Общественно-исторические очерки (Каутский)/ДО

Общественно-исторические очерки
авторъ Карл Каутский, пер. П—скій

Оригинал: нѣмецкій, опубл.: 1894. — Источникъ: az.lib.ru • I. Общественность в первобытные времена.
II. Общественность в период цивилизации.
III. Городская демократия в древности.
IV. Представительная система.
V. Монархический и парламентский абсолютизм.
VI. Современная демократія.
Текст издания: «Міръ Божій», 1894, №№ 5-7, 1894.

Общественно-историческіе очерки.

К. Каутскаго.

I.
Общественность въ первобытныя времена.

Говорятъ, что въ первобытныя времена обыкновенно существовало, такъ-называемое, «непосредственное народное законодательство». Сторонники этого взгляда любятъ останавливаться на германцахъ, какъ они описаны Тацитомъ и Цезаремъ, и рисовать картину того вольнаго и счастливаго общественнаго строя, который существовалъ, по ихъ увѣреніямъ, до тѣхъ поръ, пока насиліе и коварство не уничтожили непосредственнаго народнаго законодательства.

Остановимся и мы на тѣхъ временахъ. Если мы разсмотримъ основы народнаго законодательства и причины его паденія, то намъ уяснятся также нѣкоторыя обстоятельства, имѣющія значеніе и для современнаго движенія въ пользу народнаго законодательства;

О народномъ законодательствѣ, въ собственномъ смыслѣ этого слова, у германцевъ временъ Цезаря, также какъ у другихъ народовъ, стоящихъ на той же ступени развитія, не можетъ быть и рѣчи. Дѣло въ томъ, что на этой ступени развитія законовъ вовсе не существуетъ. Дѣятельность древне-германскихъ народныхъ собраній имѣетъ очень мало общаго съ тѣмъ, что теперь называютъ законодательствомъ. Дѣйствительно, собраніе всѣхъ свободныхъ воиновъ племени представляло собой высшую инстанцію для рѣшенія всѣхъ дѣлъ, интересовавшихъ племя. Оно избирало должностныхъ лицъ, судило провинившихся, рѣшало споры, возникавшіе среди членовъ племени, регулировало отношенія къ другимъ племенамъ и т. д. Такъ какъ общественныя отношеніи въ тѣ времена почти совершенно не измѣнялись и въ теченіе цѣлыхъ столѣтій оставались одинаковыми, то и дѣла, поступавшія на рѣшеніе племени, были обыкновенно одни, и тѣ же. Поэтому въ рѣшеніи дѣлъ на собраніи большую роль играли традиціи и старики, сохранявшіе ихъ въ своей памяти.

Какъ для дѣлъ, охватывавшихъ все племя, высшую инстанцію составляетъ племенное собраніе, такъ и для какой-нибудь части племени подобной же инстанціей служитъ собраніе ея воиновъ.

Возьмемъ еще болѣе раннюю ступень развитія, — ту, напримѣръ, на которой находились сѣверо-американскіе индѣйцы во время открытія Америки. Здѣсь мы найдемъ еще болѣе демократическіе порядки: доступъ въ народныя собранія имѣютъ здѣсь даже женщины. Такимъ образомъ, у германцевъ временъ Цезаря, и даже Тацита, сравнительно съ индѣйцами, понятіе «народа» уже съужено: оно обнимаетъ только мужчинъ, да и то не всѣхъ безъ исключенія, попадаются уже и несвободные мужчины, лишенные политическихъ правъ.

Какъ же произошло, что женщины оказались исключенными изъ народа? Традиціонный отвѣтъ на этотъ вопросъ состоитъ въ ссылкѣ на теорію насилія, которой вообще любятъ объяснять всякое подчиненіе одного класса другимъ. Говорятъ, что мужчины, какъ болѣе сильные, поработили женщинъ. Многіе принимаютъ эту теорію, какъ слѣдствіе теоріи Дарвина. Если, говорятъ они, неравенство въ силѣ и умственныхъ способностяхъ индивидовъ всегда существовало и всегда будетъ существовать, то значитъ общественныя различія имѣютъ основаніе въ самой природѣ и должны остаться на вѣки вѣковъ; измѣненіямъ же можетъ подвергаться развѣ лишь ихъ форма. Но, въ виду такихъ выводовъ теоріи насилія, непонятно, отчего ее съ особенной любовью приняли противники классовыхъ различій. Теорія насилія не только безутѣшна, но и ничего не объясняетъ. Ибо если изъ нея можно сдѣлать выводъ, что классовыя различія имѣютъ основаніе въ самой природѣ, что они вѣчны, то, принимая ее, необходимо также принять, что они существовали испоконъ вѣковъ, съ тѣхъ поръ, какъ существуютъ люди. Однако, мы знаемъ, что это невѣрно. Мы знаемъ, что первоначальное равенство лишь постепенно уступило мѣсто неравенству и что каждый шагъ въ этомъ отношеніи свойствененъ каждой отдѣльной ступени развитія. Различія между болѣе сильными и менѣе сильными, между болѣе способными и менѣе способными, которыя всегда были и всегда будутъ, нисколько не могутъ намъ разъяснить, отчего у всѣхъ народовъ на той или иной ступени культурнаго развитія тотъ или иной сортъ якобы болѣе сильныхъ и умныхъ людей почувствовалъ потребность поработить слабыхъ и недалекихъ и отчего это удалось именно на такой-то ступени развитія? Разъясненія тутъ надо искать, конечно, не въ «природѣ человѣка», а въ особенностяхъ соотвѣтствующей ступени культурнаго развитія. Не теорія насилія, а только эти особенности могутъ дать намъ ключъ для пониманія классовыхъ различій, образовавшихся въ ихъ время.

Основу особенностей каждой ступени культурнаго развитія составляетъ свойственный ей способъ производства. Имъ объясняется особое общественное значеніе различныхъ классовъ, а общественное значеніе каждаго класса опредѣляетъ ту роль, которую онъ играетъ въ обществѣ.

Первое раздѣленіе труда, на которое мы наталкиваемся въ исторіи, произошло между мужчиной и женщиной. Лишь только начала развиваться домашняя жизнь на высшихъ ступеняхъ дикаго состоянія, завѣдываніе ею становится удѣломъ женщины. Пріобрѣтеніе внѣ дома все болѣе и болѣе переходитъ въ вѣдѣніе мужчины. Какія причины здѣсь дѣйствовали, — объ этомъ мы можемъ дѣлать одни лишь предположенія.

Во время всего длиннаго періода варварства техническій прогрессъ совершался, главнымъ образомъ, въ области домашнихъ работъ, падавшихъ на женщинъ. Поэтому область женскаго труда чрезвычайно расширяется. Къ «женственнымъ» занятіямъ относились тогда скотоводство и земледѣліе; далѣе, сюда относилась обработка только большинства сырыхъ матеріаловъ, тканье и плетеніе, приготовленіе глиняной посуды и т. д. У многихъ народовъ даже трудное дѣло постройки хижинъ было возложено исключительно на женщинъ.

Работа же мужчины въ періодъ варварства увеличивалась лишь медленно, или даже вовсе не увеличивалась. Онъ остается тѣмъ же, чѣмъ былъ и раньше: воиномъ и охотникомъ. Только тамъ, гдѣ скотоводство развивается до болѣе значительныхъ размѣровъ, занятіе имъ распространяется также и на мужчинъ, но по большей часта лишь на молодежь, не достигшую возраста воина. Неудивительно, что женщина, сравнительно съ мужчиной, представляется вьючнымъ животнымъ. Она такъ заведена работой, что у нея совершенно нѣтъ времени для того, чтобы принимать участіе въ общественной жизни. Да ей и невозможно оставлять домъ на болѣе или менѣе продолжительное время, потому что присутстіе ея здѣсь необходимо по цѣлымъ днямъ и часамъ. Отъ этого-то и происходитъ, что женщина въ періодъ варварства все болѣе и болѣе исчезаетъ съ поля общественной жизни, принимаетъ въ ней участіе лишь чрезъ посредство мужчинъ-представителей и, наконецъ, не принимаетъ уже никакого участія.

Совершенно иное положеніе мужчины. Присутствіе его дома необходимо; онъ можетъ уходить на цѣлые дни и недѣли: домашнія дѣла отъ этого нисколько не страдаютъ. И на этой ступени развитія онъ можетъ посвящать свое время общественной жизни также, какъ и въ періодъ дикаго состоянія, — насколько вообще можно говорить объ общественной жизни въ дикомъ состояніи. Для этого у него теперь даже больше времени, чѣмъ было прежде, вслѣдствіе того, что увеличился трудъ женщины, при которой на высшихъ ступеняхъ развитія уже имѣются рабы-помощники. Такимъ образомъ, мы находимъ здѣсь крайне оживленную, демократическую жизнь мужчинъ, многочисленныя собранія всякаго рода, продолжающіяся часто по нѣскольку дней и сопровождающіяся пиршествами, — собранія, на которыхъ народъ обсуждаетъ и рѣшаетъ всевозможныя дѣла.

Чѣмъ меньше мужчина становился связаннымъ съ домомъ, тѣмъ болѣе широкіе размѣры могла принимать общественная жизнь, нисколько не теряя своей демократической подкладки. Прогрессъ въ способѣ производства доставилъ возможность на одной и той же территоріи кормиться большему количеству людей, чѣмъ прежде, а увеличивающаяся независимость мужчины отъ дома позволяла ему предпринимать все болѣе и болѣе, отдаленныя путешествія для посѣщенія народныхъ собраній,

Такимъ образомъ, въ періодъ варварства предѣлы племенные болѣе и болѣе расширяются. Это въ концѣ концовъ приводитъ къ тому, что нѣсколько племенъ сливаются въ одинъ народъ, у котораго, также какъ у племени и рода, народное собраніе составляетъ высшую инстанцію для всѣхъ общественныхъ дѣлъ.

