Несколько слов о новейшей белорусской литературе (Янчук)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Несколько слов о новейшей белорусской литературе
автор Николай Янчук
Источник: Известия общества славянской культуры, 1912. – С. 81–91.

[2]

Нѣсколько словъ о новѣйшей бѣлорусской литературѣ.

Въ памятные годы завѣтныхъ свободъ, въ эпоху пробужденія народнаго самосознанiя, когда вся Россія стала просыпаться отъ вѣкового насильственнаго усыпленiя, не могъ не пробудиться и жалкiй бѣлорусскій народъ, который давно принято было считать окончательно забитымъ, загнаннымъ и пропащимъ. Вѣковая тяжкая недоля, рабство, нищета и безпросвѣтная темень не убили и въ этомъ народѣ надежды на лучшее, и эта тлѣющая искра надежды стала разгораться при первомъ притокѣ свѣжей струи, при первыхъ лучахъ новой зари. Наравнѣ съ другими бѣлоруссы начали заявлять о своемъ существованіи и о своихъ правахъ. Это движеніе развивалось, съ одной стороны, на соціально-экономической почвѣ, а съ другой - равномѣрно и неразрывно съ этимъ движеніемъ начала развиваться и укрѣпляться національная бѣлорусская литература, являющаяся выразительницей народнаго духа, носительницей и истолковательницей лучшихъ идеаловъ[1]. Мы не говоримъ о литературѣ партійной, имѣющей всегда временный интересъ; но и эта литература, вошедшая въ обращеніе съ 1905 г., сама по себѣ является весьма цѣннымъ показателемъ для рѣшенія стараго спора о томъ, можетъ ли существовать самостоятельная бѣлорусская литература, и признавать ли законное право существованія за бѣлорусскимъ языкомъ. Оказалось на практикѣ, что говорить съ бѣлорускимъ народомъ, чтобы быть понятымъ, можно только на его природномъ бѣлорусскомъ языкѣ. Что этотъ языкъ обладаетъ достаточнымъ богатствомъ и гибкостью для выраженія общечеловѣческихъ чувствъ [3]и высокихъ мыслей, это наглядно доказано и современной бѣлорусской художественной литературой, и бѣлорусской журналистикой, и критикой, и цѣлымъ рядомъ практическихъ общедоступныхъ изданiй, появившихся за послѣднее время на бѣлорусскомъ языкѣ.

Впрочемъ, попытки создания самостоятельной бѣлорусской литературы явление не новое. Оставляя въ сторонѣ стародавнія времена, именно ту эпоху, когда такъ называемый бѣлорусскій языкъ, представлявшій собою смѣсь церковно-славянскаго и простонароднаго съ польскимъ, былъ языкомъ офицiальнымъ въ Польско-Литовскомъ государствѣ ХVI-XVII вѣковъ, мы должны напомнить весьма цѣнные труды въ этомъ направленіи польско-бѣлорусскихъ писателей начала и середины XIX вѣка. Имена Маньковскаго (переводчика Энеиды), Дунина-Марцинкевича, Барщевскаго Верыги-Даревскаго и др. должны быть упомянуты здѣсь на первомъ мѣстѣ.[2] Недаромъ и наши современники-бѣлоруссы, хлопоча о своей національной литературѣ, чуть ли не съ первыхъ же шаговъ обратились къ этимъ старымъ писателямъ и переиздали нѣкоторыя ихъ поэтическiя произведенія, замѣнивъ латиницу оригиналовъ гражданкою, и давъ такимъ образомъ въ руки грамотнымъ бѣлоруссамъ подлинный текстъ этихъ популярныхъ произведеній вмѣсто искаженныхъ рукописныхъ списковъ, ходившихъ повсюду по рукамъ. Несмотря на то, что произведения этихъ старыхъ бѣлорусскихъ поэтовъ проникнуты романтизмомъ того времени, тѣмъ не менѣе, напр., стихотворныя повѣсти и сатиры Марцинкевича и до сихъ поръ не утратили своего бытового и литературнаго интереса, и написаны онѣ хорошимъ народнымъ языкомъ, обнаруживающимъ въ авторѣ-полякѣ такое хорошее знакомство съ живой народной рѣчью, какимъ не могутъ похвастать наши современные русские дѣятели среди бѣлоруссовъ. Укажемъ особенно на слѣдующія книжечки Марцинкевича: "Гапонъ" (Агаѳонъ) — повѣсть изъ крѣпостного быта, "Щеровскіе дожинки", "Вечерницы" - бытовыя картинки, "Тарасъ на Парнасѣ" — литературная сатира, "Дударъ бѣлорусскій" и др. произведенія, между прочимъ прекрасный переводъ его на бѣлорусский языкъ "Пана Тадэуша" Мицкевича, остававшийся до послѣдняго времени въ рукописи. [4]

