Михель и Рихардъ Вагнеръ въ роли героевъ 1848 года. Германская печать, по случаю празднованія юбилея 1848 года, помѣщаетъ различные отрывки изъ воспоминаній о берлинскихъ волненіяхъ, представляющіе тотъ интересъ въ данную минуту, что нѣтъ почти ни одной изъ существующихъ политическихъ партій въ Германіи, въ рядахъ которой нельзя было бы найти бывшихъ дѣятелей 1848 года. Газеты, отрывая прошлое того или другого изъ нынѣшнихъ государственныхъ людей Германіи, весьма ловко иногда сопоставляютъ ихъ прежніе взгляды съ нынѣшними. Въ особенности это произвело эффектъ, когда на сцену былъ выведенъ Михель, нынѣшній министръ и по всей вѣроятности будущій канцлеръ. Микель принадлежитъ къ числу знаменитыхъ «покаявшихся», которыя, избѣжавъ казни или тюрьмы, въ концѣ концовъ становятся ближайшими совѣтниками правительства. Таковъ былъ Андраши, таковъ Бриспи. Впрочемъ, какъ замѣчаютъ нѣкоторыя изъ германскихъ газетъ, случай съ Михелемъ носитъ нѣсколько опереточный характеръ.
Это было въ Гейдельбергѣ, Микель, тогда студентъ гейдельбергскаго университета, принадлежалъ къ числу самыхъ пылкихъ и нетерпѣливыхъ представителей «молодой Германіи». Онъ и его пріятель, будущій знаменитый писатель Готфридъ Келлеръ, находившій, что онъ въ качествѣ швейцарца долженъ стоять за свободу, рѣшили отправиться во Франкфуртъ, чтобы напомнить франкфуртскому парламенту о его обязанностяхъ и устроить вооруженную демонстрацію. Захвативъ своя рапиры, и собравъ товарищей, они сѣли на поѣздъ, отходящій во Франкфуртъ. Сначала все шло какъ по маслу… до Дармштадта, и они уже заранѣе предвкушала славу и побѣду. Но въ Дармштадтѣ вагоны, въ которыхъ они находились, были отцѣплены и поставлены на запасный путь и, кромѣ того, кондуктора заперли ихъ на ключъ тутъ только товарищи замѣтили, что они находятся въ плѣну. Такъ продолжалось нѣкоторое время я терпѣніе ихъ уже начало истощаться, когда вдругъ они замѣтили, что рабочіе катятъ боченки съ пивомъ и укладываютъ ихъ за платформѣ какъ разъ противъ вагона, гдѣ находились изнывающіе отъ нетерпѣнія, жары и жажды заключенные. На крикъ ихъ и зовъ никто не обращалъ вниманія и рабочіе преспокойно удалились, сдѣлавъ свое дѣло.
Наконецъ, на платформѣ показался офицеръ и, обратившись къ студентамъ, насмѣшливымъ тономъ, предложилъ имъ идти на капитуляцію. Если они согласны, то имъ откроютъ двери вагоновъ и откупорятъ для нихъ боченки съ пивомъ и, освѣжившись, они могутъ преспокойно вернуться къ своей веселой университетской жизни. Такъ какъ изъ планъ сдѣлался извѣстенъ, то, конечно, они могутъ быть увѣрены, что. ихъ не допустятъ во Франкфуртъ, ни въ какомъ случаѣ, сказалъ офицеръ. Имъ предоставляется выборъ: капитуляція и боченки съ пивомъ или же насильственное возвращеніе восвояси. Что было дѣлать, какъ бороться противъ роковой судьбы, жажды и гессенъ-дармштадтскаго правительства? Поразмысливъ, Микель и его товарищи крикнули: «Мы уступаемъ силѣ!» Офицеръ улыбнулся, приказалъ откупорить боченки съ пивомъ и проектированная демонстрація закончилась угощеніемъ и возвращеніемъ восвояси. Этимъ только и выразилось участіе Микеля въ революціи 1848 года. «Чѣмъ же виноваты Микель и Готфридъ Келлеръ, — восклицаетъ одна изъ газетъ, — что имъ не удалось пострадать за идею и въ то время, когда другіе проливали свою кровь, онъ долженъ былъ распивать пиво — только пиво тираніи!»