II.
Общественность въ періодъ цивилизаціи.

Но на этой ступени развитіе не останавливается. Многіе народы прошли ее и достигли цивилизаціи.

Важнѣйшимъ средствомъ къ этому послужило развитіе земледѣлія. Оно все болѣе и болѣе выступало на первый планъ; охота, а по большей части и скотоводство (за исключеніемъ мѣстностей, слишкомъ неудобныхъ для земледѣлія), играютъ менѣе важную роль; наконецъ, охота изъ средства добыванія пищи превращается въ спортъ, въ простое развлеченіе. Особенно быстро произошелъ этотъ переворотъ, подъ вліяніемъ римской культуры, у германцевъ во время переселенія народовъ. Но мы не будемъ касаться тѣхъ особенностей, которыя были вызваны вліяніемъ римской культуры, а остановимся лишь на типичныхъ сторонахъ развитія германскихъ народовъ.

Чѣмъ больше земледѣліе, а рядомъ съ нимъ и скотоводство, становилось главнымъ источникомъ доходовъ мелкихъ общинъ или патріархальныхъ семействъ, тѣмъ болѣе недостаточными оказывались силы женщины для выполненія хозяйственныхъ работъ. Во времена Тацита ей уже должны были помогать въ занятіяхъ по земледѣлію рабы, а также и свободные, но, неспособные къ ношенію оружія, мужскіе члены семьи: дѣти, подростки и старики. Скоро должны были принять участіе въ этихъ работахъ и воины. Охотникъ и воинъ превратились во время переселенія народовъ въ земледѣльцевъ; они, подобно женщинамъ, прикрѣпляются теперь къ дому, а такъ какъ сравнительно высокая ступень развитія, достигнутая теперь земледѣліемъ, не позволяетъ уже переносить жилище съ мѣста на мѣсто, то люди съ этихъ поръ становятся «крѣпкими землѣ», осѣдлыми.

Этотъ переворотъ въ способѣ производства приводитъ къ перевороту и во всемъ политическомъ и соціальномъ строѣ.

На болѣе раннихъ ступеняхъ культурнаго развитія война играла выдающуюся роль въ производствѣ: она обыкновенно была борьбой за самое важное средство производства, территорію, необходимую для охоты или скотоводства, которую надо было защищать или завоевать. Гдѣ дикое племя жило по сосѣдству съ цивилизованнымъ, тамъ къ войнѣ за спорную область присоединялся еще хищническій набѣгъ, — предпріятіе, приносившее воинственнымъ варварамъ богатую добычу. Были такія варварскія племена, у которыхъ грабежъ цивилизованныхъ сосѣдей составлялъ главный способъ пріобрѣтенія. Быть воиномъ при подобныхъ обстоятельствахъ было очень выгодно, и это стоило очень мало. Оружіе, необходимое для войны, было по большей части то же самое, которое употреблялось на охотѣ, бывшей самой важной отраслью пріобрѣтенія. А во времени для военныхъ предпріятій, какъ мы видѣли, недостатка не было.

Иной оборотъ принимаютъ дѣла, когда пастушескія или охотничьи племена переходятъ къ земледѣлію. Отъ войны земледѣлецъ не можетъ получить какихъ-либо значительныхъ выгодъ. Сидя на своей землѣ, онъ не нуждается въ чужой территоріи. Чтобы занять новую землю, ему пришлось бы бросить то, что онъ съ большимъ трудомъ пріобрѣлъ. Грабежъ тоже не обѣщаетъ ему особенно привлекательной добычи; сосѣди его стоять или на той же ступени культурнаго развитія, что и онъ, или даже на низшей. Но если польза, которую можно извлечь изъ войны, для него уменьшается, то тяготы ея увеличиваются. Новыя орудія производства не годятся для военнаго ремесла. Одновременно съ техникой земледѣлія развивается также и техника войны; война начинаетъ уже требовать дорогого вооруженія, которое для трудовой жизни совершенно непригодно.

Но важнѣйшее обстоятельство здѣсь состоитъ въ слѣдующемъ. Земледѣлецъ прикрѣпленъ къ своему дому и землѣ; бываютъ времена, когда онъ не можетъ оставить земли безъ огромнаго ущерба своему дѣлу. Поэтому, продолжительный походъ подвергаетъ опасности все существованіе, какъ его, такъ и его семьи.

Воинское право свободнаго человѣка, которымъ онъ такъ гордился, превращается теперь въ воинскую повинность; эта повинность становится все болѣе и болѣе тяжелой, ввергаетъ земледѣльца въ бездну долговъ, въ нищету и разоряетъ его.

Но вести ли войну, или нѣтъ, это вовсе не зависитъ отъ воли земледѣльца. Не говоря уже о причинахъ завоевательныхъ войнъ того времени — останавливаться на которыхъ мы не будемъ, чтобы не осложнять дѣла — одно благосостояніе, доставляемое земледѣліемъ, постоянно подстрекаетъ варварскія, пастушескія подвижныя племена на хищническіе набѣги; земледѣльцу приходится бросать полевыя работы и готовиться къ защитѣ.

Что дѣлать въ такомъ положеніи? Чтобы не потерять всего, земледѣлецъ долженъ пожертвовать частью своего достоянія. Трудъ достигъ на этой ступени развитія уже такой производительности, что онъ даетъ больше, чѣмъ безусловно необходимо для содержанія производителя и его семьи. Этотъ излишекъ позволяетъ земледѣльцу нанять себѣ защитниковъ. Снабжая средствами къ существованію особый классъ людей, земледѣльцы даютъ этому классу возможность предаться военному ремеслу безъ ущерба хозяйству, какъ въ періодъ варварства трудъ женщины давалъ мужчинѣ возможность совершать отдаленныя и продолжительныя странствованія съ охотничьими или военными цѣлями. Этотъ классъ снимаетъ съ земледѣльцевъ воинскую повинность и защищаетъ страну и ея населеніе.

Такова экономическая основа касты воиновъ. Каста эта, подъ вліяніемъ разнообразныхъ историческихъ условій, при которыхъ она складывается, принимаетъ самыя разнообразныя формы: то вожди племенъ и родовъ и другія должностныя лица общинъ съ свитою и слугами превращаются въ военную аристократію, то роль дворянства принимаетъ на себя какое-нибудь варварское племя, вторгшееся въ страну, то роль эта выполняется ордами наемниковъ, и т. д. Но какъ ни разнообразны формы военныхъ кастъ, появленіе ихъ можно замѣтить всюду, гдѣ земледѣліе становится главной отраслью производства: военная каста на этой ступени развитія является экономической необходимостью. Что при возникновеніи ея по большей части дѣло не обходится безъ насилія, — это ничего не доказываетъ: сила — не мать, а лишь акушерка новаго общества.

Но то, что случилось съ воинской повинностью, постигло также и общественное управленіе, законодательство и судъ. Общество все болѣе и болѣе осложнялось; развивалось раздѣленіе труда, возникало раздѣленіе населенія по занятіямъ и классамъ; частная собственность увеличивалась по размѣрамъ и значенію; управленіе обществомъ, законодательство и судъ становились все сложнѣе и труднѣе. Народныя собранія, устраивавшіяся время отъ времени для рѣшенія этихъ дѣлъ и руководившіяся традиціями, не могли уже удовлетворять общественнымъ потребностямъ. И когда задачи народныхъ собраній возрастали, у массы населенія исчезала склонность, даже возможность посѣщать ихъ въ надлежащей степени.

Также какъ воинскую повинность, земледѣлецъ все болѣе и болѣе наровилъ перенесть на другихъ и свои политическія и судебныя обязанности, — понятно, не безъ соотвѣтствующаго вознагражденія.

Естественнѣе всего было передать ихъ тѣмъ людямъ, которые взяли на себя и воинскую повинность. Дѣйствительно, мы видимъ, что вездѣ, гдѣ это развитіе совершалось безъ воздѣйствія болѣе высокой культуры, какъ, напр., въ Египтѣ, первоначально существовалъ только одинъ господствующій классъ или каста. Позже этотъ классъ обыкновенно распадаесся на два: классъ воиновъ и классъ жрецовъ, которые выполняютъ важнѣйшія задачи управленія, законодательства и суда.

Такимъ образомъ, въ началѣ періода цивилизаціи древне-народныя вольности все болѣе и болѣе исчезаютъ. Ихъ устраняло не коварство и властолюбіе сильныхъ міра, а развитіе способа производства.

Такъ, напримѣръ, мы видимъ, что во время паденія народныхъ вольностей у западныхъ германцевъ короли и ихъ чиновники не только не стремятся подавить и ограничить собранія, а напротивъ, стараются усилить участіе въ нихъ народа; лицъ, не являющихся на тинги (народныя собранія), они подвергаютъ штрафамъ.

Дѣйствительно, пока у германцевъ не образовались организацій, взявшихъ на себя обязанности народныхъ собраній, отсутствіе или недѣятельность ихъ должны были пагубно отзываться на всей общественной жизни. Понятно, когда эти организаціи образовались и стали источникомъ власти и богатства, то картина измѣнилась. Тогда уже каждая попытка возстановить старинныя вольности становится посягательствомъ на основы власти и богатства этихъ организацій. Но все же корень господства жрецовъ и военной аристократіи лежалъ въ ихъ экономической необходимости.