Эти опыты были настолько удачны и серьёзны, что, казалось, нельзя было сомнѣваться въ томъ, что ими положено прочное начало новой бѣлорусской литературѣ, и что она будетъ развиваться въ этомъ направленіи. Но на дѣлѣ оказалось иначе, и главнымъ образомъ изъ-за политическихъ причинъ. Проводя крестьянскую реформу 60-хъ годовъ, правительство въ то же время съ опаскою слѣдило за народнымъ пробужденіемъ, и эти опасенiя направлены были и противъ развитія областныхъ литературъ. Притѣсненіямъ подверглась малорусская литература, при чемъ внѣшнимъ предлогомъ послужило новое Кулишовское правописаніе; въ Бѣлоруссіи и Литвѣ такимъ же внѣшнимъ поводомъ преслѣдования была латинская или вѣрнѣе польская азбука: даже католикамъ-литовцамъ запрещено было печатаніе литовскихъ книгъ, въ томъ числѣ и молитвенниковъ, польскимъ шрифтомъ; бѣлорусские писатели изъ поляковъ лишились возможности печатать свои произведения, написанныя польской транскрипцiей, а русскою они отчасти плохо владѣли, отчасти сознательно избѣгали ея, и многие литературные опыты (напр. Александра Ельскаго и др.) оставались неизданными; природныхъ бѣлоруссовъ изъ народа, способныхъ къ литературной дѣятельности, еще не находилось, да и простая грамотность русская была лишь въ зачаточномъ состояніи въ краѣ; русскіе дѣятели, вызванные туда для проведения идей правительства и занятые прежде всего обрусеніемъ края, не только были чужды народной жизни, но и враждебно относились къ проявленіямъ мѣстной національной самобытности, и не отъ нихъ, конечно, можно было ожидать содѣйствiя или покрайней мѣрѣ сочувствія областной литературѣ. Такъ эта живая струя духовной жизни народа была заглушена, и литературные всходы 50-хъ годовъ, подававшие большiя надежды, были уничтожены и заглохли, не достигнувъ своего развитія. Литературная жизнь Бѣлоруссіи была задержана болѣе, чѣмъ на полстолѣтія.

