Двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ Лукрецій писалъ:
„Весь этотъ видимый міръ въ природѣ не единственный, и мы должны полагать, что въ другихъ областяхъ вселенной есть другія земли, другія существа и другіе люди.
Начиная этими правдивыми словами, древняго поэта природы нашъ трудъ, который мы хотимъ основать исключительно на результатахъ современныхъ естественно-научныхъ изслѣдованій, мы не имѣемъ въ виду ссылаться на древніе авторитеты, чтобы подтвердить правдивость нашего ученія, но мы просто хотимъ показать, что наша мысль не нова, что ее высказывали философы, которыхъ отъ насъ отдѣляютъ тысячелѣтія. Однако прежде чѣмъ мы приступимъ къ выясненію степени обитаемости небесныхъ тѣлъ при помощи астрономіи, мы считаемъ полезнымъ кратко изложить исторію развитія мысли объ обитаемости вселенной, и такимъ путемъ показать, что всѣ герои знанія и философіи съ одушевленіемъ становились подъ то знамя, которое мы собираемся защищать. — Ученый Бабинэ утверждаетъ (и именно по отношенію къ интересующему насъ вопросу), что теорію не особенно хорошо рекомендуетъ то обстоятельство, что она имѣла сторонниковъ въ древности, потому что ея противники непремѣнно располагаютъ такимъ же доводомъ. Мы не раздѣляемъ этого взгляда; если въ дѣйствительности, какъ мы увидимъ дальше, наше ученіе убѣжденно проповѣдывали почти всѣ выдающіеся философы прошлаго, то можно съ значительной степенью вѣроятія утверждать, что эти философы отлично знали, что они говорили, и что, прежде чѣмъ выработать опредѣленное убѣжденіе и защищать его, они, зная, что ихъ слова исторія сохранитъ для потомства, серьезно взвѣшивали всѣ доводы „за“ и „противъ“. Если нѣкоторые писатели древняго міра не поднялись до такого широкаго взгляда на вселенную, то въ этомъ виноваты побочныя обстоятельства: этимъ писателямъ было чуждо изученіе звѣзднаго неба. — Упомянемъ еще, что это ученіе во всѣ времена имѣло массу защитниковъ, и что среди послѣднихъ были люди, имена которыхъ неизгладимо записаны на страницахъ исторіи наукъ. Все это неоспоримо доказываетъ, что наше ученіе не плодъ искусственной систематизаціи, не мнѣніе недолговѣчныхъ сектъ или партій, но что оно глубоко пустило корни въ человѣческой душѣ, что оно, на ряду съ изученіемъ природы, занимало духъ человѣка во всѣ времена, у всѣхъ народовъ. Поэтому читателю не слѣдуетъ бояться, что онъ безплодно затратилъ время на безцѣльное занятіе, недостойное серьезнаго, глубокаго мышленія, если онъ займется тѣми великими изслѣдованіями, которыя ведутъ насъ къ познанію истиннаго отношенія человѣка ко всей природѣ, къ выясненію его дѣйствительнаго положенія въ необъятной вселенной. Рѣшеніе этихъ вопросовъ мы поставили себѣ цѣлью, приступая къ изслѣдованію многочисленности обитаемыхъ міровъ.
Чтобы добраться до первоисточника этого дивнаго ученія, чтобы узнать, кому изъ смертныхъ мы обязаны этимъ поразительнымъ проникновеніемъ человѣческаго духа, намъ нужно мысленно перенестись къ тѣмъ святымъ ночамъ, когда душа, наединѣ съ природой, подъ священнымъ сводомъ безпредѣльнаго звѣзднаго неба, погружается въ молчаливое созерцаніе. Тысячи звѣздъ, разсѣянныхъ по необъятному пространству вселенной, льютъ на нашу землю мягкое сіяніе, которое опредѣляетъ мѣсто, занимаемое нами среди вселенной. Таинственная мысль о безконечности всецѣло захватываетъ насъ, заслоняетъ собою все земное и незамѣтно уноситъ насъ къ тѣмъ далекими мірамъ, которые недоступны для слабаго человѣческаго взора. Погруженные въ вѣщій сонъ, мы глядимъ на сверкающіе алмазы, дрожащіе среди неподвижной синевы ночного неба, мы слѣдимъ за падающими звѣздами, проносящимися отъ времени до времени но эѳиру, вмѣстѣ съ ними мы углубляемся вь