МНОГОЧИСЛЕННОСТЬ ОБИТАЕМЫХЪ МІРОВЪ.[править]
КАМИЛЛЯ ФЛАММАРІОНА,
ПРОФЕССОРА АСТРОНОМІИ ВЪ ПАРИЖѢ.
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА И ТИПОГРАФА МАВРИКІЯ ОСИПОВИЧА ВОЛЬФА.
ОГЛАВЛЕНІЕ.[править]
Введеніе
ИСТОРИЧЕСКІЙ ОБЗОРЪ.
I. Отъ древнѣйшихъ временъ до среднихъ вѣковъ
II. Отъ среднихъ вѣковъ до нашего времени
ПЛАНЕТНЫЙ МІРЪ.
I. Солнечная система
И. Сравнительное изслѣдованіе планетъ
ИСТОРІЯ РАЗВИТІЯ СУЩЕСТВЪ.
I. Существа на Землѣ
II. Жизнь
III. Обитаемость Земли
ЗВѢЗДНЫЙ МІРЪ
ПЯТЫЙ ОТДѢЛЪ.
I. Обитатели другихъ міровъ
II. Несовершенство обитателей Земли
III. Человѣчество вообще
ВВЕДЕНІЕ.[править]
Внимательно вглядываясь въ умственную жизнь настоящаго времени, легко замѣтить, что люди колеблются въ вѣрѣ, а съ тѣмъ вмѣстѣ лишились надежнаго спокойствія стараго времени; что мы находимся посреди борьбы несогласныхъ мнѣній, и что возмущенное человѣчество ищетъ философіи, которая, по своему религіозному характеру, представляла бы основу, для утвержденія нашихъ надеждъ. Была пора, когда стремленія мыслящаго человѣчества находили точку опоры и удовлетвореніе въ вѣрѣ. Эта пора миновала: жгучее дыханіе критики, которая вѣетъ въ наше время, изсушила живой источникъ вѣры, который доставлялъ новую силу и бодрость въ дни невзгодъ и испытаній. Человѣка постепенно лишали всего, что составляетъ его точку опоры, но что же ему дали за то? Ничего! Глаза его осматриваются въ непроницаемомъ пространствѣ, гдѣ въ туманѣ движутся неопредѣленныя чудовища, порожденныя сомнѣніемъ. Онъ глядитъ въ бездонную пустоту пропасти, гдѣ теряется даже его восхваленный разсудокъ, такъ что кружится голова, и онъ, изнеможенный, падаетъ въ объятія разрушительнаго скептицизма.
Дѣло разрушенія окончено! Прошло уже столѣтіе: что вы сдѣлали, философы новѣйшаго времени! Когда Руссо написалъ своего Эмиля, онъ услышалъ первые громовые удары грозящей революціи; Даламберъ вычеркнулъ изъ словаря слово вѣра; Дидеро осмѣивалъ своимъ Племянникомъ Рамо искусства и науки; кардиналы сплетали любовныя стихотворенія для своихъ милыхъ, а король вышивалъ ковры для спалень…
Все это дѣлали руководители человѣчества подъ девизомъ: «Пусть будетъ послѣ насъ всемірный потопъ.» Этотъ потопъ, дѣйствительно, явился: струи крови залили міръ нашихъ отцевъ. Но мы еще не видали на небѣ голубя съ зеленою вѣткою, признакомъ новаго мира.
Вѣра подавлена, а вожделѣнная философія еще не являлась. Человѣческій духъ не согласенъ съ самимъ собою. Естествознаніе — могучій властитель нашего времени, управляющій успѣхами, никогда не было менѣе философическимъ, какъ именно нынѣ. Корифеи естествознанія люди не вѣрующіе въ Бога, отрицающіе глубочайшую изъ всѣхъ основныхъ истинъ. Мы можемъ назвать людей, пользующихся большою славою, которые отрицаютъ личную жизнь души, и не хотятъ слушать ни о чемъ, кромѣ химическихъ соединеній. Тутъ поэтъ осмѣливается назвать прямо и открыто вопросъ о безсмертіи ребяческимъ, годнымъ только занять досужія головы, а тамъ изслѣдователь утверждаетъ, что во вселенной находятся только сила и вещество. Законы истины и добра для него не существуютъ. Тутъ стараются увѣрить насъ, что отдѣльные люди не болѣе, какъ нервныя частицы общей души человѣчества, а тамъ считаютъ безсмертіе возможностью продолженія существованія.
Чѣмъ должно кончиться такое возбужденіе, которое подрываетъ общественную жизнь по всѣмъ направленіямъ въ теченіе полувѣка и увлекаетъ съ собою, какъ разъяренныя волны? Мы уже видимъ этотъ конецъ: всякій пробирается въ своемъ челнокѣ по пѣнящимся волнамъ сомнѣнія, и пламенно желаетъ успокоенія моря; всякій ищетъ острова, куда можно было бы направить свое судно, чтобы спастись отъ бури и отдохнуть отъ утомительной борьбы.
Впрочемъ, уже нѣсколько лѣтъ замѣчаютъ болѣе глубокое философическое размышленіе, о сущности котораго никто не можетъ сомнѣваться. Нѣсколько замѣчательныхъ людей, уставъ отъ притязательности разрушительнаго софизма, опять подняли голову, и устремляются мыслями къ Богу, скрытому разрушившеюся вѣрою: идея опять имѣетъ новыхъ восторженныхъ почитателей. Политическія движенія, необузданная страсть къ спекуляціямъ и равнодушіе толпы къ предметамъ, находящимся внѣ предѣловъ матеріальной жизни, не могли ослабить духъ человѣчества до такой степени, чтобы онъ не сталъ спрашивать по временамъ о причинахъ своего существованія и цѣли своей жизни.
Люди весьма естественно стремятся къ успѣхамъ, и для нихъ противны неподвижность и отсталость. Цѣль, къ которой направляется такое внутреннее стремленіе, не заключается въ идеальности, теряющейся въ мечтательномъ мірѣ, совершенно недоступномъ для умственнаго взора, но состоитъ въ лучезарномъ свѣтилѣ, которое привлекаетъ къ себѣ мысли и чувства всѣхъ, возбужденныхъ наукою", и боящихся за истину.
Человѣчество еще не находится въ полномъ свѣтѣ, къ которому стремится. Вѣка проходятъ медленно и тяжелыми шагами, а истина познается послѣ тяжкаго труда. Но день не настаетъ безъ сумерекъ, и если наше время своими важными открытіями и могучими изобрѣтеніями нѣсколько освѣщаетъ ночь прошедшаго, мы должны считать это утреннею зарею, возвѣщающею ясный день.
Мы радостно встрѣчаемъ пробужденіе духа, посвятимъ ему всю нашу силу и всѣ наши старанія и стремленія. Пусть это пробужденіе не заставитъ потеряться въ однихъ колебаніяхъ необходимаго умственнаго движенія, но наведетъ человѣка на вѣрный путь истиннаго умственнаго успѣха! Пусть философія не будетъ стѣснена въ ограниченномъ кругѣ уединенныхъ сектъ и искусственныхъ системъ; пусть все сроднится и соединится всеобъемлющимъ естествознаніемъ, и пусть человѣчество пріобрѣтаетъ отъ такого плодотворнаго вліянія новую, твердую основу вѣры.
Можетъ быть, при чтеніи этихъ строкъ спросятъ: какую связь религіозная философія имѣетъ съ обитаемостью міровъ? можетъ быть, станутъ удивляться, что мы такъ серіозно приступаемъ къ рѣшенію нашей задачи, при которой мы могли бы всего болѣе удовлетворить любопытство романтическими описаніями самыхъ причудливыхъ вещей.
Дѣйствительно кажется, что для философіи не можетъ быть большой пользы, если мы узнаемъ, что на Юпитерѣ, посреди роскошной растительности и между множествомъ живыхъ тварей, находятся также существа разумныя, и что всѣ звѣзды, свѣтящія надъ нами въ темную ночь, не болѣе, какъ солнца, окруженныя планетами.
Кто не оцѣниваетъ результата астрономическихъ изслѣдованій, — и мы убѣждены, что не многіе наши читатели постигаютъ высокое значеніе этихъ изслѣдованій, — тотъ долженъ будетъ признать возвышающее ихъ дѣйствіе: ученіе о населеніи всего міра включаетъ науку, философію и религію, и составляетъ весьма важное ученіе.
Эту истину мы докажемъ въ предлежащемъ сочиненіи и, по возможности, постараемся сдѣлать ее полезною для жизни.
Чтобы вѣрно судить о предметѣ, надобно разсматривать его въ цѣлости, а не ограничиваться разборомъ отдѣльной его части. Уже замѣчено, что наши мнѣнія о жизни и назначеніи человѣка носятъ на себѣ отпечатокъ слишкомъ тѣснаго и исключительнаго воззрѣнія на одинъ земной нашъ шаръ. Уже возникли превосходныя мысли подъ вліяніемъ предположенія всемірности человѣчества, о которой мы не можемъ дать себѣ достаточнаго отчета, но которая внушается намъ со всѣхъ сторонъ неизмѣримою вселенною. Психологи спрашивали себя: не можетъ ли наша душа переходить въ другіе міры, и нельзя ли сдѣлать предметомъ изслѣдованія вѣчную жизнь безъ ужасающей формы, которую ей придавали донынѣ? Естествоиспытатели старались рѣшить загадку созданія и тайну построенія міра, обращая взоры къ отдаленнымъ небеснымъ тѣламъ, которыя, подобно нашей землѣ, составляютъ достояніе человѣчества. Любознательные — и кто не относится къ нимъ? — обращались вопросительно къ звѣздамъ, чтобы узнать, какія существа населяютъ ихъ? Но никто не рѣшался допустить на этихъ міровыхъ тѣлахъ дѣйствительную жизнь, и вскорѣ погружался въ мрачную пропасть предположеній.
Научнаго убѣжденія объ обитаемости всего міра еще не пріобрѣли, потому что этой мысли не подвергнули астрономическому изысканію, которое одно можетъ повести къ истинѣ. Еще въ новѣйшее время случалось, что ученые сострадательно пожимали плечами, когда упоминали о сходствѣ небесныхъ тѣлъ съ землею, хотя и не могли опровергнуть безсмысленныхъ выдумокъ фактами.
Многимъ вопросъ объ обитаемости небесныхъ тѣлъ, можетъ быть, кажется очень важнымъ въ философскомъ отношеніи, по скрытымъ въ непроницаемомъ мракѣ; другіе же, можетъ быть, по чтутъ ихъ фантастическими картинами возбужденнаго любопытства, и отнесутъ къ области безуспѣшныхъ изслѣдованій великаго, но неизвѣстнаго.: Во всякомъ случаѣ, мы считали этотъ вопросъ главнымъ во всей философіи, и съ того времени, какъ мы, подъ вліяніемъ научнаго стремленія и твердаго убѣжденія, рѣшились вникнуть въ него и изложить результаты нашихъ изысканій, мы познали, что истина не скрыта отъ человѣческаго ума, а представляется совершенно ясною. У насъ возникла мысль, что это ученіе составляетъ высшую задачу астрономіи, включаетъ философію вселенной, отражаетъ жизнь и истину, и проявляетъ величіе созданія и Создателя въ самомъ чистомъ свѣтѣ. Такимъ образомъ въ этой мысли мы познали истинный успѣхъ человѣческаго ума, обратили на него все наше вниманіе и стремились положить ученію твердое основаніе, которое не можетъ поколебаться ни недовѣрчивою мнительностью, ни несговорчивымъ упорствомъ отрицанія.
Мы полагали, что при объективномъ изслѣдованіи должно идти путемъ опыта, и приступили къ дѣлу, опираясь на результаты наблюденій. Великое зданіе знанія возводится усиліями множества прилежныхъ тружениковъ. Потому и мы, неизвѣстные въ мірѣ философіи, осмѣлились скромно поднести камень, найденный нами на пути жизни, къ возводимому зданію. Мы не полагаемъ, что именно наша дѣятельность при этомъ сооруженіи необходима На пути нашей жизни мы попали въ обсерваторію и на поприще практической астрономіи, что дало намъ возможность доставить твердое основаніе ученію объ обитаемости всей вселенной, послѣ того, какъ это ученіе долго считалось непроницаемымъ и неопредѣлимымъ.
Чтобы, однако, еще болѣе оправдать наше предпріятіе въ глазахъ читателей, мы обращаемъ вниманіе на то, что эта часть натуральной философіи составляетъ, такъ сказать, новую часть астрономіи. Дѣйствительно, эта наука, при всѣхъ величественныхъ открытіяхъ, сдѣланныхъ въ ней, мало споспѣшествовала бы успѣхамъ ума человѣчества, если бы ея результаты не разсматривались въ свѣтѣ философіи, причемъ она, какъ и прочія отрасли знанія, поясняетъ собственную нашу сущность. Видимый внѣшній міръ дѣйствительно представляетъ огромное цѣлое, съ которымъ мы должны связать нашу жизнь, чтобы познать наше положеніе въ природѣ. Безъ введенія нашего существованія во всецѣлой вселенной, мы жили бы на поверхности неизвѣстнаго намъ міра, не зная, гдѣ и кто мы, и въ какомъ отношеніи находимся ко всему созданію. Астрономія должна быть компасомъ философіи, и служить ей путеводительною звѣздою, озаряющею всѣ ея пути. Человѣкъ долго жилъ на землѣ одиноко, не зная ни прошедшаго, ни будущаго, ни своего назначенія. Долго онъ бродилъ, предаваясь пустымъ мечтамъ объ истинномъ своемъ состояніи, и рисовалъ себѣ ошибочныя картины о неизмѣримомъ созданія. Пусть онъ пробудится отъ продолжительнаго сна, и ясными глазами осмотритъ божескія творенія, а въ нихъ — яркій блескъ божественнаго величія; пусть онъ постигнетъ природу, чтобы избавиться отъ искусственнаго своего уединенія, и увидитъ поколѣнія людей, которые безконечнымъ рядомъ присоединяются къ разумнымъ существамъ отдаленнѣйшихъ пространствъ вселенной.
Мы опираемся въ нашемъ ученіи на различныя основанія, почему и раздѣлили наше сочиненіе на нѣсколько главныхъ отдѣловъ. Мы начнемъ наше изслѣдованіе астрономическимъ обзоромъ нашего ученія, по которому видно, что замѣчательнѣйшіе люди всѣхъ временъ, странъ и исповѣданій были склонны предполагать оживленную вселенную. Мы надѣемся, что это во многихъ отношеніяхъ оправдаетъ наше ученіе. Затѣмъ въ астрономіи и философіи мы увидимъ доводы, убѣждающіе, что и прочія планеты могутъ быть обитаемы, и въ этомъ отношеніи наша земля не имѣетъ преимущества. Обозрѣніе всей вселенной убѣдитъ насъ, что земля въ безконечномъ пространствѣ не болѣе какъ атомъ, и мы постигнемъ (упоминая осязательный примѣръ), что муравей у насъ на полѣ гораздо болѣе въ правѣ считать свое гнездо единственнымъ обитаемымъ мѣстомъ на землѣ, нежели мы въ правѣ принимать безконечное міровое пространство пустынею, въ которой земля единственная оаза, а человѣкъ единственный его созерцатель. Въ заключеніе, нравственная философія оживитъ наши научныя изысканія, и укажетъ связь земнаго человѣка съ разумными существами вселенной. Она утвердитъ то, что мы осмѣливаемся называть религіею науки.
Вотъ, можетъ быть, слишкомъ большая программа, которая развилась передъ нами сама собою, когда мы вполнѣ предались изысканіямъ, любимымъ нами болѣе другихъ. Желаемъ, чтобы мы сумѣли достойнымъ образомъ выполнить такую великую и величественную задачу и доставить сколько-нибудь услугу тѣмъ, которые ищутъ въ изученіи природы познаванія истины.
ПЕРВЫЙ ОТДѢЛЪ.
Историческій обзоръ.[править]
I. ОТЪ ДРЕВНѢЙШИХЪ ВРЕМЕНЪ ДО СРЕДНИХЪ ВѢКОВЪ.[править]
«Весь видимый міръ», — сказалъ Лукрецій зі 2,000 лѣтъ, — «не единственный въ природѣ, и мы должны полагать, что существуютъ другія земли, другія твари и другіе люди въ другихъ мѣстностяхъ пространства.» Этими мѣткими словами поэтическаго натуральнаго философа древнѣйшихъ временъ начинаемъ наше сужденіе, которое должно основываться только на результатахъ изысканій естествознанія новѣйшаго времени, менѣе потому, что при утвержденіи нашего ученія мы намѣрены опираться на изреченія древности, но болѣе, чтобы однимъ предложеніемъ выразить согласіе большей части философовъ съ нашею мыслью. Мы считаемъ однако полезнымъ, до утвержденія обитаемости планетныхъ небесныхъ тѣлъ астрономическими изысканіями, разсмотрѣть предварительно исторію мысли объ обитаемости міровъ и указать, что герои науки и философіи съ восторгомъ стояли подъ знаменемъ, которое мы намѣрены защищать. Одинъ ученый писатель говоритъ именно въ отношеніи занимающаго насъ предмета, что теорія не рекомендуется древностью своего происхожденія, потому что такое преимущество могутъ имѣть совершенно противоположныя мнѣнія. Мы такого воззрѣнія не раздѣляемъ. Если почти всѣ значительные философы, какъ мы увидимъ далѣе, были приверженцы вашего ученія, то должно полагать, что философы знали, о чемъ они говорятъ, и что, до выраженія своей мысли, сохранившейся до нашихъ временъ, благодаря историкамъ, они зрѣло обдумали за и противъ. Упомянемъ, что это ученіе въ теченіе временъ имѣло многихъ защитниковъ, которые занимаютъ почетное мѣсто въ исторіи наукъ. Это должно убѣждать, что такое ученіе не есть произведеніе искусственной систематики, или мнѣніе временной секты или партіи, но что оно врожденно человѣческой душѣ, и обнаруживалось во всѣ времена и у всѣхъ народовъ при изученіи природы. Потому не должно опасаться, что мы безполезно потеряемъ время на занятіе, недостойное серіознаго "глубокаго размышленія, когда предадимся величественнымъ изысканіямъ, ведущимъ къ познанію отношенія человѣка ко всей природѣ и истиннаго его положенія въ порядкѣ созданій. Это составляетъ цѣль нашего разсужденія о живомъ мірѣ.
Чтобы открыть источникъ этого возвышеннаго ученія, чтобы узнать, какому смертному мы обязаны удивительнымъ зачаткомъ этой человѣческой мысли, намъ достаточно вникнуть въ священную тму, когда душа одна съ природою, подъ сводомъ безконечнаго звѣзднаго неба, вполнѣ предается безмолвному мышленію. Тысячи звѣздъ, разсѣянныхъ въ отдаленныхъ областяхъ міроваго пространства, разливаютъ тихій свѣтъ на землю, которую мы познаемъ истиннымъ мѣстомъ, занимаемымъ нами въ мірѣ. Здѣсь таинственная идея безконечности овладѣваетъ нами, отдѣляетъ отъ всѣхъ земныхъ дѣлъ, и переноситъ незамѣтно въ отдаленные міры, которые слабый человѣческій глазъ не въ состояніи замѣтить. Погрузившись въ смутныя мечты, мы созерцаемъ блестящія жемчужины, трепещущія на мрачно-синемъ небѣ, мы слѣдимъ за падающими звѣздами, разсѣкающими по временамъ эѳиръ, и на неизмѣримомъ пространствѣ проходимъ съ ними отъ одного міра къ другому въ глубину неба. Но восторгъ, который возбуждается въ насъ поразительнымъ зрѣческими изысканіями, разсмотрѣть предварительно исторію мысли объ обитаемости міровъ и указать, что герои науки и философіи съ восторгомъ стояли подъ знаменемъ, которое мы намѣрены защищать. Одинъ ученый писатель говоритъ именно въ отношеніи занимающаго насъ предмета, что теорія не рекомендуется древностью своего происхожденія, потому что такое преимущество могутъ имѣть совершенно противоположныя мнѣнія. Мы такого воззрѣнія не раздѣляемъ. Если почти всѣ значительные философы, какъ мы увидимъ далѣе, были приверженцы нашего ученія, то должно полагать, что философы знали, о чемъ они говорятъ, и что, до выраженія своей мысли, сохранившейся до нашихъ временъ, благодаря историкамъ, они зрѣло обдумали за и противъ. Упомянемъ, что это ученіе въ теченіе временъ имѣло многихъ защитниковъ, которые занимаютъ почетное мѣсто въ исторіи наукъ. Это должно убѣждать, что такое ученіе не есть произведеніе искусственной систематики, или мнѣніе временной секты или партіи, но что оно врожденно человѣческой душѣ, и обнаруживалось во всѣ времена и у всѣхъ народовъ при изученіи природы. Потому не должно опасаться, что мы безполезно потеряемъ время на занятіе, недостойное серіознаго и глубокаго размышленія, когда предадимся величественнымъ изысканіямъ, ведущимъ къ познанію отношенія человѣка ко всей природѣ и истиннаго его положенія въ порядкѣ созданій. Это составляетъ цѣль нашего разсужденія о живомъ мірѣ.
Чтобы открыть источникъ этого возвышеннаго ученія, чтобы узнать, какому смертному мы обязаны удивительнымъ зачаткомъ этой человѣческой мысли, намъ достаточно вникнуть въ священную тму, когда душа одна съ природою, подъ сводомъ безконечнаго звѣзднаго неба, вполнѣ предается безмолвному мышленію. Тысячи звѣздъ, разсѣянныхъ въ отдаленныхъ областяхъ міроваго пространства, разливаютъ тихій свѣтъ на землю, которую мы познаемъ истиннымъ мѣстомъ, занимаемымъ нами въ мірѣ. Здѣсь таинственная идея безконечности овладѣваетъ нами, отдѣляетъ отъ всѣхъ земныхъ дѣлъ, и переноситъ незамѣтно въ отдаленные міры, которые слабый человѣческій глазъ не въ состояніи замѣтить. Погрузившись въ смутныя мечты, мы созерцаемъ блестящія жемчужины, трепещущія на мрачно-синемъ небѣ, мы слѣдимъ за падающими звѣздами, разсѣкающими по временамъ эѳиръ, и на неизмѣримомъ пространствѣ проходимъ съ ними отъ одного міра къ другому въ глубину неба. Но восторгъ, который возбуждается въ насъ поразительнымъ зрѣлищемъ природы, вскорѣ превращается въ невыразимое чувство грусти, потому что мы считаемъ себя чуждыми тѣмъ мірамъ, которые, повидимому, находятся во власти спокойствія уединенія, и не могутъ возбудить расположеніе духа, привязывающаго насъ къ землѣ. Они возбуждаютъ чаяніе безконечности, порождающее мрачныя мысли, но съ тѣмъ вмѣстѣ и чистое наслажденіе; эти міры носятся надъ нами, какъ жилища безмолвныя, и проходятъ пути своей непознанной жизни вдали отъ насъ; они влекутъ къ себѣ наши мысли, какъ въ пропасть, но не открываютъ намъ смысла неразрѣшимой своей загадки. Изъ нашего мрака мы смотримъ на возвышенные таинственные міры, и намъ хотѣлось бы населить эти міры, повидимому, забытыя жизнью; намъ хотѣлось бы въ этихъ вѣчно пустынныхъ и безмолвныхъ пространствахъ встрѣтить нашими вопрошающими взорами другіе взоры, которые дали бы намъ отвѣтъ. Такимъ образомъ отважный мореплаватель долго плаваетъ но дремлющему океану, и ищетъ страны, которая носится передъ его духомъ. Глазами орла онъ проникаетъ неизмѣримыя пространства, и отважно переходитъ предѣлы извѣстнаго ему міра, чтобы наконецъ достигнуть чаемой земли, гдѣ онъ вступитъ въ новый міръ, созданный за много вѣковыхъ періодовъ. Его мечта осуществилась. Пусть же и наша мечта освободится отъ окружающей ее таинственности. На челнокѣ мысли поднимемся къ небу, чтобы отыскивать въ эѳирномъ морѣ новыя земли.
Эта глубокая, внутренняя вѣра, заставляющая насъ считать міръ неизмѣримымъ царствомъ, гдѣ жизнь развивается въ различнѣйшихъ формахъ, гдѣ тысячи народовъ въ одно время обитаютъ въ пространствахъ, эта вѣра конечно возникла на землѣ вмѣстѣ съ появленіемъ человѣческаго сознанія. Первый мыслящій, человѣкъ, который со смиренною вѣрою невинной души углубился набожно въ созерцаніе неба, заслуживалъ пониманія небеснаго языка. Всѣ народы, и между ними именно индійцы, китайцы и арабы, понынѣ сохранили сказанія о богахъ, и разсказываютъ въ нихъ, что въ звѣздномъ мірѣ также находятся человѣческія жилища. Взглянувъ на первыя страницы исторіи человѣческаго рода, мы находимъ ту же мысль, какъ въ указаніяхъ на переселеніе душъ, и на состояніе жизни послѣ смерти, такъ и въ простомъ астрономическомъ изложеніи обитаемости звѣздъ. Кельты восхваляли въ молитвахъ друидовъ и въ пѣсняхъ бардовъ безконечность пространства, вѣчность временъ, жизнь на лунѣ и въ неизвѣстныхъ областяхъ міра, странствованіе душъ на солнце и небесныя жилища. Но у кельтовъ, какъ и у всѣхъ народовъ, у которыхъ исторія измѣнилась въ теченіе времени отъ устнаго преданія, религіозныя мысли, кажется, слились съ астрономическими, и мы находимъ такое изложеніе исторіи особенно у кельтовъ, у которыхъ было запрещено записывать предпріятія, событія или религіозныя правила.
Чтобы перейти на классическую почву исторіи, обращаемся сперва къ Египту, который можно назвать колыбелью азіятской философіи, и замѣтимъ, что въ этой странѣ ученіе объ обитаемости звѣздъ было достояніемъ мудрецовъ. Хотя египтяне населяли только луну и планеты, они все-таки вѣрили въ обитаемость другихъ міровъ.
Большая часть греческихъ философскихъ школъ учили отчасти открыто и для всѣхъ своихъ приверженцевъ безъ различія, а отчасти втайнѣ однихъ посвященныхъ, что звѣзды обитаемы. Если поэтическія произведенія, приписываемыя Орфею, дѣйствительно его творенія, то онъ можетъ считаться первымъ, кто указалъ на обитаемость всего міра. Мы находимъ указанія этой вѣры въ пѣсняхъ Орфея, гдѣ возвѣщается, что звѣзда есть міръ. Эта мысль ясно выражена словами, сохраненными Ирокломъ: "Богъ создалъ неизмѣримую землю, которую безсмертные назвали Селеною, а люди Луною: на этой землѣ является множество обитаемыхъ мѣстъ, горъ и городовъ.
Философы древнѣйшей греческой, іонической школы, которой основатель, Ѳалесъ, полагалъ, что звѣзды состоятъ изъ того же вещества, какъ Земля, питали въ своей средѣ воззрѣнія, перенесенныя въ Грецію съ египетскими преданіями. Анаксимандръ и Анаксименъ, непосредственные послѣдователи основателя этой школы, учили объ обитаемости небесныхъ тѣлъ, и это ученіе позже распространяли Эмпедоклъ, Аристархъ, Левкидъ и другіе. Анаксимандръ утверждалъ, что по временамъ небесныя тѣла разрушаются и образуются вновь отъ слаганія элементовъ. Эпикуръ, Оригенъ и Декартъ, позднѣйшіе философы, соглашались съ нимъ въ этомъ отношеніи. Ферикидъ. Сиросскій, Діогенъ Аполлонійскій и Архелай Милетскій были приверженцами нашего ученія. Сверхъ того, они полагали, что невещественная умственная сила управляетъ образованіемъ и порядкомъ небесныхъ тѣлъ. Историкъ Бальи говоритъ: «Ученіе объ обитаемости всего міра уже съ древнѣйшихъ временъ приняли всѣ философы, которые были достаточно умны, чтобы постигать, какъ оно возвышенно и достойно создателя міровъ.» Анаксагоръ считаетъ мысль объ обитаемости луны философическимъ правиломъ вѣры, утверждая притомъ, что спутникъ нашей земли имѣетъ воды, горы и долины. Прославившись ученіемъ о движеніи земли и о величинѣ солнца, онъ раздражилъ изувѣрство, потерпѣлъ преслѣдованія и едва не былъ наказанъ смертью. Это было предвѣстіемъ осужденія Галилея. Казалось, что дѣйствительно истинѣ было назначено укрываться во всѣ времена отъ взоровъ земныхъ обитателей.
Пиѳагоръ, котораго перваго въ Греціи называли философомъ, училъ, что Земля неподвижна, а звѣзды движутся вокругъ нея, между тѣмъ какъ своимъ посвященнымъ ученикамъ онъ сообщилъ, что вѣритъ въ движеніе Земли, которая есть планета, а сверхъ того вѣровалъ въ многочисленность міровъ. Знаменитый изобрѣтатель небесной лиры указывалъ на то, что порядокъ вещей въ мірѣ подчиняется тѣмъ же законамъ, которые онъ открылъ въ музыкальныхъ звукахъ. Эта мысль была предвѣстникомъ Кеплеровой теоріи гармоніи міра. Хотя Пиѳагоръ не былъ въ состояніи доказать въ интервалахъ тоновъ подобіе разстояній небесныхъ тѣлъ, все-таки онъ уже опредѣлилъ время обращенія планетъ совершенно вѣрно, именно: Сатурна въ 30 земныхъ лѣтъ, а Марса въ 2 года. Біографы таинственнаго кротонскаго философа не сообщаютъ, развилось ли его ученіе о переселеніи душъ послѣ ихъ отдѣленія отъ земли и о ихъ странствованіи къ обитающимъ въ небесномъ пространствъ. Послѣ Пиѳагора это ученіе, провозгласили замѣчательнѣйшіе его ученики Демокритъ, Гераклитъ и Метродоръ Хіосскій, и оно было принято всѣми пиѳагорейцами и большею частью греческихъ философовъ. Оцелъ Луканскій, Тимей Локрійскій и Архитасъ Тарентскій придерживались той же вѣры. Филолай и Никетъ Сиракузскій предполагали и краснорѣчиво защищали такую же міровую систему, какую позже принялъ Коперникъ. Послѣдователь ихъ, Гераклитъ, развилъ это ученіе до такой степени, что принималъ каждую звѣзду за малый міръ, содержащій, подобно нашей землѣ, материкъ, окруженный атмосферою и безконечно расширеннымъ веществомъ.
Ксенофантъ, основатель школы эліатовъ, вообще держался ученія многочисленности міровъ и особенно обитаемости луны. Этотъ философъ былъ однимъ изъ просвѣщеннѣйшихъ людей своего вѣка, и заслуживаетъ большой похвалы, потому что боролся противъ униженія величественнаго божественнаго существа перенесеніемъ наружной человѣческой природы на божество. Это перенесеніе основывается на естественной склонности и, по словамъ Ксенофанта, быкъ, если бы онъ могъ представить себѣ божество, вообразилъ бы его себѣ въ видѣ быка, а левъ свое божество въ видѣ льва, точно такъ же, какъ эѳіопцы считаютъ свое божество чернымъ, а скиѳы — дикимъ и страшнымъ. Ксенофантъ презираетъ эти унизительныя картины, недостойныя высшаго существа. Парменидъ и Зенонъ Элисскій, послѣдовавшіе за Ксенофантомъ, признаютъ въ природѣ дѣйствіе совершеннаго духа и привержены вѣрѣ въ многочисленность міровъ.
Въ то время, когда на остаткахъ почти разрушившейся іонической основались школы италійская и элатическая, Петроній Гемерскіи на о. Сициліи написалъ книгу, въ которой утверждалъ, что существуютъ 183 обитаемыхъ міра. Если вѣрить Плутарху, это ученіе въ теченіе вѣковъ распространилось до береговъ Индійскаго Моря, гдѣ его преподавалъ одинъ удивительный человѣкъ. Это былъ почтенный старецъ, который всю жизнь свою посвятилъ созерцанію вселенной и размышленію о ней, и, по словамъ Плутарха, пробывъ между нимфами и геніями, ежегодно одинъ день оставался у береговъ Эритрейскаго Моря, куда собирались государи и царскіе совѣтники, чтобы слушать его и предлагать ему вопросы. Клеомбротъ разсказываетъ, что очень долго и съ большимъ стараніемъ трудились найти этого иноземнаго философа и что отъ него узнали о существованіи 183 міровъ. Такое число, съ перваго взгляда весьма странное, основывается на мнѣніи этого философа, что вселенная состоитъ изъ треугольника, на каждой сторонѣ котораго лежатъ по 60 міровъ, а въ углахъ по одному. На поверхности этого треугольника находится сила всѣхъ вещей и мѣстопребываніе истины.
Чтобы возвратиться къ исторической древности, ознакомимся съ вѣкомъ владычества школы Эпикура, упомянемъ предварительно о Селевкѣ, и прибавимъ, что тайное ученіе Платона предшествовало нашему. Вѣра этого знаменитаго ученика Сократова была впрочемъ нѣсколько отуманена, потому что свои небесныя земли онъ помѣщалъ за предѣлы видимаго міра. Онъ не опирался на истинной природѣ, и долженъ былъ употребить много времени, чтобы установить систему неподвижности Земли. Риччіоли сильно упрекаетъ его въ такой ошибкѣ, но не совсѣмъ справедливо, потому что такого мнѣнія держались въ ту пору вообще въ кругахъ философовъ. Къ сожалѣнію, изъ уваженія къ Платону, послѣдніе циренаики и элеаты, а также приверженцы академической и перипатетической школы опять приняли ложное пониманіе міра. Къ такимъ приверженцамъ относятся: Федонъ, Спевсипъ и Ксенократъ, далѣе Аристотель, Каллипъ и Аристоксенъ, и наконецъ Архимедъ, Гиппархъ, Витрувій, Плиній, Макробій и Птоломей, котораго имя сохранилось въ названіи самой системы. Если бы Аристотель позналъ истинную систему міра, онъ не былъ бы убѣжденъ въ неизмѣнности неба, которая, по собственнымъ его словамъ, одна мѣшала предполагать другія земли и другія небесныя тѣла. Не имѣя возможности предполагать населеніе звѣздъ, онъ обратилъ ихъ въ божества, потому что, подобно всѣмъ изслѣдователямъ природы, былъ проникнутъ мыслью, что Земля слишкомъ ничтожный атомъ въ мірозданіи, чтобы считаться единственнымъ произведеніемъ безконечной творческой силы.
Въ школѣ эпикурейцевъ также преподавали ученіе о многочисленности міровъ, и большая часть ея приверженцевъ предполагали обитаемость не однѣхъ планетъ, но также и другихъ тѣлъ, разсѣянныхъ въ пространствѣ. Эпикуръ основывалъ такую вѣру на предположеніи, что причина существованія міра безконечна, а потому и дѣйствіе этой причины должно быть безконечнымъ. Это было всеобщее мнѣніе эпикурейцевъ. Метродоръ Ламисакскій, между прочимъ, находилъ столь же несообразнымъ предполагать одинъ міръ въ безконечномъ пространствѣ, какъ утверждать, что на обширномъ полѣ растетъ только одинъ колосъ. Подобное мнѣніе высказалъ Анаксархъ Александру Великому, выражая свое удивленіе, что, при существованіи многихъ міровъ, слава этого государя наполняетъ только одинъ изъ нихъ. Многіе писатели утверждали, что сатиры о честолюбіи молодаго македонскаго покорителя, написанныя Ювеналомъ четыреста лѣтъ позже, заключаютъ намеки на мысль Александра о многочисленности міровъ. Это однако не совсѣмъ вѣрно; Великій сатирикъ говоритъ только, что Александру мало мѣста въ тѣсныхъ границахъ міра, какъ сосланному на скалахъ Гіара или на маломъ островѣ Серифѣ.
Многіе приверженцы эпикурейской школы, изъ которыхъ мы упомянемъ объ одномъ Лукреціи, вѣрили не только въ многочисленность, но и въ безконечное множество міровъ. Это было, какъ мы уже видѣли, и мнѣніе основателя школы. Развившись на развалинахъ остроумной скептической школы Пиррона, ученики Эпикура пробудили новую жизнь въ области мыслей, но, не отказываясь отъ наукъ точныхъ, утверждали всеобщность и вѣчность природы. Эпикурейское ученіе, которому позже были привержены Цицеронъ, Горацій и Виргилій, полагало, что силы природы свойственны самому существу матеріи, и дѣйствуютъ и создаютъ повсюду, гдѣ встрѣчаются элементы. Такого же мнѣнія держался Зенонъ, циттійскій философъ, который первый утверждалъ, что въ умѣ нѣтъ ничего сверхъ сообщаемаго черезъ, наружныя чувства. Этотъ первый совершенный эмпирикъ признавалъ однако вліяніе высшаго духа въ господствѣ надъ природою; но его воззрѣніе не было тожественно съ воззрѣніемъ Спинозы на созидающую природу. Ревностнѣйшій приверженецъ Эпикура, Лукрецій, былъ однимъ изъ пламеннѣйшихъ почитателей мысли о многочисленности и безконечности міровъ, и должно упомянуть, что онъ, по своей системѣ, считалъ видимыя звѣзды истеченіями земнаго шара, и предполагалъ за видимымъ звѣзднымъ небомъ другую невидимую для насъ вселенную, гдѣ находятся другія земли и звѣзды. «Если волны творческаго вещества,, говоритъ Лукрецій, „катятся по безконечному океану пространства тысячами различныхъ формъ, неужели онѣ въ своей плодотворной борьбѣ произвели только Землю съ ея небеснымъ сводомъ? Можно ли вѣрить, что за предѣлами видимаго неба міровое вещество обрѣчено недѣятельному покою? Нѣтъ, если творческіе элементы произвели изъ себя массы, изъ которыхъ состоятъ небо, воды и земля съ ея обитателями, то тѣ же элементы вещества, безъ сомнѣнія, породили въ остальномъ пространствѣ безчисленное множество живыхъ существъ, морей, небесъ и земель, и разсѣяли въ безконечности міры, похожіе на тотъ, на которомъ мы носимся въ волнахъ эѳира. Повсюду, гдѣ безконечное вещество находитъ пространство для господства и безпрепятственнаго развитія силъ, изъ него возникаетъ разнообразная жизнь. Если количество элементарныхъ частицъ столь велико, что продолжительность жизни всѣхъ когда-либо возникшихъ существъ была бы слишкомъ коротка, чтобы сосчитать ихъ, и если творчество одарило эти элементы силами, какія свойственны первоначальному веществу нашей земли, то это творчество произвело существа людей и міры въ областяхъ пространства, скрытыхъ отъ нашихъ взоровъ.“
Кардиналъ Полиньякъ, противникъ матеріалистической поэзіи Лукреція, въ своемъ спиритуальномъ возраженіи, также приверженъ ученію объ оживленной вселенной, провозглашаетъ творческую силу вещества, и почитаетъ божественную волю, открывающуюся во всемъ. Оба одинаково предполагаютъ жизнь во вселенной, и оба становятся подъ знамя нашего ученія. „Всѣ звѣзды“, говоритъ Полиньякъ, „суть солнцы, окруженныя темными тѣлами, которыя получаютъ отъ нихъ свѣтъ и теплоту. Слабость нашего зрѣнія мѣшаетъ намъ видѣть эти планеты, и по отдаленности огромныя солнцы кажутся намъ только свѣтлыми точками. Если сообразить, что эти звѣзды обладаютъ силою солнечныхъ лучей, то можно ли предполагать, что безчисленныя, удивительныя небесныя свѣтила безъ всякой пользы расточаютъ въ пространствѣ свѣтъ и теплоту? Богъ нигдѣ не создаетъ одинакаго существа одного рода. Цѣлыя жатвы подобныхъ существъ разсѣваются изъ неизмѣримой житницы въ безконечность вселенной.“ Слова кардинала столь же ясны и опредѣленны, какъ мнѣніе, въ которомъ Лапласъ высказалъ свою склонность къ нашему ученію. Мы сообщимъ позже воззрѣніе этого знаменитаго астронома; теперь же намъ надобно упомянуть еще о другихъ дѣятеляхъ, прославленныхъ въ исторіи наукъ древнихъ временъ.
Мы не ищемъ приверженцевъ и почитателей нашего мнѣнія въ порѣ блеска римлянъ, когда возвышеніе души подавлялось чувственными наслажденіями, а также не стараемся найти ихъ въ вѣкахъ постепеннаго паденія великаго государства и всеобщаго переворота въ народахъ; но укажемъ на то, что въ первыя времена христіанства нѣкоторые люди съ яснымъ умомъ и безъ предразсудковъ открыто признавали обитаемость вселенной. Плутархъ написалъ сочиненіе о Лунѣ, и отважно защищалъ нашу философію, которой придерживались его предшественники, мудрецы древней Греціи. Въ сочиненіи о причинахъ всѣхъ вещей, Оригенъ говоритъ, что Богъ послѣдовательно создаетъ и уничтожаетъ безчисленные міры. Это было стоическое, а также халдейское ученіе о возрожденіи вещей и сожженіи міра въ огнѣ божества для новообразованія вселенной. Древнеиндѣйскіе народы также вѣровали въ періодическое возобновленіе творенія ихъ бога Брамы. Лактанцій, объясняющій сочиненія Ксенофонта, утверждаетъ, что Луна заселена и лунные жители обитаютъ въ глубокихъ и широкихъ долинахъ. Новѣйшія изслѣдованія указываютъ, что это мнѣніе, далеко опередившее свое время, не совсѣмъ безосновательно, потому что лунная атмосфера, если она вообще существуетъ, находится только въ глубокихъ долинахъ, гдѣ лишь возможна въ такомъ случаѣ жизнь по нашимъ понятіямъ. Ириней полагалъ, что христіанская секта валентинцевь, подъ тайнымъ именемъ Бито да и Эднера, преподаетъ систему Анаксимандра, заключавшую ученіе о безконечности міровъ. Къ ущербу успѣха наукъ вообще и нашего ученія въ особенности, ошибочное правило Аристотеля о неизмѣнности неба и ученіе о неподвижности Земли, невѣрно выведенное изъ Священнаго Писанія, покрыли завѣсою глаза людей, которые стремились къ познанію истины, и еще болѣе задержали безъ того уже медленный ходъ открытія дѣйствительности. Наука пошла назадъ. „Послѣ появленія Христа“, пишетъ Тертуліанъ, „намъ уже не нужно ни какой науки, и послѣ преподаванія Евангелія всѣ доказательства излишни; кто вѣруетъ, тотъ ни имѣетъ потребности ни въ чемъ другомъ; незнаніе вообще полезно тѣмъ, что не узнаешь неприличнаго.“ Эти слова Тертуліана стали девизомъ народной массы, многіе почитали ихъ священнымъ изреченіемъ и, къ сожалѣнію, слѣдовали ему въ теченіе вѣковъ. Полагали, что люди не могли постигнуть тайнъ, которыя Богъ предоставлялъ себѣ, и провозглашали, что грѣшно пытаться открывать такія тайны. Полагали, что человѣкъ довольно узналъ о мірѣ, и совѣтовали ему остаться на занятой имъ ступени. Наука очевидно шла назадъ. Отъ одной ошибки переходили къ другой, и наконецъ утверждали, что вѣрящій въ существованіе антиподовъ опровергаетъ слово Божіе, и долженъ считаться еретикомъ. Десять вѣковъ позже прокляли семидесятилѣтняго ученаго старца, котораго преступленіе состояло въ томъ, что онъ нашелъ доказательство вращенія Земли. Но умолчимъ обо всемъ этомъ, и вспомнимъ, что въ исторіи человѣчества есть періоды, которые носятъ на себѣ характеръ научнаго и нравственнаго извращенія, и указываютъ на паденіе царствъ и возникновеніе новыхъ судебъ человѣчества. Пора, о которой мы теперь говоримъ, относится къ такимъ періодамъ. Въ ней колоссъ римской имперіи распался какъ куча песку; это содѣйствовало полезному и благотворному распространенію истинныхъ и возвышенныхъ христіанскихъ мыслей и подготовляло время, въ которомъ мы живемъ теперь. Тогда была пора неподвижности, періодъ умственнаго изнеможенія, въ теченіе котораго человѣчество покоилось, чтобы съ обновленными силами устремиться къ усовершенствованію. Какое счастіе, что люди, которымъ судьба назначила быть образцами и руководителями просвѣщенія, въ эту пору покоя, не употребляли во зло своей власти, и не уничтожали совѣсти тою же рукою, которою имъ слѣдовало разлить небесный свѣтъ надъ всѣми народами на сѣверѣ и на югѣ, на западѣ ина востокѣ; науку позабыли, и научные элементы разсѣялись но всѣмъ направленіямъ. На Востокѣ, въ УЧІ вѣкѣ нашего лѣтосчисленія, сожгли самую богатую библіотеку въ мірѣ, въ которой хранились сокровища человѣческихъ знаній. Это былъ достойный плодъ губительнаго переворота въ Аравіи. На Западѣ могучее стремленіе мыслей въ теченіе слѣдующихъ вѣковъ оставалось безплоднымъ подъ желѣзнымъ шлемомъ. Дѣйствительно, въ ту пору было время застоя въ исторіи нашего ученія, какъ и въ исторіи философіи вообще. Оттого мы не станемъ стараться соединить разорванную цѣпь, но упомянемъ о тѣхъ знаменитыхъ людяхъ, которые провозгласили обитаемость вселенной по пробужденіи наукъ. і,
II. ОТЪ СРЕДНИХЪ ВѢКОВЪ ДО НАШЕГО ВРЕМЕНИ.[править]
Намъ представляются имена, прославленныя въ различныхъ областяхъ науки. Къ нимъ относятся: Николай Куза, самый старинный приверженецъ нашего мнѣнія въ среднихъ вѣкахъ; несчастный Джордано Бруно, погибшій въ Римѣ на кострѣ за свои философическія мысли, высказанныя особенно въ сочиненіи О безконечности вселенной и міра; Михаилъ Монтань, котораго Опыты донынѣ составляютъ богатый источникъ; Галилей, несмотря на запрещеніе инквизиціи, продолжавшій называть Землю звѣздою, и осмѣлившійся въ своей Системѣ міра предложить вопросъ, не существуютъ ли на другихъ мірахъ такія же творенія, какъ на Землѣ? Тихо-де-Браге, астрономъ, знаменитый, но не довольно отважный; Декартъ и его ученики; Кеплеръ, написавшій Лунную астрономію, и мечтавшій объ астрономическихъ снахъ; наконецъ, Ѳома Кампанелла, который въ своемъ Солнечномъ государствѣ высказалъ мысль, что неосновательно утверждать, будто бы за предѣлами земнаго шара нѣтъ ничего, потому что въ видимомъ мірѣ и за нимъ ничто существовать не можетъ. Послѣ даннаго толчка повсюду обнаружилось движеніе. Въ одномъ 6огословско-философскомъ сочиненіи, появившемся въ ту пору, когда мнѣніе о подвижности Земли преобразовалось, находится особенная мысль: „За предѣлами этого міра, т. е. за огненнымъ небомъ, не существуетъ тѣлъ. Но въ безконечномъ пространствѣ (если такъ можно выразиться), въ которомъ мы живемъ, находится Богъ въ своей сущности и могъ создать міры, которые, какъ утверждаютъ богословы, безконечно совершеннѣе нашего.“ Мы однако вообще замѣтимъ, что большая часть упомянутыхъ философовъ, и даже почти всѣ ученые слѣдующаго періода, признавали только возможность существованія міровъ кромѣ нашего, но не утверждали, чтобъ они дѣйствительно существовали. Этотъ шагъ можно было сдѣлать лишь когда воспламенилось свѣтило новѣйшихъ наукъ. Напр. Декартъ, придумавшій теорію вихрей,(полагаетъ, что было бы слишкомъ притязательно утверждать дѣйствительную многочисленность обитаемыхъ міровъ, какъ въ нашей солнечной системѣ, такъ и въ системѣ неподвижныхъ звѣздъ. Тѣмъ не менѣе онъ прибавляетъ, что планеты темныя и твердыя тѣла, такого же свойства, какъ наша Земля, почему можно предполагать ихъ обитаемость.
Изъ ученыхъ въ XVII вѣкѣ нашему ученію были привержены: Давидъ Фабрицій, утверждавшій, впрочемъ, будто видѣлъ лунныхъ жителей собственными глазами; Клодъ Бернгаръ, Отто Герике, Петръ Гасенди, Антоніо Рейта, Мазслинъ, Робертъ Бертонъ, епископъ Уилькинсъ, который издалъ сочиненія Объ обитаемой лунѣ и новомъ планетномъ мірѣ; далѣе Николай Гиллъ, I. Гоузль, Паттеръ и I. Локъ, сочинитель Опыта о человѣческомъ разсудкѣ.
Средина знаменитаго XVII вѣка, славнаго людьми въ родѣ Декарта, Гасенди и Паскаля, всего богаче мыслями и сочиненіями всякаго рода, касающимися нашего ученія. Восторженные новыми открытіями въ оптикѣ и изобрѣтеніемъ зрительной трубы, ученые ревностно занимались наблюденіемъ звѣздъ, и большая часть ихъ невольно предавались вѣрѣ въ обитаемость луны, солнца и планетъ. Во Франціи Петръ Борель, находившійся въ дружественныхъ сношеніяхъ съ Гасенди, Мерсеномъ и, вѣроятно, также съ Сирано-де-Бержеракомъ, написалъ любопытное сочиненіе о многочисленности міровъ съ тогдашней точки зрѣнія науки. Это сочиненіе никогда не было напечатано, и имѣетъ заглавіе: „Новый трактатъ, въ которомъ доказывается многочисленность міровъ, что звѣзды — обитаемые міры и Земля — звѣзда, что Земля находится внѣ средоточія вселенной въ третьемъ небѣ, и вертится передъ неподвижнымъ солнцемъ, и другія удивительныя вещи.“ Въ этой рукописи находится Отчетъ о вещахъ на лунѣ по Галилею и изслѣдованіе о средствахъ, которыми можно открыть чистую истину о многочисленности міровъ. Эти средства состоятъ изъ воздухо-плаваній и наблюденій высоко въ воздухѣ. Въ Англіи Ф. Годуинъ написалъ сочиненіе: Человѣкъ на лунѣ, или путешествіе въ лунный міръ Доминика Гонзалеса, испанскаго искателя приключеній. Затѣмъ, между людьми, которые разсматривали ученые предметы въ романахъ, всѣхъ замѣчательнѣе Сирано-де-Бержеракъ, который обнародовалъ знаменитое свое Путешествіе на луну, а позже Исторію государствъ и царствъ солнца. Въ то же время подобныя же мнѣнія высказалъ отецъ Мерсеннь, сочинитель Путешествія въ міръ Декарта. Гиліомъ Жильберъ въ своемъ сочиненіи О магнитахъ и магнитныхъ тѣлахъ, и данцигскій астрономъ Иванъ Гевель въ своемъ драгоцѣнномъ Описаніи луны.
Отецъ Анастасій Кирхеръ принадлежитъ къ писателямъ того же времени; многіе считаютъ его также приверженцемъ нашего ученія. Самое извѣстное, хотя и не лучшее, сочиненіе этого автора Восторженное путешествіе по небу, гдѣ онъ, подъ руководствомъ генія Косміеля, посѣщаетъ различныя планеты. Онъ признаетъ не истинную систему міра, а ту, которую составилъ Тихо-де-Браге 60 лѣтъ раньше, чтобы согласовать небесную механику съ Библіею. По безпристрастію, мы должны сказать, что Кирхеръ отнюдь не принадлежитъ къ нашимъ приверженцамъ, и обращаемъ на это вниманіе, потому что большая часть писателей, которые говорили о немъ, не поняли его или судили по наслышкѣ и по предшественникамъ, ошибавшимся въ своемъ сужденіи. Такимъ образомъ мы читаемъ въ одномъ полулитературномъ и полуученомъ сочиненіи, въ которомъ разбираются различные астрономическіе вопросы, слѣдующее: „Я имѣлъ поводъ перелистывать эту книгу (Восторженное путешествіе по небу), и въ самомъ дѣлѣ должно полагать, что добрый отецъ видѣлъ вещи на другихъ мірахъ. На Сатурнѣ онъ замѣтилъ старцевъ съ мрачными взорами, медленно прохаживавшихся въ траурной одеждѣ съ погребальными Факелами, которыми они размахивали. Впалые глаза, блѣдное лице и серіозный лобъ ясно указывали, что они служители мести, и что Сатурнъ полонъ злаго вліянія.“ Кирхеръ не можетъ найти словъ для выраженія удивленія, которое возбудили въ немъ жители Венеры. „Это были молодыя существа прекраснаго роста и обворожительной прелести. Ихъ одежда, прозрачная какъ кристаллъ, сверкала пестрыми цвѣтами въ лучахъ солнца съ восхитительнымъ блескомъ. Одни плясали при звукахъ лиръ и цимбаловъ, другіе распространяли въ воздухѣ благоуханіе, разсыпали душистые цвѣты полными руками изъ корзиночекъ, наполнявшихся снова.“
Такимъ же образомъ понимаютъ сужденіе Кирхера о жителяхъ міровъ и авторъ Писемъ Пальмирѣ, и другіе писатели подражаютъ ему. Въ Панорамѣ міровъ (впрочемъ, сочиненіи очень поучительномъ) упомянутое нами описаніе Сатурна повторяется тѣми же словами.
Не смотря на такое согласіе, приведенныя предложенія не переведены изъ сочиненія Кирхера. Мы старались всегда доискиваться мнѣній въ самыхъ оригинальныхъ сочиненіяхъ, и нашли, что отецъ Кирхеръ прямо возстаетъ противъ недогматическаго мнѣнія о многочисленности міровъ, и нигдѣ не говоритъ о жителяхъ Венеры, Сатурна и другихъ планетъ. Онъ постоянно проситъ своего руководителя: О, Косміель! помоги мнѣ, открой мнѣ тайну этихъ явленій!» Косміель же постоянно возражаетъ: «Сынъ мой, это ангелы, которымъ Господь поручилъ управлять мірами, и потому они изливаютъ благодѣтельное или вредное вліяніе этихъ звѣдъ на главу грѣшниковъ.» Кирхеръ въ своей книгѣ повсюду проявляетъ астрологическій духъ, господствовавшій въ то время. По его мнѣнію, Земля средоточіе міра и единственное мѣсто жительства людей; семь планетъ проходятъ свои пути вокругъ Земли, и обнаруживаютъ свое вліяніе на наши головы, смотря по отношенію, въ которомъ находились при нашемъ рожденіи. За планетною системою и за небомъ неподвижныхъ звѣздъ находятся такъ называемыя наднебесныя воды. Это, по его воззрѣнію, верхнія воды, о которыхъ говорится въ Писаніи, что онѣ отдѣлились отъ нижнихъ во второй день творенія, и теперь облекаютъ міръ. По этому видно, что отецъ Кирхеръ вовсе не раздѣляетъ нашего мнѣнія. Мы однако не упомянули о самыхъ странныхъ случаяхъ во время его путешествія, и не говорили о вопросахъ, которые онъ дѣлаетъ генію Косміелю: годится ли вода Венеры для крещенія катехуменовъ? можно ли употреблять вино, добываемое на виноградникахъ Юпитера, для священной жертвы? и т. д. Хотя эти вопросы весьма интересны, возвратимся однако къ нашему историческому описанію.
Переходя къ слѣдующему періоду, мы должны однако упомянуть объ остроумномъ Фонтенеллѣ, который поддержалъ значеніе нашего ученія. Фонтенелла однако считали болѣе человѣкомъ остроумнымъ, нежели ученымъ; называли его милымъ столѣтнимъ старцемъ, который, по собственнымъ его словамъ, провелъ жизнь, занимаясь пустячками, никогда не любилъ людей или вещей, и умеръ, срывая розы со лба дѣвицы Эльвесіюсъ. Мы, съ нашей стороны, знаемъ только, что книга, подъ заглавіемъ: Бесѣды о многочисленности міровъ была посвящена маркизѣ де-ла-Незанжеръ. Это сочиненіе за 170 лѣтъ предъ симъ приняли съ большимъ восторгомъ, и понынѣ можно съ удовольствіемъ читать это сочиненіе, самое прелестное изъ появившихся о нашемъ предметѣ. Чрезвычайный успѣхъ превосходнаго произведенія открылъ глаза многимъ, и заставилъ ихъ обратить взоры на истину. Мы читали эту книгу съ большимъ удовольствіемъ, и удивлялись ученому секретарю академіи наукъ, котораго уважаемъ, не смотря на высказанное осужденіе. «Онъ предлагалъ плодъ подъ цвѣтами», говоритъ Гуссе, «философію въ видѣ граціи, истину подъ колеблющеюся оболочкою мечтаній. Его книга, по сужденію Вольтера, не можетъ сдѣлаться классическою, потому что философія всего болѣе требуетъ истины, а истину не слѣдуетъ скрывать подъ ложными украшеніями. Къ изслѣдованію міровъ нельзя приступить съ учтивостями; съ компасомъ мечта была бы лучшею руководительницею. Съ каждымъ шагомъ горизонтъ расширяется передъ мечтою, а учтивости затемняютъ его внезапно, какъ бы онъ ни былъ до того свѣтелъ. Такимъ образомъ въ Мірахъ Фонтенелла находятъ „накопленіе небесныхъ веществъ, въ которомъ включено солнце. Утренняя заря представляетъ прелесть, даваемую природою въ прибавку. Отъ всей небесной утвари земля сохранила луну, которая, кажется, очень привязана къ ней…. Все это очень мило, особенно для веселыхъ учениковъ или для дамъ, которыя слушаютъ, разглядывая украшенія своего вѣера.“ Такіе упреки слишкомъ жестоки, особенно если сообразить время Фонтенелла и окружающее его общество, а также ложность системы, принятой илъ вмѣстѣ съ дружественными ему картезіанцами. Впрочемъ, какъ мы уже замѣтили, самъ Фонтенелль подалъ поводъ къ такому упреку. Дѣйствительно, авторъ разсматриваетъ наше ученіе такъ поверхностно, и цѣнитъ его вліяніе на ходъ мыслей такъ мало, что говоритъ въ своемъ предисловіи: „Намъ кажется, нѣтъ ничего интереснѣе, какъ узнать, существуютъ ли другіе обитаемые міры; впрочемъ, пусть объ этомъ хлопочетъ кто имѣетъ къ тому охоту. Кто можетъ расточить мысли, пусть тотъ расточаетъ ихъ на подобныя вещи; но не всякій въ состояніи дѣлать такую излишнюю трату.“
Хотя и должно сознаться, что книга Фонтенелла вовсе не соотвѣтствуетъ наукѣ, должно однако согласиться, что онъ ввелъ мысль о многочисленности міровъ въ обширный кругъ общества, и первый написалъ общепонятную астрономію. Уже по этому мы будемъ чтить его память, и уплатимъ тѣмъ должную дань смиренной благодарности.
Десять лѣтъ послѣ появленія Фонтенели почти 70-ти-лѣтній Гейгенсъ написалъ сочиненіе Созерцатель вселенной, которое издалъ его братъ, послѣ смерти автора. Въ немъ вопросъ разсматривается очень серіозно. Сочинитель описываетъ планетную систему, съ большою ученостью излагаетъ, въ какомъ положеніи должны находиться жители каждой планеты на поверхности своего міра, и старается также доказать свою теорію, что планетный человѣкъ, въ физическомъ, умственномъ и нравственномъ отношеніяхъ, походитъ на насъ. Мы не останавливаемся здѣсь на этомъ ученіи, потому что обратимъ на него вниманіе при разборѣ обитаемости различныхъ міровъ и жизни земнаго человѣка. Гейгенсъ, какъ ученый философъ, стоитъ выше Фонтенелля.
Мы достигли XVIII вѣка. Въ немъ къ нашему ученію были привержены знаменитѣйшіе философы, математики и естествоиспытатели. Во-первыхъ, Бель свободный мыслитель, перешедшій изъ предъидущаго вѣка, Лейбницъ, Бернулли, Томасъ Бернетъ и Неемія Грю; далѣе: Исаакъ Ньютонъ, съ своею Оптикою, Уильямъ Уистонъ, въ своей Теоріи земли, Христіанъ Вольфъ, въ общей космологіи, Уильямъ Дергемъ. въ Астроаелойи, Георгъ Чейнъ въ Основаніяхъ натуральной философіи, Ксаверій Эймартъ въ Картинномъ описаніи новыхъ наблюденій солнца и извѣстный духовидѣцъ Эмануилъ Сведенборгъ, писавшій о небесныхъ тайнахъ, а вмѣстѣ съ нимъ и спиритуалистовъ, которымъ удалось понимать его сочиненія, отъ апостоловъ Новаго Іерусалима до автора Серафимы. Къ упомянутымъ философамъ мы еще присоединимъ: Вольтера, написавшаго извѣстный романъ Микромегасъ и философическіе отрывки; Бюфона, автора Эпохъ природы, Кондильяка съ его Логикою, Ламбера съ Космологическими письмами, Мармонтеля съ Инками, Бальи съ Исторіею древней астрономіи, Лафатера съ Физіогномикою, Бернарденъ-де-Сенъ-Піера съ Гармоніею природы, Дидеро и главныхъ его сотрудниковъ съ не смотря на изреченіе д’Аламбера: „Мы объ этомъ ничего не знаемъ“; Эмануила Канта съ Общею естественною исторіею неба; поэтическихъ философовъ Гете, Краузе и Шеллинга; знаменитѣйшихъ астрономовъ: Фергюзона съ его Астрономіею по основному ученію» Ньютона, Боде съ Воззрѣніемъ вселенной, Уильяма Гершеля съ различными памятными записками, Ламонда съ четырьмя сочиненіями объ. астрономіи, Лапласа съ его Изображеніемъ системы вселенной и т. д., наконецъ многихъ, стихотворцевъ, которые какъ Іонгъ Гервей и Томпсонъ, Сенъ-Ламберъ и Фонтанъ прославляли въ своихъ произведеніяхъ величіе вселенной и обитаемыхъ міровъ.
Мы не станемъ исчислять сочиненій нынѣшняго вѣка, которыя краснорѣчивѣе прежнихъ говорятъ въ пользу нашего ученія, и надѣемся, что этотъ рядъ знаменитыхъ именъ, блиставшій въ исторіи естествознаній и философіи отъ исторической древности до нашихъ временъ, будетъ могучимъ орудіемъ обороны. Если всѣ эти знаменитые мужи не опасались унизить своего ума и своей учености, провозглашая многочисленность міровъ, то тѣмъ болѣе мы не опасаемся говорить объ этомъ ученіи, открыть его и показать во всемъ величіи. Основатели новыхъ философическихъ системъ не только забыли имена тѣхъ, которые до нихъ раздѣляли основныя ихъ воззрѣнія, но даже иногда пытались называть передаваемое ими ученіе плодомъ собственныхъ изысканій. Мы же, съ своей стороны, не называемъ излагаемаго нами ученія нашимъ произведеніемъ, но считаемъ обязанностью и счастіемъ изслѣдовать, какіе мыслители выражали подобное воззрѣніе и раздѣляли такую же вѣру. Отдавая справедливость предшественникамъ, мы также указываемъ, что наши мысли свойственны намъ однимъ или произвольны, и надѣемся, что ихъ общность и естественность оправдываетъ наше стремленіе, распространить наше ученіе, и ободряетъ считать его философіею, которая будетъ господствовать современемъ.
