Ай же ты, Микула Селяниновичъ, Мужикъ,
Ты за сколько тысячъ лѣтъ къ землѣ своей привыкъ?
Сколько долгихъ тысячъ лѣтъ ты водилъ сохой?
Вѣкъ придетъ, и вѣкъ уйдетъ, вѣченъ образъ твой.
5 Лошадь у тебя была, некрасна на видъ,
А взметнется да заржетъ, облако гремитъ.
Ходитъ, ходитъ, съ бороздой борозда дружна.
Свѣтелъ Кіевъ, — что мнѣ онъ? Пашня мнѣ нужна.
Сколько долгихъ тысячъ лѣтъ строятъ города,
10 Строятъ, нѣтъ ихъ, — а идетъ въ полѣ борозда.
И Микула новь святитъ, съ пашней говоритъ,
Ель онъ вывернулъ, сосну, въ борозду валитъ.
Ѣхалъ тутъ какой-то князь, витязь что-ли онъ,
Подивился, посмотрѣлъ, — гулъ въ землѣ и стонъ.
15 „Кто ты будешь?“ говоритъ. „Въ толкъ я не возьму.
Какъ тебя, скажи, назвать?" говоритъ ему.
А Микулушка взглянулъ, лошадь подхлестнулъ,
Крикнулъ весело, — въ лѣсу стонъ пошелъ и гулъ.
На наряднаго того поглядѣлъ слегка,
20 На такихъ онъ чрезъ вѣка смотритъ свысока.
„Вотъ какъ ржи я напахалъ, къ дому выволочу,
Къ дому выволочу, дома вымолочу.
Наварю гостямъ я пива, кликнутъ гости въ торжество:
Вѣкъ крестьянствовать Микулѣ, міръ — его, земля — его!“
