кальвинская гимназія славилась. Въ ней воспитывались дѣти первыхъ вельможъ, а у іезуитовъ совсѣмъ не было учениковъ. Варшевицкій былъ въ трудномъ положеніи. У него не было помощниковъ изъ Поляковъ. Состоявшіе въ коллегіумѣ Лука Крассовскій, Викентій Крассовскій, Станиславъ Мелецкій, Юрій Боско въ 1571 г. пали жертвою своего усердія во время свирепствовавшей страшной моровой язвы. [103]Они скончались у одра зачумленныхъ, которыхъ напутствовали. Но этотъ случай расположилъ народъ въ пользу іезуитовъ.

Въ 1573 г. прибыль въ Вильно Петръ Скарга. Это былъ одинъ изъ знаменитѣйшихъ представителей политически-религіознаго направленія іезуитовъ, одинъ изъ ученѣйшихъ мужей своего вѣка и истинный царь проповѣдниковъ. Равнаго ему не было ни въ средѣ іезуитовъ, ни въ средѣ кальвинистовъ. По образу жизни, по характеру Скарга былъ лицомъ, которому всѣ удивлялись, передъ которымъ невольно всѣ преклонялись. Въ жизни человѣкъ высоконравственный, аскетъ въ полномъ смыслѣ этого слова. Краснорѣчіе его было поразительное, до такой степени увлекающее, что ему почти безсознательно покорялись злѣйшіе враги Іезуитовъ. Не одни только религіозныя дѣла интересовали этого замѣчательнаго человѣка. Онъ былъ въ то же время проповѣдникомъ придворнымъ, государственнымъ, народнымъ. Въ присутствіи короля и значительнѣйшихъ сановниковъ онъ смѣло и рѣзко возставалъ противъ всякаго рода правительственныхъ и административныхъ злоупотребленій. Громилъ магнатовъ за неуваженіе королевской власти, говорилъ о необходимости учрежденія наслѣдственности престола, былъ самымъ горячимъ и усерднымъ защитникомъ угнетеннаго народа, ожесточенно нападалъ на своеволіе вельможъ, на неурядицу сеймовъ и т. д.

Скарга пріѣхалъ въ Вильно уже знаменитымъ, прославленнымъ. Соединясь съ Варшевицкимъ, дѣйствуя единодушно и обдуманно, они скоро, при содѣйствіи другихъ замѣчательныхъ дѣятелей изъ іезуитовъ-поляковъ, тоже прибывшихъ въ Вильно, въ самое короткое время заставили дрогнуть даже кальвинизмъ, поддерживаемый первыми и могущественными сановниками въ государствѣ. Совращеніе въ католичество Гозіуса, котораго братъ былъ вармійскимъ епископомъ и кардиналомъ, Ходкевичей, а вслѣдъ затѣмъ всѣхъ сыновей Радзивилла Чернаго, упрочили ихъ положеніе въ краѣ. Дѣйствуя съ глубокимъ предвидѣніемъ, они устроили дѣло такъ, что младшій изъ сыновей кн. Николая Чернаго, кн. Юрій почти ребенкомъ сдѣланъ былъ коадъюторомъ виленскаго епископа, а послѣ смерти Протасевича—дѣйствительнымъ епископомъ и потомъ кардиналомъ. Въ немъ они выработали лучшаго для себя друга и страшнѣйшаго врага кальвинистовъ.

Іезуиты окрѣпли, обжились, гимназія ихъ процвѣтала, новый король—Стефанъ Баторій уважалъ ихъ; но онъ не жаловалъ внутренней религіозной борьбы и не хотѣлъ стѣснять ничье свободы совѣсти. А буря уже начиналась, зловѣщія тучи накоплялись, начиналась уже страшная, продолжительная борьба, покровителей іезуитовъ Ходкевичей, съ покровителемъ кальвинизма—Радзивилломъ Рыжимъ. Наружно однако все было пока мирно. Іезуиты хлопотали объ учрежденіи Академіи со всѣми правами и преимуществами, какими пользовалась краковская академія. Противниковъ было много; противились, боялись новаго сильнаго ученаго учрежденія православные и кальвинисты. Но іезуиты успѣли преодолѣть всѣ препятствия, и 7-го іюля 1578 г. Стефанъ Баторій подписалъ грамату, дозволяющую учрежденіе іезуитской академіи, сравнялъ ее во всѣхъ частяхъ съ краковскою, съ правомъ награждать учеными степенями баккалавровъ, магистровъ, лиценціатовъ и докторовъ свободныхъ наукъ, богословія и философіи.

На слѣдующій годъ посѣтивъ Вильно, Баторій 1-го апрѣля 1579 г. далъ іезуитамъ вторую грамату, подтверждающую права ихъ на преобразованіе коллегіума, или, правильнѣе, гимназіи, въ академію. Грамата была написана и подписана—оставалось только приложить канцлерскую печать. Большая печать находилась у великаго канцлера, Николая Радзивилла Рыжаго, кальвиниста; меньшая печать у вице-канцлера, Остафія Волловича, православнаго. Оба не соглашались приложить печать. Тогда Баторій сказалъ Волловичу: «подай печать, я самъ ее приложу; но ты этой печати болѣе не увидишь.» Конечно, Волловичъ поспѣшилъ приложить печать.

Заботясь о распространеніи католичества въ странѣ, іезуиты заботились объ увеличеніи духовенства. Сознавалась необходимость въ особомъ учрежденіи для приспособленія лицъ, посвящающихъ себя духовному званію. Съ этою цѣлію учреждена была въ Вильнѣ епископомъ [104]княземъ Юріемъ Радзивилломъ въ 1582 г. духовная семинарія, на содержаніе которой епископъ пожертвовала нѣсколько собственныхъ деревень и каменный домъ въ Вильнѣ. Но и этого оказалось недостаточно. По ходатайству извѣстнаго Поссевина, основана была другая еще семинарія, названная папскою, потому что папа Григорій XIII на содержаніе ея назначилъ тысячу дукатовъ въ годъ съ обязанностію воспитывать двѣнадцать клириковъ. Наслѣдникъ его, Сикстъ V увеличилъ эту сумму до двухъ тысячъ дукатовъ съ обязанностію содержать двадцать четыре стипендіата. Потомъ семинарія эта предназначена была исключительно для уніатовъ.

Еще прежде, въ 1580 г., епископъ Валеріанъ Протасевичъ, опасаясь, чтобы дѣти католиковъ, живя на квартирахъ кацеровъ, т. е. иновѣрцевъ, не увлеклись новыми ученіями, учредилъ такъ называемую Валеріановскую бурсу, или конвиктъ, и завѣщалъ три собственные дома на содержаніе бѣдныхъ воспитанниковъ. Ходкевичъ, а потомъ, разновременно, разныя лица жертвовали значительныя суммы на содержаніе бурсы. Кромѣ приведенной нами бурсы, съ тою же цѣлію основаны были впослѣдствіи конвикты для помѣщенія и содержанія бѣдныхъ учениковъ: въ 1602 г. конвиктъ Бейнартовскій, основанный каноникомъ Амвросіемъ Бейнартомъ. Въ 1618 г. Иванъ Корсакъ завѣщалъ имѣніе свое Ясевъ, домъ въ Вильнѣ и 800 копъ лит. грошей на учрежденіе конвикта, названнаго Корсаковскимъ, и на содержаніе въ немъ двадцати бѣдныхъ учениковъ. Такихъ учрежденій основано было впослѣдствіи еще нѣсколько, и всѣ они просуществовали до послѣднихъ преобразованій округа.

Первымъ ректоромъ академіи назначенъ былъ Петръ Скарга. Кромѣ ректора академію составляли: помощникъ его, или префектъ (praefectus studiorum); помощникъ послѣдняго младшій префектъ, завѣдывавшій низшими классами, и профессора. Между іезуитами существовало четыре степени: новиціевъ, схоластиковъ, коадъюторовъ и профессоровъ. Чтобы достигнуть послѣдней степени, надобно было пройти всѣ низшія степени. Чтобы сдѣлаться профессоромъ академіи, надобно было семнадцать лѣтъ усиленныхъ трудовъ. Окончившій съ успѣхомъ полный курсъ наукъ и поступившій въ орденъ, сначала получалъ званіе новиція схоластики, два года упражнялся въ латинскомъ языкѣ, потомъ еще два года въ словесныхъ наукахъ и только тогда назначался учителемъ въ низшіе классы непремѣнно на три года. Послѣ этого испытанія, оказавшіеся болѣе способными и прилежными должны были опять учиться, и непремѣнно четыре года, философіи и богословію и послѣ всѣхъ этихъ переходовъ могли удостоиться получить высшія ученыя степени и должности профессоровъ.

Въ началѣ XVII столѣтія число профессоровъ въ Виленской академіи было слѣдующее: 6 богословія, 5 философіи, 4 каноническаго права, 7 піитики и риторики и 1 еврейскаго языка, вообще 23 профессора.

Кромѣ латинскаго, греческаго и еврейскаго языковъ, подготовлявшихся къ миссіямъ на Востокѣ учили и восточнымъ языкамъ, особенно арабскому.

Въ академію и вообще во всѣ школы іезуитовъ ученики поступали безплатно. Принимали каждаго—богатаго и бѣднаго, знатнаго и простолюдина.

Въ каждомъ классѣ избирался самимъ префектомъ старшій ученикъ, называвшійся декуріономъ, которому обязаны были повиноваться всѣ ученики. Для возбужденія соревнованія, лучшимъ ученикамъ присвоивали титулы императоровъ, ценсоровъ, префектовъ, раздавали въ награду медали, книги, изображенія святыхъ и т. п. Въ наказаніе надѣвали ослиныя шапки съ бубенчиками, сажали въ карцеръ, подвергали тѣлеснымъ наказаніямъ, но въ жестокости нельзя упрекнуть іезуитовъ: профессоръ могъ наказать 3 до 5 ударами; префектъ отъ 10 до 15. Замѣчательно то, что молодые профессора, превысившіе въ этомъ случаѣ власть, сами подвергались тѣлесному наказанію.

Скарга былъ только четыре года ректоромъ. Но и за это время онъ часто уѣзжалъ изъ Вильно по дѣламъ ордена и по порученіямъ Баторія. Будучи ректоромъ академіи, онъ въ то же [105]время назначенъ былъ ректоромъ вновь открытаго въ 1586 г. коллегіума въ Полоцкѣ, онъ же въ 1582 г. ѣздилъ въ Инфлянты по дѣламъ ордена.

Ректора смѣнялись очень часто и не всегда назначались изъ лицъ, пользовавшихся особенною извѣстностью.

Мы укажемъ здѣсь на особенно прославившихся профессоровъ виленской академіи. Казиміръ Сарбѣвскій (род. 1593, ум. въ 1640) былъ знаменитымъ поэтомъ своего вѣка. Папа Урбанъ VIII лично возложилъ на него лавровый вѣнокъ, что почиталось тогда величайшею почестью. Кромѣ того онъ украсилъ Сарбѣвскаго медалью съ своимъ изображеніемъ на золотой цѣпи—и приказалъ нѣкоторые изъ написанныхъ имъ гимновъ включить въ Бревіарій (т. е. ежедневный молитвенникъ духовенства). Сарбѣвскій преподавалъ піитику сначала въ Крожахъ, а потомъ въ Виленской академіи. Сырокомля перевелъ лучшія изъ его произведеній съ латинскаго на польскій языкъ.

Альбертъ (Войтѣхъ) Віюкъ Кояловичъ, жмудинъ (род. въ Ковнѣ 1609, ум. въ Вильнѣ 1677), извѣстный литовскій историкъ, былъ авторомъ Historia Lithuana и многихъ другихъ сочиненій, изъ коихъ нѣкоторыя писалъ по-польски. Онъ основалъ коллегіумъ въ Ковнѣ, былъ ректоромъ виленской академіи, ѣздилъ въ Римъ въ качествѣ уполномоченнаго отъ литовскихъ іезуитовъ и въ тамошнихъ архивахъ извлекъ много матеріаловъ для своей исторіи.

Константинъ Ширвидъ, авторъ грамматики литовскаго языка, а также польско-латино-литовскаго словаря, былъ замѣчательнымъ проповѣдникомъ на литовскомъ языкѣ.

Фридрихъ Барщъ, полякъ, бывшій ректоромъ академіи, подвизавшійся въ борьбѣ съ иновѣрцами, авторъ разныхъ полемическихъ брошюръ противъ Андрея Воляна. Въ числѣ профессоровъ были и политическіе дѣятели, какъ напр. Нисковскій, Высоцкій, Голынскій; бывшіе воспитатели Сигизмунда III, Блецкій, Гродзинскій, Шмиглецкій, Новакъ, Ольшевскій и др. славились своею ученостью и краснорѣчіемъ. Мы не говоримъ про многочисленныхъ иностранцевъ. Изъ нихъ нѣкоторые состояли на особыхъ правахъ и получали отъ короля жалованье. Такъ напр, профессору латинской и греческой литературы Марку-Антонію Мурета, римлянину, платили въ годъ 1500 дукатовъ!

Со вступленіемъ на престолъ Сигизмунда III, съ дѣтства привыкшаго во всемъ подчиняться волѣ іезуитовъ, дѣла послѣднихъ конечно улучшились. Постоянное покровительство, имъ оказываемое, содѣйствіе, тайное и явное, къ совращенію иновѣрцевъ въ католицизмъ, дозволили имъ поставить виленскую академію на такую степень, что въ ней въ концѣ XVI ст. находилось уже 700 студентовъ и 54 преподавателя, а въ 1632 г. было уже болѣе 1200 и преподавателей 75. Не только всѣ внутреннія болѣе важныя дѣла въ государствѣ были направляемы іезуитами, но они же имѣли самое сильное вліяніе и на дѣла внѣшнія. Іезуиты, по мысли Скарги, провели и осуществили дѣло уніи; они же руководили главными ея дѣятелями, и впослѣдствіи іезуитъ Фабрицій, виленскій профессоръ, владѣя въ совершенствѣ славянскимъ и русскимъ языками, непосредственно, вліялъ на уніатское духовенство и направлялъ дѣйствіями онаго. Другою выдающеюся личностью изъ іезуитовъ былъ Касперъ Савицкій, виленскій уроженецъ, духовникъ Марины Мнишекъ, тайный руководитель Димитрія Самозванца, прожившій все его время въ Москвѣ, а потомъ находившійся при Маринѣ и при Тушинскомъ ворѣ, котораго признавалъ дѣйствительнымъ Димитріемъ. Виленскіе профессора пользовались общею извѣстностью, такъ что нѣкоторыхъ изъ нихъ, напр, профессора богословія Мазура, за отличіе перевели въ римскую академію. Въ числѣ учащихся въ академіи были уже и православные и кальвинисты. Даже родственникъ кн. Острожскаго, кн. Пузына воспитывался въ Вильнѣ у іезуитовъ. Они же воспитывали и мнимаго сына Марины, Ивана Димитріевича, претендента на московскій престолъ.

Въ Вильнѣ, кромѣ главнаго академическаго коллегіума, у нихъ были еще четыре, а впослѣдствіи пять. Кромѣ того у нихъ было въ литовскихъ городахъ 8 коллегіумовъ. [106]

Послѣ смерти князя Николая Радзивилла Рыжаго (1584), сынъ его князь Христофоръ, прозванный Перуномъ, великій гетманъ литовскій, всѣми силами поддерживалъ кальвинизмъ; но вліяніе его не имѣло уже той силы и значенія, какъ при отцѣ и дядѣ, Николаѣ Черномъ. Видя такіе поразительные успѣхи іезуитской академіи, кн. Христофоръ рѣшился основать на другихъ началахъ такое заведеніе, которое бы могло парализовать дѣйствія іезуитовъ. Съ этою цѣлію онъ хотѣлъ преобразовать кальвинскую гимназію въ Вильнѣ въ академію, вполнѣ соотвѣтствующую требованіямъ высшаго учебнаго заведенія. Горячо взявшись за это дѣло, онъ энергически занялся приготовленіями, и состоя въ тоже время виленскимъ воеводою, не встрѣчалъ препятствій къ осуществленію своей завѣтной идеи; но передъ самымъ открытіемъ академіи, получилъ письмо отъ Сигизмунда III, которымъ тотъ запрещалъ ему заводить евангелическую академію.

При виленской іезуитской академіи состояла богатѣйшая по времени библіотека. Началомъ ея послужило книгохранилище Сигизмунда-Августа, заключавшее въ себѣ все, что въ его время было напечатано на всѣхъ языкахъ; кромѣ того множество рукописей. Сигизмундъ-Августъ завѣщалъ эту библіотеку коллегіуму іезуитовъ. Другое значительное пожертвованіе увеличило академическую библіотеку, именно большое собраніе книгъ, завѣщанныхъ виленскимъ епископомъ Протасевичемъ. Его примѣру послѣдовали епископы виленскій Евстафій Воловичъ (1630) и жмудскій Николай Пацъ (1619). Знаменитая библіотека в. канцлера Льва Сапѣги изъ Рожаны, заключавшая 3000 томовъ, также поступила въ виленскую академію. Затѣмъ во все время существованія академіи поступали приношенія какъ въ деньгахъ, въ домахъ, такъ и въ книгахъ. Изъ учебныхъ пособій былъ только небольшой физическій кабинетъ.

При первоначальномъ устройствѣ академіи, факультетовъ юридическаго и медицинскаго вовсе не существовало. Въ 1644 г. Казиміръ-Левъ Сапѣга пожертвовалъ 37000 золотыхъ на содержаніе четырехъ профессоровъ законовѣдѣнія. И въ самомъ дѣлѣ, іезуиты выписали профессоровъ, преподаваніе началось, но продолжалось не долго и правильной организаціи факультета никогда не было. Владиславъ IV граматою 1641 г. далъ іезуитамъ привиллегію и на устройство медицинскаго факультета; но таковой также никогда не былъ открытъ.

Со времени прибытія іезуитовъ въ Литву, т. е. съ 1569 г. по день кончины Сигизмунда III, т. е. 1632 г., въ теченіе 63 лѣтъ іезуиты совершили величайшій изъ переворотовъ въ цѣлой странѣ, гдѣ либо видѣнныхъ. Порабощены православіе и протестантскія ученія, введена унія, католицизмъ и польская національность водворены на прочныхъ основаніяхъ, образованіе захвачено іезуитами въ свои руки. Нельзя отказать іезуитамъ за этотъ періодъ въ необыкновенномъ умѣ, энергіи, настойчивости въ осуществленіи своихъ плановъ. Въ то же время они позаботились и о матеріальныхъ благахъ. Богатства ихъ были громадныя. Со временъ Владислава IV , слава ихъ уже меркнетъ. Мы не видимъ между ними такихъ дѣятелей въ ихъ средѣ, какъ Скарга, Варшевицкій, Кояловичъ, Сарбѣвскій, Савицкій. Они какъ-будто почили на лаврахъ. Существуетъ академія, коллегіумы, но дѣло воспитанія идетъ рутинно, нѣтъ прежняго самоотверженія, не замѣтно и тѣхъ необычайныхъ способностей, коими отличались сподвижники Сигизмунда III.