Глубочайшіе мыслители минувшихъ временъ раздѣляли эту возвышенную вѣру, и при изслѣдованіи исторіи этой вѣры насъ поразило то, что она могла быть забытою и сдѣлаться ничтожною, послѣ того, какъ она была общеизвѣстною. Мы считаемъ это одною изъ непостижимыхъ тайнъ судьбы человѣчества, которой истина, составляющая основу философіи, могла оставаться въ пренебреженіи тысячи лѣтъ. Но мы считаемъ обязанностью положить эту затемненную истину на щитъ нынѣшняго знанія, озарить се свѣтомъ новѣйшей науки и увѣнчать дражайшими нашими мыслями и стремленіями.
Дѣйствительно, наше мнѣніе не ново и заслуживаетъ уваженія столько же по своей древности и вѣковой зрѣлости, какъ и по именамъ защитниковъ. Къ обзору его исторіи мы присоединимъ мнѣнія, высказанныя въ различное время, и тѣмъ пополнимъ историческое наше описаніе. Сначала упомянемъ объ опытномъ и праздолюбивомъ авторѣ Путешествія молодаго Анахарсиса въ Греціи. Въ бесѣдѣ съ любознательнымъ міровымъ гражданиномъ видно, какъ за 400 лѣтъ до нашего лѣтосчисленія думали о нашемъ ученіи, и это составляетъ отличный доводъ нашего ученія: «Верховный жрецъ Калліасъ, довѣренный другъ Эвклида, сказалъ мнѣ послѣ этого (говоритъ Анахарсисъ): Толпа не видитъ вокругъ обитаемой ею земли ничего больше какъ небо, днемъ свѣтлое, ночью усѣянное звѣздами; это для нея предѣлы вселенной. Для философовъ же вселенная не имѣетъ границъ и возрасла до величины, которой ужасается даже наше воображеніе. Сначала полагали, что Луна обитаема. Затѣмъ, что звѣзды міры и наконецъ^ что число міровъ безконечно, потому что одинъ не можетъ ограничивать или включать другіе. Какой удивительный путь открывается здѣсь человѣческому уму! Чтобы пройти по немъ, возьмись за самую вѣчность, взмахни крыльями утренней зари и лети къ Сатурну, лети въ небеса, которыя простираются надъ этою планетою безпрерывно: ты вступишь въ новыя сферы и найдешь новыя звѣзды и міры надъ мірами; повсюду ты найдешь безконечность въ веществѣ, пространствѣ, движеніи, числѣ міровъ и числѣ звѣздъ, украшающихъ вселенную, и когда ты созерцалъ милліоны лѣтъ, ты увидишь едва нѣсколько точекъ неизмѣримаго царства природы. О, какъ велика кажется намъ эта мысль о природѣ! И если наша душа расширится вмѣстѣ съ нашими мыслями и какимъ-нибудь образомъ сольется съ воспринятыми идеями, какъ долженъ будетъ возгордиться человѣкъ, который проникъ въ эту непостижимую глубину!» — Гордиться! воскликнулъ я съ удивленіемъ. Почему же, почтенный Калліасъ? Духъ мой стѣсняется при зрѣлищѣ величія безъ границъ, передъ которымъ все остальное обращается въ ничто. Ты, я, всѣ люди въ неизмѣримомъ океанѣ, въ которомъ цари и завоеватели отличаются только тѣмъ, что они немного больше другихъ возмущаютъ окружающія ихъ капли воды. — При этихъ словахъ верховный жрецъ взглянулъ на меня и черезъ нѣсколько мгновеній молчанія пожалъ мнѣ руку и сказалъ: «Сынъ мой, ничтожное созданіе, начинающее познавать безконечность, принимаетъ участіе въ величіи, которое переполняетъ его удивленіемъ.» Калліасъ удалился послѣ этого, и Эвклидъ говорилъ мнѣ о мужахъ, вѣрящихъ въ многочисленность міровъ, о Пифагорѣ и его ученикахъ. Затѣмъ онъ упомянулъ о Лунѣ. "По Ксенофонту, " "сказалъ онъ, «жители луны ведутъ такой же образъ жизни, какъ мы на Землѣ. По мнѣнію нѣкоторыхъ учениковъ ІІнеагора, растенія тамъ гораздо красивѣе, животныя 15 разъ больше, а дни 15 разъ длиннѣе нашихъ. Безъ всякаго сомнѣнія, прибавилъ онъ, и люди тамъ въ 15 разъ умнѣе, чѣмъ на Землѣ. Эта мысль нравится моему воображенію. Я вижу, что природа богаче разнообразіемъ видовъ, нежели числомъ породъ, и населяю планеты народами, обладающими однимъ, двумя, тремя, четырьмя чувствами больше нежели мы; затѣмъ я сравниваю силу ихъ ума съ умственною силою сыновъ Греціи, и сознаюсь, что тогда Гомеръ и Пиѳагоръ кажутся мнѣ ничтожными. — Уже Демокритъ, возразилъ Эвклидъ, охранилъ славу этихъ мужей отъ такого унизительнаго сравненія. Онъ утверждаетъ, что всѣ люди, разсматриваемые въ отдѣльности, повсюду одинаковы, и вѣроятно высказалъ это по убѣжденію въ совершенствѣ нашего рода.» Сочинитель присоединяетъ къ этому разсужденія въ нѣсколько шутливомъ тонѣ.
Краткія замѣчанія объ аѳинской философіи въ вѣкъ Платона подтверждаютъ фактъ, на который уже указано въ историческомъ очеркѣ, именно, что изслѣдованіе многочисленности міровъ возникло въ древнѣйшія времена. Съ этой поры они угасали только повидимому; но возвышенная философическая мысль безпрерывно проявлялась иногда въ дѣятельности человѣческаго мышленія. «Мы предписываемъ Богу границы», пишетъ Монтань въ XVI вѣкѣ, "мы осаждаемъ Его могущество нашимъ разсудкомъ, мы хотимъ подчинить Его пустому, слабому блеску нашего пониманія, Его, кто создалъ насъ и наше знаніе! Какъ, развѣ Богъ далъ намъ ключъ къ открытію глубочайшихъ причинъ своего могущества? Развѣ онъ обязался никогда, не переходить за предѣлы нашего знанія? Положимъ, человѣкъ, что ты успѣлъ открыть нѣкоторые слѣды его дѣятельности, — неужели ты думаешь, что въ этомъ заключается все его могущество и всѣ его мысли? Ты видишь только форму и порядокъ маленькой клѣтки, обитаемой тобою, если въ состояніи обозрѣть ее; власть же его божества распространяется гораздо дальше въ безконечность и эта частица исчезаетъ въ цѣломъ.
"Въ самомъ дѣлѣ, къ чему всемогущему Богу ограничивать свою власть, свое могущество опредѣленною мѣрою, въ пользу кого отказаться Ему отъ своихъ правъ? Только когда разумъ говоритъ тебѣ о многочисленности міровъ, онъ приближается къ истинѣ на надежной основѣ.
«Знаменитѣйшіе люди минувшихъ временъ вѣрили во многочисленность міровъ, и даже нѣкоторые ваши современники вынуждены признать ее на основаніи человѣческаго разсудка. Точно такъ же въ видимомъ созданіи нѣтъ ничего одиночнаго и всѣ вещи повторяются въ какомъ-нибудь числѣ; весьма невѣроятно, чтобы Богъ создалъ одинъ нашъ міръ, и чтобъ эта форма вещества совершенно истощилась единственно на Землѣ».
«По моему мнѣнію», пишетъ въ концѣ прошедшаго вѣка глубокій мыслитель Кантъ, «нѣтъ необходимости утверждать, что всѣ планеты непремѣнно обитаемы, хотя и нѣтъ смысла отвергать обитаемость всѣхъ планетъ или большей части изъ нихъ. По богатству природы и потому, что міры и системы въ отношеніи ко всему созданію только пылинки, можетъ быть, существуютъ и пустынныя, необитаемыя мѣстности. Однако, гораздо понятнѣе предположеніе, что если планета въ настоящее время необитаема, то она будетъ имѣть обитателей, когда окончится періодъ ея образованія. Можетъ быть, наша Земля существовала тысячи или больше лѣтъ прежде нежели пришла въ состояніе, въ которомъ могла поддерживать жизнь людей, животныхъ и растеній.»
«Можно ли полагать», говоритъ позднѣе Л. К. Депрео, «что безконечное, мудрое существо украсило небесный сводъ такимъ множествомъ тѣлъ изумительной величины только для того, чтобы доставить наслажденіе нашимъ взорамъ и представить величественное зрѣлище? Неужели онъ создалъ безчисленныя солнцы только для того, чтобы мы, жители нашего маленькаго земнаго шара, взирали на нихъ какъ на свѣтящія точки на небѣ, изъ которыхъ большая часть едва замѣтна для насъ, а несравненно большее число вовсе не видно невооруженному глазу? Такой мысли питать невозможно, если сообразить, что повсюду въ природѣ существуетъ изумительное согласіе между твореніями Бога и его цѣлями, и что при всѣхъ его дѣленіяхъ онъ имѣлъ въ виду не одну славу, но также пользу и радость созданій. Неужели онъ сотворилъ звѣзды, распространяющія свои лучи для того, чтобы они не достигали міра, гдѣ могли бы наслаждаться ихъ благотворнымъ дѣйствіемъ? Нѣтъ! Каждое изъ этихъ милліоновъ солнцевъ, какъ наше солнце, имѣетъ свои планеты, и вокругъ насъ мы видимъ несмѣтное число міровъ, оживленныхъ существами различныхъ порядковъ и, какъ наша Земля, заселенныхъ обитателями, которые могутъ дивиться великолѣпію и величію твореній Бога и прославлять Его.»
Вотъ какъ мыслили философы всѣхъ школъ и вѣръ. Монтань — человѣкъ простой, откровенный и прямодушный; Кантъ, отецъ нѣмецкой философіи, и Депрео, защитникъ философіи христіанской. Мы, однако, утомили бы читателя, продолжая, для подтвержденія нашего ученія, исчислять сочиненія, говорящія въ нашу пользу. Тѣмъ не менѣе мы считали существенно важнымъ указать передъ изложеніемъ нашего ученія на приведенные авторитеты. При этомъ читатели замѣтятъ, что поименованные нами философы, не смотря на значительное ихъ число, были люди съ серіознымъ направленіемъ, и что мы не упомянули о тысячахъ созданій воображенія, которыя придумали романтики или мечтатели всѣхъ временъ. Такимъ образомъ Арі остъ въ своемъ Бѣшеномъ Роландѣ описываетъ долину на Лунѣ, гдѣ мы послѣ смерти можемъ найти мысли и картины всѣхъ вещей, окружавшихъ насъ на Землѣ; Марсель Палингеній весьма серіозно говоритъ въ своемъ Зодіакѣ о первообразномъ мірѣ, существующемъ гдѣ-то въ пространствѣ, а Платонъ помѣщаетъ свою воображаемую республику на таинственной Атлантъ Меркурій Трисмегистидѣ; различаетъ четыре міра: первообразный, умственный, звѣздный и стихійный; Агриппа описываетъ въ своей Тайной философіи шесть міровъ и т. д.
Мы должны здѣсь окончить исторію мнѣній о многочисленности міровъ и присоединяемъ только идеи двухъ знаменитѣйшихъ астрономовъ, которыхъ отнюдь нельзя обвинять въ склонности къ мистицизму.-«Благотворное вліяніе солнца», говоритъ Лапласъ, «производитъ животныхъ и растенія, покрывающія землю, и аналогія заставляетъ насъ предполагать, что оно дѣйствуетъ подобнымъ образомъ на другихъ планетахъ. Дѣйствительно, не естественно думать, что вещество, котораго плодотворная сила обнаруживается столь различнымъ образомъ, имѣетъ совершенно безплодное вліяніе на столь большую планету какъ Юпитеръ, потому что послѣдній, какъ и Земля, имѣетъ свои дни, ночи и годы, тѣмъ болѣе, что наблюдали на немъ измѣненія, заставляющія предполагать очень дѣятельныя силы Человѣкъ, созданный для тем
пературы Земли, кажется, не могъ бы жить на другихъ планетахъ. Но развѣ не можетъ существовать безконечное число твореній, организованныхъ сообразно съ различною температурою звѣздъ и міровъ? Если одна разница элементовъ и климатовъ уже на Землѣ обусловливаетъ столь значительное разнообразіе существъ, какъ же должны отличаться существа прочихъ планетъ отъ земныхъ!»
«Для чего», говоритъ Джонъ Гершель, «созданы звѣзды и разсѣяны такія превосходныя міровыя тѣла въ пространствѣ? Навѣрное не для того, чтобы освѣщать наши ночи, потому что вторая луна, въ тысячу разъ меньше нашей, исполняла бы такое назначеніе несравненно лучше. Точно такъ же онѣ не могутъ быть назначены, чтобы блестѣть зрѣлищемъ безъ смысла и истины, для возбужденія въ насъ пустыхъ предположеній. Конечно, эти звѣзды сложатъ человѣку точками опоры, къ которымъ онъ надежно относитъ все, но изученіе астрономіи доставило бы очень мало пользы, если бы предполагали, что человѣкъ единственная цѣль дѣятельности Творца, и не признавать, что въ удивительномъ мірозданіи, включающемъ насъ, находятся мѣстопребыванія живыхъ существъ другаго рода!»
Этотъ историческій обзоръ подготовилъ насъ жъ рачительному изслѣдованію нашего ученія, и доказалъ, что замѣчательнѣйшіе люди всѣхъ временъ, которые вглядывались въ природу, и міръ, были поражены удивительно богатою плодовитостью природы, и постигали безуміе тѣхъ, которые ограничивали ея дѣятельность одною нашею Землею. Если авторитетъ свидѣтельствъ и единогласіе мнѣній могутъ служить основою историческому убѣжденію, то ученіе, защищаемое нами, утверждено на незыблемомъ основаніи. Такими основаніями весьма долго довольствовались въ физикѣ, астрономіи и философіи, и понынѣ значительная часть нашихъ убѣжденій держится только на такой основѣ. Мы однако хорошо знаемъ, что въ спекулятивномъ ученіи, какъ и въ опытныхъ наукахъ, ни многочисленность, ни большой вѣсъ мнѣній и доводовъ не составляютъ достаточнаго залога истины, что ихъ необходимо строго разобрать разумомъ, и должно соглашаться только съ очевидностью или философскою достовѣрностью. Оттого изъ всего сказаннаго мы только заключаемъ, что изученіе природы возбуждаетъ и утверждаетъ въ человѣкѣ вѣру въ многочисленность міровъ.
Болѣе чѣмъ 150 лѣтъ тому назадъ Гейгенсъ сказалъ: «Люди безъ всякихъ знаній геометріи и ботаники почтутъ наше предпріятіе пустымъ и смѣшнымъ; имъ покажется невѣроятнымъ, что можно измѣрить разстояніе звѣздъ, ихъ величину и т. д. Имъ должно отвѣчать, что они судили бы совершенно иначе, если бы стремились освоиться съ этими науками и внимательно разсматривали устройство природы. Конечно, многіе, по недостатку способностей, случая или времени, не могли посвятить себя этимъ наукамъ. Мы и не упрекаемъ ихъ въ томъ. Но если они считаютъ себя въ правѣ укорять насъ, что мы такъ рачительно занимаемся своими изслѣдованіями, то мы передаемъ рѣшеніе болѣе способнымъ людямъ.» Мы и нынѣ повторяемъ тѣ же слова всѣмъ, кто возстаетъ противъ изслѣдованія, которое кажется новымъ. Если намъ возразятъ, что наши изысканія направляются къ сокровеннымъ вещамъ, тайну которыхъ Богъ предоставилъ себѣ и не хотѣлъ открыть намъ, то мы укажемъ на побѣдоносную исторію науки. Если намъ скажутъ, что наши старанія расточаются на безполезныя вещи, мы спросимъ: кто знаетъ значеніе и цѣну своего отечества лучше: тотъ ли, кто можетъ сравнивать его съ другими народами, которые онъ посѣщалъ и изслѣдовалъ, или тотъ, кто постоянно оставался и дремалъ въ родномъ своемъ городѣ? Неужели же лучше жить въ невѣдѣніи, нежели стараться постигнуть что такое земля и что мы на ней сами?
Мы тотчасъ же можемъ приступить къ одному изъ интереснѣйшихъ и важнѣйшихъ вопросовъ всей философіи, и взвѣсить его во всѣхъ отношеніяхъ, чтобы перейти отъ шаткости предположеній къ незыблемости убѣжденія; мы можемъ представить основанія, утверждающія наше убѣжденіе, и опираясь притомъ на однихъ научныхъ фактахъ. Мы можемъ подавить устарѣлое притязательное тщеславіе человѣческаго ума, которое тщетно возлагало на нашу голову блестящій вѣнецъ созданія; для этого достаточно лучше вникать въ наше ничтожество, яснѣе познавая возвышенность вселенной, и не становя себя, бѣдныхъ, слабыхъ карликовъ, на одну ступень съ несравненнымъ исполиномъ, котораго мы называемъ творческою силою.
Потому разсмотримъ въ слѣдующемъ астрономическомъ отдѣлѣ всю солнечную систему и ея звѣзды, ихъ сходства и различія, которыя дѣлаютъ эти міры одинаковыми или разными, особыя условія ихъ существованія и степень обитаемости нашей земли. Затѣмъ, обратимъ вниманіе на пути планетъ и ихъ положеніе въ пространствѣ. Чрезвычайная ничтожность земли укажетъ намъ, что она не болѣе какъ мелкій, блѣдный цвѣтокъ на великолѣпномъ полѣ созданія, и что всеобъемлющая природа отъ исчезновенія Земли потеряетъ столько же, сколько Земля, утрачивая песчинку или каплю воды. Съ этой двойной точки зрѣнія, обитаемости міровъ и ничтожности земли, мы должны будемъ сдѣлать выводъ, который обращаетъ вѣроятность многочисленности міровъ въ философическое убѣжденіе.
ВТОРОЙ ОТДѢЛЪ.
Планетный міръ.[править]
I. Солнечная система.[править]
Лучезарное свѣтило дня, неистощимый источникъ свѣта и теплоты, которые разливаются ютъ него огромными волнами въ безконечность пространства, царственный дарователь прелести и наслажденія, безпрерывнаго возобновленія юности планетныхъ своихъ васаловъ, царь блага, расточающій съ богатаго своего престола плодотворную жизнь для могучаго благосостоянія своихъ владѣній — солнце со славою господствуетъ посреди нашего міра подвижныхъ звѣздъ, и управляетъ ихъ вращаніемъ въ порядкѣ и на путяхъ, опредѣленныхъ предвѣчно. Цѣль нашего вопроса — вникнуть въ физическія свойства этого свѣтила; понынѣ мы не въ состояніи дать на него надежный отвѣтъ, хотя со временъ Анаксимандра Милетскаго, ученика Ѳалесова, на этотъ вопросъ всегда обращали вниманіе. Изслѣдованія астрономовъ и физиковъ прошедшаго и нынѣшняго вѣковъ, повидимому, подали поводъ къ преобладанію мнѣнія, что солнце состоитъ изъ твердаго ядра съ оболочками, которыя бросаются намъ всего болѣе въ глаза. Понынѣ тѣло солнца считается планетообразнымъ шаромъ, который окруженъ двумя главными оболочками. Наружная, называемая свѣтовою сферою, представляется источникомъ свѣта и теплоты, а внутренняя, облачная, напротивъ того, имѣетъ назначеніе отражать блескъ свѣта и жаръ, чтобы предохранить самое тѣло солнца отъ избытка свѣта и теплоты, и сдѣлать ея поверхность годною для обитанія. Такимъ образомъ разсмариваютъ солнце В. Гершель и другіе астрономы, старавшіеся вникнуть въ его сущность, и такого же мнѣнія держатся сынъ его Джонъ Гершель и другіе наши современники. Впрочемъ не доказано, чтобъ въ такомъ объясненіи заключалась незыблемая истина, тѣмъ болѣе, что, по новѣйшимъ изысканіямъ и физическимъ и химическимъ наблюденіямъ относительно свойствъ солнечныхъ лучей, должно значительно измѣнить теорію солнца, и, можетъ быть, разсматривать ядро и оболочки солнца совершенно не такъ, какъ донынѣ. Кеплеръ считалъ солнце громаднымъ магнитомъ, который, по законамъ магнитной силы, взаимнымъ притяженіемъ удерживаетъ всѣ подвижные міры въ ихъ путяхъ. Онѣ. считалъ его неизсякаемымъ источникомъ свѣта и электричества, который приводитъ въ движеніе этихъ невѣсомыхъ возбудителей на планетныхъ мірахъ, играющихъ въ нашей системѣ столь важную роль.
Громадный солнечный шаръ въ 1,407,187 разъ больше Земли. Чтобы дать себѣ понятіе о такой непостижимой величинѣ, представимъ себѣ, что Земля лежитъ въ средоточіи солнца какъ ядро въ плодѣ, а луна, находящаяся отъ Земли на разстояніи 52,000 миль, движется внутри солнечнаго тѣла вокругъ Земли. Въ такомъ случаѣ луна будетъ находиться еще на разстояніи 40,000 миль отъ поверхности солнца. Это громадное свѣтило вѣситъ въ 700 разъ больше всѣхъ планетъ, планетоидъ, кометъ и лунъ нашей системы. Въ свѣтовой оболочкѣ солнца находится большее или меньшее число темныхъ пятенъ, которыхъ объемъ иногда значительнѣе земли. Самое солнце въ 25 дней вращается вокругъ оси или, выражаясь точнѣе, вокругъ точки тяготѣнія всей солнечной системы. Дѣйствіе такого вращанія солнца существенно отличается отъ вращанія планетъ, потому что отъ него на поверхности солнца непроисходить перемѣны дня и ночи, какъ на поверхности другихъ планетъ. Мы не въ состояніи измѣрить дѣйствительную силу солнечнаго свѣта и солнечной теплоты, и не можемъ объяснить, какимъ образомъ этотъ свѣтъ и теплота сохраняются, не ослабѣвая. Мы даже не можемъ наблюдать уменьшенія солнца, не смотря на непрерывное и неизмѣримое распространеніе отъ него лучей въ міровомъ пространствѣ. Это, вѣроятно, узнаютъ позднѣйшія поколѣнія изслѣдованіемъ міра звѣздъ. Можетъ быть, солнце теряетъ постепенно свойственную ему силу; можетъ быть, въ немъ заключаются условія, обезпечивающія вѣчность и неизмѣнность этой силы; можетъ быть, что въ каждомъ мгновеніи внѣшній притокъ вознаграждаетъ утрату истеченія: во всякомъ случаѣ, это свѣтило отъ насъ такъ далеко, что мы, и при быстромъ уменьшеніи его массы, не замѣтили бы уменьшенія видимаго круга солнца. Если, напр., это свѣтило ежедневно уменьшается такимъ образомъ, что въ теченіе сутокъ его поперечникъ становится короче однимъ футомъ, то болѣе чѣмъ черезъ 32,000 лѣтъ, при нынѣшнихъ способахъ наблюденія, могли бы замѣтить уменьшеніе поперечника солнца. Тѣмъ не менѣе, такое огромное разстояніе ни сколько не мѣшаетъ доставленію изумительнаго количества теплоты. «Количество теплоты», говоритъ Пуліе, «воспринимаемое земнымъ шаромъ въ одинъ годъ, при равномѣрномъ его распредѣленіи на нашей планетѣ, могло бы расплавить кору льда въ 98 футовъ толщиною, которая облегала бы всю землю.» Но этому примѣру видно, какое громадное количество теплоты лучезарное свѣтило ниспосылаетъ на нашу землю ежегодно.
Таинственная сила, сила притяженія, господствуетъ надъ движеніями всей системы небесныхъ; тѣлъ, которыя проходятъ вокругъ центральнаго тѣла въ видѣ планетъ, планетоидовъ, кометъ и другихъ міровыхъ метеоровъ. Эта же сила предписываетъ лунѣ эллиптическій путь вокругъ земли, и побуждаетъ также всѣхъ прочихъ спутниковъ безпрерывно течь вокругъ планетъ, къ которымъ они принадлежатъ. Эта сила, подъ именемъ тяжести, даетъ человѣку возможность надежно пройти нѣсколько шаговъ, какъ букашкѣ, въ теченіе краткой его жизни, рыбѣ самоувѣренно плыть въ водахъ, а птицѣ летать въ голубомъ воздухѣ; эта сила, подъ именемъ сродства стихійныхъ частицъ, обусловливаетъ движеніе атомовъ при непостигнутомъ превращеніи соединеній элементовъ, и переходя отъ малаго къ великому, эта сила поддерживаетъ незыблемый порядокъ въ безконечномъ пространствѣ постоянныхъ звѣздъ, и господствуетъ въ эѳирномъ морѣ подъ пловучими островами звѣздъ, которыя представляются вамъ звѣзднымъ тумакомъ. Во вселенной выражена воля, чтобы въ области природы всѣ событія совершались по общимъ законамъ, чтобы тѣ же законы, по которымъ разражаются надъ пѣнящимися волнами бури, обусловливали также теченіе свѣтящихся кометъ по эѳирному пространству, чтобы та же сила плодовитости, которая заселяетъ каплю воды тысячами инфузорій, такъ же имѣла назначеніе производить въ неизмѣримости вселенной тысячи народовъ и существъ, и причинять послѣдовательность поколѣній.
Всего ближе къ средоточію всей планетной системы лежитъ путь Меркурія. Въ новѣйшее время утверждали впрочемъ, что между солнцемъ и путемъ Меркурія, слѣдовательно очень близко отъ свѣтила, текутъ многія мелкія тѣла такимъ же образомъ какъ планеты. Не смотря на рачительныя изслѣдованія, это мнѣніе не подтвердилось еще ни однимъ надежнымъ наблюденіемъ, а потому мы не обращаемъ на него вниманія, тѣмъ болѣе, что дѣйствительное существованіе такихъ метеоровъ не имѣетъ большаго значенія для нашего ученія. Оттого мы считаемъ Меркурія ближайшею планетою солнца, и начинаемъ съ него описаніе планетъ. Меркурій находится на разстояніи около 8 милліоновъ миль отъ солнца, и проходитъ вокругъ общаго средоточія всѣхъ планетныхъ путей приблизительно въ 88 земныхъ дней, причемъ обращается въ 24 часа и 5 минутъ одинъ разъ вокругъ своей оси. Замѣчательно, что продолжительность дня, зависящая отъ такого обращенія на Меркуріи, почти такая же на планетахъ Венерѣ, Землѣ и Марсѣ. Меркурій значительно меньше земли, потому что имѣетъ въ поперечникѣ только 670 миль, между тѣмъ какъ поперечникъ земли длиною въ 1,729 миль. Масса Меркурія въ три раза плотнѣе массы земли во обще. Солнце кажется съ Меркурія въ семь разъ больше чѣмъ съ земли, и въ теченіе 88 дней меркуріяльнаго года происходитъ опредѣленное уменьшеніе и увеличеніе кажущихся размѣровъ солнца, почему наблюдатель на Меркуріи вскорѣ долженъ постигнуть, что разстояніе между его планетою и солнцемъ въ теченіе года увеличивается и уменьшается, что путь этой планеты не круглый, а эллиптическій, и солнце находится въ одномъ изъ обоихъ Фокусовъ эллипса. Съ земли ежегодное увеличеніе и уменьшеніе кажущейся величины солнца менѣе замѣтно, потому что эллипсъ земнаго пути менѣе отличается отъ круга, нежели путь Меркурія, и потому что разница разстояній земли отъ солнца меньше, а вслѣдствіе этого неодинаковость кажущейся величины солнца проявляется менѣе ясно. Если-бъ мы были обитателями Меркурія, то легче открыли бы общіе законы, по которымъ всѣ планеты вращаются вокругъ солнца по эллиптическимъ путямъ. Освѣщеніе и возбужденіе теплоты, возникающія въ солнцѣ, и ослабѣвающія по мѣрѣ удаленія отъ него, на поверхности Муркурія въ 7 разъ сильнѣе, чѣмъ на поверхности земли. По новѣйшимъ наблюденіямъ убѣдились, что Меркурій окруженъ плотною атмосферою, и на немъ должно предполагать сравнительно ббньшія горы, нежели на землѣ.
Блистательная планета Венера, вѣстница утренней зари и спутница сумерекъ, свѣтится всего ярче, и навѣрное сдѣлалась извѣстною ранѣе другихъ планетъ. Венера окружаетъ путь Меркурія своимъ путемъ, который она проходитъ приблизительно въ 225 дней. Венера находится на разстояніи около 15 милліоновъ миль отъ Солнца, и получаетъ отъ него вдвое больше свѣта и теплоты, нежели Земля. Ея день длится 23 часа и 21 минуту, а времена года по 50 дней. Разница временъ года выражается рѣзче, нежели у насъ. По величинѣ, массѣ и плотности, она мало отличается отъ слѣдующей за нею Земли. На Венерѣ находятся значительныя горы, и она окружена атмосферою немного плотнѣе и выше земной, отчего на ней день начинается болѣе раннею утреннею зарею, и оканчивается болѣе позднею вечернею. Какъ на Меркуріи, такъ и на Венерѣ, наблюдали облакообразныя формы, проходящія въ ихъ атмосферѣ.
На разстояніи около 21 милліона миль отъ солнца, проходитъ по своему пути Земля, во многихъ отношеніяхъ похожая на Венеру. По величинѣ и вѣсу обѣ почти одинаковы. Земля также окружена атмосферою, совершаетъ суточное обращеніе въ 23 часа и 56 минутъ, и проходитъ годовой путь въ 365 дней 5 часовъ и 48 минутъ. Эта планета сопровождается одною луною или спутникомъ, который находится приблизительно на разстояніи 52,000 миль, совершаетъ двойное движеніе вмѣстѣ съ Землею, и проходитъ свой путь въ 27 дней 7 часовъ и 43 минуты. Поверхность этого спутника совершенно изорвана и расщелилась отъ могучихъ переворотовъ. Видимыя нынѣ значительныя углубленія окружены большими замкнутыми валами, и безчисленныя жерлообразныя пещеры и мелкія горы, кажется, составляютъ слѣды борьбы, силъ природы, бушевавшихъ на этомъ небесномъ тѣлѣ.
На разстояніи приблизительно въ 32 милліона миль отъ солнца протекаетъ Марсъ, который, по своей природѣ, походитъ на разсмотрѣнныя нами планеты. Его годовое теченіе длится 686 дней 22 часа и 18 минутъ, а суточное обращеніе совершается въ 24 ч. 39 м и 21 с. Мы видимъ на этой планетѣ, какъ на Землѣ, снѣжныя пространства, которыя, по періодамъ года, на обѣихъ правильно уменьшаются и увеличиваются, облака, которыя по временамъ носятся надъ ихъ поверхностью, распредѣленіе материковъ и морей, и согласіе теченія временъ года. Все это заставляетъ насъ полагать, что обѣ эти планеты населены существами, по физической организаціи, во многихъ отношеніяхъ похожими другъ на друга, и не можемъ думать, что если одна изъ этихъ планетъ обречена быть покинутою и пустынною, другая при такихъ же условіяхъ отличается прелестью и наслажденіями жизни. Марсъ меньше Земли, имѣя только около 900 миль въ поперечникѣ.
Около 5 милліоновъ миль далѣе пути Марса начинается кольцеобразная область, окружающая солнце поясомъ шириною около 40 милліоновъ миль, гдѣ, можетъ быть, милліарды лѣтъ тому назадъ произошелъ одинъ изъ величественнѣйшихъ переворотовъ. Въ этой области астрономы, опираясь на опредѣленномъ законѣ возрастанія планетныхъ разстояній отъ Солнца, надѣялись найти, между Марсомъ и Юпитеромъ, планеты. Понынѣ открыто въ ней 80 планетоидъ, мелкихъ планетообразныхъ тѣлъ, которыя, независимо одно отъ другаго, вращаются вокругъ общаго средоточія солнечной системы. Если всѣ планеты, какъ полагаютъ нынѣ вообще, образовались за миріады лѣтъ предъ симъ, изъ паровыхъ колецъ, постепенно отдѣлявшихся отъ вращающагося солнечнаго міроваго шара, и носятся вращаясь вокругъ солнца, то можно себѣ представить, что паровое кольце, возникшее послѣ образованія Юпитера, при своемъ разрывѣ, обратилось не въ одинъ шаръ, но раздробилось на безчисленное множество мелкихъ шаровъ, постепеннымъ уплотнѣніемъ обратившихся въ планетообразныя тѣла. Можетъ быть также, что эти планетоиды суть осколки существовавшей нѣкогда большой планеты, которая разорвалась отъ силъ, бушевавшихъ внутри ея, и при этомъ переворотѣ куски ея разметались и текутъ по опредѣленнымъ путямъ, отдѣльно одинъ отъ другаго, подъ вліяніемъ силы притяженія солнца.
За предѣломъ этой области планетоидовъ, которые можно видѣть только помощью зрительной трубы, слишкомъ 100 милліоновъ миль ютъ солнца, лежитъ путь Юпитера, котораго масса составляетъ болѣе 2/3 всей массы планетъ сложности. Исполинская эта планета проходитъ, вращаясь, по своему пути въ 12 земныхъ лѣтъ, почему каждый годъ на Юпитерѣ въ 12 разъ больше земнаго. Слѣдовательно, столѣтній земной старецъ на Юпитерѣ имѣетъ только 8 лѣтъ отъ роду. День, напротивъ того, на Юпитерѣ гораздо короче, чѣмъ на Землѣ, потому что эта планета обращается вокругъ, своей оси въ 9 часовъ и 56 минутъ. Эта планета въ 1,414 разъ больше Земли, и окружена густою атмосферою, въ которой безпрерывно носятся темныя облака, медленно измѣняя свое положеніе, такъ что поверхность Юпитера видна намъ только отчасти и рѣдко. Тѣмъ не менѣе мы знаемъ, что на этой планетѣ происходятъ сильныя атмосферныя движенія, то въ области темныхъ облачныхъ полосъ, лежащихъ высоко надъ поверхностью планеты близъ экватора, и иногда прерываемыхъ бѣловатыми массами пара, то въ предполагаемыхъ нами моряхъ или близъ кажущагося материка. Намъ извѣстно, что на Юпитерѣ дуетъ родъ постояннаго вѣтра, умѣренной силы, который движетъ облака между его тропиками. Юпитеръ получаетъ свѣтъ и теплоту, которые дѣйствуютъ на него въ 27 разъ слабѣе, чѣмъ на Землю. Освѣщеніе Юпитера было бы однако достаточно и земному жителю для чтенія не очень мелкой печати. Сколько теплоты возбуждается на Юпитерѣ, мы опредѣлить не можемъ, потому что это зависитъ отъ свойствъ массы Юпитера, на которую дѣйствуютъ лучи солнца. Міръ Юпитера не подверженъ перемѣнамъ температуры и временамъ года, какъ нашъ, но тамъ господствуетъ вѣчная весна съ своими прелестями. Поперечникъ Юпитера на экваторѣ составляетъ 20,018 миль, а между полюсами только 18,524 мили. Такое значительное сплющеніе у полюсовъ произошло ютъ очень быстраго вращенія первоначальнаго пароваго шара. Въ Юпитерѣ массы только въ 340 разъ больше, чѣмъ въ Землѣ, почему, при сравненіи величины обѣихъ этихъ планетъ, оказывается, что его масса среднимъ числомъ около 4-хъ разъ легче земной. Юпитеръ имѣетъ четыре луны, которыя больше нашего мѣсяца, но вслѣдствіе своей отдаленности отъ планеты, кажутся съ нея меньше. Эти спутники обращаются вокругъ Юпитера на разстояніи между 58,300 и 260,500 миль, и освѣщаютъ его мягкимъ свѣтомъ. Съ другой стороны продолжительные сумерки сокращаютъ быстро смѣняющіяся ночи.
Система Сатурна находится отъ общаго средоточія планетныхъ путей приблизительно на разстояніи 200 милліоновъ миль. Эта величественная планета въ 772 раза больше Земли. Она окружена тремя кольцами, изъ которыхъ внутреннее находится приблизительно на разстояніи около 200,000 миль отъ планеты. Это кольцо темнѣе, а оба наружныя свѣтлѣе. Сатурнъ окруженъ восемью спутниками, которые находятся отъ него на разстояніи отъ 25,600 до 524,700 миль, и проходятъ вокругъ него въ 23 часа до 79 дней. Эта величественная система обходитъ Солнце приблизительно въ 30 лѣтъ. Времена года, весьма различныя на этой планетѣ, длятся по 7 лѣтъ и 4 мѣсяца, между тѣмъ, какъ продолжительность сутокъ составляетъ 10 часовъ 29 минутъ. Въ такое короткое время планета обращается вокругъ своей оси, и отъ столь быстраго движенія она сплющилась. На экваторѣ поперечникъ Сатурна имѣетъ 16,305 миль, между тѣмъ какъ разстояніе между полюсами составляетъ только 14,696 миль. Должно полагать, что на Сатурнѣ атмосфера измѣнчива, потому что въ сильную зрительную трубу на немъ видны свѣтлыя и темныя полосы не одинаковаго цвѣта въ экваторіальныхъ и полярныхъ областяхъ. На этомъ основаніи должно предполагать измѣненіе условій на поверхности планеты, а можетъ быть перемѣну произрастанія и жизни. Если тамъ существуютъ условія возможности жизни, неужели на эту планету не распространилось безконечное владычество жизни вселенной? Жизнь не заключена въ тѣсныхъ границахъ маленькой Земли, на которой мы пробудились для созерцанія міра и пониманія истины изъ смертообразной дремоты.
Уранъ, по отдаленности отъ солнца, занимаетъ слѣдующее мѣсто за Юпитеромъ. Только въ 1781 году Гершель убѣдился, что Уранъ планета, до него это тѣло считали неподвижною звѣздою. Вслѣдствіе значительнаго отъ насъ разстоянія, Уранъ кажется невооруженному глазу слабосвѣтящею звѣздою, и только наблюденіе измѣнчивости его положенія относительно окружающихъ звѣздъ происходящей однако медленно, указываетъ его планетныя свойства и безъ зрительной трубы. Отъ Солнца эта планета отстоитъ на разстояніи почти 400 милліоновъ миль, и обращается вокругъ солнца въ 84 земные года и 6 дней. Эта планета имѣетъ поперечникъ въ 7,466 миль, значитъ она въ 82 раза больше Земли, но ея масса только въ 14 разъ больше массы нашей планеты, почему она около 6 разъ менѣе плотна, чѣмъ наша Земля. Уранъ находится въ 19 разъ дальше отъ Солнца, нежели Земля, и потому дѣйствіе его свѣта и теплоты въ 360 разъ слабѣе нежели на Землѣ. По своимъ наблюденіямъ, Гершель полагаетъ, что эту планету окружаютъ восемь лунъ. Другіе наблюдатели однако нашли донынѣ только 4 спутниковъ. Объ этихъ спутникахъ должно замѣтить, что они движутся вокругъ Урана не по тому направленію, по которому идутъ упомянутыя нами планеты и ихъ луны, но съ нашей точки зрѣнія по направленію отъ востока къ западу. Изъ этого можно заключить, что обращеніе Урана вокругъ своей оси происходитъ по тому же направленію, по которому текутъ его спутники. Обращеніе самой планеты вокругъ ея оси понынѣ не было возможно наблюдать, потому что, по огромному разстоянію отъ насъ, даже самыя сильныя зрительныя трубы представляютъ эту планету въ видѣ тусклобѣлаго кружечка безъ всякихъ подробностей.
Въ новѣйшее время открыли Нептуна, самую отдаленную извѣстную планету солнечной системы. Это открытіе убѣдило въ вѣрности и надежности астрономическихъ законовъ движенія и особенно утвердило силу аналогіи. Эта планета лежитъ на 200 милліоновъ миль дальше предположенныхъ прежде предѣловъ области планетъ. Нептунъ находится на разстояніи болѣе 600 милліоновъ миль отъ Солнца, и проходитъ свой путь, длиною почти въ 4,000 милліоновъ миль, въ 164 земные года, такъ что на этой планетѣ времена года мѣняются каждые 41 годъ. Величиною Нептунъ приблизительно равенъ Урану, но масса его значительнѣе. Эта планета находится отъ Солнца около 30 разъ дальше нежели Земля, почему это свѣтило, представляющееся человѣческому глазу на Уранѣ не кружкомъ, а свѣтлою точкою, дѣйствуетъ около 900 разъ слабѣе, чѣмъ на Землю. Тѣмъ не менѣе, освѣщеніе Нептуна Солнцемъ еще гораздо сильнѣе нежели освѣщеніе Земли полною луною, потому что сила солнечнаго свѣта въ 800,000 разъ сильнѣе луннаго. На такомъ огромномъ разстояніи Солнце дѣйствуетъ на это небесное тѣло своимъ притяженіемъ, и таинственною силою, повсюду проникающею вселенную, поддерживаетъ постоянное движеніе этой планеты по незыблемымъ законамъ, такъ что на этой планетѣ перемѣна свѣта и теплоты отчасти обусловливаетъ пробужденіе и поддержаніе жизни. Нептунъ имѣетъ спутника, находящагося отъ него приблизительно на разстояніи 50,000 миль и обходящаго планету въ 5 дней и 21 часъ.
Въ заключеніе обзора планетной системы Солнца, мы укажемъ еще на то, что хотя изслѣдованіями и не удалось найти планеты, вращающейся вокругъ Солнца за предѣлами пути Нептуна, при нынѣшнихъ средствахъ наблюденія было бы возможно распознать планету, лежащую и далѣе Нептуна, потому что мы въ состояніи замѣтить столь слабую, свѣтящуюся точку, какъ луна Нептуна. Безъ всякаго сомнѣнія, путь Нептуна не составляетъ еще предѣла нашей системы, потому что ближайшія, постоянныя звѣзды находятся отъ Солнца на 8,000 разъ дальше, нежели Нептунъ отъ нашего Солнца, и сверхъ того, нѣкоторыя кометы, по совершенно надежнымъ вычисленіямъ, обходятъ Солнце въ продолженіе тысячъ лѣтъ, и удаляются отъ нашего свѣтила несравненно болѣе Нептуна. Извѣстна же комета, которая движется на разстояніи 8,600 милліоновъ миль отъ Солнца. Если бы какой-нибудь членъ солнечной системы удалился отъ Солнца во 100 разъ дальше Нептуна, все-таки и ближайшая неподвижная звѣзда не подѣйствовала бы на него своею силою притяженія.
Велико и обширно пространство, въ которомъ планеты нашей солнечной системы проходятъ свои пути; еще больше и обширнѣе пространство, отдѣляющее солнечную систему отъ звѣздъ., окружающихъ насъ. Неужели въ такомъ безконечномъ пространствѣ одна Земля имѣетъ жизнь и на одной Землѣ существуетъ человѣчество, а человѣкъ единственная оболочка духа, одареннаго разумомъ и волею?
Чтобы вкратцѣ выразить предъидущее изложеніе, мы замѣтимъ, что всѣ планеты нашей системы находятся въ тѣсной связи по своему сходству, и что онѣ естественно раздѣляются планетоидами на двѣ группы. Меркурій, Венера, Земля и Марсъ образуютъ внутреннюю группу, которая отличается близостью къ Солнцу, своею малостью, короткостью года, длиною дня, сходствомъ отношеній своей поверхности, и одинаковостью значенія въ порядкѣ планетъ. Наружную группу образуютъ планеты: Юпитеръ, Сатурнъ, Уранъ и Нептунъ, которыя отличаются чрезвычайною величиною, потому что самая малая изъ нихъ, Уранъ, больше всѣхъ четырехъ планетъ внутренней группы въ сложности. Онѣ отличаются числомъ своихъ спутниковъ, продолжительностью года, краткостью дней, господствомъ, надъ теченіемъ прочихъ планетъ системы, вліяніемъ на движеніе системы вообще, и величественною важностью, которую имѣютъ въ обширныхъ областяхъ царства солнечнаго.
Послѣ такихъ указаній этого разъединенія, послѣ описанія всей системы вообще, намъ слѣдуетъ разсмотрѣть астрономическіе доводы за и противъ обитаемости отдѣльныхъ планетъ, что составитъ предметъ слѣдующаго нашего изысканія.
II. Сравнительное изслѣдованіе планетъ.[править]
Приступая къ сравнительному изслѣдованію планетъ, взоры наши обращаются сперва на положеніе Земли въ нашей системѣ. Положимъ, хотя и совершенно произвольно, что мы знаемъ число всѣхъ планетъ, ограничимся при нашихъ выводахъ числами, опредѣленными наукою, и разсмотримъ нашъ предметъ на такихъ основаніяхъ, принимая въ соображеніе извѣстныя разстоянія планетъ отъ Солнца. Въ такомъ случаѣ мы тотчасъ замѣтимъ, что въ ряду 9 планетъ Земля третья, при чемъ мы считаемъ всѣ планетоиды за одну планету. Значитъ, Земля ни первая, ни средняя, ни послѣдняя планета въ этомъ ряду. Сверхъ того мы видимъ, что она находится втрое дальше отъ Солнца, нежели Меркурій, и въ 30 разъ ближе, нежели Нептунъ. Значитъ, Земля не лежитъ въ средоточіи средняго разстоянія предполагаемой нынѣ области планетъ, потому что такая средина лежитъ между путями Сатурна и Урана. Поэтому, положеніе Земли въ ряду планетъ вовсе не указываетъ на какія бы то ни было преимущества передъ другими подобными тѣлами. Это сужденіе основывается, вѣроятно, на очень недостаточныхъ фактахъ, но имѣетъ цѣлью только уничтожить доводъ противниковъ ученія объ оживленной вселенной, утверждающихъ, что Земля имѣетъ преимущества въ солнечной системѣ. Первая наша задача заключается въ доказательствѣ ничтожности такого довода.
Обратимъ вниманіе на качество свѣта и теплоты, которое получаютъ планеты отъ Солнца, причемъ слѣдуетъ обратить вниманіе на то, что обѣ эти силы, при одинаковыхъ условіяхъ, ослабѣваютъ, соотвѣтственно квадрату разстоянія. Сравнивая дѣйствіе солнечныхъ лучей на Землю и другія планеты, на основаніи этихъ данныхъ, мы видимъ, что на Меркуріи они въ семь разъ сильнѣе, на Венерѣ вдвое сильнѣе, на Сатурнѣ вдвое слабѣе, на планетоидахъ вообще въ 7 разъ, на Юпитерѣ въ 27 разъ, на Сатурнѣ въ 90 на Уранѣ въ 360 и на Нептунѣ въ 900 разъ слабѣе, чѣмъ на Землѣ. Разстояніе планетъ отъ источника свѣта и теплоты не представляетъ Землѣ ни какихъ особенныхъ преимуществъ, и обусловливаетъ постепенное уменьшеніе температуры отъ Меркурія до Нептуна. Въ этомъ промежуткѣ должны находиться основанія для нашего изслѣдованія температуры. Со времени знаменитыхъ изысканій Фуріе, положительно доказано, что какъ ни великъ жаръ внутри Земли, онъ имѣетъ только очень слабое вліяніе на температуру земной поверхности въ сравненіи съ вліяніемъ на нее солнца. Со времени Бюффона, математическая теорія теплоты сдѣлала большіе успѣхи, которые уже не позволяютъ намъ предполагать, что внутренній жаръ имѣетъ важное вліяніе на температуру охладившейся земной коры. Существованіе внутри земли высокой температуры, можетъ быть, внутренняго огня или, вѣрнѣе, расплавленной массы, должно предполагать потому, что повсюду, гдѣ проникали въ глубину почвы, постоянно замѣчали повышеніе температуры, которое никакъ не могло бы быть, еслибъ земная теплота происходила отъ одного солнца. Убѣдившись въ существованіи такого внутренняго жара, легко можно измѣрить его вліяніе на земную поверхность, опредѣляя сопротивленіе верхняго слоя земли прониканію теплоты. Принимая въ соображеніе всѣ результаты наблюденій и опытовъ, убѣдились, что внутренній жаръ земли не имѣетъ почти ни какого вліянія на теплоту ея поверхности.
Въ первобытныя времена, можетъ быть, наша планета еще находилась подъ замѣтнымъ вліяніемъ первоначальнаго своего жара, и температура ея поверхности была гораздо выше, чѣмъ въ историческія времена. Но и воображеніе не въ состояніи представить себѣ число лѣтъ, которыя прошли послѣ этихъ первыхъ эпохъ Земли. Длина дня находится въ связи съ теплотою земнаго шара, потому что при уменьшеніи теплоты земной массы, уменьшается ея объемъ, а отъ такого уменьшенія неизбѣжно ускоряется вращеніе планеты вокругъ своей оси. По астрономическимъ наблюденіямъ извѣстно, что со временъ Гиппарха, слѣдовательно въ 2,000 лѣтъ, длина дня не уменьшилась и на сотую часть секунды. Изъ этого мы выводимъ, что средняя температура земнаго шара почти въ 2,000 лѣтъ не понизилась даже на 1/170 градуса. Сверхъ того доказано, что въ 1,280,000 лѣтъ Земля не можетъ замѣтно уменьшиться отъ охлажденія. По этому видно, какъ уже давно Земля находится въ настоящемъ состояніи относительно своей теплоты, а вліяніе центральной теплоты на ея поверхность, какъ мы уже сказали, не имѣетъ почти ни какого значенія.
Результаты такихъ изысканій относительно Земли могутъ быть примѣнены и къ другимъ мірамъ солнечной системы, потому что они одинаковаго происхожденія съ Землею. Теплота поверхности планетъ зависитъ преимущественно отъ ихъ разстоянія отъ Солнца.
Если же мы признаемъ преобладаніе вліянія Солнца, то не должны забывать, что наши доводы относятся только къ земному шару, которымъ мы невольно замѣняемъ при нашемъ изысканіи всѣ другія планеты. Оттого, можетъ быть, что на другихъ планетахъ внутренній жаръ столь могущественъ, что имѣетъ вліяніе на органическія явленія на ихъ поверхности или что другія планеты находятся еще въ первобытномъ состояніи, и на нихъ поэтому не являлся еще человѣкъ. Для рѣшенія вопроса о теплотѣ поверхности міровъ, должно знать факты, которые нынѣ намъ неизвѣстны и едва ли когда-нибудь сдѣлаются извѣстными. Напримѣръ, мы должны знать теплопроводимость, плотность, химическія и физическія свойства атмосферы, окружающей планеты, которая, какъ извѣстно, дѣйствуетъ, наподобіе большаго окна теплицы, болѣе или менѣе пропускающаго нагрѣвающій солнечный лучъ, но препятствующій охлажденію отъ лучистаго распространенія теплоты. Зная это свойство атмосферъ другихъ планетъ, мы могли бы опредѣлить среднюю ихъ температуру, соображаясь съ разстояніемъ этихъ тѣлъ отъ Солнца. Слѣдовало бы также знать природу составныхъ частей планетъ, потому что эти вещества не одинаково способны поглощать теплоту. На развитіе послѣдней имѣютъ также вліяніе свойства почвы и обстоятельства, содѣйствующія воспринятію или отраженію теплорода, именно общій цвѣтъ и мѣстныя особенности различныхъ поверхностей, обыкновенная степень сухости или влажности почвы, высота горъ, распредѣленіе влажности и теплоты на планетѣ, электрическое и магнитное ея состояніе и, наконецъ, теплота областей, въ которыхъ движутся эти тѣла. Сверхъ того, слѣдовало бы знать тысячи другихъ условій, которыхъ мы не можемъ себѣ представить, потому что судимъ о созданіи только по проявленіямъ на землѣ, и не можемъ придумать причинъ, не находящихся въ кругу нашихъ понятій. Достаточно, если мы убѣждаемся, что всѣ доводы, опирающіеся на степени разстоянія отъ Солнца, не опровергаютъ возможности существованія живыхъ твореній на другихъ мірахъ, оттого что они должны сгорѣть или замерзнуть. Такіе доводы не имѣютъ ни какого вѣса, потому что ихъ дѣлаютъ противъ всемогущества природы, которая составляетъ выраженіе воли божіей. Съ этой новой точки зрѣнія, должно считать незыблемою истиною, что Земля, по своему положенію, не представляетъ ни какихъ особенныхъ преимуществъ передъ другими планетными мірами, производитъ ли всемогущая природа въ ихъ областяхъ существа, соотвѣтствующія нормальному состоянію планетъ, или же умѣряетъ чрезвычайныя условія, которыя, большею частью, неблагопріятны дѣятельности живыхъ организмовъ.
Обратимся теперь къ разбору другихъ особенностей, по которымъ планеты походятъ одна на другую, и разсмотримъ сперва луны, обходящія планеты, не только, чтобы освѣщать ихъ ночью, но также для произведенія прилива и отлива океана и атмосферы, и обусловленія различныхъ другихъ процесовъ и явленій. Мы видимъ, что нѣкоторыя планеты имѣютъ по 8 спутниковъ, слѣдовательно и въ этомъ отношеніи Земля не имѣетъ ни какого преимущества. Оттого мы не можемъ согласиться съ защитниками цѣлесообразныхъ причинъ, которые очень справедливо удивляются этимъ свѣтиламъ, озаряющимъ ночи, но совершенно ложно утверждаютъ, что луны ни къ чему не годились бы, если бы онѣ не доставляли пользы планетамъ, и что онѣ существуютъ единственно для нихъ. Защитники такого мнѣнія должны сообразить, что собственный ихъ доводъ можно обратить противъ ихъ самихъ. Въ самомъ дѣлѣ, жители этихъ малыхъ міровъ имѣютъ, очевидно, большее право полагать, что они пользуются преимуществомъ, и утверждать, что Земля и прочія планеты, доставляющія имъ свѣтъ въ столь большомъ количествѣ, созданы единственно для того, чтобы освѣщать ихъ длинныя ночи. Такое воззрѣніе тѣмъ основательнѣе, что планеты отражаютъ свѣтъ на луны гораздо большею поверхностью. Такимъ образомъ Земля доставляетъ Лунѣ въ 13 разъ больше свѣта, нежели сама получаетъ отъ нея, а Юпитеръ, Сатурнъ и Уранъ освѣщаютъ свои луны сравнительно сильнѣе, не смотря на значительное число ихъ спутниковъ. Съ какой стороны мы ни разсмотримъ вопросъ, Земля не только не оказывается въ благопріятнѣйшихъ условіяхъ, нежели болѣе крупныя планеты, но даже и луны имѣютъ передъ нею преимущества. Чтобы совершенно уничтожить возраженіе защитниковъ подобнаго рода цѣлесообразности, которую они легкомысленно переносятъ въ величественныя творенія природы, мы, по примѣру Араго, замѣтимъ, что на основаніи такого воззрѣнія, планеты должны имѣть луны сообразно своей отдаленности отъ Солнца, а также привести слова Лапласа, который говоритъ, что для непрерывнаго освѣщенія нашихъ ночей, лунѣ слѣдовало бы стоять всегда противъ насъ, и быть въ четыре раза больше нежели теперь, слѣдовательно, что ей надобно было бы обходить Землю въ теченіе цѣлаго года и притомъ по пути, лежащему въ плоскости земнаго пути, чего на самомъ дѣлѣ нѣтъ и не можетъ быть; или, вмѣстѣ съ Августомъ Контомъ, замѣтить, что упомянутую цѣль всего лучше исполнили бы двѣ луны, изъ которыхъ одна всходила бы въ то время, когда заходитъ другая, что произошло бы еслибъ луны шли по одному и тому же пути и всегда находились на разстояніи 180° одна отъ другой, чего въ дѣйствительности также нѣтъ.
По нашему мнѣнію, назначеніе Луны совсѣмъ другое, нежели одиноко обходить земной шаръ. Она или обитаема, или была обитаема, или будетъ обитаема. Въ телескопахъ Луна дѣйствительно представляется пустынною и голою на сторонѣ, обращенной къ Землѣ. Этотъ фактъ выводится изъ непосредственнаго наблюденія; но при нынѣшнемъ состояніи науки, по этому также мы не имѣемъ права ни утверждать, ни отрицать обитаемость луны. Если бы дѣйствительно вполнѣ доказали отсутствіе атмосферы и воды на половинѣ видимой нами луны, то и это не убѣдило бы насъ въ ея необитаемости. Почти половины лунной поверхности мы вовсе не видимъ, и она вѣчно останется намъ неизвѣстною; тамъ, можетъ быть, моря ограничены плодородными странами, съ тѣнистыми лѣсами и горами. Тамъ, можетъ быть, существуютъ животныя, и находятъ условія для своей жизни; тамъ, можетъ быть, есть люди, наслаждающіеся жизнью, и о которыхъ мы не въ состояніи составить себѣ понятія. Сверхъ того, можемъ ли мы имѣть притязаніе, что при малости Луны, составляющей только уі, часть Земли, мы въ состояніи навѣрное судить объ обитаемости нашего спутника? Этотъ вопросъ нынѣ нельзя рѣшить окончательно, потому что о немъ можно спорить, одинаково успѣшно за и противъ.
Если мы и утверждаемъ, что обитаемость Луны и другихъ спутниковъ возможна, мы все-таки не думаемъ отвергать выгоды, доставляемыя этими тѣлами главной планетѣ. Напротивъ того, мы говоримъ, что Луна очень полезная спутница Землѣ, потому что въ небесной механикѣ обусловливаетъ колебанія земнаго шара, дѣйствуетъ на метеорологію, еще очень недостаточно поясненную, доставляетъ пользу одушевленнымъ обитателямъ, освѣщая ночи, и имѣетъ не вполнѣ еще постигнутое вліяніе на состояніе растеній и животныхъ. Сверхъ того, мы утверждаемъ, что не постигаемъ пользы нашего спутника во всѣхъ отношеніяхъ и въ полной мѣрѣ. Но мы прибавляемъ, что этимъ отнюдь нельзя ограничивать мудрость Всемогущаго. Было бы очень притязательно и почти смѣшно, представлять себѣ, что Луна создана только съ такою цѣлью, и мы облекли бы это міровое тѣло, не имѣющее нѣкоторыхъ условій жизни, свойственныхъ Землѣ, вѣчной, безпрерывной пустынности и вѣчной смерти.
Разборъ назначенія твореній, которымъ мы занялись по случаю обсужденія обитаемости спутниковъ, подаетъ намъ поводъ обратить вниманіе на вопросъ относительно обитаемости солнца, кометъ и вообще звѣздъ, созданныхъ, повидимому, не для самихъ себя, но и для другихъ міровъ. Солнце, богатый источникъ свѣта и жизни, питающій на мірахъ столь многочисленные роды органическихъ существъ, центральная сила, обезпечивающая продолжительность, правильность и согласіе движенія планетъ. Солнце, утверждаемъ мы, имѣетъ главнымъ назначеніемъ сдерживать планетную систему въ обширномъ пространствѣ. Сообразимъ однако, что природа, при своей дѣятельности, удовлетворяетъ обыкновенно вмѣстѣ многимъ цѣлямъ, и что эта могучая сила всегда направляетъ къ наибольшей пользѣ, дѣйствуя ничтожными, повидимому, силами тамъ, гдѣ вовсе не ожидаемъ результатовъ ея дѣятельности. Оттого должно сознаться, что, при незамѣнимой пользѣ Солнца, какъ руководителя и источника жизни міровъ, оно можетъ приносить удивительнѣйшую пользу тѣмъ, что составляетъ мѣстопребываніе возвышенныхъ духовъ, обитающихъ на этомъ лучезарномъ мірѣ, гдѣ не знаютъ ночей и зимы, и который своимъ великолѣпіемъ и блескомъ затемняетъ все, и гдѣ въ превосходныхъ странахъ, въ изумительной роскоши красуются превосходнѣйшія произведенія природы. Въ твореніяхъ мы постоянно видимъ сочетаніе самаго полезнаго успѣха съ совершеннѣйшею цѣлью. Впрочемъ, мы спѣшимъ замѣтить, что такое воззрѣніе не болѣе какъ одно предположеніе, которое, можетъ быть, занимаетъ воображеніе, но стоитъ гораздо ниже разумныхъ доводовъ, утверждающихъ обитаемость вселенной. Было бы безполезно и безсмысленно научно разбирать вопросъ объ обитателяхъ Солнца.
Очень многіе ученые дѣйствительно были склонны предполагать обитаемость Солнца, и раздѣляли наше предположеніе о его физическихъ свойствахъ. Къ нимъ относятся Нейтъ (Knight), написавшій сочиненіе, въ которомъ старается объяснить всѣ явленія природы силами притяженія и отталкиванія, далѣе докторъ Элліотъ, обвиненный за то, что онъ утверждалъ обитаемость Солнца, но не осужденный судомъ, признавшимъ его помѣшаннымъ; затѣмъ В. Гершель, ознакомившійся восемь лѣтъ позже съ мыслью, за которую Элліота признали сумасшедшимъ, наконецъ Боде, изобразившій блаженство солнечныхъ жителей, и многіе естествоиспытатели и астрономы, между прочими Гумбольдтъ и Араго. Другіе не только утверждали, что эта звѣзда обитаема, но прибавляли, что пребываніе на ней доставляетъ наслажденіе и долговѣчность, и что высшія жизненныя условія свойственнѣе именно этому могучему свѣтилу, которое господствуетъ своими благотворными лучами свѣта и теплоты, и управляетъ остальными мірами всей системы. Кто однако предается произвольнымъ предположеніямъ объ обитаемости и обитаніи другихъ міровъ, тотъ ошибается на первомъ шагу. Мы уже замѣтили, что новѣйшіе результаты изысканій въ физической астрономіи не согласуются съ предположеніемъ Араго, что обитаемость солнца можетъ походить на обитаемость планетъ. Напротивъ того, она во всемъ различна. Изъ этого нельзя однако вывесть, что на солнцѣ вовсе нѣтъ обитателей, но только полагать, что населеніе на немъ существенно отличается отъ нашего.
Къ небеснымъ тѣламъ, которымъ, повидимому, не назначено носить на себѣ жизни и душъ, и которыхъ состояніе вообще ни мало не согласуется съ извѣстными намъ предметами, относятся кометы, міровыя тѣла съ лучезарною головою и пламенѣющимъ хвостомъ. Нѣкогда онѣ приводили человѣчество въ ужасъ, а теперь сдѣлались игрушкою любопытства. Дѣйствительно, мы вовсе не станемъ разсматривать эти безпокойныя тѣла относительно ихъ обитаемости. Происхожденіе, свойство и значеніе въ системѣ, а также цѣль кометъ, намъ неизвѣстны. Дергемъ говоритъ, принимая въ соображеніе безпрерывное измѣненіе ихъ температуры отъ палящаго зноя до ледянистаго холода, и непривѣтливый ихъ характеръ, что на нихъ, вѣроятно, находится мѣстопребываніе проклятыхъ душъ Предоставляемъ знаменитому богослову развить свое ни мало не основательное предположеніе.