Наше время является второй эпохой новой бѣлорусской литературы. Если въ прежнее время главнымъ литературнымъ центромъ Бѣлоруссіи былъ Минскъ, то теперь главная литературная дѣятельность сосредоточивается въ Вильнѣ. Здѣсь основался кружокъ интеллигентныхъ бѣлоруссовъ, поставившій себѣ задачею содѣйствовать просвѣщенію бѣлорусскаго народа, а вмѣстѣ съ тѣмъ сохраненію и развитію его родной рѣчи и выработкѣ литературнаго бѣлорусскаго языка на народныхъ началахъ. Дѣятельность кружка выражается въ издательствѣ; имъ напечатанъ рядъ популярныхъ книжечекъ на бѣлорусскомъ языкѣ, издаются бѣлорусские буквари, народные календари, имѣющіе наполо[5]вину видъ литературныхъ альманаховъ, но что всего важнѣе — основана первая бѣлорусская литературно-общественная газета. Сначала, въ концѣ 1906 г., она начала выходить подъ названіемъ "Наша доля", но, вслѣдствіе частыхъ конфискацій, изданіе должно было прекратиться, ограничившись нѣсколькими номерами. На смѣну ему явилась болѣе умѣренная еженедѣльная газета "Наша Ніва" (подъ ред. А. Власова), которая въ настоящее время считается главной выразительницей идеи бѣлорусскаго возрожденія и имѣетъ для бѣлоруссовъ такое же значеніе, какое для малоруссовъ нѣкогда имѣлъ журналъ "Киевская Старина". Редакція „Нашей Нівы" точно такъ же служитъ очагомъ бѣлорусскаго просвѣщенія и укрѣпленія народнаго самосознанія. Основаніе мѣстнаго періодическаго органа является крупнѣйшимъ культурнымъ фактомъ въ жизни бѣлорусскаго народа. Газета дала сильный толчекъ къ пробужденiю дремлющихъ силъ народа и между прочимъ вызвала новыхъ дѣятелей изъ народной среды на литературное поприще не только на родинѣ, но даже въ Америкѣ, среди переселенцевъ. Цѣлый рядъ именъ, иногда достойныхъ болѣе широкой извѣстности, заявили себя присяжными любителями національной литературы, въ томъ числѣ стихотворцами, довольно искусными: ихъ уже переводятъ на другие языки. Въ этомъ отличие новаго перiода отъ стараго, дореформеннаго въ бѣлорусской литературѣ: здѣсь выступаютъ дѣйствительно сыны народа, талантливые самоучки изъ крестьянъ и ремесленниковъ съ образованіемъ не выше народнаго учителя. Намъ, конечно, немыслимо останавливаться на содержании и отдѣльныхъ статьяхъ перiодическаго изданiя, скажемъ только, что оно живо интересуется народной жизнью, освѣщаетъ ее со всѣхъ сторонъ, подымаетъ рядъ всевозможныхъ насущныхъ вопросовъ, объясняя ихъ въ простой общедоступной формѣ, пользуясь, кстати сказать, и нѣсколько упрощеннымъ правописаніемъ (изгнаны: ѣ, ъ, щ, и). Большое количество корреспонденцiй изъ самыхъ глухихъ мѣстъ Бѣлоруссіи даетъ читателямъ хорошую освѣдомленность о собременномъ состоянии страны и о народномъ бытѣ. Для большей распространенности изданiя также среди бѣлоруссовъ-католиковъ, издатели пробовали было выпускать газету въ двухъ изданіяхъ: одно русскимъ, другое польскимъ шрифтомъ, но эта мысль оставлена, такъ какъ она не оправдала расходовъ небогатаго кружка. Къ изданію изрѣдка прилагаются иллюстраціи, напр., снимки мѣстныхъ достопримѣчательностей, типы населенiя, портреты писателей и т. п. Газета считаетъ уже 7-й годъ своего существованія. Уже слѣдя только за ея жизнью, мы воочію видимъ весь процессъ народнаго пробужденія въ Бѣлоруссии и зарожденiя но[6]вой чисто-національной литературы, какъ прозы популярно-научной и художественной, такъ въ особенности поэзіи, имѣющей лучшихъ представителей въ лицѣ весьма недурныхъ лирическихъ поэтовъ Я. Лучины (псевд. Ивана Неслуховскаго) и Я. Купалы (Петербургъ); за ними слѣдуютъ: Якубъ Коласъ (Колосъ), Максимъ Богдановичъ (Ярославль), Альб. Павловичъ (Минскъ), А. Гарунъ (Горюнъ, въ Сибири), Стары Власъ, Филипповъ, Чернышевичъ, Цётка, Э. Констанція Буйло и мн. др., а изъ прозаиковъ: Властъ (пишетъ и стихи), Ядвигинъ, Окличъ, Люцыкъ Гартный (и поэтъ), Полуянъ (рано умершiй) и мног. др. Характеръ и значение этой новой поэзіи уже отмѣчены въ критической литературѣ весьма сочувственно[3], хотя не обходится и безъ нападокъ и даже, сверхъ всякаго ожиданія, со стороны тѣхъ же поляковъ, которые первые начали культивировать народную бѣлорусскую поэзію[4]. Эти недружелюбные критики обращаются къ молодымъ бѣлорусскимъ литераторамъ съ зловѣщимъ восклицаніемъ: "memento mori!" Будемъ однако надѣяться, что на этотъ разъ уже никакія — ни явныя, ни тайныя — злыя силы не заглушатъ того, что взлелѣяно самимъ народомъ и его болѣе сознательными и талантливыми представителями, и что сдѣлалось насущною потребностью его духовнаго существованія. Слишкомъ много всевозможнаго литературнаго матерiала пущено въ народный оборотъ, чтобы можно было уничтожить бѣлорусскую литературу, не уничтоживъ самой народности. Для поддержанія этой народности прилагаютъ всѣ усилія виленскіе литераторы, ставя бѣлоруссамъ въ примѣръ другія народности, которыя, какъ напр., чехи, можетъ-быть, даже при худшихъ условіяхъ, сумѣли отстоять свою національность и заставили себя уважать и считаться съ ними. Для ознакомления широкихъ круговъ съ прошлымъ Бѣлоруссіи, "Наша Ніва" издала краткую исторію края (печаталась въ газетѣ за 1910 г.); въ отдѣльныхъ статьяхъ и замѣткахъ она постоянно напоминаетъ: храните вашъ языкъ, какъ самое драгоцѣнное достояние, не забывайте вашихъ родныхъ пѣсенъ, это-душа народа, (напр., "Н. Н." 1910, №№ 27, 32, 34, 49 и пр.); эта идея проводится и не въ одномъ стихотвореніи Я. Купалы (напр.: „Родное слово", "Надъ сваей айчизной") и другихъ поэтовъ. Изъ этого однако не слѣдуетъ заключать, что новая бѣлорусская поэзія — партійно-про[7]граммная, носящая черты временнаго интереса. Нисколько. Въ ней царитъ истинный лиризмъ, задушевность и неподдѣльность чувства, напоминающіе изрѣдка даже формой выраженія то Кольцова, то Шевченка, и отдѣльныя книжечки этихъ стихотвореній, какъ, напр., "Жалейка" Янки Купалы, "Вязанка" Янки Лучины, "Снопок" Павловича, "Песьні Жальбы" Якова Колоса, стих. Цётки, Бурачка и др. давно стали настольными книжками сознательнаго и грамотнаго бѣлорусса. Въ нихъ онъ находитъ живые отклики на всевозможные запросы своей духовной и обыденной будничной жизни. Описанiя природы занимаютъ также одно изъ первыхъ мѣстъ. При этомъ надо отмѣтить одну черту новой бѣлорусской поэзіи — это преобладающіе въ ней грустные мотивы. Бѣлоруссъ устами одного изъ своихъ поэтовъ (Колоса), въ отвѣтъ на вопросъ: почему онъ поетъ такъ грустно?-говоритъ откровенно:

Ці ж я сэрцэм не балею,
Ці ж мне смутак лёгка дався?
Я сьпеваю, як умею,
А пра радасьць пець-ня здався...

Преобладающій мотивъ у современныхъ бѣлорусскихъ поэтовъ - оплакивание бѣдной доли народа, безсильные порывы къ свѣтлому будущему.

Приведемъ для примѣра нѣкоторые отрывки изъ этихъ скорбныхъ пѣсенъ о Бѣлоруссіи и бѣлорусскомъ народѣ. Вотъ "палесскіе абразы", т. е. полѣсскiя картины природы у Якуба Колоса:

Цёмны бор, кусты, балоты,
Кучы лоз и дубняку,
Рэчкі, купiны, чароты, (очеретъ)
Морз трав і хмызняку;
Мосьцiк зложены з барвеньнёв, (бревень)
Брод і грэбля кожны крок, (шагъ)
На дорозі рад карэньнев,
Крыж (крестъ) пахілены на бок,
Пералески, лес, палянка,
Старасьвецкі дуб з жарлом,
Хвоя-веліч на кургане
Съ чорным буславым (аистовымъ) гняздом.
Гразь, пяскі, лужок зялёны,
Шум крынічкі з-под карча (куста),
Шэлест лісьцев несканчоны (безконечный)
Крык у небі крумкача (журавля).

[8]

Вербы, груша-сiрацiна,
Нізкарослы цëмны гай...
Гэта ты, балот краiна!
Гэта ты, палесскi край!

Кто же обитаетъ въ этомъ краѣ и какъ живетъ этотъ народъ? Тотъ же Я. Колосъ даетъ яркую характеристику бѣлоруссовъ:

Мы ходзiм-спатыкаемся,
Бадзяемся, як пьяные,
Мы з голадам зраднiлiся,
Худые, абарваные;
Асьмеяны, аблаяны,
Гразëю мы абмазаны,
Багатымi мы скрывджэны (обижены),
Няволею мы звязаны.
В балоты мы адціснуты,
Загнаны мы у щыліны,
І вочы нам завязаны,
І вушы нам зачынены (закрыты).
Адно мы добра ведаем
Хоць вечна мы блукаемся,
А всёж такі, хоць некалі,
А правды дапытаемся.