Тѣмъ не менѣе, народная свобода не вполнѣ уничтожается въ періодъ господства жрецовъ и аристократіи, область народной свободы только съуживается. Крестьяне уже не имѣютъ ни случая, ни времени принимать участіе въ регулированіи дѣлъ племени и народа. Но управленіе дѣлами общины остается въ ихъ рукахъ. Этого для нихъ достаточно. Каждая крестьянская община становится теперь самодовлѣющей экономической единицей, которой обыкновенно живется тѣмъ лучше, чѣмъ меньше она соприкасается съ внѣшнимъ міромъ. Интересъ къ государственнымъ дѣламъ, племенное чувство все болѣе и болѣе исчезаютъ; община становится міромъ для крестьянина; политика его становится болѣе ограниченной, приходской политикой.

По мѣрѣ того, какъ совершается это развитіе, новыя общества, государства, возникшія изъ одного или нѣсколькихъ старыхъ племенъ, теряютъ свою органическую цѣльность. Во времена предшествовавшія цивилизаціи, племя основывалось на неразрывной связи всѣхъ его членовъ; государство же, о которомъ мы теперь говоримъ, какое представляетъ собой, напр., средневѣковое феодальное государство или большинство восточныхъ государствъ, основывается почти исключительно на связи господствующихъ классовъ, аристократіи и жрецовъ. Отдѣльная община не имѣетъ съ государствомъ никакой органической связи.

Племя можно уничтожить или прогнать, но отъ него нельзя было отрѣзывать части по произволу и включать ихъ въ другія племена. Средневѣковыя же и восточныя государства представляютъ собой лишь простые аггрегаты общинъ, каждую изъ которыхъ можно отдѣлить и включить въ другой аггрегатъ, и это не произведетъ существеннаго измѣненія въ ея жизни. Счастливый завоеватель или ловкій спекулянтъ — съ величайшей легкостью можетъ на этой ступени развитія основывать или «свѣнчать»^[1] большое государство. Но также легко оно и распадается подъ натискомъ враговъ.

Члены сельской общины нисколько не интересуются измѣненіями, происходящими среди господствующихъ классовъ. Измѣненія эти и не особенно затрагиваютъ ихъ, потому что для нихъ, можетъ быть, рѣшительно все равно, отбывать барщину, или платить оброкъ Петру, или Ивану. Но если бы они даже и захотѣли воспротивиться какому-нибудь измѣненію, то пользы бы имъ отъ этого было немного, такъ какъ сельская община въ своей изолированности почти совершенно беззащитна передъ сильной организаціей господствующихъ классовъ всего государства.

П--скій. (Продолженіе слѣдуетъ).

"Міръ Божій", № 5, 1894

ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ.

К. Каутскаго. (Продолженіе*). *) См. «Міръ Божій», № 5.

III. Городская демократія въ древности.

При благопріятныхъ обстоятельствахъ общинная жизнь служила основой для новаго подъема демократіи.

Дальнѣйшее развитіе экономическихъ отношеній привело къ возникновенію и укрѣпленію ремеслъ и торговли въ тѣхъ поселеніяхъ, которыя занимали особенно выгодное географическое положеніе или находились въ благопріятныхъ политическихъ условіяхъ. Населеніе и благосостояніе въ нихъ увеличивалось; для большей безопасности и защиты богатствъ, скоплявшихся въ нихъ, они окружили себя стѣнами и стали городами. Города эти при особенно благопріятныхъ условіяхъ достигали большой силы и вліянія. Многимъ изъ нихъ удалось сохранить свою независимость или снова пріобрѣсти ее, если она раньше была потеряна. А нѣкоторые достигли того, что даже сами стали властелинами^[2], подчинили себѣ другія общины, основали государства, которыя по размѣрамъ иногда не уступали монархіямъ, --таково, напримѣръ, Аѳинское государство. Всѣмъ извѣстно, какое огромное, всемірное государство образовала римская городская община.

Рука объ руку съ этимъ увеличеніемъ силы и богатства шла жестокая борьба внутри самихъ городовъ.

Крестьянскій поселокъ былъ первоначально тожественъ съ сельской общиной. Земли и угодья, не перешедшія еще въ частную собственность, принадлежали общинѣ. Всѣ жители были общинниками и пользовались общинной землей или сообща, или каждый въ отдѣльности, но согласно съ правилами, устанавливаемыми общиной.

Если въ такую общину являлся чужеземецъ, --что случалось довольно рѣдко, такъ какъ хозяйство привязываетъ земледѣльца къ мѣсту, --и если община принимала его, то онъ становился полноправнымъ общинникомъ. Земли, вѣдь, тогда было больше, чѣмъ нужно.

Порядокъ этотъ перемѣнился сперва въ городахъ. Выгоды, представляемыя ими, были обыкновенно такъ велики, что они сильно привлекали къ себѣ жителей сосѣднихъ и дальнихъ мѣстностей, а иногда даже и иностранцевъ. Число пришельцевъ возрастало. Въ землѣ начинала чувствоваться тѣснота. Земля получила стоимость. Вслѣдствіе этого старые общинники перестали давать землю новымъ пришельцамъ. Община превратилась въ замкнутую организацію, и полноправными общинниками остались только ея старые члены. Такимъ образомъ, въ самомъ городѣ возникалъ антагонизмъ между общинниками, превратившимися въ землевладѣльческую, а часто и торговую аристократію — патриціатъ, и остальными обывателями — плебеями, которые не имѣли права не только на пользованіе общинной землей, но и на участіе въ мірскихъ сходахъ, обладавшихъ законодательной, отчасти еще и судебной властью и надзиравшихъ за общественнымъ управленіемъ.

Населеніе, такъ сказать, исключенное изъ общины, сперва спокойно мирилось со своимъ безправіемъ, пока оно было только терпимымъ въ городѣ, пока общинники подавляли его, если и не всегда своей численностью, то своимъ экономическимъ значеніемъ. Но экономическое значеніе патриціевъ постепенно уменьшалось, значеніе же безправныхъ все возростало вслѣдствіе увеличенія ихъ численности и экономическаго вліянія. Земледѣліе перестало служить основой городской жизни; на первый планъ выступили торговля и промышленность; экономическій центръ тяжести перешелъ отъ землевладѣльцевъ къ купцамъ и ремесленникамъ. Чѣмъ дальше шло это развитіе, тѣмъ сильнѣе чувствовали себя купцы и ремесленники, тѣмъ тягостнѣе было для нихъ ихъ безправіе и тѣмъ рѣшительнѣе возставали плебеи противъ патриціевъ. Патриціи принуждены были дѣлать уступки. Плебеи получили право участія въ городскомъ управленіи и пользованіи общинными землями. Это участіе плебеевъ въ городскомъ управленіи достигало болѣе или менѣе значительныхъ размѣровъ въ зависимости отъ относительной силы различныхъ классовъ. При благопріятныхъ обстоятельствахъ дѣло доходило до того, что державное собраніе, — которое не только издавало законы, но также избирало должностныхъ лицъ и чинило судъ, — снова, какъ въ прежнія времена, становилось собраніемъ всего народа.

Самымъ блестящимъ примѣромъ такого возрожденія старинной демократіи на новыхъ основахъ служитъ городъ Аѳины, ставшій центральнымъ пунктомъ большого государства.

Къ чему же привело это непосредственное народное законодательство?

Управленіе большимъ государствомъ — дѣло очень хлопотливое и сложное; аѳинскій народъ показалъ, что онъ вполнѣ способенъ управлять страной. Но онъ долженъ былъ употреблять на дѣла управленія почти все свое время.

Естественнымъ слѣдствіемъ этого было то, что политическая власть фактически перешла въ руки тѣхъ слоевъ, которые могли ?освящать все свое время дѣламъ управленія. Но къ этимъ не принадлежали ни крестьяне сосѣднихъ селъ, насколько они обладали правомъ гражданства въ Аѳинахъ, ни городскіе ремесленники. Государственное управленіе, законодательство и верховный судъ попали въ руки лицъ, жившихъ на счетъ другихъ, въ руки паразитствующихъ богачей и паразитствующихъ бѣдняковъ: крупныхъ землевладѣльцевъ, крупныхъ торговцевъ и фабрикантовъ^[3]-- съ одной стороны, и пролетаріевъ — съ другой.

Слой деклассированныхъ^[4] пролетаріевъ чуждъ всякихъ классовыхъ интересовъ. Политическая власть въ его рукахъ никогда не можетъ стать рычагомъ для того, чтобы вести государственное управленіе въ интересахъ какого-нибудь опредѣленнаго класса, а служитъ лишь средствомъ для удовлетворенія личныхъ и временныхъ интересовъ его членовъ. Пролетаріатъ пользовался своимъ политическимъ вліяніемъ лишь затѣмъ, чтобы продавать его тому, кто больше дастъ, т. е. богачамъ, покупавшимъ расположеніе неимущихъ посредствомъ подачекъ и празднествъ, --«хлѣба и зрѣлищъ», какъ и въ Римѣ, только зрѣлища здѣсь были иныя. Средства для этого давало рабство.

Отчасти вслѣдствіе стремленія среднихъ классовъ ослабить вліяніе богачей на пролетаріевъ, а отчасти вслѣдствіе стремленія послѣднихъ извлекать для себя выгоды непосредственно изъ государства, возникли самые разнообразные виды государственнаго вознагражденія, которые постепенно вводились за участіе въ общественныхъ дѣлахъ: въ судебныхъ собраніяхъ (жалованье геліастовъ), въ народныхъ собраніяхъ (жалованье эклезіастовъ), даже за присутствіе на зрѣлищахъ (theorikon). Откуда же получались средства на эти расходы? Отчасти съ налоговъ на состоятельныхъ, — слѣдовательно, съ труда рабовъ, которые здѣсь снова являются кормильцами державнаго народа аѳинскаго, --а отчасти изъ взносовъ, которые уплачивали подчиненныя общины, «союзники».