Обратимъ теперь вниманіе на атмосферу планетъ, на значеніе этой оболочки для жизни живыхъ существъ, на ея вліяніе и физическое состояніе каждаго міра. Земная атмосфера состоитъ изъ смѣси 79 частей азота и 21 части кислорода. Отъ рыбы, дышащей жабрами, до человѣка съ легкими самаго совершеннаго устройства, всѣ существа черпаютъ изъ этой смѣси матеріалъ для поддержанія своей жизни. То же самое относится къ растеніямъ, дышащимъ, какъ и мы, съ тою однако разницею, что днемъ они поглощаютъ только углекислоту, а ночью одинъ кислородъ. Слѣдовательно, воздухъ первое и необходимѣйшее питательное вещество. Всякое живое существо находится въ зависимости отъ атмосферы, потому что всякое имѣетъ дыхательные органы, соотвѣтствующіе свойствамъ окружающаго его воздуха, который имѣетъ однако еще другое назначеніе. Онъ не только дѣйствуетъ на внутренность тѣла дыханіемъ, доставляющимъ крови кислородъ, который обращаетъ венную кровь въ артеріальную, и такимъ образомъ составляетъ условіе долговѣчности, но также содѣйствуетъ воспринятію впечатлѣній внѣшняго міра чувствами, и дѣйствію внѣшнихъ вещей на мозгъ. Произнесенное слово сотрясаетъ воздухъ, и его волна проникаетъ въ ухо, которое ощущаетъ формы волны, и передаетъ послѣднюю органу мышленія. Безъ воздуха былъ бы только міръ глухонѣмыхъ, міръ вѣчнаго безмолвія. Свѣтъ распространяется отъ своего источника, а воздухъ измѣняетъ направленіе его лучей; онъ отклоняетъ и преломляетъ ихъ, и отражаетъ такимъ образомъ, что свѣтъ разсѣвается и распространяется по всѣмъ направленіямъ. Безъ воздуха былъ бы только ослѣпительный солнечный свѣтъ, а возлѣ него непроницаемая темнота ночи безъ всякаго перехода тѣней, и мы не видали бы ни утренней зари, ни сумерекъ. Подъ совершенно открытымъ небомъ безъ воздуха, мы должны были бы вести совершенно другой образъ жизни, вовсе не согласующійся съ нынѣшнимъ. Это, однако, не все. Безъ атмосферы не ходили бы облака и по землѣ распространялся бы однообразный свѣтъ блестящаго солнца безъ всякаго разнообразія на небѣ. Впрочемъ, что мы говоримъ на небѣ? Его не было бы вовсе. Эта великолѣпная прозрачная синева, которою наслаждаются наши глаза, замѣнилась бы черною, грустною безконечностью, въ которой блистали бы солнце, луна и звѣзды.
Разноцвѣтные оттѣнки утромъ и вечеромъ, утренняя заря, разливающая золотистые лучи по пробуждающимся лугамъ, пурпуровыя облака и великолѣпіе сумерекъ на нашихъ горахъ съ чуднымъ множествомъ мѣняющихся оттѣнковъ, всѣ эти прелести исчезли бы въ мірѣ безъ атмосферы, и обратили бы его въ царство, напоминающее пустынное, грустное мѣсто чистилища, гдѣ Данте встрѣтилъ адскихъ духовъ.
Еще болѣе, атмосфера окружаетъ землю, какъ прозрачная крыша теплицы, и сохраняетъ теплоту, развитую солнцемъ. Безъ атмосферы свѣтъ и теплота солнца разсѣялись бы въ небесномъ пространствѣ, и наша земля повсюду была бы такая же, какъ на вершинахъ Андовъ, Гиммалаи и Алытовъ, гдѣ, въ разрѣженной атмосферѣ, господствуютъ мертвая ледянистая пустыня. Пойдемъ еще далѣе при созерцаніи дѣйствія атмосферы. Извѣстно, что вода образуетъ главную составную часть вещества, необходимаго для всѣхъ организмовъ на землѣ; притомъ она нужна не только въ сосудахъ животныхъ и клѣточкахъ растеній, но столь же необходима вообще для жизни на землѣ какъ и воздухъ. Безъ воды органическія измѣненія не могли бы происходить ни въ животномъ, ни въ растительномъ царствѣ. Для существованія же воды, какъ всякой другой жидкости на землѣ, необходима атмосфера. Дѣйствительно, всякое скопленіе воды возможно лишь при извѣстномъ скопленіи воздуха. Значитъ, всѣ міры безъ атмосферъ не могутъ имѣть никакой жидкости, и если бы на ихъ поверхности когда-либо появилась жизнь, то лишь въ формѣ и путемъ, вовсе не согласнымъ и даже несравнимымъ съ проявленіемъ жизни на землѣ.
Вотъ какъ важно вліяніе атмосферы. Но земля не одна въ солнечной системѣ пользуется преимуществомъ обладанія атмосферою. Дѣйствительно планеты, за исключеніемъ, можетъ быть, маленькой Весты и нашей луны, на сколько мы въ состояніи узнать при нынѣшнихъ средствахъ изслѣдованія, всѣ окружены атмосферою. На Венерѣ ея присутствіе обнаруживается явленіями сумерекъ и облакообразными пятнами; на Марсѣ видимъ пары, носящіеся надъ морями, и несущіяся облака, которыя освѣжаютъ материкъ и образуютъ большія снѣжныя поверхности у полюсовъ; на Юпитерѣ и на Сатурнѣ, по обѣимъ сторонамъ экватора, носятся подобныя же облака, и образуютъ свѣтлыя бѣлыя полосы слоевъ. По движеніямъ паровъ, идущихъ по различнымъ направленіямъ, мы распознаемъ полезные и благотворные вѣтры, которые вѣютъ на ихъ поверхности. Испаряющаяся влага поднимается туманомъ, и сгущается облаками, которыя падаютъ освѣжительнымъ дождемъ, пробуждающимъ плодородіе почвы, и въ средиземныхъ моряхъ и перешейкахъ океана отдаленной отъ насъ планеты, намъ кажется, что мы видимъ слѣды соединеній, которыя сближаютъ народы, основываютъ всемірную торговлю, и содѣйствуютъ ей. Посреди всѣхъ этихъ предметовъ, столь похожихъ на земные, воображеніе рисуетъ намъ также существа, одаренныя разумомъ, соединенныя народами, и всѣми силами стремящіяся къ просвѣщенію и нравственному совершенству.
Говоря объ атмосферахъ и скопленіяхъ водообразной жидкости на планетахъ, мы не говоримъ о такомъ воздухѣ и такой водѣ, какіе существуютъ на землѣ. Ничѣмъ не доказано, что жидкости и газы остальныхъ міровъ состоятъ изъ смѣси веществъ такого же химическаго свойства, какъ земные. Мы даже полагаемъ, что они тамъ существенно различаются отъ земныхъ, потому что тѣ планеты возникли въ другія времена, когда могли быть совершенно иныя условія образованія, нежели въ пору развитія земнаго вещества. На это должно обратить вниманіе тѣмъ болѣе, что многіе писатели новѣйшихъ временъ, говорившіе о жизни на другихъ міровыхъ тѣлахъ, ошибаются, полагая, что атмосферный воздухъ можетъ состоять только изъ смѣси 79 частей азота и 21 части кислорода, а вода можетъ быть только соединеніемъ 8 частей кислорода съ 1 частью водорода. Такое ошибочное предположеніе ведетъ, конечно, къ ошибочномъ выводамъ. Мы привыкли представлять себѣ, что всякое тѣло можетъ существовать вообще въ одномъ изъ трехъ состояній: плотномъ, жидкомъ и газообразномъ. Такія воззрѣнія мы питаемъ также, представляя себѣ то, что вообще могло бы быть на другихъ небесныхъ тѣлахъ. Но, производя болѣе глубокія изысканія, находимъ, что разстояніе тѣлъ зависитъ отъ разницы элементовъ, а также отъ количества заключающагося въ нихъ теплорода. Если, для примѣра, обратить вниманіе только на теплоту, то большая часть нашихъ жидкостей и даже газовъ на Уранѣ и Нептунѣ должны были бы застынуть плотными тѣлами, потому что тамъ господствуетъ холодъ, а многія плотныя тѣла земли обратились бы на Меркуріи отъ обилія теплоты въ жидкости, влаги же нашей планеты въ пары. Оттого было бы совершенно безсмысленно представлять себѣ, что вода, воздухъ и другіе предметы на прочихъ планетахъ находятся именно въ такомъ же состояніи, какъ у насъ, на землѣ.
По физикѣ мы знаемъ, что теплота и атмосферное давленіе обусловливаютъ на землѣ измѣненіе тѣлъ. Всякое тѣло у насъ въ состояніи обратиться въ плотное, жидкое или газообразное вещество при соотвѣтственной теплотѣ или отъ холода. Такимъ образомъ, жидкая ртуть при 39° (по Ц.), а вода ниже 0° обращаются въ плотныя тѣла, плотный свинецъ при 335°, серебро при 2,020°, золото при 2,900° жидки. Поэтому очевидно, что извѣстная температура имѣетъ на тѣла земли различное дѣйствіе, смотря по тому, изъ чего состоятъ эти тѣла. Уже это заставляетъ насъ сдѣлать важные выводы относительно состоянія и соединенія элементовъ на другихъ планетахъ.
Разсмотримъ испареніе, переходъ жидкости въ газы. Мы видимъ, что на него одновременно дѣйствуютъ теплота и давленіе атмосферы. Всякая жидкость испаряется, когда сила упругости паровъ превозмогаетъ давленіе атмосферы; эта же сила упругости увеличивается теплотою. При обыкновенномъ атмосферномъ давленіи приблизительно въ 16 фунтовъ на квадратный дюймъ, и высотѣ ртути въ барометрѣ въ 28 парижскихъ дюймовъ, вода испаряется, когда она нагрѣта до 100° Ц. Если давленіе на воду менѣе значительно, она испаряется при меньшемъ нагрѣваніи, какъ это наблюдаютъ на высокихъ горахъ и подъ колоколомъ воздушнаго насоса. На Монбланѣ вода кипитъ уже при 84°, а въ колоколѣ воздушнаго насоса воздухъ можно разрѣдить до такой степени, что жидкость начинаетъ клокотать при обыкновенной комнатной температурѣ. Испареніе можно однако и задержать. При увеличенномъ давленіи атмосферы, отдѣленіе паровъ происходитъ отъ гораздо значительнѣйшаго нагрѣванія воды; такимъ образомъ, при давленіи двухъ атмосферъ, т. е. 32 фунтовъ на квадратный дюймъ, вода испаряется только при 121°.
Сказанное о водѣ относится и къ другимъ жидкостямъ, съ тою только разницею, что онѣ требуютъ другаго количества теплоты для испаренія. Напр., при обыкновенномъ атмосферномъ давленіи эѳиръ кипитъ при 35°, винный спиртъ при 75°, а ртуть при 360°.
Съ другой же стороны газы можно обратить давленіемъ въ жидкости, а жидкости лишеніемъ теплоты въ плотныя тѣла.
Если примѣнить выводы изъ такихъ изслѣдованій къ другимъ планетамъ, очевидно, что на нихъ тѣла находятся не въ такомъ состояніи, какъ на Землѣ, сообразно съ ихъ атмосферою и свойственною имъ теплотою.
Если мы не видимъ у планеты атмосферы, то изъ этого еще не слѣдуетъ, что ея нѣтъ. Напр., по явленіямъ поляризаціи свѣта полагаютъ, что на лунѣ нѣтъ ни какой жидкости, а по внезапному исчезанію звѣздъ при ихъ закрытіи луною выводятъ, что тамъ нѣтъ атмосферы. Но можно ли дѣлать такіе выводы? Вовсе нѣтъ. Во-первыхъ, одна сторона луны постоянно отворочена отъ насъ, значитъ мы ея изслѣдовать не въ состояніи. Тамъ можетъ существовать и вода, и воздухъ, тѣмъ болѣе, что центръ тяжести луны находится не въ ея серединѣ, но въ 8-ми миляхъ отъ этого средоточія на сторонѣ, отвороченной отъ насъ. Кромѣ того, при малости луны, она, можетъ быть, имѣетъ очень низкую атмосферу, покрывающую только долину и недостигающую высокихъ горъ на сторонѣ, обращенной къ намъ.
Теперь мы приступимъ къ обзору величины планетъ, который убѣждаетъ насъ, что между мірами солнечной системы, Земля ни самая малая, ни самая большая планета. Марсъ заключается въ Землѣ 7 разъ, Земля въ Сатурнѣ 7^/t разъ, а въ Юпитерѣ 1,414 разъ. Такія отношенія напоминаютъ намъ вопросъ: «Могутъ ли жители Юпитера узнать существованіе Земли?» который Фонтенелль влагаетъ въ уста маркизы, и отвѣчаетъ слѣдующимъ образомъ: «Этимъ жителямъ Земля должна казаться во сто разъ меньше, нежёли намъ ихъ планета; но такія кажущіеся размѣры слишкомъ малы и юпитерцы оттого не видятъ земли. Для нашего успокоенія, мы однако можемъ полагать, что на Юпитерѣ существуютъ астрономы, которые съ большимъ трудомъ устроили превосходныя зрительныя трубы, и въ ночь, особенно благопріятную для наблюденія, открыли крошечную планету, незамѣченную до того. Тотчасъ это обнародываютъ въ астрономическомъ журналѣ. Народъ на Юпитерѣ вовсе не узнаетъ объ этомъ или осмѣиваетъ новую вѣсть; философы, которыхъ система этимъ опровергается, намѣрены не вѣрить новому извѣстію, а разсудительные люди нѣсколько сомнѣваются въ немъ. Снова принимаются наблюдать, опять видятъ маленькую планету, убѣждаются въ вѣрности наблюденія, и, благодаря стараніямъ ученыхъ, на Юпитерѣ, знаютъ, что наша Земля существуетъ въ мірѣ… Но она вѣдь еще не мы: на отдаленной планетѣ вовсе не догадываются, что Земля можетъ быть обитаема, а если кому-нибудь вздумается представить себѣ это, его, можетъ быть, осмѣютъ на всемъ Юпитерѣ.»
Къ этому замѣчанію присоединимъ, что съ Юпитера Земля видна всегда только близъ солнца. Слѣдовательно, при утренней и вечерней зарѣ, чѣмъ наблюденіе весьма затрудняется.
Послѣ сравненія Сатурна и Юпитера съ Землею, сравнимъ нашу планету съ солнцемъ. Солнце имѣетъ въ поперечникѣ 192,708 миль, значитъ въ 112 разъ больше поперечника Земли. Слѣдовательно, поверхность Земли уложится на поверхности солнца 12,550 разъ, а въ объемъ солнца умѣстятся полтора милліона земныхъ шаровъ. Если бы солнце было заселено людьми такимъ же образомъ, какъ Земля, то на немъ слѣдовало бы полагать болѣе 16-ти билліоновъ жителей. Такое предположеніе совершенно безосновательно, и потому не даетъ намъ права дѣлать изъ него какіе-либо выводы.
Обратимся опять къ Юпитеру и Сатурну, которые величиною и величіемъ несравненно превосходятъ Землю. Если жители другихъ міровъ, подобно земнымъ, склонны считать вселенную зданіемъ, устроеннымъ только для нихъ, и воображаютъ, что составляетъ послѣднюю цѣль созданія: обитатели этихъ двухъ великолѣпныхъ небесныхъ тѣлъ гораздо болѣе имѣютъ причинъ полагать, что другія планеты разсѣяны по пространству для того, чтобы онѣ, по ихъ движенію, могли узнать законы міра и удивляться согласію во вселенной? Жители этихъ планетъ имѣютъ гораздо болѣе права считать себя во внутреннемъ и во внѣшнемъ мірѣ царями вселенной, стоящими гораздо выше насъ, бѣдныхъ созданій, на нашей землѣ высказывающимъ мелкія свои мысли шопотомъ нашихъ словъ! Земля не получила отъ природы ни какихъ преимуществъ.
Если мы представимъ себѣ величину Сатурна съ его кольцами и лунами, важное значеніе Юпитера, движущагося вмѣстѣ со своими спутниками, и удивительную огромность солнца, то вмѣстѣ съ Фонтеллемъ произнесемъ: «Какъ можно помыслить, при видѣ этихъ массъ, возбуждающихъ удивленіе, что всѣ эти громадныя тѣла созданы, чтобы оставаться необитаемыми, и что именно одна Земля пользуется обитаемостью. Пусть вѣритъ этому кто хочетъ! Я, съ своей стороны, не могу раздѣлять такой вѣры. Было бы странно, если бы обитатели находились на одной землѣ, и ни на какой другой планетѣ…. Жизнь господствуетъ повсюду, и если бы Луна была не болѣе какъ куча скалъ, то я лучше бы далъ его жителямъ грызть эти скалы, нежели оставилъ ихъ безъ обитателей.» Эта странная картина напоминаетъ намъ Сирано-де-Бержерака, защищавшаго ученіе о движеніи Земли болѣе остроумно, нежели научно, и притомъ сказавшаго, что его противники охотнѣе желаютъ, чтобы кухня вертѣлась ради вертѣла съ жаворонкомъ, люди заболѣвали, чтобы можно было употреблять лекарство, господа кланялись слугамъ, берега проходили мимо судовъ, солнце свѣтило, чтобы отъ его теплоты созрѣвали кизиль и капуста, и отъ солнечныхъ лучей становилось свѣтло, чтобы мы не стукались головою объ стѣну. Онъ, съ своей стороны, полагаетъ, что міръ не созданъ ради дюжины надутыхъ карликовъ.
Вспомнимъ наконецъ о плотности отдѣльныхъ планетъ, тяжести тѣлъ на ихъ поверхности и тяжести каждаго небеснаго тѣла. Всѣ эти свойства также убѣждаютъ, что Земля не отличается ни какими преимуществами передъ другими членами солнечной системы. Плотность планеты опредѣляется сравненіемъ массы съ величиною. Массу узнаемъ мы по вліянію, которое имѣютъ на ея теченіе члены солнечной системы. Такимъ образомъ получаемъ только относительныя величины, т. е. такія, которыя указываютъ, во сколько разъ масса одного члена заключается въ массѣ другаго, напримѣръ сколько разъ масса Земли находится въ массѣ другой планеты. Самую же массу Земли опредѣляютъ, узнавая, на сколько ускоряется колебаніе маятника близъ большой, отдѣльной горы, которой массу можно вычислить, зная ея величину и составныя части. Ускореніе колебаній сравниваютъ со скоростью нормальнаго колебанія маятника, а по этому можно судить объ отношеніи массы горы къ массѣ Земли, и, въ заключеніе, узнать величину самой земной массы. Если это число извѣстно, то мы имѣемъ ключъ къ опредѣленію массъ всѣхъ прочихъ членовъ солнечной системы. Если сравниваютъ вычисленную массу и величину членовъ нашей системы, опредѣленную наблюденіями, причемъ должно принять въ соображеніе разстояніе, извѣстное но времени теченія, мы узнаемъ числа, указывающія на отношенія плотности каждой планеты къ плотности Земли. Вмѣсто самыхъ чиселъ мы, для большей наглядности, сравниваемъ плотность планетъ съ извѣстными земными веществами, которыя имѣютъ приблизительно такую же плотность, какъ извѣстный членъ системы вообще. Такимъ образомъ можно сказать, что Солнце состоитъ изъ бураго угля, Меркурій изъ серебра, Венера изъ іода, Земля изъ сюрьмы, Марсъ изъ тяжелаго шпата, Юпитеръ изъ чернаго дерева, Сатурнъ изъ клена, Уранъ изъ воску, а Нептунъ изъ янтаря. Слѣдовательно, Меркурій всѣхъ плотнѣе, но только онъ одинъ плотнѣе Земли, а изъ другихъ планетъ Сатурнъ всѣхъ менѣе плотенъ. Значитъ, Земля и но плотности не занимаетъ перваго мѣста между планетами.
При опредѣленіи вѣса различныхъ тѣлъ на поверхности планетъ, который зависитъ отъ силы притяженія ихъ массы, должно принимать въ соображеніе не только эту массу, но и величину планеты. Въ самомъ дѣлѣ, общая масса дѣйствуетъ центромъ своей тяжести, который мы предположимъ въ средоточіи тѣла. Чѣмъ болѣе отдаленъ центръ тяжести отъ предмета, тѣмъ слабѣе дѣйствуетъ на него привлекающая общая масса. На основаніи этой истины, по массѣ и величинѣ членовъ нашей системы, мы вычислили, что предметъ, который на Землѣ вѣситъ 100 фунтовъ, на Солнцѣ имѣетъ вѣсъ 2,840 фунтовъ, на Меркуріи 50, на Венерѣ 90, на Марсѣ 50, на Юпитерѣ у экватора 217, а у полюсовъ 137, на Уранѣ 76, и на Нептунѣ 36 фунтовъ. По этому можно сообразить, какой вѣсъ имѣлъ бы человѣкъ, если бы онъ попалъ съ Земли на другую планету. Отъ массы и величины планеты зависитъ скорость, съ какою тѣло, спущенное надъ ея поверхностью, падаетъ на нее. Эта скорость, по опредѣленнымъ законамъ, тѣмъ значительнѣе, чѣмъ больше высота паденія тѣла. Оттого опредѣляютъ только первоначальную скорость, указывая, сколько футовъ падаетъ тѣло въ первую секунду. Близъ поверхности Земли тѣло падаетъ въ первую секунду 15 футовъ, на Солнцѣ 428, на Меркуріи 7, на Венерѣ 17, на Марсѣ 4½, на Юпитерѣ у экватора 33, у полюсовъ 41, на Сатурнѣ у экватора 14, у полюсовъ 19, на Уранѣ 11, и на Нептунѣ 20 футовъ. Собственная тяжесть тѣла, будетъ ли оно тяжеле или легче, не имѣетъ вліянія на быстроту паденія, если на него не дѣйствуетъ сопротивленіе воздуха или другой среды, въ которой происходятъ паденія. Но тяжесть тѣла вмѣстѣ со скоростью паденія обусловливаетъ силу удара при достиженіи поверхности привлекающаго тѣла. По этому легко постигнуть, что если на Солнцѣ мы упали бы съ высоты одного только фута, то должны были бы тотчасъ раздробиться, между тѣмъ на Меркуріи, гдѣ мы были бы вполовину легче, чѣмъ на Землѣ, и падали въ первую секунду только со скоростью 7 футовъ, мы безъ опасенія могли бы выскакивать на улицу изъ бель-этажа любаго дома.
Обратимъ наконецъ вниманіе на вѣсъ Солнца и планетъ, опредѣляемый по ихъ величинѣ и плотности. Полагая въ слѣдующихъ числахъ каждую единицу равною билліону пудовъ, мы видимъ, что Солнце вѣситъ больше 162,000 милліоновъ, Меркурій больше 27,000, Венера больше 300,000, Земля больше 369,000, Марсъ больше 48,000, Юпитеръ почти 135 милліоновъ, Сатурнъ почти 37½ милліоновъ, Уранъ почти 6 милліоновъ и Нептунъ почти 9 милліоновъ подобныхъ единицъ, каждая, какъ мы упоминали выше, въ билліонъ пудовъ.
При этихъ результатахъ соображенія массы и величины планетъ, мы также не видимъ, чтобъ Земля имѣла какія-нибудь исключительныя преимущества. Это однако будетъ имѣть ту пользу, что обзоръ сихъ результатовъ побудитъ насъ обратить вниманіе на гармонію во всемъ мірозданіи, на сколько оно открывается намъ, и повсюду мы увидимъ, что это согласіе господствуетъ со всею силою цѣлесообразности. Всѣ предметы и существа организованы соотвѣтственно своему бытію и жизни. Растенія и животныя имѣютъ собственный вѣсъ, и должны, двигаясь, добывать себѣ пищу и противостоять вліяніямъ, вреднымъ для ихъ жизни. Слѣдовательно, жизненныя ихъ силы должны соотвѣтствовать такой дѣятельности. Дѣйствительно, мы наблюдаемъ это и замѣчаемъ даже, что организмы имѣютъ запасъ силъ для траты во время недостатковъ. Это мы постигаемъ, наблюдая бытіе и жизнь на землѣ. Сколько должны отличаться отъ вещей и существъ на землѣ вещи и существа на другихъ планетахъ, чтобы существовать при тамошнихъ условіяхъ? Уже на землѣ мы находимъ гораздо болѣе крупныхъ животныхъ въ морѣ, нежели на сушѣ, и они организованы соотвѣтственно занимаемому ими пространству и уменьшенію вѣса въ обитаемой средѣ. Каждое тѣло становится въ водѣ легче на столько, сколько вѣситъ вытѣсняемое имъ количество влаги. Оттого исполинскія животныя океана движутся въ своей стихіи легче, нежели имъ было бы возможно на материкѣ. Такое воззрѣніе на природу вещей и существъ мы можемъ примѣнить и къ другимъ планетамъ. Тамъ вещи и организмы должны согласоваться съ условіями занимаемой ими планеты. Нарушеніе вѣрнаго отношенія между силою вещей и существъ и массою и величиною планеты, совершенно нарушило бы порядокъ этихъ міровъ и вызвало разстройство тамъ, гдѣ теперь господствуетъ гармонія, какъ видимое дѣйствіе высочайшаго разума.
Пусть самъ читатель сдѣлаетъ выводъ изъ этого сужденія, потому что мы желаемъ доказать истину нашего ученія только собственнымъ его сужденіемъ. Если читатель обратилъ вниманіе на философскую сторону нынѣшней астрономіи, то онъ замѣтилъ, что съ того времени, какъ узнали движеніе Земли и величину солнца, астрономамъ и философамъ должно было казаться страннымъ, что Солнце, эта удивительная, громадная звѣзда, создано только для того, чтобы освѣщать и нагрѣвать нашу малую планету, почти незамѣтную въ большомъ числѣ другихъ, которыя находятся подъ полнымъ вліяніемъ могучей силы свѣтила. Безсмысленность такого мнѣнія становится еще яснѣе, когда мы сообразимъ, что планета Венера имѣетъ такую же величину, такія же горы и равнины, времена года, годы, дни и ночи, какъ Земля. По такому сходству обоихъ міровъ относительно формы и движенія, полагали, что они должны имѣть одинаковое назначеніе во вселенной. Если Венера необитаема, то и Земля должна быть пуста, а когда на Землѣ есть жители, то въ нихъ не можетъ быть недостатка и на Венерѣ. Когда затѣмъ замѣтили громадные міры Юпитера и Сатурна, окруженные блестящими спутниками, поневолѣ убѣдились, что слѣдовало бы отрицать бытіе живыхъ существъ на упомянутыхъ малыхъ планетахъ, если не предполагать ихъ на большихъ, или признать населенность Юпитера и Сатурна жителями, которые по своему существу превосходятъ обитателей Земли и Венеры. Въ самомъ дѣлѣ, не очевидно ли, что мы будемъ придерживаться ложнаго предположенія неподвижности Земли въ тысячу разъ упорнѣе, чѣмъ встарину, если, по ложному пониманію цѣлесообразности, сдѣлаемъ притязательный выводъ, что земной шаръ занимаетъ высшее мѣсто между небесными тѣлами? Не очевидно ли, что наша земля безъ всякихъ преимуществъ помѣщена посреди многихъ другихъ планетъ, и оттого не находится въ особенно благопріятномъ положеніи, чтобы быть единственнымъ мѣстомъ пребыванія жизни и разсудка?… Духъ! удались на мгновеніе отъ Земли и отыщи себѣ въ пространствѣ мѣсто, откуда ты можешь обозрѣть всю солнечную систему, и представь себѣ, что ты не знаешь планеты, на которой родился! Забудь, что Земля твое отечество, иначе твое сужденіе будетъ стѣснено, и не предоставляй ей заранѣе преимуществъ предъ другими мѣстами жительства въ мірѣ. Разсмотри вселенную и планеты, движущіяся вокругъ источника жизни, безъ предразсудковъ, не земными, а міровыми глазами. Если ты имѣешь какое-нибудь сознаніе о явленіяхъ существованія, если ты можешь представить себѣ, что нѣкоторыя планеты обитаемы, и тебѣ скажутъ, что жизнь могла избрать планету для своего пребыванія, неужели ты дѣйствительно подумаешь, что малый, ничтожный земной шаръ населился живыми существами ранѣе, нежели чудо созданія жизни совершилось на большихъ и болѣе видныхъ мірахъ! Или если ты намѣренъ поселиться на какой-нибудь планетѣ, гдѣ тебѣ можно было бы постигнуть великолѣпіе неба и наслаждаться благодѣяніями богатой и плодовитой природы, неужели ты избралъ бы мѣстомъ пребыванія Землю, затемняемую несравненно великолѣпнѣйшими мірами? Вмѣсто всякаго отвѣта, скажемъ то, что навѣрное слѣдуетъ изъ всего предъидущаго: Земля не имѣетъ ни какихъ поразительныхъ преимуществъ въ солнечной системѣ, чтобъ быть единственнымъ обитаемымъ міромъ, и другія планеты не меньше ея годны для мѣстопребыванія жизни.
ТРЕТІЙ ОТДѢЛЪ.
Исторія развитія существъ.[править]
I. Существа на Землѣ.[править]
Астрономическія изысканія убѣждаютъ насъ, что Землю нельзя считать по преимуществу обитаемою планетою. "Но, возразятъ намъ, все сказанное не болѣе, какъ космологическія указанія, при которыхъ Земля разсматривается только какъ членъ цѣлаго, почему эти доводы, не смотря на ихъ неотрицаемость, все-таки недостаточны, для твердаго убѣжденія въ обитаемости міровъ. О физіологическомъ вопросѣ, при которомъ обращается вниманіе на образованіе, свойства и дѣятельность существъ, и который не слѣдовало бы упустить изъ виду при развитіи твоего ученія, ты совершенно умалчивалъ. Если всѣ планеты, какъ кажется, подобно Землѣ, годны для жизни, то это еще не доказываетъ, что на нихъ дѣйствительно есть жизнь, и мы ничѣмъ не убѣждены, что скрытные зачатки жизни находятся тамъ при условіяхъ, при которыхъ она можетъ существовать на другихъ планетахъ также надежно, какъ на Землѣ. Напротивъ того, можно полагать, что на однихъ чрезвычайная тяжесть и твердость тѣла, на другихъ легкость и рыхлость массы, на нѣкоторыхъ разрушительный жаръ и ослѣпительный свѣтъ, или же ледянистый холодъ и вѣчный мракъ, представляютъ непобѣдимое препятствіе проявленію жизни.
Дѣйствительно, предметъ надобно разсмотрѣть и съ физіологической точки зрѣнія. Но доводы, кажущеіся съ этой новой точки зрѣнія при первомъ взглядѣ важными, исчезаютъ, когда принимаютъ въ соображеніе причину, вызвавшую ихъ. Намъ не нужно сперва трудиться, чтобы познать ихъ ничтожность, и постигнуть возможность существованія ни мало несогласнаго съ жизнью на Землѣ. Дѣйствительнаго, бѣглаго взгляда на наше мѣстопребываніе достаточнол чтобы предполагать на другихъ планетахъ совершенно иное населеніе и даже имѣть полное убѣжденіе, что почти нельзя представить себѣ, какъ на этихъ, такъ и на другихъ мірахъ, существа, даже похожія на земныя.
Какая безконечная разница между ликующими пѣвцами, которые живо носятся по воздуху, и безмолвными существами, лѣниво ползающими по землѣ, между обитателями морей, живо бороздящими волны, и существами, рыскающими по лѣсу, лугамъ и іюлямъ на твердой сушѣ? Какая разница во внутреннемъ ихъ строеніи, дѣятельности, образѣ жизни и обнаруженіи ощущеній и желаній? Кто въ состояніи сосчитать ступени разницы жизни, которая начинается отъ животворастеній первобытныхъ временъ, и доходитъ до высшей ступени, на которой стоитъ человѣкъ? Даже въ самомъ человѣчествѣ какое разнообразіе формъ, нрава, нравственности, привычекъ, силы тѣла и могущества ума между европейцемъ, котораго воля преобразуетъ цѣлыя государства, и эскимосомъ, который неспособенъ выразить свои мысли словами? Если бы и не упоминали о неистощимомъ разнообразіи растеній, одно созерцаніе различныхъ формъ животной жизни было бы болѣе чѣмъ достаточно, чтобы убѣдить насъ, какъ ничтожны препятствія, представляемыя условіями жизни, когда они стремятся преградить путь клокочущему источнику жизни природы.
При обзорѣ различныхъ породъ животныхъ вашей планеты, отъ позвоночныхъ до медузъ и полиповъ, мы постигаемъ, какъ превосходно всякое существо устроено для своего мѣстопребыванія. Если мы такимъ образомъ обозримъ сотни тысячъ породъ растеній, населяющихъ поверхность земли, мы ясно сознаемъ, какою удивительною плодовитостью природа одарила всякій атомъ вещества. Можетъ быть, намъ замѣтятъ, что при произведеніи всѣхъ земныхъ существъ господствовалъ одинъ и тотъ же образъ созиданія; можетъ быть, намъ возразятъ, что, не смотря на безчисленность различныхъ твореній, они вообще устроены по одному и тому же типу, по которому все живое образовано соотвѣтственно жизненному элементу, питающему все возникающее на Землѣ. Мы соглашаемся съ этимъ, но прибавляемъ, что всякій другой жизненный элементъ, какъ и нашъ, исполнялъ бы свое назначеніе, если бы онъ состоялъ и изъ совершенно другихъ веществъ, вовсе не похожихъ на составныя части атмосфернаго воздуха. Мы утверждаемъ, что во всякомъ мірѣ всякое существо по необходимости организовано сообразно обитаемому имъ жизненному элементу, какія бы послѣдній ни имѣлъ свойства. Мы высказываемъ тутъ не случайно найденныя предположенія, но дѣлаемъ философическій выводъ, подтверждаемый изученіемъ природы. Самая исторія нашей земли краснорѣчиво говоритъ въ пользу нашихъ словъ.
Въ первобытныя времена земнаго шара, когда внутренній его жаръ и перевороты на его поверхности дѣлали невозможнымъ существованіе нынѣшнихъ животныхъ и растеній, подъ вліяніемъ удивительной могучей силы природы распространялась другаго рода жизнь, приспособленная къ тогдашнему состоянію земли. Густая бурная атмосфера была въ ту пору пресыщена углекислотою, которая развивалась изъ первобытной почвы, и безпрерывно выступала изъ дѣятельныхъ вулкановъ. Эта вредная примѣсь атмосфернаго воздуха препятствовала возниканію животной жизни на землѣ. Явились растенія, извлекающія свою пищу изъ существующихъ веществъ для пользы жизни на землѣ. Материкъ еще не образовался, воды господствовали безъ всякаго ограниченія, а кислородъ еще не освободился. Развились животворастенія, которыя, по своей природѣ, могли существовать, не смотря на малость количества освобождающагося кислорода: они жили въ водѣ, насыщенной азотомъ и углеродомъ, въ какой непремѣнно погибло бы животное высшей организаціи. Перевороты новаго міроваго тѣла, котораго тогдашній полярный жаръ былъ такой же, какъ нынѣшній экваторіальный, частые потопы, погруженіе береговѣ въ море, приподнятіе холмовъ, разлитіе морей, растрескиваніе едва застывшей земной коры и выступленіе изъ разсѣлины раскаленной вулканической массы, другой составъ атмосферы, бывшей тогда смѣсью газовъ, враждебныхъ нынѣшней жизни, все это не мѣшало проявленію жизни. Природа господствовала дѣятельною своею силою надъ всѣми этими условіями, которыя въ наше время, когда организмъ устроенъ иначе, неизбѣжно разрушили бы всю жизнь, и при такой дѣятельности она положила удивительный зачатокъ жизни. Развился роскошный міръ жизни, явились исполинскіе цикадеи, толщиною въ сажень, и папортники величиною съ деревья, слѣды которыхъ еще остались на экваторѣ; такія растенія, распространенныя на болотистыхъ пространствахъ милліоны лѣтъ тому назадъ, положили основаніе нынѣшней кислородной атмосферѣ, и обусловили образованіе могучихъ каменоугольныхъ пластовъ. Возникъ животный міръ, уединенный отъ растительнаго, и первыхъ его представителей мы находимъ въ отложеніяхъ древнѣйшихъ періодовъ: это были лишь нитевидныя существа, похожія на животныхъ только произвольными движеніями; это были инфузоріи, переносящія температуру, разрушающую жизнь высшихъ организмовъ, это были голотуріи, медузы и головоногія. Всѣ эти существа, открывшія періодъ животнаго міра, можно распознать только помощью микроскопа; они жили въ жаркихъ водахъ, и изъ однихъ череповъ ихъ образовались большія и высокія горы. Эти животныя столь мелки, что ихъ умѣщается 2,000 на протяженіи одной линіи и число ихъ до того велико, что въ обломкѣ скалы, вѣсомъ около лота, находятся черепы двухъ милліоновъ животныхъ! Въ ту пору, въ величественной лабораторіи природы происходили химическія соединенія, при которыхъ выдѣлилось неизмѣримое количество азота, составляющаго главную часть нашей атмосферы.
Послѣ этихъ созданій съ простымъ организмомъ, соотвѣтствующимъ тогдашнему состоянію земли, появились высшія породы посреди прекрасной цвѣтоносной растительности. Всѣ они были надѣлены жизненностью, которая могла сопротивляться переворотамъ, еще часто совершавшимся на поверхности земли: иглокожія и полипы въ морѣ могли выростать изъ отторженныхъ кусковъ своего тѣла, а черепокожныя имѣли надежную броню противъ бушующихъ силъ стихіи. Ближе къ нашему времени возникли животныя, защищенныя чешуями и толстою кожею, явились исполинскія ящерицы, разнообразныхъ чудовищныхъ формъ, напоминающихъ баснословныхъ вампировъ, и господствовали надъ всѣми созданными вещами и существами; явились чудные исполины животнаго царства, занимавшіе первое мѣсто тамъ, гдѣ позднѣе долженъ былъ жить человѣкъ. Примемъ въ соображеніе, что отъ колыбели земнаго міра до появленія послѣднихъ созданныхъ существъ, поверхность нашей планеты покрывалась послѣдовательно безчисленными видами растительнаго и животнаго царства, и что эти организмы возникали и развивались сообразно со свойствами почвы и состояніемъ воздуха, и опять исчезали по истеченіи періодовъ въ милліоны лѣтъ, чтобы уступить мѣсто другимъ породамъ, представлявшимъ затѣмъ подобное же теченіе событій. Примемъ въ соображеніе, что земная поверхность со времени своего образованія, много разъ была мѣстомъ борьбы силъ совершенно измѣнившихъ ея видъ. Тогда мы должны будемъ сознаться, что творческая сила безконечна, и что появленію жизни не положено другихъ предѣловъ, кромѣ гармоніи законовъ, господствующихъ надъ мірами.
Намъ можно возразить, что, ссылаясь на безконечность силъ природы, мы покидаемъ путь научнаго доказательства, ничего не доказываемъ. Намъ можно было бы сказать, что, если мы вѣримъ въ обитаемость планетъ, потому что творческая сила въ состояніи устранить всякое препятствіе, то мы также въ правѣ предполагать обитателей на кометахъ, планетидахъ, метеорныхъ камняхъ, облакахъ, коротко сказать, на всемъ, такъ какъ Творецъ, по своему желанію, могъ бы населить всѣ эти предметы. Такое толкованіе выказывало бы ложное пониманіе нашего довода и даже безсовѣстное перетолкованіе нашей мысли. Всякій праводушный человѣкъ, мы надѣемся, признаетъ и согласится, что мы стремимся постигнуть простоту дѣйствія природы, и вѣрно передать ея ученіе. Если мы говоримъ объ обитаемыхъ мірахъ, то полагаемъ, что ихъ обитаемость обусловливаетъ и самое обитаніе. Если же міры кажутся намъ необитаемыми, то прежде всего изслѣдуемъ, составляетъ ли такое предположеніе выраженіе дѣйствительности. Если такое мнѣніе согласуется съ самымъ дѣломъ, то мы будемъ склонны вѣрить, что эти міры дѣйствительно необитаемы. Но прежде нежели рѣшимся положительно отрицать обитаемость міровъ, мы требуемъ, чтобы препятствіе, которое, повидимому, представляется проявленію жизни, уже по своей сущности, было противно законамъ, господствующимъ надъ вселенною. Мы стремимся постигнуть природу, которая одна составляетъ цѣль и основу нашихъ изысканій, и образуетъ единственную нашу путеводительницу.
Мы начертали картину первобытныхъ временъ, чтобы выказать важную ея основу, заключающую мысль, что жизнь проявляется различно смотря по дѣйствующимъ силамъ, которыя вызываютъ ее, и что она отнюдь не теряется въ элементахъ вещества. Это основаніе примѣнимъ къ звѣздамъ вообще. Въ такомъ случаѣ мы постигнемъ, что одни міры вселенной населены существами, похожими на земныя, а другіе такими, которыя не могли бы жить у насъ. Впрочемъ, мы не нуждаемся въ картинѣ первобытныхъ временъ, не смотря на всю ея важность и непосредственную примѣнимость къ нашему вопросу; мы могли бы доказать наше ученіе и безъ нея, потому что извѣстные процессы около насъ въ избыткѣ доставляютъ доводъ въ пользу нашего мнѣнія. Земля, какова она есть, не менѣе краснорѣчиво защищаетъ наше ученіе нынѣшними жизненными явленіями, какъ и земля первобытныхъ временъ. Дѣйствительно, доказательства представляются повсюду въ настоящей дѣятельности природы и указываютъ намъ разнообразіемъ произведеній, какое множество существъ могутъ возникнуть въ другихъ мірахъ вселенной. Безчисленныя водяныя животныя наслаждаются жизнью въ стихіи, гдѣ другія земныя существа погибли бы; земноводныя могутъ существовать въ атмосферѣ, гдѣ высшія животныя и люди оставаться не въ состояніи; коршуны и орлы носятся высоко въ воздухѣ надъ ослѣпительными полями вѣчнаго снѣга и прямо обращаютъ взоры къ лучезарному свѣтилу дня, не лишаясь силы зрѣнія; рыбы въ глубинѣ океана, гдѣ господствуетъ глубокая ночь, какой никогда нѣтъ на поверхности земли, умѣютъ находить свои пути; одинаковой породы инфузоріи существуютъ въ холодномъ Балтійскомъ Морѣ и въ жаркомъ поясѣ Китая и Японіи; кремнистыя водоросли, растущія въ горячихъ источникахъ Канады, встрѣчаются также въ мѣстностяхъ близъ полюсовъ, а въ глубинѣ морей лотомъ добыты животныя организмы съ глубины почти въ 2,000 футовъ подъ уровнемъ моря, гдѣ столбъ воды давитъ, тяжестью въ 27 пудовъ на квадратный дюймъ и подъ такимъ давленіемъ существа жили такимъ же образомъ какъ на поверхности моря. По всему этому видно, что ни родъ среды, ни свѣтъ или мракъ, ни жаръ или холодъ, ни давленіе или какое-либо другое условіе не могутъ ограничить созидающую силу природы, потому что ничто не дѣйствуетъ на всѣ существа совершенно одинаковымъ образомъ, но родъ и степень дѣйствія всегда соотвѣтствуютъ организаціи существъ, которыя ихъ претерпѣваютъ. Ни одинъ предметъ не есть безусловно то, чѣмъ онъ кажется, и все относительно въ сравненіи съ существами, съ которыми оно встрѣчается. Именно, вѣрнымъ помѣщеніемъ организмовъ въ надлежащія условія природа выказываетъ свою гармонію.
По этому мы видимъ, что уже у насъ природа представляетъ доказательство неистощимости созидающей ея силы, непобѣдимой ни какимъ препятствіемъ и произведшей на землѣ столь разнообразные организмы. Тѣмъ болѣе мы должны быть убѣждены, что на планетахъ и лунахъ природа не встрѣчаетъ непобѣдимыхъ препятствій для проявленія жизни, хотя тамъ произведенія могутъ быть безконечно различныя. Мы говоримъ, что эти произведенія могутъ и должны быть безконечно различны, и мы вовсе не думаемъ утверждать, что житель Меркурія устроенъ такъ же, какъ обитатель Нептуна, и убѣждены въ безконечности числа разнообразныхъ организмовъ не только другихъ свойствъ на различныхъ мірахъ, но весьма различныхъ въ каждомъ отдѣльномъ мірѣ, смотря по періоду его образованія, климату и жизненнымъ условіямъ. Разнообразіе, которое мы видимъ на Землѣ въ растительномъ и животномъ царствахъ въ разныхъ поясахъ, смотря по климату, состоянію атмосферы, свойствамъ почвы и другимъ мѣстнымъ условіямъ, указываетъ на невыразимую разницу, которая можетъ быть въ вещахъ и существахъ всякаго міра, въ организмахъ, формахъ и породахъ существъ. Тутъ открывается обширное поле предположеніямъ, которыя намъ, однако, нельзя поставить при нашемъ изслѣдованіи въ уровень съ фактами. Такія предположенія, можетъ быть, будутъ походить на картины воображенія поэтовъ и живописцевъ, которыя оживляли времена, покрытыя мракомъ неизвѣстности, причудливыми существами, первообразами эмблемъ, сфинксами, гномами, центаврами, сатирами, гарпіями, сиренами и вампирами, порожденными сумасброднымъ воображеніемъ.
Созерцаніе вещей на землѣ убѣждаетъ насъ, что всякое существо устроено сообразно мѣсту своего пребыванія, и что повсюду господствуетъ согласіе окружающихъ предметовъ, организаціи, потребностей и образа жизни. Если мы имѣемъ вѣрное представленіе о дѣйствующей силѣ природы, то должны допустить, что самая отдаленная планета получаетъ отъ солнца не меньше свѣта и теплоты, сколько нужно свойственнымъ ей организмамъ, и точно также Меркурій или Земля воспринимаютъ долю, соотвѣтствующую ихъ особенностямъ. По отдаленности отъ солнца или близости къ нему, мы отнюдь не можемъ полагать, что планета необитаема. Далѣе мы постигаемъ, что основныя вещества, находящіяся въ массѣ одной или другой планеты, также не составляютъ условія невозможности необитаемости планеты, потому что и различныя вещества нашей земли не препятствуютъ нашему существованію. Если намъ возразятъ, что вода въ однихъ мірахъ находится въ видѣ ларовъ, а въ другихъ въ видѣ льда или снѣга, на однихъ минералы расплавлены, а на другихъ столь тверды, что при нихъ невозможны земледѣліе и искусства; если намъ представятъ еще много другихъ подобныхъ доводовъ, мы возразимъ, что они могутъ быть приняты только, когда на всѣхъ планетахъ предполагаютъ такія же составныя части, какія свойственны Землѣ. Но этого допустить нельзя, потому что такіе доводы лишены всякаго научнаго значенія. На Сатурнѣ и Уранѣ жидкости не могутъ имѣть такого химическаго состава, какъ на Землѣ, потому что тамъ земная вода постоянно мерзлая, а плотныя тѣла и газы состоятъ не изъ тѣхъ элементовъ, какъ у насъ. Во всякомъ мірѣ есть особыя начала обитаемости. Нельзя сомнѣваться, что природа умѣетъ создавать физическія свойства живыхъ существъ сообразно особенностямъ органическихъ и неорганическихъ предметовъ, между которыми имъ приходится жить, а также устроивать ихъ сообразно особымъ жизненнымъ основаніямъ, свойственнымъ ихъ мѣстопребыванію.
Поясненія, которыя даетъ здѣсь природа, совершенно согласны съ тѣмъ, что мы уже узнали въ ней въ другихъ отношеніяхъ касательно нашего ученія. Тѣсное и неразрывное отношеніе господствуетъ между Землею и населяющими ее созданіями, между физическими явленіями на ея поверхности и этими существами, начиная отъ животныхъ, переселяющихся подъ вліяніемъ инстинкта, чтобы жить постоянно при условіяхъ, благопріятныхъ ихъ тѣлу, до тѣхъ, которыя не могутъ покинуть своего мѣстопребыванія, и оттого мѣняютъ естественную свою одежду соотвѣтственно времени года. Дѣятельность жизни согласуется съ состояніями Земли; глубокая взаимность соединяетъ всѣ существа съ развитіемъ Земли и со всѣмъ, что сопровождало такое развитіе, даже въ періодахъ отдаленнѣйшихъ временъ, совершенно чуждыхъ нашей организаціи. Изъ тысячи предметовъ мы упомянемъ только о линнеевыхъ цвѣточныхъ часахъ, состоящихъ изъ ряда растеній, которыя распускаются и смыкаются въ опредѣленный часъ дня, слѣдовательно представляютъ явленіе, имѣющее точное и непосредственное соотношеніе съ движеніемъ Земли. Намъ представляются безчисленные результаты согласія Земли и ея населенія, и мы ясно познаемъ, что они опредѣлены другъ для друга. Въ природѣ кроется тайна всѣхъ вещей: она приводитъ въ движеніе и слабѣйшія и могущественнѣйшія силы, создаетъ взаимную связь между всѣми ея дѣйствіями и образуетъ созданія, соотвѣтствующія мірамъ и временамъ, которые ни одни и ни другія не въ состояніи задержать ея вліянія. Изъ этого слѣдуетъ, что обитаемость планетъ, которыя мы обозрѣли, составляетъ необходимое дополненіе къ ихъ существованію, и что свойства планетныхъ тѣлъ и жизненныя условія вовсе не препятствуютъ проявленію жизни на этихъ мірахъ.
Мы пойдемъ еще далѣе и примѣнимъ нашу основную истину ко всѣмъ звѣздамъ, которыя свѣтятся въ мірѣ въ видѣ солнцевъ. Результаты замѣчательнаго разложенія свѣтовыхъ лучей убѣдили насъ, что въ разложенномъ планетномъ свѣтѣ находится такое расположеніе цвѣтовъ и темныхъ линій, какія видны въ разложенныхъ лучахъ солнечныхъ. Это заставляетъ насъ полагать, что въ планетныхъ тѣлахъ нѣтъ веществъ, которыя измѣнили бы существенно свойства солнечнаго свѣта. Съ тѣмъ вмѣстѣ, это убѣждаетъ насъ, что въ солнцѣ есть желѣзо, натръ, магній, хромъ, никкель и мѣдь, между тѣмъ какъ мы не замѣчаемъ и слѣдовъ золота, серебра, свинца и ртути. Нынѣ сдѣлалось возможною химія неба; какъ прежде изслѣдывали химически составныя части земли, такъ теперь можно изслѣдовать составъ небесныхъ тѣлъ разложеніемъ свѣтоваго луча. Новѣйшія изысканія свѣта Сиріуса, Вѣсовъ и многихъ другихъ ярко блестящихъ звѣздъ небеснаго свода, открыли новую опытную науку, которая поведетъ насъ къ важнѣйшимъ открытіямъ, и даетъ основательную надежду, что мы узнаемъ сущность многихъ недосягаемыхъ донынѣ звѣздъ. Откроютъ ли эти изслѣдованія звѣздныхъ лучей, что въ звѣздахъ существуютъ элементы, какіе есть въ солнцѣ и планетахъ, или же докажутъ, что въ нихъ находятся совершенно другія вещества, — во всякомъ случаѣ мы должны будемъ убѣдиться, что эти отдаленныя солнца или еще болѣе окружающія ихъ планеты заключаютъ стихіи, которыя, по ихъ свойствамъ, способны произвести организованныя существа, какъ бы они ни были различны отъ земныхъ. При этомъ мы, однако, должны соблюдать предосторожность, чтобы оставаться въ предѣлахъ крайнихъ границъ: природа, которая окружена безконечностью и измѣряется вѣчностью, можетъ обладать звѣздами, служащими исключительно для другихъ, точно такъ же, какъ она можетъ имѣть міры, возникающіе или разрушающіеся.
Это даетъ намъ право предполагать, что нѣкоторыя жизненныя условія, кажущіяся несовмѣстными съ существованіемъ на Землѣ, могутъ быть дѣйствительно благопріятны твореніямъ съ неизвѣстною намъ организаціею. Для примѣра, мы утверждаемъ, что отсутствіе атмосферы, а съ тѣмъ вмѣстѣ и жидкости на поверхности міра не исключаетъ возможности жизни. Новѣйшіе естествоиспытатели, допускающіе многочисленность обитаемыхъ міровъ только при существованіи воздуха и жидкости, полагаютъ дѣйствительно, что природа неспособна произвести живыя существа иначе, какъ по образцамъ, находящимся на Землѣ. Основательно ли это? Оттого, что мы не въ состояніи жить безъ воздуха, окружающаго нашу Землю, развѣ другія міровыя тѣла безъ такой оболочки не могутъ быть обитаемы живыми существами? Оттого, что вода необходима для земной жизни, развѣ слѣдуетъ вывести, что она неизбѣжно нужна для жизни на другихъ мірахъ? Развѣ свойство физической природы не опредѣлило, чтобы жизнь проявилась однимъ или другимъ способомъ или въ одной или другой формѣ, и не всѣ ли существа соединены съ этимъ свойствомъ природы самыми тѣми силами, которыя произвели и поддерживаютъ ихъ? Окружилъ ли бы Создатель земной шаръ воздушною оболочкою нынѣшняго состава, если бы человѣку слѣдовало организоваться иначе, и помѣстилъ ли бы Онъ человѣка съ настоящею организаціею на Землѣ, если бы на ней не было такой атмосферы? Какъ безумны изслѣдователи новѣйшихъ временъ, стремящіеся ограничить творческую силу въ тѣсныхъ предѣлахъ, въ которыхъ не хотятъ умѣстить даже человѣческихъ знаній? Какъ безумно утверждать, что могучая природа въ состояніи произвести растительную и животную жизнь только при опредѣленномъ соотношеніи смѣси азота и кислорода, и что если такой смѣси нѣтъ, то и жизнь невозможна. Развѣ все во вселенной должно быть сдѣлано по образцу Земли? Оттого, что на Землѣ существуютъ три царства природы, мы вовсе не видимъ основанія полагать, что на другихъ мірахъ всѣ вещи и существа могутъ возникнуть и находиться только въ такихъ же формахъ, и что всякую другую форму существованія, которая кажется намъ несовмѣстною съ земною, никакъ нельзя допустить во вселенной? Древніе судили бы навѣрное осмотрительнѣе, и если бы мы спросили Плутарха, который въ своихъ замѣчательныхъ сочиненіяхъ передаетъ мнѣнія предшественниковъ, онъ отвѣчалъ бы намъ: «Кто требуетъ, чтобъ всѣ оживленныя существа другихъ міровъ обладали тѣми же самыми предметами, какіе нужны земнымъ жителямъ для рожденія, жизни, питанія и поддержанія существованія, тотъ не соображаетъ разнообразія и неодинаковости въ природѣ, въ которой существуютъ большія различія между ея обитателями. Если бы мы не могли подойти къ морю или достигнуть его, а имѣли возможность только видѣть его издали, и намъ сказали, что морская вода горька, солона и негодна для питья, и что въ немъ находятся различныя крупныя животныя всякаго рода, мы полагали бы, что намъ разсказываютъ басни. Въ такомъ же положеніи находимся мы, полагая, что Луна и другіе міры не обитаемы ни однимъ человѣкомъ.»
Позднѣе мы разсмотримъ этотъ вопросъ съ общей философской точки зрѣнія, а здѣсь сдѣлаемъ, для дополненія сказаннаго, еще одно замѣчаніе. Мы вкратцѣ упомянемъ о нашемъ незнаніи на этомъ островкѣ міра, на которомъ помѣстила насъ судьба, и вспомнимъ о трудностяхъ при изслѣдованіи царствъ и могущества природы. Съ одной стороны, намъ неизвѣстны всѣ причины, которыя могутъ и могли обусловить пробужденіе, поддержаніе и распространеніе жизни на земной поверхности, а съ другой, мы вовсе не знаемъ основныхъ причинъ, обусловливающихъ поддержаніе и распространеніе совершенно другихъ существъ въ другихъ мірахъ. Мы едва постигли, какія причины господствуютъ при ежедневныхъ процесахъ жизни; мы едва поняли физическія свойства жизненныхъ элементовъ, дѣйствіе свѣта и электричества, теплоты и магнетизма, а между тѣмъ вокругъ насъ постоянно дѣйствуютъ другія силы, еще не изслѣдованныя подробно, и, можетъ быть, еще не открытыя. Оттого, какъ притязательно оспаривать жизнь на другихъ планетахъ при недостаточности нашего такъ называемаго естествознанія! Вообще, чѣмъ можно съ успѣхомъ опровергать дѣятельную силу природы и возможность появленія существъ на всѣхъ величественныхъ міровыхъ шарахъ, обходящихъ вокругъ лучезарнаго средоточія свѣта и теплоты? Сколько притязательности въ предположеніи, что малый міръ, на которомъ мы узнали свѣтъ, единственный храмъ или образецъ природы!
При обзорѣ результатовъ нашихъ астрономическихъ и Физіологическихъ разсужденій, мы ясно и надежно видимъ съ точекъ зрѣнія астрономовъ и физіологовъ:
1) что Земля не имѣетъ ни какихъ преимуществъ передъ другими планетами;
2) что многія планеты обитаемы, какъ и она.
Намъ легко вывести изъ предъидущихъ сужденій мысль, которою мы заканчиваемъ этотъ отдѣлъ. Вся философія говоритъ намъ, что всякій предметъ имѣетъ причину существованія въ природѣ, которая ничего не дѣлаетъ напрасно. Отъ Аристотеля до Бюффонэ ни одному естествоиспытателю не вспало на мысль сомнѣваться въ этой истинѣ, представляющейся имъ безусловно необходимою мыслью. Если природа усѣяла пространство мірами, годными для обитанія, она сдѣлала это не для того, чтобы міры вѣчно оставались пустыми, и всѣ философы сознаются, что противоположное мнѣніе не имѣетъ прочнаго основанія. Вникнемъ въ самое основаніе дѣла, и поставимъ совершенно ясный и опредѣленный вопросъ, который занималъ испытующіе умы съ самаго начала философіи. «Имѣетъ ли міръ какую-нибудь цѣль? или же онъ существуетъ безъ цѣли?» Мы должны сперва рѣшиться предполагать одно или другое….Безъ согласія въ этомъ отношеніи, дальнѣйшее разсужденіе невозможно, потому что всякій, смотря съ различной точки зрѣнія, дѣлаетъ разныя предположенія, а оттого и различные выводы.
Передъ рѣшеніемъ вопроса, положимъ сперва, что вселенная не имѣетъ ни какой цѣли. Изъ этого слѣдуетъ, что взаимныя отношенія и свойства планетъ должно считать совершенно случайными, что онѣ возникли случайно въ настоящей формѣ, и случай господствовалъ при превращеніи вещества и образованіи міровъ. Всѣхъ, кто вѣруетъ въ случай и предполагаетъ причину существованія міровъ единственно въ веществѣ, называютъ вообще матеріалистами, къ какой бы они ни принадлежали школѣ. Эти философы, которые считаютъ дѣйствительнымъ и истиннымъ только осязаемое, не оспариваютъ нашего ученія, и въ дѣйствительности этихъ словъ убѣждаетъ насъ слѣдующее сужденіе. Если слѣпое соединеніе жизненныхъ условій вызвало на Землѣ населеніе, то навѣрное тѣ же условія въ безконечныя времена всегда были неразрывны съ веществомъ въ пространствѣ уже съ той поры, какъ возникли дѣйствительныя вещи, съ такими же свѣтовыми и теплородными лучами, съ такими же элементами вещества и формами существованія, т. е. плотною, жидкою и газообразною, съ такими же силами и, наконецъ, съ такими же причинами, какія обусловливали образованіе нашей Земли. Слѣдовательно, нельзя сомнѣваться, что эти элементы вселенной были когда бы то ни было не дѣятельны, но что онѣ обусловливали образованіе тысячъ тысячъ разнообразныхъ соединеній и тысячъ тысячъ вещей и существъ различныхъ формъ, размѣровъ и отношеній.
По этому видно, что система матеріалистовъ говоритъ въ пользу нашего ученія, хотя они разсматриваютъ только развитіе вещества. Не смотря на точку опоры, которую даетъ намъ матеріализмъ, мы считаемъ обязанностью не присоединяться къ нему и не предоставлять нашего ученія матеріялистамъ, потому что свидѣтельство тѣхъ, которые не видятъ въ организаціи вселенной дѣйствія разумнаго существа, кажется намъ не вполнѣ способнымъ расширить кругъ нашего ученія.
Мы не станемъ долго разсматривать доказательства существованія Бога, но выразимъ нашъ образъ мыслей нѣсколькими словами.
Не смотря на нерѣшительность знаменитыхъ ученыхъ, не смотря на множество матеріалистовъ новыхъ и новѣйшихъ временъ, мы, ни на одно мгновеніе не задумываясь, утверждаемъ, что существованіе Бога есть основная истина, совершенно независимая отъ какого бы то ни было догмата и даже совершенно независимая отъ всякаго религіознаго чувства. Признаки его существованія для насъ столь же многочисленны, какъ живыя существа, населяющія Землю.
При всей нашей неспособности постигнуть Его сущность, при всей нашей ничтожности передъ Нимъ, мы подтверждаемъ существованіе Всевышняго. Мы постигаемъ Его столь мало, какъ комаръ солнце. Мы не знаемъ, кто Онъ, каковъ Онъ, какъ Онъ дѣйствуетъ, въ чемъ заключается Его всевѣдѣніе и вездѣсущность, мы рѣшительно не знаемъ ничего о Немъ самомъ. Еще болѣе, мы ничего не можемъ знать о Немъ, потому что мы тма тѣни, а Онъ яркость свѣта; мы конечное, а Онъ безконеченъ. Его блескъ ослѣпляетъ наши слабые глаза, родъ Его существованія непостижимъ для нашего бѣднаго разсудка; сущность Его дѣйствительности недосягаема для нашихъ ограниченныхъ способностей, такъ что ни какая наука не достигаетъ Его познаванія. Баконъ весьма вѣрно говоритъ: «Мало наукъ удаляетъ отъ Бога; но много наукъ возвращаетъ къ Богу. Оттого не правда, что ни какое знаніе не открываетъ намъ существованія несозданнаго. Мы, конечно, ничего не знаемъ о Немъ непосредственнаго; но мы взираемъ на Всевышняго изъ глубины нашей ничтожности, и уже одна мысль о предвѣчномъ Его существованіи своею силою подавляетъ насъ къ землѣ и заставляетъ смириться. Мы видимъ Его ясно по всѣмъ формамъ существъ, мы слышимъ Его голосъ въ гармоніи природы; наше мышленіе требуетъ первой причины и послѣдней цѣли всего созданнаго.»
Вы не хотите признать первой причины, потому что не можете представить себѣ, что міръ когда-либо не существовалъ, и изъ этого выводите неуничтожимость міра; вы не хотите послѣдней пѣли, потому что цѣлесообразность для васъ таинственна и темна, и увлекаетъ къ очевиднымъ ошибкамъ. Но что называете вы и что называемъ мы цѣлесообразностью? Неужели вы дѣйствительно думаете, что истинная цѣлесообразность и истинное назначеніе существъ заключается въ томъ, что мы придумываемъ въ нашемъ мозгу? Неужели вы дѣйствительно думаете что мы, ничтожные атомы, можемъ вникнуть во всеобщій планъ неизмѣримаго и всесторонне пополняющагося цѣлаго природы? Развѣ вы все еще смѣшиваете дѣйствительный общій порядокъ вещей и существъ съ вашими придуманными системами классификаціи? Развѣ вы не соображаете, что человѣкъ и его исторія, его знаніе и назначеніе только игра мухи, носящейся надъ безграничнымъ океаномъ пространства и времени, и что мы, для постиженія дѣйствительнаго порядка вещей, должны обозрѣть вселенную въ цѣлости?
