Я отхлебнулъ глотокъ ликера изъ тонкой хрупкой рюмочки и, разнѣженный, утомленный плотнымъ завтракомъ, спросилъ со сладкой истомой:
— Значить, завтра утромъ вы мнѣ позвоните по телефону?
— Да, да, конечно, — отвѣтилъ мнѣ пріятель. — А, кстати, — какой номеръ вашего телефона?
— Хорошо, что вспомнили — въ книжкѣ онъ не значится. Запишите: пятьдесятъ четыре — двадцать шесть.
Пріятель пожалъ плечами съ выраженіемъ заправскаго лѣнтяя:
— Зачѣмъ же записывать? Я и такъ запомню. Какъ вы говорите?
— Пятьдесятъ четыре- двадцать шесть. Онъ вслушался внимательно въ эту цифру и медленно повторилъ:
— Пять-де-сятъ че-ты-ре двад-цать шесть. Для одного человѣка немного.
— Не забудете? — спросить я недовѣрчиво.
— Ну, чего жъ тутъ забывать. Дѣло простое: шестьдесятъ четыре — двадцать шесть.
— Не шестьдесятъ четыре, а пятьдесятъ четыре.
— Ага! Пятьдесятъ четыре… Значитъ, такъ: первая половина пятьдесятъ четыре, вторая двадцать шесть; значитъ, первая половина вдвое больше второй.
Что вы! Вторая половина, умноженная на два, даетъ не пятьдесятъ четыре, а только пятьдесятъ два.
— Ага! — согласился пріятель глубокомысленно. Тогда это просто: значить, вторая половина множится на два и къ произведенію прибавляется два. Видите, какъ просто.
— Въ этой простотѣ есть недостатокъ, — критически заявилъ я. — По вашей системѣ вы можете звонить по но меру двадцать шесть — двѣнадцать.
— Ну, что вы! Почему?
— То же самое выйдетъ: вторая половина множится на два и къ произведенію прибавляется два.
— Ахъ, чортъ возьми, дѣйствительно… Какой вы говорите, вашъ номеръ?
— Пятьдесятъ четыре — двадцать шесть.
— Ну, вотъ. Значить, первымъ долгомъ нужно укрѣпить въ памяти вторую половину номера и отсюда уже исходить. Вторая половина — какая?
— Двадцать шесть.
— Прекрасно. Цыфра двадцать шесть. Какъ же ее запомнить? Предположимъ, у меня на рукахъ и на ногахъ двадцать пальцевъ … Затѣмъ — шесть. Какъ же запомнить шесть?
— Запомните, — посовѣтовалъ я, — что шесть это перевернутое девять.
— Вы думаете? — спросилъ пріятель сосредоточенно. — Нѣтъ, это не годится: если шесть суть перевернутое кверху ногами девять, то и девять суть перевернутое кверху ногами шесть.
Я, какъ мнѣ показалось, нашелъ выходъ.
— Знаете что? Возьмите карандашъ, клочекъ бумажки и запишите.
— Нѣтъ, зачѣмъ же. Можно и такъ запомнить. Вы видите, какъ просто: для того, чтобы найти первую половину цыфры, нужно вторую половину помножить на два и прибавить двойку же. Теперь весь вопросъ, какъ запомнить вторую половину… Гм! Предположимъ, двадцатипятирублевая бумажка и серебряный рубль… Итого двадцать шесть…
— Сложно, — забраковалъ я. — Сколько вамъ лѣтъ?
— Тридцать два.
— Тридцать два? Такъ, такъ… Значить, если вычтемъ изъ тридцати двухъ двадцать шесть, у насъ получится … шесть! Видите? Значить, вычитая изъ цыфры вашихъ лѣтъ цыфру шесть, вы получите искомую вторую половину.
— Это, конечно, хорошо, но какъ я запомню цифру шесть?
— Ну, вотъ… такого пустяка не запомните!
Конечно. Почему шесть, а не восемь, не пять? .
Ну, можно запомнить такъ: у васъ на рукѣ пять пальцевъ и… ну, и еще серебряный рубль.
— Нѣтъ, этакъ, пожалуй, запутаешься: тридцать два го да, пять пальцевъ и одинъ рубль. Какъ это такъ возможно: изъ моего возраста вычитать пять пальцевъ? Абсурдъ!
— Тогда запоминайте сами, — обиженно возразилъ я.
— И запомню.
— Человѣкъ! Дайте вмѣсто этой сладкой дряни какого-нибудь другого ликера. Бенедиктину, что ли.
— Вотъ и запомнилъ, — обрадовался пріятель. — Вторая половина вашего телефона — равняется количеству буквъ въ словъ «бенедиктинъ».
— Что вы! Тамъ нужно тринадцать, а въ словъ «бенедиктинъ» всего одиннадцать буквъ.
— Ну, значить, прибавить къ количеству буквъ въ словѣ «бенедиктинъ» еще цыфру два и помножить на два.
— Ой-ой, какъ сложно! Вы потомъ такъ запутаетесь, что съ ума сойдете. Я вамъ совѣтую запомнить не «бенедиктинъ», а «бенедиктинчикъ». Во-первыхъ, оно звучитъ ласковѣе, а, во-вторыхъ, оно имѣетъ ровно тринадцать буквъ.