Много ли пользы принесла система образованія іезуитовъ? Столько же, сколько и въ другихъ странахъ. Выходили изъ академіи люди съ классическимъ образованіемъ, но того, что всего болѣе необходимо въ жизни, естественныхъ, медицинскихъ, юридическихъ, техническихъ знаній — не было. Они были въ пренебреженіи.

Кромѣ ученыхъ и писателей изъ іезуитовъ и протестантовъ, о коихъ мы уже упомянули, писавшихъ преимущественно по-латыни и по-польски, въ XVI и XVII вѣкѣ были въ Литвѣ православные и уніаты, какъ духовные, такъ и свѣтскіе, которые писали и на мѣстномъ нарѣчіи.

Замѣчательнѣйшимъ ученымъ и публицистомъ того времени былъ Мелетій, въ мірѣ Максимъ Герасимовичъ Смотрицкій, котораго жизнь и любопытныя дѣянія всецѣло принадлежатъ Бѣлорусскому полѣсью, но который по своимъ ученымъ трудамъ и публицистической дѣятельности принадлежитъ Вильнѣ. Смотрицкій писалъ по-латыни, по-бѣлорусски и по-польски. [107]

Другимъ ученымъ, пользовавшимся извѣстностью, былъ Лаврентій Зизаній, издавшій въ Вильнѣ въ 1596 г. славянскую грамматику, подъ заглавіемъ: «Грамматика Словенска совершеннаго искусства осьми частей слова и иныхъ нужныхъ новосоставленій». Онъ же написалъ азбуку: «Словенска азбука», съ приложеніемъ катихизиса и молитвъ, напечатанную въ Москвѣ въ 1627. Катихизисъ этотъ былъ весьма почитаемъ раскольниками; они перепечатали его вмѣстѣ съ азбукою въ Гроднѣ въ 1788 г.

Смотрицкій тоже былъ авторомъ грамматики, весьма цѣнимой учеными. Она напечатана въ Евье въ 1618 г. п. з. «Правильное синтагма по тщаніямъ многогрѣшнаго мниха Мелетія Смотрицкаго въ киновіи братства церковнаго Виленскаго при храмѣ Сошествія Пресвятаго и Животворящаго Духа». Вторымъ изданіемъ напечатана въ Вильнѣ въ 1629. Потомъ имѣла много изданій. Въ Москвѣ перепечатана въ 1721. Въ 1755 г. сербскій митрополитъ Павелъ Ненадовичъ напечаталъ ее въ Рымникѣ для Сербіи, а Савичъ издалъ для Хорватовъ съ латинскимъ переводомъ. Смотрицкій составилъ также словарь славянскій, исправилъ переводы Псалтыря и Новаго Завѣта, а для изучающихъ греческій языкъ написалъ руководство п. з. Institutionum linguae Graecae libri duo, 1615 г.

XVI столѣтіе замѣчательно полемикою, которую вели католики и уніаты съ православными. Полемика, самая ожесточенная, продолжалась почти до половины XVII ст. Издано было множество книгъ и брошюръ на польскомъ и русскомъ языкахъ. Скарга положилъ начало этой полемической литературѣ, издавъ въ 1577 г. на польскомъ языкѣ сочиненіе, п. з. «О единствѣ церкви Божіей и объ отступленіи отъ нея восточной церкви», а также появившимся вслѣдъ затѣмъ «Воззваніемъ къ единой спасительной вѣрѣ».

Сильнымъ борцомъ съ уніатами является Стефанъ Зизаній, братъ Лаврентія (настоящая фамилія ихъ была Тустановскіе). Онъ говорилъ и писалъ рѣзко и не щадилъ своихъ противниковъ. Рѣчи и проповѣди его, произносимыя въ Вильнѣ, имѣли громадное вліяніе на ожесточеніе борьбы, которая тогда велась между православными и уніатами. Раза два онъ принужденъ былъ даже скрываться изъ Вильно, боясь преслѣдованій. Въ 1595 г. краковскій академикъ Щенсный-Жебровскій издалъ противъ него цѣлую книгу подъ заглавіемъ «Куколь, который сѣетъ еретикъ Степка (Stefanik) Зизани въ церквахъ русскихъ въ Вильнѣ».

Зизаній не остался въ долгу и въ слѣдующемъ же году отвѣчалъ книгою: Слово св. Кирилла, патріарха іерусалимскаго, объ антихристѣ, доказывая, что унія и есть антихристово время. Іезуиты отвѣчали ему брошюрою Плевела Зизания, и такъ далѣе, борьба не унималась, и надобно удивляться поспѣшности, съ которою борцы старались отвѣчать другъ другу.

Въ 1597 г. Скарга издалъ описаніе брестскаго собора. Ему отвѣчали книжкою — Апокризисъ, албо отповѣдь на книжны о съборѣ Берестейскомъ, именемъ людей старожитной релѣи греческой чрезъ Христофора Филарета.—Вслѣдъ за тѣмъ какой-то православный священникъ издалъ брошюру: Перестрога зѣло потребная на потомные часы православнымъ христіанамъ. Въ отвѣтъ на «Апокризисъ» отвѣчали брошюрою Antirresis, въ которой автора называютъ носителемъ діавола.

Во всей этой полемической литературѣ солиднѣе другихъ сочиненіе Смотрицкаго, напечатанное въ 1610 г. подъ псевдонимомъ Ѳеофила Ортолога, подъ заглавіемъ «Ѳренонъ, то есть плачъ Восточной церкви на отступление нѣкоторыхъ отъ древняго греческаго исповѣданія и отъ повиновения патріарху константинопольскому». [108]

На эту книгу, въ которой авторъ защитникомъ церкви называетъ кн. К. К. Острожскаго, отвѣчалъ самъ Скарга брошюрою «Предостереженіе Руси насчетъ жалобъ и воплей Ортолога». Черезъ два года, вышло новое опроверженіе, написанное королевскимъ секретаремъ Ильею Мороховскимъ подъ заглавіемъ: Перагорія, или утоленіе плача, а въ 1517 г. виленскій уніатскій архимандритъ Левъ Креуза (впослѣдствіи смоленскій епископъ) напечаталъ: Защиту церковнаго единства.

На этомъ же полемическомъ поприщѣ подвизались еще Іоаннъ Вишинскій, инокъ на Афонѣ, Лаврентій Деревинскій, Андрей Мужиловскій, Остапъ Кисель и др. Даже вел. канцлеръ литовскій Левъ Сапѣга можетъ быть причисленъ къ этой литературѣ. Онъ написалъ по этому предмету замѣчательное письмо къ архіепискону Кунцевичу. Къ писателямъ первой половины ХѴII ст. слѣдуетъ причислить также Лазаря Барановича, епископа черниговскаго, митрополита Петра Могилу и др.

Вообще полемическая литература того времени не отличалась ни глубиною мысли, ни особенною ученостью. Борцы съ обѣихъ сторонъ были ожесточены, борьба страстей, возбужденное состояніе умовъ заставляли ихъ не стѣсняться, а брань и ругательства доходятъ иногда до крайнихъ предѣловъ. Во всякомъ случаѣ, нельзя сказать, чтобы за это время, какъ польская, такъ собственно и бѣлорусская литературы не подвинулись впередъ и не принесли пользы.

Но возвратимся къ народному образованію.

Уже во второй половинѣ ХѴТІ ст. весьма многіе сознавали, какъ въ Польшѣ, такъ и въ Литвѣ, что образовательная система іезуитовъ приноситъ много вреда странѣ и что преобразованія въ ней необходимы. Іезуитовъ обвиняли въ искаженіи языка, въ подобострастіи къ знатнымъ, въ совершенномъ отсутствіи такихъ началъ въ преподаваніи, которыя болѣе всего пригодны и необходимы человѣку въ жизни, чтобы сдѣлать изъ него доблестнаго гражданина. [109]

Первымъ изъ преобразователей, сознавшимъ необходимость реформъ, явился піаристъ Станиславъ Конарскій (род. 1700, ум. 1773). Снискавъ большое значеніе въ своемъ орденѣ, пользуясь покровительствомъ нѣкоторыхъ знатныхъ вельможъ, онъ, послѣ продолжительной борьбы съ іезуитами, отстаивавшими свои исключительныя права на народное образованіе, началъ устраивать особые институты, въ которыхъ преподаваніе было уже на столько улучшено и примѣнено къ современнымъ нуждамъ, что польза учреждения ихъ была сознана обществомъ и даже властями. Въ учреждаемыхъ имъ заведеніяхъ обращено было особенное вниманіе на серьезное преподаваніе физики и математическихъ наукъ. Конарскій вообще является замѣчательнѣйшимъ педагогомъ своего времени. Написанныя имъ сочиненія имѣли большое вліяніе и пораждали послѣдователей. Вліяніе это простиралось не на однѣ только школы, но и на литературу. Его собственныя сочиненія, осмѣивавшія іезуитское направленіе, напыщенность, самую низкую лесть, смѣшиваніе польской рѣчи съ латинскою, много содѣйствовали къ очисткѣ языка и пролагали новый путь къ правильному и систематическому развитію литературы. Нарушевичъ, Красицкій, Копчинскій и другіе прекрасною своею рѣчью напомнили лучшее, такъ называемое золотое время Сигизмундовской эпохи. Это было начало новой блестящей эры, подвинувшей польскую литературу на высокую степень. Исчезли такъ называемые макаронизмы, іезуитскіе памфлеты дедикаціи, т. е. посвященія разныхъ похвальныхъ рѣчей не только вельможамъ, но даже святымъ, даже Іисусу Христу, котораго въ посвященіи именовали Jasnie Wielożnym!

Конечно, новыя теоріи, преобразовательная система отразились и въ Литвѣ. Здѣсь Конарскій нашелъ дѣятельныхъ сотрудниковъ въ Торкватѣ Тыминскомъ и знаменитомъ издателѣ Дипломатическаго кодекса польскаго и литовскаго, Матвеѣ Догелѣ. Первый былъ ректоромъ піарской школы въ Вильнѣ, основанной въ 1723 г. Потомъ Конарскій лично прибылъ въ Вильно, и по его настояніямъ, при содѣйствіи канцлера кн. Чарторыскаго, основано высшее училище, котораго главнымъ руководигелемъ былъ Догель. Продолжительная тяжба съ іезуитами не дозволила Конарскому и Догелю распространить и усилить это заведеніе. Іезуиты имѣли еще настолько вліянія въ странѣ, что тяжба была проиграна, школа закрыта, и только по взаимному соглашенію съ іезуитами піары открыли дворянскій конвиктъ, пользовавшійся громаднымъ успѣхомъ. Кромѣ школы и конвикта въ Вильнѣ, піары содержали еще и другіе коллегіумы и школы въ Литовскомъ полѣсьѣ.

Кромѣ іезуитовъ и піаровъ, почти всѣ другіе ордена содержали при своихъ монастыряхъ училища. Монастырскія училища, какъ уѣздныя, такъ и приходскія приносили пользу уже потому, что распространяли грамотность въ массахъ населенія, безъ всякаго со стороны учащихся за то вознагражденія.

Монахи ордена доминикановъ въ Гроднѣ содержали гимназію, при ней библіотеку изъ 15 т. сочиненій, довольно богатые кабинеты: минералогическій, физическій и механическій.

Уніатскій орденъ св. Василія (базиліане) отличался болѣе другихъ хорошимъ преподаваніемъ, и школы ихъ, большею частью трехклассныя, были отличаемы. Нѣкоторыя изъ нихъ существовали до возсоединенія уніатовъ въ 1839 г. (напр, въ Вильнѣ).

Монахини— базиліанки въ Вильнѣ, при своемъ монастырѣ, содержали училище, въ которомъ воспитывались дѣвушки. Въ католическихъ женскихъ монастыряхъ преимущественно визитки занимались воспитаніемъ. Въ Вильнѣ онѣ содержали высшее училище съ 1694 по 1863 г.

Булла папы Климента XIV 1773 года, уничтожавшая орденъ іезуитовъ, прекратила и существованіе іезуитской академіи въ Вильнѣ, а равно всѣхъ коллегіумовъ.

Сеймъ 1775, по предложенію замѣчательнѣйшаго изъ дѣятелей того времени, Іоахима Хрептовича, вице-канцлера литовскаго, учредилъ Эдукаціонную коммисію, въ вѣдѣніе которой поступили всѣ учебныя заведенія, содержимыя іезуитами, а равно все ихъ движимое и недвижимое имущество. [110]

При передачѣ какъ имѣній, такъ и вообще имущества, конечно происходили разныя злоупотребленія и утайки. Имѣнія еще за время управленія іезуитами были доведены до крайняго разоренія. Изъ нихъ выжато все, что только могло быть обращено въ наличныя деньги. Несмотря на это, благодаря особенной дѣятельности и распорядительности коммисіи, зло было предотвращено на будущее время, и тогда выяснилось, какими громадными средствами владѣли іезуиты. Коммисія имѣла возможность вполнѣ развернуться, а дѣла предстояло много: надобно было все преобразовать и устроить согласно съ современными требованіями страны и степенью развитія тогдашней педагогики въ Европѣ. Къ счастію, въ средѣ коммисіи были люди дѣльные, благородные патріоты, были люди съ высокимъ образованіемъ. Выдающаяся личность въ коммисіи, виновникъ ея учрежденія, вице-канцлеръ литовскій (впослѣдствіи вел. канцлеръ), Іоахимъ Литаворъ Хрептовичъ (литовскій уроженецъ; 1729 † 1812), былъ человѣкъ высокаго образованія, любившій науку и еще болѣе любившій свое отечество. Исключительно почти съ учеными цѣлями, онъ изъѣздилъ всю Европу, основалъ знаменитую библіотеку въ родовомъ имѣніи своемъ, въ Щорсахъ, Новогрудскаго уѣзда, и, вполне подготовивъ себя къ великому дѣлу преобразованій, онъ посвятилъ ему всю свою жизнь. Кромѣ разныхъ вельможъ и епископовъ, въ коммисіи засѣдали такія личности, какъ Нѣмцевичъ, известный писатель и политическій дѣятель, Иронимъ Стройновскій, впослѣдствіи епископъ и ректоръ виленскаго университета; знаменитѣйшіе изъ дѣятелей того времени Гуго Коллонтай и Ѳаддей Чацкій, принимали самое близкое участіе въ осуществленіи благихъ предначертаній коммисіи. Секретаремъ былъ ученый Пирамовичъ, кассиромъ Карлъ Лелевель, отецъ Іоахима, историка.

Сознавая свое высокое призваніе, эти люди прежде всего должны были озаботиться, чтобы окончательно разрушить то вредное направленіе, которое господствовало въ странѣ въ продолженіе двухъ столѣтій, указать новыя начала, которыя бы создали будущее поколѣніе истинно образованными и вполнѣ понимающимъ обязанности свободнаго гражданина конституціоннаго государства. Ежели мы вспомнимъ, среди какихъ треволненій и политическихъ смутъ должна была действовать коммисія, съ какими препятствіями должна была бороться, когда напр, самъ ея председатель, князь Масальскій, виленскій епископъ, какъ потомъ обнаружено, злоупотреблялъ оказываемымъ ему довѣріемъ, а князь Сулковскій, гнезненскій воевода, захватилъ 584 тыс. злотыхъ, которые такъ и пропали. Но главнымъ затрудненіемъ для коммисіи было отысканіе способныхъ профессоровъ и учителей. Іезуиты оставили едва нѣсколько человѣкъ, кои, оставивъ орденъ, всецѣло предались делу воспитанія, о подготовленіи же изъ частныхъ лицъ они не заботились. Коммисіи пришлось выписывать изъ-за границы ученыхъ для занятія кафедръ и посылать въ иностранные университеты молодыхъ людей, для приспособленія себя къ званію преподавателей. Заботясь о народномъ образованіи, коммисія учредила учительскую семинарію въ Вильнѣ и объявила конкурсъ для составленія народныхъ учебниковъ, съ платою отъ 50— 150 червонцевъ за каждый учебникъ.

Виленская академія преобразована была въ главную школу вел. кн. Литовскаго. Вѣдѣнію ея, подъ главнымъ начальствомъ ректора, подчинены были всѣ учебныя заведенія въ краѣ. Въ каждомъ округѣ находилось высшее, или окружное училище, отъ котораго зависѣли уѣздныя, приходскія школы, какъ свѣтскія, такъ и духовныя, а также частныя училища и пансіоны, мужскіе и женскіе. Ректоръ академіи обязанъ былъ ежегодно посѣщать окружныя учи[111]лища, а каждые два года назначались особые визитаторы, для осмотра всѣхъ вообще учебныхъ заведеній.

Въ 1780 г. ректоромъ главной школы былъ бывшій іезуитъ, уроженецъ Гродненскаго уѣзда, Мартинъ Одляницкій Почобутъ, математикъ и астрономъ, пользовавшійся европейскою извѣстностыо. Король Станиславъ-Августъ далъ ему почетный титулъ королевскаго астронома и велѣлъ въ честь его отчеканить медаль, съ его изображеніемъ и надписью: sic itur ad astra. Съ его назначеніемъ, при постоянной заботливости Хрептовича, начинается преуспѣяніе главной школы, которая въ самое короткое время снискала общее уваженіе и довѣріе согражданъ и заняла высокое мѣсто въ ряду высшихъ учебныхъ заведеній въ Европѣ. Почобутъ былъ сачымъ усерднымъ и точнымъ исполнителемъ постановленій Эдукаціонной коммисіи. Онъ умеръ въ 1810 г. Въ числѣ профессоровъ были уже люди истинной учености, какъ Стройновскій, преподававшій политическую экономію, и др. [112]

Еще въ 1753 г. княгиня Елисавета Пузына, рожденная княжна Огинская, основала въ Вильнѣ, при іезуитской академіи, астрономическую обсерваторію. Первымъ астрономомъ былъ Жебровскій, потомъ Пакціановичъ. Обсерваторія имѣла всего три инструмента; самое зданіе ея не соотвѣтствовало потребностямъ. Въ главной же школѣ, директоромъ обсерваторіи назначенъ былъ Почобутъ. Его стараніемъ, при значительныхъ съ его стороны пожертвованіяхъ и на счетъ суммъ, назначенныхъ Эдукаціонною коммиссіею, воздвигнуто новое зданіе, соответствующее тогдашнимъ требованіямъ, выписаны инструменты, и съ 1777 г. обсерваторія заняла подобающее ей мѣсто въ ряду этого рода учрежденій.