Нѣтъ, истинная цѣлесообразность не придумана человѣкомъ, а если мы во всемъ созданномъ видимъ однообразное указаніе на цѣль; если мы предполагаемъ назначеніе существъ и природы, то лишь потому, что видимъ въ произведеніяхъ природы слѣды божественнаго плана. Мы изслѣдываемъ окружающія насъ формы существованія, которыя сплетаются, сцѣпляются и взаимно обусловливаются; мы замѣчаемъ устройства, которыя соотвѣтствуютъ одно другому; мы познаемъ во всемъ существующемъ, отъ камня до человѣка, взаимное пополненіе; мы видимъ то же самое и въ различныхъ составныхъ частяхъ каждаго отдѣльнаго существа такимъ образомъ, что безъ предположенія цѣлесообразности невозможно изслѣдованіе развитія существъ или опредѣленіе дѣятельности одного какого-либо органа. Если полагать, что такое положеніе вещей есть произведеніе вещества, то мы соглашаемся съ этимъ, и даже прибавляемъ, что всякій другой міръ, какъ и земной, долженъ представлять отпечатокъ взаимнаго пополненія; но надъ физическими силами, которыя такъ превосходно и разумно установили порядокъ вещей, мы видимъ высшее, разумное существо, приводящее эти силы въ дѣйствіе, и поддерживающее ихъ.
Одна философская школа нынѣшняго времени утверждаетъ, что однообразное указаніе цѣли переносится на вещи только человѣческимъ умомъ, который такимъ образомъ удивляется въ природѣ собственному своему произведенію. Намъ говорятъ, что природа только сліяніе вещества и слѣпой силы, которыхъ разнообразное соединеніе производитъ отдѣльныя существа, породы и виды, и вовсе не доказываетъ содѣйствія высшаго разумнаго существа. Намъ повторяютъ, что Богъ излишнее предположеніе, съ которымъ нечего дѣлать; утверждаютъ, что всякая мысль о разумѣ, независимомъ отъ матеріяльнаго міра, ничтожна и безмысленна, что надобно предоставить провозглашеніе цѣлей природы премудрости школьныхъ учителей, которые между ребяческими слушателями могутъ продолжать такія невинныя изысканія. Въ то же время эта высокомудрая школа, опирающаяся при своей болтовнѣ на такихъ основаніяхъ, не видитъ, что она взобралась на высочайшую ступень безсмыслія.
Вы говорите и утверждаете, что природная сила, свойственная самой сущности вещества, обезпечиваетъ жизнь и вѣчное существованіе міра; вы говорите и увѣряете, что могущество, которое неопредѣленное время поддерживаетъ настоящее состояніе вещей или постепенно преобразуетъ его, свойственно самимъ этимъ естественнымъ силамъ, включающимъ въ себѣ возникшую изъ нихъ самихъ способность продолжать всеобщее созданіе. Изъ нихъ самихъ? Что же вы объ этомъ знаете? Попытайтесь доказать, что эта способность заключается въ сущности самаго вещества, и не принадлежитъ высшему могуществу, которое, по своей волѣ, уничтожило бы произведеніе первобытной своей дѣятельности и обратило все въ хаосъ. Докажите намъ, что вещество, котораго достоинство вы столько восхваляете, существуетъ само собою. Въ этомъ случаѣ не ограничивайтесь неосновательными утвержденіями, потому что вы становитесь на почву научнаго знанія, но докажите свои слова, которыя вы провозглашаете съ такою самоувѣренностью.
Если бы ваше заключеніе было вѣрно, если законы, управляющіе міромъ, включали въ себѣ вѣчное существованіе и вѣчную неизмѣнность, если бы безпрерывное вліяніе Создателя на всѣ вещи было излишне, и оттого вовсе не существовало, — въ чемъ мы, познавъ создающее существо и утвердивъ это сознаніе, охотно соглашаемся на время — не доказывало ли бы это, что Создатель, котораго существованіе вы ложно отрицаете, обнаружилъ свою мудрость и могущество, не связывая себя рабски вѣчно трудиться надъ своимъ произведеніемъ. Когда Ньютонъ открылъ законъ притяженія, и приложилъ его къ мірамъ, онъ высказалъ мнѣніе, что Создатель долженъ безпрерывно поддерживать ходъ машины вселенной. Вѣкомъ позднѣе, Лапласъ показалъ, что міровая система не часы, которые надобно по временамъ заводить, но что она сама собою находится въ безпрерывномъ ходу отъ вѣчности до вѣчности. Мы находимъ, что Лапласъ постигъ сущность Бога возвышеннѣе Ньютона. Безконечность напечатлѣна на природѣ, и мы охотно признаемъ руку, которая напечатлѣла ее. Твореніе открываетъ намъ такъ опредѣленно и ясно безконечнаго Творца, что одно безуміе или ослѣпленіе можетъ отрицать Его. Отрицать Бога, потому что Онъ открылъ свою мудрость и всемогущество! отвергать божественную дѣятельность, потому что въ ней заключается возвышенность! Въ самомъ дѣлѣ, вы отстали далеко, вы, считающіе себя философами будущаго времени!
Какимъ же образомъ вы хотите поддержать вашу систему? Мы не обращаемся къ вашей совѣсти и уваженію историческихъ свидѣтельствъ, потому что они для насъ недостаточны, но обращаемся просто къ здравому человѣческому разсудку. Люди, въ родѣ Кеплера, Ньютона, Эйлера, Лапласа, Лагранжа, не смотря на свой умъ, стоящій несравненно выше ежедневнаго, могли только найти выраженіе закона, господствующаго во вселенной, формулу образа дѣйствія силы во вселенной; эти остроумные геніи не умѣли создать одного такого закона безъ образца въ природѣ, не умѣли въ своемъ человѣческомъ мозгѣ выработать его, уже не говорю дѣйствовать имъ, но только изобрѣсть и создать мертвое существованіе. уединенное отъ дѣйствительной жизни: развѣ въ такомъ случаѣ эти живые законы силъ вселенной не возвѣщаютъ о высшемъ разумномъ существѣ, создавшемъ эти силы и придавшемъ имъ дѣятельность, которую люди едва сумѣли выразить формулою. Въ самомъ дѣлѣ, отрицатели Бога выводятъ свои заключенія очень страннымъ образомъ. Если бы мы, къ сожалѣнію, не имѣли явныхъ доказательствъ, то не могли бы считать возможнымъ, чтобы такіе очевидные признаки разума, поддерживающаго порядокъ, можно было разсматривать съ изумленіемъ и удивляться законамъ, не познавая высшаго существа, которое создало такіе законы и предписало ихъ вселенной. Странный выводъ; не смотря на очевидность, вы не хотите вѣрить въ Бога, потому что не въ состояніи постигнуть его сущности. Сущность чего же мы вообще постигаемъ? Развѣ мы знаемъ, что такое атомъ вещества? Развѣ мы знаемъ, въ чемъ состоитъ сущность мысли? Развѣ мы можемъ вникнуть въ сущность силъ природы? Знаемъ ли мы, что такое сила притяженія, и составляетъ ли она нѣчто отдѣльное отъ вещества или же есть только его свойство?…. Мы не понимаемъ ничего или почти ничего о самой сущности предметовъ; это вы знаете такъ же, какъ и мы. Какъ безсмысленно обрекать Бога смерти, не хотѣть знать Его и богохульно отвергать Его существованіе единственно потому, что мы не постигаемъ Его сущности!
Есть Богъ, и Онъ создалъ міры не безъ цѣли. Мысль о божественномъ міровомъ планѣ возникла въ насъ, и, воодушевляясь ею, мы спрашиваемъ: развѣ планеты, между которыми, какъ мы видѣли, Земля не имѣетъ ни какихъ преимуществъ, и которыя существуютъ навѣрное не для того, чтобы мы иногда замѣчали нѣкоторыя изъ нихъ, развѣ эти планеты созданы съ цѣлью быть годными для обитанія, но не быть обитаемыми и познаваемыми ихъ обитателями? Неужели намъ согласиться съ ограниченнымъ убѣжденіемъ, которое считаетъ планеты только массами, приведенными Богомъ въ движеніе единственно для ихъ созерцанія ангелами и нѣкоторыми избранными, чтобы ими прославлялось имя Создателя? Развѣ рядъ небесныхъ тѣлъ въ безконечномъ пространствѣ не обнаруживаетъ могущества Бога и не прославляетъ Его лучше единогласнаго благоговѣнія мыслящихъ существъ! Такое воззрѣніе на божественное дѣйствіе ни сколько не согласуется со свѣтомъ очевидной истины. Нельзя оспаривать, что Земля создана для обитанія не только потому, что на ней мы видимъ обитающія существа, но также потому, что эти существа находятся въ согласіи и тѣсной связи съ Землею, почему по необходимости должно дѣлать неопровержимый выводъ, что мысль обитанія непосредственно и неизбѣжно сливается съ мыслью объ обитаемости. Этотъ фактъ неопровержимое доказательство истины нашего ученія. Если не считать созидающей силы несогласною съ самой собою и собственнымъ образомъ дѣйствія, то надобно допустить, что обитаемость планетъ непремѣнно требуетъ ихъ обитанія. Къ чему проходятъ годы, десятки лѣтъ, мѣсяцы и дни; къ чему существуютъ зачатки всѣхъ даровъ природы на поверхности; къ чему благотворные лучи солнца, пробуждающіе жизнь и благопріятствующія ей, если эта жизнь на планетахъ не проявляется? Къ чему на Марсѣ отлагается снѣгъ, который постоянно таетъ весною и орошаетъ луга? Къ чему на Юпитерѣ ходятъ облака, распространяющія на обширныхъ пространствахъ тѣнь и прохладу? Къ чему атмосфера Венеры освѣжительно облекаетъ долины и горы? О, лучезарные міры, носящіеся далеко отъ насъ по небу! возможно ли, чтобы на васъ безпрерывно господствовало немощное безплодіе? Возможно ли, чтобы великолѣпіе, которое кажется вашимъ достояніемъ, было свойственно покинутымъ одинокимъ мѣстностямъ, гдѣ въ вѣчномъ могильномъ безмолвіи другъ на друга смотрятъ скалы? Такое зрѣлище страшно, по своей безконечной неизмѣнности, и непостижимѣе мысли, что смерть разрушительно разольется на землѣ, однимъ ударомъ уничтожитъ все живущее и наслаждающееся на ней и броситъ остатки жизни въ пространство, какъ трупъ въ вѣчную могилу!
II. Жизнь.[править]
Сужденія наши заключаютъ въ себѣ двойное убѣжденіе, и оно было бы достаточно для обыкновенныхъ вопросовъ, относящихся только къ человѣку; но природа не хотѣла предоставить человѣку объясненіе созданія вселенной въ ея гармоническомъ единствѣ. Господь всѣхъ существъ скрылъ возвышенные признаки своего могущества подъ таинственнымъ покровомъ, и предоставилъ себѣ раскрыто его самъ, подавляя гордость людей расширеніемъ круга ихъ познаній. Такимъ образомъ, природа ранѣе науки открыла людямъ чудеса неизмѣримой плодотворности, пробудила въ умѣ изслѣдовавшихъ ее мысль объ обитаемости вселенной, и выказала, что одна обитаемая земля не соотвѣтствуетъ ни ея достоинству, ни ея величію. Затѣмъ природа предоставила наукѣ развить эту основную мысль, позволяя человѣку проникнуть во святыню вѣчнаго своего могущества. При созерцаніи величія, богатства и прелести природы, древніе благоговѣли передъ безконечностью Создателя и могли повергнуться передъ Его величіемъ, причемъ они знали, какъ мало земля заслуживаетъ привлекать на себя взоры, и какъ ничтожны ея чудеса передъ возвышенностью Бога. Неужели въ настоящее время, при свѣтѣ новыхъ наукъ, могутъ заблуждаться до того, что включаютъ божественную возвышенность въ тотъ міръ, въ которомъ имъ самимъ кажется тѣсно, и въ которомъ мы быстрѣе олимпійскихъ крылатыхъ коней спѣшимъ вдаль и управляемъ молніею, чтобы тихо бесѣдовать съ нашими антиподами, когда мы покоряемъ нашей волѣ силы, заставляя покоиться или устремляться къ предписанной нами цѣли? Когда все болѣе изслѣдывали землю, уничтожали на ней очарованіе таинственности и подвергали всѣ вещи испытующему нашему взору, тогда звѣздный міръ открылся передъ нами въ неизмѣримомъ пространствѣ, въ исполинскихъ размѣрахъ и расширялся тѣмъ болѣе, чѣмъ яснѣе мы постигали ничтожность нашей земли. Когда микроскопъ научилъ насъ, что повсюду на обитаемой нами планетѣ распространена жизнь, и земля слишкомъ тѣсна, чтобы включить ее всю, телескопъ открылъ намъ на небѣ новыя области, гдѣ такой жизни менѣе тѣсно, чѣмъ здѣсь, и гдѣ плодовитымъ дарамъ природы открывается достойное поле. Микроскопическія открытія указали, что человѣкъ постигаетъ лишь малѣйшую часть созданныхъ вещей и веществъ, указывая, что на землѣ и въ водахъ распространена невидимая жизнь несравненно болѣе видимой, и что число существъ, замѣтныхъ для нашего невооруженнаго глаза и подлежащихъ прямому изслѣдованію, несравненно меньше количества формъ жизни, для созерцанія которыхъ природныя наши средства недостаточны.
Географія растеній и животныхъ указываетъ намъ на всеобщее распространеніе жизни по земной поверхности. Въ каждомъ поясѣ открываются новыя богатства, и въ каждой части свѣта нашимъ взорамъ представляются новыя существа. Поднимаясь изъ глубочайшихъ долинъ до вершинъ высочайшихъ горъ, мы находимъ рядъ родовъ растеній и животныхъ, соотвѣтственно высотѣ мѣстности. Этотъ рядъ распространенъ до крайнихъ предѣловъ возможности жизненной дѣятельности. Проходя отъ экватора къ полюсамъ, мы видимъ распространеніе и измѣненіе жизненныхъ сферъ отъ исполинскихъ формъ тропиковъ до крошечныхъ организмовъ высшихъ широтъ. «Близъ обоихъ полюсовъ», говоритъ Эренбергъ, «существуетъ невидимая микроскопическая безпрерывная дѣятельность жизни, тамъ, гдѣ болѣе не могутъ жить крупные организмы. Микроскопическія формы жизни южнаго полярнаго моря, собранныя на путешествіи капитана Джемса Росса, содержатъ чрезвычайное обиліе совершенно неизвѣстныхъ донынѣ, нерѣдко очень красивыхъ организмовъ. Даже въ остаткахъ растаявшаго льда, плавающаго кругловатыми кусками подъ широтою въ 78° 10 секундъ, нашли болѣе 50 многожелудочниковъ съ кремневыми оболочками и даже коскинодисковъ съ зелеными яичниками, значитъ, навѣрное живущихъ и успѣшно борющихся съ крайними предѣлами холода Въ заливѣ Эребуса лотъ опустили до глубины 1,242 и 1,620 футовъ, и подняли съ нимъ 68 многожелудочниковъ съ кремневыми ободочками и Фитолитарій, а съ ними вмѣстѣ только одну политолимію съ известковою оболочкою.»
Ни различіе климата, ни отдаленность, ни высота или глубина не препятствуютъ распространенію жизни. Въ самыхъ сокровенныхъ мѣстахъ вверху и внизу находятся ея слѣды. Земля облекается сѣтью живыхъ организмовъ. Растенія ввѣряютъ вѣтрамъ легкія свои сѣмена, и вдали отъ ихъ родины возникаютъ зародыши на чуждой почвѣ; животныя переселяются стадами, или поодиночкѣ попадаютъ въ мѣстности, повидимому, неприступныя. Подземныя озера, куда кажется, проникаетъ только дождевая вода, питаютъ не однихъ инфузорій и микроскопическихъ животныхъ, возникающихъ повсюду, но также большія породы рыбъ и птицъ. Повидимому, совершенно закрытыя естественныя пещеры доступны для животныхъ существъ, которыя размножаются и ведутъ совершенно особенный подземный образъ жизни. Ледники Альповъ и полярный снѣгъ также носятъ на себѣ признаки жизни, а тропическіе Анды покрыты богатою цвѣтущею растительностью еще на высотѣ въ 14,000 футовъ надъ уровнемъ моря. На землѣ, вѣроятно, нѣтъ мѣста, куда когда-либо не проникала жизнь. Если мы ограничимся обзоромъ одного настоящаго состоянія земли и обратимъ вниманіе лишь на нынѣшній періодъ образованія, хотя онъ представляетъ въ геологической древности не болѣе секунды, то и тогда мы видимъ жизнь повсюду въ полной дѣятельности. При изслѣдованіи крови, гдѣ бы мы ни нашли ее, мы открываемъ въ ней микроскопическихъ животныхъ, и если возносимся въ воздухъ, замѣчаемъ въ облакахъ пыли, часто затмѣвающихъ атмосферу, безчисленное множество инфузорій.
Не смотря на основательныя и неусыпныя изысканія новѣйшей физіологіи, древняя задача первобытнаго возниканія живыхъ существъ не рѣшена. Хотя изслѣдованіе самостоятельнаго пробужденія органической жизни изъ неорганическихъ веществъ находится еще въ зачаточномъ состояніи, все-таки мы обладаемъ подготовительными къ тому трудами, расширившими наше воззрѣніе на сущность и распространеніе жизни. Мы теперь знаемъ, какъ неизмѣрима эта жизнь, какъ могущественна сила, вызывающая ее, какъ плодородно лоно прекрасной природы, которая никогда не старѣетъ, но всегда красуется въ безпрерывномъ блескѣ могучей юности. Кажется, что хотятъ открыться глубочайшія тайны произведенія организмовъ и сокровеннѣйшія причины зачаточной жизни и образованія особей семействъ и видовъ. Мы находимъ безконечную микроскопическую жизнь, и въ ней признаки пробуждающейся силы, развивающей свою дѣятельность подъ вліяніемъ внѣшняго міра.
Жизненная сила неоспоримое достояніе организованнаго вещества сложившагося тѣломъ, котораго члены одновременнымъ дѣйствіемъ способны поддерживать самихъ себя и все сущее. Простые элементы неорганическаго міра переходятъ въ органическій, такъ что всякое вещество дѣлается способнымъ организоваться, дѣйствительно постепенно вступаетъ въ составъ различныхъ организмовъ, и включаетъ въ себѣ жизненную силу міроваго вещества. Лейбницъ говоритъ, что вещи въ мірѣ расположены такимъ образомъ, что наибольшая сумма жизни всегда существуетъ вполнѣ, и въ каждое мгновеніе находится возможно большее число отдѣльныхъ жизней. Дарвинъ просто выразилъ воззрѣніе Мальтуса на природу, говоря, что съ древнѣйшихъ временъ нашихъ отдаленныхъ первобытныхъ началъ, живые виды слѣдовали постоянно другъ за другомъ по праву завоеванія; въ неизмѣримой борьбѣ за жизнь безпрерывно болѣе сильные организмы одерживали верхъ надъ слабѣйшими, чѣмъ утверждалось на землѣ господство самое совершенное по состоянію планеты въ данное время. Чтобы владѣть своимъ мѣстомъ подъ солнцемъ и, по возможности, долго поддержать собственную жизнь, существа вступили въ борьбу, которую продолжаютъ понынѣ, и ведутъ всеобщую войну всѣ противъ всѣхъ, вслѣдствіе чего остается естественный выборъ побѣдителей, всѣхъ болѣе соотвѣтствующихъ условіямъ времени и мѣстности. Значитъ, поля, засѣянныя природою, всегда богаты сильнѣйшими и прекраснѣйшими своими произведеніями; кубокъ жизни всегда полонъ и даже безпрерывно переливается, потому что болѣе совершенныя существа вытѣсняютъ менѣе совершенныхъ, не уничтожая ихъ вполнѣ. Слабѣйшіе организмы мѣстами спасаются отъ смерти побѣгомъ и, переселяясь, распространяютъ жизнь на новой почвѣ для увеличенія общей суммы жизни. Извѣстный видъ отживаетъ только по велѣнію природы, когда, при перемѣнѣ состояніи земли, подъ развалинами прошедшаго засыпаны жизненныя условія извѣстнаго вида живыхъ существъ.
Такой родъ жизни представляется намъ въ теченіе милліоновъ лѣтъ существованія нашего міра, съ того отдаленнаго времени, когда медленно слѣдовали породы за породами; такой ходъ мы видимъ и нынѣ въ этомъ мірѣ, который получилъ въ вѣчное наслѣдіе плодородіе и избытокъ. Въ прежнія времена наши отцы считали крошечныхъ паучковъ безконечно малыми. Эти организмы, величиною въ песчинку, казались имъ предѣломъ животной жизни. Теперь намъ открыты врата сокровенной жизни, и здѣсь, въ области микроскопа, мы совершаемъ, на пространствѣ квадратной линіи, длинныя путешествія и интересныя открытія. Левенгукъ увидѣлъ подъ микроскопомъ въ каплѣ воды множество инфузорій, которыхъ масса въ сложности занимаетъ пространство не больше песчинки или паучка, а на этихъ инфузоріяхъ Эренбергъ открылъ еще формы жизни, обитающія на нихъ тунеядными животными, которыя, въ свою очередь, были населены другими мельчайшими существами. Джонъ Гершелъ увеличилъ водяную каплю солнечнымъ микроскопомъ до поперечника въ 12 футовъ, и замѣтилъ въ ней множество животныхъ разной величины, которыя, казалось, иногда тѣснились, такъ что во всей картинѣ нельзя было найти свободнаго мѣста величиною въ кончикъ булавки. Эти животныя существуютъ лишь немногія минуты, и наши часы для нихъ вѣка. Ихъ чрезвычайной малости соотвѣтствуетъ кратковременность жизненной ихъ дѣятельности и незначительность разнообразныхъ явленій существованія. Этотъ новый міръ заключаетъ безконечность или, по крайней мѣрѣ, безграничность. Даже при высшихъ способностяхъ, нашъ разумъ не въ состояніи постигнуть такую малость, хотя мы въ дѣйствительности стоимъ только на порогѣ микроскопической вселенной. Вступая въ нее, мы видимъ, что въ кубическомъ дюймѣ трипеля находятся окаменѣлые остатки 40,000 милліоновъ инфузорій, называемыхъ галіонеллами, и въ другомъ такомъ же пространствѣ масса содержитъ въ себѣ болѣе полутора билліона спинныхъ череповъ окаменѣлыхъ инфузорій.
Если въ немногихъ пылинкахъ находятся остатки большаго числа существъ, нежели существовало и будетъ жить на землѣ людей, что же намъ сказать о неизмѣримыхъ пластахъ мѣла, лежащаго вдоль береговъ океана слоями, толщиною въ тысячи футовъ, потому что въ обломкѣ этого вещества, вѣсомъ въ золотникъ, заключаются остатки милліоновъ животныхъ, названныхъ дироносками (foranrinifera)? Что сказать о стволахъ полипковъ съ безчисленными вѣтвями, образовавшими въ теченіе вѣковъ цѣлые острова въ океанѣ, а также о миріадахъ микроскопическихъ животныхъ и растеній, сложившихся горами, и имѣвшихъ на возведеніе земли несравненно больше вліянія, нежели исполинская масса китовъ и слоновъ или громадные стволы тропическихъ смоковницъ и мальвъ? Что сказать особенно о жизни, обнаруживающейся на морскомъ днѣ, на равнинахъ и въ лѣсахъ? «Хотя океанъ снаружи менѣе богатъ формами», говоритъ Гумбольдтъ, «нежели поверхность материковъ, въ водахъ однако заключается болѣе роскошная органическая жизнь, чѣмъ гдѣ-либо на землѣ. Справедливо замѣчаетъ Чарльсъ Дарвинъ въ привлекательномъ журналѣ своихъ отдаленныхъ путешествій, что наши лѣса не содержатъ столько животныхъ, какъ низкія лѣсныя области океана, гдѣ развиваются водоросли, укоренившіяся на почвѣ мелей, или плаваютъ на волнахъ и морскихъ токахъ въ видѣ оторванныхъ вѣтвей Фукуса. Помощью микроскопа еще болѣе увеличивается изумительное впечатлѣніе оживленности океана, возбуждая сознаніе, что здѣсь повсюду есть ощущеніе. Въ глубинѣ, превосходящей высоту величайшихъ горныхъ цѣпей, каждый слой воды оживленъ многожелудочными морскими червями, циклидіями и офридіями. Здѣсь носятся безчисленныя стаи мелкихъ животныхъ, блестящихъ какъ искры, маммарій изъ порядка акалефъ, черепокожныхъ, перидиній и вращающихся нереидъ, которыя окоймляютъ каждую волну свѣтомъ и привлекаются на поверхность водъ при особенныхъ условіяхъ погоды. Обиліе этихъ мелкихъ животныхъ и животнаго вещества, доставляемаго ихъ разрушеніемъ, столь неизмѣримо, что морская вода вообще становится питательною влагою для многихъ болѣе крупныхъ существъ.» Это обиліе живыхъ формъ, безчисленность разнообразныхъ микроскопическихъ, отчасти очень развитыхъ организмовъ, пріятно занимаетъ наше воображеніе, и торжественно побуждаетъ къ созерцанію безграничнаго и неизмѣримаго.
Гдѣ границы плодородія природы? Неужели мы станемъ стѣснять животную силу бѣднымъ нашимъ мѣстопребываніемъ, когда знаемъ, что вѣчный ея девизъ заключается во всеобщности жизни? Развѣ одного проблеска солнца недостаточно, чтобы оживить въ каплѣ воды безчисленное множество животныхъ? Развѣ отъ одного кремневаго водорасля въ нѣсколько дней не отдѣляютъ милліарды отпрысковъ? Гдѣ намъ искать границъ господства жизни, если мы видимъ, что природа создаетъ животныхъ не только въ минералахъ, заключающихъ легіоны существъ, не только въ растительномъ царствѣ, на которомъ безчисленныя живыя существа питаются на листьяхъ, какъ животныя на поляхъ и лугахъ, но также и въ животномъ царствѣ, въ которомъ живыя существа населяютъ другихъ живыхъ существъ; если мы видимъ, что природа неутомимо разсѣвала повсюду сѣмена и распространяла зачатки жизни, воспроизводила жизнь на жизни, и даже производила новыя существа на остаткахъ прежнихъ? Все это не указываетъ ли на ея дѣйствіе въ другихъ мірахъ, гдѣ она такимъ же образомъ, какъ на Землѣ, дѣятельна, съ своею безконечною силою и безконечнымъ могуществомъ?
Въ то время, какъ на Землѣ природа краснорѣчивыми и общепонятными признаками обнаруживаетъ, что смерть не существуетъ въ ея царствѣ, и что она безпрерывно и повсюду производитъ жизнь; въ то время, какъ она находитъ удовлетвореніе своего стремленія только въ распространеніи потоковъ существованія въ безконечности міра, неужели мы имѣемъ право закрывать глаза передъ этимъ величественнымъ зрѣлищемъ, и не слушать этихъ словъ истины? Развѣ можно утверждать, что счастливыя области планетныхъ міровъ, подлежащихъ такимъ же законамъ, какъ поверхность Земли, и охраняемыхъ тѣмъ же Провидѣніемъ, только мрачныя пустыни, не имѣющія ни какой цѣли, только безплодныя и безмолвныя пространства? Неужели всѣ чудеса творенія заброшены въ одинъ уголокъ вселенной, который называютъ Землею, и природа, обнаружившая здѣсь такое богатство живыхъ существъ, въ другихъ мѣстахъ выказала самую низкую скупость? Неужели всѣ міры, кромѣ одного, вся вселенная, не болѣе какъ комья, которые одарены всѣми благодѣяніями существованія, богаты дарами плодородія, но носятся по пространству, отвергнутые жестокою матерью природою, которые способны сдѣлаться мѣстомъ пребыванія жизни, но навсегда обречены смерти? Оттого, что мы съ нашей солнечной пылинки не можемъ видѣть обитателей другихъ міровъ, развѣ вся дѣятельность животворной природы должна сосредоточиться у насъ, а милліоны великолѣпныхъ шаровъ оставаться не болѣе какъ остовами въ богатоукрашенныхъ саванахъ, и мысли, желанія, душевныя стремленія къ Создателю всѣхъ существъ не выказываются нигдѣ, кромѣ Земли, словомъ, всемогущество истощило животворную силу на нашемъ шарѣ? Какое мыслящее существо осмѣлится такъ дерзко помышлять о безграничномъ могуществѣ, создающемъ міры?
Давидъ Брюстеръ (Brewster) говоритъ въ ученомъ сочиненіи, которое онъ написалъ противъ странныхъ утвержденій Уэуиля (Whewell): "Пустыя головы, или низкія души, какъ называетъ ихъ поэтъ, которыя могли быть влечены къ вѣрѣ, что Земля единственное обитаемое тѣло въ мірѣ, безъ труда поймутъ, что она могла бы существовать и безъ обитателей. Еще болѣе, если такія головы знаютъ результаты геологическихъ изысканій, то должны согласиться, что Земля миріады лѣтъ оставалась необитаемою. Это заставляетъ сдѣлать ни съ чѣмъ несообразный выводъ, что въ обширномъ царствѣ Господа нигдѣ не было мыслящаго существа, и до отложенія слоевъ, предшествовавшихъ наслоенію пластовъ, гдѣ являются первые слѣды органическаго міра, въ безконечномъ пространствѣ вообще, не было ни растеній, ни животныхъ. Во время этой продолжительной смерти, когда сама природа дремала, солнце, съ своими великолѣпными спутниками, планетами и ихъ лунами, звѣзды, которыя въ своихъ системахъ вращаются однѣ вокругъ другихъ и совершаютъ періодическія странствованія, все это оставалось незамѣченнымъ, не выполняло ни какой цѣли, существовали ничего не освѣщающія свѣтила, ничего не нагрѣвающій огонь, ничего не освѣжающая вода, ничего не отѣняющія облака, ни на что не вѣющій воздухъ, и все въ природѣ, горы и долины, земли и моря, все существующее не служило ни къ чему! Если луны, планеты и солнца безъ цѣли проходятъ но пространству, онѣ походятъ на суда съ пустыми каютами и помѣщеніями безъ груза, на повозки безъ сѣдоковъ и клали, постоянно однако дѣятельныя, на машины, которыя безпрерывно выдыхаютъ паръ и стучатъ желѣзными зубьями, не исполняя ни какой работы. Домъ безъ жителей, городъ безъ горожанъ пробуждаютъ въ насъ представленіе несообразности, а точно также и планета безъ жизни, вселенная безъ обитателей. Трудно было бы постигнуть, на что построенъ домъ, къ чему основанъ городъ, на что существуетъ планета и къ чему создана вселенная, еслибы планеты были безобразныя массы, неоживленныя и неподвижныя; мы напрасно спрашивали бы: къ чему онѣ существуютъ? Но онѣ представляются намъ тѣлами, которыя украшены богатыми прелестями, проходятъ ежедневно и ежегодно однообразно но своимъ путямъ; тѣмъ болѣе въ насъ пробуждается вопросъ: къ чему онѣ существуютъ? Мысль, что какое-либо тѣло во вселенной, громадное ли, дремлющее въ пространствѣ, или же красующееся обиліемъ прелестей, какъ наше, мысль, говоримъ мы, что существуетъ міровое тѣло, исполняющее свое назначеніе безъ обитателей на поверхности или не подготовляющееся къ обитанію, кажется намъ относится къ мыслямъ, свойственнымъ только извращенному и неясному уму безъ вѣры и надежды, уму, который презираетъ смиреніе, не знаетъ глубокаго чувства священнаго благоговѣнія и по безмѣрности самопревозношенія говоритъ: «Только для меня волнуется море и воздымаются горы, только для меня свѣтитъ солнце и блещутъ звѣзды; земля мое подножіе, а небо мой шатеръ.» Мы обманываемъ самихъ себя, полагая, что вся вселенная мертва, и только на Землѣ есть жизнь, есть оболочка духа, которая кажется намъ высочайшею формою существованія. Земля еще не оживилась и была пестрою куколкою, изъ которой позднѣе должна была свободно вылетѣть бабочка, и она находилась въ глубокой дремотѣ: тогда, по Божьей волѣ, пробудилась на ней жизнь въ видѣ растеній, животныхъ, и наконецъ человѣка, по образу духовнаго существованія Бога для того, чтобы человѣкъ былъ властелиномъ существъ на Землѣ, гдѣ онъ могъ преобразовать на ней вещи по своей мысли и волѣ; оттого на ней духъ господствуетъ надъ веществомъ, какъ и повсюду въ міровомъ пространствѣ. Существовала ли пора, когда не было ничего, кромѣ Всевышняго на престолѣ величія, посреди мертвой пустоты безконечнаго пространства? Оглянемся на секунду вѣчности въ отдаленныя времена, когда Земля еще не уплотнѣла, и носилась въ видѣ клубящагося пароваго шара въ пространствѣ солнечной области. Тогда уже, въ глубинѣ неба, откуда лучъ свѣта доноситъ къ намъ блестящую искру лишь въ милліоны лѣтъ; тогда тамъ уже блестѣли миріады звѣздъ, и разливали свѣтъ по безграничному пространству; но зачатки нашей жизни еще скрывались въ неоплодотворенномъ хаосѣ. Мы смотримъ на лучи тусклаго свѣта, представляющагося намъ звѣзднымъ туманомъ и видимъ въ нихъ вѣстниковъ, которые послѣ милліоновъ лѣтъ странствованія съ быстротою свѣта, теперь только достигли до насъ, чтобы сообщить какими были міры милліоны лѣтъ тому назадъ. При такомъ безконечномъ существованіи въ пространствѣ и времени, неужели семейство человѣчества на Землѣ всегда и навсегда единственныя существа во вселенной, надѣленныя разумомъ и разсудкомъ? Кто предполагалъ бы такое преимущество человѣчества, напрасно старался бы защищать ни на чемъ не основанное безумное мнѣніе, подвергнулся бы порицанію въ невѣдѣніи, упреку въ необдуманности и даже насмѣшкамъ.
Обзоръ развитія жизни, какъ и обзоръ вселенной. непоколебимо убѣждаетъ, что міры обитаемы. Даже мы, ничтожныя существа на поприщѣ творчества, имѣемъ подъ собою безконечность въ видѣ микроскопическаго міра живыхъ организмовъ, и безконечность надъ нами въ видѣ небесныхъ міровъ. Если бы природа мало заботилась о томъ, что мы знаемъ на Землѣ только малѣйшую ея часть, если такою скрытностью хотѣла бы доказать, что кромѣ вещей, постигаемыхъ нашими чувствами, есть еще несмѣтно много другихъ, и что она не считаетъ нужнымъ объяснить намъ эти вещи, не смотря на ихъ близость: мы еще болѣе должны полагать, что эта высшая воля скрыла отъ насъ и то, что природа сдѣлала недоступнымъ по отдаленности міровъ. Еще болѣе мы должны быть убѣждены, что она не только лишила насъ средствъ постигнуть, какъ она дѣйствуетъ на эти отдаленныя мѣста жительства, но также не желаетъ открыть, до какой глубины распространены въ пространствѣ тысячи обитаемыхъ міровъ, блестящіе шары, легкою рукою разсѣянные въ обиліи по синему небесному полю, какъ зеленѣющія травы, украшающія зеленые луга.
Природа научаетъ насъ, что и здѣсь, посреди людей, есть множество тварей, которыхъ существованіе мы познаемъ не непосредственно нашими чувствами; въ неизмѣримомъ небѣ міры населены также существами, которыя, вѣроятно, совершеннѣе, чѣмъ въ нашемъ мірѣ, и чѣмъ мы сами. «Кто понимаетъ вполнѣ эту истину», говоритъ Паскаль, «можетъ изслѣдовать величіе и могущество природы въ этой повсюду окружающей насъ двойной безконечности, и такимъ удивительнымъ воззрѣніемъ познать самого себя, постигая, что между безконечностью и ничѣмъ въ пространствѣ, между безконечностью и ничѣмъ въ числѣ, между безконечностью и ничѣмъ въ движеніи, между безконечностью и ничѣмъ во времени ему указано опредѣленное мѣсто. Тогда можно научиться сознавать истинную свою цѣну, и предаваться плодовитѣйшимъ разсужденіямъ.»
А великій законъ единства и взаимнаго пополненія, который господствуетъ въ образованіи міровъ и управляетъ дѣйствіемъ природы? Этотъ законъ согласія, который придаетъ каждому минералу одного рода одинаковое строеніе, и каждому міру одинаковую форму и одинаковое движеніе, который одинаково построилъ систему костей и сосудовъ въ растеніяхъ и животныхъ, и образовалъ горы и скалы, ручьи, рѣки и потоки на Землѣ? Законъ взаимнаго пополненія, который заставляетъ всякое существо содѣйствовать всеобщей гармоніи, ничего не отрываетъ отъ цѣлаго для одиночества уединенія, и обращаетъ исключеніе изъ правила въ уродливость? Нужно ли намъ распространяться объ этомъ основномъ законѣ въ доказательство, что природа не могла основать систему міра, въ которой одинъ членъ не подверженъ всеобщему закону, и по этому Земля не была бы обитаема, если бы въ порядкѣ вещей планетамъ было предоставлено вѣчно оставаться одинокими? Растительная жизнь дѣятельна, какъ и животная; въ нихъ повторяется мысль единства въ тысячахъ формъ, и на лѣстницѣ отъ низшаго къ высочайшему мы не видимъ ни одной недостающей ступени. Человѣческій организмъ восходитъ отъ простѣйшей формы животной жизни по всѣмъ ступенямъ до высочайшаго совершенства и въ немъ быстро происходятъ превращенія безмолвно и во тмѣ, заключая, можетъ быть, указаніе на возниканіе человѣка на Землѣ. На Землѣ ничто не устранено отъ цѣлаго, и законъ единства вполнѣ выказываетъ свое господство здѣсь, какъ и вездѣ; оттого нельзя полагать, что во вселенной есть міръ, устраненный отъ цѣлаго, и что нашъ земной шаръ представляетъ исключенія, и одинъ только украшенъ всѣми чудесами оживленныхъ твореній. Или Земля исключеніе, нѣчто случайное въ общемъ порядкѣ, или же она членъ всей системы, представляющій полное единогласіе съ прочими ея членами. Первое предположеніе провозглашаетъ господство смерти надъ жизнію, ничтожества надъ существованіемъ; послѣднее же вѣрное провозглашеніе откровенія природы, и становитъ жизнь выше смерти. Говорить еще болѣе было бы излишне; мы полагаемъ, что каждый читатель уже сдѣлалъ свой выборъ.
Такимъ образомъ, всѣ науки соединяются, чтобы доказать истину нашего ученія. Эти рѣшительныя и неопровержимыя свидѣтельства, которыя должны убѣдить всѣ умы, воспріимчивые къ наставленіямъ природы, мы пополняемъ въ заключеніе еще болѣе яснымъ и прямымъ доказательствомъ. Съ сознаніемъ побѣды мы указываемъ тутъ на осколки планетныхъ міровъ, заблудившихся на путяхъ небесъ, въ видѣ метеоровъ, которые, пробѣгая мимо нашего планетнаго шара, были привлечены имъ и упали на его поверхность. Это единственные предметы, соединяющіе насъ непосредственно съ природою отдаленныхъ звѣздъ. Они особенно драгоцѣнны, убѣждая химическимъ своимъ составомъ, что міры, съ которыхъ они прибыли къ намъ, заключаютъ слѣды жизни.
По химическому изслѣдованію, вообще метеорныя массы заключаютъ желѣзо, кремнеземъ, никкель, кобальтъ, марганецъ, мѣдь, олово, сѣру, глиноземъ, уголь и другія составныя части, находимыя на Землѣ. Мы особенно должны обратить вниманіе на присутствіе угля, потому что они указываютъ намъ на жизнь. О его существованіи К. Рейхенбахъ говоритъ въ журналѣ La Presse scientifique des deux mondes: «Эти обломки метеорныхъ массъ содержатъ не только простые металлы и металлоиды, но также уголь, т. е. простое тѣло, котораго происхожденіе мы всегда можемъ отнести къ органическимъ существамъ, и которое, если допущено примѣнять наблюденіе окружающихъ насъ явленій къ неизслѣдованнымъ областямъ, должно находиться въ связи съ жизнью.» Нѣкоторые физики утверждаютъ, что углеродъ въ видѣ графита возникаетъ въ метеорной массѣ лишь при прохожденіи сквозь нашу атмосферу или проникаетъ въ метеоръ послѣ сверженія на земную поверхность. Такое объясненіе допустить нельзя, потому что плотность метеорнаго графита значительно отличается отъ плотности земнаго. Дѣйствительно, земной графитъ вѣситъ въ 2`/2 раза больше воды, а метеорный въ 3`/2. Впрочемъ посреди метеорнаго желѣза находили также кусочки угля. Хотя нельзя сомнѣваться, что метеорные камни и метеорное желѣзо образуются не въ земныхъ вулканахъ, не на лунѣ, но составляютъ тѣла, проходящія вокругъ солнца но планетнымъ путямъ, и они, дѣйствительно, составныя части другихъ міровъ или, по крайней мѣрѣ, обломки міровыхъ массъ, не принадлежащихъ Землѣ, мы все-таки не можемъ полагать, что чудный дождь различнаго рода, кровяной, зерновой, сѣрный или какой-либо другой свергается изъ пространства вселенной. Дѣйствительно, наука неоспоримо доказала, что всѣ явленія послѣдняго рода обнаруживаются подъ вліяніемъ вѣтра, способнаго уносить цвѣточную пыль весьма далеко.
Если же мы обратимъ вниманіе опять на метеоры и ихъ составныя части, то сообщенные факты оказываются очень важными для нашего ученія, особенно когда сообразить, что аэролиты только обломки угасшихъ міровъ, вулканическіе ихъ остатки или, наконецъ, чрезвычайно мелкія міровыя тѣла, свободно носящіяся въ пространствѣ, и что оттого невозможно открыть на нихъ прямые слѣды растительнаго или животнаго міра. Требованіе, найти на нихъ самые остатки живыхъ существъ, было бы преувеличеннымъ, удовлетворимымъ если и не никогда, то лишь въ крайне рѣдкихъ случаяхъ, потому что вообще метеоры попадаютъ на Землю очень рѣдко, и они чрезвычайно мелки, отчего открытію существованія органическихъ веществъ внутри метеорныхъ массъ представляются очевидныя препятствія. Слѣдовательно, мы должны довольствоваться знаніемъ, что въ аэролитахъ находятся элементы, имѣющіе тѣснѣйшую связь съ обыкновенною жизненною дѣятельностью. Если же предъидущія объясненія и разсужденія еще не утвердили въ нѣкоторыхъ умахъ полнаго убѣжденія, то мы надѣемся, что этотъ фактъ придастъ больше вѣса приведеннымъ доводамъ. Въ подтверждающей ихъ силѣ мы предполагаемъ краеугольный камень зданія, которое должно служить для прославленія истины обитаемости вселенной.
III. Обитаемость Земли.[править]
Мы заключаемъ наше физіологическое изслѣдованіе разсужденіемъ о проявленіи жизни на Землѣ.
Природа вселила въ насъ мысль о многочисленности міровъ, и подтвердила истину нашей мысли, указывая, что обитаемость Земли не имѣетъ характера и особеннаго преимущества передъ другими планетами, что въ самой природѣ, по ея сущности, заключается свойство распространенія жизни, и что въ законномъ ея порядкѣ не можетъ быть произвольнаго надѣленія преимуществами. Сверхъ того, природа хотѣла вполнѣ утвердить наше убѣжденіе, и лишить тѣмъ враговъ нашего ученія всякаго орудія, доказывая, что даже для жизни человѣка Земля не самый лучшій изъ возможныхъ міровъ. Мы говоримъ даже для человѣка. Положимъ, что общій основной характеръ нашей организаціи находится также на другихъ мірахъ. Въ такомъ случаѣ мы узнаемъ, что для этого основнаго характера существуютъ міры, заслуживающіе преимущества передъ нашимъ. При этомъ мы вовсе не полагаемъ, что жизнь человѣка представляетъ безусловную основу всеобщаго сравненія, но принимаемъ ее для нашего объясненія, чтобы имѣть исходную точку и отъ нея начать возраженіе противъ тѣхъ, которые, обращая вниманіе на нашу организацію, считаютъ Землю лучшимъ міромъ. Дѣйствительно, природа земныхъ жителей не образецъ для природы людей другихъ міровыхъ тѣлъ, и вообще, какъ мы увидимъ далѣе, было бы ошибочно считать нашу Землю общимъ образцемъ въ царствѣ звѣздъ. Неизвѣстные намъ люди, родившіеся въ различныхъ небесныхъ обиталищахъ, навѣрное отличаются отъ насъ физическою организаціею, разсудкомъ и направленіемъ воли, развитіемъ отдѣльныхъ жизней и всего человѣчества. Въ нашемъ тѣсномъ кругѣ наблюденій было бы безсмысленно опредѣлять организацію существъ по сходству міровъ съ нашимъ. Здѣсь необходимо совершенно опредѣленно высказать, что наши разсужденія относятся вообще къ организаціи, которая въ дѣйствительности проявилась и на Землѣ, но на другихъ мірахъ при болѣе счастливомъ сочетаніи условій жизни, возникла подобнымъ же образомъ какъ у насъ.
Мы обращаемъ сперва вниманіе на важный фактъ хода жизни, именно на то, что частое повтореніе жизненныхъ процесовъ при значительной неровности періодовъ жизни, составляетъ самую могучую причину ускореннаго истощенія силъ въ жизненныхъ органахъ; оттого, чѣмъ продолжительнѣе и равномѣрнѣе времена года, тѣмъ благопріятнѣе условія для долговѣчности живаго организма. Звѣзды, на которыхъ періоды смѣняются въ короткое время, оттого должны скорѣе истощать жизненную силу организма. Съ этой новой точки зрѣнія мы утверждаемъ, что Земля кажется намъ въ менѣе благопріятномъ положеніи, нежели многія другія планеты, и что она не оказывается міромъ, устроеннымъ всего выгоднѣе для жизни человѣка.
Извѣстно, что на планетахъ и лунахъ, движущихся, вращаясь, вокругъ грѣющаго и освѣщающаго Солнца, климатъ и продолжительность дня и ночи зависятъ отъ положенія оси суточнаго Бращанія въ плоскости годоваго пути. Если эта ось вращанія отвѣсна къ плоскости пути, то нагрѣваніе и освѣщеніе въ каждомъ мѣстѣ планеты или луны весь годъ не измѣняется, но ежедневно остается одно и то же; жаркій поясъ ограничивается экваторіальною линіею, а холодные полюсами, такимъ образомъ, что отъ экватора до полюсовъ климатъ постепенно становится холоднѣе, соотвѣтственно количеству теплоты, принимаемой каждою мѣстностью, гдѣ весь годъ господствуетъ одна и та же опредѣленная температура. Слѣдовательно, тамъ не происходитъ перемѣны теплоты, неблагопріятной для жизни растеній и животныхъ, но организмы, явившіеся близъ экватора, безпрерывно находятся въ благопріятномъ для нихъ жарѣ, а образовавшіеся въ среднихъ поясахъ всегда подвергаются соотвѣтствующей средней теплотѣ, между тѣмъ какъ близъ полюсовъ организмы, принадлежащіе этому климату, не лишаются полезнаго для нихъ холода. Такимъ образомъ, неизмѣнность температуры мѣстопребыванія содѣйствуетъ существованію организмовъ и ихъ долговѣчности. При упомянутомъ положеніи оси, день и ночь повсюду одинаковы, какъ весною на Землѣ, и такое неизмѣняющееся однообразіе распредѣленія свѣта и теплоты также содѣйствуетъ жизни. Поэзія такой вѣчной весны переноситъ насъ въ золотое время миѳологіи и въ пору библейскаго рая.
Если же ось вращанія находится въ самой плоскости планетнаго пути, то въ теченіе года обнаруживаются самыя рѣзкія противоположности нагрѣванія и освѣщенія. Повсюду безпрерывно возобновляются самыя холодныя зимы и самыя жаркія лѣта; между тѣмъ, какъ зимою долго господствуетъ ночной мракъ надъ остывшею почвою, все лѣто озаряются и опаляются луга ослѣпительными лучами солнца. При такой смѣнѣ жара и стужи, свѣта и мрака, живые организмы могутъ существовать только въ плачевномъ состояніи, и цѣлыя породы и виды растеній и животныхъ даже вовсе не способны существовать.
По положенію своей оси вращанія, Земля не имѣетъ ни благотворной однообразности температуры, ни рѣзкой противоположности. Ось вращенія отклоняется отъ отвѣсной на 23½о или, другими словами, плоскость земнаго пути образуетъ съ плоскостью земнаго экватора такъ называемое наклоненіе эклептики въ 23 %о. Оттого на сѣверной и на южной половинѣ Земли возникаютъ три области: жаркій поясъ, въ которомъ два раза въ году солнце стоитъ совершенно отвѣсно надъ обитателями; холодный поясъ, гдѣ въ опредѣленное время солнце, при вращаніи Земли вокругъ своей оси, не появляется надъ горизонтомъ, и, наконецъ, между этими двумя поясами лежитъ умѣренный. Между тѣмъ, какъ зной жаркаго пояса обусловливаетъ въ растительномъ и животномъ мірѣ быструю трату жизненной силы, ускореніе разцвѣтанія и отцвѣтанія, морозъ холоднаго пояса неблагопріятенъ жизни и потребностямъ растительныхъ и животныхъ организмовъ.
Наклоненіе эклиптики поэтому имѣетъ важное вліяніе на условія существованія живыхъ тварей вообще, слѣдовательно и человѣка, хотя отъ природы мы болѣе независимы и самостоятельны и намъ свойственна большая самонадѣянность, нежели другимъ живымъ существамъ. Упомянутое вліяніе обнаруживается въ перемѣнѣ временъ года и въ разницѣ климата. Если бы наклоненіе эклептики уменьшилось и ось вращанія сдѣлалась болѣе отвѣсною въ плоскости планетнаго пути, неблагопріятныя условія уменьшились бы, и возникли общія условія, болѣе благопріятныя для обитаемости, нежели нынѣшнія. Мы находимъ, что въ этомъ отношеніи другія планеты имѣютъ преимущество передъ Землею, потому что ихъ ось вращанія болѣе подходитъ къ отвѣсному положенію относительно плоскости планетнаго пути.
Чтобы узнать связь между наклоненіемъ эклиптики и состояніемъ жизни на поверхности каждой планеты вообще, мы должны представить себѣ перемѣну временъ года на Землѣ, потому что только на ней можемъ наблюдать жизненную дѣятельность въ растительномъ и животномъ мірѣ. Основа питанія животныхъ и людей, именно растительный міръ, возобновіяется постоянно, сообразно съ теченіемъ четырехъ временъ года. Послѣ зимы, представляющей періодъ сна, въ которомъ совершается втайнѣ великое дѣло плодоворной дѣятельности, наступаетъ весна, пора возрожденія существъ, и представляетъ намъ зрѣлище процвѣтанія юности; лѣтомъ цвѣты развиваются плодами, которые осенью созрѣваютъ и доставляютъ сборъ. Вотъ какой ходъ мы видимъ въ областяхъ, гдѣ Земля лишается осенью украшеній, но не умираетъ зимою и потому является весною съ возобновленнымъ блескомъ. Еще болѣе тѣсная связь представляется въ другихъ областяхъ этого царства, гдѣ растенія, лишившись своего украшенія, гибнутъ, но представляютъ жизненность, соединенную съ перемѣнами временъ года. Такимъ образомъ въ началѣ зимы умираютъ, для пользы человѣчества, рожь, пшеница и ячмень, которыми питаются большая часть обитателей Европы; умираютъ также просо, кукуруза, рисъ и другіе злаки, не доживая втораго годоваго періода. Благодоря такой смерти, мы наслаждаемся благословеніемъ жатвы, поддерживающей нашу жизнь, въ видѣ богатаго сокровища, заключающаго будущіе золотые колосья наступающихъ лѣтъ. Если весна не въ состояніи доставить зерну теплоту, нужную для его созрѣванія, настаетъ лѣто, и своимъ жаромъ пополняетъ такой недостатокъ. Времена года подаютъ другъ другу руку, и обезпечиваютъ существованіе жизни растеній и животныхъ, возникшихъ соотвѣтственно существующимъ условіямъ. Неразрывныя узы соединяютъ земныя существа съ состояніемъ Земли, и измѣненіе такого состоянія повлекло бы за собою преобразованіе жизненныхъ явленій на нашей планетѣ. Мы видимъ, что жизнь находится въ такой зависимости отъ положенія Земли въ мірѣ, что организмы, растительные и животные, такъ сказать, предчувствуютъ предстоящія перемѣны атмосферы, и спѣшатъ пройти послѣднія ступени своей жизни, сообразно опредѣленной продолжительности жизненныхъ ихъ условій, или подготовляются ко сну, изъ котораго пробуждаются для новой дѣятельности. Такая жизнь имѣетъ опредѣленныя границы, которыхъ навѣрное не можетъ переступить; она колеблется около опредѣленной середины, гдѣ въ обиліи находятся нужные для нея элементы, и удаляется отъ такой середины на опредѣленное разстояніе, всегда оставаясь въ зависимости отъ созданій земнаго шара. Можно утверждать, что отъ какого-либо міроваго событія, совершенно несогласно извѣстному намъ порядку вещей, наклоненіе эклиптики уменьшится и произойдетъ медленное и постепенное движеніе оси вращанія Земли къ положенію отвѣсному, къ плоскости земнаго пути, разница температуры временъ года уменьшится, климатъ сдѣлается на обоихъ полушаріяхъ благопріятнѣе для жизни и разница продолжительности дня и ночи произойдетъ гораздо менѣе замѣтною. Въ такомъ случаѣ мы однако не въ правѣ утверждать, что это измѣненіе условій земной жизни заслуживаетъ для насъ предпочтеніе передъ существующими жизненными условіями. Дѣйствительно, жизнь на поверхности нашей планеты возникла и находится въ тѣснѣйшей связи съ условіями, при которыхъ она обнаружилась на этомъ міровомъ тѣлѣ. Но безпрекословно можно утверждать, что при болѣе благопріятныхъ условіяхъ, жизнь обнаруживается соотвѣтственно этимъ условіямъ въ болѣе совершенной формѣ, и что на мірѣ, положеніе котораго въ системѣ обусловливаетъ лучшую обитаемость, нежели на Землѣ, силы жизни должны развиться свободнѣе и успѣшнѣе, и произвести существа, способныя жить посреди постояннаго роскошнаго великолѣпія, какъ мы способны существовать посреди неправильной бѣдности нашего пребыванія на Землѣ.
Совершенно несогласно съ тѣми, которые предполагаютъ, что въ будущемъ произойдетъ благотворное обновленіе Земли, многіе, особенно древніе, утверждали, что земная ось нѣкогда сто яла отвѣсно въ плоскости пути этой планеты. Но ихъ мнѣнію, при появленіи человѣка на Землѣ она постоянно украшалась и обогащалась весною, и только въ теченіе вѣковъ ось наклонилась, и прелесть и богатство безпрерывной весны исчезали. Эта восхитительная мечта, рисующая намъ блаженство золотаго вѣка, есть великолѣпное поэтическое представленіе, въ которомъ поэты хотѣли изобразить таинственную колыбель человѣческаго рода. Эпикуреецъ Овидій, и строгій Мильтонъ съ одинаковою любовью распространились объ этомъ древнемъ преимуществѣ, и согласны, болѣе чѣмъ можно ожидать, съ воззрѣніемъ на эти минувшія времена. Другіе поэты подобнымъ же образомъ воспѣвали или, вѣрнѣе, оплакивали мечтаемое паденіе нашей Земли, между тѣмъ какъ философы, по примѣру Анаксагора и Энопида Хіосскаго, утверждали, что первоначально отвѣсная сфера постепенно стала наклоняться сама собою, по населеніи ея живыми существами.
Всѣ эти теоріи теперь можно считать совершенно неосновательными. Изслѣдованія и вычисленія Эйлера, Лагранжа и Лапласа убѣдили, что измѣненіе наклоненія земной оси происходятъ въ опредѣленныхъ границахъ, и что наклоненіе эклиптики уклоняется отъ средняго своего положенія приблизительно въ 24° только на 3° въ одну или другую сторону въ продолжительные промежутки времени. Такое колебаніе земной оси въ предѣлахъ 6° обусловливается періодическими измѣненіями, которымъ подвержены пути другихъ планетъ. Перваго января 1865 года наклоненіе эклиптики составляло 23° 27 и 16. Ежегодно наклоненіе уменьшается на ½ секунды до 21°, а послѣ этого увеличивается до 27°, послѣ чего снова начинается уменьшеніе. Это колебаніе земной оси должно отличать отъ періодическаго колебанія, названнаго нутаціею и зависящаго отъ движенія луны. Упомянутое колебаніе оси всегда происходило и будетъ происходить въ неизмѣнныхъ границахъ, почему нѣтъ причины полагать, чтобъ когда-либо на Землѣ существовали благопріятнѣйшія условія обитаемости, нежели теперь, а точно такъ же нельзя ожидать на Землѣ улучшенія физическихъ условій относительно ея обитаемости.
Наклоненіе эклиптики обусловливаетъ времена года на планетахъ, ходящихъ вокругъ Солнца; но существуютъ другія менѣе замѣтныя вліянія на перемѣны временъ года. Планеты обходятъ солнце не по круглому, а по эллиптическому пути, такъ что одинъ изъ Фокусовъ эллипса занятъ солнцемъ. Оттого разстояніе планетъ отъ солнца ежедневно увеличивается до извѣстной степени, и затѣмъ постепенно уменьшается. Наибольшее разстояніе планетъ отъ солнца называютъ афеліемъ, а наименьшее перигеліемъ; теперь Земля всего болѣе удалена отъ Солнца, 2 іюля (нов. ст.) именно на разстояніи 21,000,000 миль, и 1 января всего ближе къ Солнцу, именно на разстояніи 20,334,700 миль. Конечно, разница разстоянія должна обусловить и разницу силы нагрѣванія и освѣщенія. Но, при значительномъ разстояніи между Землею и Солнцемъ, эта разница слишкомъ мала, чтобы сдѣлаться замѣтною, тѣмъ болѣе, что вліяніе наклоненія эклиптики выказывается несравненно сильнѣе. Совершенно иначе разница солнцестоянія должна дѣйствовать на планеты, проходящія по очень длиннымъ эллипсамъ въ родѣ кометъ. Такіе пути отличаются значительною внѣцентренностью (такъ называютъ половину разницы между наибольшимъ и наименьшимъ разстояніемъ планетъ отъ Солнца), которая обусловливаетъ большую разницу дѣйствія Солнца на планеты въ различныя времена года. Внѣцентренность выражаютъ обыкновенно не милями, но отношеніемъ къ среднему разстоянію планеты отъ солнца. Если оста вить безъ вниманія планетоиды, изъ которыхъ многіе имѣютъ очень внѣцентренные пути, то самый внѣцентренный путь свойственъ Меркурію. Эта планета удаляется въ теченіе года отъ Солнца на разстояніе около 10 милліоновъ миль, и приближается къ нему на разстояніе въ 6¼ милліоновъ миль. Слѣдовательно, самое большое и самое малое разстояніе этой планеты отъ Солнца относятся приблизительно какъ 10 къ 6 1 /4 или 40 къ 25, или 8 къ 5. Нагрѣваніе и освѣщеніе уменьшается (въ квадратномъ отношеніи) соотвѣтственно удаленію; а потому, при ближайшемъ солнцестояніи, оно на Меркуріи вдвое больше, чѣмъ при перигеліи; въ теченіе года свѣтъ постепенно прибавляется и убавляется какъ будто отъ дѣйствія втораго солнца. На Юпитерѣ эклиптика очень мала, и потому эклиптическія времена года почти исчезаютъ, и преобладаетъ вліяніе внѣцентренности.
Внѣцентренность земнаго пути, какъ и наклоненіе эклиптики нашей планеты, въ настоящее время уменьшается, но только на 800 миль въ теченіе столѣтія. Такое уменьшеніе, однако, черезъ нѣсколько времени прекратится, и затѣмъ начнется увеличеніе, но лишь до опредѣленной границы, какъ это доказали вычисленіемъ Пуасонъ и др. Границы измѣненія внѣцентренности не такъ велики, чтобы имѣть вліяніе на теплоту и свѣтъ. Это колебаніе вызываетъ почти незамѣтную перемѣну, и оттого въ астрономическомъ отношеніи вліянія на земную жизнь должно считать неизмѣнящимися и постоянными.
При обзорѣ обыкновенныхъ временъ года мы достигли точки зрѣнія, въ которой слѣдовало сравнить времена года другихъ планетъ съ земными. Времена года, но различію своего характера, заключаютъ различныя жизненныя начала и оттого очень важны при изслѣдованіи развитія организмовъ и живыхъ существъ. Уранъ, Меркурій и Венера имѣютъ рѣзко противоположныя времена года и климаты, и въ этомъ отношеніи всего менѣе походятъ на Землю и другія планеты, между тѣмъ какъ Сатурнъ и Марсъ мало отличаются отъ Земли. Юпитеръ же относительно временъ года имѣетъ преимущество передъ всѣми прочими мірами. Годъ его въ 12 разъ продолжительнѣе нашего; на немъ времена года нигдѣ не измѣняются, дни и ночи вездѣ равно продолжительны, а климатъ всегда одинаковъ, соотвѣтственно положенію пояса между экваторомъ и полюсомъ. Обратимъ вниманіе также на спутниковъ, и упомянемъ, что наша Луна находится въ очень благопріятныхъ условіяхъ; ея ось вращанія отклоняется только на 2° отъ отвѣсной къ плоскости земнаго пути, почему лѣто и зима сливаются на ней въ одно время года, и она не имѣетъ ни какихъ другихъ перемѣнъ, какъ дня и ночи, которыя продолжаются по половинѣ луннаго года, т. е. 15 дней. Далѣе слѣдуемъ упомянуть, что, по продолжительности періодовъ жизненнаго времени, обитатели, существующіе, можетъ быть, на кольцахъ Сатурна, имѣютъ преимущество передъ лунными жителями, потому что ихъ годы, состоящіе изъ одного дня и одной ночи, продолжаются 30 нашихъ лѣтъ. Но изъ этихъ отношеній мы не можемъ сдѣлать ни какихъ выводовъ и составить себѣ предположеніе о неизвѣстныхъ жизненныхъ условіяхъ на другихъ планетахъ, потому что такіе выводы перешли бы за предѣлы науки, и не заслуживаютъ ни какого вниманія.