Но это еще не все. Со временъ Перикла излюбленнымъ средствомъ аѳинскихъ государственныхъ дѣятелей для пріобрѣтенія популярности стада конфискація земли побѣжденныхъ враговъ и раздача ея аѳинянамъ. Конфискованная земля дѣлилась на участки, клёры (kleroi), и раздавалась частнымъ лицамъ изъ аѳинскихъ гражданъ: получившіе такіе участки назывались вслѣдствіе этого клерками (владѣльцами участковъ). Если этой мѣрой желали превратить неимущихъ гражданъ въ земледѣльцевъ, то нужно сознаться, что она была совершенно неудачна. Пролетаріямъ было гораздо пріятнѣе безъ всякаго труда веселиться въ Аѳинахъ, чѣмъ въ потѣ лица своего вести однообразную жизнь въ деревнѣ. Они предпочитали оставаться въ городѣ, а землю сдавать въ аренду тѣмъ людямъ, которые раньше владѣли ею. Такимъ образомъ, клерухія была, въ сущности, только средствомъ надѣлять пролетаріевъ оброчными крестьянами, которые и работали на нихъ. Это установленіе въ значительной степени объясняетъ чрезмѣрное стремленіе Аѳинъ къ захвату земель, но оно также объясняетъ и ту страшную ненависть къ Аѳинамъ, которая накопилась у подвластныхъ имъ общинъ.

Такія мѣры привели не къ ослабленію вліянія богачей на бѣднѣйшіе и экономически праздные слои народа, а къ тому, что и для среднихъ, трудящихся классовъ явился соблазнъ бросить работу и искать поживы въ политической дѣятельности. Такой порядокъ вещей въ буквальномъ смыслѣ воспитывалъ все новыхъ и новыхъ пролетаріевъ.

До возникновенія наемнаго пролетаріата демократія имѣла поддержку только въ трудящихся среднихъ классахъ: крестьянахъ и ремесленникахъ. Пролетаріатъ лишь продавалъ свои права и вольности и никогда не дерзалъ принимать участіе въ серьезной борьбѣ. Поэтому, лишь только масса аѳинскаго населенія превратилась въ пролетаріевъ, гибель народной свободы стала неизбѣжной.

Подобное же развитіе, какъ извѣстно, совершалось и въ Римѣ.

И такъ, мы видимъ, что "непосредственное народное законодательство?' здѣсь, какъ и во времена варварства, основывалось на трудѣ другихъ людей: въ варварствѣ на трудѣ женщинъ, въ цивилизаціи на трудѣ рабовъ и данниковъ. И какъ первобытная всеобщая свобода пришла къ деспотизму, такъ деспотизмомъ окончился и новый подъемъ демократіи въ городскихъ общинахъ.

IV. Представительная система.

Слѣды представительныхъ учрежденій встрѣчаются очень рано, еще въ періодъ варварства. Дѣйствительно, лишь только область нѣкоторыхъ общественныхъ дѣлъ расширилась, лишь только она начала охватывать болѣе значительную сферу, такъ что стало невозможнымъ рѣшать эти дѣла въ собраніи, на которомъ бы присутствовали всѣ заинтересованные, естественнѣе всего было замѣнить собраніе всѣхъ заинтересованныхъ собраніемъ немногихъ лицъ, ихъ представителей.

Такія собранія мы встрѣчаемъ, напр., у ирокезовъ. Однако, между этими собраніями представителей и нынѣшними парламентами есть громадная разница не только по внѣшности, но и по существу. Возьмемъ, напр., федерацію ирокезовъ. Изъ временныхъ соглашеній постепенно возникъ прочный союзъ пяти ирокезскихъ племенъ — собственно для военныхъ цѣлей. Этотъ союзъ былъ слишкомъ великъ для того, чтобы дѣла его могли обсуждаться на общемъ народномъ собраніи. Дѣла его регулировало немногочисленное собраніе представителей родовъ всѣхъ пяти племенъ. Но это собраніе не было державнымъ. Оно не имѣло права навязывать свои постановленія меньшинству. Дѣла рѣшались не по числу голосовъ, а по племенамъ, и обязательнымъ было только — гласное рѣшеніе. Каждый членъ его былъ представителемъ не интересовъ всего общества, какъ (по крайней мѣрѣ, въ теоріи) членъ современнаго парламента, а только особыхъ интересовъ того племени, которое послало его въ собраніе.

Такого же рода были и представительныя собранія, возникшія въ періодъ цивилизаціи вслѣдствіе соединенія самостоятельныхъ городовъ и общинъ или земель. Напримѣръ, въ швейцарскомъ союзѣ сеймъ^[5], собраніе представителей отдѣльныхъ кантоновъ, могъ раньше только устраивать соглашенія относительно общихъ дѣлъ, но онъ не имѣлъ права постановлять рѣшенія большинствомъ голосовъ. Ни одинъ кантонъ не былъ обязанъ подчиняться рѣшенію, котораго онъ не принималъ.

Отъ этого сейма мало чѣмъ отличались и собранія земскихъ чиновъ, получившія въ концѣ среднихъ вѣковъ болѣе или менѣе опредѣленную форму въ монархическихъ государствахъ феодальной Европы. Они были дальнѣйшимъ развитіемъ старинныхъ народныхъ собраній, въ которыя проникали федеративные элементы по мѣрѣ того, какъ исчезало племенное единство и племенное самосознаніе, а отдѣльныя поселенія и общины изолировались другъ отъ друга.

Мы видѣли, какъ погибли старинныя народныя вольности. Общегосударственныя, провинціальныя и земскія собранія, занявшія съ наступленіемъ осѣдлости населенія мѣсто всенародныхъ, племенныхъ и родовыхъ собраній, не были уничтожены. Они по прежнему продолжали созываться для выбора должностныхъ лицъ, рѣшенія общественныхъ дѣлъ, споровъ, но число свободныхъ людей, которые одни только могли принимать участіе въ собраніяхъ, быстро уменьшалось. А среди этихъ свободныхъ людей также быстро уменьшалось число лицъ, которыя имѣли возможность являться на собранія.

Во Франціи каждый свободный и совершеннолѣтній обыватель имѣлъ право участвовать въ общегосударственныхъ собраніяхъ.

«Но фактически на собранія являлись, кромѣ приведенныхъ съ собой королемъ или особо приглашенныхъ духовныхъ и свѣтскихъ сановниковъ, лишь знатные люди, а изъ простыхъ обывателей только тѣ, которые жили близъ мѣста собранія или имѣли какое-нибудь особенное дѣло къ нему»^[6].

Въ концѣ концовъ, простые люди совершенно перестали являться на собранія. Король, вѣдь, нисколько не интересовался ихъ присутствіемъ; для него важны были лишь тѣ, голосъ которыхъ имѣлъ вѣсъ, отъ которыхъ онъ фактически зависѣлъ, — крупные землевладѣльцы) епископы и аббаты, герцоги и графы.

Государственныя и земскія собранія христіанско-германскихъ странъ все болѣе и болѣе превращались въ дворянскіе съѣзды, устраивавшіеся при дворахъ королей или иныхъ государей. Значеніе ихъ быстро падало. Они потеряли право избирать должностныхъ лицъ, такъ какъ должности стали, наслѣдственными, или же ихъ раздавалъ самъ король. Задачи верховнаго суда стали столь сложными, что дворянскія собранія такъ же мало могли управиться съ ними, какъ раньше народныя собранія. Судебное дѣло все больше и больше переходило въ руки судей по проффессіи.

Но вмѣстѣ съ выполненіемъ законовъ къ профессіональнымъ судьямъ въ значительной степени перешло и изданіе новыхъ законовъ. Рѣзкое раздѣленіе судебной и законодательной власти очень недавняго происхожденія; оно еще и теперь не вполнѣ проведено. Раньше судьи рѣшали дѣла въ большинствѣ случаевъ по старинѣ, по традиціямъ. Если же случалось какое-нибудь необычайное, безпримѣрное дѣло, то рѣшеніе судьи имѣло здѣсь силу закона.

Но рядомъ съ традиціями общественныя отношенія регулировались тогда не общими законами, а особыми договорами, которые заключали отдѣльныя общины или индивиды съ другими такими же общинами или индивидами. Поэтому дворянскимъ собраніямъ не было надобности заниматься законодательствомъ.

Если мы, наконецъ, примемъ во вниманіе, что государство или король получали въ тѣ времена свои обычные доходы не съ налоговъ на обывателей, а со своихъ земель, то намъ станетъ яснымъ, что правильныя, періодическія, собранія дворянства становились все болѣе и болѣе излишними. Король созывалъ дворянство лишь при чрезвычайныхъ обстоятельствахъ, когда ему нужно было предъявить какія-нибудь особенныя требованія къ «своему народу» и обезпечить за собой его помощь и содѣйствіе.