неизмѣримыя бездны и носимся отъ одного міра къ другому въ безпредѣльномъ пространствѣ вселенной. Но восхищеніе, вызванное въ насъ поразительной живой картиной природы, скоро смѣняется чувствомъ невыразимой печали, потому что мы сознаемъ, насколько мы чужды тѣмъ мірамъ, которые, благодаря кажущемуся покою одиночества, не могутъ создать въ нашей душѣ то впечатлѣніе жизни, которое привязываетъ насъ къ нашей землѣ. Мы смутно чувствуемъ безконечность, и это чувство рождаетъ въ насъ мрачную задумчивость, но въ то же время и восхищеніе; звѣзды висятъ въ пространствѣ, какъ жилища, погруженныя въ вѣчное молчаніе и совершающія вдали отъ насъ свой, невѣдомый намъ, жизненный путь. Онѣ влекутъ къ себѣ наши мысли, какъ бездна, но онѣ ревниво хранятъ тайну своего существованія. Изъ своей тьмы мы глядимъ въ безконечность величественной и таинственной вселенной, и чувствуемъ неодолимое желаніе заселить всѣ эти міры, которые кажутся намъ забытыми жизнью; намъ страстно хочется, чтобы въ этомъ вѣчно пустынномъ и безмолвномъ пространствѣ нашъ вопрошающій взглядъ встрѣтился съ другимъ взглядомъ, который принесъ бы ему отвѣтъ на его нѣмой вопросъ. Такъ отважный мореплаватель въ свое время мысленно долго проникалъ въ таинственную даль океана и искалъ берега, который, какъ откровеніе, носился передъ нимъ въ его грезахъ; орлинымъ взоромъ онъ окидывалъ даль, онъ отважно переступалъ границы извѣстнаго міра, чтобы, наконецъ, пристать къ берегу, открыть „Новый Свѣтъ уже существовавшій много тысячелѣтій до этого открытія. Его грезы стали дѣйствительностью. Такъ пусть же и наши грезы освободятся отъ сковывающей ихъ до сихъ поръ дымки таинственности! На утлой ладьѣ грезъ мы поднимаемся въ небеса, чтобы въ океанѣ эѳира найти новыя земли.
Глубокая вѣра, въ силу которой мы во вселенной видимъ необъятное царство, гдѣ жизнь развивается въ самыхъ разнообразныхъ формахъ, гдѣ тысячи народовъ одновременно населяютъ міровыя пространства, — эта глубокая вѣра, очевидно, родилась на землѣ вмѣстѣ съ первой сознательной мыслью человѣка. Первый мыслящій человѣкъ, который въ невинномъ порывѣ вѣрующей души погрузился въ благоговѣйное созерцаніе неба, непремѣнно долженъ былъ хотя смутно почувствовать эту вѣру, потому что ему, больше чѣмъ намъ, было доступно пониманіе того, что начертано на небѣ. Всѣ народы, и среди нихъ, главнымъ образомъ, индусы, китайцы и арабы, до нашихъ дней сохранили легенды, въ которыхъ говорится о населенности звѣзднаго пространства. Если мы откроемъ первыя страницы исторіи человѣчества, то мы тамъ найдемъ ту же мысль, хотя и облеченную въ различныя формы; тамъ мы встрѣтимъ и религіозныя ссылки на переселеніе душъ, на жизнь послѣ смерти, или же чисто-астрономическіе доводы въ пользу обитаемости небесныхъ тѣлъ.
Въ Ведѣ[1], самыхъ древнихъ письменахъ, дошедшихъ до насъ чуть ли не отъ доисторическихъ эпохъ, мы находимъ ученіе о многочисленности міровъ, въ которыхъ (или, вѣрнѣе, на которыхъ) живутъ человѣческія души послѣ ихъ пребыванія на землѣ; тамъ же мы встрѣчаемъ гимны, созданные за нѣсколько тысячъ лѣтъ тому назадъ, и въ этихъ гимнахъ говорится о томъ, что каждая душа переселяется въ міръ, который соотвѣтствуетъ ея дѣламъ, ея развитію. Солнце, луна, небесныя тѣла, неизвѣстныя намъ, жителямъ земли, приспособлены для жизни, они сами въ себѣ выработали жизненныя формы, непостижимыя для нашего разума. Съ Ведой довольно схожа Зендавеста персовъ, въ которой изложены религіозные догматы Заратустры. И въ этомъ ученіи мы находимъ тѣ же взгляды на вселенную. Но въ этихъ памятникахъ древнѣйшей философіи чрезвычайно трудно разобраться, отдѣлить положительные взгляды отъ метафизики, почему мы здѣсь упоминаемъ о нихъ лишь вскользь.
