Луч во Вселенную (Баньковский)/1986, сокращенное (СО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Луч во Вселенную (от составителя)
автор Лев Владимирович Баньковский (1938—2011)
Из сборника «...И звезда с звездою говорит». Опубл.: 1986. Источник: …И звезда с звездою говорит / Сост. и автор предисловия Л. Баньковский, Художник М. А. Курушин — Пермь: Кн. изд-во, 1986. — С. 1—4. • Предисловие подверглось значительному сокращению из-за миниатюрного формата книги. См. полную версию Предисловия.

[1]
ЛУЧ ВО ВСЕЛЕННУЮ[1]
(от составителя)

При самом своём рождении вспыхнула русская поэзия звёздным светом. И не могла не зажечься загадками и проблемами космоса хотя бы потому, что для первого великого русского поэта свет поэзии и свет звёздного неба были почти синонимами. По словам Гоголя, огниву Ломоносова нужно было ударить по извечному загадочному «кремню» космоса, чтобы вспыхнула поэтическая зарница и начался рассвет.

Многокрасочный разгорался рассвет. «Занёсшему ногу в вечность вселенная уже тесна», – так написал А.Н. Радищев, автор непревзойдённого поэтического образа океана времени.

В поэтической вселенной есть Ломоносовский «светоносный океан», радищевские «река катящихся веков», [2]«сложенное свирепство стихий», гармоническое движение пушкинского космоса.

М.Ю. Лермонтов с осознанным достоинством говорил о своём очень рано состоявшемся знакомстве со сводом разнообразных философских систем. Поэт, всем своим существом услышавший, как «звезда с звездою говорит», одним из первых приник к тайнам происхождения и истории Вселенной:

...Верить я готов,
Что наш безлучный мир — лишь
Что наш безлучный мир — лишь прах могильный,
Другого, — горсть земли, в борьбе
Другого, — горсть земли, в борьбе веков
Случайно уцелевшая и сильно
Заброшенная в вечный круг миров…

Множество черт Вселенной «удержал в полёте, пересоздал и выразил» Ф.И. Тютчев. Здесь и Земля — «бездна раскаленна», и ещё одна, тоже раскалённая бездна — космическая. И человек между двумя горячими беспредельностями сам бесконечен.

Человек, Земля, Вселенная — нерасторжимое единство, развивающееся по общим законам природы. Не только самоотверженная любовь, но глубочайшее сердечное беспокойство поэтов-мыслителей XIX века за судьбы человечества рвутся с каждой поэтической строки о людях и космосе. Поэты настойчиво вновь и вновь рисуют человека, стоящего на пороге открытой Вселенной, испытывают его жестокими космическими стихиями, и, нет сомнения, делают это потому, что глубоко верят: действительное свидание не отвлечённого, а конкретного человека с открытым космосом всё-таки состоится.

С нарастающей силой били революционные волны в возводившиеся веками стены царизма. Новые и новые поколения поэтов-революционеров обретали потребность всестороннего преобразования мира. Написав почти за треть века тюремного заключения в царских тюрьмах пятнадцать тысяч страниц астрономических и других научных трудов, Н.А. Морозов счёл возможным заметить: «Я не сидел в крепости, а сидел во Вселенной». В числе рождённых в тюрьме книг был его сборник «Звёздные песни».

В 1912 году начинающий поэт и уже опытный революционер-пропагандист В.В. Маяковский познакомился с В.В. Хлебниковым, услышал его вопрос: «Не следует ли ждать в 1917-м падения государства?» Всегда опережающий время поэт Хлебников писал [3]Вселенную как звучащее пространство и объёмное время. Маяковский был почётным гражданином хлебниковского государства времени, озаряющего «люд-лучами дорогу человечеству». Подумать только, ещё в 1921 году Хлебников первым на Земле назвал нашу эпоху космическим веком! Развивая эти традиции, Маяковский наделил жизнью все небесные тела и явления, поместил их в человеческую душу.

В.Я. Брюсов мальчишкой увлёкся биографией Кеплера, мечтал открыть новую планету, пытался «поправить» Коперника и Ньютона. В зрелом возрасте поэт переписывался с Циолковским. Поддерживал с ним переписку и другой поэт — Н.А. Заболоцкий, один из первых художников поэтического слова, глубоко размышлявший о принципах нового, порождённого великой революцией человеческого отношения к природе, отношения не только в земных, но и в космических масштабах. В 1936 году Заболоцкий писал: «Чувство разобщённости с природой прошло через всю историю человечества и дошло до наших дней, до двадцатого века, века социальных революций и небывалых достижений науки. Теперь дело меняется. Приближается время, когда, по слову Энгельса, люди будут не только чувствовать, но и сознавать своё единство с природой…»

«Огромнейшая планета Лирики» навсегда захватила в поле своего притяжения Л.Н. Мартынова. Слова талантливого омского поэта и учёного-метеоритчика П.Л. Драверта «незакатное вижу я Солнце» можно смело отнести ко всему творчеству Мартынова.

Ещё в самом начале века В.Я. Брюсов пристально заглядывал в будущее: каким он окажется — первый космонавт, как будет понимать поэзию Колумб Вселенной? Юрий Алексеевич Гагарин любил и знал стихи, он был первым читателем библиотеки Звёздного городка, перечитывал Пушкина, Лермонтова, Блока, Маяковского, а в предисловии к «Звёздным сонетам» написал: «Это лучшее, что за последнее время читал о космических полётах… Леонид Вышеславский малым количеством слов сказал многое. В его сонетах всё на месте, надёжно и прекрасно, и нет ничего лишнего, всё как на космическом корабле».

Перекликаясь с Маяковским в обращении к потомкам, Вышеславский говорит: [4]

Создавая грядущего чудо
и его различая вдали,
мы гадаем: какими будут
люди
люди будущего
люди будущего Земли?
Как пройти к ним?
Какими путями?

Добавим ещё один вопрос. Какой же она будет дальше — космическая поэзия космического века?..



  1. Предисловие здесь опубликовано в значительном сокращенном варианте из-за миниатюрного формата коллекционного издания, см. полную версию, опубликованную в «Собрании сочинений» Л. В. Баньковского. — Примечание редактора Викитеки.