Новый подъемъ земскихъ собраній вызвало развитіе городовъ со временъ крестовыхъ походовъ. Развилась торговля и промышленность; возникло много городовъ, которые быстро достигли большой силы. Нѣкоторымъ изъ этихъ городовъ удалось стать даже самостоятельными республиками, а иные изъ нихъ не только свергли съ себя постороннюю власть, но и сами, подобно городскимъ республикамъ древняго міра, о которыхъ мы говорили раньше, стали властелинами, иногда даже очень сильными властелинами, владыками большихъ государствъ, — укажемъ для примѣра на Венеціанскую республику. Но и тамъ, гдѣ города не добились такого высокаго положенія, --и тамъ они стали силой, которой нельзя было пренебрегать. Съ теченіемъ времени государи почувствовали необходимость обращаться рядомъ съ дворянствомъ и въ представителямъ городовъ, лишь только случались какія-нибудь особенно- важныя дѣла, въ которыхъ король хотѣлъ обезпечить за собой необходимую поддержку.

Теперь въ верховныя собранія вошелъ новый элементъ, или, вѣрнѣе, два новыхъ элемента, потому что духовенство не особенно интересовалось дворянскими собраніями, хотя оно и имѣло право участвовать въ нихъ. У него, помимо дворянскихъ собраній, были совершенно иныя средства для того, чтобы отстаивать свои интересы въ государствѣ. Теперь же, когда представительныя собранія, --а ихъ теперь дѣйствительно можно назвать представительными, --получили вслѣдствіе участія городскихъ депутатовъ новую силу и новое значеніе, духовенство снова обратило на нихъ большое вниманіе.

Такимъ образомъ, эти представительныя собранія стали собраніями земскихъ чиновъ. Они принимали самыя разнообразныя формы. Иногда дворянство и духовенство соединялось въ одну палату, а городскіе депутаты составляли вторую палату. Иногда же дворянство и духовенство раздѣлялись--тогда было три палаты. Бывало и такъ, что дворянство раздѣлялось на высшее и низшее; иногда случалось, что представители низшаго дворянства засѣдали вмѣстѣ съ представителями мѣщанъ. При благопріятныхъ же обстоятельствахъ и крестьяне успѣли уже стряхнуть съ себя феодальное иго — превратились въ вольныхъ земледѣльцевъ и пріобрѣли такое значеніе, что и ихъ нельзя было игнорировать. Въ такихъ случаяхъ и крестьянскіе уполномоченные принимали участіе въ собраніяхъ земскихъ чиновъ: они или засѣдали вмѣстѣ съ представителями мѣщанъ, или составляли особый чинъ, — четвертое сословіе.

Эти сословныя собранія скоро пріобрѣли силу и вліяніе, потому что, чѣмъ больше развивались ремесла и торговля, тѣмъ больше и больше доходы съ королевскихъ земель оказывались недостаточными для покрытія государственныхъ расходовъ. Судьи по профессіи, получавшіе жалованье — преимущественно римскіе юристы — становились все многочисленнѣе; рядомъ съ верховнымъ судомъ въ ихъ руки вскорѣ стали переходить также тѣ или иныя отрасли и низшаго суда. Въ тѣ времена — приблизительно въ XIV вѣкѣ — начало распространяться наемное войско. Судъ и война, бывшіе тогда главными задачами государственной власти, становились все дороже и дороже; возрастали также расходы на роскошь, процвѣтавшую при дворахъ государей. Государи стали нуждаться въ деньгахъ, и эта нужда все увеличивалась. Началось «оскудѣніе» государей Западной Европы.

Они, подобно современнымъ крупнымъ землевладѣльцамъ, употребляли всѣ средства для улучшенія своихъ дѣлъ. Самое простое средство состояло въ томъ, чтобы дѣлать долги; а сверхъ того, они обратились къ мошенническимъ спекуляціямъ, фальсификаціи монеты, обиранію богатыхъ гражданъ, преимущественно богатыхъ евреевъ и т. д.

Но всѣ эти средства финансовой политики, какъ ни прибыльны они были иногда, оказались недостаточными для покрытія возрастившихъ расходовъ на государство и дворъ. Все настоятельнѣе и настоятельнѣе сказывалась надобность привлечь подданныхъ къ взносамъ въ государственную казну. Тутъ-то и были изобрѣтены денежные налоги.

Но государи получали эти налоги не всегда безъ уступокъ съ своей стороны! Передъ сильными классами, имѣвшими представительство въ сословныхъ собраніяхъ, они должны были часто смиряться. Иногда дѣло доходило до того, что государственное управленіе фактически всецѣло велось комитетомъ, избираемымъ собраніемъ чиновъ, и государь былъ только пассивнымъ орудіемъ въ рукахъ этого комитета.

Эти собранія были предшественниками современныхъ парламентовъ. Но они, въ сущности, стояли еще на той же почвѣ, что и вышеупомянутыя собранія представителей державныхъ государствъ и племенъ.

Каждый отдѣльный членъ собранія чиновъ являлся не представителемъ всей націи (или одного класса данной націи), а представителемъ особой, строго ограниченной, корпораціи и особой территоріи, которая послала его, отчасти потому, что онъ именно для этого избирался (какъ уполномоченный такого-то города или церковной корпораціи), а отчасти въ силу унаслѣдованнаго или пріобрѣтеннаго имъ положенія (какъ свѣтскій или духовный землевладѣлецъ). Обязанности каждой корпораціи или территоріи относительно государства устанавливались особыми договорами и на организацію или землю нельзя было возлагать новыхъ повинностей безъ согласія ея членовъ или господина. Подавленія меньшинства большинствомъ первоначально не было въ собраніяхъ чиновъ; но, конечно, случалось и такъ, что меньшинство силой принуждали присоединиться къ большинству.

Если членъ собранія участвовалъ въ немъ не вслѣдствіе своего соціальнаго положенія, а въ качествѣ выборнаго какой-нибудь корпораціи или земли, то его голосъ получалъ иногда силу лишь въ томъ случаѣ, когда его подтверждали лица, пославшія выборнаго. Прелаты должны были имѣть согласіе своего конвента иди капитула, депутаты отъ городовъ должны были спрашивать согласія городского совѣта или общиннаго собранія.

Для того, чтобы собраніе земскихъ чиновъ могло превратиться въ современный парламентъ, союзное собраніе — въ національное, для этого прежде всего должно было возникнуть единое государство и занять мѣсто конгломерата общинъ и корпорацій, составлявшаго государство среднихъ вѣковъ; затѣмъ, узкій партикуляризмъ этихъ мелкихъ организацій долженъ былъ уступить мѣсто національности.

Это и было совершено капиталистическимъ способомъ производства.

V. Монархическій и парламентскій абсолютизмъ.

При капиталистическомъ способѣ производства, который начинаетъ развиваться съ XVI столѣтія, приготовленіе товаровъ, производство для продажи получаетъ всеобщее распространеніе. Производство для собственнаго потребленія самихъ производителей и ихъ господъ, у кого есть господа, все болѣе и болѣе исчезаетъ. Вмѣстѣ съ нимъ исчезаетъ также самостоятельность и исключительность сельскихъ и городскихъ общинъ, составлявшая отличительную черту среднихъ вѣковъ. Различныя отрасли производства становятся въ зависимость отъ внутренняго рынка, а черезъ его посредство или даже непосредственно — и отъ всемірнаго рынка.

Но внутренній рынокъ есть ничто иное, какъ вся территорія даннаго государства. Государство въ предѣлахъ своей земли защищаетъ производителей товаровъ и торговцевъ, принадлежащихъ къ нему, отъ конкурренціи иностранныхъ производителей и торговцевъ; но оно также стремится къ тому, чтобы сдѣлать возможно болѣе выгодными условія сбыта и на заграничныхъ рынкахъ. Чѣмъ больше государство, чѣмъ сильнѣе государственная власть, тѣмъ больше шансовъ имѣютъ производители товаровъ и торговцы на охрану своихъ интересовъ.

Съ этихъ поръ государства получаютъ прочную экономическую основу. Въ средніе вѣка мы видимъ безпрестанное измѣненіе предѣловъ владѣній различныхъ царствующихъ фамилій — вслѣдствіе завоеваній, наслѣдованій, браковъ, покупки, обмѣна и даже залоговъ^[7]. Такъ какъ каждая община или, по крайности каждая мѣстность представляла собой самодовлѣющее цѣлое, то не было никакой надобности въ томъ, чтобы владѣнія государя находились рядомъ. Габсбурги, напр., имѣли въ XIV вѣкѣ владѣнія не только въ нѣмецко-австрійскихъ областяхъ, но и въ Швейцаріи, Швабіи и Эльзасѣ.

Современныя же государства представляютъ собою экономически сплоченныя области, связь между которыми становится тѣмъ тѣснѣе, чѣмъ дольше существуетъ данное государство, чѣмъ больше экономическая жизнь въ его предѣлахъ проникается капитализмомъ и чѣмъ больше производство приспособляется къ условіямъ и потребностямъ внутренняго рынка, находящагося въ его распоряженіи.

Вмѣстѣ съ этимъ расширеніе предѣловъ государства перестаетъ быть дѣломъ только царствующей фамиліи изъ военной касты. Въ такомъ расширенія становятся заинтересованными и производительные классы. Династическое государство превращается въ государство національное.

Въ концѣ среднихъ вѣковъ для жителей селъ и городовъ могло быть, приблизительно, столь же безразлично, находятся ли подъ властью ихъ государя еще и другія общины, какъ теперь для сельскихъ рабочихъ какого-нибудь помѣщика можетъ безразличнымъ, имѣетъ ли онъ еще и другія помѣстья, или нѣтъ. Для населенія же современнаго государства всякое уменьшеніе государственной территоріи означаетъ стѣсненіе экономической жизни, между тѣмъ какъ расширеніе государства представляетъ расширеніе внутренняго рынка и улучшеніе положенія на всемірномъ рынкѣ.