Наши ближайшіе предки, кельты-галлы, въ молитвахъ друидовъ[2] и въ пѣсняхъ бардовъ славили безконечность пространства, вѣчность времени, жизнь на лунѣ и въ невѣдомыхъ областяхъ вселенной, переселеніе душъ на солнце, а оттуда — въ другіе небесные міры. Друиды, обладавшіе болѣе основательными астрономическими познаніями, чѣмъ то принято думать, вычислившіе длину года, создавшіе точный календарь; друиды, посвятившіе культу астрономіи особые памятники-зданія, развалины которыхъ мы и теперь еще находимъ среди опустѣвшихъ равнинъ Карнака[3], эти друиды отличались общей широтой міросозерцанія и сравнительно высокимъ уровнемъ знанія законовъ природы, что можно прослѣдить даже въ обрывкахъ ихъ религіи, сохранившихся послѣ разлагающаго вліянія Римской имперіи. Но, какъ и у всѣхъ древнихъ народовъ, исторія кельтовъ съ теченіемъ временъ исказилась благодаря устной ея передачѣ; религіозныя идеи перепутались съ астрономическими, тѣмъ болѣе, что кельты, по свидѣтельству Юлія Цезаря, были лишены права записывать вообще что-либо, при чемъ это запрещеніе относилось одинаково и къ коммерческимъ предпріятіямъ, и къ текущимъ событіямъ, и къ догматамъ вѣры.
Однако, для того, чтобы вернуться къ нашей основной темѣ, именно къ вопросу о многочисленности обитаемыхъ міровъ, и чтобы при этомъ не покинуть классическую почву исторіи, которая одна можетъ служить твердымъ основаніемъ для нашихъ изслѣдованій, мы должны прежде всего обратиться къ Египту, который можно назвать колыбелью древней астрономіи. И тамъ мы опять-таки встрѣчаемся съ ученіемъ о населенности небесныхъ тѣлъ. Возможно, что египтяне признавали обитаемыми всего семь главныхъ планетъ и луну, но во всякомъ случаѣ не подлежитъ никакому сомнѣнію, что они твердо вѣрили въ ученіе объ обитаемости небесныхъ тѣлъ.
Большинство греческихъ философскихъ сектъ признавало обитаемость небесныхъ тѣлъ. Ученіе это проповѣдывалось частью открыто, для всѣхъ сектантовъ безъ различія, частью же тайно, особымъ посвященнымъ членамъ. Если пѣсни, приписываемыя Орфею, дѣйствительно написаны имъ, то его можно считать первымъ, заговорившимъ объ обитаемости вселенной. Указанія на это мы находимъ въ пѣсняхъ, гдѣ говорится о томъ, что каждая звѣзда есть самостоятельный, особый міръ, и особенно ясно эта мысль выражена въ словахъ, сохраненныхъ для насъ Прокломъ:
„Богъ создалъ необъятную землю, которую безсмертные называютъ Селеномъ, а простые люди — луной, и на этой землѣ разсѣяно огромное множество жилищъ, горъ и городовъ“.
Талій, основатель наиболѣе древней греческой секты, именно іонической, утверждалъ, что всѣ небесныя тѣла состоятъ изъ той же массы, изъ которой состоитъ земля. Философы этой секты раздѣляли тѣ взгляды на вселенную, которые передались въ Грецію изъ Египта. Анаксимандръ и Анаксименъ, ближайшіе послѣдователи основателя этой школы, въ свою очередь, учили объ обитаемости небесныхъ тѣлъ, и это ученіе позднѣе поддерживали и распространяли Эмпидоклъ, Аристархъ, Лейкинъ и многіе другіе. Анаксимандръ утверждалъ, что отъ времени до времени небесныя тѣла разрушаются, послѣ чего изъ ихъ обломковъ создаются новыя соединенія элементовъ. Позднѣйшіе философы, напр., Эпикуръ, Декартъ и др., раздѣляли этотъ взглядъ. Перекидъ Сирозскій, Діогенъ Апполонійскій и Архелай Милетскій тоже присоединились къ этому ученію, но они, кромѣ того, учили, что движеніями и вообще всей жизнью небесныхъ тѣлъ руководитъ нематеріальная, высшая, разумная сила. Французскій астрономъ Байи (Bailly) писалъ:
„Ученіе объ обитаемости вселенной было въ самыя давнія времена принято всѣми тѣми философами, которые были достаточно геніальны для того, чтобы понять, насколько эта вселенная величественна, насколько она достойна своего Творца“.
Анаксагоръ назвалъ мысль объ обитаемости луны догматомъ философской вѣры, и онъ же утверждалъ, что на спутникѣ нашей земли есть водныя системы, горы и долины. Прославленный своимъ ученіемъ о движеніи земли и о размѣрахъ солнца, онъ подвергался всевозможнымъ преслѣдованіямъ со стороны завистниковъ и фанатиковъ, и за свои труды едва не поплатился жизнью. Его судьба была какъ бы своего рода пророчественнымъ примѣромъ, которому люди позднѣе послѣдовали, осудивъ Галилея; вспоминая объ этихъ грустныхъ событіяхъ, невольно начинаешь вѣрить въ то, что истинѣ суждено быть навѣки скрытой отъ взоровъ обитателей земли.