Онъ сосредоточенно нахмурился.
— Какъ вы говорите? Бенедиктинчикъ … Чортъ знаетъ, какое глупое слово. Значить, два бенедиктинчика, помноженные на два, плюсъ цыфра два… Нѣтъ, эту систему придется бросить. Подойдемъ съ другой стороны. Какой номеръ вашего телефона?
— Пятьдесятъ четыре — двадцать шесть.
— Мой отецъ умеръ пятидесяти семи лѣтъ, а старшая сестра двадцати одного года. Пятьдесятъ семь — двадцать одинъ … Значитъ, отецъ умеръ на три года позже телефона, а сестра не дотянула до второй половины вашего телефона на пять лѣтъ.
— Зачѣмъ вы трогаете покойниковъ! — кротко упрекнулъ я. — И какъ сестра ваша могла «не дотянуть до второй половины моего телефона на пять лѣтъ». Нѣтъ, это можно сдѣлать гораздо проще: сумма цыфръ пятидесяти четырехъ равняется девяти, и сумма цыфръ двадцати шести равняется восьми.
— Ну? — скептически протянулъ пріятель.
— А сумма цыфръ восьми и девяти равняется семнадцати.
— Ну-съ? — ледянымъ тономъ поощрялъ пріятель.
— А сумма цыфръ семнадцати равняется… восьми.
— Что же изъ этого слѣдуетъ?
Я растерялся подъ его холоднымъ взглядомъ …
— Ну, значитъ, восемь … Запомните цифру восемь. Пять и три … или четыре и четыре…
— Ну-ссссъ?..
— Я не могу такъ, когда вы на меня смотрите иронически. Вы меня нервируете!.. Тогда считайте сами.
— Сдѣлайте одолженіе! Я уже знаю; это очень просто. Крымская война была въ которомъ году?
— Въ Пятьдесятъ четвертомъ.
— Ну, вотъ вамъ! Если теперь мы изъ Тридцатилѣтней войны вычтемъ цыфру четыре… Гм … Только какъ бы мнѣ запомнить цыфру четыре?
Онъ сталь раздражать меня.
— Очень просто, — усмѣхнулся я. — Вычтите изъ пяти пальцевъ серебряный рубль. Онъ холодно возразилъ:
— Эту систему мы уже забраковали.
— Такъ запишите въ книжку просто цыфру четыре. — Дѣйствительно… — обрадовался онъ, но тотчасъ же, замѣтивъ мою ядовитую улыбку, спохватился; — нѣтъ, зачѣмъ же записывать… я и такъ запомню… Гм … Четыре … Нашелъ! Четыре страны свѣта! Итакъ: Крымская война, а затѣмъ Тридцатилѣтняя, минусъ четыре страны свѣта. Вотъ видите, какъ просто!
Встрѣтился я съ нимъ черезъ три дня въ фойэ театра.
— Что жъ это вы, — съ упрекомъ сказалъ я. Обѣщали позвонить, я сидѣлъ, ждалъ, какъ дуракъ, а вы и думать забыли?
Въ его голосѣ прозвучало плохо скрытое раздраженіе.
— А вы-то тоже хороши … Я не зналъ, что вы даете номера телефоновъ вашихъ возлюбленныхъ!!
— Вы… въ умѣ?
— Вотъ вамъ и въ умѣ. Позвонилъ я, спрашиваю: «это номеръ пятьдесятъ четыре — два?» — «Да», — говорить мужской голосъ. Я, конечно, прошу васъ: «позовите, говорю, Илью Ивановича Брандукова». — Вдругъ мужской голосъ какъ заоретъ: «убирайтесь къ чорту съ вашимъ Брандуковымъ. Я и такъ догадывался о его шашняхъ съ моей женой, а тутъ еще и по телефону сюда къ нему, какъ домой, звонятъ. Скажите, что я его отколочу при первой же встрѣчѣ!!». Я разозлился не на шутку.
— А кой чортъ просилъ васъ звонить по телефону пятьдесятъ четыре — два, когда мой телефонъ пятьдесятъ четыре — двадцать шесть.
— Ну-у? .. — Да позвольте … Вѣдь я запоминалъ:
Крымская война. Такъ?
— Такъ.
— Потомъ Семилѣтняя.
— Тридцатилѣтняя, чортъ васъ подери, Тридцатилетняя.
— Что вы говорите?! То-то, когда я вычелъ пять частей свѣта…
— Вотъ идіотство!! Не пять частей свѣта, а четыре страны свѣта. Если память куриная, нужно было не тянуть жилы, а просто вынуть карандашъ, да и записать номеръ телефона!! Записать, а не ссорить меня съ номеромъ пятьдесятъ четыре — два!!
Разозлился и онъ.
— И вы-то тоже хороши! Позвонилъ я по первому попавшемуся номеру и сразу наткнулся на вашу любовную исторію. Значить, по теоріи вѣроятности, если въ Петербургѣ шестьдесятъ тысячъ телефоновъ …
— О, — скромно возразилъ я. — Вы забываете торговыя учрежденія, банки и департаменты … Но онъ и тутъ меня срѣзалъ.
— Э, милый мой! Теперь и въ департаментахъ женщины служатъ!
Противъ этого ничего нельзя было возразить.