Чѣмъ сплоченнѣе и сильнѣе становится новое государство, тѣмъ больше теряютъ въ немъ силу и значеніе старинныя политическія и соціальныя организаціи. Функціи ихъ одна за другой переходятъ къ государству, а эти организаціи превращаются въ однѣ лишь руины, стоящія на дорогѣ, которыя необходимо устранить. Общество «атомизируется», отношенія людей другъ къ другу перестаютъ регулироваться взаимными отношеніями корпорацій.

Рука объ руку съ этой «атомизаціей», т.-е. разрушеніемъ традиціонныхъ организацій въ самомъ государствѣ, идетъ централизація государства и общества.

Торговля издавна имѣетъ стремленіе къ централизаціи. Она вызываетъ стеченіе товаровъ, а также продавцовъ и покупателей въ опредѣленные пункты, отличающіеся особенно выгоднымъ географическимъ положеніемъ или политическими условіями. При капиталистическомъ способѣ производства, который все производство превращаетъ въ товарное и ставитъ его въ зависимость отъ торговли, — централизація торговли ведетъ къ централизаціи всей экономической жизни. Вся страна въ большей или меньшей степени, прямо или косвенно становится въ экономическую зависимость отъ главнаго города, также какъ и отъ класса капиталистовъ. Главный городъ, центръ торговли, является также сборнымъ пунктомъ прибавочныхъ стоимостей, излишковъ страны; за роскошью слѣдуютъ искусства и науки.

Экономической централизаціи соотвѣтствуетъ централизація политическая и центральный пунктъ торговли становится центральнымъ пунктомъ управленія.

Мы уже указывали на то, что новые классы, живущіе товарнымъ производствомъ или торговлей, нуждаются въ сильной государственной власти, которая могла бы защищать ихъ интересы какъ въ самой странѣ, такъ и заграницей.

Король, преемникъ стариннаго вождя племени, былъ и въ средніе вѣка только вождемъ: въ качествѣ военачальника — вождемъ военной касты, въ качествѣ верховнаго судьи--вождемъ касты духовной. Даже если должность его становилась наслѣдственной, что было далеко не вездѣ, онъ все-таки оставался въ зависимости отъ доброй воли своихъ упрямыхъ и самостоятельныхъ вассаловъ и столь же самостоятельной и упрямой іерархіи. Развитіе городовъ, какъ мы видѣли, не улучшило его положенія: оно поставило его въ зависимость, вмѣсто двухъ — отъ трехъ классовъ.

Развитіе всемірной торговли и капиталистическаго производства измѣнило положеніе дѣлъ — въ пользу короля. Оно создало армію неимущихъ, изъ которыхъ, пока промышленность еще недостаточно развилась, — лишь часть могла стать наемными рабочими. Большинство же превращалось въ пролетаріевъ, которые, какъ и пролетаріи древняго Рима, становились опорой деспотизма. Только теперь они продавали государямъ не политическое право голоса, а — собственные кулаки. Наемныя войска на службѣ государевой быстро увеличивались^[8].

Одновременно съ этимъ исчезали рыцарскія войска, бывшія почти совершенно независимыми отъ государей. Феодальные источники доходовъ уничтожались или, вѣрнѣе, теряли свое значеніе. Не на барщинѣ, не на даняхъ, вносимыхъ сельскохозяйственными продуктами, основывалось теперь вліяніе въ обществѣ, а на деньгахъ. Но, какъ ни обирай крестьянина, денегъ у него не много найдешь. Поэтому землевладѣльцы, дворянство и духовенство, для полученія денегъ, должны были свои функціи, въ которыхъ они усовершенствовались, превратить въ товары: католическое духовенство продавало исполненіе своихъ пастырскихъ обязанностей, своихъ святыхъ, отпущеніе грѣховъ и реликвіи; дворяне продавали себя на военную службу каждому, кто только давалъ подходящую плату: изъ экономически-самостоятельныхъ вассаловъ они превратились въ наемниковъ, королевскихъ офицеровъ.

Но торговля духовенства священными предметами стала, наконецъ, столь наглой, что противъ нея поднялся народъ. Духовенство, также какъ и дворянство, не могло отстоять своей независимости. Съ этихъ поръ всѣми имуществами и доходами, какія оно еще сохранило или впослѣдствіи получило, — какъ въ католическихъ, такъ и въ протестантскихъ странахъ, — оно было обязано лишь милости государей, за что и должно было служить имъ.

Новый способъ производства, новое государство предъявляли суду и управленію обществомъ такія требованія, что выполненія ихъ оказалось совершенно не по силамъ старымъ организаціямъ, въ которыхъ дворянство и духовенство играли столь важную роль. Въ судѣ съ этихъ поръ стали господствовать ученые правовѣды (во всей Западной Европѣ, кромѣ Англіи, --римскіе юристы), которые назначались и оплачивались королемъ, слѣдовательно, были въ полной зависимости отъ него. Завѣдываніе финансами тоже перешло теперь къ королевской или концессіонируемой королемъ бюрократіи. Въ средніе вѣка землевладѣльцы и вольные города сами платили королю подати, взятыя ими на себя. Какъ землевладѣлецъ собиралъ подати со своихъ крестьянъ, а городъ со своихъ гражданъ и иныхъ обывателей, до этого государственной власти не было рѣшительно никакого дѣла. Теперь же податное обложеніе было отнято отъ землевладѣльцевъ и городскихъ магистратовъ и передано откупщикамъ или особымъ чиновникамъ.

Дворянство и духовенство, какъ таковыя, потеряли всякое значеніе для государственнаго управленія, суда и военнаго дѣла. Эти сословія получаютъ свои привилегіи и богатства уже не вслѣдствіе своихъ общественныхъ функцій, а лишь благодаря милостямъ двора. Ихъ задача состоитъ теперь только въ содѣйствіи королевской власти.

Съ паденіемъ самостоятельности дворянства и духовенства, пали двѣ важныя опоры сословныхъ собраній.

Но въ теченіе XVII и XVIII вѣковъ все болѣе и болѣе падала и третья опора этихъ собраній: города. Правда, капиталистическій способъ производства привелъ къ сильному увеличенію городского населенія--буржуазіи и пролетаріата, но населеніе это концентрировалось въ немногихъ крупныхъ городахъ, которыхъ, въ свою очередь, совершенно затмила своимъ вліяніемъ и богатствомъ столица. Значительное большинство городовъ остановилось въ своемъ развитіи; многіе изъ нихъ опустились до положенія «гнилыхъ мѣстечекъ», какъ ихъ называли въ Англіи.

Эти мѣстечки не могли противодѣйствовать силѣ развивающагося абсолютизма.

Понятно, тѣмъ больше значенія пріобрѣтала столица въ современныхъ государствахъ съ XVI вѣка. Уже Генрихъ IV зналъ, что Парижъ стоитъ мессы, король подчинился волѣ столицы и перешелъ въ католичество, а какое значеніе въ государственной политикѣ имѣлъ Лондонъ, это Карлъ I испыталъ на самомъ себѣ^[9].

Но большинство столичныхъ жителей вовсе не было заинтересовано въ сохраненіи вліянія земскихъ чиновъ, потому что это вліяніе означало только господство захолустныхъ дворянъ и филистеровъ. Чего же могла ждать столица отъ этихъ чиновъ? Прежде всего, отказа въ введеніи налоговъ, стремленія къ бережливости. Но это обыкновенно было вовсе не въ интересахъ столичнаго населенія тѣхъ временъ. Значительная часть жителей столицы извлекала средства къ существованію изъ удовлетворенія запросовъ двора. Чѣмъ больше денегъ расходуетъ дворъ, тѣмъ лучше было для столицы. Людей, производившихъ предметы роскоши и торговавшихъ ими, мало смущало то обстоятельство, что придворные не создавали богатствъ, расточаемыхъ ими въ столицѣ.

Элементы, пріобрѣтшіе теперь вліяніе на королевскую власть, а черезъ нее и на государство, были не тѣ, которые имѣли представительство въ собраніяхъ чиновъ. Это были новые элементы, дѣйствовавшіе на короля непосредственно своимъ личнымъ вліяніемъ: прежде всего придворное дворянство и духовенство съ арміей чиновниковъ — ихъ орудіемъ была интрига; затѣмъ, столичное населеніе, иногда добивавшееся своего, посредствомъ возмущеній, и, наконецъ, капиталисты, кредитъ которыхъ сталъ главной основой новаго государства.

Дѣйствительно, безъ помощи капиталистовъ королевская власть никогда бы не могла развиться до абсолютизма. Чтобы выдержать борьбу со своими противниками, чтобы побѣдить или купить ихъ, чтобы платить своимъ сторонникамъ и защитникамъ, чтобы выполнять тѣ функціи, которыя раньше выполнялись общинами и корпораціями или феодальными господами, а теперь перешли къ государству, какъ охрана личной безопасности и путей сообщенія, проведеніе дорогъ и каналовъ, устройство крѣпостей, военныхъ складовъ и т. д., --для всего этого государямъ нужны были деньги, гораздо больше денегъ, чѣмъ они могли получить отъ своихъ подданныхъ въ видѣ податей, таможенныхъ пошлинъ и т. п. Поэтому они постоянно должны были занимать деньги у богатыхъ купцовъ, — понятно, за соотвѣтствующее вознагражденіе. Съ этихъ поръ и до нашихъ дней кредитъ остался главной опорой государства. Повышенія и паденія биржевыхъ курсовъ рѣшали въ послѣднія два столѣтія судьбу не одного правительства.