Пиѳагоръ первый грекъ, носившій имя „философа“, открыто училъ, что земля неподвижна, а звѣзды движутся вокругъ нея, въ то время какъ въ тѣсномъ кругу любимыхъ учениковъ онъ говорилъ, что вѣритъ въ движеніе земли, какъ планеты, и въ обитаемость другихъ міровъ. Знаменитый создатель небесной лиры упоминалъ о томъ, что въ матеріальномъ мірѣ дѣйствуютъ тѣ же законы, которые онъ открылъ въ области музыкальной гармоніи. Эту же мысль много позднѣе выразилъ Кеплеръ, говоря о гармоніи міровъ, и хотя тотъ, кто впервые выразилъ эту мысль, не могъ въ интервалахъ звуковъ установить отраженіе разстояній между небесными тѣлами, но все-таки онъ совершенно вѣрно опредѣлилъ продолжительность движенія нѣкоторыхъ планетъ по ихъ орбитамъ, напримѣръ для Сатурна — тридцать земныхъ годовъ, для Марса — два года, и т. д. Біографы этого мистическаго кротонскаго философа, считавшаго себя сыномъ Меркурія, ничего не говорятъ о томъ, распространялось ли его ученіе о переселеніи душъ до ихъ странствованія по между планетному пространству и возрожденія въ другихъ мірахъ. Но послѣ него его наиболѣе выдающіеся ученики, напримѣръ, Демокритъ, Гераклитъ и Метродоръ Хіосскій, провозгласили это ученіе отъ имени своего учителя, и оно было принято всѣми послѣдователями Пиѳагора и большинствомъ греческихъ философовъ. Оцелій Луканійскій, Тимей Локризскій и Архитъ Тацентскій были сторонниками этого ученія. Филолай и Ницетій Сиракузскій, признававшіе ту міровую систему, которую послѣ нихъ проповѣдовалъ Коперникъ, краснорѣчиво защищали ученіе Пиѳагора, а ихъ послѣдователь Гераклитъ развилъ это ученіе настолько широко, что утверждалъ, будто каждая звѣзда представляетъ собою особый небольшой міръ, въ которомъ, какъ и на нашей землѣ, есть твердая почва, воздухъ, и который окруженъ эѳиромъ, распространяющимся въ безконечность.
Ксенофанъ, одинъ изъ основателей философской школы элеатовъ[4], въ общемъ говорилъ о многочисленности обитаемыхъ міровъ и, главнымъ образомъ, объ обитаемости луны. Этотъ философъ, величайшій своего вѣка, вполнѣ заслужилъ свою безсмертную славу; онъ всю жизнь боролся противъ стремленія людей унизить величіе Божества, которое они непремѣнно хотѣли втиснуть въ формы, доступныя для познаванія при помощи земныхъ чувствъ, такъ сказать, „очеловѣчить“ его. Это стремленіе, впрочемъ, довольно естественно. Нуриссонъ въ своей книгѣ „Прогрессъ человѣческой мысли“ пишетъ:
„Если бы быкъ захотѣлъ олицетворить Божество, то онъ непремѣнно вообразилъ бы Его въ видѣ быка; левъ представилъ бы себѣ Бога львомъ, точно такъ же какъ эѳіопъ воображаетъ себѣ своихъ боговъ черными, скиѳъ — дикими и грозными“.
Ксенофанъ не признавалъ этихъ олицетвореній, считая ихъ унизительными для величія Высшаго Существа. Парменидъ и Зенонъ изъ Элеи, послѣдовавшіе за Ксенофаномъ, видѣли въ природѣ проявленіе совершеннаго, высшаго духа и глубоко вѣрили въ многочисленность обитаемыхъ міровъ.