Къ числу замѣчательнѣйшихъ дѣятелей царствованія Станислава-Августа принадлежитъ Антоній Тизенгаузъ, великій подскарбій литовскій. Этотъ необыкновенный человѣкъ, о плодотворной дѣятельности котораго мы еще будемъ имѣть случай поговорить подробнѣе, избравъ центральнымъ пунктомъ управленія государственными имуществами городъ Гродно, еще во времена іезуитовъ, положилъ начало преподаванію медицинскихъ знаній. Въ Гроднѣ имъ основаны медицинская школа и институтъ повивальнаго искусства. Главнымъ руководителемъ этихъ учрежденій былъ профессоръ Жилибертъ, выписанный имъ изъ Монпелье. Предубѣжденіе противъ естественныхъ знаній было въ то время еще такъ велико, что оба эти заведенія не находили желающихъ поступить въ нихъ, и Тизенгаузу пришлось для начала почти силою заставить пять человѣкъ изъ экономическихъ крестьянъ, получившихъ первоначальное образованіе — поступить въ медицинскую школу. Точно также и въ повивальный институтъ для начала взято было пять дѣвушекъ изъ крестьянокъ; но потомъ, съ 1775 обѣ школы были уже вполнѣ устроены, и преподаваніе начато съ успѣхомъ. Вскорѣ однако интрига, зависть, а въ особенности безхарактерность короля, погубили Тизенгауза, и всѣ его начинанія не могли принести плодовъ. Къ счастью, обѣ заведенныя имъ медицинскія школы, вмѣстѣ съ Жилибертомъ, причислены къ главной виленской школѣ, въ которой учрежденъ наконецъ на прочныхъ основаніяхъ медицинскій факультетъ, сначала составленный изъ пяти каѳедръ.

Одновременно Жилибертъ привезъ въ Вильно и всѣ рѣдкія растенія, находившіяся въ существовавшемъ уже въ Гроднѣ ботаническомъ саду. Такимъ образомъ основаніе такого же сада въ Вильнѣ относится къ 1781 г., а первыми основателями были Жилибертъ, Форстеръ и потомъ Шпицнагель (съ 1781 — 1792).

Статуты, изданные Эдукаціонною коммиссіею 1783 г., останутся навсегда памятными, какъ доказательство высокаго гражданскаго развитія и педагогической опытности. Къ чести коммиссіи надобно еще отнести и то, что она сильно заботилась о распространеніи первоначальнаго образованія въ народѣ, какъ въ городахъ, такъ и въ деревняхъ. По особому формальному договору съ епископами, каждая епархія обязана была посредствомъ раскладки между приходами и монастырями, владѣвшими значительными имѣніями, доставлять опредѣленныя суммы на содержаніе въ каждой епархіи по пятидесяти народныхъ школъ, независимо отъ содержимыхъ при монастыряхъ и приходахъ. Много людей, игравшихъ впослѣдствіи замечательную роль въ научномъ мірѣ, обязаны были этимъ коммиссіи, которая посылала ихъ за границу для усовершенствованія въ той или другой отрасли знаній.

Политическій переворотъ сначала не измѣнилъ направленія и деятельности коммиссіи; но литовскія губерніи уже не зависѣли отъ нея, хотя и продолжали дѣйствовать по принятой системе, подъ руководствомъ главной школы.

Въ 1797 г. императоръ Павелъ I посѣтилъ Вильно, осмотрѣлъ въ подробности главную школу и поручилъ князю Рѣпнину, виленскому генералъ-губернатору, озаботиться составленіемъ новаго устава для управленія главною школою и подведомственными ей училищами. Уставъ былъ составленъ; Почобутъ принималъ въ немъ живое участіе и настоялъ, чтобы главныя основанія, преподанныя Эдукаціонною коммисіею, ни въ чемъ не были нарушены. Права главной школы, какъ главнаго руководящего учрежденія, были вполнѣ утверждены, прибавлена [113]только каѳедра изящныхъ искусствъ и усилено преподаваніе химіи. Пo-іезуитскія имѣнія и капиталы переданы въ вѣдѣніе казны, а для наблюденія за цѣлостію фундуша, правильнымъ его употребленіемъ и вообще за ходомъ дѣлъ по учебному вѣдомству, установлена особая коммиссія, подъ предсѣдательствомъ поочереди виленскаго и жмудскаго епископовъ и главнымъ наблюденіемъ генералъ-губернатора. Школа обогатилась тремя новыми знаменитостями: Андреемь Снядецкимъ, ботаникомъ Юндзилломъ и талантливымъ живописцемъ Смуглевичемъ.

Въ 1799 ректоръ Почобутъ, удрученный годами и болѣзнію, сложилъ съ себя званіе ректора, удалился въ Динабургъ, гдѣ еще существовала іезуитская коллегія, и тамъ вступилъ опять въ орденъ, отказавшись отъ епископской каѳедры, которая ему была предложена. Почобутъ умеръ въ 1810 г. Ректоромъ назначенъ профессоръ Іеронимъ Стройновскій, пользовавшійся большою извѣстностью своими сочиненіями по части политической экономіи. Директоромъ обсерваторіи и профессоромъ астрономіи и высшей математики назначенъ знаменитый Иванъ Снядецкій.

Почобутъ много сдѣлалъ для науки и для края своею неутомимою дѣятельностью. Съ тою ловкостью, къ которой такъ способны іезуиты, съ тѣмъ неподражаемымъ умѣньемъ примѣняться къ обстоятельствамъ и пользоваться ими, которое выработалось въ немъ продолжительнымъ пребываніемъ въ орденѣ, Почобутъ дѣйствительно примѣнялся и подчинялся указаніямъ и предначертаніямъ Эдукаціонной коммиссіи, такъ что даже науки, которымъ онъ мало сочувствовалъ, какъ напр, юридическія, естественныя, медицинскія, его заботами вполнѣ привились и имъ положено прочное начало будущему ихъ широкому развитію и той славѣ, которую потомъ снискали въ виленскомъ университетѣ.

При самомъ вступленіи Стройновскаго въ должность, его встрѣтило неожиданное, поразительное событіе, потребовавшее всей его энергіи и силы воли. Явился совершенно неожиданно въ Вильно генералъ іезуитскаго ордена изъ Полоцка, для осмотра и принятія въ свое вѣдѣніе главной школы и подвѣдомственныхъ ей заведеній, ссылаясь на полученный имъ правительственный вердиктъ, основанный на казуистическомъ выводѣ, что такъ какъ Литовская область принадлежитъ теперь Россіи, то поэтому бывшая іезуитская академія должна быть возвращена іезуитамъ, послѣ уничтоженія ордена, нашедшимъ въ ней убѣжище. [114]

Стройновскій немедленно обратился прямо къ императору Павлу, отстаивая утвержденный имъ же статутъ главной школы. Онъ дѣйствовалъ такъ энергично и съ такою силою неопровержимыхъ доказательствъ, что императоръ вполнѣ съ нимъ согласился, и іезуитамъ пришлось отказаться отъ своихъ надеждъ—завладѣть снова литовскими областями.

Въ 1802 г. Стройновскій вызванъ былъ въ Петербургу, гдѣ участвовалъ въ засѣданіяхъ особаго комитета, учрежденнаго для составленія положенія о народномъ образованіи въ Россіи. Положеніе это, Высочайше утвержденное 24 января 1803 г., установило учебные округи, въ томъ числѣ Виленскій, въ составъ котораго вошли: Виленская (съ Ковенскою въ то время не существовавшею), Гродненская, Минская, Могилевская, Витебская, Волынская, Подольская и Кіевская губерніи. Въ 1810 г. присоединена еще къ округу Бѣлостокская область. Первымъ попечителемъ округа назначенъ былъ князь Адамъ Адамовичъ Чарторыйскій, бывшій русскій министръ иностранныхъ дѣлъ.

4 апрѣля 1803 г. императоръ Александръ I повелѣлъ главную школу въ Вильнѣ переименовать въ Императорскій университетъ. Затѣмъ 18 мая 1803 Высочайше утверждены правила этого новаго учрежденія. На содержаніе университета опредѣлено 105,000 руб. въ годъ, съ доходовъ по-іезуитскихъ имѣній. Причемъ постановлено, что какъ по-іезуитскія имѣнія, такъ и доходы съ нихъ поступающіе, а равно дома, земли и всякаго рода имущество, въ томъ числѣ библіотека, кабинеты, музеи и т. п., принадлежавшіе бывшей академіи, а потомъ главной школѣ — составляютъ на вѣчныя времена неотъемлемую собственность университета и ни въ какомъ случаѣ не могутъ быть обращаемы на другія надобности. Университетъ раздѣленъ на четыре факультета: физико-математическій, медицинскій, нравственно-политическій (съ богословіемъ) и литературный съ изящными искусствами. Медицинскія науки и римское законовѣдѣніе преподавались на латинскоМъ языкѣ, всѣ прочія науки на польскомъ.

Въ физико-математическомъ факультете открыто девять каѳедръ: физики, химіи, естественной исторіи, ботаники, агрономіи, математики чистой и прикладной, астрономіи, архитектуры, съ двѣнадцатыо профессорами. Въ медицинскомъ — кафедры: анатоміи, патологіи, медицинскихъ наукъ, клиники, хирургіи и повивальнаго искусства съ семью профессорами. Число послѣднихъ, какъ равно и преподаваемыхъ предметовъ въ этомъ факультетѣ, постоянно увеличивалось. Въ нравственно-политическомъ —кафедры: логики и метафизики, философіи, политической экономіи, гражданскихъ и уголовныхъ законовъ у всѣхъ народовъ, а также польскаго и русскаго законовѣдѣнія, всеобщей исторіи, священнаго писанія и богословія догматическаго и нравственнаго, съ десятью профессорами. Наконецъ въ литературномъ: языковъ и литературы греческой, латинской, польской и русской, съ пятью профессорами. Отдѣльно же—преподаваніе изящныхъ искусствъ. Такимъ образомъ на первый разъ назначено 34 профессора. Въ помощь имъ определено двенадцать адьюнктовъ. Отъ усмотренія попечителя зависело увеличивать число каѳедръ и преподавателей.

Ректоръ и деканы избирались каждые три года; но въ 1825 года ректоръ былъ назначенъ отъ правительства. Советъ университета состоялъ изъ всѣхъ ординарныхъ профессоровъ подъ председательствомъ ректора. Советъ решалъ все вообще дела, касающіяся университета, а равно всехъ гимназій и училищъ въ округе, непосредственно ему подчиненныхъ. Исполнительная власть находилась въ рукахъ ректора и четырехъ декановъ, составлявшихъ особый, исполнительный комитетъ. Все слушатели университета свободны были отъ всякаго внешняго надзора, исключительно подчиняясь университетскому начальству.

Въ каждой губерніи полагалась но крайней мере одна гимназія, а въ каждомъ уездномъ городе уездное училище. На содержаніе каждой гимназіи определено 5,300 р. с., а уезднаго училища 2,520 р. с. Основанная Эдукаціонною коммиссіею учительская семинарія не только сохранена, но получила еще большее развитіе. Сверхъ того, въ 1808 г., при университете основано Еврейское училище для приспособления молодыхъ Евреевъ къ занятію учительскихъ [115]должностей. Въ Вильнѣ при каждомъ монастырѣ открыто приходское училище. Въ краѣ же, не только при монастыряхъ, но даже при многихъ приходскихъ костелахъ существовали приходскія училища. Университетъ ежегодно командировалъ визитатора, избираемаго изъ профессоровъ, для подробной ревизіи всѣхъ учебныхъ заведеній. Въ 1807 г. при университетѣ учрежденъ медицинскій институтъ, для слушателей медицинскихъ курсовъ, содержимыхъ на счетъ казны въ числѣ 50 человѣкъ. Число ихъ потомъ увеличено до 100 человѣкъ. Число же слушателей въ университетѣ достигало 1750.

Чтобы замѣстить всѣ кафедры, Стройновскій выписывалъ профессоровъ изъ заграницы. Выборъ конечно не всегда былъ удаченъ. Но зато были и знаменитости, прославившія университетъ. Въ 1804 прибыли въ Вильно Петръ Франкъ, пользовавшійся большою извѣстностью заграницею, какъ ученый писатель, профессоръ и опытный врачъ. Онъ былъ основателемъ медицинской клиники; въ слѣдующемъ году его потребовали къ Петербургъ, гдѣ онъ получилъ высшее назначеніе, въ Вильнѣ же оставилъ послѣ себя сына своего, Іосифа Франка, человѣка необыкновенныхъ способностей и притомъ благороднѣйшаго характера. Онъ оставался профессоромъ до 1823 г. и вмѣстѣ съ знаменитымъ Андреемъ Снядецкимъ (братомъ астроном-Ивана), еще въ 1797 г. пріѣхавшимъ въ Вильно, положилъ прочное основаніе тому значенію и даже славѣ, какими пользовались медицинскія знанія въ Вильнѣ во все время существованія университета и потомъ медико-хирургической академіи.

Въ Вильнѣ еще іезуиты содержали двѣ аптеки при своихъ коллегіумахъ св. Іоанна и св. Игнатія. При недостаткѣ опытныхъ врачей, составлявшихъ тогда рѣдкость, немного было пользы и отъ аптекъ. Аптекари-іезуиты сами себѣ присвоивали право леченья, конечно въ ничтожныхъ болѣзняхъ. Не смотря на это, аптеки приносили имъ весьма значительный доходъ. Достаточно сказать что аптекарь-іезуитъ Нетуль успѣлъ изъ аптечныхъ доходовъ собрать такой капиталъ, что іезуиты собственно на этотъ аптечный капиталъ воздвигли громадное зданіе въ окрестностяхъ города, въ Закретѣ. Дѣло въ томъ, что аптеки были одновременно бакалейными и табачными лавками. Въ нихъ продавался нюхательный табакъ, разныя подкрѣпляющія водки и ликеры и т. п. О правильномъ же изученіи фармакологіи не было и помину. Снядецкій, преподавая химію, касался фармаціи, но настоящая каѳедра фармакологіи основана была едва въ 1806 г. и первымъ профессоромъ назначенъ былъ Вольфгангъ.

Основанный Жилибертомъ небольшой ботаническій садъ, въ самомъ зданіи главной школы, неудовлетворялъ потребностямъ развивающейся науки. Съ этою цѣлію пріобрѣтенъ былъ значительный плацъ, на берегу Вилейки, у подошвы Замковой и Трехкрестовой горъ. Скоро явился и человѣкъ, которому принадлежитъ честь основателя въ краѣ ботаническихъ и вообще естественныхъ наукъ. Это былъ молодой піаристъ Станиславъ Юндзиллъ. Еще въ 1791 напечаталъ онъ первое въ польской литературѣ серьезное сочиненіе о литовской флорѣ. Въ 1792 Юндзиллъ назначенъ былъ вице-профессоромъ естественныхъ наукъ, но прежде, на счетъ главной школы, отправился путешествовать по всей Европѣ и только черезъ пять лѣтъ, въ 1797 г., занялъ кафедру, окончательно приспособивъ себя къ этому за границею, гдѣ онъ нетолько осмотрѣлъ и изучилъ всѣ значительнѣйшіе ботаническіе сады, но также разные кабинеты и музеи, рудники, соляныя кони и г. д. Ботаническій садъ въ Вильнѣ основанъ имъ въ 1799 г. Въ 1802 г. напечатанъ былъ первый каталогъ растеній, заключавшій 1072 вида растеній, а въ 1824 было ихъ уже 6565. Въ этомъ же году оставилъ онъ университетъ, не переставая трудиться до самой смерти, постигшей его въ Вильнѣ въ 1847 г., на 86 г. жизни.

Ректорство Стройновскаго (съ 1797— 1806) рѣзко отличается отъ ректорства наслѣдовавшаго ему Ивана Снядецкаго (съ 1807— 1814). Стройновскій принужденъ былъ еще привлекать профессоровъ изъ иностранцевъ, что конечно сопряжено было съ большими неудобствами; Снядецкій засталъ почву уже болѣе подготовленною, и могъ предоставлять вакансіи мѣстнымъ уроженцамъ. Семилѣтнее ректорство Снядецкаго, человѣка высокаго ума, глубокой науки, не[116]преклонной воли, но въ то же время гордаго и властолюбиваго, считается лучшимъ временемъ университета. При немъ университетъ созрѣлъ, окрѣпъ и вышедшіе изъ-подъ его школы люди, были люди практическіе, умные, ничѣмъ неувлекавшіеся. Снядецкій не любилъ увлеченій романтизма, поэзію считалъ чуть не сумасшествіемъ, подчасъ даже глумился надъ поэтами. Другой характеръ представляетъ намъ послѣдующее время, при ректорахъ Семенѣ Малевскомъ и Твардовскомъ, съ 1815— 1825. Это было время чувства, которое осиливало холодный разумъ; время поэзіи, которая охватила всю Литву, проникла въ Польшу и завладѣла сердцами вездѣ, гдѣ только слышалась польская рѣчь. Послѣднимъ ректоромъ былъ Венцеславъ Пеликанъ, не по выбору, а по назначенію отъ правительства (съ 1825— 1832).

Несмотря на разнохарактерность и изменчивость направленія, наука, съ самаго начала образованія главной школы и потомъ университета до его закрытія, т. е. съ 1775 — 1832, въ продолженіе 57 лѣтъ разрасталась, число истинно ученыхъ профессоровъ увеличивалось, и университетъ могъ гордиться успѣхами своихъ слушателей.

Мы должны хотя въ кратчайшемъ очеркѣ указать на болѣе замѣчательныхъ дѣятелей главной школы и университета, о которыхъ еще не было упомянуто.

Бывшій іезуитъ Францъ Нарвойшъ (род. въ Вилкомирскомъ уѣздѣ въ 1742). По порученію подскарбія Тизенгауза занялся въ 1770 г. очисткою Нѣмана и въ три года успѣлъ ее совершить отъ Гродна до Румшишекъ (близъ Ковно). Труды Нарвойша были оцѣнены по достоинству: ему хотѣли воздвигнуть памятникъ, а Нарушевичъ написалъ даже стихи, которые должны были быть вырѣзаны на немъ; но съ паденіемъ Тизенгауза забыли и о памятникѣ. Нарвойшъ въ 1783 г. назначенъ былъ профессоромъ высшей математики, сначала въ главной школѣ, потомъ въ университетѣ и занималъ эту должность до самой смерти въ 1819 г.