Таковы были важнѣйшіе факторы, опредѣлявшіе политику западноевропейскихъ монархій до французской революціи и часто даже послѣ нея, а иногда опредѣляющіе эту политику и по сей день. Ихъ вліяніе было громадно, но неопредѣленно, не урегулирована. Фактически управлялъ не государь, а иныя лица, и кружки заинтересованныхъ лицъ, но они могли управлять только посредствомъ государя. Власть монарха была неограничена: разныя лица и клики пользовались ею- въ своихъ интересахъ, но никто во всемъ государствѣ не могъ противустоять ей.

Собранія же земскихъ чиновъ становились все ничтожнѣе и ничтожнѣе. Въ нѣкоторыхъ странахъ они совершенно прекратились, въ другихъ же играли такую роль, какую теперь играютъ рабочіе комитеты на европейскихъ фабрикахъ: они должны были давать свое почтительное согласіе на все, а въ нѣкоторыхъ мелочахъ имъ позволялось оказывать содѣйствіе всемогущей полиціи.

Таковы общія черты политическаго развитія Европы въ XVII и XVIII вѣкахъ.

Но изъ этого правила были и исключенія. Были страны, въ которыхъ королевской власти не удалось управиться съ собраніями земскихъ чиновъ, въ которыхъ, напротивъ, эти послѣднія стали хозяевами въ государствѣ. Самый выдающійся примѣръ такого уклоненія отъ общей тенденціи къ абсолютизму государей представляетъ Англія.

Много было причинъ, вслѣдствіе которыхъ Англія составила исключеніе въ этомъ отношеніи. Важнѣйшими изъ нихъ мы считаемъ слѣдующія. Именно въ концѣ XVII вѣка, когда абсолютизмъ въ Англіи долженъ былъ выдержать послѣднюю, рѣшительную борьбу, англійская королевская власть перешла къ королямъ Шотландіи, экономически-отсталой страны, въ которой еще удержался даже родовой строй и государи находились еще въ полной зависимости отъ чиновъ. Въ теченіе XVII вѣка Шотландія была причиной слабости королей изъ дома Стюартовъ, стремившихся въ Англіи къ абсолютизму, подобно тому, какъ Венгрія до самаго послѣдняго времени постоянно служила помѣхой самодержавнымъ стремленіямъ Габсбурговъ.

Еще большее значеніе имѣло островное положеніе Англіи. Сила и безопасность ея основывались не на арміи, а на флотѣ. Поэтому, буржуазія, производящая товары и торгующая ими, не имѣла никакихъ основаній поддерживать стремленія монарховъ къ созданію сильной постоянной арміи.

Но островное положеніе Англіи имѣло еще чрезвычайно важное значеніе въ томъ отношеніи, что съ XVI вѣка оно особенно благопріятствовало развитію здѣсь современной, капиталистической буржуазіи, — съ тѣхъ поръ, какъ открытіе Америки и морского пути въ Индію перенесло центръ тяжести европейской торговли съ Средиземнаго моря на берега Атлантическаго океана. Вначалѣ Англія принимала участіе въ цвѣтущей міровой торговлѣ Португаліи, Испаніи, Нидерландовъ посредствомъ грабежа торговыхъ судовъ, отъ котораго особенно сильно страдалъ испанскій флотъ. Но скоро она уже настолько усилилась, что могла придать своимъ грабительскимъ предпріятіямъ законный характеръ: она сама стала завоевывать колоніи и развила обширную морскую торговлю — не только ту, которую теперь называютъ законной торговлей, но, главнымъ образомъ, контрабанду и торговлю рабами. Скоро Лондонъ сталъ центромъ всемірной торговли, затмилъ собою Лиссабонъ и въ концѣ XVII вѣка у него былъ только одинъ соперникъ въ коммерческомъ отношеніи — Амстердамъ. По численности народонаселенія онъ уже тогда сталъ во главѣ всѣхъ европейскихъ большихъ городовъ: въ немъ насчитывалось полмилліона жителей и онъ могъ выставить очень солидную городскую милицію. Но при этомъ онъ гораздо меньше былъ городомъ роскоши, чѣмъ Парижъ; богатство его больше зависѣло отъ развитія торговли, чѣмъ отъ расточительности двора и придворныхъ; ему нужно было сильное правительство, но сильное не дома, а заграницей. Стюарты же тратили всѣ свои силы на попытки возстановленія абсолютнаго образа правленія и не могли вести энергичной внѣшней политики для охраны и развитія англійской торговли.

Англійская и прежде всего лондонская крупная буржуазія была такъ сильна, такъ смѣла и самоувѣренна, что еще въ первой половинѣ XVII вѣка, она подъ давленіемъ внѣшнихъ обстоятельствъ, рѣшилась вмѣстѣ съ частью дворянства, мелкимъ мѣщанствомъ и остатками крестьянъ объявить войну королевской власти, на сторонѣ которой стояла другая часть дворянства и придворное духовенство. Изъ этой борьбы буржуазія вышла побѣдительницей, но она сейчасъ же подпала диктатурѣ арміи мѣщанъ и крестьянъ. Тутъ вышло то же самое, что впослѣдствіи подобнымъ образомъ произошло на континентѣ во время французской революціи 1848 г.: испуганная и подавленная диктатурой трудящихся классовъ, буржуазія снова бросилась въ объятія королевской власти и землевладѣльческой аристократіи, пережившей времена французской революціи.

Что крупная буржуазія и крупные землевладѣльцы такъ долго могли идти рука объ руку, это объясняется тѣмъ своеобразнымъ характеромъ, который приняло въ Англіи крупное землевладѣніе. Тридцатилѣтняя война бѣлой и алой розы совершенно истребила высшую аристократію. На развалинахъ ея возникъ новый слой крупныхъ землевладѣльцевъ; его создалъ Генрихъ VII, положившій конецъ гражданской войнѣ, а Генрихъ VIII и Эдуардъ VI увеличили и обогатили на счетъ церкви и гильдій, имущества которыхъ были конфискованы.

Второе обновленіе крупнаго землевладѣнія произвела гражданская война между Карломъ I и парламентомъ. Многіе изъ дворянъ тогда потеряли свои имѣнія — частью вслѣдствіе конфискаціи, а частью вслѣдствіе разоренія. Имѣнія ихъ достались разбогатѣвшимъ буржуа. Возстановленіе Стюартовъ далеко не всѣмъ дворянамъ возвратило утраченныя имѣнія.

Неудивительно, что аристократія въ Англіи имѣла совершенно не такой характеръ, какъ на материкѣ, напр., во Франціи. Французская аристократія настолько сохранила традиціи феодальнаго времени, что она съ презрѣніемъ смотрѣла на производительные и торгующіе классы. Зарабатывать деньги она считала позоромъ. Но доходы, получаемые ею изъ помѣстій, становились все скромнѣе и скромнѣе; стойкое чувство чести мѣшало ей заниматься раціональнымъ земледѣліемъ, но это чувство не препятствовало аристократамъ сокращать свой дефицитъ при помощи попрошайства (у короля), кражъ (у казны) и долговъ (у капиталистовъ). Въ теченіе XVII вѣка французское дворянство стало полнымъ банкротомъ.

Большинство англійскихъ крупныхъ землевладѣльцевъ состояло изъ выскочекъ, уже проникшихся духомъ капитализма. Они заботились о капиталистической эксплуатаціи своихъ имѣній посредствомъ богатыхъ арендаторовъ; они не считали ниже своего достоинства принимать участіе въ торговыхъ предпріятіяхъ и умѣли цѣнить богатую буржуазію. Въ томъ самомъ столѣтіи, въ которомъ французская аристократія пришла къ полному банкротству, аристократія англійская стала денежной силой.

Англійское дворянство, энергичное и предпріимчивое, подобно буржуазіи того времени, не только умѣло вести свои частныя дѣла, но и принимало самое живое участіе въ государственной дѣятельности. Вездѣ, гдѣ возможно, оно отстаивало свою роль въ государственномъ управленіи, такъ что бюрократія развилась въ Англіи меньше, чѣмъ въ другихъ современныхъ европейскихъ государствахъ. И при управленіи аристократія принимала въ разсчетъ интересы крупной буржуазіи, къ которой она стояла такъ близко.

Благодаря своему обновленію въ XV и XVII вѣкахъ, англійская аристократія гораздо дольше сохранила энергію молодости, чѣмъ аристократія какой-либо иной страны, а вмѣстѣ съ тѣмъ, капиталистическая буржуазія Англіи развилась особенно рано.

Союзъ этихъ двухъ классовъ, заключенный въ Англіи при столь благопріятныхъ обстоятельствахъ, сталъ непреоборимой силой: королевская власть должна была преклониться передъ этими классами и ихъ представительствомъ — парламентомъ.

Въ Англіи преобладаніе аристократіи надъ королевской властью основывалось на томъ, что крупное землевладѣніе примѣнилось къ капиталистическому способу производства и соединилось съ классомъ капиталистовъ. Атомизирующія и централизирующія тенденціи современнаго государства дѣйствовали въ Англіи совершенно такъ же, какъ и въ остальныхъ монархіяхъ Западной Европы. Здѣсь, также какъ, напр., и во Франціи, онѣ привели къ безусловному господству центральной власти, которая не терпѣла никакого противодѣйствія, никакой критики. Разница между Англіей и Франціей состояла лишь въ томъ, что этой абсолютной властью во Франціи былъ король, а въ Англіи — парламентъ^[10].