Въ то время, когда италійская[5] и элеатская философскія школы утвердились на развалинахъ почти совершенно разрушенной іонической школы, Петроній Гимерійскій написалъ въ Сициліи книгу, въ которой онъ утверждалъ, что во вселенной существуютъ 183 обитаемыхъ міра. Если вѣрить Плутарху, то это ученіе съ теченіемъ столѣтій распространилось до побережья Индійскаго океана; тамъ его проповѣдывалъ какой-то удивительный человѣкъ. Это былъ почтенный старецъ, который всю свою жизнь посвятилъ созерцанію и изученію вселенной, который, по словамъ Плутарха, все время проводилъ среди нимфъ и духовъ, и только на одинъ день въ году появлялся на берегу океана, куда стекались властители и ихъ совѣтники, чтобы посовѣтоваться съ мудрецомъ. Клеомбротъ разсказываетъ, что этого отшельника-философа пришлось отыскивать въ теченіе долгаго времени, съ огромнымъ трудомъ, и что онъ повѣдалъ, что существуетъ не одинъ обитаемый міръ, но что число обитаемыхъ міровъ не безконечно, а равно именно 183-мъ. Это число, странное на первый взглядъ, этотъ философъ основываетъ на особой системѣ, согласно которой вселенная образуетъ треугольникъ, на каждой сторонѣ котораго находятся шестьдесятъ міровъ, и на каждомъ углу — по одному міру. Въ площади этого треугольника сосредоточено все существующее, и тамъ же находится истина.
Прежде чѣмъ перейти къ вѣку, въ которомъ господствовала философская школа эпикурейцевъ, мы упомянемъ о Сократовской философіи и добавимъ, что тайная философія Платона была предшественницей нашей философіи. Но ученіе этого знаменитаго ученика Сократа не совсѣмъ ясно; онъ помѣщаетъ обитаемыя небесныя тѣла за предѣлами видимой вселенной; онъ основываетъ свои догматы не на дѣйствительной природѣ вселенной; онъ много времени потратилъ на возстановленіе ученія о неподвижности земли. Purrіоли ставитъ это ему въ большую вину, что едва ли справедливо, потому что въ то время почти всѣ философы были сторонниками ученія о неподвижности земли. Къ сожалѣнію, авторитетъ Платона заставилъ признать это лжеученіе многихъ его современниковъ, киренайцевъ и элеатовъ, сторонниковъ академической и перипатетической философскихъ школъ. Здѣсь прежде всего слѣдуетъ назвать имена Ѳедона, Спейсиппа, Ксенократа, Аристотеля, Калиппа, Аристоксена, наконецъ, Архимеда, Гиппарха, Витрува, Плинія, Макробія и Птоломея, при чемъ послѣдній, какъ извѣстно, создалъ особую систему, названную его именемъ. Здѣсь умѣстно будетъ замѣтить, что, если бы Аристотель сразу правильно понялъ міровую систему, то онъ, несомнѣнно, не настаивалъ бы на теоріи неизмѣнности неба, а именно эта теорія, по его собственному признанію, не позволяла ему признать существованіе другихъ небесныхъ тѣлъ, подобныхъ землѣ. Такъ какъ онъ, такимъ образомъ, не могъ допустить обитаемость звѣздъ, то онъ считалъ своимъ долгомъ обоготворять ихъ, потому что онъ, какъ и всѣ люди, занимающіеся изслѣдованіемъ природы, понималъ, что наша земля представляетъ собою атомъ вселенной, слишкомъ ничтожный для того, чтобы его можно было считать единственнымъ, центральнымъ созданіемъ безконечной творческой силы.
Философская школа Эпикура признавала многочисленность обитаемыхъ міровъ, и большинство послѣдователей этой школы не только считали планеты обитаемыми мірами, но вѣрили въ обитаемость и другихъ небесныхъ тѣлъ, разсѣянныхъ по вселенной. Эпикуръ основывалъ свое ученіе на томъ, что причины, создавшія міръ, безпредѣльны, а потому и вліяніе этихъ причинъ должно быть безпредѣльно. Таково было общее воззрѣніе эпикурейцевъ. Метродоръ Лампсакскій, какъ и многіе другіе философы, находилъ, что утвержденіе, будто въ безконечномъ пространствѣ вселенной существуетъ всего одинъ обитаемый міръ, такъ же нелѣпо, какъ утвержденіе, будто на цѣломъ полѣ можетъ расти всего одинъ колосъ. Анаксархъ въ этомъ же смыслѣ высказался передъ Александромъ Великимъ, которому онъ выразилъ свое удивленіе по поводу того, что въ то время, когда существуетъ такая масса міровъ, онъ наполнилъ своей славой всего только одинъ изъ нихъ.
Многіе писатели утверждали, что сатиры, написанныя Ювеналомъ четыреста лѣтъ спустя на тему о честолюбіи молодого македонскаго завоевателя, содержали въ себѣ, между прочимъ, намекъ на мысли Александра о многочисленности обитаемыхъ міровъ. Это невѣрно. Великій сатирикъ писалъ только, что Александръ задыхается въ узкихъ границахъ нашего міра, какъ если бы онъ былъ сосланъ на Гіарскія скалы или на маленькій островокъ Серифосъ.