Другой поэтъ, Максимъ Богдановичъ, такъ обращается къ своей родинѣ:

Край ты мой родны! Як выкляты Богам,
Столькi ты зносiш нядолі!
Хмары, балоты... Над збожем[5] убогім
Вецер гуляе на волі.
Поруч раскідалісь родные вёски... [6]
Жалем сціскаюцца грудзі!
Бедные хаткі, таполі, бярозкі,
Всюды панурые людзі...
Кiнь толькi вокам да гэтага люда —
Сціснецца сэрцэ ад болю:
Столькi пабачыш[7] ты гора усюды,
Столькi нуды без патолі... [8]
Сціснуло горэ дыханьне в народзе,
Горэ усюды пануе,

[9]

Хваляй[9] шырокай разлiлось, як морэ,
Родны наш край затапіло.
Брацця! цi зможем[10] грамадзкае [11] горе?
Брацця! ці хваце нам сiлы?[12]

На этотъ тяжелый вопросъ, граничащій съ отчаніемъ, отвѣчаетъ другой поэтъ Гальяшъ (Илья) Левчикъ, вспоминая древнюю притчу о связкѣ прутьевъ, которые поодиночкѣ легко переломать, а въ связкѣ трудно [13].

Так і мы, калі в грамадзі
Разом станем, як сцяною,
Дружна будзем жыць і радзіць, —
Не настрашаць нас бядою!
Дружна, брацця, будзьма в згодзі[14],
Ці в нядолі ці в прыгодзі [15]
Ізлучэмся в шнур [16], як гусi,
На дабро всей Беларусі!

Единственно свѣтлымъ мотивомъ является вѣра въ силы народа, на которыя онъ самъ долженъ расчитывать, не надѣясь на помощь извнѣ.

Янко Купала такъ обнадеживаетъ своихъ земляковъ, бѣлорусскій народъ:

Пры ласцэ[17] Божэй
Усё мы зможем,
Горэ затопчем сильнай нагой:
Звальчым [18] нядолю,
Звальчым няволю,
Светач запалiм шчасця свайго!
З'яснеюць ночы,
Высахнуць вочы,
Злітые горкай бядноты слязьмi;
Голад загіне,
Бяда пакіне, —
Долю мець будзем, эй! будзем людзьмі!

Не надо только падать духомъ и надо итти дружнѣй рука объ руку.

Народный юморъ, несомнѣнно, въ высокой степени свойственный бѣлоруссу, мало пока находитъ проявленія въ современной поэзiи, исключая развѣ Альберта Павловича и еще кой-кого. [10]

Что касается внѣшней формы, то въ этомъ отношеніи нѣкоторые изъ бѣлорусскихъ поэтовъ достигають значительнаго искусства. Вотъ, напримѣръ, начало одного стихотворенія Я. Купалы:

Ноч за ночкой iдзе, сцішна, тайна брыдзе,
Разсевае трывогу-знямогу;
Ценi густа кладзе на пяску, на вадзе,
Ацемрае гасьцінец-дарогу...

[19]

Или у Якуба Колоса:

Сонцэ заходзіць. Сумные цені
Ціха злетаюць з гары;
Хмаркі паволі йдуць в аддаленьне,
Злітые блескам зары.

[20]

Попадаются изрѣдка болѣе рѣдкие стихотворные размѣры, напр. у Богдановича:

У небі, ля хмары грымотнай, празрыстая, лёгкая хмара
Шпарка плыла, і абедзьве чагось чарвонелі ад жáру;
Трáпiлось зліцца-б iм тут, дык зрабiлiся-б хмарай могутнай,
Але далёка iх вецер разнëс, наляцевшы нячутна

[21].

Польскiй складъ рѣдко отражается на бѣлорусскомъ стихотворствѣ. Вотъ, напр., стихотвореніе Ф. Шантыра въ духѣ польскихъ краковяковъ:

Думкі мае, думки,
Хмары майго жыцьця!
Калi час той прыйдзе
Повнаго забыцьця?.. .