Мы сказали, что Юпитеръ имѣетъ преимущество передъ всѣми планетами относительно своего положенія къ источнику свѣта и теплоты. Уже прежде мы видѣли, что этотъ исполинскій великолѣпный міровой шаръ отличается большими преимуществами передъ другими небесными тѣлами. Дѣйствительно. Юпитеръ представляетъ намъ картину, порожденную воображеніемъ человѣка о первобытныхъ временахъ Земли или отдаленной ея будущности, когда была или настанетъ пора вѣчной весенней прелести и благоденствія всего живущаго. Этому міру свойственно совершенство, недосягаемое Землѣ. Эта исполинская планета кажется намъ какъ бы угрозою, начертанною передъ слабымъ человѣкомъ на небѣ; но нѣтъ, скажемъ лучше, что она представляется символомъ надежды, ободряющей стремиться къ познаніямъ и добродѣтелямъ, обращая наши взоры къ великолѣпнымъ явленіямъ продолжительнаго плодовитаго существованія. Къ Юпитеру должно отнести слова Брюстера: «Развѣ на возвышеннѣйшей планетѣ, нежели наша, не могутъ находиться болѣе духовныя существа, изъ которыхъ самое слабое превосходитъ Ньютона? Развѣ обитатели такой планеты не могутъ пользоваться болѣе сильными телескопами и болѣе ясными микроскопами, нежели мы? Развѣ они не могутъ обладать болѣе остроумными способами изслѣдованія, глубже обдуманными путями изысканія и болѣе удачными сочетаніями? Не рѣшили ли тамъ формы объясненій основныхъ истинъ, математическихъ теоремъ, задачи трехъ тѣлъ, дѣйствующихъ одно на другое, смысла загадки свѣтоноснаго эѳира и непостижимую для насъ силу духа? Безъ сомнѣнія, тамошніе люди отличаются болѣе острымъ умомъ и глубочайшимъ разсудкомъ, которые дѣлаютъ ихъ способными познавать и вѣрнѣе судить о планѣ и твореніяхъ Бога. Какіе, однако, они ни имѣли бы умственныя занятія, кто можетъ сомнѣваться, что они постигаютъ и открываютъ законы, которые проникаютъ вещество вездѣ, возлѣ нихъ, подъ ними и посреди ихъ самихъ?
У насъ, неразрывно связанныхъ съ Землею, дни исчезаютъ вмѣстѣ съ временемъ, которое жадно поглощаетъ ихъ при перемѣнѣ господствующаго непостоянства съ періодами, распредѣленными своевольно, и временами года, не согласными до такой степени, что представляютъ даже неодинаковость дней и ночей и измѣнчивость температуры. Какъ отличается Земля отъ тѣхъ міровъ, которые представляются намъ родиною благотворнаго мира природы и блаженнаго наслажденія жизнью, гдѣ смѣняются одинаково благопріятные дни и годы, и гдѣ существа, ровными шагами и съ веселымъ духомъ, идутъ къ невидимой для насъ цѣли вѣчной безконечности! И этотъ міръ, отражающійся въ блескѣ и богатствѣ лучезарнаго Юпитера, навѣрное осуществленъ на одной изъ планетъ, въ неизмѣримомъ числѣ обходящихъ милліоны солнцевъ въ міровомъ пространствѣ. Тамъ все движется безъ помѣхи и мирно, въ прекрасномъ порядкѣ жизни, безъ борьбы противъ мышленія и стремленій духа, но для охраны владычества разсудка!
Мы вовсе не думаемъ заключить эти изысканія жалобами на ничтожество человѣческой жизни; впрочемъ, не безполезно представить неотрицаемый фактъ, что Земля отнюдь не лучшая планета. Со всѣхъ сторонъ природа возстаетъ противъ человѣка, а не поддерживаетъ его разума: она нерѣдко враждебна намъ, и мы должны бороться противъ нея всѣми силами, чтобы господствовать надъ нею. Нашъ жизненный порядокъ. говоритъ Рейно, характеризуется уже тѣмъ, что мы вынуждены укрываться отъ атмосфернаго воздуха, и искать убѣжища въ болѣе благопріятномъ мѣстѣ. Природа допускаетъ наше мѣстопребываніе на Землѣ, не выказывая гостепріимства. Природа представляетъ немногія прелести безъ недостатковъ; осчастлививъ насъ на мгновеніе своими ласками, оставляетъ безъ вниманія наши потребности и желанія, и предаетъ крайностямъ климата, которыя мы не въ состояніи вынести безъ затрудненій, и осыпая съ одной стороны избытками своихъ даровъ, съ другой вынуждаетъ охраняться отъ вліяній, которыми грозитъ намъ. Это заставляетъ насъ искать убѣжища въ жилищахъ, которыми мы обладаемъ, благодаря нашей дѣятельности и прилежанію. Тутъ мы создаемъ себѣ особый міръ, гдѣ господствуютъ особые законы, независимые отъ внѣшняго міра, и требуемые нашею природою, и гдѣ мы, наперекоръ климатическимъ невзгодамъ, проводимъ по нашей волѣ мирные дни…. Еслибъ мы захотѣли пользоваться всею Землею, то, при всѣхъ нашихъ мѣрахъ предосторожности, намъ пришлось бы переносить своевольство природы въ распредѣленіи холода и теплоты. Это одинъ изъ многихъ недостатковъ настоящаго нашего мѣстопребыванія и, кажется, что наше могущество едва ли увеличится до такой степени, чтобы мы совершенно устранили такой недостатокъ. Основное свойство земнаго состоянія предоставляетъ намъ выборъ быть рабами или временъ года, или жилищъ.
По возможности, окинемъ однимъ взглядомъ человѣчество, населяющее всю Землю; такой обзоръ убѣждаетъ насъ, что это міровое тѣло вовсе не соотвѣтствуетъ потребностямъ человѣка, и что царь Земли, по скупости ея почвы, вынужденъ тратить большую часть своего времени на добываніе средствъ для поддержанія жизни. Растенія, которыми человѣкъ питается, онъ долженъ сѣять и подготовлять, а также печься о нихъ; животныхъ, которыя служатъ для удовлетворенія различныхъ его потребностей, онъ долженъ охранять отъ неблагопріятнаго вліянія погоды въ разныя времена года, строить для нихъ убѣжища, подготовлять имъ кормъ, и посвящать имъ безпрерывные труды и заботы, становясь ихъ рабомъ. Посреди природы, человѣкъ не получаетъ отъ нея самой ни малѣйшаго посредственнаго пособія; онъ пользуется слѣпыми ея силами какъ умѣетъ, и если ему удается поддерживать свою жизнь на Землѣ, то лишь вслѣдствіе постоянныхъ трудовъ, а не по превосходству ея устройства. Посмотримъ, какъ та же природа Земли ежегодно поглощаетъ тысячи людей, которые ищутъ благъ за моремъ, какъ она въ одно мгновеніе потрясаетъ и разрушаетъ города, откуда пришлецы хотѣли распространить просвѣщеніе и образованіе по дикимъ странамъ, между ихъ обитателями; какъ произведенія почвы сожигаются зноемъ жара, и уничтожаются ливнями и наводненіями! Посмотримъ на задыхающуюся и согбенную толпу, которая истощена отъ усилій, часто безполезныхъ, и которой неумолимая судьба не даруетъ пониманія прекраснаго и благороднаго стремленія ума! Куда мы ни посмотримъ на Землѣ, повсюду одно и то же безутѣшное зрѣлище! Если мы и видимъ мѣстами дворцы, гдѣ блещетъ великолѣпіе, то спрашиваемъ: какою цѣною пріобрѣтено это великолѣпіе? Сосчитаемъ, если можно, горести, скрытыя въ нихъ, во дворцахъ, гдѣ, подъ блескомъ и роскошью и посреди богатства, встрѣчаются взоры, отуманенные слезами! Тогда мы должны постигнуть, что человѣческій умъ и глубокое мышленіе не утвердили своего господства здѣсь, гдѣ всѣ покоряются требованіямъ вещества, и мы должны сознаться, что тысячи людей трудятся и мучатся, чтобы добыть для немногихъ удобства жизни, между тѣмъ какъ они сами гибнутъ въ злосчастіи. Тогда намъ будетъ ясно, что міръ, въ которомъ мы находимся, весьма мало благопріятенъ для обитаемости.
Если же нашихъ разсужденій недостаточно, то довольно вспомнить, что природа грозитъ намъ не только враждебными вліяніями на своей поверхности, но и весьма опасными силами, которыя кроются въ нѣдрахъ планеты. Геологическія свойства земнаго шара вовсе не могутъ возбуждать чувства самоувѣренности. Хотя могучіе перевороты обыкновенно происходятъ постепенно и медленно, и значительныя измѣненія совершаются спокойнымъ шагомъ въ длинные промежутки времени, все-таки исторія сообщаетъ намъ, что нерѣдко внутренняя сила Земли проявляется на ея поверхности, смертоносно и губительно, разверзаясь и приводя въ безпорядокъ мѣстопребыванія человѣчества. Наши поля, города и жилища стоятъ на океанѣ раскаленныхъ массъ, которыя ранѣе или позже могутъ прорвать земную кору, и огненными потоками залить цѣлые народы. По измѣреніямъ, внутренняя теплота Земли повышается по мѣрѣ углубленія, и результаты геогностическихъ изысканій на обѣихъ половинахъ Земли заставляютъ полагать, что на глубинѣ 30 верстъ подъ ея поверхностью жаръ уже дотого значителенъ, что всѣ вещества земли должны быть тамъ расплавлены, если ихъ обращенію въ жидкости не мѣшаетъ значительное давленіе. Когда же это давленіе уничтожается, они непремѣнно расплавляются. Этотъ фактъ, говоритъ Араго, при малой толщинѣ плотной земной коры, объясняетъ противодавленіе внутренняго жидкаго вещества на болѣе слабыя части плотной оболочки нашей планеты. Около 35 верстъ подъ обитаемою нами поверхностью расплавлены и тѣ вещества, которыя всего болѣе сопротивляются дѣйствію жара. Мы знаемъ, что подъ нами внутреннее противодѣйствіе потрясаетъ обширныя пространства и тонкая земная кора безпрерывно приводится въ движеніе подземными силами, что это внутреннее движеніе часто вызываетъ на поверхности страшныя землетрясенія, и что когда-нибудь подземный толчекъ можетъ поднять морское дно, разлить на нашу сушу воды и поглотить насъ, обративъ морское дно въ материкъ. Переворотъ на Землѣ можетъ однажды разбить на тысячи кусковъ кору, на которой мы живемъ съ такою самоувѣренностью, и разметать остатки земнаго шара по пространству. Такія сужденія, конечно, уменьшаютъ чувство самоувѣренности, которому мы предаемся, и мы можемъ привести почти только одинъ доводъ для нашего успокоенія: именно, медленность хода переворотовъ на землѣ. Но если мы и утѣшаемся мыслью, что эти событія происходятъ въ продолжительные промежутки времени, въ сравненіи съ которыми наша долговѣчность на землѣ совершенно ничтожна, то это нисколько не мѣшаетъ дѣйствительно произойти имъ, и они составляютъ вѣчныхъ враговъ нашихъ успѣховъ и нашего счастія, грозя уничтоженіемъ. Можно ли потому утверждать, что земной шаръ самый лучшій міръ даже для человѣка, и что очень многія другія небесныя тѣла, можетъ быть, представляютъ гораздо больше благопріятныхъ условій для нашего развитія и долговѣчности? Намъ отнюдь нельзя считать Землю превосходнѣе другихъ звѣздъ. Должно только удивляться, что на ней утвердилась жизнь, и согласиться, что наша планета заселена оттого, что природа изумительно плодовита и производитъ существа, гамъ, гдѣ человѣкъ вовсе не предполагаетъ ихъ. Мы постигаемъ, что Земля населена только по свойству природы производить жизнь повсюду, гдѣ есть вещество для ея воспринятія. Нельзя же допустить мысли, чтобъ неистощимый источникъ природы изсякъ послѣ того, какъ она произвела множество существъ на поверхности Земли, напротивъ того, въ разнообразіи безконечности ея произведеній должно видѣть краснорѣчивое доказательство, что природа, украсивъ другіе міры безчисленными живыми существами, еще не истощилась, но и здѣсь могла произвести творенія.
Слѣдовательно, Земля, но своему положенію въ міровой системѣ, а также по естественнымъ свойствамъ, какъ наружнымъ, такъ особенно внутреннимъ, вовсе не надѣлена особенностями, всего болѣе благопріятствующими поддержанію жизни. Многіе міры въ обширной области звѣздной вселенной гораздо болѣе одарены средствами обитаемости, почему пребываніе на нихъ не только возможно, но несравненно надежнѣе и прекраснѣе. Наши изслѣдованія звѣзднаго міра представляютъ намъ великолѣпную панораму. Въ отдаленномъ пространствѣ мысли находятъ высшіе міры, очаровательныя мѣстопребыванія возвышенныхъ духовъ, которыхъ нашему глазу видѣть невозможно. Въ этихъ мірахъ человѣчество живетъ спокойно и въ славѣ, охраняемое чистымъ, яснымъ небомъ, посреди эфирной оболочки, безпрерывно одинаково благопріятной для дѣятельности органовъ жизни, и мирно наслаждается дарами благотворной природы. Тѣ счастливые міры, при вѣчной веснѣ, вѣроятно, постоянно украшаются гармонически новыми прелестями и доставляютъ больше наслажденій, нежели нашъ міръ, гдѣ всегда является несогласіе временъ года. Въ тѣхъ счастливыхъ мірахъ человѣческій духъ, можетъ быть, освобожденъ отъ узъ вещества и отъ низкихъ потребностей земной природы, не долженъ вымаливать себѣ пищу изъ остатковъ другихъ существъ и снабженъ органами, которые незамѣтно извлекаютъ изъ него жизненный элементъ, и тамъ не стремится съ усиліями постигнуть міръ, но тончайшими чувствами и высшимъ разумомъ постигаетъ чудеса творенія и законы вселенной? Тамъ золотыя узы любви связываютъ всѣхъ членовъ человѣчества въ одно большое семейство: тамъ братъ не рабъ своего брата; тамъ не стремятся къ кровавой воинственной славѣ, и вѣчный миръ не нарушается раздоромъ зависти; можетъ быть, у того человѣчества въ жилахъ не течетъ болѣе ядъ смерти, и наша кончина для нихъ только возвращеніе духа въ дружественныя семейства; тамъ человѣчество достигло мѣстопребыванія истины; религія, наука, природа и философія сходятся. Богъ болѣе не далекъ: ему молятся, не окружая себя каменными стѣнами, потому что природа тамъ храмъ, а человѣкъ въ немъ посвященъ. Тамъ, наконецъ, человѣку является открытое, возвышенное великолѣпіе безконечнаго неба, онъ проникаетъ взорами движущіеся міры, и удивительными силами сообщается съ жителями ближнихъ сферъ.
ЧЕТВЕРТЫЙ ОТДѢЛЪ.
Звѣздный міръ.[править]
Жизнь всеобъемлюща! восклицаетъ вокругъ насъ природа внятнымъ, громкимъ голосомъ въ каждомъ мѣстѣ міра, — голосомъ, который раздается въ пространствѣ и слышенъ въ величайшей глубинѣ неба обитателямъ всѣхъ звѣздъ, находящихся въ пространствѣ вселенной, — голосомъ, который говоритъ духу, такъ что всѣ люди могутъ слышать его. Она возвѣщала это нѣкогда нашимъ мудрецамъ, поэтамъ и философамъ, которыхъ свѣтлый умъ собственною своею силою вознесся до нея. Это возвѣщается въ наше время изслѣдованіями науки, посредствомъ которыхъ намъ удалось наконецъ, послѣ пятнадцативѣковой борьбы, проникнуть въ глубочайшія тайны, и природа открывается такъ ясно, что привлекаетъ къ себѣ умъ и сердце всякаго, кто даже въ первый разъ пытается пояснить ея проявленія. Мы надѣемся, что теперь признана многочисленность міровъ. Хотя мы не можемъ навѣрное утверждать, что тотъ или другой отдѣльный міръ въ настоящее время непремѣнно обитаемъ, но все-таки обитаемость міровъ должно признать совершенно правильнымъ ихъ состояніемъ. Существуетъ однако воззрѣніе, которое подтверждаетъ сказанное нами болѣе общимъ образомъ. Въ микроскопъ открываютъ, что творческая сила распространяла жизнь повсюду, что, кромѣ видимаго міра, существуютъ созданія, о мелкости которыхъ мы не можемъ себѣ составить понятія. Телескопъ указываетъ, что нашему уму невозможно постигнуть творческую силу во всемъ ея объемѣ, и что мы, какъ говоритъ Паскаль, не смотря на усилія перенестись мыслями за возможныя пространства, въ состояніи составить себѣ понятія только объ атомѣ того, что есть на самомъ дѣлѣ. Дѣйствительно, великолѣпная картина, которой мы можемъ удивляться, величественнѣйшее зрѣлище, открываемое человѣкомъ, есть неизмѣримость звѣзднаго міра.
Въ планетной системѣ, представленной нами до предѣловъ пути Нептуна, который безпрерывно остается на разстояніи 600 милліоновъ миль отъ Солнца, границы господства этого свѣтила распространяются далѣе. Можетъ быть, существуютъ планеты болѣе отдаленныя отъ
Солнца нежели Нептунъ; во всякомъ случаѣ мы знаемъ навѣрное, что безчисленныя кометы, теченіе которыхъ управляется Солнцемъ, какъ и ходъ планетъ, идутъ по всѣмъ направленіямъ и удаляются отъ источника свѣта, теплоты и электричества гораздо далѣе Нептуна, черезъ опредѣленное время возвращаются и возобновляютъ прежнее свое теченіе. Замѣтимъ, что кометы состоятъ изъ чрезвычайно жидкаго вещества неизвѣстнаго намъ рода, что ихъ нельзя отнести къ обитаемымъ небеснымъ тѣламъ, число ихъ, вѣроятно, превосходитъ сотни тысячъ, а время теченія у многихъ должно означаться земными вѣками. Такимъ образомъ, большая комета 1811 года проходитъ вокругъ Солнца въ 30 вѣковъ, причемъ удаляется отъ Солнца на 8,700 милліоновъ миль. Знаменитая комета 1680 года, у которой священникъ Дерфель въ Плауэнѣ первый опредѣлилъ дѣйствительную форму кометнаго пути, вообще проходитъ вокругъ Солнца въ 88 вѣковъ, удаляясь отъ него болѣе чѣмъ на 17,700,000 миль.
Какъ ни огромны эти разстоянія и какъ ни безмѣрно царство Солнца, эти величины, изумляющія насъ, ничтожны въ сравненіи съ обширностью міра постоянныхъ звѣздъ. Оттого для опредѣленія разстояній міра постоянныхъ звѣздъ пользуются другими единицами сравненія, нежели въ планетной системѣ: не говорятъ, сколько миль составляетъ извѣстное разстояніе, но сколько разъ въ немъ заключается разстояніе Солнца отъ Земли. Положимъ, что это разстояніе круглымъ числомъ составляетъ 20 милліоновъ миль, и станемъ называть такую единицу мѣры солнечнымъ разстояніемъ или земнымъ разстояніемъ.
Всякая звѣзда на небѣ есть солнце, блестящее собственнымъ блескомъ. Измѣреніями силы этого свѣта убѣдились, что нѣкоторыя изъ нихъ, напр. Сирій, гораздо лучезарнѣе нашего Солнца; слѣдовательно, если бы послѣднее находилось отъ насъ также далеко, какъ Сиріи, то оно казалось бы гораздо темнѣе этой звѣзды и представлялось только свѣтлою точкою.
Если наша солнечная система представляетъ всеобщій образецъ порядка постоянныхъ звѣздъ, что весьма вѣроятно, то всякая свѣтящаяся звѣзда есть средоточіе великолѣпной системы. Многія такія системы, можетъ быть, походятъ на нашу, другія отличаются меньшимъ или большимъ великолѣпіемъ, величиною и числомъ планетъ. Если же не вокругъ всякаго свѣтящаго центральнаго тѣла находится подобное собраніе міровъ, то мы все-таки должны быть убѣждены, что эти свѣтила составляютъ исходную точку дѣятельной жизни, которая развивается на неизвѣстныхъ намъ мірахъ, и образуютъ средоточіе созданій, которыя кажутся странными въ сравненіи съ нами, но все-таки велики, возвышенны и удивительны, какъ все, развиваемое природою.
Было бы прекрасно обозрѣть безграничными взорами нашего ума неизмѣримое пространство, гдѣ блещутъ созданія эѳира; было бы прекрасно, навсегда освободиться отъ представленія, навязываемаго нашими чувствами, будто всѣ звѣзды движутся надъ нами, находятся одинаково далеко отъ насъ и свѣтятъ болѣе или менѣе ярко. Было бы прекрасно прослѣдить мысленно пространство, безпрерывно возобновляющееся отъ одного звѣзднаго міра къ другому.
Мы смотримъ на нашу планетную систему, какъ на маленькій флотъ судовъ, который уединенно проходитъ по своему пути, и знаемъ, что между нами и ближайшею звѣздою находится 226 тысячъ солнечныхъ разстояній. Эта звѣзда находится въ созвѣздіи Центавра и означается буквою (а). Мы уже неспособны представить себѣ это разстояніе. Оттого попытаемся составить себѣ понятіе о такомъ разстояніи другимъ путемъ.
Свѣтъ проходитъ круглымъ числомъ въ секунду протяженіе въ 40,000 миль. Онъ доходитъ къ намъ отъ Луны немного болѣе, чѣмъ въ секунду, отъ Солнца въ 8 минутъ, а отъ ближайшей къ намъ упомянутой звѣзды въ три года и 100 дней. Мы находимъ такимъ образомъ другой способъ означенія разстоянія и пользуемся, для опредѣленія пространствъ, указаніемъ времени прохожденія свѣта. Сообщаемъ разстояніе еще нѣкоторыхъ свѣтилъ. Звѣзда, которая первая послужила для опредѣленія разстоянія звѣздъ, именно Бесселю въ Кенигсбергѣ, была 61-я звѣзда въ созвѣздіи Лебедя. Свѣтъ доходитъ къ намъ отъ нея въ 9 % лѣтъ, далѣе отъ Веги въ Лирѣ въ 20 лѣтъ, отъ Сирія въ 22 года, отъ Полярной Звѣзды въ 43 года, а отъ неразличимыхъ звѣздъ Млечнаго Пути въ 5,000 лѣтъ. Но во вселенной существуютъ разстоянія, которыя, въ свою очередь, ничтожны въ сравненіи съ только что упомянутыми; дѣйствительно, отъ звѣздныхъ тумановъ свѣтъ доходитъ къ намъ въ милліоны лѣтъ.
Вотъ какія величины представляются намъ въ неизмѣримой вселенной, указывая на ничтожность Земли, гдѣ мы ослѣпляемся придуманною нашею важностью. Эти величины сообщаютъ также, что исторія звѣзднаго міра раскрывается передъ нами въ исполинскихъ размѣрахъ, и мы на нашемъ уединенномъ клочкѣ Земли едва понимаемъ первыя ея слова. Лучи свѣта, доходящіе къ намъ отъ звѣздъ, разсказываютъ о звѣздной исторіи безконечнаго міра созданій, которыхъ настоящее состояніе неизвѣстно бѣдной Землѣ. Положимъ, напр., что блестящій Сиріи угаснетъ сегодня отъ какого-нибудь переворота; мы узнали бы объ этомъ событіи лишь черезъ 22 года, потому что въ теченіе этого времени мы видѣли бы на одномъ и томъ же мѣстѣ неба свѣтъ, который исходитъ отъ не существующаго болѣе свѣтила. Еслибы всѣ звѣзды сегодня обратились въ ничто, то мы видѣли бы ихъ еще многіе годы, вѣка и тысячелѣтія, и весьма можетъ быть, что звѣзды, которыхъ теченіе и сущность мы стараемся распознать, на самомъ дѣлѣ уже существовали въ первое время возниканія земнаго міра. Да, мы видимъ только прошедшее вселенной, и наши извѣстія о звѣздахъ, блестящихъ въ эѳирѣ, ограничиваются донесеніемъ о нѣсколькихъ лучахъ, которые дали намъ возможность произвести измѣренія у ближайшихъ звѣздъ; сущность же этихъ свѣтилъ остается намъ неизвѣстною по отдаленности. Безпрерывное измѣненіе созданія продолжается, но мы не въ состояніи изслѣдовать его или получить о томъ вѣсть. Міры возникаютъ и исчезаютъ, солнца воспламеняются и угасаютъ, человѣчества живутъ и претерпѣваютъ различную судьбу, твореніе Бога совершается, а мы увлекаемся, какъ и все остальное, въ вѣчную неизмѣримость и ничего не знаемъ объ этомъ.
Существуютъ звѣзды, которыхъ свѣтъ по временамъ уменьшается. Такимъ образомъ, древнимъ Грекамъ Касторъ казался свѣтлѣе Поллукса, который нынѣ очевидно блещетъ ярче. Звѣзду Алфардъ въ Гидрѣ старинные наблюдатели причисляли къ звѣздамъ первой величины, а нынѣ ее должно отнести къ звѣздамъ второй величины. Дубе, Звѣзду въ Большомъ Медвѣдѣ Фламстедъ причислялъ къ звѣздамъ первой величины, а теперь она имѣетъ свѣтъ звѣзды второй величины. Байеръ говоритъ, что звѣзда Тубанъ въ Драконѣ второй величины, а теперь она кажется намъ третьей величины. Кромѣ разности свѣта, въ постоянныхъ звѣздахъ наблюдаютъ также неодинаковость свѣта, который у многихъ совершенно измѣнился. Такимъ образомъ Птоломей сообщаетъ, что Сирій совершенно красенъ, между тѣмъ какъ теперь онъ бѣлъ. Многихъ звѣздъ, которыя видѣли прежде, болѣе не находятъ: онѣ угасли и исчезли для насъ безъ слѣда. Доминикъ Кассини замѣтилъ, что въ Маломъ Медвѣдѣ нѣтъ одной звѣзды, а старшій Гершель наблюдалъ ослабленіе свѣта и совершенное угасаніе одной красноватой звѣзды въ Геркулесѣ. Съ другой же стороны наблюдали появленія звѣздъ, которыя позднѣе совершенно исчезли. Такого рода явленія наблюдалъ Тихо. Въ октябрѣ 1572 года внезапно показалась новая звѣзда. По блеску она походила на планету Венеру, и зоркіе люди могли видѣть ее даже днемъ, а также ночью сквозь полупрозрачныя облака. Въ 1573 году, она имѣла блескъ звѣзды первой величины, но постепенно становилась все тусклѣе и наконецъ исчезла совершенно въ мартѣ 1584 года. Ее не могли найти и 36 лѣтъ позднѣе, когда изобрѣли зрительныя трубы. Эта звѣзда пробудила многія опасенія. Въ ту пору еще помнили ужасы Варѳоломеевой ночи, боялись кометъ, и томились страхомъ предстоящаго свѣтопреставленія, возвѣщеннаго астрологами. Все это составляло превосходную почву для развитія суевѣрія. Появившуюся звѣзду считали тою же самою, которая повела трехъ мудрецовъ въ Виѳлеемъ, и считали ея появленіе признакомъ возвращенія Богочеловѣка на Землю для Страшнаго Суда. Сотни разъ убѣждались въ неосновательности подобныхъ предвѣщаній и, не смотря на то, 12 лѣтъ позднѣе, астрологамъ опять повѣрили, что въ 1588 году произойдетъ свѣтопреставленіе. Такому легковѣрію тогдашнихъ людей удивляться нечего, потому что и въ новѣйшее время мы наблюдали, какъ толпа не принимаетъ предлагаемыхъ ей наставленій. Не выказались ли подобныя превратныя воззрѣнія при появленіи большой кометы 1857 года? Исторія человѣчества заключаетъ исторію его слабостей! Но обратимся нашими мыслями опять къ міру звѣздъ и покинемъ землю. 10-го октября 1604 года, Бруновикъ въ Прагѣ первый замѣтилъ новую звѣзду въ созвѣздіи Офіуха. Въ теченіе года эта звѣзда была сначала очень свѣтла, затѣмъ постепенно тускнѣла и наконецъ исчезла и никогда не была найдена.
Такое явленіе наблюдали въ созвѣздіи Лисицы, гдѣ внезапно появилась звѣзда; ее замѣтили также въ 1604 году и наблюдали, что передъ своимъ угасаніемъ, она нѣсколько разъ блѣднѣла и снова блестѣла.
Обратимъ теперь вниманіе на періодическія звѣзды. Перемѣны силы свѣта, большею частью періодическія, положительно наблюдали донынѣ у 75 звѣздъ. До 1809 года знали только 11 періодически измѣнчивыхъ звѣздъ и первую изъ нихъ наблюдалъ Гольварда въ 1639 году. Этотъ астрономъ замѣтилъ измѣнчивость силы свѣта звѣзды Миры въ Китѣ. Степень и продолжительность измѣнчивости свѣта не одинаковы у различныхъ звѣздъ. Такимъ образомъ, звѣзда Мира измѣняетъ свѣтъ въ теченіе 331 дня и 10 часовъ отъ звѣзды второй величины до четвертой; звѣзда въ Вѣнцѣ, означаемая буквою R, въ 323 дня отъ шестой величины до совершеннаго исчезанія; Алголъ въ Головѣ Медузы Персея въ два дня 20 часовъ и 49 минутъ отъ второй до четвертой величины. У послѣдней звѣзды обнаруживается особенное явленіе, которое состоитъ въ томъ, что потемнѣніе вообще продолжается три часа, и въ теченіе этого времени сильно только 18 минутъ, а въ остальную пору свѣтитъ однообразно. У другихъ звѣздъ еще не могли опредѣлить періодичность измѣненія свѣта, къ нимъ относятся, напр.: звѣзда Капелла въ Возничемъ, многія звѣзды въ Большомъ Медвѣдѣ, именно звѣзда η въ Суднѣ Аргонавтовъ на южномъ небѣ. Послѣднюю Галлей, въ 1677 году, считалъ звѣздою четвертой величины, Лакаль въ 1751 г. звѣздою второй величины и Бурчель, въ 1827 г., звѣздою первой величины. Съ 1827 по 1837 г. это свѣтило сдѣлалось опять звѣздою второй величины. 16 декабря 1837 года она казалась почти такъ же свѣтлою, какъ Сиріи, и съ того времени желтовато-красный ея свѣтъ не измѣнялся. Безъ сомнѣнія, существуетъ гораздо больше измѣняющихся звѣздъ, нежели найдено донынѣ, и можно полагать, что колебаніе свѣта періодично и у тѣхъ, у которыхъ времена ослабленія и усиленія яркости еще не опредѣлили. Это должно допустить, особенно потому, что въ большихъ періодахъ замѣчаютъ еще малые, въ теченіе которыхъ сила свѣта усиливается или ослабѣваетъ на болѣе или менѣе короткое время.
Мы вкратцѣ указали на исторію нѣкоторыхъ превращеній, совершающихся во вселенной и на Землѣ. Понятно, что эта исторія не болѣе какъ замѣтка о томъ, что ежедневно происходитъ на всемъ небѣ. Она однако достаточна, чтобы устранить ложную старинную мысль о неподвижности пустыннаго неба. Естественная привычка осматривать міры пространства только въ наши ночи, безмолвіе и уединеніе, окружающее насъ при такой дремотѣ земной природы, обусловливаютъ ложное впечатлѣніе, пробуждаемое зрѣлищемъ, открывающимся передъ нами на Землѣ; тогда мы склонны перенести состояніе ближайшихъ предметовъ также на звѣздное небо. Это не болѣе какъ обманъ чувствъ, который надобно устранить разумомъ. Всякая планета имѣетъ темную и освѣщенную половину, потому что только одна сторона шара въ извѣстное время обращена къ Солнцу. Оттого день и ночь мѣняются въ каждой мѣстности, соотвѣтственно вращанію планеты; ночь — явленіе, свойственное только опредѣленной мѣстности и не существующее въ остальной вселенной. Темнота, одиночество и безмолвіе существуютъ только тамъ, гдѣ мы находимся, а не далѣе. Это состояніе Земли, не имѣющее ни какого вліянія на вселенную. Неизмѣримое небо, усѣянное безчисленными звѣздами, не область неподвижности и смерти, оттого что мы осматриваемъ ее ночью. Недѣятельный покой неба исчезъ вмѣстѣ со школою перипатетиковъ, а безпрерывное его движеніе доказано наблюденіями новѣйшаго времени. Все идетъ впередъ, все преобразуется, все отличается движеніемъ и жизнью. Если смотрѣть издали проницательнымъ взоромъ философэ, оставляющаго безъ вниманія время и пространство, вселенная представляется могущественнымъ цѣлымъ, состоящимъ изъ звѣздныхъ системъ, которыхъ лучезарныя солнца, блестящія планеты, пламенѣющія кометы и всѣ творенія, носящіяся въ эѳирѣ, безпрерывно пересѣкаются, сближаются, слѣдуютъ другъ за другомъ и проходятъ по различнымъ путямъ, по законамъ божества. Тамъ жизнь, а не смерть, движеніе, а не покой, свѣтъ, а не мракъ, гармонія, а не безмолвіе, постепенное превращеніе всѣхъ предметовъ, а не неподвижность и недѣятельность. Туда должно смотрѣть всего болѣе, чтобы познать живое твореніе въ самой ея дѣйствительности, а не на песчинку, на которой помѣщены мы, земные люди.
Мы упомянули о разстояніи ближайшихъ неподвижныхъ звѣздъ; они даютъ нашимъ мыслямъ
полную свободу пронестись по неизмѣримымъ областямъ неба. Спросимъ же это свѣтлое небо, сколько на немъ звѣздъ, разсѣянныхъ одна отъ другой на упомянутомъ нами разстояніи?
Сначала замѣтимъ, для поясненія предъидущаго, что для означенія степени яркости звѣзды ее относятъ къ классамъ или величинамъ. Слѣдовательно, подъ именемъ величина звѣзды должно разумѣть не ея объемъ, котораго мы не знаемъ, но только замѣчаемую нами степень яркости свѣта. Вообще менѣе свѣтлыя звѣзды мы считаемъ болѣе отдаленными.
На обоихъ полушаріяхъ, слѣдовательно во всемъ небѣ, насчитываютъ 18 звѣздъ первой величины, 60 второй и 200 третьей. Число звѣздъ по ихъ величинѣ возрастаетъ, какъ видно, очень значительно. Звѣздъ четвертой величины 500, пятой 1,400, а шестой 4,000. Здѣсь оканчивается число звѣздъ, видимыхъ невооруженнымъ глазомъ. Но оно увеличивается въ такомъ же отношеніи далѣе, такъ что всякій слѣдующій классъ содержитъ приблизительно втрое больше, чѣмъ непосредственно предъидущій. Это возрастаніе становится весьма понятнымъ, если сообразить, что звѣзды, какъ уже замѣчено, кажутся намъ тѣмъ меньше, чѣмъ дальше онѣ отъ Земли. Кругъ, или поясъ, въ которомъ находятся звѣзды, кажущіяся намъ меньшими, поэтому занимаетъ большее пространство и содержитъ тѣмъ больше звѣздъ, чѣмъ поясъ отъ насъ отдаленнѣе. Далѣе шестой величины считаютъ еще звѣзды 10 величинъ, видимыхъ помощію телескопа. Чтобы составить себѣ понятіе о значительномъ возрастаніи числа звѣздъ высшихъ классовъ, замѣтимъ, что къ восьмой величинѣ относятся 40,000, къ девятой 120,000, а къ десятой 360,000 звѣздъ. Такимъ же образомъ число звѣздъ увеличивается далѣе. Араго считалъ 9,566,000 звѣздъ тринадцатой величины, 28,697,000 четырнадцатой величины, и полагаетъ, что вообще видимыхъ звѣздъ отъ первой до четырнадцатой составляетъ 40 милліоновъ. Звѣздъ до 16 величины, по Лаланду, Деламбру и Франкеру, будетъ 75 милліоновъ, а по исчисленію другихъ астрономовъ до 100 милліоновъ.
Вотъ число вообще видимыхъ звѣздъ, т. е. тѣхъ, которыя столь близки къ области обитаемаго нами пространства, что ихъ лучи могутъ достигнуть до насъ. Далѣе невидимыя для насъ звѣзды становятся все многочисленнѣе. Принимая въ соображеніе такую картину неба, усѣяннаго звѣздами, и огромность разстоянія между ними, легко постигнуть, что свѣту многихъ звѣздъ нужно проходить милліоны милліоновъ лѣтъ, чтобы достигнуть до Земли, не смотря на то, что свѣтъ пробѣгаетъ по пространству со скоростью 40,000 миль въ секунду.
Блестящими жемчужинами, разсѣянными во вселенной, звѣзды носятся въ пространствѣ, покоряясь одинаковымъ общимъ законамъ: онѣ дочери одного народа и сестры одного семейства. Здѣсь мы видимъ ихъ миріадами, какъ архипелагъ пловучихъ группъ острововъ въ эѳирѣ, тамъ обнаруживается ихъ соединеніе системами, которыя вращаются вокругъ незримаго средоточія. Очень многія звѣзды, около сороковой части всего числа, видимаго простымъ глазомъ или обыкновенною зрительною трубою, оказываются двойными, когда ихъ разглядываютъ телескопомъ Гершеля, Струве и лорда Росса. Тогда на небѣ замѣчаютъ вмѣсто одной звѣзды систему солнцъ, которыя вмѣстѣ движутся вокругъ одного средоточія. Такимъ же образомъ существуютъ тройныя, четверныя и вообще сложныя міровыя системы, которыя подобно нашей, приводятся въ движеніе силою притяженія, и каждое ихъ солнце можетъ быть средоточіемъ группы планетъ, условія обитаемости которыхъ должны быть весьма различны отъ нашихъ, потому что онѣ имѣютъ два или болѣе источниковъ свѣта и теплоты, и ихъ движеніе опредѣляется двумя или многими центральными тѣлами.
Обращеніе этихъ солнцъ вокругъ общаго средоточія ихъ тяжести происходитъ въ неодинаковые промежутки времени въ разныхъ системахъ. Напр., періодъ обращенія звѣзды I въ Геркулесѣ составляетъ 30 лѣтъ, звѣзды Ѣ въ Вѣсахъ 105 лѣтъ и Кастора въ Близнецахъ 520 лѣтъ. У большей части двойныхъ звѣздъ, у которыхъ наблюдали періоды обращенія, послѣднія состоятъ изъ тысячелѣтій, и по медленному движенію нѣкоторыхъ двойныхъ звѣздъ въ ихъ путяхъ уже узнали, что ихъ періодъ обращенія оканчивается въ 20,000 и 30,000 лѣтъ. Эти двойныя звѣзды составляютъ для своихъ міровъ, откуда легко могутъ быть наблюдаемы, громадные звѣздные часы, означающіе вѣковые періоды, въ которые самая продолжительная жизнь земнаго человѣка проходитъ незамѣтно. Кто знаетъ? можетъ быть, неизвѣстные элементы, свойственные этимъ отдаленнымъ звѣздамъ, образъ дѣйствія міровыхъ силъ, теплоты и свѣта, истекающихъ отъ нѣсколькихъ солнцъ, таинственный рядъ дней безъ ночей, сліяніе временъ года, соединеніе нѣсколькихъ источниковъ электричества, сочетаніе новыхъ неизвѣстныхъ цвѣтовъ и одновременное дѣйствіе многихъ дѣятелей; все это развиваетъ величественныя ступени жизни въ формахъ, которыя мы не въ состояніи представить себѣ, потому что намъ извѣстна только одинакая точка во вселенной. Кто можетъ полагать, что гармонія тѣхъ сферъ, находящихся въ неизвѣстныхъ намъ областяхъ, по мановенію возвышеннаго Руководителя, звучитъ безъ причинъ и цѣли въ пустотѣ пространства; кто осмѣлится утверждать, что тѣ неизмѣримыя солнцы созданы единственно для того, чтобы вѣчно вертѣться одно возлѣ другаго?
Огромное число звѣздъ, видимыхъ нами на небѣ, именно принадлежащихъ къ Млечному Пути или находящихся близъ него, составляетъ нѣчто цѣлое, особую группу, названную астрономами звѣзднымъ туманомъ. Наше Солнце, а слѣдовательно Земля и другія планеты, принадлежатъ къ этому громадному скопленію похожихъ на него Звѣздъ, которое лежитъ экваторіально на нашемъ небѣ и кажется свѣтящеюся полосою посреди всѣхъ прочихъ звѣздъ. Солнце находится приблизительно въ серединѣ этихъ слоевъ звѣздъ, у того мѣста, гдѣ они дѣлятся на двѣ вѣтви. Слѣдовательно, Солнце лежитъ почти въ средоточіи кольца Млечнаго Пути. На вопросъ: сколько солнцъ находится въ этомъ кольцѣ звѣздъ, мы отвѣтимъ, что 18 милліоновъ. Гершель сосчиталъ, помощью исполинскаго своего телескопа, что въ четверть часа въ полѣ зрѣнія въ 15 минутъ въ поперечникѣ, слѣдовательно, на поверхности равной четверти солнечнаго круга прошло около 116,000 звѣздъ, и по этому данному во всемъ Млечномъ Пути находится не меньше 18 милліоновъ солнцевъ. Вотъ сколько вычислили звѣздъ въ экваторіальномъ, слоѣ, и между ними наше Солнце не болѣе какъ ничтожная единица; Земля же и всѣ планеты совершенно исчезаютъ передъ громадностью безчисленныхъ свѣтилъ. Что касается до формы и размѣровъ этого звѣзднаго тумана, то онъ представляется чечевицеобразною ограниченною кучею звѣздъ, которая столь велика. что, по вычисленію астронома Медлера, свѣту нужно 4,777 лѣтъ для прохожденія отъ середины до края. По этому продольный поперечникъ чечевицы составляетъ болѣе 12,000 билліоновъ миль.
Эта область звѣздъ кажется намъ прекраснѣйшимъ проявленіемъ богатства творенія, если не сказать самымъ совершеннымъ твореніемъ. Но наше сужденіе проистекаетъ по нашей привычкѣ мѣрить все ничтожными величинами нашей крошечной Земли. Мы должны освободиться отъ такого самообмана и познать, что этотъ звѣздный туманъ не единственный во вселенной, а только скромный товарищъ множества другихъ не менѣе великолѣпныхъ столь же свѣтлыхъ группъ, находящихся въ эѳирныхъ пространствахъ. На небѣ существуетъ много млечныхъ путей, похожихъ на нашъ, но столь отдаленныхъ, что они незамѣтны для невооруженнаго глаза. Если спросятъ, на какое разстояніе должно удалить нашъ Млечный Путь, чтобы онъ казался обыкновеннымъ звѣзднымъ туманомъ, то мы отвѣтимъ, по примѣру Араго, что для этого необходимо разстояніе такой величины, чтобы свѣтовому лучу, проходящему 40,000 миль въ секунду, пришлось пробѣгать пространство въ теченіе пяти милліоновъ лѣтъ Такія разстоянія мы можемъ предполагать у многихъ звѣздныхъ тумановъ, представляющихся въ полѣ зрѣнія нашихъ телескоповъ.
Міровое пространство усѣяно звѣздными туманами, которые, по неизмѣримой своей отдаленности, и въ самыхъ совершенныхъ инструментахъ кажутся мелкими, бѣлыми, мерцающими пятнами, теряющимися въ непроницаемомъ пространствѣ.
Если сообразить число звѣздъ, разстояніе между ними, обширность звѣздныхъ тумановъ и промежутки между ними, если попытаться вникнуть въ эту невыразимую неизмѣримость, если за мірами все находятся новые міры и къ послѣднимъ присоединяются новыя созданія безъ конца, и мы видимъ, что безконечность начинаетъ открываться передъ нами ничтожными атомами, — то мы ощущаемъ въ глубинѣ души трепетъ и спрашиваемъ съ изумленіемъ, что такое вселенная, расширяющаяся по мѣрѣ увеличенія нашихъ понятій? Если мы истощимъ весь запасъ нашихъ понятій, чиселъ для выраженія объема вселенной — всѣ они остались бы слишкомъ малыми и потерялись какъ песчинка, упавшая въ океанъ.
Границы полагаются только нашему уму, пространство же ихъ не терпитъ. Если наши изысканія доводятъ насъ до послѣднихъ предѣловъ возможныхъ опредѣленій, и мы полагаемъ, что знаемъ предметы въ ихъ цѣлости, послѣдняя все-таки несравненно больше и такъ же непостижима для насъ, какъ звѣздный міръ былъ непонятенъ въ началѣ его наблюденія.
Послѣдніе звѣздные туманы, замѣтные проницательнымъ глазамъ телескопа и теряющіеся, блѣднѣя, въ неизмѣримой дали, находятся на крайнихъ границахъ разсматриваемыхъ нами областей и, кажется, полагаютъ предѣлы небеснымъ чудесамъ. Но тамъ, гдѣ самыя могучія вспомогательныя средства оптики не позволяютъ намъ проникнуть дальше, все еще господствуетъ возвышенное, плодовитое творчество съ безконечнымъ могуществомъ, а гдѣ полетъ нашего утомленнаго ума задерживается природа все еще неизмѣнно и всеобъемлюще открываетъ свое великолѣпіе и величіе
Вокругъ земли, за предѣлами пространства, гдѣ теряются изумленные взоры смертныхъ, за всѣми небесами, пространства возобновляются, слѣдуя одно за другимъ; даль смѣняется далью, творческая сила создаетъ тамъ и здѣсь непостижимый вихрь жизни, а въ областяхъ вселенной безъ границы высоты и глубины, слѣдуютъ другъ за другомъ солнцы и луны. За отдаленнѣйшими границами, которыя придумываютъ безпрерывно расширяющіяся наши представленія для этой непостижимой творческой природы, повсюду существуетъ та же обширность, та же природа, и мы находимъ въ безконечномъ, можетъ быть и не возобновленіе міровъ, полныхъ богатства и жизни, но безграничное пространство, гдѣ могутъ распускаться и развиваться такіе небесные цвѣты: это царство Бога, и для него мы не можемъ найти предѣловъ, если бы прожили вѣчность для продолженія нашихъ изысканій.
Довольно! Мы остановимся здѣсь и скажемъ откровенно нашу мысль о Землѣ.-- Ахъ, если бы нашъ взоръ былъ столь проницателенъ, чтобы тамъ, гдѣ на черномъ полѣ неба видны только точки, мы могли открыть лучезарныя солнца, носящіяся въ пространствѣ, и обитаемые міры, слѣдующіе за ихъ теченіемъ; если бы мы обладали даромъ обозрѣть однимъ взглядомъ миріады солнечныхъ системъ и со скоростью свѣта могли въ теченіе столѣтій проходить по безграничному числу солнцъ и шаровъ, не находя предѣловъ удивительной безконечности, въ которой Богъ сотворилъ міры и существа; если бы тогда оглянулись и болѣе не знали, въ какой точкѣ безконечной вселенной находится пылинка, названная Землею, то очарованные такимъ зрѣлищемъ мы остановились бы и, присоединяя нашъ голосъ къ хвалебному пѣснопѣнію природы, изъ глубины души воскликнули: Всемогущій Богъ! какъ были мы ослѣплены, полагая, что внѣ Земли нѣтъ жизни, и что бѣдное наше мѣстопребываніе одно имѣетъ право отражать Твое величіе и Твое могущество!»
ПЯТЫЙ ОТДѢЛЪ.
Человѣчество вселенной.[править]
I. Обитатели другихъ міровъ.[править]
Послѣ величественнаго обзора звѣздной вселенной и безчисленныхъ ея твореній, мы займемся менѣе важными разсужденіями о предметахъ, болѣе близкихъ къ обыкновеннымъ изысканіямъ, нежели возвышенное созерцаніе неба. Они составятъ естественный переходъ отъ естественно-исторической части къ философской, которою окончится наше сочиненіе. Вмѣстѣ съ тѣмъ они успокоятъ духъ послѣ его странствованіи по невыразимымъ міровымъ пространствамъ и подготовятъ къ нравственнымъ выводамъ нашего ученія.
Мы намѣрены сообщить, что сказано о природѣ, образѣ существованія и способностяхъ обитателей другихъ міровъ, и то, что можно сказать въ этомъ отношеніи послѣ обдуманнаго сужденія. Съ давнихъ временъ люди другихъ планетъ составляютъ трудный вопросъ, представлявшійся философомъ и мечтателямъ; съ давнихъ временъ эти люди безпокоятъ нашъ испытующій умъ, не подавая ключа къ постиженію таинственнаго своего существованія. Впрочемъ, этотъ вопросъ, при всей своей загадочности, именно по своей таинственности, привлекъ на себя вниманіе и любопытство весьма многихъ. Оттого намъ надобно ближе разсмотрѣть его, и если не удастся намъ вполнѣ рѣшать загадки, наши слова послужатъ по крайней мѣрѣ къ тому, чтобы охранить слишкомъ поспѣшные умы отъ несвоевременныхъ рѣшеній.
Пламенная любознательность, которая усиливаетъ въ насъ стремленіе раскрыть сокровенныя вещи и, такъ сказать, отдаленное сочувствіе, пробуждающееся, когда мы мысленно переносимся на другія земли міроваго пространства, эта любознательность была бы превосходно увѣнчана, если бы намъ удалось имѣть сообщеніе съ обитателями неизвѣстныхъ сферъ. Если бы мы сколько-нибудь имѣли основанія надѣяться, при усовершенствованіи оптики, когда-либо достигнуть того, чтобы осмотрѣть вблизи тамошнія поля, заселенныя другими существами, города, построенные не такими руками какъ наши, то это было бы превосходною наградою за усилія наблюдателей и труды философовъ. При настоящемъ состояніи нашихъ знаній тщеславно и ребячески предаваться такимъ надеждамъ, и наши правнуки должны будутъ считать себя счастливыми, если успѣхи науки даруютъ имъ преимущество, отдернувъ завѣсу, скрывающую отъ насъ даль.
Во всемъ, что писали о возможныхъ средствахъ для физическаго соединенія съ другими мірами, во всемъ, что въ астрономическихъ предположеніяхъ придумано о свойствахъ обитателей міроваго пространства, во всемъ, что говорили относительно природы и людей, живущихъ на другихъ планетахъ, нѣтъ ни одного научнаго даннаго, нѣтъ ничего достовѣрнаго. Это весьма понятно. Мы не имѣемъ твердой точки опоры для нашихъ предположеній, потому что порывы воображенія проносятся только по колеблющейся области возможнаго или не болѣе какъ вѣроятнаго. На такихъ основаніяхъ можно строить воздушные замки, которые однако уносятся вѣтромъ такъ же легко, какъ возводятся. Къ счастію, изобрѣтатели такихъ теорій придаютъ имъ только дѣйствительную ихъ цѣну и представляютъ намъ въ видѣ романовъ, не содержащихъ ничего научнаго, кромѣ основной мысли ихъ поэтическаго произведенія.
Почтенный физикъ Брандесъ сдѣлалъ предложеніе, для установленія сообщенія съ лунными жителями, основанное на мысли, что всякое разумное существо, какую бы оно не имѣло организацію, должно обладать геометрическими понятіями, потому что они не зависятъ отъ внѣшнихъ данныхъ условій, но проистекаютъ вообще изъ разума. Это предложеніе заключается въ слѣдующемъ: на тропической равнинѣ, годной для разработки и по возможности одинаковаго свойства, надобно заложить большую плантацію, которая при осмотрѣ сверху представляется геометрическою фигурою, по возможности рѣзко отдѣляющеюся отъ окрестностей. Если эта фигура довольно велика, чтобы быть замѣченною предполагаемыми обитателями Луны, то послѣдніе, вѣроятно, угадаютъ наше намѣреніе, и безъ сомнѣнія, придумаютъ отвѣтъ подобнаго же рода. Расходы не пропали бы, еслибы начатая нами корреспонденція и осталась безъ отвѣта. Даже отрицательный результатъ заслуживалъ бы вниманія; мы знали бы по крайней мѣрѣ, что тамъ нѣтъ существъ, которыя могутъ понимать и отвѣчать намъ такимъ же образомъ. Медлеръ, знаменитый своими изслѣдованіями Луны, но случаю описанія ея поверхности, говоритъ относительно возможности видѣть лунныхъ жителей или корреспонденціи съ ними: "Вообще весьма вѣроятно, что не одна луна, но и всякое міровое тѣло обитаемо, потому что, съ одной стороны, мы не видимъ причины, отчего Земля имѣла бы исключительное необыкновенное предпочтеніе, и съ другой стороны, отъ премудрости Творца можно ожидать, что всѣ его творенія устроены соотвѣтственно высочайшей цѣли. Гдѣ мы находимъ устройство, дѣлающее обитаніе возможнымъ, мы должны предполагать дѣйствительное обитаніе и быть увѣренными, что всякое міровое тѣло снабжено обитателями, которые соотвѣтствуютъ природному его свойству и могутъ наслаждаться на немъ жизнью. Этимъ, болѣе нравственнымъ, нежели астрономическимъ отвѣтомъ мы довольствуемся весьма неохотно: намъ хочется имѣть невозможности спеціальное знаніе организмовъ, образа жизни, физическихъ и умственныхъ способностей обитателей чуждыхъ міровъ. Особенно относительно Луны, сравнительно столь близкой къ намъ, мы считаемъ себя въ правѣ, при безпрерывно возрастающей силѣ искусственныхъ орудій зрѣнія, увидѣть когда-нибудь ея обитателей, и даже весьма серіозно помышляли корреспондировать съ ними или даже имѣть личное съ ними сообщеніе. Различныя остроумныя предложенія для выполненія этой мысли убѣждаютъ, что отъ этого дѣла вовсе не думаютъ отказаться Мы не можемъ рѣшить, осуществится ли се временемъ которая-нибудь изъ этихъ надеждъ; вѣроятно нѣтъ. По крайней мѣрѣ тѣ, которые ожидаютъ все отъ усиленія зрительныхъ приборовъ, забываютъ, что болѣе огромный приборъ не въ состояніи устранить другихъ затрудненій, зависящихъ преимущественно отъ земной атмосферы и суточныхъ движеній нашей планеты, и что, по мѣрѣ увеличенія прибора, эти затрудненія возрастаютъ и вообще, что дальнѣйшее увеличеніе полезно только въ томъ случаѣ, когда въ той же мѣрѣ возрастаетъ ясность видимаго. Уже при большихъ, употребляемыхъ нынѣ зрительныхъ трубахъ обнаруживаются трудности въ высокой степени, такъ что полною ихъ силою можно пользоваться рѣдко и не для разсматриванія всѣхъ предметовъ. Именно, Луна относится къ предметамъ, которые не очень выгодно разсматривать при сильнѣйшемъ увеличеніи. Если бы и удалось при увеличеніи въ тысячу разъ производить хорошія наблюденія Луны, то предметы на ея поверхности представились бы намъ не лучше какъ невооруженному глазу на разстояніи 50 миль; но даже самое острое зрѣніе не въ состояніи различить человѣка, лошадь и тому подобное на разстояніи одной мили. Можетъ быть, удастся найти строенія, прослѣдить движеніе войскъ и тому подобное? Но и этого нельзя ожидать. Если бы намъ удалось замѣтить архитектурныя произведенія, величиною въ пирамиду Хеопса или церковь Св. Петра въ видѣ крошечной точки, чего, можетъ быть, мы въ правъ надѣяться, кто пояснитъ намъ эту точку? Малѣйшіе предметы, которыхъ форму можно распознать нѣсколько ясно, все еще должны имѣть длину и ширину отъ 4 до 6 тысячъ футовъ и быть соотвѣтственной весьма значительной высоты, чтобы отличить ихъ отъ окружающихъ предметовъ. Нельзя сомнѣваться, что границы ясности будутъ увеличиваться гораздо медленнѣе, чѣмъ оптическая сила увеличенія зрительныхъ трубъ «Многіе, обдумывая свойства луны, станутъ сомнѣваться, что вообще на ней могутъ существовать живыя творенія. Впрочемъ, такое сомнѣніе было бы столь же справедливо, какъ мнѣніе рыбы, отрицающей обитаемость сухаго материка.» Дѣйствительно, болѣе точныя свѣдѣнія о поверхности луны, которую мы знаемъ лучше другихъ планетъ, подали поводъ къ тому, что о лунныхъ жителяхъ составляли меньше предположеній, нежели объ обитателяхъ другихъ планетныхъ міровъ.
Сколько мнѣній высказано о населеніи звѣздъ вообще и сколько существъ придумали на мірахъ нашей солнечной системы! Одни были ослѣплены очаровательною картиною древней миѳологіи или таинственнымъ значеніемъ астрологическихъ небесныхъ фигуръ, другіе же какою-нибудь ошибочною мыслью или стѣснительнымъ ограниченіемъ системъ. Существовали также мечтатели, которые создавали, всякій по своему желанію и образу мыслей, оживленные міры небеснаго пространства. Лунные романы, основанные на философской идеѣ, какъ Сирано-де-Бержерака, или поэтическія произведенія, въ защиту хорошаго и полезнаго, могутъ сдѣлаться важнымъ, а иногда даже очень цѣннымъ по своимъ послѣдствіямъ. Во всякомъ случаѣ, строить теорію на пустыхъ мечтахъ можно дозволить только писателямъ сказокъ. Тѣмъ не менѣе такія воззрѣнія замѣчательны и возбуждаютъ нашъ интересъ.
Многія научныя мысли, а въ томъ числѣ и идеи многочисленности міровъ, представляютъ романтическую сторону весьма пріятною для нашего воображенія, и когда мы поддались болѣзненной или причудливой наклонности, которая увлекаетъ насъ всѣхъ къ неопредѣленнымъ областямъ неизвѣстнаго, то мы сдѣлали первый шагъ къ ошибкѣ. Мы приведемъ нѣсколько пустыхъ теорій, пробужденныхъ научными мыслями; онѣ представляютъ исторію отважныхъ утвержденій о планетномъ человѣкѣ, опирающихся на предположеніяхъ. Сперва разскажемъ случай изъ путешествія Александра Гумбольдта.
Этотъ знаменитый ученый обращаетъ въ своемъ Космосѣ вниманіе на то, что географическое предположеніе Лесби о земномъ шарѣ, который онъ считаетъ пустымъ, падало поводъ людямъ, незнакомымъ съ наукою, предаться фантастическимъ воззрѣніямъ. Мысль Лесби не только почли положительнымъ фактомъ, но даже населили пустоту шара различными существами и полагали, что тамъ вращаются двѣ лучезарныя звѣзды, Плутонъ и Прозерпина, — имена, весьма приличныя къ предполагаемымъ условіямъ! Говорили даже, что подъ 82° широты есть отверзтіе, сквозь которое жители поверхности Земли могутъ спускаться въ ея внутренность. Еще болѣе, Гумбольдта и его спутника, Гумфри Деви, капитанъ Симмесъ безпрерывно и публично просилъ предпринять туда путешествіе, чтобы спуститься во внутренность Земли! Эта мысль походитъ на разсказы, которыми насъ пугали въ дѣтствѣ, именно о чертовомъ колодцѣ и объ отверзтіи въ угасшемъ жерлѣ, черезъ которое можно проникнуть въ преисподнюю.
Упомянемъ объ оригинальномъ причудливомъ объясненіи монаха о происхожденіи вращенія Земли, которое мы находимъ въ сочиненіи Сирано. По его теоріи, пламя вулкановъ не болѣе какъ адскій огонь, прорывающійся сквозь отдушины въ Землѣ, а ея внутренность состоитъ изъ очага. Проклятые стараются, но возможности, удалиться отъ мѣста мученій и даже совсѣмъ убѣжать; огромными массами они собираются на нижнюю поверхность твердой коры, образующей верхній слой земли, и уцѣпляются въ нее. Тѣснясь на внутренней поверхности этого слоя, проклятые приводятъ Землю въ движеніе такимъ же образомъ, какъ бѣлки вращаютъ колесо въ своей клѣткѣ.
Если бы предметъ не былъ серіозенъ, при такомъ шуточномъ объясненіи нельзя было бы воздержаться отъ хохота.
Къ этимъ романтическимъ выдумкамъ можно присоединить не менѣе фантастическое твореніе одного нѣмецкаго писателя. Разсказчикъ сообщаетъ путешествіе къ средоточію Земли Герой разсказа однажды свергается, во время путешествія, въ пропасть, проникающую во внутренность Земли. Падая все далѣе, онъ достигаетъ планеты Назара, занимающей середину внутренней области и обитаемой одними деревьями. Онъ подробно описываетъ обычаи, нравы и общественное состояніе величественныхъ кедровъ, незыблемыхъ дубовъ и красивыхъ миртъ, и свое изгнаніе на первомъ спутникѣ этой внутренней земли, который называется Мартини и обитаемъ обезьянами; затѣмъ онъ говоритъ о своемъ путешествіи на трехъ другихъ спутниковъ: Гармонику, заселенную живыми музыкальными инструментами, Мезендоръ, гдѣ царствуетъ Слонъ X и Каму, гдѣ существуютъ люди, довольно похожіе на насъ, и т. д.
Объ этой неисчерпаемой темѣ труднѣе молчать, нежели говорить, и подобными разсказами легко можно было бы поддерживать вниманіе слушателей въ теченіе нѣсколькихъ часовъ. По этому случаю мы вспоминаемъ о приключеніяхъ воздухоплавателя Пфаала, который, по донесенію Эдгарда Поэ, совершилъ большое интересное путешествіе въ область луны. Помощью легкаго и плотнаго воздушнаго шара съ пріемникомъ для воздуха, годнаго для дыханія, путешественникъ въ 19 дней прибылъ изъ Роттердама на луну, добросовѣстно записывалъ всѣ событія своего странствованія, отмѣтилъ метеорологическія явленія, которыя однако рѣдко имѣлъ случаи производить на пути, различный видъ Земли по мѣрѣ удаленія отъ нея, и въ заключеніе говоритъ о своемъ изумленіи, когда, по прибытіи на луну, увидѣлъ крошечныхъ людей со странными привычками, обычаями и нравами. Обо всемъ этомъ можно убѣдиться по документу, который одинъ обитатель луны вручилъ 30 Февраля 1830 года бургомистру Супербу Фанъ Ундердуку.
Кто не помнитъ о шумѣ, который надѣлало небольшое сочиненіе, появившееся въ послѣднихъ мѣсяцахъ 1835 года подъ ложнымъ именемъ Гершеля сына, гдѣ дерзко разсказывали величайшія глупости о лунѣ? Но выдуманному донесенію, напечатанному въ одной американской газетѣ, И. Гершель, отправленный на Мысъ Доброй Надежды для астрономическихъ наблюденій, увидѣлъ на лунѣ очаровательное зрѣлище, которое, по собственнымъ словамъ автора, не наименовавшаго себя, самымъ искуснымъ перомъ въ прозѣ не можетъ быть описано какъ слѣдуетъ, и «только воображеніе, на крыльяхъ поэзіи, въ состояніи представить сравненія, чтобы дать понятіе о возвышенности ландшафта, гдѣ темныя бегемотныя скалы, валами выдаются въ воздухѣ надъ крутизнами пропастей; лѣса, кажется, простираются посреди воздуха.» Великолѣпные амфитеатры мелкихъ и крупныхъ холмовъ блестѣли на солнцѣ тысячами рубиновъ: ручьи серебристаго цвѣта стекали со скалъ; желтые склоны чистаго золота тѣснились сѣтью въ видѣ вѣтвей на горизонтальномъ слоѣ скалъ, и были окружены зеленѣющимъ горнымъ лѣсомъ; овцы съ рогами, бѣлыми какъ слоновья кость, паслись на лугахъ съ антилопами и зебрами. Водяныя птицы въ огромномъ числѣ плавали по озерамъ. Лунные люди представляли родъ окрыленныхъ существъ. «Они были вышиною около 4 футовъ, и все ихъ тѣло, исключая лица, было покрыто короткими гладкими волосами мѣднаго цвѣта, а крылья состояли у нихъ изъ тонкой упругой голой перепонки, которая сзади свертывалась и опускалась отъ плеча до икръ.» Эти крылья были очень велики, когда ихъ распускали, и по своему строенію походили на крылья летучихъ мышей. Эти люди, бесѣдуя, порхали отъ холма къ холму и т. д. Всѣ эти чудеса представлялись какъ на разстояніи въ нѣсколько сотъ футовъ.