Многіе послѣдователи эпикурейской школы вѣрили не только въ многочисленность, но даже въ безчисленность обитаемыхъ міровъ. Изъ такихъ эпикурейцевъ назовемъ хотя бы Лукреція. Какъ мы упоминали выше, эта вѣра вполнѣ совпадала съ ученіемъ самого Эпикура. Воспитанные на развалинахъ остроумной скептической школы Пиррона, ученики Эпикура внесли въ царство мыслей струю свѣжей жизни, но, не признавая какого-либо ограниченія знанія, они вѣрили въ безпредѣльность и вѣчность природы. Ихъ ученіе, къ которому позднѣе примкнули Цицеронъ, Горацій и Виргилій, утверждало, что силы природы, свойственныя самой сущности матеріи, дѣйствуютъ и созидаютъ всюду, гдѣ только во вселенной сталкиваются элементы. Эту теорію раздѣлялъ и Зенонъ Киттійскій, философъ, первый высказавшій мысль, что въ духѣ нѣть ничего, что не проникло въ него чрезъ посредство внѣшнихъ чувствъ. Этотъ первый настоящій эмпирикъ, правда, признавалъ вмѣшательство высшаго духа въ царство природы, но его взглядъ мало чѣмъ отличался отъ взгляда Спинозы, провозгласившаго свое Natura naturans („созидающая природа“. Переводч.).
Лукрецій, наиболѣе горячій и усердный послѣдователь Эпикура, быль въ тоже время и однимъ изъ самыхъ страстныхъ сторонниковъ идеи о многочисленности или, вѣрнѣе, о безчисленности обитаемыхъ міровъ, при чемъ необходимо еще упомянуть о томъ, что Лукрецій создалъ свою особую систему. По этой системѣ видимыя звѣзды оказывались продуктомъ особаго истеченія (какъ теперь говорятъ: „эманаціи“. Переводч.) земного шара, а надъ видимымъ звѣзднымъ небомъ предполагалась другая, невидимая для насъ вселенная, въ которой, будто бы, и находятся всѣ обитаемые міры.
Лукрецій писалъ:
„Если волны созидающей матеріи въ тысячахъ различныхъ видовъ проносятся по океану безпредѣльнаго пространства, то неужели ихъ плодотворности хватило только на созданіе земного шара и его небосвода? Неужели возможно, что за предѣлами видимаго небеснаго свода, міровая матерія осуждена на мертвое бездѣйствіе! Нѣтъ и нѣтъ! Если творческіе элементы изъ себя создали массы, изъ которыхъ возникли небеса, воды и земля съ ея обитателями, то эти элементы матеріи, несомнѣнно, должны были и въ остальномъ пространствѣ вселенной создать безчисленное множество живыхъ существъ, морей, небесъ и земель; они должны были усѣять вселенную мірами, схожими съ тѣмъ міромъ, на которомъ мы несемся по волнамъ эѳира. Всюду, гдѣ безконечная матерія находитъ пространство, въ которомъ она можетъ безпрепятственно проявить свои силы, она создаетъ жизнь въ самыхъ разнообразныхъ проявленіяхъ, и если число элементарныхъ частицъ настолько велико, что всей жизни всѣхъ когда-либо жившихъ существъ не хватило бы для ихъ подсчета, если созидающая природа снабдила эти элементы силами, которыя они вложили въ основу нашего земного шара, то тѣ же творческіе элементы непремѣнно должны были создать міры, людей и жизнь также и въ областяхъ, скрытыхъ отъ нашего взора“.
Эти мысли, краснорѣчиво изложенныя Лукреціемъ, который такъ рѣшительно высказываетъ свой взглядъ на обитаемость міровъ, напоминаютъ совпадающія съ ними мысли, изложенныя въ „Анти-Лукреціи“, сочиненіи, которымъ кардиналъ Полиньякъ хотѣлъ до основанія разрушить ученіе своего противника. Въ общемъ и Лукрецій, съ его матеріалистической поэзіей, и его противникъ, кардиналъ Полиньякъ, съ своими спиритуалистическими возраженіями, оба оказываются сторонниками ученія объ обитаемости міровъ вселенной:
„Всѣ звѣзды, — пишетъ Полиньякъ, — суть солнца, похожія на наше, окруженныя темными тѣлами, какъ наша земля, на которыя они льютъ свѣтъ и тепло. Наше зрѣніе слишкомъ слабо для того, чтобы видѣть эти планеты, а солнца благодаря огромному разстоянію, кажутся намъ лишь свѣтовыми точками. Но если вспомнить, что лучи этихъ точекъ по силѣ равны лучамъ нашего солнца, и что если бы послѣднее находилось отъ насъ на такомъ же разстояніи, на которомъ находятся планеты, то и оно казалось бы намъ крошечной свѣтлой точкой, если принять все это во вниманіе, то возможно ли предположить, что эти далекія отъ насъ небесныя свѣтила имѣютъ иное назначеніе, чѣмъ наше солнце, что безчисленные небесные огни безъ всякой цѣли и пользы шлютъ тепло и свѣть въ безпредѣльное пустое пространство? Богъ не ограничивается созданіемъ одного тѣла опредѣленнаго рода: изъ своей неисчерпаемой сокровищницы Онъ сразу высыпаетъ во вселенную безчисленныя массы одинаковыхъ тѣлъ. Одинаковыя причины ведутъ къ одинаковымъ слѣдствіямъ“.