Янъ Фридерикъ Нишковскій, виленскій уроженецъ (1774), въ 1797 г. назначенъ былъ вице-профессоромъ и отправленъ за границу для усовершенствованія, а по возвращеніи, въ 1807 г. занялъ каѳедру хирургіи, которую и занималъ до самой смерти въ 1819 г. Это былъ первый замечательный и весьма способный операторъ въ Вильнѣ.

Выписанные изъ Вѣны Лебенвейнъ и изъ Дармштадта Боянусъ—преподавали первый съ 1785 — 1820 анатомію, а послѣдній съ 1806— 1825 ветеринарію и сравнительную анатомію. Лебенвейнъ былъ основателемъ анатомическаго музея, Бекю, гродненскій уроженецъ (1771), съ открытія университета преподавалъ физіологію и былъ убить молніею въ собственной квартирѣ въ 1824 г. Мицкевичъ въ своихъ Dziadach, повѣривъ слухамъ, представляетъ Бекю какъ орудіе въ рукахъ Новосильцева. Вотъ почему другой знаменитый польскій поэтъ, Юлій Словацкій сдѣлался врагомъ Мицкевича. Словацкій былъ сынъ Евсевія Словацкаго, профессора словесности; послѣ его смерти вдова Евсевія, мать Юлія, вышла за Бекю. Въ его домѣ онъ выросъ и воспитывался, навсегда сохранивъ о немъ память, какъ о своемъ благодѣтелѣ. Профессоръ Юндзиллъ въ своихъ запискахъ и другіе современники опровергаютъ ложные слухи о Бекю, называя его благороднѣйшимъ человѣкомъ.

Послѣ преобразованія іезуитской академіи въ главную школу, первымъ профессоромъ краснорѣчія и поэзіи на польскомъ языкѣ (а не на латинскомъ, какъ было у іезуитовъ), былъ Филиппъ Голянскій съ 1787 г. по 1803 годъ; въ это время онъ поступилъ на каѳедру богословія, а профессоромъ литературы назначенъ былъ Евсевій Словацкій и занималъ эту каѳедру до самой смерти въ 1814 г. Словацкій самъ былъ поэтъ, но держался классической [117]школы. На его мѣсто назначенъ былъ сначала адъюнктомъ, а съ 1822 г. ординарнымъ профессоромъ поэзіи, полъскаго краснорѣчія и сравнительной грамматики Левъ Боровскій. Онъ былъ настоящимъ воспитателемъ Мицкевича и всѣхъ послѣдователей его школы. Когда ему показали первые опыты Мицкевича, Боровскій воскликнулъ: «геній, геній явился въ нашей странѣ!» Это было сказано еще въ то время, когда большинство профессоровъ въ Вильнѣ, подражая Снядецкимъ, видѣло въ Мицкевичѣ полусумасшедшаго. Знаменитѣйшіе польскіе поэты и писатели той эпохи до конца жизни сохранили признательную память о Боровскомъ, какъ талантливомъ профессоре, глубоко ученомъ и, въ то же время, прекраснѣйшемъ человѣкѣ.

Медицинскій факультетъ особенно былъ богатъ людьми высокоталантливыми, свято сохранявшими преданія, завѣщанныя Петромъ и Іосифомъ Франками, а также Андреемъ Снядецкимъ, который до самой кончины (1837 г.) съ особенною любовію и призваніемъ служилъ съ 1797 г. главной школѣ, съ 1803 г. университету, съ 1832 г. медико-хирургической академіи. Вначалѣ онъ читалъ химію, потомъ послѣ смерти тоже знаменитаго профессора Викентія Герберскаго съ 1828 г. руководилъ клиникою. Константинъ Порцыанко — профессоръ практической хирургіи, а также терапіи, былъ любимѣйшимъ изъ профессоровъ, пользовался большою славою, даже заграницею, какъ операторъ; въ то же время былъ счастливѣйшимъ лекаремъ. Память объ немъ и до сихъ поръ живетъ въ краѣ. Много пережилъ горя въ семейномъ быту, и умеръ преждевременно въ 1841 г. на 48 г. жизни. Адольфъ Абихтъ, сынъ профессора философіи, читалъ патологію, считался ученѣйшимъ изъ современныхъ профессоровъ. Адамъ Бѣлькевичъ, профессоръ анатоміи, кромѣ учености и замѣчательныхъ способностей, отличался особенною любовію къ своимъ слушателямъ, умѣлъ угадывать таланты и направлять ихъ. Анатомическій кабинетъ въ Вильнѣ доведенъ былъ усиліями Бѣлькевича до 2528 нумеровъ. Северинъ Галензовскій былъ адъюнктомъ при клиникѣ: въ 1828 г. высланъ за границу для усовершенствованія въ наукахъ; на обратномъ пути въ 1831 г. въ Варшавѣ застигла его революція; множество раненыхъ открыло его деятельности широкое поприще — онъ предался весь леченью и операціямъ и принужденъ былъ эмигрировать въ Парижъ, а потомъ въ Бразилію, гдѣ былъ лейбъмедикомъ при императорѣ. Возвратясь въ Парижъ, онъ успѣлъ снискать извѣстность одного изъ лучшихъ операторовъ. Передъ смертью въ 1878 г., кромѣ завѣщанной суммы краковской академіи наукъ въ количествѣ 12 т. фр., онъ учредилъ стипендію имени Снядецкихъ, въ 5 т. фр. ежегодно, для усовершенствованія избраннаго краковскою академіею стипендіата въ анатомическихъ знаніяхъ.

Большою славою и значеніемъ пользовался въ университете Гродекъ, гданскій уроженецъ, съ 1804 г. профессоръ древнихъ языковъ и литературы, глубоко ученый, другъ Лелевеля, на котораго онъ даже имѣлъ нѣкоторое вліяніе.

Еще во времена главной школы всеобщую исторію преподавалъ ксендзъ ордена миссіонеровъ Ѳома Гуссаржевскій. Онъ умеръ въ 1807 г., и кафедра исторіи оставалась вакантною. Попечитель Чарторыскій понималъ, что для университета требуется много отъ преподавателя исторіи. Въ 1814 Снядецкій пригласилъ Іоахима Лелевеля занять кафедру Лелевель сразу очаровалъ слушателей. На его лекціи стало собираться множество постороннихъ, даже дамъ. Снядецкому это не нравилось. Начиналась борьба романтизма съ классицизмомъ. Снядецкій не понималъ Лелевеля, точно также какъ Лелевель не понималъ Снядецкаго и его консервативную партію. Между тѣмъ Лелевелю предложили кафедру въ Варшавѣ, и онъ уѣхалъ. Тогда временно поручили читать исторію Жеготѣ Онацевичу (гродненскій уроженецъ, сынъ уніатскаго священннка, род. 1780). Читалъ онъ, даже съ успѣхомъ, четыре года (1818 —1822), но конкурсъ былъ снова объявленъ, а Лелевелю понравилось Вильно, его тянуло туда; къ тому же ректоромъ былъ уже Шимонъ Малевскій, честный, благодушный человѣкъ. Онъ представилъ диссертацію и былъ назначенъ профессоромъ. Онацевичу была предоставлена кафедра статистики. Лелевель пріѣхалъ. Его встрѣтили радостно. Въ письмахъ своихъ къ отцу онъ описываетъ, какъ ему [118]было пріятно видѣть столько сочувствія. Первая лекція назначена была 9 января 1822 г. Лелевель вмѣстѣ съ ректоромъ Малевскимъ пришли въ аудиторію, но публики оказалось такое множество, что и десятая часть ея не могла бы помѣститься. Ректоръ назначилъ другую залу, а публика не отставала и требовала главной залы, аулы, гдѣ совершались акты университетскіе. Ректоръ долженъ былъ уступить, но и въ аулѣ едва только часть собравшихся могла помѣститься. На эту первую лекцію пріѣхалъ нарочно изъ Ковно учитель тамошней гимназіи и бывшій слушатель Лелевеля, Адамъ Мицкевичъ. На другой же день весь городъ читалъ его вдохновенное посланіе къ Лелевелю (оно напечатано въ полномъ собраніи сочиненій Мицкевича). Лекціи Лелевеля производили постоянный фуроръ. Слушатели изъ всѣхъ факультетовъ, даже медики, спѣшили на его лекціи. А между тѣмъ предметы чтенія вовсе не были заманчивы, скорѣе сухи. Но всѣ видѣли и понимали, что совершается великій переворотъ въ исторической литературѣ, что передъ ними глубокій мыслитель, что въ каждой лекціи слышится новая рѣчь, новые взгляды, нелицемѣрная историческая критика людей и ихъ дѣяній. Справедливо замѣчаетъ извѣстный польскій историкъ Бартошевичъ, что этотъ потомокъ нѣмецкаго рода поставилъ на такую высокую степень польскую историческую науку, какая до него ни для кого не была доступна. Лойко, Нарушевичъ и Чацкій, говоритъ Бартошевичъ, открыли калитки исторіи; но Лелевель отворилъ ворота настежь. Великій историкъ былъ основателемъ новой исторической школы.

Онацевичъ, удаленный изъ университета въ 1829 году, уѣхалъ въ Петербургъ, гдѣ и продолжалъ свои историческіе труды. Онъ былъ членомъ археографической коммиссіи, потомъ помощникомъ библіотекаря при Румянцевскомъ музеѣ и умеръ въ клиникѣ въ 1845 году.

Самыми близкими людьми къ Лелевелю были: извѣстный историкъ-законовѣдъ Игнатій Даниловичъ (род. въ Гродненской губ. 1789, умеръ въ умопомѣшательствѣ въ Грефенбергѣ въ 1843 г.), профессоръ съ 1819 г. исторіи законовѣдѣнія, и уніатскій каноникъ Михаилъ Бобровскій, профессоръ св. писанія, извѣстный археографъ, членъ археографическихъ обществъ въ Римѣ, въ Парижѣ и др. Уже по роду занятій этихъ профессоровъ, критическій Лелевель часто нуждался въ ихъ помощи. Они втроемъ обработали Статуты Вислицкіе и Мазовецкіе и потомъ занялись приготовленіемъ къ изданію Литовскаго Статута въ трехъ языкахъ, т. е. бѣлорусскаго подлинника съ переводами на русскій и польскій. Даниловичъ извѣстенъ уже былъ изданіемъ Литовскаго лѣтописца. Бобровскій былъ страстный славистъ, изъѣздилъ всѣ славянскія земли, зналъ всѣ славянскіе языки, а изданныя имъ сочиненія о Далматіи, о верхней Лузаціи, описаніе славянскихъ рукописей въ Ватиканѣ, а также древнѣйшей Далматской лѣтописи, хранящейся въ Римѣ, и др., и въ наше время не лишены значенія. Понятно послѣ этого, какъ близки были отношенія этихъ людей. Третьимъ лицомъ, съ которымъ былъ близокъ Лелевель, былъ Іосифъ Голуховскій, Профессоръ философіи. Голуховскій тоже пользовался большою популярностью и привлекалъ толпы на свои лекціи, особенно женщинъ. На факультетскихъ конференціяхъ они всегда держались одного мнѣнія. Въ одномъ изъ засѣданій ректоръ Твардовскій и всемогущій уже тогда Пеликанъ сильно хлопотали объ избраніи деканомъ философскаго факультета, не нользовавитагося уваженіемъ, профессора Яна Зноско. Лелевель съ друзьями сильно возстали противъ этого, и Зноско былъ забалогированъ. Это обстоятельство было представлено какъ ослушаніе, и всѣ они, т. е. Лелевель, Даниловичъ, Бобровскій и Голуховскій лишены занимаемыхъ каѳедръ. Та же участь постигла скоро адъюнкта и библіотекаря Казиміра Контрима, которому воспрещенъ былъ даже въѣздъ въ Вильно. Контримъ былъ однимъ изъ просвѣщенныхъ дѣятелей того времени и главное—другомъ молодежи. Онъ былъ основателемъ общества вспомоществованія бѣдныхъ студентовъ. Каждый членъ вносилъ ежемесячно по 30 коп., но членовъ было такъ много, что на эти деньги содержалось сто студентовъ. [119]

Удаленіе помянутыхъ профессоровъ изъ университета произвело тяжелое впечатлѣніе. Зноско, хотя и забалотированный, назначенъ былъ деканомъ. На мѣсто Лелевеля назначенъ былъ Павелъ Кукольникъ, братъ поэта Нестора, докторъ но экзамену полоцкой іезуитской академіи, авторъ нѣсколькихъ историческихъ и этнографическихъ статей о Литвѣ, а также поэмы «Св. Апостолъ Іуда, братъ Господній» и множества стихотвореній.

Конечно, оппозиція противъ Зноско была только предлогомъ къ удаленію знаменитѣйщихъ профессоровъ университета. Это происходило въ то время, когда разыгрывалось дѣло о тайномъ обществѣ филаретовъ, и потому всѣхъ, кого любили филареты, считали неблагонадежными, а Лелевеля и его товарищей любили не одни филареты, но всѣ слушатели университета, ихъ уважало и цѣнило все общество. По уму и способностямъ они стояли выше всѣхъ, и притомъ отличались цѣльностыо и самостоятельностью своихъ характеровъ.

Еще весною 1819 г. въ средѣ университетскихъ студентовъ образовалось общество Лучезарныхъ (Promienistych). Основателями были: Ѳома Занъ, Францъ Малевскій (сынъ ректора) и Янъ Чечотъ. Главною задачею общества было распространять любовь къ наукѣ и польской народности, сохранять добрую нравственность, взаимное братство и помощь въ каждомъ случаѣ. «Лучезарные» собирались для засѣданій и совѣщаній, ходили вмѣстѣ на прогулку, преимущественно въ селеніе Пацовскіе-Гуры, гдѣ на возвышенномъ мѣстѣ есть небольшая роща, составляющая самый высокій пунктъ въ окрестности. Здѣсь они пѣли пѣсни, читали свои новыя произведенія, бесѣдовали. Общество существовало уже два года и хотя оно и называлось секретнымъ, но какъ существованіе его, такъ и всѣ дѣйствія ни для кого не составляли тайны. Зналъ объ немъ и генералъ-губернаторъ Римскій-Корсаковъ. Вѣроятно, по порученію послѣдняго, ректоръ Малевскій, узнавъ адресъ дома, гдѣ собираются «Лучезарные», въ половинѣ мая 1821 г. отправился въ ихъ засѣданіе, приказалъ немедленно закрыть общество и впредь не смѣть собираться. Занъ и всѣ присутствующіе покорились приказанію и обѣщали исполнить его въ точности и немедленно.

Въ самомъ дѣлѣ общество «Лучезарныхъ» было закрыто. Но въ то же время образовалось другое, уже действительно секретное общество, подъ названіемъ Филаретовъ (съ греческаго: чтители добродѣтели). Одновременно образовалось особое отдѣленіе общества подъ названіемъ Филоматовъ. Во главѣ общества находился: основатель какъ и предсѣдательствующій тотъ-же Ѳома Занъ. Главнѣйшіе члены были: Адамъ Мицкевичъ, Осипъ Ежовскій, Янъ Чечотъ, Францъ Малевскій, Адамъ Сузинъ, Іосифъ Ковалевскій, Антоній Эдуардъ Одынецъ, Янъ Верниковскій. Организація общества была составлена такимъ образомъ, что о дѣйствительныхъ цѣляхъ и намѣреніяхъ его знали только избранные, главенствующее, прочіе же принимали значеніе общества въ буквальномъ смыслѣ, именно занятіе науками, добрую нравственность, братскую любовь, помощь неимущимъ. О томъ же, въ чемъ заключалась суть общества, его завѣтныя стремленія — кромѣ главныхъ вожаковъ, не знали ни члены общества, ни самые близкіе друзья, родные, родители. Организація была сильная. Неосновательно нѣкоторые изъ филаретовъ и филоматовъ дѣлаютъ два отдѣльныя общества. Существовало одно только общество. Филоматами считались распорядители, заботившіеся о доставленіи средствъ бѣднымъ студентамъ вступать въ университетъ, пріискивать для нихъ занятія, возбуждать любовь къ наукѣ, къ польской литературѣ, преданность польской національности. Въ сущности же, Филоматы и были вождями не по однимъ только видимымъ, явнымъ цѣлямъ общества, но и въ его тайныхъ, руководящихъ началахъ. Это были желѣзные люди, тайны которыхъ остались не раскрытыми. Юндзилъ, нежаловавшій филаретовъ, всѣми силами старался добиться истины отъ льнувшихъ къ нему и уважавшихъ его бывшихъ филаретовъ, но добился только того, что они ничего не знаютъ, а знали одни вожаки, филоматы. Только въ поэтическихъ произведеніяхъ Мицкевича и учениковъ его школы кое-гдѣ замѣтны проблески задушевныхъ стремленій филоматовъ. [120]

Въ общество филаретовъ вступали не одни только университетскіе студенты, но и довѣренныя лица изъ общества, помѣщики, адвокаты, учителя, литераторы. Душою же общества былъ Казиміръ Контримъ, впрочемъ явно къ нему не принадлежавшiй.

Въ 1823 г. случилось происшествіе, котораго послѣдствія имѣли гибельное вліяніе на судьбы университета. Ученики пятаго класса гимназіи написали на классной доскѣ мѣломъ: Wiwat Копstytucyja 3 Maia! Надпись въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ оставалась не стертою. Произведено слѣдствіе. Виновные были арестованы, также какъ и ректоръ университета Твардовскій, префектъ гимназіи Iосифъ Скочковскій и два учителя. 7 іюля прибылъ въ Вильно сенаторъ Новосильцевъ. По его распоряженію ректоръ, префектъ и учителя освобождены изъ-подъ ареста. Виновные же ученики, а также надзиратель V класса Каетанъ МаксѣвичЪ отданы въ солдаты. Попечитель князь Чарторыйскій 29 августа назначилъ особую комиссію изъ профессоровъ: русской литературы Лобойки, ветеринаріи Боянуса и богословія прелата (потомъ епископа) Клонгевича, для открытія, не существуютъ ли при университетѣ тайныя общества?

Коммиссія нашла, что, послѣ закрытія общества Лучезарныхъ, никакого другаго при университете не существуетъ. О филаретахъ и филоматахъ не было и помину.

Между тѣмъ полиція въ Свислочи напала на слѣдъ какого-то тайнаго общества между учениками. Въ захваченныхъ бумагахъ открыли слѣды существованія филаретовъ. Слѣдствіе, руководимое самимъ Новосильцевымъ, продолжалось съ ноября 1823 по апрѣль 1824 г. Сенаторъ Новосильцевъ представилъ Императору Александру I окончательный протоколъ о результатахъ произведеннаго слѣдствія. Государь поручилъ разсмотрѣніе протокола и составленіе окончательнаго приговора гр. Аракчееву, министру Шишкову и Новосильцеву. Затѣмъ приговоръ ихъ Высочайше утвержденъ 14 августа 1824.