Шумъ, который надѣлало это сказочное донесеніе, побудилъ Араго, въ засѣданіи 2 ноября 1835 года, отвергнуть, отъ имени Института, это описаніе, какъ мистификацію. Кстати замѣтимъ, что въ публикѣ распространилось ложное мнѣніе, будто грубая сказка эта сплетена бывшимъ членомъ парижской обсерваторіи, между тѣмъ какъ въ дѣйствительности, по всей вѣроятности, лунную сказку, носящую очевидные признаки невозможнаго, изобрѣлъ американецъ Локъ.
Не смотря на занимательность исторіи научнаго романа, мы не станемъ разсматривать нашъ предметъ далѣе по этому направленію. Такое отклоненіе въ самомъ дѣлѣ не соотвѣтствуетъ духу нашего сочиненія. Станутъ ли однако удивляться, если мы скажемъ, что во всемъ томъ, что придумали объ обитателяхъ планетъ, собственно говоря, нѣтъ ничего серіознѣе этихъ невѣроятныхъ разсказовъ? Объ этомъ можно судить, обращая вниманіе на описаніе самыхъ теорій, касающихся этого предмета.
Мы начнемъ съ одного изъ первыхъ философовъ и глубочайшихъ мыслителей.
Отецъ нѣмецкой философіи, Эмануилъ Кантъ, утверждаетъ, въ своей Общей естественной исторіи и теоріи міра (1755 года): "Вещество, изъ котораго состоятъ обитатели различныхъ планетъ и даже животныя и растенія, должно быть вообще тѣмъ легче и тоньше, и упругость волоконъ, вмѣстѣ съ благопріятнымъ строеніемъ тѣла, тѣмъ совершеннѣе, чѣмъ дальше они находятся отъ солнца. Далѣе: «Мы болѣе чѣмъ съ вѣроятностью можемъ полагать, что превосходство мыслящихъ существъ, быстрота ихъ соображеній, ясность и живость пониманія, пріобрѣтаемаго внѣшними впечатлѣніями, способность соединять понятія и наконецъ ловкость исполненія, словомъ, ихъ совершенство во всемъ объемѣ подлежитъ опредѣленному правилу, по которому они тѣмъ превосходнѣе и совершеннѣе, чѣмъ дальше ихъ мѣстопребыванія отъ солнца.» Далѣе: «Мы не хотимъ распространять это предположеніе далѣе границъ, положенныхъ физическимъ изложеніемъ, и еще разъ упомянемъ о вышеприведенной аналогіи, что совершенство духовнаго, какъ и матеріальнаго міра на планетахъ, отъ Меркурія до Сатурна, или можетъ быть еще дальше (если существуютъ еще другія планеты) представляютъ вѣрный рядъ возрастанія и совершенствованія, соотвѣтственно ихъ разстоянію отъ солнца.»
По этой теоріи, обитатели нижнихъ планетъ Меркурія и Венеры, можетъ быть, еще слишкомъ матеріальны, чтобы поступать разумно, и ихъ умственныя способности далеко еще не развиты до такой степени, чтобы могли отвѣтствовать за свои поступки; обитатели Земли и Марса живутъ въ состояніи между несовершенствомъ и совершенствомъ въ безпрерывной борьбѣ вещества, которое покоряется низшимъ инстинктамъ, съ духомъ, который стремится къ добру; это состояніе тѣмъ вѣроятнѣе, что обѣ планеты, похожія въ астрономическомъ отношеніи, занимаютъ одно и то же кольце въ средней области солнечной группы; обитатели отдаленныхъ планетъ отъ Юпитера до границъ системы, которыя знаменитый философъ расширилъ, какъ бы предвидя открытія, сдѣланныя позднѣе, далѣе Урана, находятся въ состояніи высшаго совершенства и блаженства. Къ нимъ можно отнести слова Галлера: «Звѣзды, можетъ быть, мѣста пребыванія блаженныхъ духовъ, и на нихъ властвуетъ добродѣтель, какъ здѣсь господствуетъ порокъ.»
Относительно обитателей Юпитера, Кантъ замѣчаетъ, что жизненныя условія на этой планетѣ совершенно не годятся для обитателей Земли. "Помощью зрительной трубы мы узнали, " говоритъ онъ, «что на Юпитерѣ дни и ночи смѣняются въ теченіе 10 часовъ. Что сдѣлалъ бы обитатель Земли при такомъ распредѣленіи времени, если бы его перемѣстили на эту планету? Десяти часовъ ему было бы едва достаточно для успокоенія грубой машины сномъ. Сколько времени лишился бы онъ на подготовленіе къ бдѣнію, одѣванье и ѣду, и до какой степени существо, котораго дѣйствія происходятъ столь медленно, сдѣлалось бы разсѣяннымъ и неспособнымъ къ чему-либо дѣльному, потому что черезъ 5 часовъ его занятія внезапно прерываются пяти-часовымъ мракомъ? Напротивъ того, если Юпитеръ обитаемъ болѣе совершенными существами, которыя, при тончайшемъ развитіи организма, обладаютъ большею упругостью силъ и большею ловкостью исполненія, можно полагать, что для нихъ пять часовъ составляютъ то же самое, что двѣнадцать часовъ для нашего низшаго класса людей.»
Такое воззрѣніе на Физіологическія условія Юпитера и природу ихъ жителей, повидимому, весьма логично и только съ нимъ можетъ согласиться хорошій наблюдатель.
Изъ астрономовъ подобное же воззрѣніе имѣетъ знаменитый Боде. Въ Руководствѣ къ познанію неба онъ говоритъ: "Можетъ быть, на міровыхъ тѣлахъ находятся совершеннѣйшія существа, нежели мы, земные обитатели, и на другихъ планетахъ обитаютъ существа съ высшими способностями ума и большею ловкостью тѣла. Кажется не безосновательно предположеніе Ламбера, Канта, Бонне и другихъ философовъ, что душевная сила разумныхъ существъ можетъ замѣтнѣе перемѣняться, сообразно съ тонкостью тѣлеснаго вещества, что такое совершенство соотвѣтствуетъ разстоянію планетныхъ шаровъ отъ средоточія ихъ системы и матерія облагораживается по мѣрѣ возрастанія этого разстоянія: въ такомъ случаѣ существуетъ правильная послѣдовательность совершенства организованныхъ и живыхъ существъ на планетныхъ шарахъ нашей и другихъ солнечныхъ системъ. По такому представленію, земное вещество, образующее разумныхъ обитателей, даже животныхъ и растенія, тѣмъ легче, тоньше и упруже и но своему составу расположено тѣмъ выгоднѣе и менѣе непрочно, а тѣло мыслящихъ существъ тѣмъ свободнѣе пользуется душевными способностями, чѣмъ дальше планета отъ средоточія своей системы или своего солнца. Если существуютъ безчисленныя солнечныя системы, которыя всѣ соединены между собою и всѣ вмѣстѣ покоряются вліянію общаго центральнаго солнца или общаго средоточія, то умственная сила всѣхъ мыслящихъ обитателей міровъ тѣмъ возвышеннѣе и способнѣе, чѣмъ дальше они находятся отъ этого средоточія. Какой же изумительный рядъ способностей и примѣненія душевныхъ и тѣлесныхъ силъ включаетъ организованное живое и мыслящее твореніе!
«На этой неизмѣримой лѣстницѣ созданій, разумныя существа нисшаго класса, можетъ быть, не болѣе какъ оплодотворенное вещество; на высочайшей же ступени они будутъ всего болѣе походить на низшихъ между безтѣлесными существами.»
Такое воззрѣніе на вселенную болѣе привлекательно, нежели основательно. Мысль, на которой оно опирается, ничѣмъ не доказана. Дѣйствительно, ни одно наблюденіе не даетъ повода предполагать въ мірахъ совершенство, соотвѣтствующее ихъ отдаленности отъ солнца. Можно даже предполагать, что рѣзкость жизненныхъ условій на отдаленныхъ планетахъ, именно жестокій холодъ, непроницаемый мракъ и т. д. обусловливаетъ ступени совершенства въ обратномъ порядкѣ. Но мы не имѣемъ никакихъ основаній утверждать что-либо положительно. Навѣрное въ природѣ есть планъ и единство. Но уже при разборѣ цѣлесообразности мы видѣли, что этотъ планъ и это единство для человѣка непостижимы, и что дѣятельность природы достигаетъ цѣли путями совершенно сокровенными, которые, можетъ быть, всегда останутся для людей тайною. Упомянутые представители науки предлагаютъ свое ученіе не какъ рѣшенную истину или результатъ наблюденій и опыта, но называютъ его только предположеніемъ. Природа есть слово, которое выражаетъ безпрерывную дѣятельность творческой силы или, вѣрнѣе, безпрерывную дѣятельность Божіей воли. Но природа не слабое существо, поступающее по общимъ правиламъ, выведеннымъ человѣкомъ изъ явленій, и при своемъ творчествѣ не покоряется законамъ, которые нерѣдко кажутся намъ произвольными и относятся только къ извѣстнымъ отдѣламъ, — законамъ, о которыхъ мы полагаемъ, что намъ удалось ихъ подмѣтить. Дѣйствительно, природа, повидимому, не послѣдовала ни одному изъ придуманныхъ нами правилъ при распредѣленіи своихъ даровъ планетнымъ мірамъ, и между Меркуріемъ и Нептуномъ нѣтъ другихъ степеней, кромѣ тѣхъ, которыя по необходимости обусловливаются ихъ разстояніемъ отъ солнца. Относительно величины, плотности, положенія путей, числа лунъ и т. д., по сказанному выше видно, что вовсе не обнаруживается закона опредѣленныхъ отношеній. Обзоръ нашей системы не даетъ намъ повода предполагать правильное возрастаніе физическаго, умственнаго и нравственнаго порядка у планетныхъ людей. Если же судить по происходящему на Землѣ, то Физіологическія науки учатъ насъ, что всего болѣе развились относительно жизни, или обитаемы существами высшими въ физическихъ и умственныхъ отношеніяхъ тѣ міры, которые заключаютъ самыя благопріятныя условія жизни и способны доставить своимъ обитателямъ самую пріятную и продолжительную жизнь. Съ этой точки зрѣнія, Юпитеръ стоитъ гораздо выше Урана и Нептуна, хотя онъ къ солнцу ближе, нежели обѣ другія планеты. Но и такое ученіе физіологіи нельзя принять безусловно, потому что оно лишается много своего значенія какъ скоро мы перестанемъ считать человѣческое существованіе на Землѣ образцемъ для сравненія всякой жизни. Дѣйствительно человѣчество другихъ планетъ, по внутренней сущности и формѣ существованія, дѣятельности жизни и вообще по всѣмъ своимъ свойствамъ, отличается отъ насъ, почему всякое мнѣніе объ этомъ человѣчествѣ неизбѣжно опирается на шаткомъ основаніи.
Какъ ни часто пытались опредѣлить свойства обитателей другихъ планетъ, всегда ошибались или даже подвергались осмѣянію. Одни, какъ напр. Корнелій Агриппа и вообще предсказатели, предаваясь мечтамъ и произволу необузданнаго воображенія, создали на поверхности планетъ людей по образцамъ формъ миѳологіи древности, какъ будто созданіе природы имѣетъ связь съ ошибками человѣческаго ума. Другіе, по примѣру Вольфа, переносили на различныя планеты условія существованія земнаго человѣка, и воображали, что тамъ обитатели такого же рода какъ на Землѣ, но снабжены организаціею, соотвѣтствующею особымъ условіямъ планетъ. Это также противно природѣ, которая безъ труда создаетъ существа сообразно со временемъ, мѣстомъ и обстоятельствами. Еще другіе, какъ недавно докторъ Уэуэль, предполагали на Землѣ, не смотря на очевидно низкое ея положеніе въ ряду планетъ, самыя лучшія условія жизни, и допускали на планетахъ существованіе только твореній безъ разума, съ причудливыми и безполезными формами, придуманными на упомянутыхъ основаніяхъ при сравненіи отношеній жизни земныхъ существъ съ условіями на другихъ планетахъ, на которыхъ находятся предполагаемыя нами твари.
Кажется, погружаешься въ сонъ, когда углубляешься въ мрачныя мысли, высказанныя древними о планетахъ, имѣвшихъ несчастіе пользоваться дурною славою. Особенно Сатурнъ, бѣдный Сатурнъ, никогда не могъ избавиться отъ миѳологическаго злословія; съ того времени, какъ былъ свергнутъ съ престола почтеннымъ своимъ сыномъ, Юпитеромъ, Сатурнъ все еще держитъ въ рукахъ губительную косу и исполняетъ грустную должность мстителя. Вспомните, что сказалъ отецъ Кирхеръ, чрезъ 100 лѣтъ послѣ Коперника. Съ того времени эту планету обратили въ темницу, мѣсто ужасовъ и адъ, или, напротивъ того, въ рай, превосходную область, или священную землю, увѣнчанную яркимъ свѣтомъ. Произошло ли первое мнѣніе отъ дурнаго мнѣнія о дряхломъ Сатурнѣ, которое питали въ древности или средніе вѣка? Мы этого не знаемъ; такое неблагопріятное мнѣніе о Сатурнѣ высказалъ не одинъ восторженный Кирхеръ и его подражатели, а такъ же другіе писатели, гораздо болѣе свѣдущіе въ естествознаніи и философіи.
Мы упомянемъ объ описаніи міра Сатурна Викторомъ Гюго. Неужели должно считать слѣдующую картину только игрою изобрѣтательнаго воображенія: «Исполинскій Сатурнъ, звѣзда со смертоносными лучами! Небесная чума! Темничная тѣснота мрачнаго могущества! Царство, обреченное нуждѣ, мученіямъ, страданіямъ! Адъ стужи и вѣчной ночи! Его эѳирная оболочка носится въ ледянистомъ мертвомъ поясѣ, два кольца, жадно пламенѣя, дико вращаются вокругъ него; на его бронзовомъ небѣ, гдѣ господствуютъ ужасы, ты видишь грустное отраженіе колецъ. Какъ паукъ, коварно подстерегающій добычу въ своемъ гнѣздѣ, Сатурнъ смотритъ на золотыя свои луны; солнце убѣгаетъ отъ него и проходитъ по небесной твердынѣ звѣздочкою. Другіе міры съ трепетомъ и боязнью глядятъ на Сатурна, на тѣнь смерти, на источникъ бѣдствій: потому что все заставляющее ихъ страдать и о чемъ они должны грустить, происходитъ отъ него и увлекается къ нему.»
Нельзя рѣшить, кто болѣе правъ: тѣ ли, кто считаетъ Сатурнъ безплоднымъ, негостепріимнымъ міромъ, или же тѣ, которые предполагаютъ на немъ мѣсто пребыванія счастія и благоденствія. По весьма основательнымъ причинамъ Сатурну должно однако приписать высшее мѣсто, нежели Землѣ.
Прежде нежели мы разстанемся съ одною замѣчательною планетою, сообщимъ мнѣніе одного ученика Фурье, который занимался изслѣдованіями о многочисленности планетныхъ міровъ. Его мысли высказаны въ видѣ письма къ одной дамѣ и въ свое время надѣлали много шума. Впрочемъ, тамъ, гдѣ эти мысли имѣютъ какое-нибудь основаніе, они указываютъ очень вѣрно, какъ представляется вселенная обитателямъ Сатурна.
"Что касается до кольца, то обитателямъ внутренняго изъ нихъ представляется удивительное зрѣлище въ той части своего мѣстопребыванія, которая обращена къ планетѣ: она кажется имъ громаднымъ шаромъ, стоящимъ въ зенитѣ и закрывающимъ небо на протяженіи около трети разстоянія отъ зенита до горизонта. Вмѣстѣ съ тѣмъ истинный горизонтъ долженъ представлять имъ на сѣверѣ и югѣ замѣтное пониженіе, между тѣмъ какъ на западѣ и востокѣ они видятъ приподнятіе своего кольца двумя горами, которыя теряются на небѣ, за шаромъ планеты. Если они идутъ по плоской сторонѣ кольца, то имъ кажется, что обѣ эти горы понижаются къ югу и сѣверу и исчезаютъ въ горизонтальной плоскости, которою скрывается половина круга планеты.
"Легко себѣ представить телеграфическое сообщеніе между обитателями колецъ и жителями планетнаго тѣла, которое можетъ быть очень полезнымъ. Опасаясь, что насъ обвинятъ въ пустыхъ выдумкахъ, мы ограничимся указаніемъ на особую услугу, которую могутъ оказывать жители кольца Сатурна обитателямъ самой планеты; они уже очень рано были въ состояніи сообщать послѣднимъ о шарообразности ихъ мѣстопребыванія. Дѣйствительно, лѣтомъ они видятъ тѣнь планеты на поверхности кольца. Если вы, сударыня,) прибавляетъ изслѣдователь міровъ, «безъ труда хотите видѣть, какъ у васъ сзади причесаны волосы, вы становитесь бокомъ между лампою и стѣною, и замѣчаете тогда на стѣнѣ, въ тѣни очеркъ вашей головы. Мы, жители Земли, точно какъ обитатели Сатурна, можемъ видѣть тѣнь нашего шара, и безъ затрудненія познать, что наша планета кругла. То, что жители Сатурна видятъ лѣтомъ каждый вечеръ и утро, намъ представляется при лунномъ затмѣніи.»
Нѣкоторые изслѣдователи не ограничивались тѣмъ, что описали зрѣлище вселенной, представляющееся обитателямъ другихъ міровъ съ ихъ точки зрѣнія, не ограничивались разсужденіемъ, основаннымъ только на научныхъ данныхъ, но попытались опредѣлить родъ существованія, степень образованія и даже ростъ неизвѣстныхъ намъ людей. Такимъ образомъ, въ началѣ прошедшаго вѣка, Христіанъ Вольфъ позволилъ себѣ предположенія и произвольныя сравненія, чтобы опредѣлить ростъ обитателей Юпитера. Строгій систематикъ, который ввелъ въ тогдашній философскій матеріалъ математическою методою порядокъ, ясность и основательность, признавалъ необходимость вѣрныхъ наблюденій и положительныхъ разсчетовъ для выводовъ въ области астрономіи, и самъ говорилъ: «Едва стоило бы опровергать такія мнѣнія (утвержденіе, что Земля зимою стоитъ дальше отъ солнца, чѣмъ лѣтомъ и т. д.), которыя несогласны съ первыми началами звѣздословія, если бы мы не считали полезнымъ, показать примѣромъ, какъ несогласно съ естествознаніемъ поступаютъ тѣ, которые, при недостаткѣ праваго глаза, смотрятъ на произведеніе природы лѣвымъ, т. е. которые, не опираясь на искусство измѣренія, осмѣливаются философствовать о событіяхъ въ природѣ, единственно основываясь на опытѣ. Они должны быть совершенно слѣпы, потому что не имѣютъ даже лѣваго глаза, такъ какъ не понимаютъ ни опыта, ни искусства измѣренія.»
Совершенно несогласно съ такимъ убѣжденіемъ въ необходимости опираться при своихъ выводахъ только на дѣйствительно наблюдаемыхъ фактахъ, Вольфъ дѣлаетъ относительно жителей Юпитера совершенно произвольное предположеніе, что у нихъ зрачекъ долженъ быть больше, чѣмъ у жителей Земли, оттого что тамошніе люди, по большей своей отдаленности отъ Солнца, только съ большимъ зрачкомъ въ состояніи ощущать слабѣе дѣйствующій свѣтъ какъ мы. Вольфъ полагаетъ, что по отношенію между разстояніями Юпитера и Земли отъ Солнца можно опредѣлить величину зрачка Юпитера, а по этой величинѣ узнать его ростъ. По такому разсчету житель Юпитера будетъ вышиною около 13½ футовъ. Мы однако можемъ быть убѣждены, что Вольфъ, при такомъ выводѣ, сознавалъ, что находится въ области однихъ предположеній.
По этому видно, что всѣ подобныя теоріи не имѣютъ прочнаго основанія. Не смотря на шумъ, который надѣлала новѣйшая теорія Фурье, и на большое число его приверженцевъ, къ сожалѣнію, кажется, что и ее слѣдуетъ поставить на одинъ уровень съ прежними. По его мнѣнію, различные живые организмы — человѣкъ, животныя и растенія, — произведены оплодотвореніемъ планетъ, которыя считаются оживленнымъ страстными существами и производятъ каждое на себѣ и изъ себя, изліяніями изъ магнетическихъ своихъ полюсовъ, первыя пары всѣхъ организованныхъ существъ. Такъ какъ всякая планета обладаетъ особою душею, свойствами и страстями, то изъ этого слѣдуетъ, что ея населеніе соотвѣтствуетъ такому характеру. Человѣкъ отнюдь не стоитъ выше міра, въ которомъ обитаетъ, но, напротивъ, надъ человѣческою душою господствуетъ планетная, которая устанавливаетъ связь людей съ Создателемъ, поступающимъ по собственной волѣ и ведущимъ человѣчество по избранному имъ пути. Міры представляютъ порядокъ небесныхъ степеней, смотря по группамъ или вселеннымъ, къ которымъ принадлежатъ. Порядокъ же степеней образуетъ то, что Рено, ученикъ Фурье, называетъ двуміровымъ, трехміровымъ и т. д. порядками. Планеты живутъ и умираютъ, какъ и другія существа. При смерти нашей планеты, ея душа увлечетъ съ собою всѣ человѣческія, такъ что онѣ начнутъ новую жизнь на другомъ міровомъ тѣлѣ, напр. на кометѣ, которая сгустится и уровнится. Человѣкъ можетъ, какъ бы ни были велики его способности, двигаться впередъ только соотвѣтственно роду человѣчества, къ которому принадлежитъ. Лишь послѣ смерти своей планеты, онъ въ состояніи возвыситься и обитать другой міръ. Фурье развиваетъ свое воззрѣніе еще дальше и часто переносится въ совершенно выдуманный имъ міръ. Должно пожалѣть, что его ученики не боятся идти по неизвѣстнымъ пространствамъ все дальше. Нѣкоторые даже утверждаютъ, что Сатурнъ далеко ушелъ впередъ, считая доказательствомъ своего мнѣнія окружающій его вѣнецъ свѣта, и надѣются, что наша Земля получитъ такой вѣнецъ въ знакъ блаженства, когда человѣчество вступитъ въ пору всеобщей гармоніи!
По этому видно, какъ легко ошибиться при ложномъ перенесеніи законовъ царства вещества въ царство духовъ. Кто можетъ утверждать, что не существуютъ два совершенно различные ряда созданій, два рода міра съ совершенно различными основаніями, міръ тѣлесный и міръ духовный? Его ученіе удивительно въ той части, гдѣ онъ разсматриваетъ взаимное отношеніе людей, но далѣе оно отклонилось отъ истиннаго пути, какъ и ученіе Пьера Леру, который ограничиваетъ повторительное оживаніе души только Землею. Оба они были отчасти слишкомъ отважны, а отчасти робки; отважны, предаваясь произволу предположеній и считая мечты успѣхомъ; робки, не постигая, что взаимное отношеніе людей на Землѣ составляетъ только часть истины. Кто бы мы ни были на Землѣ, и на какой степени ни состояли, — для насъ человѣчество, къ которому мы принадлежимъ, составляетъ только звено неизмѣримой цѣпи. Міръ, обитаемый нами, только станція между безконечнымъ множествомъ острововъ въ эѳирномъ морѣ, и мы все идемъ въ безконечномъ пространствѣ къ общей цѣли, а этотъ всеобщій путь, сообразный назначенію, есть созданіе, которое провозглашаетъ общее взаимное отношеніе, установленіе порядка въ одномъ цѣломъ.
Мы не можемъ согласиться также съ мыслями Тусенеля, послѣдователя Фурье, о происхожденіи существъ на планетахъ. Выводъ совершеннаго тожества изъ сходства нѣкоторыхъ частностей, превосходная метода для постиженія неизвѣстнаго по извѣстному; но примѣнять такой способъ къ наклонностямъ, кажется, не имѣетъ той важности, какую придаетъ ему этотъ писатель. Безъ сомнѣнія, можно было бы назвать законъ, управляющій міромъ, любовью тѣлъ, а законъ, управляющій душами, притяженіемъ душъ; безъ сомнѣнія, степень дѣятельности всякаго существа основывается на его наклонностяхъ, и, собственно говоря, это выраженіе можно было бы перенести въ неоживленное царство и сказать, что сродство первобытныхъ частичекъ есть также любовь или наклонность. Но приверженцы упомянутой теоріи разумѣютъ слово наклонность не въ такомъ переносномъ смыслѣ. Для нихъ вовсе нѣтъ неоживленнаго міра, все, по ихъ мнѣнію, одушевлено личнымъ духомъ, — все, отъ песчинки до солнца, мыслитъ и имѣетъ наклонности. Въ этомъ заключается ошибка. Сознаемся, что произвольное предположеніе мыслящаго голыша намъ вовсе не нравится, и мы придерживаемся совершенно противоположнаго мнѣнія, не обращая вниманія на слѣдующія слова Тусенеля: «Въ канцеляріи измѣренія долготы не судятъ о звѣздахъ по ихъ дѣйствію; наклонность есть основаніе движенія небесной механики, и тѣ, которые подавляютъ ее, вандалы, не имѣющіе понятія о наукѣ.» Если мы распространяемся объ этомъ мнѣніи, то дѣлаемъ это оттого, что оно выражаетъ мысли не отдѣльнаго лица, но основное воззрѣніе цѣлой школы. Въ сочиненіи Тусенеля о наукѣ наклонностей мы находимъ слѣдующія правила: "Величайшее счастіе звѣздъ, какъ и всѣхъ оживленныхъ существъ, заключается въ произведеніи и въ дѣятельности творческихъ своихъ силъ; безъ такой неумолимой потребности создавать и любить міры скончались бы.
"Планеты, высшія существа, нежели человѣкъ, производятъ насъ изъ себя и обладаютъ способностью создавать соединеніемъ основныхъ своихъ силъ; онѣ имѣютъ великую обязанность производить на себѣ жизнь и поддерживать ее.
"Всякое созданіе звѣздъ выражается однимъ основнымъ характеромъ, однимъ существомъ, которое составляетъ главную его цѣль. На планетѣ Землѣ это существо есть человѣкъ.
«Чтобы знать все, намъ достаточно изслѣдовать человѣка во всѣхъ отношеніяхъ.»
Мы сообщимъ еще нѣсколько менѣе постижимыхъ мыслей о возниканіи существъ, которыя выразили различные писатели. По теоріи Фурье, планеты создаютъ живыя существа разнаго рода и съ различнымъ характеромъ, сообщая взаимно другъ другу основныя свои силы, которыя онъ называетъ ароматами. Если спросятъ объ ароматическомъ титулѣ какого-либо существа, напр. лошади, то намъ отвѣчаютъ, что она гордое, аристократическое существо, любящее сраженія охоту; въ его осанкѣ видны благородство, честолюбіе и жажда славы, и по такому виду ее должно считать произведеніемъ истеченія Сатурна. «Лошадь благоухаетъ чистѣйшимъ ароматомъ главной планеты честолюбія, великолѣпнаго небеснаго шара, который катится со свитою семи спутниковъ и красуется на небѣ какъ картина Фанъ-Дейка, — планеты Сатурна, которой воинственный духъ видѣнъ уже по гордой осанкѣ и великолѣпному цвѣту двойнаго шарфа, которымъ она столь охотно опоясывается. Все на этой звѣздѣ пламенѣетъ, блещетъ ярко и бросается въ глаза, и она любитъ великолѣпіе какъ кровный конь…» По этому видно, что мнѣнія о планетѣ Сатурна весьма различны.
По той же самой системѣ Сатурнъ, главная планета честолюбія, и пахнетъ тюльпанами и лиліями. Юпитеръ, главная планета семейственности, менѣе ароматна, чѣмъ Земля, и пахнетъ нарцисомъ. Марсъ — страшная планета; нельзя перечислить, сколько отъ нея происходитъ отвратительнаго, ядовитаго, гадкаго и отталкивающаго. Уранъ — главная планета любви и была естественнымъ мѣстомъ произрастанія синихъ цвѣтковъ, но Земля возстала нравственными теоріями противъ любви, и въ наказаніе Уранъ одарилъ синіе цвѣтки на Землѣ цѣлебною силою, лишая ихъ благоуханія любви. Нептунъ пахнетъ табакомъ, потому что съ него происходитъ это растеніе, этотъ одуряющій ядъ, который заставляетъ насъ дышать ртомъ и ѣсть носомъ, « и т. п.
Вотъ что говоритъ одинъ фурьеристъ. Другой, Викторъ Геннекенъ, умершій при очень печальныхъ обстоятельствахъ, высказываетъ подобныя же мысли въ главѣ объ астрономіи страстей, гдѣ говоритъ о земной душѣ. Понятно, почему этотъ человѣкъ высказалъ такія мысли; но спрашивается, какимъ образомъ писатели, имѣющіе нѣкоторую философскую славу, могли раздѣлять упомянутыя воззрѣнія.
Къ счастію, объ этомъ предметѣ писали мало. Въ области однихъ предположеній самые отважные изслѣдователи обыкновенно останавливаются на извѣстной точкѣ, гдѣ они изумляются, что видятъ только себя, а далѣе одну пустоту и одиночество. Немногіе совершенно ослѣпляются своею системою, чтобы не видѣть ничего за нею и сохранить вѣру, что въ ихъ системѣ заключается истина. ?ъ менѣе отважной точки зрѣнія, опирающейся по крайней мѣрѣ на кажущихся наблюденіяхъ, прославленные писатели забавлялись опредѣленіемъ свойствъ другихъ міровъ, соображаясь съ особенностями нашего, и по представляющемуся виду этихъ міровъ выводили, какое зрѣлище открывается тамошнимъ жителямъ. Мы выкажемъ, что и эти писатели, какъ предъидущіе, далеки отъ истины. Первые слишкомъ предались произволу и запутались въ системѣ, ни къ чему негодной, послѣдніе же слишкомъ привязывались къ Землѣ и полагая, что представляютъ себѣ другіе міры, видѣли только самую Землю, не ясно отраженную въ зеркалѣ ихъ мыслей.
Одно изъ самыхъ поэтическихъ описаній подобнаго рода мы имѣемъ о планетѣ Венерѣ, которую составилъ авторъ Павла и Виргиніи въ Гармоніи природы. Пусть это будетъ первымъ доказательствомъ высказанной нами истины.
„На Венерѣ“, говоритъ Бернарденъ-де-Сенъ-Пьерръ, „должны быть острова съ горами въ пять или шесть разъ выше вершины Тенериффы. Стекающіе въ нихъ блестящіе ручьи орошаютъ и освѣжаютъ свои берега, украшенные зеленью. Моря должны представлять величественнѣйшее и въ то же время прелестнѣйшее зрѣлище. Представьте себѣ горный ледникъ Швейцаріи со стремительными ручьями, озерами, лугами и елями посреди южнаго моря; представьте себѣ возлѣ нихъ холмы Луары съ виноградниками и плодовыми садами, и берега Молуккскихъ острововъ съ ихъ рощами, украшенными бананами, мушкатными и гвоздичными деревьями, которыхъ прекрасное благоуханіе далеко разносится вѣтромъ; населите эти острова горлицами, колибри и великолѣпными птицами Явы, которыхъ пѣніе и прелестное щебетаніе отдается отголоскомъ; представьте себѣ берега, осѣненные кокосовыми пальмами и покрытые жемчужными раковинами и амброю; тутъ же звѣздчатые кораллы Индійскаго Океана и кораллы Средиземнаго Моря вырастаютъ, при непрерывномъ лѣтѣ, до величины высочайшихъ деревъ, посреди омывающаго ихъ моря, подымающагося и опускающагося въ теченіе 24 дней приливомъ и отливомъ, и смѣшиваютъ свой алый и пурпуровый цвѣтъ съ зеленью пальмъ; представьте себѣ, наконецъ, потоки прозрачной воды, которые окружаютъ эти горы, лѣса и птицы, и въ теченіе 12-ти-дневнаго прилива и 12-ти-дневнаго отлива перелетаютъ съ одного острова на другой. Тогда мы будемъ имѣть слабую картину Венеры. Солнце стоитъ надъ поворотнымъ кругомъ этой планеты подъ угломъ болѣе чѣмъ въ 71° надъ экваторомъ, а потому на полюсѣ, который оно освѣщаетъ, должна быть болѣе пріятная температура, нежели у насъ въ теплую весну. Длинныя ночи этой планеты не освѣщаются лунами, но Меркурій, по своему блеску и близости, и Земля по своей величинѣ замѣняютъ этой планетѣ недостающія луны. Жители Венеры такого же роста какъ мы, потому что обитаютъ на планетѣ такой же величины, какъ Земля; но они находятся въ болѣе счастливой области и должны посвящать все свое время любви (!). Одни пасутъ на горахъ стада и ведутъ пастушескій образъ жизни, другіе наслаждаются на берегахъ плодоносныхъ острововъ пляскою, пиршествами и пѣснями или плаваютъ на перегонку, какъ счастливые островитяне Таити….“
Мы отъ всего сердца желаемъ, чтобы обитатели Венеры вели радостный образъ жизни, описанный Берварденъ-де-Сенъ-Пьерромъ, но, имѣемъ основаніе полагать, что на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ. Мы не утверждаемъ, какъ Фонтенель, что Венера, столь прелестная издали, вблизи очень гадка, но замѣтимъ, что астрономическое положеніе этой планеты вовсе не такъ благопріятно, какъ полагаетъ нашъ восторженный разсказчикъ. Если лѣтомъ половина этого міра болѣе нагрѣвается солнечными лучами, нежели другая, то по той же самой причинѣ въ то же время другая половина холоднѣе, и ея обитатели подвергаются весьма непріятной температурѣ. Можно впрочемъ замѣтить, что руководимому наукою пришлось бы исправить очень многое въ этой картинѣ, чтобы сдѣлать ее болѣе правдоподобною. Но вообще очень важно то, что въ этомъ изображеніи многое заимствовано у Земли, и оно оттого удаляется отъ дѣйствительности изслѣдованія чуждой планеты. Мы повторяемъ сказанное нами: такой упрекъ заслуживаютъ всѣ, старавшіеся изобразить обитателей планетъ. Даже полагавшіе, что весьма удаляются отъ земныхъ мыслей, даже мистическій Сведенборгъ, заслуживаютъ такой упрекъ. Мы открываемъ любую страницу въ его сочиненіи о земляхъ неба и читаемъ:
„О первой землѣ звѣзднаго неба. Я видѣлъ тамъ многіе луга и лѣса съ зеленѣющими деревьями, а также овецъ съ шерстью. Затѣмъ я увидѣлъ нѣсколькихъ жителей низкаго сословія, одѣтыхъ почти какъ европейскіе крестьяне. Я видѣлъ также мужчину съ женою, которая казалась красивою и обходилась прилично: мужчина также: но меня удивляло, что онъ шелъ съ достоинствомъ и почти гордою поступью, между тѣмъ какъ походка женщины была смиренная. Ангелъ сказалъ мнѣ, что таковъ обычай на этой землѣ, и что этихъ мужчинъ любятъ, потому что они добры. Мнѣ сказали также, что они не смѣютъ имѣть нѣсколькихъ женъ, такъ какъ это противозаконно. Женщина, которую я видѣлъ, имѣла на груди широкую одежду; за которою могла скрыться; она была сдѣлана такъ, что въ нее входили при надѣваніи руки и съ нею можно было ходить; такая одежда годится также для мужчинъ….“ Затѣмъ слѣдуютъ другія подробности.
На четвертой землѣ звѣзднаго неба есть люди голые и одѣтые. „Когда однажды духъ, бывшій на нашей землѣ священникомъ и проповѣдникомъ, находился у людей, носившихъ одежду, явилась дѣвица съ чрезвычайно красивымъ лицемъ, въ очень простомъ платьѣ; юпка прилично висѣла сзади, руки были покрыты, а головной уборъ имѣлъ прекрасный видъ цвѣточнаго вѣнка. Когда духъ увидѣлъ дѣвицу, она ему очень понравилась, онъ заговорилъ съ нею и взялъ ее за руку; когда же она замѣтила, что онъ былъ духъ и не принадлежалъ къ ея землѣ, она удалилась. Затѣмъ по правую его сторону вились другія женщины, которыя пасли овецъ и ягнятъ и вели скотину къ водопою съ водою, проведенною изъ озера по рву; онѣ были одѣты такимъ же образомъ и держали въ рукахъ посохъ, помощью котораго гнали овецъ и ягнятъ къ водопою. Я также видѣлъ лице этихъ женщинъ: оно было кругло и прекрасно. Сверхъ того, я видѣлъ мужчинъ; ихъ лице было тѣльнаго цвѣта, какъ у насъ на землѣ, съ тою разницею, что нижняя часть лица была безъ бороды, но черна, а носъ болѣе снѣжнаго, нежели тѣльнаго цвѣта….“
Свенденборгіянцы позволятъ намъ замѣтить, что по крайней мѣрѣ въ этомъ случаѣ видѣніе ихъ апостола совершенно личное и содержитъ не болѣе какъ сѵмволъ, и что описанныя имъ существа находятся только въ его воображеніи, воспламененномъ ложною вѣрою. Крайне невѣроятно, что нашъ земной міръ имѣетъ гдѣ либо въ пространствѣ одного или нѣсколькихъ двойниковъ. Мы уже видѣли и увидимъ дальше, почему такого тожества допустить нельзя.
Всѣ, пытавшіеся опредѣлить природу жителей небесныхъ земель, постоянно представляли себѣ существа, похожія на земныхъ людей. Всѣ, которые старались описывать чуждыя природы» считали ихъ подражаніями природѣ нашей родины. Даже астрономъ Гейгенсъ, остроумный ученый XVII вѣка, увлекся такими пустыми предположеніями, высказавъ мнѣніе, что на другихъ мірахъ живутъ существа, похожія на земныя. По его мнѣнію, тамъ растутъ и размножаются растенія и животныя, какъ на Землѣ, «люди, обитающіе на другихъ планетахъ, имѣютъ такой же духъ и такое же тѣло, какъ земные. Ихъ чувства походятъ на наши, свойственны имъ въ. томъ же числѣ и служатъ такимъ же образомъ, какъ у насъ. Животныя планетъ такихъ же родовъ и даже такой формы, какъ на Землѣ; люди такого же роста и тѣлосложенія, какъ у насъ, чтобы исполнять работы въ родѣ нашихъ; руки, какъ наши, способныя для изготовленія математическихъ инструментовъ и другихъ предметовъ промышлености; жители планетъ обладаютъ членами нашей формы, потому что она самая совершенная; въ одеждѣ они нуждаются, какъ мы; торговля, война, различныя потребности и страсти у нихъ тѣ же, какъ и здѣсь; они строятъ домы въ родѣ нашихъ, знаютъ мореплаваніе и занимаются имъ, и, какъ мы, свѣдущи въ надежныхъ правилахъ ариѳметики, теоремахъ математики и законахъ музыки, занимаются художествами и вообще имѣютъ вѣрное отраженіе земнаго человѣчества.»
Уже въ исторической части мы говорили, что этотъ астрономъ одинъ изъ ученѣйшихъ и замѣчательнѣйшихъ писателей, и выразили наше уваженіе къ его трудамъ. Но, удивляясь уму и учености Гейгенса, мы, однако, замѣтимъ, что въ описаніи теоріи міровъ онъ шелъ по крутому пути, на которомъ поскользнулись уже многіе.
Впрочемъ, важно замѣтить, что въ такомъ ложномъ воззрѣніи нельзя упрекнуть каждаго теоретика въ частности. Должно помнить, что такое воззрѣніе зависитъ отъ общаго свойства нашего духа, который непреодолимо все относитъ къ себѣ, и что внутреннее познаваніе возникаетъ у насъ такимъ образомъ, что мы только при величайшемъ напряженіи способны предполагать природу, устроенную иначе, чѣмъ какой привыкли ее видѣть.
Ксенофонтъ справедливо говоритъ: «Человѣкъ постоянно относитъ и переноситъ свою природу въ созерцаемыя имъ вещи, что тѣсно соединена съ устройствомъ нашего разсудка, почему мы безсознательно создаемъ все по нашему образу. Даже самого Бога, безконечное существо, которое ареопагъ, священнѣйшее судилище, объявило необъяснимымъ, представляется нашей душѣ только въ обманчивой формѣ нашей человѣческой личности.»
По ученію Веды, великій духъ спросилъ въ началѣ сотворенія созданныя имъ души, какія онѣ изберутъ себѣ тѣла. Разсмотрѣвъ всѣ существа, души избрали себѣ человѣческое тѣло, потому что оно всѣхъ красивѣе. Книга Веды древнѣйшее сочиненіе, содержащее религіозное ученіе о возниканіи міра. Со временъ этой отдаленной древности, мнѣніе о превосходствѣ человѣческаго тѣла не измѣнялось.
Самые смиренные люди не сомнѣваются, что они совершеннѣйшія существа и цари вселенной. Когда же пробудилось религіозное понятіе безграничнаго величія Всевышняго, признали существованіе высшихъ твореній въ видѣ ангеловъ и святыхъ, пополняющихъ громадную разницу между людьми и Богомъ, и не нашли для нихъ прекраснѣйшей и болѣе достойной формы, какъ формы обоготвореннаго человѣка. Мы придаемъ видъ людей всему; даже совершенно постороннія вещи, каковы солнце и луна, испытали вліяніе такой общей наклонности и представились въ человѣческой формѣ.
Но такое мнѣніе о превосходствѣ человѣческой природы, обусловленной обманами чувствъ и природнымъ тщеславіемъ, не подтверждается результатами нашихъ изысканій и нашими познаніями вообще. Напротивъ, можно постановить за правило, что для вѣрнаго сужденія о природѣ вещей, всего менѣе должно сравнивать ихъ съ людьми и опредѣлять относительную ихъ цѣнность, но стремиться познать ихъ значеніе самихъ по себѣ. Это основное правило должно оцѣнивать въ полной его мѣрѣ и всегда примѣнять, особенно при изысканіяхъ въ родѣ нашихъ.
Оттого изслѣдователи обитаемости небесныхъ тѣлъ поступаютъ всего благоразумнѣе, когда, по примѣру Ламбера, въ Космологическихъ письмахъ объ устройствахъ мірозданія, признаютъ невозможность составить вѣроятное предположеніе о свойствахъ обитателей другихъ міровъ «, принимая наставленія природы, убѣждены, что животворящая сила, которая произвела первоначально самодѣятельныя поколѣнія, повсюду дѣйствуетъ на другихъ мірахъ, сообразно съ существующими тамъ началами.
Можно утверждать, что всякій, серіозно намѣревающійся опредѣлить человѣчество другихъ планетъ, характеризовать условія ихъ существованія, представить физическое, умственное и нравственное ихъ состояніе и объяснить ихъ природу и форму существованія, можно утверждать, говоримъ мы, что всякій, имѣющій такое притязаніе, предается тщеславной ошибкѣ. Хотя мы съ рѣшительностью незыблемаго убѣжденія утверждаемъ многочисленность міровъ, мы, однако, не беремся опредѣлить, какіе на нихъ находятся обитатели. Мы утверждаемъ, что при настоящемъ состояніи нашего знанія этотъ вопросъ невозможно рѣшить.
Наши физіологическія изслѣдованія указали, что у насъ произведенія природы находятся во взаимномъ отношеніи съ состояніемъ земли, и различныя существа, обитающія на нашей планетѣ, живутъ согласно съ окружающими ихъ жизненными условіями. Неоспоримую истину этого предложенія мы пояснили многими примѣчаніями. Здѣсь слѣдуетъ прибавить, что произведенія этой природы могутъ быть различны и соотвѣтственны неизмѣримой своей дѣятельности. Обращая вниманіе даже на малѣйшую частность организаціи, мы не найдемъ ничего, что не имѣло бы причины своего существованія и пользы для жизни, и всѣ, даже, повидимому, ничтожныя частности, имѣютъ въ организмѣ свое назначеніе. Пусть удалится одинъ элементъ изъ природы Земли или одна сила изъ ея механизма, пусть измѣнится какимъ-нибудь образомъ внутренняя природа нашей планеты, — какія это повлечетъ за собою послѣдствія? Если разъ измѣнены условія обитаемости, то настоящимъ обитателямъ придется уступить мѣсто другимъ. Пусть постепенно уменьшится сила солнечнаго свѣта, напр. такъ, чтобы онъ дѣйствовалъ, какъ на поверхности Урана, — тогда наши глаза лишатся мало-по-малу способности видѣть предметы при нынѣшнемъ освѣщеніи, не ослѣпляясь. Пусть, наоборотъ, увеличится яркость солнечныхъ лучей, и мы тогда при дневномъ свѣтѣ ничего болѣе не увидимъ ясно. Пусть уничтожится способность воздуха распространять звукъ, — тогда явятся поколѣнія глухонѣмыхъ, выражающихъ свои мысли знаками. Мы питаемся веществами изъ животнаго и растительнаго царства; представьте же себѣ постепенное измѣненіе образа питанія, и вы замѣтите соотвѣтствующую перемѣну въ нашемъ органическомъ механизмѣ.
Міръ движется колеблясь, и его элементы мѣняются между двумя границами около средняго положенія — въ этомъ заключается законъ существованія. Мы познаемъ его во всемъ отъ 25,700лѣтняго колебанія земнаго полюса эклиптики до дневнаго и часоваго колебанія магнитной иглы. Если жизнь на каждомъ міровомъ тѣлѣ зависитъ отъ суммы жизненныхъ элементовъ, свойственныхъ каждому міровому тѣлу, то она измѣняется, какъ самый міръ между обѣими крайними границами, за которыми она угасаетъ и въ которыхъ претерпѣваетъ постепенное измѣненіе. Если жизнь тѣсно слилась съ самой сущностью вещества, она способна къ гораздо большему разнообразію, нежели въ предъидущемъ случаѣ, потому что непремѣнно проявляется, каковы бы ни были случайныя условія въ мірахъ или извѣстныхъ областяхъ. Во всякомъ случаѣ, перемѣна условій жизни дѣйствуетъ на организмъ отдѣльныхъ существъ и на возниканіе породъ. То, что мы сказали объ измѣненіяхъ и ихъ вліяніи на насъ самихъ, можно отнести также на всѣ органы, чувства, члены и внутреннія и наружныя части тѣла; можно утверждать, что эти органы существуютъ въ опредѣленномъ видѣ, потому что имѣютъ опредѣленное назначеніе, а изъ этого можно вывести, что въ мірахъ, гдѣ земные пронеси невозможны, должны быть органы совсѣмъ другаго рода, вовсе не существующіе тамъ, гдѣ они не могутъ обнаруживать своей дѣятельности. Такимъ образомъ и въ другихъ мѣстахъ природа поступаетъ, какъ здѣсь; такимъ образомъ она поступила бы, когда условія на Землѣ претерпѣли бы измѣненія не довольно сильныя для уничтоженія ея обитаемости; такимъ образомъ она поступила при послѣдовательномъ появленіи породъ на поверхности Земли въ первобытные періоды, и точно такъ же, по всей вѣроятности, поступаетъ донынѣ при поддержаніи жизни у насъ и на другихъ планетахъ.
Чтобы говорить о созданіяхъ на планетахъ и формахъ, которыя принимаетъ на послѣднихъ жизнь, надобно по крайней мѣрѣ имѣть всеобщее и общепримѣнимое основаніе, которое доставило бы возможность дѣлать выводы въ извѣстныхъ границахъ. Но что же есть безусловнаго во всемъ нашемъ знаніи? Что есть въ природѣ безусловнаго? — ничего! Вселенная размѣряется пространствомъ, — но что такое пространство? Нѣчто неопредѣленное, или, точнѣе, для избѣжанія всякихъ придирокъ, пространство есть безконечность. Поэтому, въ сущности, разстояніе отсюда до Рима не меньшая часть пространства, нежели отъ насъ до звѣзды Сирія, потому что одно въ безконечности не больше и не меньше другаго. Еслибы мы въ теченіе 10,000 лѣтъ со скоростью свѣта устремлялись къ какой-нибудь точкѣ неба, то, достигнувъ этой цѣли, на самомъ дѣлѣ, не приблизились бы ни на шагъ къ безконечности пространства…. Разсмотримъ безусловное распространеніе твореній Бога съ точки зрѣнія времени; это распространеніе вѣчно. Оттого 10,000 вѣковъ и одна секунда, въ сравненіи съ вѣчностью, одинаково велики. Безусловнаго въ природѣ нѣтъ нигдѣ, все въ ней относительно. Если отъ какого-нибудь событія весь земной шаръ со всѣми его обитателями постепенно или внезапно уменьшится до величины обыкновеннаго приготовляемаго нами глобуса, если всѣ внутреннія и внѣшнія состоянія и т. д. измѣнятся соотвѣтственно такому уменьшенію, такъ что всѣ отношенія останутся для насъ одними и тѣми же, то намъ не будетъ возможности замѣтить такое громадное измѣненіе. Въ сравненіи съ нашимъ, міръ лилипутовъ казался бы исполинскимъ; горныя цѣпи Гималаи и Альковъ унизились бы до величины пылинокъ пекла; наши лѣса, парки и домы сдѣлались бы меньше самыхъ малыхъ извѣстныхъ намъ предметовъ, а мы сами были бы мельче животныхъ, называемыхъ нами микроскопическими. Всю землю человѣкъ нашего роста могъ бы держать на рукѣ, и все было бы измѣнено, хотя намъ ничто не казалось бы измѣненнымъ. Нашъ ростъ составлялъ бы по-прежнему шесть футовъ, потому что Земля имила бы все еще 39,269,200 футовъ въ поперечникѣ; наши города и деревни, гавани и суда представлялись бы подъ прежнимъ угломъ зрѣнія, подъ которымъ мы смотримъ на нихъ теперь, и такъ какъ во всемъ, отношенія остались бы прежнія, превращеніе произошло бы для насъ совершенно незамѣтно, какъ это ни кажется намъ удивительнымъ.
Если эту мысль найдутъ слишкомъ отважною, мы отвѣтимъ, что, съ одной стороны, она математически вѣрна, а съ другой — извѣстна въ философіи съ древнѣйшихъ временъ. По нашему мнѣнію, мы не имѣемъ никакого права предполагать дѣйствительности такихъ перемѣнъ въ пространствѣ, и весьма невѣроятно, чтобы природа произвела такіе крошечные міры. Но представленіе преувеличенныхъ примѣровъ иногда весьма полезно для уничтоженія ложныхъ мнѣній. Многіе писатели, даже люди, пользующіеся большимъ уваженіемъ, не только высказали эту мысль, но даже полагали, что такое состояніе вещей свойственно созданію.
Мы упомянемъ тутъ только о Бернулли и Лейбницѣ. Первый пишетъ послѣднему въ одномъ письмѣ, между прочимъ, о безконечно» великомъ и безконечно маломъ. Упомянувъ о постепенномъ возрастаніи и постепенномъ возниканіи и исчезаніи, онъ продолжаетъ: «Это подаетъ мнѣ поводъ предполагать: нѣтъ ли столько же степеней безконечности выше нашей величины, съ которою мы свыклись въ ежедневной жизни, сколько есть степеней безконечно малаго, или (если предположеніе безконечно великаго и безконечно малаго въ природѣ вамъ не нравится) сколько возможны степени въ томъ же родѣ, какъ онѣ представляются подъ микроскопомъ, помощью котораго открыты животныя несравненно меньше обыкновенныхъ окружающихъ насъ существъ. Нельзя сомнѣваться, что эти существа, обладая своими микроскопами, открыли бы, въ свою очередь, несравненно меньшія существа, нежели они сами, и т. д. Такъ какъ, по моимъ основаніямъ, природа нигдѣ не останавливается, я полагаю (улыбайтесь, если угодно), что на самомъ дѣлѣ могутъ существовать твари, превосходящія насъ своими размѣрами, такимъ же образомъ, какъ мы превосходимъ животныхъ, открытыхъ помощью микроскопа, и разсматривающія въ свои микроскопы насъ и наши міры, какъ мы разглядываемъ безчисленныхъ мелкихъ животныхъ. Я полагаю, что могутъ быть, въ свою очередь, еще несравненно большія животныя, чѣмъ упомянутыя мною, и т. д. въ восходящемъ рядѣ, какъ я нашелъ въ нисходящемъ. Въ самомъ дѣлѣ, я не постигаю — и это я говорю совершенно серіозно, — почему мы и наши животныя должны стоять на самой высокой ступени? Очевидно, что животныя, которыя безконечно меньше насъ, могутъ ласкать себя мыслію, что обитаемая ими капля составляетъ вселенную, если они одарены разсудкомъ. Допустите, или, по крайней мѣрѣ, предполагайте въ объемѣ перечнаго зерна (въ которомъ, по словамъ Ливенгука, а также но моимъ наблюденіямъ въ микроскопѣ, видны миріады животныхъ), частицы, представляющія отношенія частицъ нашего міра, и что такое зерно имѣетъ свое солнце, свои постоянныя звѣзды, планеты и спутниковъ, свою землю, украшенную горами, лугами, скалами, рѣками, озерами, морями и разными животными: думаете ли вы, что эти обитатели перечнаго зерна, которые разглядываютъ предметы подъ тѣмъ же самымъ угломъ зрѣнія и оттого видятъ ихъ въ той же величинѣ, какъ мы на нашей Землѣ, не имѣютъ также права полагать, что за предѣлами своего зернышка нѣтъ ничего, какъ мы, предполагающіе, что видимый нами міръ включаетъ всю вселенную? Какія причины или какіе опыты могутъ имѣть эти бѣдныя существа, чтобы убѣдиться въ противоположномъ, узнать, что есть другой несравненно большій міръ, съ обитателями неизмѣримо огромнѣе ихъ самихъ? Если же такіе обитатели перечнаго зерна не могутъ знать этого, кому же изъ насъ извѣстно, что видимый нами міръ не походитъ, въ сравненіи съ другимъ, гораздо большимъ, на такое перечное зерно? Въ обоихъ случаяхъ отношенія не измѣняются.»
"Вы говорите совершенно соотвѣтственно моему мнѣнію, " отвѣчаетъ Лейбницъ, «утверждая, что измѣненіе не происходитъ скачками. Впрочемъ, я не осмѣиваю вашего мнѣнія, но признаю себя совершенію откровенно приверженцемъ предположенія существованія въ мірѣ животныхъ, на столько же больше насъ, сколько наши обыкновенныя животныя больше извѣстныхъ намъ микроскопическихъ. Природа безгранична. Съ другой стороны возможно, даже и необходимо, чтобы въ малѣйшей пылинкѣ и даже въ атомѣ существовали міры, не уступающіе нашимъ ни прелестью, ни разнообразіемъ;, ничто не мѣшаетъ этому, и кажется еще удивительнѣе, что живыя существа могли бы поступать въ такіе міры послѣ смерти, потому что послѣднюю я считаю только уменьшеніемъ объема животной жизни.»
Такія мнѣнія покажутся странными въ наше время, когда требованіе фактическихъ доказательствъ препятствуетъ допустить ихъ. Оттого не многіе нынѣшніе философы согласятся съ нами; тѣмъ не менѣе, въ сущности, научно, ихъ можно допустить, потому что они опираются на неоспоримые результаты микроскопическихъ наблюденій и разложенія.
Сказанное о соотношеніи величины тѣлъ примѣнимо и къ ихъ вѣсу, силѣ свѣта и теплоты, явленіямъ природы, долговѣчности, словомъ, ко всему, изъ чего состоитъ міръ. На Нептунѣ годъ включаетъ промежутокъ времени въ 164 земныхъ года. Если полагать, что жизненныя условія тамъ походятъ на наши, то ребенокъ въ 150 земныхъ лѣтъ будетъ еще имѣть потребность въ кормилицѣ, и молодой человѣкъ при вступленіи въ бракъ долженъ имѣть по крайней мѣрѣ 3,280 земныхъ лѣтъ отъ роду.
Если полагать, что такія вещи на Нептунѣ на самомъ дѣлѣ не происходятъ, потому что, въ слѣдствіе значительной своей отдаленности отъ малаго солнца, онъ не получаетъ довольно животворныхъ свѣта и теплоты, мы спорить не станемъ. Но положимъ, что въ пространствѣ есть солнце въ тысячу разъ теплѣе нашего и съ планетною системою въ родѣ нашей, но въ 30 разъ больше, положимъ, что въ ней планета движется, какъ въ нашей, на разстояніи Нептуна, получаетъ отъ своей звѣзды столько же свѣта и теплоты, какъ наша Земля, и процесы въ этомъ мірѣ такіе же, какъ у насъ, — тогда сказанное нами о Нептунѣ будетъ примѣнимо къ этому міру и представится совершенно правильнымъ порядкомъ вещей.
Разсуждая о большомъ различіи міровъ, въ своихъ Чудесахъ міра, астрономъ Литровъ, послѣ замѣтокъ о Юпитерѣ, говоритъ въ томъ же родѣ, какъ Кантъ: «Быстрая смѣна свѣта и мрака должна имѣть существенное вліяніе на образъ жизни обитателей этой планеты, если они, по нашему употребляютъ день для занятій и удовольствій, а ночь для покоя и сна. Если они должны каждый день окончить свое дѣло, то вынуждены совершить въ нѣсколько минутъ то, что мы исполняемъ въ часъ, и потому, можетъ быть, обладаютъ особою быстротою ума и тѣла. Дѣйствительно, немногіе изъ насъ были бы довольны, еслибы ночь длилась только пять часовъ, и имъ слѣдовало вставать вскорѣ послѣ того, какъ они легли. Какъ бы стѣснены были наши лакомки, если бы въ теченіе пяти часовъ они должны были успѣть покушать три или четыре раза! Какъ горько жаловались бы наши дамы на короткія ночи и еще болѣе короткіе балы, которые длятся менѣе пяти часовъ, потому что уже одни приготовленія потребовали бы вдвое больше времени! Тѣмъ довольнѣе астрономы этихъ планетъ, если тамъ есть люди, полагающіе, что стоитъ иногда взглянуть на звѣздное небо. Дѣйствительно, Солнце кажется имъ гораздо меньше, чѣмъ намъ, именно въ пять разъ въ поперечникѣ и 27 разъ но поверхности, почему Юпитеръ освѣщается Солнцемъ въ 27 разъ слабѣе Земли и даже въ 180 разъ слабѣе Меркурія, планеты, ближайшей къ Солнцу. Но именно такое слабое дневное освѣщеніе даетъ астрономамъ возможность видѣть въ полдень прочія большія звѣзды и безъ зрительныхъ трубъ.»
Потому, каждый міръ существенно отличается отъ другаго, какъ по астрономическимъ условіямъ и своему образованію съ зависящими оттого послѣдствіями, такъ и по составу своей массы и особымъ жизненнымъ условіямъ.
Не переходя границъ, рѣзко означенныхъ откровеніемъ природы, должно полагать, что вообще обитатели другихъ міровъ отличаются отъ земныхъ существенно во всемъ, и такое общее воззрѣніе ближе къ истинѣ, нежели всякая система, построенная на однихъ предположеніяхъ. Кто можетъ опредѣлить свойство планеты, освѣщенной нѣсколькими солнцами, изъ которыхъ каждое имѣетъ другой блескъ, цвѣтъ, силу, величину и движеніе? Кто можетъ опредѣлить сущность темныхъ міровъ, вокругъ которыхъ движутся лучезарныя звѣзды съ разнымъ блескомъ, и которые представляютъ въ опредѣленныхъ мѣстахъ пространства систему, нѣкогда придуманную ошибочно для Земли? Кто въ состояніи описать климатъ и жизненныя условія звѣздъ,, которыя правильно темнѣютъ и свѣтлѣютъ, или тѣхъ, которыя внезапно блещутъ и затѣмъ постепенно угасаютъ? Кто можетъ опредѣлить условія обитаемости планетъ тѣхъ измѣнчивыхъ солнцъ? Кто доставитъ намъ извѣстіе о безконечномъ числѣ созданныхъ звѣздъ, которыхъ существованіе мы едва чаемъ, потому что наши взоры проникаютъ только до ближнихъ областей этого свѣтящаго царства?
Было бы дерзко полагать природѣ границы дѣятельности и совершенно непозволительно помышлять, что небо есть отраженіе Земли. Дѣланіе выводовъ по сходству — вѣрный и успѣшный способъ установленія умозаключенія, но, какъ и всѣ правила, имѣетъ предѣлы, за которыми мы не можемъ болѣе пользоваться ими. Для нашего ученія аналогія имѣетъ большую важность, потому что доставляетъ доказательства, но она не открываетъ подробностей каждаго отдѣльнаго міра въ пространствѣ.
Въ отдѣлѣ исторіи развитія существъ мы показали, какъ разнообразны произведенія природы, какъ каждое существо согласуется съ жизненными условіями, при которыхъ оно развилось, а также, что послѣ появленія на свѣтъ въ теченіе жизни существъ, дѣятельность жизненныхъ, элементовъ имѣетъ могучее вліяніе на организмъ и постепенно измѣняетъ первоначальное его состояніе. Въ этомъ заключается откровеніе природы Земли этому безконечно малому атому вселенной. Если Земля, при своей незначительности, столь богата, если разнообразіе ея произведеній столь велико, что нѣтъ двухъ совершенно одинаковыхъ людей, или совершенно похожихъ листьевъ, — какъ же велико должно быть богатство обширнаго неба съ его міромъ безчисленныхъ звѣздъ? Какъ велико должно быть число породъ, которыя накопились подъ вліяніемъ столь удивительной силы во всѣхъ мѣстностяхъ пространства! Какая разнообразная жизнь развилась въ областяхъ міроваго пространства при плодотворномъ дыханіи живительной силы!