Эти слова кардинала такъ же ясны и опредѣленны, какъ тѣ, въ которыхъ, по его мнѣнію, Лапласъ проявилъ склонность къ нашему ученію. Позднѣе мы вернемся къ трудамъ этого знаменитаго астронома, теперь же мы должны упомянуть еще нѣсколько славныхъ именъ изъ древней исторіи наукъ.
Не въ эпохѣ блестящаго развитія Римской имперіи, когда высшія побужденія человѣческой души заглушались чувственными наслажденіями, мы будемъ искать своихъ единомышленниковъ; для того, что уловить слабое дыханіе не совсѣмъ угасшей духовной жизни, стремленія человѣческой души въ высь, мы не будемъ говорить о давно минувшихъ вѣкахъ, когда постепенно распадалась великая имперія, когда происходила общая перетасовка европейскихъ народовъ; мы здѣсь укажемъ лишь на то, что въ первое младенческое время христіанства уже находились люди, съ яснымъ умомъ, свободные отъ предразсудковъ, которые открыто и твердо объявляли себя сторонниками ученія обитаемости міровъ.
Плутархъ писалъ свою книгу о лунѣ и храбро защищалъ знамя нашей философіи, за которымъ раньше шли его предшественники, мудрецы древней Греціи. Оригенъ въ своей книгѣ объ „основѣ всего существующаго“ высказалъ ту мысль, что Богъ послѣдовательно создаетъ и уничтожаетъ безчисленное множество міровъ. Здѣсь мы встрѣчаемся съ отраженіемъ стоическаго и халдейскаго ученія о возрожденіи, о сгораніи міра въ божественномъ огнѣ для новаго созиданія вселенной. Древніе индійскіе народы тоже вѣрили въ періодическое возобновленіе всего, созданнаго ихъ Богомъ, Брамой. Лактанцій, правда, издѣвался надъ Ксенофономъ, утверждавшимъ, что луна обитаема, и что селениты (или лунные люди) живутъ среди обширныхъ и глубокихъ долинъ, но новѣйшія наблюденія показали, что эта мысль, несмотря на нѣкоторую свою преждевременность, все-таки не лишена нѣкоторыхъ основаній, потому что на лунѣ атмосфера — если только тамъ вообще есть атмосфера — можетъ лишь наполнять глубины долинъ, почему и жизнь, по крайней мѣрѣ, такая, какую знаемъ мы, возможна на лунѣ только въ глубокихъ долинахъ. Св. Ириней полагалъ, что христіанская секта валентинцевъ, подъ тайнымъ именемъ витовъ или эоновъ, признавала и проповѣдывала систему Анаксимандра, учившую о безчисленности обитаемыхъ міровъ. Изъ другихъ святителей, какъ, напр., Филастерій, епископъ Бресційскій, многіе объявили ученіе о многочисленности обитаемыхъ міровъ ересью, лжеученіемъ. Однако Аѳанасій въ своемъ крупномъ трудѣ, направленномъ противъ язычества, не совсѣмъ отвергаетъ это ученіе и допускаетъ возможность созданія Богомъ и другихъ міровъ, помимо земного. Очень вредное вліяніе на распространеніе этого ученія, да и на развитіе наукъ вообще, оказало лжеученіе Аристотеля о неизмѣняемости неба и будто бы заимствованное изъ священнаго писанія ученіе о неподвижности земли. Эти дѣйствительныя лжеученія сыграли роль покрывала, наброшеннаго на глаза людей, стремившихся къ знанію; этимъ лжеученіямъ суждено было съ роковымъ успѣхомъ замедлять и безъ того слишкомъ медленное движеніе человѣчества къ истинѣ. Наука шла назадъ. Тертулліанъ, между прочимъ, писалъ:
„Со времени появленія Христа мы не нуждаемся болѣе ни въ какой наукѣ, а послѣ того, какъ написано Евангеліе, намъ не нужны никакія доказательства. Кто вѣритъ, тотъ ни къ чему постороннему вѣрѣ не стремится. Вообще невѣдѣніе приноситъ только пользу, потому что оно мѣшаетъ учиться тому, что непотребно“.