[22]

Достойно замѣчанія, между прочимъ, то обстоятельство, что среди произведеній новыхъ бѣлорусскихъ поэтовъ переводы встрѣ[11]чаются только какъ рѣдкія исключенія (съ польскаго, малорусскаго, великорусскаго). Почти все — оригинальное, слѣдовательно, свое родное, непосредственное[23]. Но, съ другой стороны, ясныхъ отраженiй простонародной пѣсни у нихъ также мало. Почти единственный примѣръ — „Пѣсня" М. Орла, переложение извѣстной малорусской и бѣлорусской пѣсни[24].

Довольно рѣдки мотивы эпическіе, частью изъ народныхъ преданій, частью изъ современной жизни.

Съ особеннымъ удвольствіемъ можно отмѣтить отсутствіе въ новой бѣлорусской поэзіи того ненормальнаго, болѣзненнаго явления, которое называютъ модернизмомъ. Очевидно, ему нѣтъ мѣста въ здоровой народной средѣ.

Бѣднѣе всего пока драматическая литература бѣлоруссовъ. Правда, еще Марцинкевичъ далъ опытъ въ этомъ родѣ въ своей "Селянкѣ", но дальнѣйшаго развития бѣлорусская драма не получала, да и потребности въ ней не было, такъ какъ не было ни своего театра, ни артистовъ. Только съ 1909-1910 гг. стали организоваться бѣлорусскія вечеринки въ Вильнѣ, Витебскѣ, Полоцкѣ, а потомъ и въ меньшихъ городахь, наполнявшаяся для начала пѣніемъ народныхъ пѣсенъ[25] и положенныхъ на ноты популярныхъ стихотвореній, съ исполненіемъ народныхъ танцевъ, декламацiей. Потомъ, отчасти по образцу малорусскихъ артистическихъ товариществъ, стали организоваться кружки въ Вильнѣ и другихъ городахъ для драматическихъ представленій на бѣлорусскомъ языкѣ. За неимѣніемъ бѣлорусскихъ пьесъ, обратились къ украинскому репертуару и охотно играли, напр., сцены изъ волостного суда Кропивницкаго- "По ревизiи", хотя слѣдуетъ замѣтить, что какъ-разъ въ этомъ же родѣ существуютъ въ печати на бѣлорусскомъ языкѣ драматическiя сцены А. Р.Пщелко, списанныя съ дѣйствительности.[26] Потомъ начали составляться примѣнительно къ мѣстнымъ артистическимъ силамъ пьесы, главнымъ образомъ комедіи, напр., "Модны шляхцюк", ком. К. Каганца и др. Можно надѣяться, что и въ этомъ отдѣлѣ литературы найдутся даровитые работники, а вмѣстѣ съ развитіемъ драматургіи будетъ крѣпнуть и развиваться бѣлорусскій театръ. [12]

На-ряду съ виленскимъ кружкомъ въ Петербургѣ работаетъ въ томъ же направленіи бѣлорусская "суполка", т.е. товарищество, подъ девизомъ "Загляне сонце и в наше ваконцэ". Оно издало цѣлый рядъ дешевыхъ бѣлорусскихъ книжекъ, напр. буквари, бесѣды о землѣ и небѣ, произведенія прежнихъ стихотворцевъ (Марцинкевича) и новыхъ: Богушевича, Бурачка и др.

Подводя итогъ дѣятельности молодой Бѣлоруссіи, мы должны признать, что самоотверженные труды энтузіастовъ идеи просвѣщенiя своего народа не только не пропали даромъ, но, наоборотъ, дали осязательные, крупные результаты, составляющіе эпоху въ истории культурнаго развитія Бѣлоруссіи.

Въ свое время, въ 80-хъ годахъ, когда запрещено было печатать бѣлорусскiя книжки, исключая ученыхъ матерiаловь, извѣстный историкъ и археологъ Бѣлоруссіи Адамъ Киркоръ безнадежно предсказывалъ окончательную гибель бѣлорусской литературѣ. Къ счастью, бѣлорусскій народъ, наперекоръ всѣмъ невзгодамъ, показалъ свою живучесть, дожилъ до новой эры, и мы можемъ съ радостью воскликнуть вмѣстѣ съ пѣвцомъ Бѣлоруссіи Янкой Купалой:

Не загаснуць зоркi в небi,
Покі небо будзе, —
Не загiне край забраны,[27]
Покі будуць людзі.
Ночка цёмная на сьвеці
Вéчна не начуе;
Зерне[28], кінутае в ніву,
Всходзе ды[29] красуе...
Беларускаю рукою
Сьветлай прауды сіла
Славу лепшую[30] напiше
Бацькавщыне[31] мiлай.
Зацьвiце яна[32], як сонцэ
Посьле непагоды,
В ровнай волі, в ровным стане[33]
Між усіх народов[34].