На основаніи этого приговора, основатель общества Ѳома Занъ осужденъ на содержаніе въ теченіе года подъ арестомъ и ссылкѣ на жительство въ Оренбургъ, Янъ Чечотъ и Адамъ Сузинъ осуждены на шесть мѣсяцевъ ареста и ссылкѣ въ отдаленныя губерніи, изъ остальныхъ нѣкоторые сосланы во внутреннія губерніи, другіе отданы подъ надзоръ полиціи; кс. Львовичу (о которомъ говоритъ Мицкевичъ въ Dziadach) и кс. Бродовичу воспрещено заниматься преподаваніемъ и оба отданы подъ надзоръ духовнаго начальства. Ковалевскій, Кулаковскій и Верниковскій изъявили желаніе обучаться восточнымъ языкамъ и потому ихъ отправили въ Казань. Мицкевичъ съ Ежовскимъ уѣхали въ Петербургъ, потомъ въ Москву, наконецъ въ Крымъ и Одессу. Съ 24 октября 1824 но іюль 1829 Мицкевичъ жилъ въ этихъ городахъ, подружился съ Пушкинымъ и сблизился почти со всѣми русскими литераторами. Поѣздка въ Крымъ породила знаменитые «Крымскіе сонеты». Въ Одессѣ начатъ Конрадъ Валенродъ, а по вторичномъ прибытіи въ Москву и Петербургъ оконченъ и напечатанъ въ 1829. Въ іюлѣ онъ уѣхалъ заграницу и ужь болѣе не возвратился.

Въ то же время отправленъ былъ въ Петербургъ одинъ изъ главныхъ дѣятелей общества филаретовъ, Францъ Малевскій, сынъ ректора. Этотъ навсегда остался въ Петербурге и умеръ тайнымъ совѣтникомъ. Изъ другихъ болѣе выдающихся личностей принадлежали къ обществу и подверглись наказаніямъ: извѣстный историкъ Николай Малиновскій, Александръ Мицкевичъ, братъ Адама, потомъ профессоръ кіевскаго и харьковскаго университетовъ, Доминикъ Ходзько, Игнатій Домейко, нынѣ ректоръ университета въ Чили и председатель университетскаго совета въ С.-Яго. Юндзиллъ въ своихъ Запискахъ помѣстилъ списокъ 123 филаретовъ. Изъ [121]нихъ въ живыхъ, кажется, остаются только поэтъ А. Э. Одынецъ въ Варшавѣ и И. Домейко въ Чили. Недавно проф. варшавскаго университета В. Макушевъ напечаталъ весьма любопытную брошюру подъ заглавіемъ «Забытый польскій поэтъ». Рѣчь идетъ о Занѣ и о филаретахъ. Здѣсь много интересныхъ извѣстій, почерпнутыхъ изъ разсказовъ друга и товарища Зана, декана варшавскаго университета О. М. Ковалевскаго, недавно умершаго. Занъ опредѣленный ему по приговору годичный арестъ высидѣлъ въ Оренбургѣ. Затѣмъ сталъ давать частные уроки, между прочимъ въ домѣ генерала Нератова, который представилъ его генералъ-губернатору Перовскому. Послѣдній полюбилъ его и, зная его страсть къ естественнымъ наукамъ, поручилъ ему изслѣдованіе Оренбургскаго края въ геологическомъ и ботаническомъ отношеніяхъ. Занъ отлично исполнилъ это порученіе. Въ 1837 году по ходатайству В. Ѳ. Перовскаго онъ былъ прощенъ и возвратился въ Литву, гдѣ и умеръ въ 1855 году на 64 году своей жизни.

Изъ приведеннаго выше приговора обнаруживается, что политическихъ преступленій въ обществѣ филаретовъ не было обнаружено. Явственно было одно—стремленіе къ развитію и поддержанію польской національности. Самое наказаніе главныхъ представителей общества не указываетъ на особенную важность ихъ преступлений. Послѣдствія, однако, этихъ печальныхъ событій имѣли решительное вліяніе на будущія судьбы университета. Въ то же время попечителемъ вмѣсто Чарторискаго назначенъ былъ Новосильцевъ, а ректоромъ назначенъ, уже не по избранію профессоровъ, но отъ правительства, Венцеславъ Пеликанъ.

Послѣднее это ректорство совершенно измѣнило характеръ университетской жизни. Пеликанъ дѣйствовалъ самопроизвольно, нисколько не заботясь о конференціяхъ и о желаніяхъ университетскаго сената. Сенатъ сдѣлался исполнителемъ его воли. Но это нисколько неизмѣнило положенія университета въ научномъ отношеніи. Въ числѣ профессоровъ были люди замѣчательныхъ способностей, и университетъ еще процвѣталъ въ полномъ смыслѣ этого слова.

Въ 1827 году основанъ агрономическій институтъ, для котораго отведено было принадлежащее университету имѣніе Замечекъ, директоромъ назначенъ былъ профессоръ Фричинскій.

25 іюня 1828 виленскій университетъ весьма торжественно праздновалъ 250-лѣтній юбилей со времени основанія высшаго учебнаго заведенія въ Литвѣ, т. е. академіи (1578), и двадцати пятилѣтній со времени своего учрежденія (1803). По этому случаю выбита была большая медаль, превосходно исполненная извѣстнымъ медальеромъ гр. Ѳ. П Толстымъ. На ней съ одной стороны изображены король Стефанъ Баторій и императоръ Александръ I, а съ другой стороны императоръ Николай I, съ соотвѣтственными надписями.

Въ 1829 г. назначена была ученая экспедиція, во главѣ которой былъ профессоръ виленскаго университета Эйхвальдъ, для геогностическихъ изслѣдованій праваго берега Днѣпра отъ Кіева до Чернаго моря; послѣдствія этой экспедиціи обогатили кабинеты виленскаго университета, особенно минералогическій.

Въ послѣднее время существованія университета почти всѣ профессора его были уже мѣстные, литовскіе или бѣлорусскіе уроженцы; такъ что изъ числа 47 профессоровъ и адъюнктовъ было 36 мѣстныхъ уроженцевъ, 2 изъ Царства Польскаго, 6 изъ заграницы, 2 изъ внутренней Россіи и 1 изъ Курляндіи. Эти тридцать шестъ человѣкъ приспособили себя къ высокому званію университетскихъ преподавателей въ томъ же виленскомъ университетѣ и потомъ, на счетъ того же университета, докончили свое образованіе за границею. Надобно еще помнить, что всѣ эти лица оставили сочиненія, каждый по своему предмету, сочиненія, какихъ въ польской литературѣ вовсе не существовало и изъ которыхъ нѣкоторыя и до сихъ поръ еще занимаютъ почетное мѣсто въ наукѣ. Далѣе, нельзя не вспомнить, что въ это же время родились двѣ сильныя школы, Лелевеля — историческая и Мицкевича — литературная, породившія многихъ тружениковъ на этихъ поприщахъ; что воспитанники виленскаго университета заняли потомъ весьма замѣтныя мѣста въ другихъ университетахъ и институтахъ, какъ напр. О. И. Сенковскій, О. Мяновскій, А. Мухлинскій, Ива[122]новскій и др. — въ Петербургѣ; Сѣврукъ — въ Москвѣ; Ковалевскій — въ Казани и потомъ въ Варшавѣ; Алек. Ходзько и Адамъ Мицкевичъ — въ Парижѣ; Александръ Мицкевичъ и Валицкий — въ Харьковѣ; Домейко — въ Чили; Петрашевскій — въ Берлинѣ ,—не говоря уже про Кіевъ и Варшаву. Если еще вспомнимъ, что адвокатура въ цѣломъ краѣ, при гласномъ судопроизводствѣ до 1840 г., славилась образованностью и краснорѣчіемъ многихъ изъ своихъ членовъ, что прекрасно устроенный педагогическій институтъ доставлялъ ежегодно опытныхъ и хорошо приспособленныхъ учителей для гимназій и другихъ учебныхъ заведеній въ цѣломъ краѣ, то нельзя не согласиться, что главная школа и университетъ въ продолженіе пятидесятилѣтняго своего существованія воистину были разсадниками свѣта и гражданственности въ краѣ.

По случаю участія нѣкоторыхъ воспитанниковъ виленскаго университета въ возстаніи 1831 года, указомъ 1 мая 1832 г. виленскій университетъ былъ закрыть. Два факультета университета, медицинскій и богословскій, оставлены въ Вильнѣ и преобразованы въ медико- хирургическую академію и въ духовное училище. Оба эти учрежденія поступили въ вѣдомство Министерства Внутреннихъ Дѣлъ. Всѣ гимназіи и другія среднія и низшія учебныя заведенія, состоявшія подъ началомъ университета, перешли въ вѣдѣніе вновь учрежденная въ 1832 году бѣлорусскаго учебнаго округа. Самое число этого рода заведеній значительно уменьшилось, потому что въ 1832 г., съ закрытіемъ въ краѣ 190 монастырей, закрылись и существовавшия при нихъ школы. Въ составъ вновь образованнаго, вмѣсто Виленскаго, Бѣлорусскаго учебнаго округа вошли всѣ сѣверо-западныя губерніи, и мѣстопребываніе попечителя назначено въ Витебскѣ, но въ 1840 г. правленіе округа переведено въ Вильно. 2 мая 1850 снова преобразовать округъ и уже названъ Виленскимъ, Могилевская же и Витебская губерніи отошли къ Петербургскому (къ которому принадлежали и прежде съ 1825 до 1832).

Въ Вильнѣ, по закрытіи университета, оставлена астрономическая обсерваторія, находившаяся при немъ, и передана въ вѣдомство петербургской императорской академіи наукъ.

Президентомъ медико-хирургической академіи назначенъ былъ Ѳома Кучковскій, бывшій генералъ-штабъ-лекарь арміи при Цесаревичѣ Константине Павловичѣ (находившійся и при кончинѣ его въ Витебскѣ). Значительная часть учебныхъ пособій университета перевезены въ кіевскій и харьковскій университеты; но при академіи оставлены: библіотека изъ 16000 томовъ: кабинеты: минералогическій — изъ 16541 предмета и особо 1283 минераловъ и скалъ изъ западныхъ губерній; анатомическій — изъ 3000 предметовъ; зоологическій — изъ 20000 предметовъ; сравнительной анатоміи — до 1600 предметовъ; физическій — изъ 416 предметовъ. Оставленъ также и ботаническій садъ, основанный Юндзилломъ, въ которомъ въ 1824 г. считалось до 7000 видовъ растеній.

Въ составъ академіи вошли всѣ профессора медицинскаго факультета университета. При академіи же сохранился институтъ казеннокоштныхъ воспитанниковъ на 200 человѣкъ медиковъ и 30 ветеринаровъ. Всѣ предметы преподавались на русскомъ или латинскомъ языкахъ. Точно также и преподаваніе во всѣхъ среднихъ и низшихъ учебныхъ заведеніяхъ всѣхъ предметовъ шло на русскомъ языкѣ, за исключеніемъ только Закона Божія, который попрежнему преподавался на польскомъ языкѣ; въ первые годы польскій языкъ преподавался въ числѣ иностранныхъ, потомъ преподаваніе совсѣмъ прекращено.

Медико-хирургическая академія, открытая въ августѣ 1832 г., существовала девять лѣтъ. Она дала за это время около трехсотъ медиковъ русской арміи изъ числа казеннокоштныхъ воспитанниковъ и около пятисотъ частныхъ врачей. Въ 1841 году академія была упразднена.

1 іюля 1833 г. учреждена въ Вильнѣ римско-католическая духовная академія, образованная изъ высшаго духовнаго училища для римскихъ католиковъ и уніатовъ, или богословская факультета при университетѣ. Академія состояла изъ ректора, инспектора, библіотекаря, эконома, письмоводителя, семи профессоровъ, четырехъ адъюнктовъ и трехъ лекторовъ; кромѣ того двухъ свѣтскихъ профессоровъ, изъ коихъ одинъ преподавалъ всеобщую исторію (тотъ-же [123]П. В. Кукольникъ), другой русскую литературу (тотъ-же Лобойко). Открытіе академіи послѣдовало 11 феврали 1834 года. Первымъ ректоромъ назначенъ былъ олыкскій инфулатъ Алоизій Осинскій, ученый мужъ, всю жизнь посвятившій составленію польскаго словаря, а также Словаря польскихъ писателей. Словарь уже былъ составленъ въ 11 большихъ томахъ, а также оконченъ и колосальный трудъ о жизни и сочиненіяхъ польскихъ писателей въ 20 томахъ и исторія виленскихъ епископовъ. Въ 1839 г. на 69 году жизни онъ былъ назначенъ епископомъ-суфраганомъ Луцкой епархіи. Осинскій переселился въ Олыку и рѣшилъ пожертвовать все свое состояніе на основаніе большой типографіи, чтобы подъ собственнымъ наблюденіемъ напечатать означенныя сочиненія. Уже сдѣланы были всѣ приготовленія, но смерть предупредила исполненіе завѣтной мысли. Сочиненія его такъ и остались ненапечатанными, изъ прежде же напечатанныхъ извѣстно 15 разныхъ сочиненій. Исторія епископовъ напечатана въ Варшавѣ Скимборовичемъ давно уже, но до сихъ поръ не доступна публикѣ.

На мѣсто Осинскаго назначенъ былъ ректоромъ прелатъ, профессоръ бывшаго университета, Антоній Фіалковскій, нынѣшній митрополитъ р.-к. церквей въ Россіи, могилевскій архіепископъ (род. въ 1798 г.). Инспекторомъ академіи былъ прелатъ Липскій, потомъ епископъ саратовскій. Библіотекаремъ и профессоромъ Боровскій, нынѣ епископъ Каменецъ-Подольской епархіи.

Въ августѣ 1842 г. духовная академія переведена въ полномъ составѣ въ Пегербургъ, и ректоромъ ея назначенъ могилевскій каноникъ, профессоръ кіевскаго университета, знаменитый польскій писатель, Игнатій Головинскій, потомъ митрополитъ и архіепископъ.

Съ этого времени во всемъ краѣ нѣтъ высшаго учебнаго заведенія.

Какъ вездѣ, съ немногими исключеніями, такъ и въ Литвѣ, въ первой четверти нашего столѣтія, на первобытныя древности мало обращали вниманія. Ходаковскій, въ ранней молодости оставившій родину (Минскую губ.), собственной Литвы почти не коснулся. Были музеи, въ которые попадали случайно находимые въ землѣ предметы, но безъ научной обработки. Ученые же профессора университета до такой степени пренебрегали выкопками, что не находили даже для ихъ помѣщенія соотвѣтственнаго мѣста и складывали ихъ на чердакѣ, гдѣ онѣ и найдены были въ 1855 г. Первый, посвятившій себя этому предмету, былъ графъ Евстафій Піевичъ Тышкевичъ. Разрывъ первый курганъ въ 1837 г., онъ пристрастился къ дѣлу и предался ему всецѣло, пожертвовавъ для этой цѣли большую часть своего состоянія. Его грудами, а также роднаго брата его гр. Константина, владѣльца древняго Логойска, при содѣйствіи немногихъ другихъ лицъ, собраны были значительныя коллекціи древностей, преимущественно первобытныхъ. Въ то же время началась и научная работа гр. Е. П. Тышкевича. Онъ первый въ польской литературѣ началъ описывать литовскіе курганы и городища.

Желая посвятить собранныя коллекціи на пользу общую, гр. Тышкевичъ просилъ о дозволеніи открыть публичный музей и учредить археологическую коммиссію, для изслѣдованія древностей. По представленію генералъ-губернатора И. Г. Бибикова, 29 апрѣля 1855 г. послѣдовало Высочайшее разрѣшеніе на открытіе музея и учрежденіе археологической коммиссіи. Отведено было учебнымъ округомъ соответственное помѣщеніе въ зданіи б. университета и въ немъ, при содѣйствіи многихъ частныхъ лицъ, поспѣшившихъ съ денежными взносами на устройство, 17 апрѣля 1856 г., музей былъ открытъ для публики.

Графъ Тышкевичъ, кромѣ выкопокъ, коихъ число простиралось уже тогда до 1500 экземпляровъ, пожертвовалъ и всѣ другія свои коллекціи, а именно: до 2 т. медалей и монетъ, обраніе картинъ, гравюръ, политипажей, бюстовъ и т. п. болѣе 1000 предметовъ, собраніе дипломовъ, граматъ, рукописей, рѣдкихъ автографовъ, библіотеку, составленную исключительно по предметамъ касающимся древностей, свыше 3000 томовъ, и наконецъ особый отдѣлъ достопамятностей. Попечителемъ музея и предсѣдателемъ археологической коммиссіи назначенъ гр. Е. П. Тышкевичъ. По Высочайшему повелѣнію доставлено въ музей собраніе драгоцѣннаго оружія, хранившагося въ Динабургской крѣпости и принадлежавшая наслѣдникамъ наполео[124]новскаго генерала гр. Коссаковскаго. Гр. Райнольдъ Константиновичъ Тизенгаузъ пожертвовалъ замѣчательную орнитологическую коллекцію, заключавшую 1093 предмета, составленную отцомъ его, знамеиитымъ орнитологомъ. Постепенно при музеѣ стали составляться кабинеты: минералогическій, зоологическій, ботаническій, этнографическій. Коллекціи музея росли съ каждымъ днемъ. Музей встрѣченъ былъ сочувственно мѣстными властями и жителями; поэтому каждый старался содѣйствовать его увеличенію. На ежемѣсячныхъ засѣданіяхъ коммиссіи всегда присутствовалъ попечитель округа, часто и генералъ-губернаторъ. Протоколы засѣданій составлялись по-русски. Статьи читались на русскомъ, польскомъ и французскомъ языкахъ. Коммиссія издала два выпуска своихъ записокъ, одинъ томъ археографическаго сборника, Skarbiec Даниловича (иждивеніемъ Сидоровича) въ 2 томахъ, подъ редакціею ученаго секретаря М. Круповича; каталогъ музея и сборникъ статей по случаю посѣщенія музея Государемъ Императоромъ Александромъ Николаевичемъ въ 1858 и 1860 годахъ.

Какъ составленіе коллекцій, такъ равно устройство ихъ, содержаніе штатныхъ лицъ, а также самаго зданія и другія необходимыя издержки, какъ напр, превращеніе кухонной избы въ библіотечную залу и т. п., производились собственными средствами предсѣдателя гр. Тышкевича и членовъ общества. Только въ 1862 г. назначено было отъ правительства на расходы по коммиссіи по 1000 р. въ годъ.