Не очень-то пріятны будущему германскому кавцлеру такія ретроспективныя воспоминанія и, конечно, они должны были подбавить горечи въ то пиво, которое онъ теперь распиваетъ. Любопытны также воспоминанія другого германскаго писателя Стефана Борна, принимавшаго участіе въ саксонской революціи и описывающаго свою встрѣчу съ Рихардомъ Вагнеромъ въ такой моментъ, когда каждый думалъ только о своемъ спасеніи. Вагнеръ былъ гораздо серьезнѣе замѣшавъ въ движеніи 1848 года, нежели Микель, и, повидимому, искренно увлекался. Въ самый разгаръ отступленія онъ все-таки продолжалъ вѣрить въ побѣду. Вотъ что пишетъ по этому поводу Стефанъ Борнъ:
«Когда я пріѣхалъ во Фрейбургъ и пришелъ къ Гейбнеру, единственному изъ членовъ временного правительства, который оставался въ ратушѣ до тѣхъ поръ, пока не было скомандовано отступленіе, то нашелъ тамъ нѣсколько человѣкъ, совершенно мнѣ неизвѣстныхъ, и одинъ изъ нихъ, молодой энтузіастъ, бросился мнѣ на шею съ восклицаніемъ: „Ничто не погибло, о нѣтъ! Молодежь“ о молодежь! она съумѣетъ все исправить, все спасти!»
"Это былъ Рихардъ Вагнеръ. Что могло побудить придворнаго королевскаго капельмейстера настолько скомпроментировать себя участіемъ въ революціи, чтобы быть вынужденнымъ искать спасенія въ бѣгствѣ — до сихъ поръ для меня неясно. Я даже ни разу не разспрашивалъ объ этомъ Вагнера. Впрочемъ, саксонскому двору особенно не везло въ этомъ отношеніи и онъ потерялъ нѣсколькихъ артистовъ, замѣшанныхъ въ майской революціи. Музыкальный директоръ Гекель былъ раненъ въ ногу и арестованъ; онъ вмѣстѣ съ Гейбнеромъ впослѣдствіи былъ заключенъ въ тюрьму.
"Я изложилъ свой планъ: попробовать организовать сопротивленіе во Фрейбургѣ, но Гейбнеръ просилъ меня отказаться отъ этого намѣренія и избавятъ его родной городъ отъ такой опасности. Гейбнеръ, Вагнеръ и другіе намѣревались отправиться въ Хемницъ и оттуда далѣе.
«Мы пожали другъ другу руки. Я вернулся къ своимъ вооруженнымъ волонтерамъ и нашелъ среди нихъ Бакунина, который старался убѣдить меня перейти границу и отправиться въ Богемію, вмѣстѣ со своими приверженцами. „Вы съ ума сошли, — сказалъ я ему. — Вы отправимся въ Богемію къ вашимъ друзьямъ чехамъ, которые предложили свои услуги реакціи?“ — „Мало ли что, — сказалъ онъ. — Васъ тамъ встрѣтятъ съ распростертыми объятіями“. — „Да“ да, — возразилъ я. — Знаю, какъ насъ примутъ; васъ выдадутъ австрійскому правительству».
«На этомъ мы разстались. Я посовѣтовалъ всѣмъ майскимъ борцамъ, явившимся сюда изъ Дрездена, отправиться домой, но только маленькими группами.
Всѣ находились въ подавленномъ настроеніи духа; сознаніе пораженія дѣйствовало угнетающимъ образомъ на всѣхъ. „Умоляю васъ, не останавливайтесь въ Іемвицѣ въ отелѣ!“ крикнулъ я имъ на прощаніе. Гейбнеръ и Бакунинъ поступили какъ разъ наоборотъ и въ ту же ночь были арестованы и затѣмъ выданы пруссакамъ. Но Вагнеръ послушался совѣта и остановился у своей сестры, вслѣдствіе чего избѣжалъ общей участи?».
Такимъ образомъ будущій совѣтникъ и приближенный короля Людовика баварскаго былъ спасенъ отъ кары и этимъ, повидимому, завершилась для него едва увлеченій.