Если бы наблюденія на Землѣ и не убѣждали насъ въ безконечномъ разнообразіи богатства природы, разумъ привелъ бы насъ къ тому же заключенію, указывая намъ на неопровержимыя доказательства различія источниковъ существованія въ настоящемъ различіи вещей. Если даже атомическіе элементы разныхъ звѣздъ были бы одни и тѣ же, еслибъ многіе или даже всѣ міры состояли изъ одного и того же вещества, все-таки не было бы совершеннаго тожества соединеній въ каждомъ мірѣ, потому что сила, нужная для образованія міровъ, вѣроятно, дѣятельна на каждой возникшей звѣздѣ при другихъ условіяхъ и въ другихъ отношеніяхъ. Въ одномъ мірѣ теплота центральнаго солнца, можетъ быть, преобладала надъ теплотою планеты, въ другомъ одержала верхъ температура послѣдней; здѣсь господствовалъ огонь, а тамъ сила воды; на одной звѣздѣ химическія соединенія допускаютъ одновременное дѣйствіе электричества, газовъ и паровъ, а на другой эти соединенія не происходятъ, и совершается борьба элементовъ совсѣмъ другаго рода; здѣсь извѣстныя вліянія господствовали безгранично, а тамъ они были ограничены или совершенно уничтожились. На одномъ азотъ и кислородъ соединились, образуя большую атмосферную оболочку, разстилающуюся по поверхности міроваго тѣла, гдѣ возникли существа, способныя жить въ такой постоянной оболочкѣ; на другомъ мірѣ господствовалъ углеродъ съ другими свойствами, или же атмосферная оболочка состояла изъ соединенія, а не смѣси различныхъ газовъ; водянистая жидкость состояла изъ простаго тѣла, и но была, сложнымъ, какъ у насъ, и все твореніе, отъ недѣятельнаго минерала до разумнаго существа, явилось въ формѣ, согласующейся съ состояніемъ міра.
Маленькая особенная трудность представляется намъ, можетъ быть, въ постиженіи первоначальной формы человѣчества, не похожаго на наше. Эта трудность заключается въ томъ, что мы въ состояніи наблюдать существа лишь нашего міра, и если мы имѣемъ родъ отвращенія предполагать существованіе другихъ первобытныхъ формъ, то это должно приписать только нашимъ ограниченнымъ воззрѣніямъ на однѣ земныя вещи. Примемъ однако въ соображеніе, что человѣческій организмъ включаетъ сумму всѣхъ животныхъ организмовъ, восходящихъ съ извѣстною послѣдовательностью. Въ такомъ случаѣ можно будетъ допустить мысль, что на другихъ мірахъ, которыхъ физіологическое состояніе вполнѣ отличается отъ земнаго, должны, но необходимости, находиться совершенно другаго рода животная жизнь и первобытный типъ человѣка, отражающій всѣ формы животной жизни, такимъ же образомъ, какъ человѣческій организмъ, созданный на Землѣ. Мы имѣли бы мало пользы отъ изученія природы, если бы не захотѣла понимать, что она, по необходимости, дѣятельна сообразно съ элементами, которыми располагаетъ, и если бы, наперекоръ всѣмъ фантастическимъ доказательствамъ, упорно держались мнѣнія, будто природа поступила при созданіи физическихъ формъ по совершенно произвольному правилу. Предположеніе, что природа создала всѣхъ людей и всѣ міры по одной формѣ, противоречитъ ея образу дѣятельности, какъ она обнаруживается повсюду, и законамъ, которые они дали себѣ для своего господства. Мы должны прибавить, что всякое отрицаніе есть утвержденіе противоположнаго. Такимъ образомъ, было бы совершенно противно нашимъ основаніямъ, если бы мы безусловно отвергали существованіе на другихъ планетахъ людей, похожихъ на насъ. При всѣхъ этихъ воззрѣніяхъ и соображеніяхъ всегда должно имѣть въ виду, что божескій планъ для насъ скрытъ въ глубокой таинственности, и что мы, для установленія опредѣленныхъ разумныхъ утвержденій, не можемъ опираться на одно откровеніе природы у насъ на Землѣ. Богъ могъ хотѣть, чтобы вещество души оставалось однимъ и тѣмъ же, чтобы оно составляло соединяющую и существенную форму всѣхъ тѣлъ и чтобы одна первоначальная форма отражалась во всѣхъ мыслящихъ существахъ, съ большими или меньшими измѣненіями, смотря по мірамъ. По мы повторяемъ еще разъ, что эта мысль не болѣе, какъ предположеніе, и не представляетъ никакихъ основаній въ природѣ.
Вотъ самые разумные и необходимые выводы, которые мы можемъ сдѣлать, разсматривая міры:
1) Различныя силы, дѣятельныя при началѣ вещей, произвели на мірахъ, какъ въ органическихъ, такъ и въ неорганическихъ царствахъ., весьма разнообразныя существа и предметы.
2) Оживленныя существа съ самаго начала имѣли форму и организмъ, находящіеся въ. связи съ физіологическимъ состояніемъ обитаемой ими сферы.
3) Люди другихъ планетъ отличаются отъ. насъ какъ по внутренней организаціи, такъ и по наружной первобытной формѣ.
II. Несовершенство обитателей Земли.[править]
Въ предъидущей главѣ мы разсматривали свойства тѣла и физическое состояніе обитателей другихъ міровъ. Въ ней мы представили постепенно болѣе или менѣе основательныя мнѣнія о родѣ обитаемости планетъ. Мы показали въ ней, что всѣ системы, составленныя для поясненія формы обитателей звѣздъ, не имѣютъ прочнаго основанія, и что всѣ теоріи, которыя придумаютъ, только предположенія. При сравнительномъ обзорѣ обитаемости міровъ мы увидѣли, что планетные люди должны быть весьма разнообразны. Теперь возвратимся въ область философіи и направимъ свои изслѣдованія къ ученію о сущности. Тутъ мы узнаемъ, что разнообразію физической вселенной, отъ людей нашихъ міровъ до совершеннѣйшихъ обитателей высшихъ сферъ, соотвѣтствуетъ разнообразіе умственнаго достоинства и нравственной возвышенности различнаго рода человѣчествъ. Хотя постиженіе этой истины не столь просто, какъ пониманіе предъидущихъ заключеній, выведенныхъ съ неопровержимою необходимостью при изслѣдованіи внѣшняго міра, все-таки оно установится истинами совѣсти, столь же дѣйствительными и надежными, какъ факты внѣшнихъ явленій, разсмотрѣнныхъ выше.
Ученіе о многочисленности міровъ — ученіе истинное, потому что высочайшіе умы всѣхъ временъ признавали его, и, что еще важнѣе, оно открывается и провозглашается возвышеннымъ голосомъ природы. Это ученіе удивительное, потому что дуновеніе жизни, которое оно навѣваетъ на всю вселенную, совершенно измѣняетъ кажущуюся пустыню и населяетъ пространство великолѣпіемъ жизни. Вскорѣ мы также узнаемъ, что въ области нравственности оно ученіе истинное, а въ области философіи необходимое, потому что передъ его свѣтомъ исчезнетъ мракъ, который скрываетъ нашу жизнь во времени и за предѣлами временъ, а таинство нашего назначенія лишится своей непроницаемости.
Начнемъ наше разсужденіе прямо, не стараясь дѣйствовать сперва на воображеніе читателя уловками ораторства.
Мысль, которую мы должны представить и обсудить, можно выразить немногими словами: должно разсмотрѣть человѣчество на Землѣ въ отношеніи къ идеѣ о Богѣ. Что такое земной міръ и что такое Богъ? Вотъ въ чемъ заключается вопросъ, безъ сомнѣнія, трудный, но неизбѣжный, и его рѣшеніе чрезвычайно важно. Мы имѣемъ тутъ два возраженія, которыя хотя и несравнимы одно съ другимъ, но должны стоять вмѣстѣ; они включаютъ два важные вопроса, на которые нельзя удовлетворительно отвѣчать софизмомъ или уклончиво, а только вполнѣ рѣшительно; эти двѣ мысли представляютъ двѣ сущности дѣйствительныя и неоспоримыя, изъ которыхъ одна конечна, а другая безконечна, обѣ существуютъ вмѣстѣ и должны соотвѣтствовать одна другой.
Мы не представляемъ здѣсь метафизическихъ разсужденій о существованіи Бога, не возобновимъ безконечныхъ изысканій и не возвратимся къ вопросу, полезно ли для нашего изслѣдованія отрицаніе мысли о Богѣ. Этого вопроса мы болѣе не имѣемъ. Мы въ самомъ основаніи приняли бытіе этого высшаго существа и оттого считаемъ излишнимъ доказывать Его существованіе, а разсматриваемъ Его бытіе, какъ рѣшенную и необходимую истину, образующую основу нашего зданія.
Выскажемъ опредѣленію нашу задачу. Съ одной стороны, Земля представляется намъ съ недостатками; ея человѣчество — съ множествомъ ограниченій и слабостей и подверженное бѣдствіямъ; человѣкъ существо нисшаго рода, потому что къ грубому инстинкту у него присоединяются страсти, которыя очевидно влекутъ его ко злу. Съ другой же стороны, самое понятіе о сущности Бога включаетъ полноту совершенства, прекраснаго и благаго. Эти два представленія не согласуются между собою. Разборъ состоянія Земли влечетъ насъ къ песимисму; созерцаніе же божества обращаетъ насъ въ оптимистовъ. Необходимо устранить такое несогласіе состоянія Земли съ гармоніею дѣянія Бога, по необходимости, совершеннаго.
Взирая на одно состояніе Земли, каждый человѣкъ — пессимистъ. Волкъ постоянно пожираетъ боязливаго ягненка; грубая сила одерживаетъ побѣду надъ подавленною слабостью; честолюбивыя страсти овладѣваютъ одними, а извращеніе ума губитъ другихъ. Какъ во времена Брута, добродѣтельныхъ можно пересчитать. Взирая на Бога, всякій человѣкъ — оптимистъ. Когда наши мысли возносятся до понятія о Высшемъ Существѣ, то они видятъ въ немъ непостижимый первообразъ блеска истины, откровеніе могущества, освященіе справедливости и невыразимое чувство любви, которая изливается свыше, какъ отъ отца, и это изліяніе вѣчнаго солнца проникаетъ нашу душу и убѣждаетъ насъ, что творенія Бога прекрасны въ цѣлости и совершенны по конечной своей цѣли.
Обѣ эти мысли, или, скажемъ лучше, оба эти факта — несовершенство земнаго міра и совершенство Бога — казались, съ самаго начала философіи, несогласными. Со временъ ученія о борьбѣ Аримана съ Ормуздомъ до установленія вѣры въ сатану, эта противоположность подавала поводъ къ составленію пояснительныхъ системъ разнаго рода. То преобладала мысль совершенства божества надъ мыслью несовершенства человѣка и закрывала ея приверженцамъ глаза, почему они ошибались въ дѣйствительномъ состояніи человѣка на Землѣ; то преобладала противоположная мысль и увлекала ея приверженцевъ не только къ ложному воззрѣнію на сущность Бога, но даже къ совершенному отрицанію высшаго существа. Эту очевидную противоположность, въ существованіи которой никогда никто не сомнѣвался, старались объяснить то философы, то богословы. Ученыя школы, ревностныя секты и глубокіе мыслители съ холоднымъ спокойствіемъ изслѣдывали эту глубину и старались рачительнымъ разборомъ понятій рѣшить такое несогласіе. Но люди исчезали съ своими правилами вѣры и теоріями, отважнѣйшія мысли ихъ погружались въ потоки вѣковъ, и непобѣдимая трудность оставалась вопросительнымъ знакомъ, котораго ни какая рука не могла стереть въ огромной книгѣ творенія.
Мы напомнили о таинственномъ вопросѣ не съ обманчивымъ притязаніемъ дать пламенно желаемое рѣшеніе, которое въ мірѣ ищутъ напрасно уже въ теченіе вѣковъ. Какъ ни горячо наше желаніе, скромность умѣряетъ его и она для насъ здѣсь приличнѣе, чѣмъ гдѣ-либо, потому что составляетъ единственное право и первую обязанность слабаго. Но мы хотимъ явно и открыто высказать этотъ вопросъ, и показать, что состояніе, котораго объясненія требуютъ, признается и подтверждается всеобщею совѣстью; мы хотимъ напомнить, что философіи и религіи согласно признаютъ этотъ вопросъ, и отъ Федона Платона до нашего времени всѣ племена человѣчества въ одно время благоговѣли передъ совершенствомъ Бога и постигали низкое положеніе большаго нашего семейства. Послѣ этого, мы попытаемся, нельзя ли изслѣдовать причину такого состоянія вещей, вопрошая самую природу, неизмѣримую природу, которая въ области пространства господствовала надъ сонмомъ звѣздъ тою же рукою, которая нѣкогда подняла Землю изъ пропасти хаоса и обратила ее въ рогъ изобилія.
Спросимъ же самую природу.
Природа научаетъ насъ, что все устроено по закону постепенности, что ея твореніе не существуетъ по предвѣчному плану и не возникло изъ ничего въ одно и то же мгновеніе и въ одной и той же степени совершенства, но представляетъ послѣдовательность болѣе или менѣе развитыхъ существъ, смотря по ихъ возрасту и назначенію; она учитъ насъ, что гармонія не образуется изъ извѣстнаго числа одинаковыхъ тоновъ, но изъ сочетанія разнозвучныхъ, происходящихъ изъ ряда восходящей лѣстницы. При рода указываетъ намъ въ живыхъ существахъ незамѣтное восхожденіе отъ низшаго къ высшему, и образъ ея дѣйствія признанъ столь неоспоримо, что въ естественной исторіи считается незыблемою истиною, что природа не дѣлаетъ скачковъ, чѣмъ означаютъ важный законъ постепеннаго перехода. Наконецъ, природа указываетъ, что красота и возвышенность всеобщей системы заключается въ твердомъ порядкѣ, который никогда не нарушался случаемъ съ неправильнымъ произволомъ, непрырывно господствуетъ при постепенномъ развитіи вещей и повсюду и всегда управляетъ рядомъ существъ.
Но этому совершенному согласію указаній природы, не позволительно ли воспользоваться ими и скромно и разсудительно изъ извѣстнаго дѣлать выводы о неизвѣстномъ? Нельзя ли позволить себѣ пояснить краснорѣчивое слово природы и заимствовать у нея начала для рѣшенія вопроса.
Станемъ же передъ всеобщностью міровъ. Кто можетъ утверждать, что эти міры и ихъ человѣчество въ сложности не представляютъ ряда, не образуютъ единицы съ своими частями, мірами, начиная отъ тѣхъ, гдѣ физическія условія всего менѣе благопріятны для обитанія, до тѣхъ, гдѣ вся природа блещетъ высочайшею степенью своего великолѣпія и прелести? Кто станетъ утверждать, что большое всеобщее человѣчество не образовано изъ непрерывнаго ряда индивидуальныхъ человѣчеству представляющихъ всѣ ступени совершенства? Съ научной точки зрѣнія, это есть выводъ, естественно проистекающій изъ созерцанія міра; съ точки зрѣнія разума, нельзя отрицать, что такое воззрѣніе системы вселенной заслуживаетъ предпочтенія передъ тѣмъ, которое разсматриваетъ созданіе только запутанною кучею міровыхъ тѣлъ, населенныхъ различными существами безъ гармоніи, безъ единства, безъ возвышенности.
Еще болѣе, кто въ божественномъ созданіи или одной его части видитъ только хаосъ, приближается съ точкѣ зрѣнія отрицающихъ господство разума; между тѣмъ какъ видящіе въ неясномъ созданіи единство, какое признается также въ созданіи Земли, тотъ понимаетъ природу и находитъ въ ней выраженіе Божіей воли. Дѣйствительно, если не видѣть настоящихъ свойствъ міра и утверждать, что въ созданіи нѣтъ единства; если отвергать, что особи соединяются родами, роды видами, а виды классами и т. д. до всеобщаго порядка; если, наперекоръ всему, полагать, что всѣ существа одиноки и не соединены между собою въ извѣстномъ порядкѣ по общимъ законамъ, — то правильное сужденіе ведетъ насъ къ предположенію, что всѣ мысли о порядкѣ, планѣ и единствѣ существуютъ только въ насъ самихъ. Въ такомъ случаѣ, все знаніе правильный обманъ и вовсе не можетъ служить для объясненія фактовъ. Другими словами, міръ и природа не включаютъ въ себѣ порядка и разума, которые существуютъ только въ умѣ человѣчества, который переноситъ ихъ во вселенную.
Если же, напротивъ того, все заставляетъ полагать, что во вселенной умовъ и во вселенной тѣлъ господствуетъ порядокъ; духовный и тѣлесный міръ представляютъ совершенную цѣлость; всѣ люди всѣхъ звѣздъ образуютъ постепенный рядъ мыслящихъ существъ отъ низшихъ разумныхъ тварей, едва освобождающихся отъ власти вещества, до духовныхъ существъ съ божественнымъ могуществомъ, которыя видятъ Бога во всей его славѣ и постигаютъ возвышеннѣйшія его дѣла, — въ такомъ случаѣ все объясняется и все кажется согласнымъ. Люди на Землѣ постигаютъ, что они находятся на нисшихъ ступеняхъ громадной лѣстницы, и единство божественнаго плана установляется. Эта мысль, имѣетъ, можетъ быть, тотъ недостатокъ, что оскорбляетъ нѣкоторыя старыя общепринятыя и укоренившіяся у насъ мысли, но въ самомъ дѣлѣ она достойна нашего понятія о Богѣ и соотвѣтствуетъ возвышенности природы. Въ ея пользу говорятъ многіе доводы и противъ нея нѣтъ неоспоримыхъ доказательствъ, въ естествознаніи или философіи.
Наука о царствѣ веществъ громко говоритъ въ пользу высказанной мысли. Все въ мірѣ вещей развивается постепенно. Изумительное единство, которое обусловливаетъ взаимное пополненіе отъ послѣдняго организма до перваго, отъ полипа до человѣка, есть первобытный законъ, который господствовалъ во всѣ времена и во всѣхъ мѣстностяхъ. Механизмъ вселенной движется дѣятельностью множества колесъ, во всемъ соотвѣтствующихъ одно другому. Это обусловливаетъ ходъ машины по совершенному согласію или, если угодно, по необходимости. Измѣненіе малѣйшей части нарушило бы общую гармонію, и еслибы какая-нибудь исполинская рука остановила ходъ солнца посреди пространства, то поколебались бы основныя жизненныя условія, не только системы этой звѣзды, съ Землею и планетами, но безпорядокъ произошелъ бы въ звѣздныхъ системахъ, членъ которыхъ составляетъ Солнце, дѣйствуя на нихъ своимъ притяженіемъ. Отъ этого въ постоянной правильности движенія въ небѣ непремѣнно произошло бы величественное измѣненіе. Правильный ходъ звѣздъ, о которомъ догадывался уже Пиѳагоръ, познанъ Ньютономъ, который однако, какъ и Пиѳагоръ, преклонялся передъ этимъ порядкомъ, потому что чувствовалъ вѣсъ всеобщей незыблемости отношенія вещей.
Если бы мы спросили науку, умственнаго міра, что она полагаетъ о нашей теоріи, то навѣрное услышали бы ея согласіе. Она сообщила бы намъ о судьбахъ нашихъ душъ за предѣлами времени, въ лучезарныхъ областяхъ неба, сказала бы, гдѣ дремали наши души до рожденія въ нашемъ тѣлѣ, и открыла бы, какъ въ этой дремотѣ подготовлялось земное наше существованіе, и наконецъ, сообщила бы намъ, въ послѣдователь немъ рядѣ міровъ, путь, ведущій въ область мира и обѣтованной земли.
Съ этой точки зрѣнія земная жизнь лишается стѣсняющей оболочки, которая мѣшаетъ намъ постигнуть наше пребываніе посреди созданія Бога. Теперь передъ нами открыто это мѣстопребываніе, и мы постигаемъ его назначеніе; вдали отъ солнца совершенства оно темнѣе другихъ, оно мѣсто трудовъ, гдѣ люди теряютъ немного первобытнаго невѣдѣнія и пріобрѣтаютъ нѣсколько познаній. Трудъ есть законъ жизни, а потому во вселенной, гдѣ дѣятельность есть назначеніе существъ, надобно родиться въ состояніи невѣдѣнія и въ малоразвитыхъ мірахъ начать съ самыхъ первыхъ понятій; въ высшіе міры надобно явиться съ пріобрѣтенными познаніями, и наконецъ, счастіе, къ которому стремимся мы всѣ, должно быть наградою за нашъ трудъ, плодомъ нашего рвенія. Если существуетъ много жилищъ въ домѣ нашего отца, то они не мѣста покоя, но мѣста дѣятельности, гдѣ способности души упражняются въ своихъ стремленіяхъ и болѣе или менѣе развитой силѣ, они области, которыхъ богатство умножается неизмѣримо и гдѣ лучше постигаютъ природу вещей, лучше понимаютъ могущество Бога и научаются благоговѣть передъ его блескомъ и величіемъ.
Какъ можно было бы понимать Бога и его творенія, оставаясь въ заточеніи въ этомъ нисшемъ мірѣ? Въ темной пещерѣ, гдѣ мы находимся, говоритъ Платонъ, свѣтъ неизвѣстенъ и истина непостижима. Мы походимъ на слѣпорожденныхъ, толкующихъ о Солнцѣ. Незнаніе есть наслѣдственное наше достояніе, и наше сужденіе о божествѣ несовершенно и полно ошибокъ. Платонъ говорилъ правду. Совершенное откровеніе Бога, котораго постиженіе повело бы насъ къ познанію истины, есть цѣлость вселенной и общій хоръ всѣхъ существъ. На Землѣ мы знаемъ только отдѣльныхъ особей, которыхъ соединеніе съ цѣлымъ намъ неизвѣстно, и наше уединеніе, причина нашего невѣдѣнія, основная причина всѣхъ кажущихся несогласій и всѣхъ трудностей, запутывающихъ философовъ.
Судить о вселенной вообще по одной Землѣ было бы такъ же не разсудительно, какъ судить о хорѣ Палестрины по нѣсколькимъ звукамъ изъ его композиціи, о картинѣ Рафаэля по оттѣнку одной ноги, или о божественной комедіи Данта по группѣ въ одномъ изъ круговъ ада. Мы повторяемъ, что аналогія, какъ и всѣ другіе способы сужденія, имѣютъ предѣлы, и если сравнительная анатомія по остаткамъ одной челюсти въ состояніи построить цѣльный скелетъ, то это возможно лишь потому, что имѣютъ въ рукахъ характеристическую и чрезвычайно важную часть; но ни одинъ ландшафтный живописецъ не будетъ стараться опредѣлить обширность и богатство луга, осматривая одну его травинку.
Еслибы безграмотному показали трагедію Софоклэ или Корнеля, въ которой на одной страницѣ находятся разныя строки, тутъ длинныя, тамъ короткія, имена между цѣльными строками, здѣсь большія буквы, тамъ мелкія и повсюду неправильности сочиненія въ стихахъ, и онъ вздумалъ бы укорять Софоклэ или Корнеля, что они не исписали страницы равномѣрными и правильными строками, такой судья поступилъ бы такъ же неблагоразумно какъ мы, увлекаясь къ пессимизму, потому что не можемъ постигнуть зрѣлища Земли. Кажущаяся неправильность заключается въ томъ, что мы видимъ только отдѣльную часть цѣлаго. Съ точки зрѣнія общаго обзора эта часть казалась бы намъ необходимымъ членомъ въ общемъ цѣломъ.
Въ неизмѣримой природѣ мы знаемъ только ничтожный атомъ, на которомъ проводимъ кратковременное мимолетное существованіе. Неужели же мы можемъ осмѣлиться обсуживать твореніе Бога въ отношеніи къ пространству и времени по незамѣтной точкѣ нашего мѣстопребыванія. Мы поступили бы въ такомъ случаѣ, какъ человѣкъ, который вздумалъ бы судить объ огромномъ паркѣ по малому отдѣленію, которое само по себѣ кажется неправильнымъ, но служитъ для симметріи цѣлаго. Созданіе божественно во всей своей цѣлости и по своимъ цѣлямъ. При величіи и единствѣ его плана, малыя кажущіяся неправильности совершенно основательны. Должно поучиться понимать, что Земля съ ея обитателями только особое, отдѣльное созданіе, и человѣчество на ней шатающійся трепещущій ребенокъ. Проникнутые этою мыслью, мы не будемъ считать себя въ правѣ судить о безсмертномъ твореніи по тому, что окружаетъ насъ непосредственно. Разобравъ вещи, намъ надобно сравнить ихъ и стать на высоту, съ которой представляется единство и гармонія.
Можетъ быть, намъ возразятъ, что такое предположеніе еще не объясняетъ существованія зла въ человѣкѣ и недостатковъ нашей природы. Если зло существуетъ на Землѣ, то при всей безконечности вселенной и ея превосходствѣ надъ Землею, у насъ существовало бы зло, котораго нельзя согласовать съ понятіемъ о высшемъ существѣ.
Чтобы устранить эту трудность, единственную, которая представляется въ нашей теоріи, должно избавиться сперва отъ ложной мысли, которую обыкновенно представляютъ себѣ относительно Божьяго созданія. Часто утверждали, что изъ рукъ Бога не можетъ выйти ничего несовершеннаго; утверждали, наперекоръ естествознанію и философіи, что совершенство есть непремѣнное свойство всего, произведеннаго творческою силою. Чтобы удержать такое неосновательное мнѣніе, лучше говорятъ, что существа, находившіяся первоначально на высокой ступени совершенства, низошли съ своего величія, а не сознаются, что въ природѣ обнаруживается законъ усовершенствованія, а не законъ ухудшенія. Такое разногласіе между этимъ мнѣніемъ и естествознаніемъ уничтожить невозможно. Древняя академія грековъ, а также большая школа Аристотеля уклонились отъ истиннаго пути, предполагая основнымъ правиломъ неиспорченность міра. Такое воззрѣніе, не смотря на 2,000-лѣтнее господство, ни къ чему не послужило метафизикамъ, о которыхъ мы говоримъ. Еще нынѣ, когда астрономія, механика, физіологія и медицина ясно указываютъ, что законъ природы заключается не въ первоначальномъ совершенствѣ, но въ постепенномъ усовершенствованіи, когда они безпрерывно открываютъ въ устройствѣ тѣлъ и въ организмѣ очевидныя несовершенства, недостатки и силу постояннаго преобразованія, все-таки продолжаютъ еще утверждать, что все совершенно. Значитъ, приверженцы такого мнѣнія убѣждены, что все неподвижно, и отрицаютъ движеніе, между тѣмъ какъ все увлекается возрастающею волною. Оттого надобно сперва избавиться отъ этой ложной мысли, составляющей обманчивое стекло, сквозь которое мы видимъ тѣнь и отклоненіе свѣта, тамъ гдѣ ищемъ свѣта и истины.
Познавъ такую ошибку и отказавшись отъ ложнаго воззрѣнія, мы постигнемъ, что всякое созданіе, по своей сущности, конечно, полно ограниченій и недостатковъ; оно вовсе не обладаетъ врожденнымъ знаніемъ, находится въ глубокомъ невѣдѣніи, развивается опытомъ и въ первые свои дни на каждомъ шагу подвержено ошибкамъ. Удивительно ли, что, при такихъ обстоятельствахъ, это существо иногда падаетъ, чтобы опять встать и лучше познать себя? Напротивъ того, насъ гораздо больше удивляло бы, если это молодое существо, при своей первобытной простотѣ и слабости, поспѣшно и большими шагами ушло отъ колыбели, гдѣ оно увидѣло свѣтъ. Мы удивлялись бы, еслибъ совершенство было удѣломъ земнаго обитателя и его одарили бы святостью, которой онъ не заслужилъ, даже когда необдуманно утратилъ ее, не умѣя цѣнить высоко ея достоинство.
Въ математикѣ есть часть, называемая теоріею предѣловъ. Она учитъ и доказываетъ, что существуютъ величины, къ которымъ можно безпрерывно приближаться, никогда не достигая ихъ. Къ нимъ можно подходить до безконечности, такъ что разстояніе отъ нихъ все еще выразимо величиною меньше данной, но дѣйствительно постигнуть ихъ нельзя. Если посвященный въ сущность чиселъ попытался бы взвѣсить эту теорію, вникнуть въ глубочайшій ея смыслъ и примѣнить ко всей вселенной, онъ увидѣлъ бы внезапно передъ собою исполинскій амфитеатръ съ безконечными ступенями. Этотъ амфитеатръ представился бы рядомъ міровъ. Нижняя граница этого ряда, предѣлъ происхожденія, терялась бы на нижнихъ ступеняхъ, а верхняя или вершина совершенства была бы также недосягаема. Между этими двумя границами находились бы существа съ безконечными ихъ степенями совершенства. Человѣкъ, говоримъ мы, предавшійся такому созерцанію, составилъ бы себѣ приблизительное понятіе о непостижимой безконечности созданія.
Поставьте же Землю на нижнія ступени этого громаднаго амфитеатра и посмотрите, не объяснятся ли наши слабости, бѣдствія и недостатки передъ лицемъ Бога и его твореніемъ.
Къ такому же предположенію міровъ различныхъ степеней мы придемъ, изслѣдывая существенныя особенности обитаемаго нами міра. Съ которой стороны мы ни станемъ разсматривать природу, наше ученіе нравственности основывается на физической теоріи. Дѣйствительно, многочисленность міровъ есть основаніе истинное, а всякое истинное основаніе должно находиться во всякой формѣ бытія великой истины природы, и быть или очевидной по своей дѣятельности или скрытно.
Если Земля единственный обитаемый міръ прошедшаго, настоящаго и будущаго времени, если во всей природѣ она единственное мѣсто пребыванія жизни, единственное проявленіе творческаго могущества, то было бы не совмѣстно съ вѣчнымъ величіемъ творческаго могущества, что оно создало лишь неуклюжій, бѣдный и несовершенный міръ. Кто вѣритъ въ существованіе одного только міра, непремѣнно долженъ сдѣлать самое чудовищное заключеніе, что до дня созданія Земли, отъ вѣчности недѣятельныя сила Бога открылась только созданіемъ тѣни и всякое истеченіе безконечной силы назначалось только для оживленія крошечной пылинки.
Если бы Земля была единственнымъ обитаемымъ міромъ, то она была бы и самымъ совершеннымъ, представляющимъ полное единство и, какъ замѣчаетъ Декартъ, удовлетворяющимъ вполнѣ нашъ разсудокъ, и не позволяла бы искать внѣ себя побужденія къ нашимъ стремленіямъ и состоянія совершеннѣе нашего. Мы однако всѣ знаемъ, что, не смотря на всѣ усовершенствованія человѣческаго рода, при всемъ образованіи до высочайшей ступени, намъ не удастся измѣнить жизненныхъ условій земнаго шара, намъ никогда не удастся замѣнить нашу природу менѣе грубою, съ болѣе тонкою организаціею, намъ никогда не удастся избавиться отъ оковъ, привязывающихъ насъ къ веществу. Конечно, человѣчество возрастаетъ все больше; новыя поколѣнія приносятъ съ собою новую силу восторга и дѣятельности, и мы радостно привѣтствуемъ новую возникающую юность, задача которой заключается въ подготовленіи утренней зари XX вѣка. Но какъ ни пламенно наше стремленіе, какъ ни дороги наши надежды, исторія человѣчества научаетъ, что въ народахъ, какъ и въ отдѣльномъ человѣкѣ, бываетъ молодость, возмужалость и дряхлость. Мы, къ сожалѣнію, знаемъ, что когда-нибудь настанетъ пора, въ которую эта великолѣпная столица (Парижъ), гдѣ теперь съ полною силою дѣятельно живое стремленіе, это святилище науки, гдѣ обработываютъ достоянія могучаго и побѣдоноснаго ума, мы знаемъ, что всѣ эти прелести когда-нибудь исчезнутъ, что Сена, протекающая теперь по цвѣтущему городу, оживленная на берегахъ и на самой водѣ, когда-нибудь будетъ журчать въ пустынѣ, въ тѣни и по безмолвнымъ лугамъ. Тогда путешественникъ, знающій исторію прошедшаго, исторію возвышенія и упадка народовъ, лишь тамъ и сямъ распознаетъ нѣсколько развалинъ дворцовъ, разсѣянныхъ какъ обнаженныя кости умершаго тѣла, нѣсколько капителей памятниковъ, послѣднихъ остатковъ исчезнувшихъ чудесъ. Образованіе изберетъ себѣ новое отечество, а народъ, который владѣетъ теперь науками и искусствами, издали будетъ слышать отдаленный шумъ бури человѣчества и станетъ мечтать о минувшихъ дняхъ славы, объ изнѣженности и роскоши, причинахъ упадка и уничтоженія. Это не болѣе, какъ повтореніе исторіи Вавилона съ воздушными садами, Ѳивъ съ семью стѣнами, Экбатаны, могилы Александра, Ниневіи, гдѣ пророчилъ Іовъ, Карѳагена соперничавшаго съ Римомъ, самаго Рима, бывшаго за 2,000 лѣтъ, при Леонтіи X, средоточіемъ міра христіанства, а теперь грустно лежащаго у береговъ Тибра, давно поглотившаго побѣдоносные знаки славнаго времени.
Да, человѣчество, точно отдѣльный человѣкъ, имѣетъ границы усовершенствованія, надѣемся границы отдаленныя, но все-таки границы, которыя оно переступить не можетъ и достиженіе которыхъ означаетъ начало его паденія. Наши способности и силы ограничены, и даже элементы нашего усовершенствованія имѣютъ предѣлы: когда сгараніе окончилось, настала нора угасанія пламени.
Исторія Земли, безъ сомнѣнія, зависитъ отъ условій ея обитаемости. Неоживленная природа предшествуетъ оживленной, а послѣдняя подвержена вліянію первой. Оттого не излишне изслѣдовать законъ жизни, управляющій существованіемъ обитателей нашей планеты, законъ, отъ котораго зависитъ постоянное бытіе на поверхности Земли.
Сознаемся, что законъ жизни есть законъ смерти. Изъ всѣхъ организмовъ, населяющихъ Землю, нѣтъ ни одного, который не жилъ бы на счетъ другаго организма, животнаго или растительнаго. Отъ самой простой и низшей породы грибовъ до высочайшей формы на ступеняхъ земныхъ созданій, до двурукихъ, всѣ организмы существуютъ для питанія жизни.
Растенія, эти существа со столь таинственнымъ донынѣ бытіемъ, въ которыхъ Гете, при рачительныхъ наблюденіяхъ, предполагалъ душу, живутъ, чтобы быть съѣденными. Животныя, питающіяся растеніями, въ свою очередь, служатъ пищею другимъ животнымъ, которыхъ существованіе есть только продолжительное пожираніе, — послѣднія же составляютъ пищу иныхъ животныхъ, и т. д. Живыя существа могутъ жить, только пожирая другъ друга. Строгій законъ англійскаго политико-эконома Мальтуса, хотя и преувеличенъ, но въ своемъ основаніи вѣренъ. Онъ говоритъ: «Всякій человѣкъ, не способный прокормиться, или котораго работа ненужна для общества, на Землѣ излишенъ. Для него у стола жизни нѣтъ прибора; природа приказываетъ ему удалиться и не медлить выполнить такое приказаніе.» Законъ смерти есть законъ всѣхъ живыхъ существъ на Землѣ, и примѣняется также къ намъ. Если бы мы могли подъ конецъ своей жизни собрать громадную кучу существъ, служившихъ намъ въ пищу, каждый изъ насъ ужаснулся бы. То, что мы говоримъ о себѣ, въ большей или меньшей степени, относится ко всѣмъ оживленнымъ существамъ, какъ растительнымъ, такъ и животнымъ: законъ жизни есть законъ смерти.
Такого состоянія Земли никто не можетъ отрицать, и къ такому состоянію мы привыкли до того, что болѣе не знаемъ его. Этотъ законъ смерти, именно у людей, къ сожалѣнію, еще расширился, и мы надѣемся, что они отъ этого не погибнутъ. Люди, находящіеся въ главѣ безпрерывной борьбы живыхъ существъ на Землѣ, довели губительный законъ до крайности, примѣняя его къ самимъ себѣ. Съ самаго начала существованія человѣческаго общества, какъ на ступени высочайшаго просвѣщенія, такъ и въ состояніи варварства, люди ведутъ войну, уничтожая другъ друга. Повѣрите ли вы этому, мирные обитатели міроваго пространства?
Такія условія господствуютъ надъ нами и отъ твердо-укоренившихся мыслей, приняли характеръ необходимости; такія условія тѣсно связаны съ нашимъ родомъ, котораго матеріальныя нужды неотразимы. Первыя дикія племена, которыя историкъ находитъ въ началѣ всѣхъ народовъ, существовали подобно животнымъ, пользуясь правомъ естественнаго выбора, т. е. завладѣвая элементами своего существованія. Прежде нежели эти народы выучились говорить и придумали искусства, даже прежде, нежели они умѣли размышлять, имъ приходилось бороться съ животными и людьми съ того мгновенія, когда приходилось охранять обладаніе извѣстной области. Эта борьба проявлялась въ видѣ нападенія или обороны, и всегда имѣла единственною цѣлью доставить борющемуся средства для обезпеченія жизни. Этимъ основались первыя права и первыя силы. Племена увеличивались, мѣняли свои мѣстопребыванія, потому что ихъ обременяли невзгоды природы или привлекали прелести болѣе счастливой жизни. Одни слѣдовали за другими, основывали отечество и народы, но не отказывались отъ войны, хотя и не по первоначальнымъ побудительнымъ причинамъ. Уже давно созрѣвшіе народы вступали въ бой по высокомѣрію и честолюбію. Когда первыя потребности удовлетворены, естественные недостатки устранены, народы утончаются въ искусствѣ разрушенія, пользуясь для этого результатами науки. Такимъ образомъ недостатки человѣчества возникаютъ именно изъ организаціи нашей Земли. Природа человѣка тѣсно связана съ природою Земли; если бы послѣдняя была совершеннѣе нынѣшняго, то и люди представляли бы меньше недостатковъ. Мы прямо утверждаемъ, что законъ смерти, господствующій надъ нашимъ міромъ, составляетъ причину общественнаго недостатка, о которомъ мы говоримъ. Если бы этотъ ужасный законъ не существовалъ, человѣчество, съ перваго дня, жило бы въ лонѣ мира и счастія.
Большая часть угнетающихъ насъ золъ имѣютъ основную причину въ недостаткахъ нашего міра. Если мы вникнемъ въ сущность дѣла, то постигнемъ, что наши личные и общественные недостатки не возникли бы въ мірѣ, который не пробудилъ бы ихъ. Еслибъ по крайней мѣрѣ временно обладаніе элементовъ нашего существованія не было необходимо, наша планета питала своихъ жителей, не при такихъ строгихъ условіяхъ жизни и не требуя столь большихъ жертвъ, никому не пришло бы на мысль похищать вещи, которыя всякій могъ бы долетать себѣ, не произошло бы воровства, а вмѣстѣ съ воровствомъ смертоубійства, лжи и всѣхъ пороковъ, причина которыхъ кроется въ жадности.
Все въ природѣ дѣйствуетъ другъ на друга, а потому, по матеріальности нашего существа, оно не могло сдѣлаться совершенно духовнымъ. Такъ какъ грубыя наклонности господствуютъ надъ нашимъ тѣломъ, онѣ должны были имѣть вліяніе и на побужденія нашей души. Поэтому благороднѣйшее стремленіе нашего духа подъ вліяніемъ оболочки, бременѣющей надъ нами отъ рожденія, не могутъ развиться свободно; мы стѣснены и должны вникать въ наше состояніе, вполнѣ соотвѣтствующее физическимъ свойствамъ Земли, чтобы найти источникъ нашихъ потребностей, желаній и первыхъ побужденій. Источникъ всѣхъ недостатковъ, даже возникающихъ изъ самаго просвѣщенія, можно отыскать въ нашемъ природномъ состояніи. Если обозрѣть сумму человѣческихъ возбужденій отъ могучаго пламени естественной любви до ледяной холодности болѣзненной скупости, легко найти ихъ зародышъ въ потребностяхъ, обусловленныхъ земною организаціею.
Обратимъ вниманіе на основной законъ существованія нашего и всѣхъ живыхъ организмовъ на Землѣ, на законъ, который требуетъ, чтобы мы добывали себѣ пищу, состоящую изъ остатковъ другихъ организмовъ, и на то, что мы можемъ жить, только вырывая растенія и умерщвляя животныхъ. Можно ли вѣрить, что такой законъ необходимъ и полный порядокъ не допускаетъ жизни безъ жертвъ? Можно ли вѣрить, что во всѣхъ мірахъ человѣчество вынуждено умерщвлять и поглощать для поддержанія своего бытія? Такое мнѣніе кажется намъ рѣшительно ошибочнымъ.
Развѣ было бы чрезвычайнымъ явленіемъ, еслибъ извѣстныя тѣла имѣли такое свойство, что внутренній ихъ организмъ заключалъ условія долговѣчности? Было ли бы, съ другой стороны, поразительно, представить себѣ питающія атмосферы, проникнутыя питательными элементами, которые соединяются съ тѣлами, имѣющими свойства, соотвѣтственныя этой атмосферѣ?
Представимъ себѣ состояніе человѣка въ мірѣ, гдѣ онъ совершенно не имѣетъ потребностей^ обусловливаемыхъ грубою нашею земною организаціею, которая представляетъ столько препятствій дѣятельности нашего духа; перенесемся въ тотъ счастливый міръ, гдѣ человѣкъ ведетъ болѣе благородный и прекрасный образъ жизни, гдѣ духъ дѣятеленъ съ полною силою и свободою, и затѣмъ взглянемъ на Землю, гдѣ жизнь, борется со смертью. Тогда мы постигнемъ, въ какой высокой степени превосходятъ тѣ міры нашу планету и какъ высоко одарены обитающія тамъ существа, въ сравненіи съ сынами Земли.
Благодаря организаціи нашихъ легкихъ, кровь безпрерывно и безъ нашего сознанія возобновляется; намъ не нужно приготовлять обѣды изъ кислорода, чтобы поддерживать одинаковость химическаго состава крови, при ея обращеніи отъ наружныхъ частей тѣла къ сердцу. Слѣдовательно, атмосфера сама составляетъ элементъ нашего существованія, часть нищи нашего тѣла. Не возможно ли, что въ низшихъ мірахъ дыханіе отличается отъ нашего и также понуждаетъ къ особаго рода періодическому питанію? Не возможно ли, что въ высшихъ мірахъ дыханіе, измѣненное и усовершенствованное, достаточно для питанія всего человѣческаго организма.
"Законъ смерти, " говоритъ Эпиктетъ, «есть законъ матеріальной и низшей природы; высшій эѳирный міръ не представляетъ такихъ условій.» Такое воззрѣніе выразилъ еще до Эпиктета сочинитель Иліады. Восхваляя заботливую любовь. Венеры къ ея сыну Энею, Гомеръ говоритъ? «Эѳирный паръ носится въ груди блаженныхъ боговъ, они не питаются плодами земли и не пьютъ вина для утоленія жажды.» Такія мысли высказывали позднѣе довольно часто и прилагали къ существамъ, населяющимъ рай по религіямъ и миѳологіямъ. Эти мысли представляютъ не только выдуманное созданіе сказанія, но указываетъ на состояніе въ высшихъ сферахъ, состояніе, которое согласуется съ возвышеннымъ назначеніемъ существъ, разсматриваемыхъ нами въ сумеречномъ свѣтѣ и считаемыхъ основною идеальною формою нашего усовершенствованія.
Дѣйствительно, матеріальныя свойства нашего міра имѣли вліяніе на физическое устройство его обитателей; отъ нихъ зависятъ наши инстинктивныя стремленія, а наши желанія носятъ на себѣ отпечатокъ грубой чувственности и даже чувства воплощенной нашей души не могутъ совершенно освободиться отъ нихъ. Мы находимъ признаки низкаго положенія нашего .міра не только въ органахъ питанія и дыханія, но и во всѣхъ органахъ нашего тѣла, зависящихъ одинъ отъ другаго, почему во всѣхъ отправленіяхъ проявляются очевидные признаки низкаго состоянія нашего. Организмъ, съ одной стороны матеріальный, съ другой не могъ сдѣлаться чисто духовнымъ. Гармонія существуетъ даже у низшихъ созданій. Мы обитатели Земли, и вся наша сущность выказываетъ во всѣхъ отношеніяхъ мѣстный характеръ нашей родины.
На мірахъ, гдѣ благоволящая природа возвела человѣческому духу истинный престолъ ш гдѣ человѣкъ не имѣетъ мнимаго господства, какъ здѣсь, но дѣйствительно царствуетъ духомъ надъ всею принадлежащею ему областью, тамъ долговѣчность человѣчества измѣряется періодами мира и счастія. Ложныя формы, которыми облекается порокъ, тамъ вовсе не являются. Къ чему онъ тамъ облечется и на что послужитъ ему обманчивая наружность? Элементы предательства и искушенія тамъ не существуютъ, потому что плевелъ не вырастаетъ безъ зародыша. На тѣхъ мірахъ человѣчество познало истину, потому что тамъ побужденія устремляются только къ благу.
Дѣйствительно, всякій міръ, гдѣ человѣчество достигло возмужалости, долженъ отличаться тѣмъ, что оно пользуется свободою для блага. Въ рядахъ зрѣлыхъ человѣчеству вполнѣ развитая свобода должна имѣть могучую силу, стремящуюся къ совершенству, и составлять поруку превосходства міра. Тамъ всѣ побужденія, желанія и стремленія человѣка имѣютъ передъ собою идеальный первообразъ, который мы считаемъ совершенствомъ и цѣлью человѣческой природы.
Какъ мало такого характера въ нашемъ мірѣ? Наша свобода превращается въ необузданность и является въ видѣ удовлетворенія извращенныхъ побужденій и ослабленія отъ испорченныхъ нравовъ. Свобода соблазнительное слово, за которымъ для людей скрывается пропасть. Полное осуществленіе свободы, о какой, можетъ быть, мечтаютъ втайнѣ, увеличило бы наши несчастія до высочайшей степени. Но вы знаете очень хорошо, что сдѣлалось бы съ нашимъ міромъ, еслибъ вы не обуздывали его свирѣпости. Какой хаосъ образовался бы, еслибъ міръ предался удовлетворенію грубыхъ желаній и не обращалъ вниманія на законы, которые должно было наложить на себя общество, не обращалъ вниманія на совѣсть, болѣе или менѣе удерживающую насъ на краю пропасти? Съ немногими исключеніями, всѣ люди на Землѣ привержены философіи, создаваемой каждымъ для себя, а не для всѣхъ людей, причемъ они имѣютъ въ виду только собственную личность. Оттого ихъ сужденіе можно было бы назвать философіею чувственности. Изъ всѣхъ школъ ни одна не имѣетъ больше приверженцевъ, какъ та, которая составляетъ выраженіе нерѣдко отрицаемаго, но дѣйствительно господствующаго стремленія людей. Исходная точка этой философіи заключается въ опытѣ, что всякое ощущеніе или благотворно, или болѣзненно, почему перваго должно искать, а послѣдняго избѣгать. Такая философія напоминаетъ человѣку, что первое его побужденіе заключается въ желаніи удовольствій, какого бы рода ни было, въ наслажденіи чувствами, знаніемъ или добродѣтелью; она учитъ, что истинное пониманіе жизни заключается въ распредѣленіи, по возможности, большаго количества удовольствій въ данное время, т. е. въ счастіи, и что истинная мудрость заключается въ постиженіи пути къ этой цѣли и странствованіи по немъ даже при временныхъ лишеніяхъ и умныхъ пожертвованіяхъ. Но этой системѣ, личное счастіе есть цѣль жизни, а собственный интересъ единственное побужденіе къ всякому поступку.
Не выраженъ ли этимъ образъ мыслей большей части людей? Не сдѣлался ли бы такой образъ мыслей всеобщимъ, еслибъ уничтожили узы, налагаемыя строгою нравственностью, и отъ насъ потребовали, чтобъ мы вполнѣ пользовались пламенно желаемою свободою? Мы спрашиваемъ тѣхъ, которые въ своихъ словахъ возвѣщаютъ правила возвышенной философіи, не скрывается ли въ ихъ мысляхъ тоже самое воззрѣніе и побужденіе, которое безпрерывно устремляетъ ихъ къ наслажденіямъ и удовольствіямъ. Если бы всѣ люди слушались и могли слушаться самихъ себя, то Эпикуръ сдѣлался бы богомъ Земли.
Но философія чувственности или нравственность интереса одна изъ самыхъ ложныхъ философскихъ системъ. Она смѣшиваетъ свободу съ пожеланіями и тѣмъ уничтожаетъ свободу, не дѣлаетъ разницы между добромъ и зломъ, не знаетъ обязанностей, не допускаетъ права заслугъ и погрѣшностей, очень легко обходится безъ Бога и наконецъ устраняетъ возвышенныя основныя правила ученія метафизики прекраснаго и добродѣтельнаго.
Посмотримъ на человѣчество въ цѣлости и тогда мы легко познаемъ, что оно быстро пошло бы по такому пути, если бы ему предоставили свободу, какую оно себѣ представляетъ. Произвольнымъ объясненіемъ оно лишило бы свободу ея естественности. Поэтому пути идутъ большая часть людей втайнѣ, и, по ихъ мнѣнію, было бы глупо не идти по такому пути.. Дѣйствительно, кажется, благоразумнѣе довольствоваться земнымъ міромъ, каковъ онъ есть, и подчинять ему собственный образъ жизни, нежели проводить жизнь въ тщетныхъ стараніяхъ объ улучшеніяхъ! И такой міръ считаютъ единственнымъ произведеніемъ Бога! Объ этомъ человѣчествѣ полагаютъ, что оно совершенно въ самомъ себѣ и изъ самого себя, и что оно одно находится подъ кровомъ Бога и назначено для господства надъ вселенною!
Съ какой точки зрѣнія ни разсматривать вопроса о человѣчествѣ, повсюду находимъ доказательство низкаго положенія нашего міра и поруку существованія превосходства внѣ Земли. Всѣ ученія философіи и нравственности доказываютъ это. Выскажутъ ли теперь мысль, что наше человѣчество совершенствуется безпрерывно, и настанетъ пора, когда человѣкъ, достигнувъ вершины величія, будетъ жить счастливо и со славою? Но если и представить себѣ дѣйствительное осуществленіе совершенства, къ которому способенъ нашъ родъ, если утверждать, что при содѣйствіи наукъ и промышлености, человѣку удастся вполнѣ господствовать надъ веществомъ, заставлять машины исполнять всѣ работы, которыя нынѣ надобно производить руками, и сколько возможно утвердить господство духа на Землѣ, если видѣть въ будущемъ славную пору, которая превосходитъ нашу на столько же, сколько настоящее время лучше бывшаго нѣкогда состоянія дикости; даже тогда не измѣнятся основныя условія бытія нашего рода, условія, тѣсно связанныя съ нашимъ пребываніемъ на Землѣ, и потому все-таки не удастся уничтожить у нашей земной жизни неизгладимую печать ея несовершенства.
Другіе оптимисты, можетъ быть, станутъ утверждать, что образованіе Земли еще не окончено созданіемъ человѣчества, одареннаго разумомъ и разсудкомъ, и сила, сотворившая человѣчество, каждое мгновеніе можетъ произвести высшіе организмы, новый порядокъ духовныхъ существъ, которыя станутъ надъ людьми столь-же высоко, какъ человѣчество надъ обезьянами, и этотъ новый родъ одушевленныхъ существъ овладѣетъ Землею и будетъ господствовать надъ всѣмъ на Землѣ. Замѣтимъ, что такого событія мы вовсе не желаемъ. Во всякомъ случаѣ эти новыя существа не подвергались бы условіямъ бытія, которыя привязываютъ насъ къ веществу. Ихъ болѣе эѳирная организація могла бы имѣть нѣкоторое сходство со свойственною обитателямъ высшихъ міровъ, о которыхъ мы говорили, и оттого на Землѣ они весьма естественно господствовали бы надъ всѣми подверженными случайностямъ матеріальныхъ элементовъ. Сущность ихъ природы и нравственныхъ способностей была бы для насъ столь же непостижима, какъ для слѣпаго понятія о свѣтѣ, а для глухаго о звукѣ. Хотя такое мнѣніе раздѣляли нѣкоторые весьма уважаемые писатели, оно кажется совершенно неосновательнымъ. Съ одной стороны, человѣческій родъ, кажется, господствуетъ надъ Землею, а съ другой стороны, когда однажды возникнетъ новый членъ въ ряду земныхъ существъ выше насъ, то онъ, по своей сущности, присоединится непосредственно къ намъ, потому что природа не дѣлаетъ скачковъ отъ одного созданія къ другому и не оставляетъ промежутковъ въ естественномъ ряду твореній. Этотъ новый высшій родъ человѣчества долженъ будетъ покориться условіямъ на земномъ шарѣ и принадлежать къ общему царству животныхъ на Землѣ, какъ предшествующіе; организмъ новыхъ существъ, какъ у прежнихъ земныхъ созданій, будетъ имѣть связь съ основною формою животной жизни. Если представить себѣ восходящій рядъ человѣческихъ расъ, то послѣдній и самый совершенный изъ нихъ все-таки будетъ привязанъ къ Землѣ, и ничемъ нельзя будетъ произвести, чтобы Земля перестала быть Землею.
Мы отказываемся отъ романтическихъ предположеній о новомъ человѣческомъ родѣ и обратимъ вниманіе только на настоящее съ истиннымъ его характеромъ. Мы никогда не станемъ наслаждаться идеальнымъ вѣкомъ мира и счастливаго покоя, о которомъ мечтаютъ, и если даже намъ представятся условія такого существованія, будетъ благоразумнѣе отказаться отъ нихъ, потому что такая перемѣна не доставитъ намъ выгодъ. Законъ работы долженъ сохраниться на Землѣ, и безъ него недѣятельность покоя не содѣйствовала бы нашему развитію, но лишила бы насъ силъ и погубила бы. Высшія души, которыя находятъ жизненный элементъ въ умственной дѣятельности, однѣ безъ опасности для своего существованія, могутъ отказаться отъ тѣлесной дѣятельности; но мы, земные люди, знаемъ по грустному опыту объ обитателяхъ болѣе благопріятныхъ климатовъ, что въ работѣ заключается условіе нашего развитія и благоденствія, и что когда умственныя силы не побуждаются физическими условіями къ постоянной дѣятельности, онѣ ослабѣваютъ и остаются безплодными.
Основная мысль, составляющая необходимый результатъ нашего сужденія о нравственномъ порядкѣ человѣчества въ пространствѣ, должна представить намъ въ предѣлахъ міра возвышеніе къ высшимъ умственнымъ существамъ одновременно съ возвышеніемъ къ болѣе тонкому организму, превосходящему нашъ. Здѣсь, на нашемъ скромномъ мѣстопребываніи, всѣ существа, отъ растеній, прозябающихъ въ глубинѣ скалистой пещеры, до ребенка въ колыбели, который обращается къ свѣту, по внутреннему свойству, заключается естественное стремленіе къ свѣту. Точно также во всемъ созданіи существа стремятся къ высшему назначенію. Во всей вселенной человѣчества не остаются на одной ступени, но восходятъ все выше, представляя на звѣздныхъ мірахъ безконечное разнообразіе, и каждое изъ нихъ занимаетъ опредѣленное мѣсто въ единствѣ божественнаго плана, начертаннаго предвѣчнымъ до начала вселенной.
Для пополненія нашего сужденія, обратимъ вниманіе на свойство понятія, которое могутъ и должны имѣть обитатели другихъ міровъ о трехъ основныхъ вопросахъ философіи: о прекрасномъ, истинномъ и благомъ. При такомъ изслѣдованіи мы, по возможности, вѣрно оцѣнимъ эти три вопроса.
Если формы воплощенныхъ духовъ, обитающихъ на каждомъ мірѣ, различны, смотря по природному его свойству, этого нельзя отнести къ внутреннему нравственному чувству, которое придаетъ каждому человѣческому сознанію характеръ творенія съ отвѣтственностью. Наружная оболочка существа, физическій видъ вселенной подлежатъ силамъ вещества, которыя не имѣютъ ничего безусловнаго, но подвержены случайностямъ и при своей дѣятельности подлежатъ такимъ же превратностямъ, какъ и самое вещество. Физическое единство міра можетъ сохраняться при безпрерывномъ превращеніи тѣлъ, а постоянное измѣненіе матеріальныхъ элементовъ не мѣшаетъ вселенной образовать цѣлое, развивающееся одинаково и согласно. Для нравственнаго единства созданія, всѣ духи должны быть связаны неразрывными узами съ высочайшимъ духомъ.
Мы можемъ постигнуть, что эта связь образуется основными правилами эстетики, метафизики и нравственности, и что всѣ человѣческія души міроваго пространства должны имѣть объ этихъ основаніяхъ понятія, достаточныя для достиженія истины — понятія, болѣе или менѣе ясныя или болѣе или менѣе запутанныя, смотря по степени развитія этихъ душъ и обитаемыхъ ими міровъ. Оттого разсмотримъ врожденныя намъ мысли о прекрасномъ, истинномъ и благомъ по себѣ и постараемся отличить физически-прекрасное отъ духовно-прекраснаго и постичь послѣднее въ самой его сущности.
Сначала замѣтимъ, что понятіе о прекрасномъ всего болѣе носитъ на себѣ характеръ относительности, потому что оно отчасти имѣетъ связь съ явленіями существъ, не представляющихъ ничего безусловнаго. Впрочемъ, мы можемъ найти въ себѣ нѣсколько точекъ опоры, составляющихъ основу нашего пониманія и представляющихъ признаки безусловнаго и всеобщаго. Прежде всего изслѣдуемъ, какимъ образомъ мысль о прекрасномъ относительна по своей связи съ внѣшними предметами.
Примемъ по-прежнему земную природу примѣромъ и основою нашего сужденія. Достаточно взглянуть на жизнь и сущность народовъ, чтобы показать, какъ различно судятъ о прекрасномъ во всякомъ племени на Землѣ, и убѣдить, что въ такомъ сужденіи всегда есть нѣчто относительное, а не необходимое и признаваемое всѣми. Мы имѣемъ передъ собою типъ греческой красоты, черкешенку, въ блескѣ ея миловидности и совершенства, представленную въ видѣ прекрасной Венеры; вообразимъ себѣ возлѣ нея типъ китайской красавицы, женщины съ неуклюжею дородностью и смѣшно изуродованными ногами; присоединимъ къ нимъ готтентотскую Венеру, ужасное и отвратительное существо, отъ котораго мы отворачиваемся съ омерзѣніемъ, и затѣмъ представимъ себѣ громадную разницу въ сужденіи о красотѣ у трехъ человѣческихъ расъ, бѣлой, монгольской и африканской. Тогда, конечно, относительность красоты будетъ ясна и очевидна по крайней мѣрѣ въ этомъ кругѣ понятій. То же самое можно сказать обо всемъ, что касается вкуса. Начальникамъ американскихъ племенъ кажутся красивыми татуировки, украшенія изъ перьевъ и раковинъ, просовываніе колецъ сквозь носъ и срѣзываніе ушныхъ мочекъ. Обитатели Таити сплющиваютъ себѣ носъ и окрашиваютъ волосы въ красный цвѣтъ. Чтобы молодая дѣвушка у ботокудовъ, живущихъ въ бразильскихъ лѣсахъ, имѣла приличный видъ, она должна дать выбить себѣ верхніе рѣзцы. Не менѣе замѣчательныя особенности свойственны неграмъ, обитающимъ около источниковъ Нила. Тамъ женщина считается вполнѣ прекрасною только при дородности, которая принуждаетъ ее ползать на четверенькахъ. Многіе туземцы Индіи вытягиваютъ губы клювомъ и протыкаютъ деревянную палочку сквозь нижнюю губу. Цейлонцы чернятъ себѣ зубы, пережевывая бетель, и для нихъ бѣлые зубы отвратительны. То же самое должно сказать о яванцахъ, которые не хотятъ имѣть зубы бѣлые, какъ у собакъ. Можно представить еще длинный списокъ причудъ вкуса, смотря по племенамъ и времени, которое своею модою опредѣляетъ красоту.
Мы произнесли слово, которое достаточно характеризуетъ зыблемость многихъ сужденій о прекрасномъ. Дѣйствительно, есть ли что-нибудь непостояннѣе и болѣе подверженнаго случайностямъ и измѣненіямъ, чѣмъ мода. Кто полагаетъ, что приведенные примѣры составляютъ признаки начинающагося еще не образованнаго вкуса, котораго сужденіе не имѣетъ вѣса, потому что существуетъ у народа еще не развившагося, какъ мы, то представимъ собственныя наши сужденія о прекрасномъ, которое опредѣляется модою каждаго года, и спросимъ, что можетъ мѣняться чаще и что менѣе опредѣленно, чѣмъ моды. Можно сказать вмѣстѣ съ Паскалемъ: Истина по сю сторону Пиренеевъ есть ошибка, по ту сторону, то, что за десять лѣтъ приводило въ восторгъ весь народъ, нынѣ считается смѣшнымъ, но возвратится позднѣе и опять будетъ пользоваться прежнимъ уваженіемъ. Чѣмъ восхищаются нѣмцы, то нерѣдко кажется французамъ отвратительнымъ. Формы, цвѣтъ, характеръ, все мѣняется на каждомъ градусѣ широты.
Безъ сомнѣнія, нельзя считать образцемъ прекраснаго то, что представляютъ низшія и древнѣйшія человѣческія расы, а еще менѣе можемъ мы предполагать, по примѣру Руссо, естественное понятіе о прекрасномъ въ состояніи дикости. Напротивъ того, слѣдуетъ согласиться, что подобное сужденіе тѣмъ справедливѣе и вѣрнѣе, чѣмъ болѣе развито оно просвѣщеніемъ, и что наше прекрасное, дѣйствительно, заслуживаетъ этого имени болѣе, чѣмъ прекрасное африканскихъ племенъ; но именно такая неодинаковость доказываетъ относительность понятія о прекрасномъ, признаваемомъ по общему согласію, потому что оно постоянно можетъ усовершенствоваться и, дѣйствительно, совершенствуется по мѣрѣ развитія нашего идеала. Такую относительность мы должны признавать тѣмъ болѣе, что не было бы никакого основанія считать наше прекрасное высшимъ образцемъ и предѣломъ физическаго прекраснаго, такъ какъ мы должны признать въ порядкахъ, стоящихъ выше насъ, другія представленія о прекрасномъ, которое должно быть возвышеннѣе идеи, свойственной намъ.
Мы тотчасъ докажемъ, какъ наше сужденіе о физически-прекрасномъ на столько приближается къ истинѣ, на сколько мы сами приближаемся къ пониманію духовно-прекраснаго, и что физически-прекрасное имѣетъ лишь безусловные признаки, заимствованные изъ духовно-прекраснаго. Предварительно представимъ, какъ существенно относительно физически-прекрасное примѣромъ, находящимся въ непосредственной связи съ нашимъ предметомъ.
Искусство, имѣющее тѣсную связь съ нашимъ предметомъ, есть ваяніе, которое занимается изображеніемъ насъ самихъ. Возмемъ же образецъ этого искусства или вѣрнѣе изберемъ въ немъ мастерскія произведенія. Мы имѣемъ Аполлона бельведерскаго и медицейскую Венеру, два мастерскія произведенія, которыя совершенно справедливо считаются образцами прекраснаго въ искусствѣ. Посмотримъ на эти двѣ человѣческія статуи. Первая блещетъ безсмертною юностью бога; на его челѣ отражаются мысли; осанка полна величія, и тѣло оживлено небеснымъ духомъ, который спокойно проникаетъ его. Этотъ богъ имѣетъ тихое убѣжденіе въ своемъ могуществѣ; его смертоносная стрѣла пронзила дракона Пнеана; проникнутый сознаніемъ счастія побѣды, его взоръ, кажется, уже забылъ о ней и теряется въ безконечности! Какъ удивительна эта Венера даже возлѣ прекраснаго тѣла Аполлона! Какая прелесть въ этихъ чертахъ, какая привлекательность и мягкость въ волнистыхъ формахъ! Въ этой фигурѣ отражается нѣчто божественное; кажется, что розы окрашиваютъ это тѣло, какъ во времена Пигмаліона, улыбка играетъ на губахъ, и трепетъ жизни проходитъ подъ этими восхитительными формами.