Устраненіе въ 1864 г. особо для того назначенною коммиссіею предметовъ, напоминающихъ польское владычество въ краѣ, какъ-то: портретовъ, бюстовъ, барельефовъ, оружія и т. п. королей польскихъ и великихъ князей литовско-русскихъ, вельможъ, духовныхъ, ученыхъ и литераторовъ, вынудило Гр. Тышкевича оставить занимаемыя имъ должности, послѣ чего существованіе археологической коммиссіи прекратилось. Музей первобытныхъ древностей оставленъ при публичной библіотекѣ.

Переломъ въ польской литературѣ, переходъ отъ классицизма къ романтизму, образованіе новой школы, совершились въ Вильнѣ въ двадцатыхъ годахъ; переломъ этотъ имѣлъ то не отразимое вліяніе па всѣ польскія области, котораго сила и значеніе продолжались полвѣка, ибо только въ послѣднее время, и то почти въ одной Варшавѣ являются проблески къ поколебанію его авторитета. Какъ прежде на развалинахъ классицизма возсѣла школа романтизма, такъ теперь замѣтны усилія, чтобы на развалинахъ романтизма воздвигнуть реалистическую школу; но романтизмъ далеко еще не разрушенъ.

Творцомъ новой школы былъ Адамъ Мицкевичъ. По рожденію онъ принадлежитъ Бѣлорусскому полѣсью (род. въ Осовцѣ близъ Новогрудка 24 декабря 1798 г.), но по воспитанію, по первымъ трудамъ своимъ онъ принадлежитъ Литвѣ, которая въ воспоминаніяхъ всей его жизни, во всѣхъ его произведеніяхъ сливается съ Бѣлорусью.

Перелому, совершенному Мицкевичемъ, сопутствовала благопріятная обстановка. Мы уже знаемъ, что онъ былъ членомъ филаретовъ, руководимыхъ и вдохновляемыхъ Заномъ, который въ своемъ кружкѣ игралъ почти такую же роль, какъ напр. Станкевичъ въ Москвѣ. Мицкевичъ былъ геній и, конечно, не нуждался въ руководителяхъ; но онъ тотчасъ же нашелъ поддержку въ усвоившихъ его идеи и направленіе, хотя не геніяхъ, но въ весьма талантливыхъ Занѣ, Одынцѣ, Корсакѣ, Чечотѣ, Ходзькѣ, Горецкомъ, Масальскомъ и во множествѣ другихъ подражателей.

До десяти лѣтъ Мицкевичъ жилъ то въ Осовцѣ, то въ Новогрудкѣ, гдѣ еще указываютъ домъ, принадлежавшій его отцу, то въ Заосѣ, вблизи Новогрудка. Въ Новогрудкѣ, почти въ дѣтствѣ, онъ подружился съ Яномъ Чечотомъ и Николаемъ Верещакой. Чечотъ съ юныхъ лѣтъ являлъ необыкновенную энергію и силу воли. Онъ всю жизнь боготворилъ Мицкевича. У Верещаки была сестра, прекрасная Марія, первый предметъ платонической любви Мицкевича. Имѣніе ея родителей Плужаны расположено въ очаровательной окрестности надъ озеромъ Свитезь. Историческій Новогрудокъ съ его развалинами Миндовгова замка, живописныя мѣстности, изъ коихъ каждая связывалась съ преданіями поэтическими, проявленіями народнаго [125]творчества, дружба, любовь — вотъ первые мотивы вдохновенія. Здѣсь онъ уже началъ писать свои баллады (Свитезь, Свитезянки — русалки). И изъ Вильно онъ ѣздилъ въ Плужаны — Марія была обожаема; но потомъ она вышла за человѣка солиднаго, за графа Путкамера — вотъ и разочарованіе, измѣна, отчаяніе. Въ Вильнѣ увлеченія и самыя невзгоды жизни не отвлекали Мицкевича отъ серьезныхъ занятій наукою. Здѣсь онъ былъ на попеченіи бывшего іезуита, дяди своего (отецъ его умеръ въ 1812), жмудскаго каноника, Іосифа Мицкевича, декана математическаго факультета. Два года (1815— 1817) былъ онъ на попеченіи ученаго физика, который даже сначала такъ сильно повліялъ на племянника, что тотъ поступилъ на физико-математическій факультетъ и уже потомъ перешелъ на литературный. Въ 1818 напечатано первое его произведение въ «Виленскомъ Еженедѣльникѣ»: Зима въ городѣ (Zima miejska); но во время посѣщеній Плужанъ, обожаемая Марія вдохнула первую мысль Дѣдовъ (Dziadow). Въ Ковнѣ (съ 1820) создана имъ Гражина, одно изъ лучшихъ его произведеній. Первое изданіе его стихотвореній вышло въ двухъ томикахъ въ Вильнѣ въ 1822 г.

Едва появились первые опыты великаго поэта, какъ противъ него вооружились всѣ корифеи тогдашняго классицизма. Виленскіе ученые, Снядецкіе, Юндзиллъ и др., встрѣтили поэта насмѣшками. Изъ профессоровъ сочувствовали и поняли его Боровскій, Лелевель, Голуховскій, Даниловичъ и немногіе другіе. Человѣкъ замѣчательнаго ума, Контримъ былъ имъ также очарованъ. Но главная атака началась съ Варшавы. Тамъ ученые педанты — Лудовикъ Осинскій (братъ виленскаго ректора), Францъ Дмоховскій, Станиславъ Потоцкій, Феликсъ Бентковскій, Францъ Гржимало и др. разразились бранью, нѣкоторые не признавали даже и таланта, не щадили отеческихъ наставленій, Дмоховскій же прямо заявлялъ, что Мицкевичъ, разрушая основы вкуса, грозить паденіемъ польской литературѣ.

Велика однако сила генія. Всѣ эти нападки не произвели никакого впечатлѣнія. Массы поняли поэта, прочувствовали генія, и мы помнимъ то время, какъ не только раскупали нарасхватъ новыя изданія, но переписывали на сотни рукъ, посылали въ письмахъ въ самыя отдаленный мѣста, въ глушь Бѣлоруссіи, старики и юноши, аристократки и шляхтянки выучивали наизусть. Объ этомъ и была только рѣчь въ городахъ, въ господскихъ домахъ, на бѣдныхъ хуторахъ шляхтичей.

Въ то же время явились и горячіе защитники Мицкевича и новой школы. Казиміръ Бродзинскій, старше Мицкевича годами, сначала былъ классикомъ, но когда появились стихотворенія Мицкевича, Бродзинскій проснулся: онъ любилъ природу, любилъ народную жизнь и сталъ подражать ему. Переводилъ сербскія и чешскія пѣсни, первый явился защитникомъ новой школы и возсталъ противъ классиковъ. Мицкевичъ, возбужденный личными нападками, при петербургскомъ изданіи своихъ произведеній напечаталъ отвѣтъ критикамъ и рецензентамъ варшавскимъ, въ которомъ громитъ въ особенности главнаго своего противника, Дмоховскаго, доказывая, что ни исторически, ни критически онъ не въ состояніи даже понимать гомерической поэзіи. Но злѣе, острѣе всѣхъ сталъ писать въ защиту новой школы Маврикій Мохнацкій, [126]человѣкъ необыкновенныхъ способностей. Онъ нанесъ сильнѣйшій ударь классикамъ. Не много прошло времени, а Мицкевичъ занялъ такое преобладающее положеніе въ краѣ, въ народѣ, что всѣ передъ нимъ должны были склонить голову, если же и продолжались еще выходки противъ него, то ихъ осмѣивали, на нихъ не обращали вниманія.

Въ 1829 г. Мицкевичъ уѣхалъ за границу. Вмѣстѣ съ Одынцемъ изъѣздилъ онъ Италію и Швейцарію, долго жилъ въ Римѣ, гдѣ встрѣтилъ свою знакомую изъ Петербурга, княгиню Зинаиду Александровну Волконскую, съ которою былъ очень друженъ, часто проводилъ у нея время и написалъ для нея прекрасное стихотвореніе (Pokoj Grecki). Изъ Рима уѣхалъ въ Парижъ, гдѣ былъ напечатанъ вторымъ изданіемъ «Конрадъ Валенродъ» (первое изданіе вышло въ Петербургѣ).

Еще въ Римѣ родилась мысль «Пана Тадеуша». Ежели «Гражина» и «Конрадъ Валенродъ» упрочили славу Мицкевича, то «Панъ Тадеушъ» привелъ въ удивленіе не только польскихъ, но и вообще записныхъ европейскихъ критиковъ. «Пана Тадеуша» можно читать десять разъ и находить новыя прелести. Извѣстный ученый Шлейхеръ, на одной изъ своихъ публичныхъ лекцій въ Берлинѣ, выразился, что можно позавидовать Полякамъ, у которыхъ есть своя «Илліада».

Во всѣхъ произведеніяхъ Мицкевича проявляется глубокая любовь къ его родинѣ, къ Литвѣ; но нигдѣ Литва не является такою живою, полною, какъ въ «Панѣ Тадеушѣ». Только великій геній могъ такъ олицетворить природу, жизнь, чувства, людей всѣхъ слоевъ общества, ихъ преданія, ихъ заблужденія, пороки и добродѣтели. «Панъ Тадеушъ» будетъ безсмертенъ, пока будетъ жить польская литература.

Въ Парижѣ, съ 1832 г. Мицкевичъ совсѣмъ поселился. Въ 1835 женился на Целинѣ Шимановской, въ 1840 сдѣланъ профессоромъ лозанской академіи въ Швейцаріи, а въ слѣдующемъ профессоромъ славянскихъ литературъ въ College de France, въ Парижѣ. Начинаются новыя эпохи въ жизни поэта. Онъ предается всецѣло изученію славянскаго міра, взгляды его поэтичны, не менѣе того имѣютъ много цѣннаго, вѣскаго, новаго. Два года онъ производилъ фуроръ своими лекціями; потомъ околдованный товянизмомъ, вдругъ предается мистицизму, начинаетъ излагать значеніе «Бесѣдъ», этого алкорана Товянцевъ, въ самомъ Товянскомъ видитъ пророка, въ Наполеонѣ мессію. Лишенный кафедры, при Наполеонѣ III онъ получилъ мѣсто библіотекаря въ арсеналѣ въ 1852. Мистическая горячка миновала, но ее заступила горячка политическая. Въ мартѣ 1855 г. умерла его жена, а въ іюнѣ Наполеонъ послалъ его въ Константинополь съ порученіемъ содействовать сформированію польскаго легіона. Великій поэтъ нашелъ здѣсь свою смерть. Онъ умеръ 28 ноября. 30 декабря прахъ его перевезенъ въ Парижъ и похороненъ въ Монморанси. Поляки поспѣшили собрать 200 т. франковъ для обезпеченія шестерыхъ дѣтей Мицкевича. Поэтъ не оставилъ никакого состоянія.

Юлій Словацкій послѣ Мицкевича занимаетъ первое мѣсто въ польской литературѣ и хотя былъ его противникомъ, но безспорно принадлежитъ къ виленской школѣ. Дѣтство его протекло въ Вильнѣ, здѣсь онъ окончилъ университетъ, слушалъ лекціи Боровскаго, былъ свидѣтелемъ того переворота, который произвелъ Мицкевичъ. Произведенія Словацкаго (изд. въ Парижѣ въ 16 томахъ), безспорно замѣчательныя, не имѣютъ того значенія для Литвы, какъ сочиненія Мицкевича.

Изъ филаретскихъ товарищей Мицкевича, первое мѣсто принадлежитъ Антонію Эдуарду Одынцу, маститому поэту, пережившему всѣхъ своихъ сверстниковъ. Главное достоинсто и заслуга Одынца—его замѣчательные переводы Байрона, Вальтеръ-Скотта, Шиллера и другихъ знаменитѣйшихъ поэтовъ. Онъ писалъ баллады, драмы, изъ коихъ «Варвара Радзивиллъ» считается лучшею. Другъ и спутникъ Мицкевича, въ послѣднее время онъ напечаталъ прозою «Письма съ дороги», возбудившія громадный интересъ и переведенныя на нѣмецкій языкъ. [127]

Антоній Горецкій былъ старше годами Мицкевича, не менѣе того принадлежитъ къ его школѣ. Какъ остроумный баснописецъ, пользуется извѣстностью.

Чечотъ замѣчателенъ тѣмъ, что собралъ много народныхъ пѣсенъ съ береговъ Виліи, Нѣмана и Двины въ то время, когда объ этнографіи никто еще и не думалъ.

Занъ тоже писалъ стихи, нелишенные прелести и всегда проникнутые глубиною чувства. Баллада Жуковскаго «Людмилла» (Бартошевичъ говоритъ «Свѣтлана») произвела на него такое сильное впечатлѣніе, что онъ, прочитавъ ее, въ тотъ же день написалъ «Нерону». Это была первая польская баллада. Мицкевичъ, Одынецъ послѣ уже стали писать баллады.

Корсакъ Іуліанъ, тоже одинъ изъ товарищей Мицкевича (род. 1807 † 1855), принадлежитъ къ талантливымъ поэтамъ; но главная его заслуга—отчетливый и прекрасный переводъ «Божественной Комедіи» Данте, съ учеными комментаріями.

Къ числу выдающихся личностей Литовскаго полѣсья въ пнослѣднюю эпоху принадлежитъ семейство Ходзьковъ. Изъ нихъ Янъ Ходзько (род. 1777 въ Кривичахъ, въ Вилейскомъ уѣздѣ Виленской губ.) въ 1821 издалъ сочиненіе и. з. «Панъ Янъ изъ Свислочи», кочующій лавочникъ. Книга эта въ свое время имѣла громадный успѣхъ, и университетъ прнзналъ ее элементарною для приходскихъ училищъ. Она переведена на литовскій языкъ. Кромѣ того издано имъ 12 томовъ народныхъ разсказовъ. Сынъ его, Іосифъ, русской службы генералъ-лейтенантъ, недавно умершій въ Тифлисѣ, извѣстенъ своими трудами по части тріангуляціи Кавказа. Онъ, послѣ Паррота, первый взошелъ на самую вершину Арарата. Второй сынъ Яна, Александръ (род. въ 1806 въ Кривичахъ), товарищъ Мицкевича, поэтъ съ раннихъ лѣтъ, былъ потомъ русскимъ консуломь въ Персіи; кажется, въ 184-5 г. ѣхалъ къ отцу Яну, котораго дѣла были разстроены, и везъ съ собою порядочную сумму, которая могла бы облегчить его судьбу, но прежде изъ Одессы поѣхалъ въ Италію, въ Римѣ встретился съ Товянскимъ, очарованный имъ сдѣлался его мистическимъ ученикомъ. Отецъ ни его, ни денегъ не дождался и вскорѣ умеръ въ нуждѣ. Александръ бросилъ службу въ Персіи и поселился въ Парижѣ. Между тѣмъ по службѣ онъ былъ цѣнимъ гр. Нессельроде и по желанію послѣдняго, брать Александра, Іосифъ, кавказскій генералъ, писалъ къ нему, уговаривая, чтобы возвратился къ занимаемому въ Персіи посту; на это Александръ отвѣчалъ, что ежели бы онъ еще рѣшился служить на землѣ, то никому бы не служилъ, только русскому Императору; но онъ посвятилъ себя на службу Богу. Въ Парижѣ его сдѣлали директоромъ школы для Персіянъ во Франціи, а потомъ, на мѣсто Мицкевича, назначили профессоромъ славянскихъ литературъ въ College de France. Какъ поэтъ, онъ былъ всегда подражателемъ; талантъ замѣчательный, но самостоятельнаго творчества никогда въ немъ не было. Какъ оріенталистъ, пользуется извѣстностью. Его переводы съ персидскаго стихами — прекрасны. Въ Парижѣ онъ издалъ персидскую грамматику.

Леонардъ Ходзько, двоюродный брать Яна, еще до возстанія 1830 г. поселился въ Парижѣ, издалъ тамъ много сочиненій по-французски о Польшѣ. Тоже товарищъ и другъ Мицкевича.

Игнатій Ходзько — знаменитѣйшій изъ польскихъ повѣствователей. Его Obrazy Litewskie снискали ему громкую извѣстность. Другъ и родственникъ (по женѣ) Одынца и Корсака, онъ, подъ ихъ вліяніемъ, сдѣлался горячимъ сторонникомъ романтизма, хотя прежде, подъ вліяніемъ дяди своего Яна, придерживался классицизма. Игнатій Ходзько въ полномъ смыслѣ слова Литвинъ. Литва у него во всемъ какъ живая; съ легкостью и какою-то особенною задушевностью, онъ изображаетъ живыми красками домашнюю жизнь, обряды, обычаи, то вдругъ воскрешаетъ въ памяти давно минувшія дѣянія, преданія, рисуетъ историческія личности, и все это съ такою естественностью, съ такимъ неподражаемымъ умѣньемъ приковывать вниманіе читателя, что невольно очаровываетъ его. Нѣкоторыя же изъ его сочиненій, какъ напр. «Дворики на Антоколи» (въ Вильнѣ), «Домъ моего дѣда» и др., даже въ будущемъ будутъ имѣть высокое значеніе, какъ вѣрные этнографическіе снимки быта и обычаевъ. Игнатій Ходзько родился и умеръ [128](1795 — 1861) въ родовомъ своемъ имѣніи Дзевентне, въ Свенцянскомъ уѣздѣ, Виленской губерніи.

Послѣ Мицкевича, изъ всѣхъ польскихъ писателей самою выдающеюся личностью является Іосифъ Игнатій Крашевскій, котораго юбилей пятидесятилѣтней ученой и литературной дѣятельности такъ торжественно праздновали въ 1879 г., не одни только Поляки, но и всѣ почти Славянскіе народы. Ни одинъ изъ писателей не имѣлъ такого преобладающего вліянія на литературную жизнь въ Литовскомъ краѣ, никто не произвелъ такого переворота во взглядахъ, понятіяхъ и самомъ направленіи литературныхъ произведеній, какъ Крашевскій. Это неутомимый, всегда бодрый, вѣчно молодой вождь, который въ теченіе полувѣка групировалъ вокругъ себя сотни молодыхъ писателей, имъ руководимыхъ и направляемыхъ; изъ сочиненій котораго цѣлыя поколѣнія учились мыслить, знакомились съ жизнію, узнавали прошедшее, видѣли хорошее и дурное въ настоящемъ, и въ то же время тысячи другихъ, никогда не видавъ Литвы, по его сочиненіямъ полюбили ее и познакомились съ нею.

Крашевскій — польскій писатель. Его заслуги, его высокое нравственно-образовательное значеніе по справедливости оцѣнивается всѣми Поляками. Но по происхожденію, по воспитанию, по первымъ впечатлѣніямъ и по чувствамъ, одушевлявшимъ его въ молодости, наконецъ по трудамъ, изъ коихъ значительная часть посвящена Литвѣ, онъ, также какъ и Мицкевичъ, прежде всего принадлежитъ Литвѣ, а потомъ уже всѣмъ вообще Полякамъ.