И эти слова Тертулліана стали лозунгомъ широкихъ массъ, ихъ почитали, какъ изреченіе священное, и, къ сожалѣнію, они сохранили такое значеніе много вѣковъ. Люди считали, что, разъ Богъ не нашелъ нужнымъ открыть имъ все, то грѣшно съ ихъ стороны дерзновенно пытаться проникнуть въ эти божественныя тайны. Полагалось, что человѣкъ вполнѣ достаточно освѣдомленъ о строеніи міра, а потому ему давался благой совѣтъ остановиться на данной ступени знанія или же направить свои стопы въ область таинственнаго, непостижимаго, въ царство метафизики! Да, наука шла назадъ. Люди переходили отъ одного заблужденія къ другому и, наконецъ, дошли до утвержденія, что тотъ, кто вѣритъ въ антиподовъ[6], противорѣчитъ божескому слову и впалъ въ ересь. А тысячу лѣтъ спустя надъ шестидесятисемилѣтнимъ старцемъ (Галилеемъ. Перевод.), имя котораго стало безсмертнымъ, былъ произнесенъ обвинительный приговоръ за то, что онъ осмѣлился доказать вращеніе земли. Мы не будемъ подробно останавливаться на всемъ этомъ, но все-таки мы не должны забывать, что въ исторіи человѣчества есть страницы, на которыхъ записаны научныя и нравственныя паденія, разложеніе однихъ царствъ и возникновеніе другихъ. Къ одной изъ такихъ страницъ относится эпоха, о которой мы только что говорили. Тогда именно могучая Римская имперія развалилась, какъ куча песка, тогда стали распространяться истинныя великія идеи христіанства, и уже тогда начала подготовляться та эпоха, въ которой мы живемъ теперь. То было время застоя, періодъ духовнаго безсилія, во время котораго человѣчество отдыхало, чтобы затѣмъ съ новыми силами двинуться по пути къ совершенству, къ которому оно стремится. Честь и слава тѣмъ людямъ, которые въ то время, находясь у кормила просвѣщенія, не злоупотребляли своей властью, не гасили свѣтильниковъ тѣми самыми руками, которыми они должны были проливать надъ народами чистый небесный свѣтъ! Наука разлагалась, забывалась всюду, на сѣверѣ и югѣ, востокѣ и западѣ; ея составные элементы разсѣивались по всѣмъ направленіямъ. На востокѣ въ седьмомъ вѣкѣ была сожжена, самая богатая библіотека въ мірѣ, въ которой были собраны всѣ сокровища человѣческаго знанія — достойный плодъ арабскихъ переворотовъ! — На западѣ въ теченіе послѣдующихъ вѣковъ подъ свинцовымъ гнетомъ задыхались и безплодно гибли самыя яркія, высокія проявленія мысли. Это, какъ мы уже сказали, было настоящее время застоя какъ въ исторіи философіи вообще, такъ, въ частности, и въ исторіи нашего ученія. А потому мы отказываемся отъ попытки связать разорванную нить и будемъ продолжать нашъ обзоръ, перейдя къ тѣмъ великимъ людямъ, которые, въ періодъ возрожденія наукъ, проповѣдывали ученіе объ обитаемости небесныхъ тѣлъ.
Примѣчанія[править]
- ↑ Веда — древняя литература индусовъ, и ученіе Брамы. Нѣкоторыя рукописи были созданы за 1.500 лѣтъ до Рождества Христова (напр. Сальгита). Переводч.
- ↑ Друиды — жрецы древнихъ кельтскихъ народовъ. Они представляли собою нѣчто въ родѣ особаго замкнутаго сословія, отличались своимъ развитіемъ, сравнительно довольно высокимъ для того времени. Переводч.
- ↑ Карнакъ — французская провинція. Переводч.
- ↑ Философія элеатовъ (или элейцевъ) названа по древнему городу Элеа (или Элея). Основана въ 460 году до Р. Хр. Ксенофаномъ и Парменидомъ. Переводч.
- ↑ Италійская, т.-е. возникшая въ древней Италіи, въ отличіе отъ італіянской, т.-е. средневѣковой и новѣйшей. Переводч.
- ↑ Антиподы — живущіе на противоположныхъ точкахъ земного шара. Для жителей Европейской Россіи, напримѣръ, антиподами являются обитатели Британскихъ владѣній Сѣверной Америки. Антиподы, такимъ образомъ, обращены другъ къ другу ногами. Отсюда и греческое названіе „антиподы“, т.-е. противуногіе (Перевод.).