Sit nobis bonum omen!..

Н. Янчукъ.



  1. Объ этомъ движеніи см. статью "Бѣлоруссы" Антона Новины, въ сборникѣ "Формы національнаго движенія въ соврем. государствахъ", СПб. 1909. "Бѣларуссы и ихъ націон. адрадженьне" Д. Дорошенко ( Наша Hiвa" 1909, № 4).
  2. Объ нихъ см. въ 4 томѣ "Исторіи русс. этнографіи", Пыпина.-Марцинкевичу, по случаю 25-лѣтiя его смерти, посвященъ № 48 бѣлорусской виленской газеты "Наша Ніва 1910 г. О Барщевскомъ - тамъ-же № 51-52 за 1911 г. Приложены портреты. О Маньковскомъ были замѣтки А. Ельскаго въ петербургскомъ Krаjѣ, кажется, въ концѣ 80-хъ гг. См. его-же бѣлорусскую библіографію въ газетѣ "Chwila" 1886 г. Въ недавнее время вопроса о начаткахъ бѣлорусской литературы касался Е. Ө. Карскій въ своей книгѣ "Бѣлоруссы", Варшава, 1903.
  3. См. въ журн. "Українська Хата" статью покойнаго С. Полуяна: "Білоруська поезия в її типових представниках", 1910, № 3; статьи въ "Нашей Hiвѣ" 1910, №№ 7, 38 и др.
  4. Отзывъ Zen. Petkiewicz'a въ польск. газетѣ „Prawda" 1910 г., № 39. См. отвѣтъ ему въ „Нашей Нiвѣ", №№ 38, 46. Болѣе объективную статью посвятилъ бѣлорусской литературѣ польскій "Swiat Slowiański" 1912 г. № 1-2.
  5. Збожэ-хлѣбъ, посѣвъ, нива;
  6. вëска - деревушка;
  7. увидишь
  8. безъ утоленія.
  9. волной
  10. одолѣемъ ли
  11. общественное
  12. См. "Бѣларусскi календар"
    на 1912, стр. 85
  13. тамъ же 91-2
  14. въ согласiи
  15. въ несчастіи
  16. соединимся въ рядь
  17. милости
  18. одолѣемъ
  19. Ночь за ночкой идетъ, тихо, тайно бредетъ,
    Разсѣваетъ тревогу-(и)знемогу;
    Тѣни густо кладетъ на пескѣ, на водѣ,
    Затемняетъ большую дорогу.

  20. Солнце заходитъ. Мрачныя тѣни
    Тихо слетаютъ съ горы;
    Тучки тихонько йдутъ въ отдаленье,
    Залитыя блескомъ зари.

  21. Въ небѣ, возлѣ тучи громовой, прозрачная, легкая туча
    Быстро плыла, и обѣ отчего-то краснѣли отъ жара.
    Случилось бы слиться имъ тутъ, такъ стали бы тучей могучей,
    Но далеко ихъ вѣтеръ разнесъ, налетѣвъ незамѣтно,

  22. Думки мои, думки,
    Тучи моей жизни!
    Когда время то придетъ
    Полнаго забытья?..

  23. Объясняется это, можетъ быть, отчасти и малымъ знакомствомъ поэтовъ съ чужими литературами.
  24. Беларускі календар на 1912, стр. 92.
  25. Между прочимъ изъ вновь собранныхъ кружкомъ пѣсенъ составленъ Роговскимъ "Бѣлор. пѣсенникъ для школьн. и народн. хоровъ". Онъ же выпустилъ "Бѣлорусскую сюиту".
  26. "Янкина жалоба. Драматическ. этюдъ изъ жизни Лепельскихъ крестьянъ". Витебскъ 1900, 2-е изд. дополн. 1902.
  27. "Забранымъ краемъ" называютъ Бѣлоруссію и Литву
  28. зерно
  29. да
  30. лучшую
  31. отчизнѣ
  32. она
  33. состояніи, положеніи
  34. Изъ стихотворенія,
    напеч. въ "Нашей Нівѣ" 1911 г., № 47-48, стр. 617.