Крашевскій только случайно родился въ Варшавѣ (29 іюля 1812 г.), говоримъ случайно, потому что родители его временно жили тогда въ Варшавѣ, переѣхавъ туда по случаю смутъ и опасностей, угрожавшихъ въ то время каждому живущему въ деревнѣ. Отецъ его принадлежалъ къ древней дворянской фамиліи въ Пружанскомъ уѣздѣ, Гродненской губерніи. Учился Крашевскій въ свислочской гимназіи, а потомъ въ виленскомъ университетѣ. Ураганъ 1831 г. увлекъ съ собою и Крашевскаго. Его сослали на Кавказъ рядовымъ. Не смотря на свою молодость, онъ уже былъ извѣстенъ какъ писатель. Генералъ-губернаторъ князь Николай Андреевичъ Долгорукій дозволилъ ему оставаться въ госпиталѣ по 19 марта 1832 г., когда было получено всемилостивѣйшее прощеніе. Въ Вильнѣ ему неразрѣшено жительство и, въ 1832 г., онъ уѣхалъ на Волынь, потомъ женился на племянницѣ извѣстнаго польскаго примаса Павла Воронича обладательницѣ богатой библіотеки, собранной покойнымъ ея дядей. Жили они сначала въ Омельнѣ, потомъ въ собственныхъ имѣніяхъ Грудкѣ и Губинѣ (въ окрестностяхъ Луцка), некоторое же время въ Житомирѣ, когда онъ былъ избранъ почетнымъ попечителемъ гимназіи. Въ 1856 г. Крашевскій переселился въ Варшаву, гдѣ редактировать газету (Codzienna gazeta), а когда новый ураганъ началъ охватывать край, въ 1862 г. уѣхалъ за границу, нѣкоторое время путешествовалъ, потомъ поселился въ Дрездене, гдѣ и живетъ до сихъ поръ.

Литературную свою деятельность Крашсвскій началъ въ 1829 г. и сразу привлекъ къ себѣ вниманіе публики. Одни негодовали на своеобразные разсказы, какъ тогда казалось слишкомъ вольные, по мнѣнію другихъ даже циническіе, другіе восхищались, но всѣ вообще признали замѣчательный талантъ — и всѣ читали. Число произведеній увеличивалось съ каждымъ годомъ, увеличивалось и число поклонниковъ. Свѣжая, новая мысль, кипучая жизнь, невиданные образы, а во всемъ правда, безъ прикрась, нагая правда — такъ и били ключемъ. Въ то же время онъ былъ душею каждаго литературная предпріятія; не было, да и теперь нѣтъ почти ни одного журнала, ни одной газеты, въ которыхъ бы онъ не участвовалъ. Шли [129]годы, а этотъ удивительный человѣкъ все писалъ да писалъ, а когда уже очень уставалъ, рпсовалъ или игралъ на фортепіано. Такъ проходила жизнь. Въ 1852 г. уже насчитывали болѣе 200 томовъ его сочиненій. Сколько ихъ теперь, самые записные библіографы не могутъ сосчитать, а онъ самъ еще менѣе знаетъ. Насчитываютъ 317 однихъ заглавій отдѣльныхъ сочиненій (почти каждое въ нѣсколькихъ томахъ), но если прибавить къ этому всѣ статьи, разбросанныя въ разныхъ періодическихъ изданіяхъ, число томовъ возросло бы до баснословной цифры. По случаю юбилея, Ягеллонская библіотека въ Краковѣ устроила особые шкафы для помѣщенія его сочиненій — это цѣлая библіотека!

Нѣтъ, кажется, ни одной отрасли знаній, которой бы онъ не коснулся. Онъ писалъ сочиненія историческія, археологическія, написалъ большую книгу объ иконописи, большой томъ объ искусствѣ у древнихъ Славянъ, писалъ поэмы (стихами), драмы, романы, повѣсти, комедіи, путешествія, этнографическія статьи, критическія и т. д. Жилъ на Волыни, но главная его деятельность сосредоточивалась въ Вильнѣ, гдѣ онъ издавалъ въ теченіе десяти лѣтъ «Атенеумъ» (60 томовъ), который былъ органомъ края и въ которомъ почти половина написана имъ самимъ; потомъ въ Варшавѣ издавалъ газету, въ Дрезденѣ «Еженедѣльникъ». 50 лѣтъ онъ былъ воспитателемъ молодаго поколѣнія, руководителемъ молодыхъ, начинающихъ писателей, а такихъ можно насчитать цѣлыя сотни. У него они учились писать по-польски, когда въ школѣ не было уже возможности изучить даже польскую грамматику. Его повѣсти и разсказы въ дамскихъ будуарахъ замѣнили мѣсто французскихъ: онъ заставилъ читать на родномъ языкѣ.

Первыя пятнадцать, даже больше, лѣтъ, почти все, что онъ писалъ, было на канвѣ литовской. За это время онъ написалъ свою «Исторію г. Вильно» въ 4 томахъ, «Исторію Литвы» въ 2 т ., «Жизнь Витовта», «Послѣдняя княжна Слуцкая» въ 3 т., «Поэтъ и міръ» въ 2 т., поэмы: «Вигольрауда», «Миндовгъ», «Витолдовы бои» и мн. др.

Въ этихъ сочиненіяхъ вылилась его душа, его симпатіи къ Литвѣ, его любовь къ народу. Онъ смотритъ трезво, здраво на прошлое страны и видитъ въ ней самостоятельную силу, мощное государство, съ его прирожденными началами, безъ кощунства, безъ лицепріятія рисуетъ все что было и какъ было. И ежели теперь нѣкоторые новые дѣятели рѣшаются дѣлать ему упреки, что многое имъ недосказано, то они забываютъ, какія средства и матеріалы были для историческихъ трудовъ съ 1832 — 1843 годъ, а какими они владѣютъ теперь; они забываютъ, что все то, что имъ высказано, высказано имъ первымъ, а про этихъ дѣятелей тогда и слуху не было.

Укажемъ теперь на общее умственное движеніе въ Литовскомъ полѣсьѣ, во второй четверти нашего столѣтія до 1863 г., когда всякая дѣятельность на прежнихъ началахъ пресѣклась.

Начнемъ съ исторіи. Литовской исторіи можно сказать, не существовало. Стрыйковскій, Кояловичъ, Ваповскій, Лотышъ (впрочемъ тогда еще почти неизвѣстный), русскія лѣтописи служили единственными матеріалами для исторіи Литвы. Даже богатые акты Виленскаго капитула сохра[130]нялись въ тайнѣ. Акты и вообще архивные матеріалы, какъ монастырскіе, такъ и частныхъ лицъ, были недоступны. Археографическіе груды не существовали. Не смотря на такія скудныя средства, Ѳедоръ Нарбуттъ предпринялъ громадный трудъ и написалъ 9 томовъ исторіи Литвы, доведенной имъ до 1569, т. е. до Люблинской уніи. Теперь, когда археографическіе труды доступны всѣмъ и каждому, Нарбутта обвиняютъ въ отсутствіи критическаго взгляда, въ ошибкахъ, наконецъ въ томъ, что онъ довольствовался каждымъ матеріаломъ, какой ему подвернулся. Съ точки зрѣнія данной минуты, во всѣхъ этихъ упрекахъ есть много правды; но развѣ можно осуждать человѣка за то, что онъ не воспользовался тѣми источниками, которыхъ тогда несуществовало, надъ собираніемъ и изданіемъ которыхъ трудились потомъ цѣлыя общества. Исторія Нарбутта вышла въ 1835 — 184-1 гг.; акты же Запад. Россіи, изданные археографическою коммиссіею въ пяти томахъ, вышли въ 1846 — 1853, а акты Южной Россіи еще позже. Весьма важные матеріалы объ отношеніяхъ Литовской Руси къ Ганзейскимъ городамъ, изданные Коркуновымъ и Куникомъ, вышли едва въ 1857 г. Неговоримъ уже о послѣдующихъ изданіяхъ русскихъ и польскихъ. Даже акты Виленскаго капитула, приведенные въ порядокъ и потомъ переведенные на польскій языкъ, но и до сихъ поръ неизданные, стали доступны только нѣкоторымъ лицамъ въ пятидесятыхъ годахъ. Переводчикъ ихъ, прелатъ Мамертъ Гербуртъ до конца жизни продолжалъ свой трудъ. Всѣхъ этихъ матеріаловъ не зналъ Нарбуттъ. Онъ довольствовался извѣстными польскими и латинскими источниками, отрывками изъ лѣтописей, помѣшенными въ исторіи Карамзина, и, главное, совершенно незнакомымъ никому тогда источникомъ, Кенигсберскимъ тайнымъ архивомъ, изъ котораго, чрезъ посредство извѣстнаго прусскаго историка Фохта, онъ составилъ девять большихъ фоліантовъ актовъ, граматъ и другихъ матеріаловъ, касающихся собственно сношеній Рыцарей съ Литвою. То, что совершено Нарбуттомъ, не смотря на недостатки, зависѣвшіе отъ времени, когда онъ началъ свой трудъ, во всякомъ случаѣ заслуживаетъ особеннаго уваженія и благодарности. Онъ проложилъ путь къ дальнѣйшимъ изысканіямъ, онъ первый положилъ начало Литовской исторіи, и никто изъ новѣйшихъ писателей, даже хулителей Нарбугта, безъ его исторіи не можетъ сдѣлать шагу. Біографія знаменитаго литовскаго труженника совершенно неизвѣстна въ русской литературѣ. Мы рѣшаемся представить здѣсь хотя главныя черты изъ его жизни, почерпнутыя отъ него самого. Ѳодоръ Ефимовичъ Нарбуттъ родился въ родовомъ своемъ имѣніи, въ Шаврахъ, въ Лидскомъ уѣздѣ, Виленской губерніи, 8 ноября 1784 г. Родъ Нарбутовъ весьма древній. По преданію, онъ вмѣстѣ съ Радзивиллами и Остиками происходить отъ криве-кривейте Лездейки, который будто бы былъ сынъ вел. князя Наримунта (въ концѣ XIII ст.) и былъ женатъ на сестрѣ в. кн. Витенеса (Стрыйковскій, Кояловичъ). По окончаніи наукъ по математическому факультету въ главной школѣ въ Вильнѣ, подъ руководствомъ Гуцевича и Шульца, онъ въ 1803 г. уѣхалъ въ Петербургъ и выдержалъ экзаменъ на кондуктора 1 класса. Нѣкоторое время былъ преподавателемъ во второмъ кадетскомъ корпусѣ. Въ 1804 былъ откомандировать для гидравлическихъ работъ но Нѣману вмѣстѣ съ прусскими инженерами. Въ 1807, будучи инженеръ-подпоручикомъ, раненъ штыкомъ подъ Остроленкою, а потомъ ружейнымъ выстрѣломъ подъ Тильзитомъ. Въ 1808 находился при генералѣ Буксгевденѣ въ Финляндіи и при Або былъ сильно контуженъ въ голову. Въ этомъ же году находился въ эскадрѣ адмирала Ханыкова, и строилъ баттареи на островѣ Рюгенѣ. Въ 1810 командированъ былъ для отысканія удобнаго мѣста между Могилевомъ и Рогачевомъ для основанія новой крѣпости и затѣмъ принялъ участіе въ постройкѣ Бобруйской крѣпости. Между тѣмъ контузія, полученная при Або, сильно ослабила его слухъ, работы въ болотистыхъ окрестностяхъ Бобруйска довершили остальное. Вслѣдствіе нервной горячки онъ окончательно оглохъ и въ началѣ 1812 вышелъ въ отставку съ чиномъ инженеръ-капитана и полнымъ пенсіономъ. Нарбуттъ поселился въ своихъ Шаврахъ и здѣсь проработалъ всю жизнь. Собралъ богатую библіотеку, особенно по части историческихъ [131]матеріаловъ, небольшой, но весьма цѣнный музей древностей и прожилъ среди большой семьи счастливо до 1863 г.

Когда начались смуты, больнаго старика перевезли въ Вильно. Затѣмъ послѣдовали печальныя событія, доконавшія восьмидесятилѣтняго старца. Сынъ его Лудовикъ, начальникъ вооруженной шайки, былъ убить; жена сослана въ отдаленныя губерніи. Нарбуттъ остался почти одинъ и умеръ въ Вильнѣ 28 ноября 1864 г. Похороненъ въ Дубичахъ, недалеко отъ Шавръ, гдѣ были его фамильныя гробницы. Изъ многихъ его сочиненій, кромѣ 9 томовъ «Исторіи Литвы», мы упомянемъ «Хронику Литвы Быховца» изд. 1846 г. и «Краткую исторію Литвы» въ одномъ томѣ, 1857. Еще прежде изданы «Очерки цыганскаго народа», 1830. Послѣднее его сочиненіе: «Мелкія историческія статьи».

Мы уже упомянули, что Крашевскій написалъ исторію Вильна въ 4 т. и исторію Литвы въ 2 т. до Витовта и особо томъ о Витовтѣ. Когда Крашевскій писалъ исторію Вильно, положеніе его было такъже трудно, какъ и Нарбутта, по совершенному отсутствію матеріаловъ. Неменѣе того онъ собралъ все, что было доступно, воспользовался актами виленскаго магистрата и другихъ архивовъ, и его исторія нетолько имѣла въ свое время, но и теперь имѣетъ громадное значеніе въ исторической наукѣ. Исторія же Литвы обработана критически, а написана такимъ языкомъ, что многіе заучивали изъ нея наизусть цѣлыя страницы.

Іосифъ Ярошевичъ, профессоръ виленскаго университета, много писалъ къ исторіи Литвы относящаяся. Важнѣйшій трудъ его, весьма добросовѣстно и критически составленный «Очеркъ Литвы въ отношеніи ея просвѣщенія съ древнѣйшихъ временъ доконца XVIII ст.» (1844 г.), въ трехъ томахъ.

Михаилъ Балинскій тоже написалъ Исторію Вильно, но неокончилъ, довелъ только до временъ Баторія; весьма любопытны его записки о королевѣ Варварѣ (Радзивиллъ) въ 5 т.; имъ же составленъ третій томъ «Древней Польши», заключающій описаніе жилыхъ поселеній въ Литовскомъ краѣ. Женатый на дочери Андрея Снядецкаго, онъ получилъ богатые матеріалы для исторіи университета въ перепискѣ обоихъ братьевъ, изъ которыхъ нѣкоторые напечаталъ.

Ученѣйшимъ и даровитѣйшимъ изъ всѣхъ литовскихъ историковъ былъ Николай Малиновскій, авторъ «Исторіи Ягеллоновъ въ Венгріи», издатель хроники Ваповскаго, имъ переведенной со множествомъ ученыхъ примѣчаній. Множество статей его напечетано въ разныхъ изданіяхъ. Высокое образованіе, прекрасный даръ слова, необыкновенная память, дѣлали его ходячею энциклопедіею. Къ нему обращались всѣ за разъясненіями, справками, за совѣтами, и онъ всѣхъ удовлетворялъ съ неподражаемою любезностью. Въ послѣдніе годы своей жизни, уже лишившись зрѣнія, онъ былъ руководителемъ политическая отдѣла издававшагося мною «Виленскаго Вѣстника», а было нѣсколько случаевъ, что передовыя статьи его переводились на англійскій языкъ и печатались въ «Times».

Михаилъ Гомолицкій, профессоръ физіологіи въ университетѣ, занимался также исторіею. Онъ первый воспользовался богатымъ матеріаломъ, заключавшимся въ актахъ виленскаго капитула и монастырскихъ архивахъ. Изъ нихъ онъ составилъ дополненія къ исторіи Вильна Крашевскаго и печаталъ ихъ въ виленскомъ сборникѣ: Wizerunki. Онъ же первый съ точностью опредѣлилъ мѣста, гдѣ существовали православные храмы въ Вильнѣ, и сообщилъ свѣдѣнія о нихъ.

Прелатъ Мамертъ Гербуртъ—необыкновенный труженикъ. Онъ перевелъ акты виленскаго капитула на польскій языкъ съ 1500 до конца ХѴIIІ ст. Этого мало: переписалъ весь первый томъ латинскаго текста, такъ какъ многіе листы его были сильно повреждены отъ времени и наводненій, которымъ архивъ капитула неоднократно подвергался.

Антонъ Марциновскій, редакторъ разныхъ періодическихъ изданій въ Вильнѣ, былъ также виленскимъ старожиломъ и напечаталъ нѣсколько статей о виленскихъ древностяхъ въ «Журналѣ министерства народнаго просвѣщенія». Онъ же участвовалъ въ составленіи сборника древиихъ актовъ и граматъ, изданная губернаторомъ Семеновымъ.

Александръ Здановичъ занимался всеобщею исторіею. Онъ же былъ главнымъ редакторомъ [132]«Словаря польскаго языка», изданнаго въ Вильнѣ книгопродавцемъ Оргельбрандомъ и, по числу словъ, превосходившаго даже извѣстный Словарь Линде.

Къ числу замѣчательныхъ виленскихъ ученыхъ принадлежитъ Адамъ Іохеръ, филологъ и библіографъ, авторъ Библіографіи польской отъ изобрѣтенія книгопечатанія до 1830 г. въ 3 большихъ томахъ — и нѣсколькихъ сочиненій и статей по части филологіи.

Изъ духовныхъ лицъ первое мѣсто занимаетъ прелатъ Антоній Мошинскій, виленскій библіологъ, писалъ много статей по части исторіи, языкознанія, библіографіи и т. д. Виленскій епископъ Адамъ Станиславъ Красинскій, лучшій изъ переводчиковъ Пѣсни о полку Игоря, съ нелишенными научнаго значенія комментаріями, авторъ грамматики польской для дѣтей, въ то же время поэтъ; писалъ и по богословской части; его Каноническое право, его дополненія къ Исторіи церкви Альзога, весьма уважаются въ духовной литературѣ. Красинскій принадлежитъ къ ученѣйшимъ изъ современныхъ писателей. Много лѣтъ уже онъ усердно трудился надъ филологіею. Продолжительное его пребываніе въ Вяткѣ не пропадаетъ даромъ для науки.— Каноникъ Липпицкій написалъ жизнь св. Казиміра. — Нынѣшній ректоръ духовной академіи въ Петербургѣ, виленскій каноникъ Семенъ Козловскій, издатель Библіи Вульгаты по-латыни съ переводомъ на польскій, авторъ священной истоpiи и другихъ духовнаго содержанія сочиненій.