Изъ всѣхъ произведеній искусства, оба упомянутыя нами, кажется, представляютъ въ высочайшей степени признаки безусловно прекраснаго. Впрочемъ, безпристрастное обсужденіе болѣе объяснитъ намъ этого рода красоту и покажетъ, что она, какъ все физически-прекрасно е, относительна.
Она представляетъ образцы прекраснаго на Землѣ. Соглашаемся. Но все безусловное неизмѣнно и обще; пойдемте же далѣе и посмотримъ, могутъ ли этотъ Аполлонъ и эта Венера жить на другихъ мірахъ. Мы давно знаемъ, что нашъ образъ бытія тѣсно связанъ съ нашимъ мѣстопребываніемъ и не можетъ быть перенесенъ въ другія области вселенной безъ чрезвычайныхъ органическихъ измѣненій. Если этимъ двумъ существамъ умѣреннаго климата Аѳинъ или Рима было бы трудно жить подъ палящимъ солнцемъ средней Африки или на ледяныхъ степяхъ Сибири, и если въ такихъ странахъ они лишились бы всей своей прелести, что же было бы съ ними при совершенно чуждыхъ условіяхъ, которымъ они подвергнулись бы, попавъ на другой міръ? Созданные для обитанія на Землѣ, они имѣютъ организацію, соотвѣтствующую состоянію Земли, чѣмъ обусловливается и ихъ красота. Но что сдѣлалось бы изъ нихъ, если бы они попали въ палящій жаръ Меркурія, который немедленно задушилъ бы ихъ, или въ холодъ Урана, гдѣ у нихъ застыла бы кровь въ жилахъ? Какъ дѣйствовалъ бы механизмъ ихъ легкихъ въ атмосферѣ во 100 разъ гуще нашей или во 100 разъ жиже нашего жизненнаго элемента? При измѣненіи легкихъ, должна измѣниться и форма груди, а вмѣстѣ съ нею и форма всего тѣла. Къ чему послужатъ зубы и органы питанія, какіе намъ нужны на Землѣ, тамъ, гдѣ существа въ родѣ людей питаются одними растеніями или одними животными, или же не пріобрѣтаютъ себѣ пищи ни отъ однихъ, ни отъ другихъ, и гдѣ жизненные процесы вовсе не походятъ на наши? Вмѣстѣ съ измѣненіемъ формы органовъ пищеваренія измѣняется и остальное тѣло. Наши глаза устроены такимъ образомъ, что они различаютъ близкіе предметы, съ которыми мы постоянно приходимъ въ соотношеніе. Къ чему послужатъ такіе глаза тамъ, гдѣ дѣятельность обращена не на такіе предметы, какъ на Землѣ, гдѣ проводятъ жизнь въ слояхъ эѳира или подъ потоками жидкости? Подобные вопросы можно сдѣлать относительно всѣхъ нашихъ органовъ. Кто далъ бы намъ отвѣтъ, если бы мы спросили о загадкѣ чувствъ, которыми нашъ духъ познаетъ внѣшній міръ? Здѣсь мы одарены пятью чувствами, достаточными для нашихъ потребностей и ощущеній, взаимно пополняющихся и образующихъ единство нашего сознанія. Другія существа имѣютъ только четыре чувства, иныя три или два, или же лишены ихъ; тѣмъ не менѣе эти существа заключаютъ въ самихъ себѣ совершенную чувственную жизнь, стоящую, конечно, гораздо ниже нашей, потому что имъ не свойственъ родъ ощущеній, къ которымъ способны мы. Можно представить себѣ и шестое чувство, о которомъ мы не имѣемъ никакого понятія, но доставляющее другимъ существамъ новое преимущество передъ нами и соединяющее ихъ съ нѣкоторыми неизвѣстными намъ свойствами природы. Какъ въ физическомъ, такъ и въ эстетическомъ отношеніи, мы, поэтому, не имѣемъ основанія полагать, что мы занимаемъ высшее мѣсто въ ряду твореній. Все побуждаетъ насъ предполагать совершенно противное. Всѣ отвѣты, которые мы можемъ дать на вопросы, касающіеся физической природы, единогласно говорятъ, что красота природы не есть красота міровъ. На каждомъ изъ нихъ существуетъ первообразный Аполлонъ и первообразная Венера; но прелесть этихъ существъ мы не постигли бы, какъ обитатели другихъ міровъ не постигаютъ прелести нашихъ первообразовъ. Физическая красота, по своей сущности, относительная. Это, однако, не значитъ, что ея нѣтъ; между отсутствіемъ и относительнымъ существованіемъ есть огромный промежутокъ. Это значитъ, что мы не должны считать этой красоты безусловною, потому что можно предполагать красоту, болѣе приближающуюся къ совершенству. Между относительною и безусловною красотою существуетъ безчисленное множество ступеней, и между обѣими господствуетъ разница, какъ между конечнымъ и безконечнымъ.
Безусловная красота есть красота духовная, красота ума, красота нравственности. Какъ бы мы ее ни называли, она находится въ нашемъ сознаніи, какъ основаніе мысли прекраснаго, какъ идеалъ, къ которому болѣе или менѣе приближается конечное прекрасное, замѣчаемое нашими чувствами. Этотъ идеалъ есть мѣра и руководство нашего сужденія о прекрасномъ въ частности. Если мы признаемъ въ прекрасномъ ступени, то лишь потому, что безсознательно сравниваемъ это прекрасное съ нашимъ идеаломъ, который при такомъ сравненіи становится судьею.
Это неоспоримое основаніе заключается въ насъ съ своимъ безусловнымъ характеромъ. Оно болѣе или менѣе скрыто низшимъ нашимъ положеніемъ, болѣе или менѣе проявляется, благодаря нравственному воспитанію и побуждаетъ судить, даже когда мы захотѣли бы принудить это сознаніе къ безмолвію, судить не только о цѣнѣ нашей мысли, но также о цѣнѣ мыслей всѣхъ людей. Если нашему сужденію подвергается нравственный фактъ, и оно находитъ его по себѣ прекраснымъ, то мы непоколебимо считаемъ его прекраснымъ, даже когда другіе люди утверждаютъ, что они не находятъ въ немъ ничего особеннаго.
Мы представимъ примѣры изъ фактовъ нравственнаго порядка, какъ сдѣлали относительно произведеній физическаго порядка.
Напомнимъ геройскій подвигъ швейцарца Арнольда Винкельрида, когда войска Леопольда австрійскаго выступили противъ швейцарцевъ Луцерна, Гларуса и Цуга, и воины стояли другъ противъ друга. Винкельридъ выступилъ изъ ряда соотечественниковъ, и подошелъ къ врагамъ, говоря: "Товарищи, я проложу вамъ дорогу. т, Тутъ онъ ухватилъ руками сколько могъ обращенныхъ на него копьевъ и втиснулъ ихъ себѣ въ грудь. Швейцарцы вторглись въ открывшійся такимъ образомъ рядъ и одержали побѣду, а имя героя Винкельрида, добровольно пожертвовавшаго жизнію для спасенія отечества, неизгладимо внесено въ исторію Швейцаріи. Мы напоминаемъ о Винцентѣ-де-Паула, который все свое богатство и всю жизнь посвятилъ бѣднымъ и больнымъ; о всѣхъ, которые, одушевясь подобнымъ же человѣколюбіемъ, въ различныя времена, у различныхъ народовъ, совершали такія благородныя дѣянія всю жизнь. Напомнимъ о Сократѣ, который опорожнилъ кубокъ съ ядомъ, хотя ему представлялся случай сохранить жизнь, но избралъ смерть, чтобы не отречься отъ истины и остаться вѣрнымъ на словахъ и на дѣлѣ истинѣ, отъ которой не должно отказываться даже при коварномъ девизѣ, что цѣль освящаетъ средства, которую должно удерживать передъ друзьями и врагами во всѣхъ положеніяхъ жизни, и которой слѣдуетъ быть путеводительною звѣздою на всемъ пути нашей жизни, пока мы не закроемъ глаза передъ видимымъ свѣтомъ.
Такіе поступки мы называемъ прекрасными; такое сужденіе мы произносимъ въ слѣдствіе господствующаго въ насъ основанія, и если кто-нибудь скажетъ, что подобные поступки нисколько не трогаютъ его, то мы признаемъ его слова ложью или же его нравственность извращенною. Мы судимъ такимъ образомъ потому, что эти поступки выказываютъ прелесть, которая близко подходитъ къ нашему сужденію о безусловно-прекрасномъ. Такимъ же образомъ мы судимъ обо всемъ прекрасномъ, походящемъ на нравственно-прекрасное.
Физическо-прекрасное, замѣчаемое чувствами, относительно, между тѣмъ, какъ идеально-прекрасное, безусловно; послѣднее есть основа перваго. Всѣ прелести, образующія внѣшнее прекрасное, не удовлетворяютъ насъ, и составляютъ лишь указанія на высшую прелесть, которая есть красота идеальная. Такой идеалъ представляется нашей душѣ тѣмъ яснѣе, чѣмъ чище, совершеннѣе и выше мы стоимъ въ кругу душевной жизни, и этотъ идеалъ, кажется, возносится выше и дальше, по мѣрѣ того, какъ мы воздымаемся и стараемся приблизить къ нему наши воззрѣнія. Этотъ идеалъ представляетъ нѣчто безконечное, потому что его границы заключаются въ самомъ Богѣ, въ основаніи всѣхъ основаній.
Всѣ созданныя человѣческія души, какъ на Землѣ, такъ и на другихъ мірахъ, соединены между собою одинаковыми неопровержимыми основаніями идеально прекраснаго, потому что эти основанія имѣютъ характеръ совершенства, необходимости и всеобщности. Если прекрасное въ предметахъ различно, смотря по мірамъ, то этого нельзя сказать о прекрасномъ въ душѣ человѣка: послѣднее необходимо есть всеобщее понятіе. Оно образуетъ, какъ мы увидимъ, нравственную связь съ основаніями безусловно истиннаго и благаго, соединяющую всѣ созданные духи съ первобытнымъ духомъ. На всѣхъ обитаемыхъ земляхъ міроваго пространства, какъ и на нашемъ, человѣческія души могутъ, вмѣстѣ съ Платономъ, восторженно произнести:
«Вѣчно прекрасное, не возникающее и не пропадающее, не подлежитъ упадку и не возрастаетъ. Оно не бываетъ въ одномъ отношеніи прекраснымъ, а въ другомъ отвратительнымъ, прекраснымъ только въ извѣстное время въ извѣстномъ мѣстѣ или въ опредѣленномъ отношеніи, для одного прелестнымъ, а для другаго отвратительнымъ. Оно не имѣетъ видимой формы, лица, рукъ или чего-либо тѣлеснаго; оно также не особое какое-нибудь представленіе или наука, не включается въ чемъ-либо другомъ, въ живомъ существѣ земли или небѣ, но существуетъ совершенно по себѣ, однообразно и неизмѣнно; въ этомъ прекрасномъ принимаютъ участіе всѣ прочія прелести, но такимъ образомъ, что если послѣднія возникаютъ или пропадаютъ, вѣчно прекрасное не уменьшается и не увеличивается и нисколько не измѣняется. Чтобы постигнуть тебя, совершенную красоту, надобно начать съ прекраснаго здѣсь на землѣ и, безпрестанно обращая глаза на высочайшую твою прелесть, восходить, такъ сказать, по ступенямъ лѣстницы, и этимъ путемъ достигнуть, переходя отъ одного познанія къ другому, дознанія, предметъ котораго есть только самое прекрасное; тогда наконецъ постигнуть его въ томъ видѣ, какъ оно есть по себѣ… Какую судьбу имѣлъ бы смертный, которому было бы дозволено узрѣть прекрасное въ первобытной чистотѣ, безъ человѣческаго тѣла, человѣческихъ цвѣтовъ и бренныхъ украшеній, которому было бы дозволено видѣть прекрасное само по себѣ въ своей единственной божественной сущности!»
Если въ прекрасномъ есть безусловное основаніе, которое представляетъ духовную первобытную форму прекраснаго, то подобнымъ же образомъ, и еще болѣе, тѣ же безусловныя основанія должно найти въ идеѣ истиннаго и благаго, потому что въ нихъ болѣе нѣтъ ничего матеріальнаго: все въ нихъ нравственно и относится къ области духа. Истинное истинно, а благое благо въ безусловномъ значеніи этихъ выраженій. Если по исторіи кажется, что одни народы признавали истины, неизвѣстныя другимъ, чѣмъ, повидимому, ослабляется основаніе безусловности истинъ, то это обстоятельство должно пояснить намъ существованіе такихъ истинъ и научить насъ отличать ихъ отъ условныхъ мыслей, предостерегая насъ признавать необдуманно безусловною истиною то, что не носитъ неизгладимыхъ ея признаковъ.
Общія истины отличаются тѣмъ, что существуютъ по необходимости, независимо отъ насъ и ничѣмъ не могутъ измѣниться. Онѣ неоспоримы и не могутъ исчезнуть. Нашъ разсудокъ постигаетъ ихъ, но не изобрѣтаетъ. Хотя не всѣ люди въ одинаковой степени оцѣниваютъ эти истины, потому что не всѣ стоятъ на одной степени пониманія и добродѣтели, все-таки понятіе о нихъ можетъ проникнуть въ сознаніе каждаго человѣка, потому что это понятіе должно руководить нашъ внутренній образъ жизни.
Такія общія основанія стоятъ во главѣ всякой науки и безъ ихъ неоспоримости нельзя было бы построить ни одной науки. Во главѣ математики мы имѣемъ аксіомы, которыя составляютъ основу этой науки и далѣе которыхъ мы не идемъ, потому что въ нихъ заключается несомнѣнное подтвержденіе нашихъ теоремъ. Во всѣхъ странахъ нашего міра признаютъ истинными математическія аксіомы, напр., что всякое цѣлое равно всѣмъ своимъ частямъ, сложеннымъ вмѣстѣ; что между двумя точками возможна только одна прямая; что двѣ прямыя линіи не могутъ ограничивать пространства и т. д.
Въ главѣ логики, этой математики сужденія, мы имѣемъ безусловныя основанія, къ которымъ относимъ различныя наши мысли, основанія, на которыхъ мы выражаемся опредѣлительно и достигаемъ искомой истины. Мы напомнимъ здѣсь только о нѣсколькихъ основаніяхъ, которыми пользуются при постиженіи явленій, представляющихся во вселенной, напр. всякое дѣйствіе предполагаетъ причину, равную по крайней мѣрѣ произведенному дѣйствію; всякое движеніе требуетъ силу, и всякая сила замѣтна только по сопротивленію; включающее больше включеннаго въ немъ; нѣтъ дѣйствія безъ дѣятеля, нѣтъ качества безъ чего-либо, чему свойственно это качество, и т. д.
Въ главѣ нравственности мы также имѣемъ безусловныя и неоспоримыя основанія, по которымъ мы осуждаемъ поступки и даже мысли и опредѣляемъ ихъ цѣну. Они составляютъ основу нашихъ личныхъ и нѣкоторыхъ общественныхъ законовъ, ими мы руководствуемся при нашей внутренней жизни, и они признаются всѣми нравственными существами безъ различія міровъ, пространства и времени. Понятіе справедливаго и несправедливаго кроется глубоко въ нашемъ сознаніи; клятва налагаетъ обязанности, и кто поступаетъ противъ нея, тотъ совершаетъ преступленіе; завидующій ближнему — преступникъ; посвященіе жизни на помощь несчастнымъ — добродѣтель, и т. д. Это безусловныя общія истины.
Такія вполнѣ общія истины не должно смѣшивать съ общепризнаваемыми. Хотя послѣднія въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ и общи, но по своей сущности не представляютъ безусловности. Если, напр., мы говоримъ, что годъ зависитъ отъ движенія Земли, то высказываемъ относительную, общепризнаваемую истину, которую можно примѣнить ко многимъ звѣздамъ, но нельзя приложить къ тѣмъ, которыя принадлежатъ къ системамъ, существенно отличающимся отъ нашей. Напр. на Землѣ, лежащей посреди группы солнцъ и неподвижной относительно послѣднихъ, вовсе не было бы года; тамъ существовала бы совершенно другая физика и другая астрономія, нежели у насъ, между тѣмъ какъ основанія математики и мышленія у обитателей тѣхъ міровъ не отличались бы отъ нашихъ. Относительно общія истины передаются только помощью чувствъ и внѣшнихъ наблюденій, а потому школы, опирающіяся на одномъ опытѣ, не признаютъ такого раздѣленія истинъ. Безусловная истина, независимая ни отъ обитаемыхъ міровъ, ни отъ ихъ обитателей, постигается разумомъ, который открываетъ помощью врожденныхъ, совершенно общихъ основаній, а не придумываетъ или создаетъ. Оттого мы говоримъ, что у всякаго человѣчества безусловная истина, точно какъ у насъ, составляетъ основу дѣятельности духа.
При разборѣ происхожденія безусловныхъ истинъ, мы поступаемъ по примѣру отца эклектической философіи; мы утверждаемъ, что эти истины заключаются или въ нашемъ духѣ, или во внѣшнихъ существахъ, или въ самихъ себѣ, или, наконецъ, въ Богѣ, а потому признаемъ: 1) что нашъ духъ постигаетъ безусловную истину, но не создаетъ ея; 2) что внѣшнія существа принимаютъ участіе въ безусловной истинѣ, но не объясняютъ ея; 3) что истина не существуетъ сама по себѣ, но 4) заключается въ Богѣ, основаніи всѣхъ основаній. Высочайшее существо соединило съ собою этими узами всѣ духи; назначеніе всѣхъ существъ, одаренныхъ разумомъ, заключается въ возвышеніи до познанія безусловныхъ истинъ, и эти существа заключаютъ необходимые элементы и понятія, для развитія и достиженія такого знанія.
Если мы говоримъ, что основанія истины внѣдрены въ нашу душу самимъ Богомъ и образуютъ основу нашего знанія, то мы не утверждаемъ, что всѣ постигаютъ ее въ одинаковой степени и что повсюду возвели зданіе, какъ мы, обитатели Земли. Такой мысли мы вовсе не имѣемъ. Напротивъ того, мы, по необходимости, полагаемъ, что наши человѣческія знанія болѣе или менѣе развиты, болѣе или менѣе обширны, смотря потому, занимаемъ ли мы болѣе или менѣе высокое положеніе въ духовномъ порядкѣ. Оттого, изъ одинаковыхъ основаній можно сдѣлать весьма различные выводы, вѣрные и ложные. Если мы, напр., изъ основныхъ истинъ ариѳметики или геометріи постепенно установили теоремы ариѳметики, геометріи, алгебры, тригонометріи, анализа и высшей математики отъ первыхъ теоремъ Эвклида до интеграловъ и дифференціаловъ Декарта, Лейбница, ферма, Лагранжа и т. д., то изъ этого не слѣдуетъ, что на другихъ мірахъ, гдѣ занимаются математикою, родъ ея развитія и достигнутая цѣль одинаковы съ земными. Ничѣмъ нельзя доказать, что извѣстныя намъ средства математическихъ выкладокъ единственныя примѣнимыя, и что открытый нами путь — единственный, по которому можетъ идти человѣческій умъ. Правда, что Паскаль и другіе изслѣдователи сами нашли геометрическія основанія, которымъ училъ уже Эвклидъ, и потому возможно, что на другихъ мірахъ существуетъ точно такая же математика, какъ на Землѣ. Можетъ быть, на нѣкоторыхъ мірахъ остановились на простѣйшемъ воззрѣніи на ученіи о величинахъ, а на другихъ напротивъ того, возвысились до ученія, о которомъ мы не въ состояніи составить себѣ понятія. Можетъ быть также, что на однихъ и тѣхъ же основаніяхъ возвели зданіе математики, отличающееся отъ нашего, что одни основанія нашли безплодными, а другіе болѣе важными, и что изъ нихъ вывели новыя теоремы и пользовались для рѣшенія задачъ совершенно неизвѣстными намъ способами. Развѣ мы сами не достигаемъ одной и той же цѣли разными путями? Должно принять въ соображеніе, что всякій разсудокъ кажется ограниченнымъ, если мы разсматриваемъ его въ данное мгновеніе, и что онъ представляется намъ средоточіемъ шара, способнаго увеличиться, за предѣлами котораго умъ, однако, ничего не можетъ замѣтить; должно сообразить, что каждый обладаетъ свойственными ему способностями постиженія и изобрѣтенія, такъ что на однихъ и тѣхъ же общихъ основаніяхъ построеніе науки можетъ произойти безконечно разнообразнымъ способомъ.
Послѣ этого поясненія повторяемъ, что безусловныя основанія вѣчной истины заключаются въ сознаніи каждаго отвѣтственнаго духа; они свѣтъ, озаряющій каждому человѣку міръ, и вмѣстѣ съ основаніями прекраснаго и благаго утверждаютъ нравственное единство созданія. Мы достойнымъ образомъ заключимъ это сужденіе объ истинѣ, приводя слова Боссюэта изъ его. Трактата о познаваніи Бога и самого себя, въ которыхъ онъ высказываетъ свои мысли объ истинѣ.
"Вѣчныя истины, представляемыя нашими мыслями, настоящіе предметы науки. Если я изслѣдую, гдѣ и въ какомъ предметѣ онѣ существуютъ вѣчно и неизмѣнно, то долженъ признать существо, въ которомъ истина существуетъ вѣчно и въ которомъ она всегда включается; это существо должно быть само истиною и состоять совершенно изъ истины, и отъ него должна проистекать истина во всемъ, что естч и можно себѣ представить. Значитъ, въ немъ я созерцаю непостижимымъ для меня способомъ вѣчныя истины, а созерцать ихъ значитъ обращаться къ тому, кто незыблемо есть вся истина, и воспринимать его свѣтъ. Это вѣчное бытіе есть Богъ, вѣчно сущій, вѣчно истинный и вѣчно остающійся истиною. Въ этомъ предвѣчномъ заключаются вѣчныя истины. Тамъ я ихъ вижу и видятъ ихъ всѣ люди, какъ я.
«Откуда же происходитъ въ моемъ духѣ такое чистое впечатлѣніе истины? Откуда представляются ему эти незыблемыя правила, руководящія его сужденіе, развивающія нравственность, и помощью которыхъ люди открываютъ тайныя отношенія формъ и движеній? Словомъ, откуда происходятъ эти вѣчныя истины, о которыхъ я такъ много разсуждалъ? Развѣ треугольники, четыреугольники и круги, которые я грубыми очерками провожу на бумагѣ, внушаютъ мнѣ ихъ отношенія? Или существуютъ другіе, которые своимъ совершенствомъ производятъ на меня такое дѣйствіе?… Развѣ гдѣ-либо, въ мірѣ или внѣ его, есть вполнѣ совершенные треугольники и круги, которые впечатлѣваются въ моемъ духѣ вполнѣ правильно? Развѣ существуютъ правила сужденія и нравственности въ какомъ-нибудь мѣстѣ, откуда мнѣ сообщаются незыблемыя истины? Или же опредѣленную мысль внушаетъ мнѣ тотъ, кто повсюду установилъ мѣру отношенія и самую истину?… Безъ сомнѣнія, Богъ включаетъ основную причину всего того, что можно себѣ представить во вселенной; Онъ есть первобытная истина; истинно все соединяющееся съ Его вѣчною мыслью; мы ищемъ Его, отыскивая истину, и находимъ ее, когда нашли Бога.»
Сказанное нами объ общихъ идеяхъ прекраснаго и истиннаго свойственныхъ разуму всѣхъ созданныхъ духовъ, должно быть примѣнимо и къ понятію безусловно благаго, кроющемся въ сознаніи каждаго человѣка. Понятіе о благомъ, впрочемъ, тѣсно связано съ понятіемъ объ истинномъ, потому что безусловно благое не болѣе какъ безусловная нравственная истина. Значитъ, то, что мы скажемъ, есть неизбѣжное слѣдствіе предъидущаго, и намъ легко будетъ доказать, что нравственность, точно какъ психологія, логика и метафизики, имѣетъ безусловныя, незыблемыя основанія.
Мы повторяемъ, что философія ничего не изобрѣтаетъ, но только подтверждаетъ и описываетъ существующее. Человѣкъ не въ состояніи создать, образовать нравственную истину, точно такъ, какъ онъ не въ состояніи изобрѣсть метафизическую. Онъ можетъ только возвыситься до постиженія существующей истины, открыть ее и дѣйствовать ею, сообразно законамъ своего разума.
Оттого мы раздѣляемъ мнѣніе большей части философовъ, что общія основанія нравственности можно установить по общему состоянію человѣчества, что задача и метода философіи должны ограничиваться собираніемъ того, что человѣчество думаетъ и чему оно вѣритъ, вѣрно объяснить эти мысли и выразить въ видѣ ученія тѣ идеи, которыя каждый человѣкъ, по внутреннему сознанію, считаетъ благими. Тутъ судья нашъ — здравый разсудокъ. Во всѣ времена и у всѣхъ народовъ, человѣкъ отличалъ справедливое отъ несправедливаго, вездѣ онъ постигалъ понятія обязанностей добродѣтели и вѣрности; повсюду, въ изученіи языковъ, въ выраженіи мыслей, въ наружной жизни семействъ и народовъ, въ откровенныхъ бесѣдахъ съ самимъ собою, — повсюду мы находимъ безусловныя сужденія, хвалящія или порицающія нравственные поступки. Рѣшеніе этого суда высказывается съ знаніемъ дѣла и большимъ вѣсомъ, такъ что его не можетъ перемѣнить никакая власть.
Въ нравственности, какъ въ логикѣ и эстетикѣ, не всѣ люди одинаково способны постигать и вѣрно оцѣнивать всѣ основанія благаго. Способность судить вѣрно, имѣетъ во внутреннемъ сознаніи ясныя и опредѣленныя понятія о добрѣ и злѣ, и оттого быть отвѣтственнымъ составляетъ способность, которая у насъ болѣе или менѣе совершенна, смотря потому, на сколько мы возвысились въ нравственномъ порядкѣ. Не должно смѣшивать основанія природной нравственности и религіи съ мыслями, почерпнутыми изъ природнаго состоянія, и не слѣдуетъ, по примѣру нѣкоторыхъ, искать общіе законы благаго и подтвержденіе нашего сужденія у людей, находящихся въ дикомъ состояніи или вообще стоящихъ низко въ умственномъ отношеніи. Точно такъ же, какъ мы не искали вѣрнаго понятія о прекрасномъ и истинномъ у существъ, которыя только по названію люди, и занимаютъ въ человѣчествѣ весьма низкую степень, такъ сказать, соединяющую людей съ животными, точно такъ же мы не можемъ предполагать у нихъ истинныхъ законовъ нравственности. Это замѣчаніе еще болѣе выкажетъ наше ученіе о постепенности порядковъ духовъ и представитъ понятіе объ общемъ распредѣленіи рядовъ душъ, которыя болѣе или менѣе развились въ познаніи и примѣненіи благаго.
Чтобы познать истинныя основанія нравственности, ихъ должно искать въ сознаніи тѣхъ человѣческихъ существъ, которыя вполнѣ развили внутреннюю свою жизнь, достигли возможности свободной дѣятельности и не находятся въ мнимомъ естественномъ состояніи или въ состояніи человѣчества, еще не перешедшаго за предѣлы одного познаванія чувствами. Должно вопрошать человѣка, который научился испытаніемъ самого себя и жизненнымъ опытомъ, а не того, кто находится еще въ дремотѣ дѣтства. Наша совѣсть опредѣляетъ законы безусловной нравственности. Она научаетъ насъ, что основанія, которыя мы ищемъ и помощью которыхъ мы различаемъ добро и зло, не заключаются въ чувственномъ ученіи Эпикура и въ нравственности, опирающейся на пользѣ и увлекающей къ деспотизму и упадку. Она также учитъ насъ, что нравственность чувствъ, противоположная нравственности эгоизма, недостаточна; что нравственность, основанная на интересѣ большей части людей, не совершенна. Изслѣдованіе психологическихъ процесовъ, которые происходятъ въ насъ, когда мы должны обсуждать поступки другихъ и наши собственные, указываетъ, что сужденіе о злѣ и добрѣ опирается на устройствѣ самой человѣческой природы, какъ сужденіе о прекрасномъ и истинномъ, и что эти два понятія, какъ сужденіе о благомъ, отличаются простотою, первобытностью и неразложимостью. Какъ всѣ другія науки, нравственность имѣетъ свои неоспоримыя основанія, которыя во всѣхъ языкахъ называются нравственными истинами. Эти истины не покоряются никакому произволу, говорятъ нашей душѣ повелительно и возбуждаютъ мученія и ужасы угрызенія совѣсти, или спокойствіе и довольство, произносятъ надъ нами обвинительный приговоръ или избавляютъ отъ него, словомъ, судятъ о насъ по истинной нашей цѣнѣ.
Эти основанія составляютъ истинную нравственность, принадлежатъ всѣмъ человѣчествамъ вселенной и соединяютъ всѣхъ отвѣтственныхъ духовъ.
Эти основанія, подобно основаніямъ прекраснаго и истиннаго, не совершенно отвлеченное и не мечтательное произведеніе нашихъ мыслей, но существуютъ, безусловны, неотвержимы въ основномъ существѣ, которое включаетъ ихъ. Отъ понятій о прекрасномъ и истинномъ мы возвысились до единства, которое есть безусловно прекрасное и истинное. Возвысимся такимъ же образомъ до единства понятія о благомъ, которое есть безусловно благое. Это высшее единство включаетъ совершенно прекрасное, совершенно истинное и дѣйствительно благое. Оно есть безконечное существо, съ которымъ всѣ духи всѣхъ міровъ соединены разсмотрѣнными нами основаніями, существо возвышенное, которое достигало вершины совершенства или, вѣрнѣе, есть самое совершенство, къ которому каждому существу назначено устремляться.
Всякое мыслящее существо, которое предается созерцанію Вѣчнаго, можетъ изъ глубины сердца, съ полною любовью взывать къ нему и, предаваясь священному восторгу, отъ имени всѣхъ существъ въ пространствѣ, повторить слова глубокомысленнаго Фихте: «Возвышенная живая воля, которую не назвать никакимъ именемъ и не постигнуть никакимъ пониманіемъ, къ Тебѣ осмѣливаюсь вознестись моею душею, потому что Ты и я — мы нераздѣльны. Твой голосъ раздается во мнѣ, а мой отдается въ Тебѣ; всѣ мои мысли, если онѣ истинны и благи, мыслятся въ Тебѣ; въ Тебѣ, непостижимомъ, я вполнѣ постигаю себя и міръ, разгадываю всѣ загадки моего бытія, и моему духу открывается полная гармонія…. Ты производишь во мнѣ сознаніе моихъ обязанностей, моего назначеніе въ ряду разумныхъ существъ, — какимъ образомъ, я не знаю и мнѣ не нужно знать этого. Ты знаешь и познаешь, что я думаю и какъ хочу. Ты это можешь знать, но какъ Ты сознаешь это — я не постигаю. Ты хочешь, потому что хочешь, чтобы мое свободное послушаніе имѣло послѣдствіе въ вѣчности…. Ты дѣлаешь и самая Твоя воля есть дѣяніе…. Ты живешь и существуешь, потому что знаешь, хочешь и дѣйствуешь, находясь повсюду передъ конечнымъ разумомъ!… Постигая такія отношенія ко мнѣ конечному, я буду спокоенъ и блаженъ. Я знаю непосредственно только то, что долженъ дѣлать. Я хочу исполнять это свободно, радостно и безъ умничанья, потому что мнѣ приказываетъ Твой голосъ, распоряженіе духовнаго міроваго плана, а сила, которою я исполняю это повелѣніе, есть Твоя сила. Что приказываетъ Твой голосъ и что я исполняю Твоею силою, навѣрное и дѣйствительно хорошо въ такомъ планѣ. Я спокоенъ при всѣхъ событіяхъ въ мірѣ, потому что они происходятъ въ Твоемъ міръ. Ничто не можетъ меня смущать и поражать или устрашать, потому что Ты живешь и я созерцаю Твою жизнь. Въ Тебѣ и черезъ Тебя, безконечный, я вижу и самъ настоящій мой міръ въ другомъ свѣтѣ. Природа и успѣхи природы въ судьбахъ и дѣйствіяхъ свободныхъ существъ становятся передъ Тобою пустыми, ничего не значащими словами. Природы болѣе нѣтъ, существуешь Ты, только Ты…. Все, что совершается, предначертано въ вѣчномъ мірѣ и хорошо въ немъ, сколько я знаю. Что въ этомъ планѣ дѣйствительная прибыль или что въ немъ лишь средство для удаленія существующаго зла, что потому должно меня радовать болѣе или менѣе — я не знаю. Въ этомъ мірѣ успѣваетъ все; этого мнѣ достаточно, и такой вѣры я держусь незыблемо; но что въ этомъ мірѣ есть зародышъ, цвѣтокъ или самый плодъ — я не знаю. Для меня важенъ только успѣхъ разума и нравственность въ царствѣ разумныхъ существъ, и то единственно ради самою успѣха…. Послѣ того, какъ мое сердце закрылось отъ всѣхъ земныхъ пожеланій, послѣ того какъ я, въ самомъ дѣлѣ, болѣе не имѣю привязанности къ бренному, моимъ глазамъ представляется въ преображенномъ видѣ: мертвая, тяготѣющая масса, только наполняющая пространство, исчезла, и на ея мѣстѣ течетъ, волнуется и шумитъ вѣчный потокъ жизни, силы и дѣятельности, происходящихъ отъ первобытнаго источника жизни, отъ Твоей жизни, безконечный, потому что вся жизнь есть Твоя жизнь!» Обозримъ вкратцѣ изложенное нами философское сужденіе.
Существуютъ безусловныя основанія правосудія и истины, которыя заключаются въ Богѣ, всемогучемъ создателѣ. Эти основанія, составляютъ нравственное единство, и они гармонически связываютъ всѣ духи съ высочайшимъ духомъ. На тѣхъ мірахъ, гдѣ они стоятъ высоко и господствуютъ нераздѣльно, человѣчество трудолюбиво прошло неизмѣримый рядъ испытаній; оно освободилось отъ вліянія вещества, приблизилось къ высочайшему совершенству и блещетъ посреди божественнаго свѣта. Тамъ лучезарно свѣтитъ вполнѣ прекрасный міръ, и господствуетъ жизнь безъ тѣни и народъ безъ недостатковъ; тамъ покоится духъ Божій и, обнимаетъ всѣ существа, какъ чистѣйшій свѣтъ, разливающійся съ восточнаго неба. На менѣе возвышенныхъ мірахъ основанія правосудія и истины не господствуютъ еще неограниченно, тамъ ихъ не постигаютъ во всемъ величіи и не примѣняютъ во всемъ объемѣ; они не единственные руководители, которымъ слѣдуютъ люди на пути къ счастію, къ которому стремятся. По мѣрѣ того, какъ опускаются при послѣдовательности ступеней міровъ, эти основанія все болѣе затемняются преобладаніемъ вещества, и на низшихъ мірахъ, гдѣ люди сдѣлали лишь нѣсколько шаговъ на пути къ усовершенствованію, первобытныя побужденія животной жизни господствуютъ и не позволяютъ явиться движеніямъ души. Вотъ въ огромныхъ размѣрахъ зрѣлище, которое представляется въ маломъ видѣ на собственномъ нашемъ мѣстѣ обитанія. Духъ возносится тѣмъ выше, чѣмъ болѣе онъ освобождается отъ господства тѣлесныхъ предметовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вникаетъ въ понятіе истины и нравственности. Это понятіе, которое заключается во всякомъ человѣческомъ сознаніи, въ первоначальномъ духѣ едва замѣтно, потому что смѣшано еще съ грубымъ инстинктомъ; позднѣе оно отдѣляется, освобождается и руководствуетъ совершенствующагося человѣка. Такимъ образомъ оно соединяетъ всѣ человѣчества въ пространствѣ съ Богомъ.
Міръ Земли находится на низшей ступени такого нравственнаго порядка. Если мы разсматриваемъ его на этомъ мѣстѣ, то мы открываемъ передъ собою твореніе Бога во всемъ величіи. Песимистъ, видящій повсюду только недостатки, несовершенства и бѣдствія, покидаетъ свою точку зрѣнія и болѣе не отрицаетъ имени высочайшаго существа, потому что постигаетъ, что всякій предметъ имѣетъ вѣрное мѣсто и что природа есть устремленіе всего созданнаго къ Богу. Вселенная совершенна сама по себѣ; духовная природа тѣсно соединена съ тѣлесною; міръ тѣлъ и міръ духовъ взаимно пополняются; отдѣльность ихъ существованія не имѣла бы никакого значенія, а въ соединеніи они выражаютъ божественную мысль. Для того, кто вѣритъ ученію о многочисленности міровъ, увеличивается рядъ духовныхъ и тѣлесныхъ существъ, всеобщая жизнь одушевляетъ тотъ и другой, и твореніе Бога, безконечное въ своемъ постепенномъ развитіи, представляется духовному оку величественнѣйшею и прекраснѣйшею картиною, на которой могутъ останавливаться его взоры.
III. Человѣчество вообще.[править]
Мы разсматривали вселенную двоякимъ образомъ: въ физическомъ отношеніи обратили вниманіе на величину вещей въ природѣ и гармонію законовъ, господствующихъ надъ ними, а въ нравственномъ отношеніи разобрали духовную жизнь существъ, обитающихъ во вселенной.
Міры совершали передъ нашими глазами круговращеніе своихъ громадныхъ переворотовъ; они представились намъ въ настоящемъ состояніи съ элементами, образующими ихъ особенность, и съ разнообразнымъ богатствамъ, которымъ они отличаются. На ихъ поверхности мы признали существованіе человѣчествъ различныхъ порядковъ, смотря по міру, къ которому они принадлежатъ.
Въ этой двойной картинѣ мы видѣли повсюду вращеніе жизни, невидимый вихрь, оживляющій всякій атомъ вещества. Безконечное пространство надъ ними не кажется уже пустымъ, безмолвнымъ и пустыннымъ; мы уже не равнодушны къ нему. Въ этомъ простран\ ствѣ происходитъ мирная борьба вѣчной жизни; на этомъ полѣ развиваются золотые колосья, распускаются великолѣпные цвѣты жизни безъ конца, по плодовитой силѣ которой мы догадываемся о безконечности и вѣчности ея Творца.
Нашъ духъ возрасталъ по мѣрѣ того, какъ открывалась область нашихъ изслѣдованій, а мысли, избавившись отъ оковъ, которыя привязывали ихъ къ земной обители, вознеслись къ небу, гдѣ пріобрѣли новыя воззрѣнія, плодъ завоеванія такого восторженнаго восхожденія. Даже наше сердце претерпѣло вліяніе этихъ изысканій, а оно часто было благотворно возбуждаемо величіемъ зрѣлища природы.
Но нашъ духъ и наше сердце еще не удовлетворены
Великій трудъ, которому мы предались, посвятилъ насъ въ науку міра, пояснилъ намъ истинную цѣну Земли и ея обитателей, отдѣлилъ насъ ничтожными существами, теряющимися въ общей сложности міровъ, и указалъ намъ наше бѣдствіе и ничтожество. Все это такъ, но наше дѣло было бы неоконченнымъ, если бы мы остановились на этомъ.
Мы не хотимъ быть уединенными отъ остальныхъ міровъ; мы не хотимъ стоять холодно посреди пространства и считать себя чуждыми въ огромномъ царствѣ созданія. Наше право гражданства начертано въ глубинѣ нашей души и на человѣческомъ нашемъ лицѣ; мы не можемъ и не хотимъ оставлять безъ вниманія этого права. Въ насъ проявляется весьма основательное стремленіе; мы хотимъ познать неизвѣстную связь, которая соединяетъ насъ съ общею жизнью духовъ. Въ этомъ состоитъ наша просьба, съ которою мы обращаемся изъ глубины нашего бытія къ звѣздному небу.
Да, вы явились намъ въ своей блестящей одеждѣ, вы, великолѣпныя звѣзды, сверкающія въ эѳирѣ. Мы проникли въ отдаленнѣйшія области, по которымъ вы проходите въ небѣ; мы прослѣдили изгибы обширныхъ вашихъ круговъ; мы видѣли картины, которыя представляетъ мудрая рука природы на вашихъ поляхъ при наступленіи дня, при захожденіи царственной звѣзды или во время вашихъ ясныхъ звѣздныхъ ночей. Все это мы видѣли, и познали, какъ мало заслуживаетъ наше мѣстопребываніе сравненія съ вашими; мы лучше постигли, какимъ огромнымъ промежуткомъ отдѣлены отъ насъ вы, возвышенныя звѣзды! Мы глубже сознавали разницу между нашимъ лишь возникающимъ человѣчествомъ и славнымъ человѣчествомъ, которое обитаетъ на васъ.
Но развѣ вы намъ такъ чужды, какъ мы полагаемъ, вы, отдаленныя человѣчества, идущія вмѣстѣ съ нами по различнымъ путямъ въ пространствѣ? Развѣ вы не проходите по кругу судебъ, похожихъ на земныя судьбы? Развѣ вы не имѣете того же назначенія и не направляетесь вмѣстѣ съ нами къ той же цѣли? Отвѣчайте, вы, неизвѣстные народы; не знаете ли вы, — нѣтъ ли другихъ средствъ сообщенія между нами, кромѣ лучей свѣта, взаимно распространяемыхъ нашими мѣстопребываніями? Не знаете ли вы, не касается ли единство и незыблемость созданія каждаго изъ насъ, мыслящихъ атомовъ, и не встрѣтимся ли мы и не узнаемъ ли другъ друга когда-либо? Не извѣстно ли вамъ, не были ли паши праотцы братьями, прежде нежели они спустились каждый на свою родину и основали на ней колыбель человѣческаго семейства? Скажите намъ, планеты и солнцы: куда насъ поведутъ, какое мѣсто покоя мы ищемъ въ міровомъ пространствѣ и гдѣ мы соединимся?
Нѣтъ, вы намъ не чужды, вы, звѣзды, кротко блестящія въ глубокую ночь! Каждая душа, которая погружалась въ ваше созерцаніе, овладѣвается сочувствіемъ, которое распространяется отъ вашихъ очаровательныхъ взоровъ. Особенно теперь, когда небо открылось намъ въ своемъ величіи и въ своей истинѣ, мы расширили наше воззрѣніе, прорвавъ тѣсный кругъ устарѣлыхъ мнѣній, и свободными взорами охватываемъ пространство вселенной. Вы, прекрасныя существа неба, низошли къ намъ и излили на наши главы вдохновеніе, какого не могли вызвать музы древности; вы облили насъ свѣтомъ, и мы поняли ваше возвышенное откровеніе.
Величественная ночь! Сколько возросъ твой блескъ съ той поры, какъ въ твоей кажущейся смерти мы познали жизнь; какъ прекрасно раздается теперь твоя гармонія, и какъ украсился твой видъ въ нашихъ глазахъ! Нѣкогда я съ удовольствіемъ разсматривалъ въ безмолвіи полуночи отдаленныя Плеяды, которыхъ тусклый свѣтъ уноситъ насъ столь далеко отъ Земли! Я съ удовольствіемъ останавливалъ мои мысли на васъ, великолѣпныя точки покоя въ безконечномъ небѣ! Но теперь я вижу въ вашихъ многочисленныхъ блестящихъ точкахъ свѣта средоточія, вокругъ которыхъ собрались человѣческія семейства, теперь въ вашихъ кроткихъ лучахъ мнѣ кажется, что я встрѣчаю взоры незнакомыхъ братьевъ, а, можетъ быть, взоры дорогихъ существъ, столь любимыхъ мною и отторженныхъ неумолимою смертью, особенно существъ, разставшихся со мною съ улыбкою на губахъ, чтобы не выказать своихъ страданій, можетъ быть, мечтающихъ тамъ, на неизвѣстной землѣ, съ невыразимою грустью о разорванныхъ узахъ любви и, подобно мнѣ, ищущее взорами, блуждающими по небу…. Теперь я люблю, свѣтящіяся Плеяды, я люблю васъ, очаровательныя звѣзды, я люблю васъ какъ богомолецъ городъ, куда онъ идетъ на богомолье, какъ онъ любитъ священное мѣсто, куда влечетъ его обѣтъ и гдѣ онъ повергнется съ теплою молитвою!
Все представляется намъ теперь великимъ, божественнымъ. Природа не только наружный престолъ божественнаго великолѣпія, но и видимое выраженіе безконечнаго могущества и отраженіе высочайшаго величія. Прежде мы считали обитаемую нами Землю одинокою въ природѣ и полагали въ ней единственное выраженіе созидающей воли, единственный предметъ благоволенія и любви Творца.
Съ безконечною радостью познаемъ мы, какъ великъ Богъ, передъ которымъ мы благоговѣемъ, и какъ возвышенъ Онъ надъ созданіями человѣческаго ума. Съ вѣчныхъ вершинъ, на которыя мы взошли при созерцаніи небесъ, ничтожность Земли и земныхъ вещей представилась намъ въ истинномъ ея видѣ. Народы, которые душатъ другъ друга изъ-за обладанія пылинкою, жадные люди, которые кланяются и ползаютъ для пріобрѣтенія золота и славы, или мимолетныя красоты, привязывающія наши сердца и лишающія насъ лучшихъ дней, всѣ интересы, всѣ земныя прелести утратили свою очаровательность и показываютъ, что во всемъ земномъ есть только относительная цѣнность. Между тѣмъ какъ всякое существо передъ нашимъ взоромъ занимаетъ свое мѣсто, Творецъ представляется посреди своего величія все возвышеннѣе, по мѣрѣ развитія и расширенія нашего понятія. Подъ вліяніемъ вдохновляющей истины, мы полагаемъ, что лучше постигаемъ священное величіе, когда не придаемъ его существу опредѣленной формы, но только благоговѣемъ передъ его вѣчною вездѣсущностью и не стараемся представлять его себѣ по ограниченнымъ понятіямъ нашимъ.
Нравственное назначеніе существъ кажется намъ такимъ образомъ въ тѣсной связи съ физическимъ порядкомъ міра, потому что система физическаго міра, такъ сказать, основаніе или остовъ нравственнаго. Эти два порядка созданія, по необходимости, взаимно пополняются. Всѣ существа, образующія вселенную, должны представляться намъ въ тѣсной матеріальной и духовной связи, въ слѣдствіе закона единства и взаимнаго пополненія, который относится къ основнымъ законамъ природы. Мы должны познать, что въ мірѣ для насъ ничто не чуждо и что мы не чужды никакому творенію, такъ какъ общее сродство соединяетъ насъ всѣхъ. Единство міровъ утверждается не однимъ физическимъ притяженіемъ. Не только лучи свѣта, теплота и магнетизмъ связываютъ всѣ міры одною сѣтью; не только общее основаніе истины образуетъ неразрывную связь человѣчествъ звѣздъ: существуетъ высшій законъ, божественный законъ семейства. Мы всѣ братья: истинное отечество людей — безконечная вселенная, которую во всѣхъ языкахъ съ удивительнымъ согласіемъ назвали небомъ, физическимъ и духовнымъ. Мы не станемъ говорить, какъ Вольтеръ, что обитатели системы Сирія осмѣиваютъ червяка Сатурна, а послѣдній поноситъ крошку Землю; мы не скажемъ, по примѣру Дидеро. «Провались, лучшій міръ, если я не живу на немъ.» Станемъ уважать планъ природы и знакомиться съ мѣстомъ, на которомъ находимся: пусть надъ нами громадное единство, соединяющее всѣ міры, производитъ на насъ впечатлѣніе своего величія.
Зрѣлище ночи измѣнилось передъ нашимъ духомъ съ того времени, какъ въ безграничномъ пространствѣ мы познали мѣстопребыванія будущей нашей жизни. Это небо, которому мы удивляемся, это настоящее небо разсказываетъ намъ не только о величіи Бога, но показываетъ, какъ самое твореніе Бога совершается передъ нашими глазами. Свѣтила астрономіи освѣщаютъ таинственныя области, которыя, казалось, должны были остаться неизвѣстными намъ, не смотря на всѣ усилія другихъ менѣе могущественныхъ наукъ. Наше стремленіе, прерываемое смертью въ самой своей полнотѣ, громко возвѣщаетъ наше безсмертіе, не открывая области, гдѣ станетъ процвѣтать наша будущая жизнь. Теперь мы узнали эту область: нашему безконечному стремленію астрономія открываетъ безконечность вселенной, и теперь мы можемъ созерцать небо, гдѣ насъ ожидаетъ наша судьба.
Вотъ человѣчество вообще! Неизвѣстныя существа, населяющія всѣ эти міры пространства, люди, которые имѣютъ такое же назначеніе, какъ мы, и они намъ не чужды: мы ихъ уже знали или будемъ когда-либо знать. Они относятся къ неизмѣримому человѣческому семейству, они принадлежатъ къ нашему человѣчеству. О вы, охранители вѣчной истины, отцы мудрости! ты, Сократъ, который опорожнилъ кубокъ съ ядомъ ради истины; ты, Платонъ, вѣстникъ жизни идей; ты, Фидій, и ты, Пракситель, ваятели прекраснаго; вы, вѣстники наукъ: Галилей, Кеплеръ, Ньютонъ, Декартъ и Паскаль; вы, Рафаэль и Микель-Анжело, которыхъ творенія всегда останутся образцовыми; вы, превосходные пѣвцы: Гезіодъ, Данте, Мильтонъ, Расинъ, Моцартъ и Бетговенъ, неужели вы теперь недвижны въ воображаемомъ раѣ? неужели вы измѣнили свою сущность, и уже не тѣ люди, которыхъ мы знали и которымъ удивлялись, а покоитесь навсегда въ вашей могилѣ? Нѣтъ, безсмертіе было бы только тѣнью безъ дѣятельности, и мы любили бы могилу такъ же, какъ нирвану буддаизма. Мы хотимъ вѣчной жизни, а не вѣчной смерти.
Не смотря на сомнѣнія и темноту, которыя овладѣваютъ нами, когда мы умственно отыскиваемъ таинственный міръ, мы, какъ вѣрные приверженцы философскаго воззрѣнія на природу, должны стремиться къ постиженію всегда согласнаго наставленія природы въ его простотѣ и величіи. Многочисленность міровъ и многочисленность существованій — двѣ взаимно пополняющіяся и поясняющіяся мысли. Мы могли бы изслѣдовать, на столько ли благоразумна, позволительна и даже привлекательна вторая мысль какъ первая; но мы достигли цѣли этого сочиненія, доказавъ многочисленность міровъ.
Это ученіе привело насъ къ вратамъ убѣжденія, утвержденнаго на истинной системѣ міра. Задача этого сочиненія заключается не въ борьбѣ за такую вѣру, а въ поясненіи ея элементовъ; оттого мы останавливаемся, счастливые и довольные, что достигли области религіи и открыли къ ней врата. Астрономія имѣетъ ключъ къ этой области. Она положила основаніе будущей философіи. Мы сознаемъ это съ радостью, и благодаримъ науку вселенной, что она повела насъ такъ далеко. Этой наукѣ, однако, не слѣдуетъ возводить зданіе метафизики. Этимъ трудомъ уже занимались философы. Другіе станутъ продолжать начатое и разъяснятъ то, что еще скрыто во мракѣ.
Но мы чувствуемъ потребность сказать, съ какимъ удовольствіемъ видимъ теперь все въ истинной его прелести, величіи и дѣйствительности назначенія. Затемняющія облака разсѣялись, и великое твореніе Создателя представляется намъ съ естественною ясностью. Это откровеніе науки носитъ на себѣ отпечатокъ истины. Оно удовлетворяетъ врожденное стремленіе нашего духа и чувства нашего сердца; таково преимущество истины. Если мы разъ постигли мысль созданія, — ничто не отторгнетъ насъ отъ нея, ничто не лишитъ насъ нашего сочувствія къ ней, которое она пріобрѣла съ перваго мгновенія; мы постигаемъ, что она касается высочайшаго нашего назначенія, самыхъ дорогихъ интересовъ и всей дѣятельности нашей сущности; мы постигаемъ въ ней законъ, господствующій надъ нами безъ стѣсненія, которое возбуждало бы въ насъ желаніе избавиться отъ него, но съ благотворною властью, обезпечивающею нашу свободу. Это новое преимущество, свойственное одной истинѣ. Такой законъ охраняетъ неизмѣнныя свойства божества, вмѣстѣ съ интересами созданныхъ существъ, и вселенная, твореніе Бога, блещетъ въ царствѣ видимой природы, какъ и въ царствѣ нравственности, во всемъ своемъ величіи.
Дѣйствительно, наше ученіе имѣетъ признаки естественной истины. Еще болѣе оно привлекаетъ своею прелестью, назидаетъ и приводитъ въ восторгъ. Разсматривая его и проникаясь мыслями, которыя оно возбуждаетъ въ насъ, мы ощущаемъ счастіе, всегда производимое созерцаніемъ природы, и въ насъ сама собою возникаетъ мысль, что въ этомъ заключаются начала духовной нашей жизни. Это возвышенное ученіе указываетъ каждому творенію истинное его мѣсто и въ то же время облагораживаетъ всѣ существа. Такое невыразимое ученіе измѣняетъ вселенную и надѣляетъ нашъ духъ новымъ чувствомъ, которое соединяетъ его съ обитателями вселенной. Оно есть прекраснѣйшее и величественнѣйшее выраженіе творенія Бога. Оно не система, возведенная человѣческою рукою, не причудливая выдумка или мечтательная теорія нашего ума, его не изобрѣли философы, оно не сдѣлано, а найдено, потому что въ немъ заключается истина, существовавшая до насъ. Въ немъ раздаются слова, переносящіяся къ намъ въ темную ночь со звѣзднаго неба, и всякая воспріимчивая душа слышитъ и понимаетъ ихъ.
Наше зданіе возведено и окончено. Мы, однако, не имѣемъ никакого права гордиться этимъ, и до заключенія книги намъ кажется умѣстнымъ вкратцѣ обозрѣть основныя начала, послужившія для выполненія нашего труда.
Мы сначала отыскивали въ архивѣ исторіи человѣчества имена и мысли, возвѣщавшія наше ученіе, и нашли, что величайшіе умы всѣхъ временъ болѣе или менѣе были убѣждены въ немъ и болѣе или менѣе краснорѣчиво защищали его, смотря по современному состоянію науки. Затѣмъ мы наблюдали и изслѣдовали каждый планетный міръ, входящій въ составъ группы, къ которой принадлежитъ и наша Земля. Послѣ этого мы пояснили особенности каждой планеты и увидѣли, что жизнь можетъ проявиться на нихъ, согласно съ свойственными имъ условіями существованія. Мы послѣ этого разсмотрѣли жизнь на Землѣ въ древнѣйшіе періоды, и нынѣ нашли, что ея существа отличаются удивительнымъ разнообразіемъ, смотря по условіямъ, при которыхъ они родились и должны были жить, и что эти существа всегда представляютъ тѣсныя отношенія къ органическому состоянію мѣста, гдѣ возникли. Далѣе мы вникли въ жизненную силу измѣрили ее по различнымъ явленіямъ въ нашемъ мірѣ, и, всматриваясь въ самый сокровенный микроскопическій міръ безконечно малаго, постигли, что плодородіе природы безконечно, что всегда существуетъ наибольшая сумма жизни и что повсюду, гдѣ находятся начала такой всеобщей жизни, она проявляется въ разнообразнѣйшихъ формахъ. Чтобы узнать, не заключается ли распространеніе жизни на Землѣ въ какой-либо исключительной плодовитости нашей планеты, мы вникли въ условія обитаемости Земли, и увидѣли, что ей вовсе не свойственны условія, самыя благопріятныя для произведенія и поддержанія живыхъ существъ, но, напротивъ того, она занимаетъ второстепенное мѣсто, какъ въ астрономическомъ, такъ и въ геологическомъ отношеніяхъ. Мы видѣли, что жизнь проявилась у насъ только оттого, что природа производитъ существа повсюду, гдѣ является мѣсто, годное для обитанія, создаетъ существа не на однихъ высшихъ мірахъ и не истощается оттого, что населила эти высшіе міры множествомъ существъ. Такимъ образомъ, ученіе о многочисленности міровъ мы постепенно распространили на всѣ предметы, составляющіе физическій порядокъ вселенной.
Общій обзоръ неба открылъ намъ ступень, занимаемую Землею въ звѣздномъ мірѣ, и показалъ, что въ миріадахъ звѣздъ, разсѣянныхъ въ пространствѣ, нашъ шаръ совершенно теряется. Обзоръ неба представляетъ Землю атомомъ въ безконечности небесныхъ тѣлъ.
Переходя отъ обитаемости къ обитанію, мы изслѣдовали, въ какомъ физическомъ и нравственномъ состояніи могутъ находиться планетные люди. Вообще оказалось, что обитатели планетъ должны быть весьма различны по физическому устройству тѣла и по возвышенности души. Но мы убѣдились, что духовное единство міра также истинно и необходимо, какъ единство физическое; что это духовное единство зиждется на великихъ, безусловныхъ основаніяхъ прекраснаго, истиннаго и благаго, которыя соединяютъ всѣ духовныя существа съ высочайшимъ духомъ; что въ сложности міры образуютъ постепенную послѣдовательность, и что Земля находится въ цѣломъ лишь на низшей ступени.
Вотъ главное содержаніе нашего общаго ученія о многочисленности міровъ.
Всѣ наблюденія, доказательства, примѣры, разнаго рода факты, которые мы изложили по порядку, чтобы пояснить, разсмотрѣть и доказать наше ученіе, всѣ собранныя нами основанія и всѣ представленные доводы, которыхъ нельзя серіозно опровергнуть, надѣемся, вселятъ въ читателѣ нравственное убѣжденіе, что вселенная, обитаема повсюду. Не смотря на это. могутъ еще найтись нѣкоторые умы, прибѣгающіе къ послѣднему ничтожному доводу; они скажутъ: мы допускаемъ возможность обитанія звѣздъ, но спрашиваемъ, чѣмъ доказано, что онѣ дѣйствительно обитаемы? Если кто-нибудь сдѣлаетъ такой доводъ, то мы повторили бы его слѣдующимъ образомъ:
«Благодаря открытіямъ астрономіи, мы знаемъ отношеніе между величиною вселенной и ничтожностью Земли, неизмѣримость пространства, многочисленность міровъ, годныхъ для обитанія, разстояніе звѣздъ и непостижимую огромность ихъ числа, законы, которые господствуютъ надъ ними, силы, которыя ихъ поддерживаютъ и движутъ; мы видимъ звѣздный міръ въ его великолѣпіи, и передъ нашими глазами открывается безконечность неба. Такимъ возвышеннымъ воззрѣніемъ все облагораживается и обоготворяется, все твореніе представляется намъ больше, могучѣе, величественнѣе, и насъ глубоко поразили великолѣпіе и истина этого воззрѣнія. Но вотъ мысль, о которой мы еще не подумали: если вся эта великолѣпная вселенная съ своими милліонами милліоновъ міровъ, не болѣе, какъ выставка…. не болѣе, какъ безполезный, обманчивый видъ…»
Выставка! Да простятъ намъ такое выраженіе, — громадное представленіе обманчивыхъ тѣней волшебнаго фонаря! Представленіе, очаровывающее нашъ духъ, чтобы обмануть его. — прекрасныя картины, которыя показываетъ намъ Высочайшее Существо, какъ на кукольномъ театрѣ для забавы веселымъ дѣтямъ!!!
Вотъ каковы послѣдніе доводы тѣхъ, которые не хотятъ признать многочисленности обитаемыхъ міровъ.
Кто считаетъ себя довольно великимъ, чтобы стать передъ твореніемъ Бога и пояснять его такъ чудовищно, и кто можетъ быть довольно низкимъ, чтобы оскорбить Высочайшее Существо такою хулою, пусть тотъ и несетъ на себѣ отвѣтственность за такой поступокъ. Но кто постигъ истину созданія и удивляется его величію, пусть тотъ преклонится передъ нимъ и вмѣстѣ съ нами провозгласитъ ученіе объ обитаемости вселенной. Эта истина глубоко насъ унизила и окружила тмою, насъ, считающихъ себя въ мірѣ великими. Наше гордое основаніе разсѣялось какъ сонъ; мы ясно видимъ нашу малость и исчезаемъ въ потокѣ вещей. Но если ученіе объ обитаемости вселенной одною рукою уничтожаетъ наши смѣшныя притязанія и показываетъ намъ нашу ничтожность, то другою оно величественно возноситъ насъ, освобождая духъ нашъ отъ грубыхъ узъ, привязывающихъ его къ Землѣ. Теперь этотъ духъ озаряется блескомъ областей безсмертія и возносится въ возлюбленныя сферы. Онъ постигъ свою ничтожность въ общемъ міровомъ порядкѣ, но чаетъ величіе своего назначенія. Чего же еще болѣе? Онъ спокоенъ относительно своихъ кроткихъ и слишкомъ боязливыхъ надеждъ, и пламеннѣйшее желаніе удовлетворено. Онъ постигъ все величіе этого ученія и чувствуетъ непреодолимое къ нему влеченіе.
Неужели мы возвратимся къ мраку, въ которомъ дремали вчера, и погрузимся въ пропасть сомнѣній? Тамъ блещетъ свѣтъ! неужели мы закроемъ глаза, чтобы не видѣть его? Звѣзды говорятъ намъ, и ихъ краснорѣчивыя слова доносятся до насъ; неужели мы, какъ глухіе, не станемъ внимать этимъ голосамъ? Будемъ смиренны, чтобъ быть достойными понимать наставленія природы, и откровенны, когда поймемъ эти наставленія. Познаемъ нашу сущность и провозгласимъ ее вовсеуслышаніе. Если надобно было 60 вѣковъ, чтобы естествознаніе открыло намъ начала такого убѣжденія, выяснило наше положеніе и указало наше назначеніе; если нужно было столько времени, чтобы развить и оживить наше превосходное ученіе и выказать истинное его величіе, — то, сохранимъ же его, читатели, какъ сокровище души, и посвятимъ его Богу звѣзднаго міра. Когда величественная ночь окружитъ насъ своимъ великолѣпіемъ, и на востокѣ заблещутъ и потекутъ созвѣздія, которыя таинственно, по волѣ Бога, проходятъ, въ неизмѣримости вселенной, по звѣздному небу, подъ серебристымъ покрываломъ отдаленныхъ звѣздныхъ тумановъ, въ непостижимую глубину безконечной дали извѣстныхъ намъ областей, гдѣ развивается вѣчный блескъ, тогда, мои братья, станемъ привѣтствовать проходящія передъ нами сродственныя намъ человѣчества!…