Замѣчательнѣйшимъ критикомъ считается Александръ Тышинскій, авторъ историческаго очерка просвѣщенія у Славянъ и многихъ сочиненій.

Къ числу замѣчательнѣйшихъ повѣствователей-юмористовъ принадлежалъ православный протоіерей Плакидъ Янковскій, извѣстный подъ псевдонимомъ John of Dycalp, авторъ многихъ повѣстей и разсказовъ, въ которыхъ благородный юморъ перемѣшанъ съ глубокимъ чувствомъ, картинностью и, въ то же время, ученостью. Онъ же счастливо переводилъ Шекспира; Янковскій писалъ также и по-русски.

Игнатій Шидловскій, поэтъ второстепенный, но хорошій переводчикъ Байрона и др., былъ редакторомъ сборника Wizerunki, т. е. Образы, котораго вышло 63 тома, заключающіе исключительно статьи серьезныя.

Александръ Карловичъ, таварищъ и другъ Мицкевича, Одынца и др., писалъ на досугѣ очень хорошія стихотворенія.

Сынъ его Иванъ Карловичъ, докторъ философіи берлинскаго университета, воспитывавшійся сначала въ московскомъ университетѣ, другъ и товарищъ Монюшки, талантливый віолончелистъ, котораго Серве признавалъ однимъ изъ лучшихъ виртуозовъ въ Европѣ, въ настоящее время одинъ изъ немногихъ глубокихъ знатоковъ литовскаго языка, ученый филологъ и этнографъ, трудами своими обратившій на себя вниманіе ученаго міра.

Къ числу поэтовъ надобно еще причислить Станислава Росоловскаго, доктора медицины; высокій талантъ, глубокій мыслитель, типъ вдохновенныхъ поэтовъ, всегда восторженный, какихъ въ настоящее время уже не встрѣтимъ.

Въ послѣднюю четверть столѣтія выдающеюся личностью на поприщѣ литературы— является Лудовикъ Кондратовичъ, извѣстный подъ псевдонимомъ Владислава Сырокомли. Онъ родился въ 1822 въ Смолковѣ, въ Слуцкомъ уѣздѣ. Окончилъ только четырехклассное уѣздное училище въ Несвижѣ у Доминикановъ, но хорошо изучилъ латинскій языкъ, который ему потомъ очень пригодился. Кондратовичъ своимъ образованіемъ обязанъ самому себѣ, своимъ необыкновеннымъ способностямъ. Нѣкоторое время служилъ въ Несвижѣ при мѣстномъ архивѣ. Богатый [133]архивъ и знаменитый Н. Малиновскій, жившій въ то время въ Несвижѣ, были его наставниками и руководителями на пути историческихъ изысканий. Кондратовичъ не геній, не такой человѣкъ, который бы, подобно Мицкевичу или Крашевскому, произвелъ переворотъ въ литературѣ; не менѣе того это поэтъ на родной почвѣ, поэтъ родной, прочувствовавшій, проглотившій, такъ сказать, всѣ проблески народной жизни. Онъ любитъ страстно свою Литовскую Русь, страну Миндовга и князей Слуцкихъ, гдѣ протекли лучшіе дни его жизни; онъ любитъ и воспѣваетъ все, что свое, что родное. Легкая, чудная рѣчь его льется свободно, то нѣжно и трогательно, то вдругъ возвышая голосъ, сердито, когда онъ видитъ, что что нибудь творится неладное; былъ онъ подчасъ и сатирикъ, сатирикъ ѣдкій, вцѣпляющійся въ глаза. Его «Гавенды» (разсказы)—прелестны. Изъ болѣе серьезныхъ ироизведеній замѣчательны «Демборогъ» и «Каноникъ Перемышльскій» (т. е. извѣстный Станиславъ Оржеховскій). Поэмы ему не дались. Драматическія произведенія были слабы, хотя и съ паѳосомъ. Его переводы польскихъ классиковъ, писавшихъ по-латыни (Сарбѣвскаго, Кліоновича и др.), высоко цѣничы. Прозой написалъ Исторію Минска (въ издававшейся мною «Виленской текѣ»), исторію польской литературы въ 2 т., переводилъ историческіе труды польскихъ писателей, писавшихъ по-латыни, издалъ свои путевыя записки по Литвѣ и мн. др. Труженикъ былъ неутомимый. Мать, жена, трое дѣтей— просили хлѣба!— Въ 1852 году Кондратовичъ переселился въ Вильно, жилъ то въ городѣ, то въ арендуемой близъ города деревушкѣ, Борейковщизнѣ. Съ 1857 г. былъ постояннымъ нашимъ сотрудникомъ, сначала въ «Текѣ», потомъ въ «Виленскомъ Вѣстникѣ», въ которомъ редактировалъ мѣстное обозрѣніе. Въ 1861 г. ѣздилъ въ Варшаву и увлеченный, въ дружеской бесѣдѣ, заимпровизировалъ что-то лишнее, за что былъ арестованъ, доставленъ въ Вильно и здѣсь просидѣлъ нѣсколько мѣсяцевъ въ казематахъ. По выходѣ оттуда, зародышъ болѣзни, не совсѣмъ воздержная жизнь, труды, хлопоты и безсонныя ночи, сопряженныя съ работою ради куска хлѣба—безвременно свели его въ могилу. 15 сентября 1862 умеръ поэтъ. Похороны его были истинно народныя. Около двадцати тысячъ жителей Вильна сопровождало его на кладбище Росу. Собрана была довольно значительная сумма для обезпеченія осиротѣвшаго семейства. Потомъ землякъ, другъ и ближайшій сотрудникъ покойнаго, Викентій Коротынскій озаботился изданіемъ полнаго собранія его сочиненій, тоже въ пользу семейства. Оно вышло въ Варшавѣ въ 1872 въ 8 томахъ.

Писали также за это время стихами и прозой Габріеля княгиня Пузына, рожденная гр. Гинтеръ; Эдуардъ Желиговскій, Юрій Ласкарисъ, Казиміръ Шлягеръ Снарскій, Пржибыльскій,— люди не безъ таланта. Выше ихъ всѣхъ стоялъ и подавалъ надежды Викентій Коротынскій, но этотъ давно забросилъ поэзію и усердно и съ большою пользою работаетъ на публицистскомъ и историческомъ поприщахъ.

Первая газета, появившаяся въ краѣ, былъ «Литовскій Курьеръ», начавшій издаваться въ 1759 г. съ приложеніемъ на полулистикѣ «Литературныхъ извѣстій», издававшихся по 1763 г. Право изданія на основаніи граматы Августа III отъ 22 февраля 1760 г. принадлежало академіи, [134]а потомъ главной школѣ. Въ 1793 г. каммергеръ Влодекъ получилъ привиллегію отъ Станислава-Августа на изданіе газеты и началъ таковую подъ тѣмъ же заглавіемъ, т. е. «Литовскій Курьеръ». Газета главной школы прекратилась. Но въ 1805 г. университетъ возобновилъ прежнюю газету, тогда Влодекъ сталъ предъявлять претензіи къ университету. Дѣло рѣшено едва въ 1812 г.: газета осталась за университетомъ, съ обязательствомъ ежегодной уплаты Влодеку по 500 червонцевъ. Во время нашествія французовъ, редакторомъ былъ Даниловичъ, умѣвшій до такой степени расположить къ себѣ Императора Наполеона, что тотъ сдѣлалъ его директоромъ полиціи. Въ 1813 г. редакторомъ былъ профессоръ Словацкій, а въ 1815, на правахъ аренднаго содержанія, Антонъ Марциновскій, который и издавалъ ее до 1840 г. Съ 1834 г. газета эта начала издаваться на двухъ языкахъ, на русскомъ и польскомъ. Съ 1 января 1840 г. Марциновскій отказался отъ газеты; учреждена была офиціальная редакція при виленскомъ дворянскомъ институтѣ. Редакторомъ назначенъ А. Э. Одыиецъ, поэтъ, о которомъ мы уже говорили, съ жалованьемъ по 1000 р. въ годъ. Ему назначены были два помощника. Съ 1841 газету приказано называть вмѣсто Литовскій, «Виленскій Вѣстникъ» (Wilenski Kuryer). Въ 1859 г. газета по докладу министра нар. проев. Е. П. Ковалевскаго преобразована. Казенная редакція упразднена, Одыиецъ получилъ полный пенсіонъ, а газета передана въ арендное содержаніе съ 1 января 1860 А. К. Киркору. Съ этого времени офиціальный отдѣлъ (указы, распоряягенія правительства, приказы и т. п.) печатался попрежнему на русскомъ и польскомъ, фельетонъ на одномъ русскомъ, а прочіе отдѣлы, передовыя статьи, политическій и литературный отдѣлъ, корреспонденціи и и пр. на одномъ польскомъ. Въ первомъ же полугодіи число подписчиковъ съ 220 увеличилось до 3000. Въ газетѣ приняли сотрудничество многіе извѣстнѣйшіе ученые и литераторы (Нарбуттъ, Ярошевичъ, Малиновскій, Кондратовичъ, Крашевскій, Гомолицкій, графы Константинъ и Евстафій Тышкевичи, Ходьзко, Балинскій и мн. др.). Въ русскомъ отдѣлѣ сотрудничали: П. В. Кукольникъ, М. И. Гусевъ, В. И. Веселовскій и д р . — Съ 1 января 1866.г. редакція была упразднена. Газета и теперь издается, но уже на русскомъ языкѣ. Редакторомъ ея С. А. Поль.

1804 г. Станиславъ Старжинскій началъ издавать литературный журналъ «Виленскій Еженедѣльнихъ» (Tygodnik). Изданіе продолягалось но 1823 г. Вышло всего 13 томовъ.

Въ 1805 г. проф. Юндзиллъ и Андрей Снядецкій основали тоже учено-лутературный журналъ: «Виленскій Дневникъ» (Dziennik), существовавшій всего два года. Но съ 1815 «Дневникъ» опять началъ издаваться, сначала подъ редакціей К. Контрима, потомъ А. Марциновскаго. Изданіе продолжалось по 1830.

Съ 1816 г. начали издаваться «Мостовыя извѣстія» (Brukowe wiadomosci), сатирическій журналъ, имѣвшій необыкновенный успѣхъ и сдѣлавшійся грозою для многихъ. Журналъ продолжался до конца 1821. Въ томъ же духѣ и направленіи издавалъ потомъ (съ 1830— 1833) извѣстный О. И. Сенковскій (баронъ Брамбеусъ) въ Петербургѣ журналъ «Баламутъ Петербургскій» (Balamut Petersburski). Въ немъ Сенковскій, превосходно писавшій по польски, наводилъ ужасъ и громилъ безпощадно тунеядцевъ, пьяницъ, лихоимцевъ и т. п.

Съ 1820 — 1824 издавались «Человѣколюбивыя Дѣянія» (Dzieje Dobvoczynnosci), журналъ заключавшій преимущественно историческія статьи, касающіяся разныхъ богоугодныхъ учрежденій. Редакторомъ былъ ученый Малиновскій, сотрудниками Контримъ, Рогальскій, Одынецъ и др. Кромѣ того издавались разные спеціальные журналы.

1831 годъ прекратилъ всѣ изданія; остался только «Литовскій Вѣстникъ.» Но съ 1834 начали издаваться «Wizerunki» (Образы), сборникъ, заключавшій статьи преимущественно серьезнаго содержалія. Онѣ издавались по 1843 г. Затѣмъ съ 1841 — 1851 издавались «Атенеумъ» Крашевскаго (60 томовъ), «Радегастъ» въ 1843 и «Умственныя Записки» 1844— 1845— Киркора. «Народъ и Время» (Lud i Czas) Филиповича, 1845; «Виленская Тека» (Портфель) Киркора въ 1857— [135]1858 — 6 томовъ, затѣмъ, какъ продолженіе «Теки», 3 тома «Сборниковъ» (Pismo Zbiorowe) — 1859 — 1862. Кромѣ того издавались разные альманахи.

Виленскій губернскій статистическій комитетъ съ 1845 г. издавалъ Памятныя книжки; съ 1849 — 1854 ежегодно, подъ редакціей Киркора, издавались на русскомъ языкѣ особые сборники (Историко-статистическія свѣдѣнія, Черты изъ исторіи и жизни Литовскаго народа). Сборники эти возобновились съ 1860 (губернаторомъ и предсѣдателемъ комитета былъ М. Н. Похвисневъ; помощникомъ предсѣдателя А. К. Киркоръ). На 1860 годъ сборникъ изданъ подъ редакціею 10. О. Шрейера, 1861—А. К. Корева; на 1863, послѣ преобразованія комитета, изданъ сборникъ историко-статистическихъ матеріаловъ, подъ редакціею виленскаго астронома М. И. Гусева. Этимъ учено-литературная дѣятельность комитета закончена; но подъ общимъ заглавіемъ, издаваемыя ежегодно Памятныя книжки, заключаютъ также разныя, хорошо составленныя статистическія данныя. Редакторомъ Памятныхъ книжекъ былъ О. А. Левенштернъ, состоящій членомъ и секретаремъ комитета съ 1854 г.

Сборники, о которыхъ мы упомянули, заключаютъ много важныхъ матеріаловъ для исторіи, статистики и этнографіи края. М. Н . Похвисневъ направилъ комитетъ къ широкой дѣятельности. Довольно просмотрѣть программы подробнаго описанія края, чтобы убѣдиться въ томъ. Въ трудахъ комитета принимали живое участіе всѣ тогдашніе ученые и литераторы въ Вильнѣ. 1863 г. разрушилъ всѣ эти благія стремленія, и ни одна изъ программъ не осуществлена.

Духовное вѣдомство издаетъ Епархіальныя Вѣдомости, въ которыхъ помѣщаются и литературныя статьи. Въ нихъ участвовалъ и знаменитый Плакидъ Янковскій.

Драматическія представленія открылись въ Вильнѣ въ 1785 г. въ домѣ б. Оскерковъ, потомъ Абрамовича, гдѣ нынѣ домъ гражданскаго губернатора. Основателемъ былъ извѣстный польскій артистъ Войцѣхъ Богуславскій. Въ 1803 Монаретти и Дейбель основали балетъ. Потомъ театръ былъ устроенъ Моравскимъ изъ развалинъ Радзивилловскаго дворца на Виленской улицѣ. Виленскій театръ пользовался извѣстностью. Подъ дирекціею Матвѣя Кажинскаго, знаменитаго артиста (отца Виктора Кажинскаго, бывшаго капельмейстера Александринскаго театра, виленская труппа въ началѣ нынѣшняго столѣтія давала представленія не безъ успѣха), въ Петербургѣ и Москвѣ. Знаменитый польскій артистъ Веровскій въ первый разъ явился на сценѣ въ Вильнѣ. Прославленный въ Европѣ и Америкѣ Богумилъ Дависонъ, отвергнутый въ юныхъ годахъ въ Варшавѣ, пріѣхалъ въ Вильно и здѣсь снискалъ извѣстность. Варшавскіе артисты также пріѣзжали въ Вильно и являлись на сценѣ, какъ Ледуховская, Трускуляская, Кудличъ, Дмошевскій и др. Собственно же виленскіе артисты, пользовавшіеся особеннымъ уваженіемъ, были: Роговскій, Фишеръ, Діонизій Кажинскій (сынъ Матвѣя), Статковскіе, Моравскіе, Скибинскій, Бродовичева (жена знаменитаго краковскаго врача — профессора и ректора университета, потомъ вышедшая замужъ за Скибинскаго), Ашпергеры, Іосифъ Суревичъ, Хелмиковскій, Дерингъ и, знаменитѣе всѣхъ ихъ, талантливая Изабелла Горская. Нѣкоторое время существовала въ Вильнѣ нѣмецкая онера, подъ дирекціею Шмидкофа. Варшавскій балетмейстеръ Морисъ Піонъ въ началѣ сороковыхъ годовъ, съ большимъ успѣхомъ, давалъ балетныя представленія. Театръ представлялъ всегда родъ артели — артисты избирали главнаго руководителя и дѣлились доходами. Въ 1844 произошелъ расколъ въ труппѣ: Новаковскій и Резголь отдѣлились и, покровительствуемые губернаторомъ Семеновымъ, устроили русскій театръ. Польская труппа оставалась подъ дирекціею Суревича и продолжала давать польскіе спектакли. Въ 1845 году театральный представленія начались въ зданіи городской ратуши. Первое представленіе дано было 14 декабря. Это было начало польско-русскаго театра. Играли польскую пьесу «Фредра» и двѣ русскія: «Жену кавалериста» и «Двѣ противъ одного». Въ 1863, польскія представления были совсѣмъ прекращены. Съ тѣхъ поръ существуетъ русскій театръ.

Мы видѣли, что интеллигентныя силы Литвы и Руси долго отстаивали свою національную независимость; но когда историческое колесо повернуло на сторону Поляковъ, когда послѣдо[136]вало постепенное сліяніе этихъ народовъ, Литовцы и Бѣлоруссы стали перенимать отъ своихъ союзниковъ многое хорошее и дурное. Мы не разъ указывали и старались доказать, что какъ умственное развитіе, такъ и гражданственность въ Литвѣ и Бѣлоруссіи, до сліянія съ Поляками, вовсе не были на такой низкой степени, какъ это представляютъ нѣкоторые историки. Нельзя однако не согласиться, что какъ въ образованіи, такъ въ гражданскихъ правахъ и учрежденіяхъ, наконецъ въ глубоко сознанномъ чувствѣ Патріотизма, Поляки имѣли значительный перевѣсъ надъ Литовцами и Бѣлоруссами. Этимъ-то и объясняется, что, по естественному закону природы, высшая, сильнѣшая цивилизація поглотила слабѣйшую, младшую.

Сліянные съ Польшею народы не пострадали однако отъ этого, какъ въ отношеніи умственныхъ способностей, такъ въ мужествѣ, силѣ характера, выдержкѣ и твердости; напротивъ, они не только никогда не уступали Полякамъ въ этихъ качествахъ, но часто даже превосходили ихъ. Лучшіе, знаменитѣйшіе люди на всѣхъ поприщахъ въ періодъ трехвѣковой общей исторической судьбы, большею частью были изъ уроженцевъ Литвы и Бѣлоруссіи. Достаточно вспомнить, хотя изъ послѣднихъ временъ, имена Костюшки (уроженца Гродненской губ.), Рейтана (Минской губ.), Нарушевича (Пинскаго уѣзда), Нѣмцевича (Гродненской губ.), Мицкевича (Новогрудскаго у.), Крашевскаго (Гроднен. губ.).

Этимъ мы оканчиваемъ нашъ бѣглый очеркъ умственной жизни и развитія просвѣщенія въ Литовскомъ полѣсьѣ.

А. И. Киркоръ.