По мѣрѣ того, какъ парламентъ въ борьбѣ съ короной укрѣплялъ и увеличивалъ свою власть, а отдѣльные графства и города сливались въ одну націю, характеръ парламента измѣнялся. Каждый членъ его пересталъ чувствовать себя представителемъ отдѣльной территоріи или корпораціи и свое вліяніе производить отъ силы и вліянія пославшей его земли или корпораціи. Парламентъ пересталъ быть собраніемъ мелкихъ державцевъ (или представителей державныхъ организацій) и превратился въ единое цѣлое; онъ былъ державенъ во всей своей совокупности и представлялъ собою первоисточникъ всякой власти въ государствѣ. Но господство парламента есть не что иное, какъ господство большинства въ самомъ парламентѣ. Вмѣстѣ съ экономической и политической независимостью отъ государства отдѣльныхъ обществъ и земель исчезаетъ также и самостоятельность отдѣльныхъ депутатовъ въ парламентѣ. Парламентское меньшинство должно такъ же безусловно подчиняться большинству, какъ вся страна подчиняется парламенту. Воля большинства въ парламентѣ становится верховнымъ закономъ; оно тоже могло бы сказать о себѣ, какъ Людовикъ XIV: государство--это я! Короли и министры становятся его рабами.

Какъ и всякіе иные рабы, они иногда могли оказывать вліяніе на своихъ господъ (по большей части самыми низменными средствами) и пользоваться ими въ своихъ интересахъ. Но если рабу удается помыкать своимъ господиномъ, то сущность ихъ отношеній отъ этого все-таки не измѣняется.

Большинство и меньшинство парламента превращаются въ XVII столѣтіи въ сплоченныя партіи: виговъ и торіевъ.

Прочныя, сплоченныя партіи были невозможны въ старыхъ сословныхъ собраніяхъ. Вслѣдствіе преобладанія мѣстныхъ и корпоративныхъ интересовъ не только государство, но и партіи, возникавшія въ немъ, неизбѣжно являлись крайне непрочными; партіи постоянно измѣнялись. Современный способъ производства и современное государство должны были предварительно одержать верхъ надъ партикуляризмомъ сословій, цеховъ, общинъ и т. д., раньше чѣмъ члены даннаго класса во всей странѣ могли придти къ сознанію своихъ общихъ классовыхъ интересовъ, раньше чѣмъ могли образоваться національные классы, распространенные по всей странѣ, а на почвѣ національныхъ классовъ и классовыхъ интересовъ — сплоченныя партіи.

Но чѣмъ больше силы и вліянія пріобрѣтаетъ парламентъ, чѣмъ больше онъ подчиняетъ себѣ государственную власть, тѣмъ значительнѣе выгоды, ожидающія ту партію, которой удается стать большинствомъ въ парламентѣ. Этимъ вызывается стремленіе политиковъ объединить въ одну партію всѣ тѣ элементы, которые сходятся въ главныхъ цѣляхъ, хотя бы они далеко расходились другъ съ другомъ во второстепенныхъ вопросахъ. Этимъ вызывается стремленіе подавить разноголосицу взглядовъ въ побочныхъ вопросахъ. Возникаетъ партійная дисциплина, «партійная тиранія»; рядомъ съ парламентскимъ абсолютизмомъ начинаетъ сказываться и абсолютизмъ партійный..

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Міръ Божій", № 6, 1894

ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ.

К. Каутскаго.

(Окончаніе).

VI.
Современная демократія.

XVIII-ый вѣкъ представляетъ собою высшій пунктъ развитія абсолютизма. Но этотъ же вѣкъ создалъ также и силы, которыя должны были положить конецъ абсолютизму.

Государство XVIII вѣка, какъ въ Англіи, такъ и въ остальной Западной Европѣ, съ одной стороны, было теплицей для воспитанія торговыхъ и промышленныхъ капиталистовъ, а слѣдовательно, также и пролетаріевъ, — съ другой, грандіознымъ аппаратомъ для грабежа народа въ пользу нѣкоторой части дворянства: въ Англіи той, которая завѣ ды вала государственнымъ управленіемъ, въ остальной же Европѣ въ пользу придворнаго дворянства — и крупныхъ финансистовъ.

Противъ обѣихъ этихъ сторонъ государства въ теченіе XVIII вѣка все болѣе и болѣе возрастало сильное возмущеніе народа. Торговля и промышленность развились до такихъ размѣровъ и приняли такой характеръ, что заботливая опека бюрократіи являлась препятствіемъ для дальнѣйшаго развитія способовъ производства, и среди ожесточенной конкурренціи побѣда доставалась тому изъ соперниковъ, кто лучше и скорѣе всѣхъ могъ пустить въ ходъ новое открытіе или изобрѣтеніе и примѣниться къ каждому настроенію рынка.

Теперь уже не государственная охрана, а свобода стала лозунгомъ капиталистовъ.

Не одной лишь экономической свободы требовала буржуазія, но также и свободы политической. Какъ по своей численности, такъ и по умственному развитію, а еще болѣе по экономическому значенію, буржуазія чувствовала себя (во Франціи и Англіи) достаточно сильной для низверженія ига аристократіи и соединенной съ нею королевской власти.

Въ XVI, XVII и еще въ первой половинѣ XVIII вѣка крупная торговля и промышленность служили, главнымъ образомъ, роскоши. Вслѣдствіе несовершенства средствъ сообщенія перевозка товаровъ на дальнія разстоянія вознаграждалась лишь въ томъ случаѣ, если они имѣли сравнительно высокую цѣну. Морская торговля доставляла въ Европу золотыя и серебряныя издѣлія, дорогія пряности, роскошныя ткани и т. п. Капиталистическая промышленность Европы, т.-е. промышленность, работающая для всемірнаго рынка, производила шелковыя матеріи, гобелены, фарфоръ и т. п. Капитализмъ въ тѣ времена получалъ свои барыши отъ расточительности аристократіи.

Но мало-по-малу, вслѣдствіе улучшенія путей сообщенія и способовъ производства, рядомъ съ предметами роскоши, выступаетъ на первый планъ и производство предметовъ народнаго потребленія. Если производство предметовъ роскоши нуждалось для своего процвѣтанія въ богатомъ и расточительномъ классѣ, то производство предметовъ народнаго потребленія могло развиваться тѣмъ лучше, чѣмъ выше была покупательная сила массы населенія, т.-е., чѣмъ меньше эксплуатировали ее высшіе классы. И по мѣрѣ того, какъ промышленность превращалась въ производство предметовъ народнаго потребленія, все невыносимѣе становилось для буржуазіи система аристократическаго хищенія, а въ то же время возрасталъ спросъ на жизненные припасы (для промышленныхъ рабочихъ) и сырые матеріалы. Туземное производство уже не. могло удовлетворять этому спросу. Ввозъ дешевыхъ предметовъ первой необходимости и сырыхъ матеріаловъ пріобрѣталъ такимъ образомъ все большее и большее значеніе для промышленныхъ классовъ. Интересы же землевладѣльцевъ были совершенно противоположны.

Эти обстоятельства, сначала въ Англіи и Франціи, а затѣмъ, и въ другихъ странахъ Западной Европы явились основной причиной ненависти буржуазіи къ аристократическому строю, въ какихъ бы формахъ послѣдній ни проявлялся: въ парламентарномъ ли государствѣ, или въ неограниченной монархіи.

Но рядомъ съ буржуазіей пришли въ движеніе и низшіе классы: крестьяне и мѣщане, къ которымъ присоединился и пролетаріатъ; этотъ послѣдній классъ еще не обнаруживалъ самостоятельности, а шелъ рука объ рукъ съ самыми революціонными слоями мелкой буржуазіи. На этихъ классахъ лежало государство XVIII вѣка всей своей тяжестью; изъ нихъ извлекало средства для покрытія расходовъ на бюрократію, войско, государственные долги и кормленіе двора.

Крестьяне, мелкое мѣщанство и пролетаріи? — насколько вообще можно говорить о пролетаріяхъ въ прежніе вѣка — были съ самаго начала враждебны возникавшей абсолютной государственной власти и эксплуатаціи народа государствомъ при посредствѣ аристократіи. Но повсюду, гдѣ только они пытались оказывать противодѣйствіе, они обыкновенно терпѣли пораженіе вслѣдствіе своей разрозненности, отсутствія связи между отдѣльными общинами и землями.

Съ теченіемъ времени государственное единство и капитализмъ — торговля, налоги, милитаризмъ и т. д. — оказали свое дѣйствіе и на эти классы. Ихъ мѣстная приходская политика постепенно исчезала, конечно, въ однихъ мѣстахъ быстрѣе, въ другихъ медленнѣе; начало положили мѣщане и пролетаріи, которые даже въ мелкихъ городахъ вступали въ тѣсную связь со своими товарищами изъ большихъ городовъ. Примѣръ ихъ сталъ образцомъ для трудящагося населенія всей страны. А капиталистическая промышленность собирала теперь въ большіе города массы пролетаріевъ вмѣстѣ съ кормившимися около нихъ торговцами и ремесленниками, которые жили теперь уже не только насчетъ пышности двора. Эта пышность лишь рѣзче оттѣняла въ ихъ сознаніи ихъ собственную нищету — и ненависть, злоба, накопившаяся въ бѣдствующемъ народѣ, обрушивалась на королевскій дворъ.

Подъ водительствомъ трудящихся классовъ большихъ городовъ мѣщане и пролетаріи всей страны, а мѣстами даже и крестьяне, начали приходить къ сознанію, что, кромѣ мѣстныхъ интересовъ, у нихъ есть и общіе, государственные интересы. По мѣрѣ того, какъ исчезала ихъ мѣстная политика и выступали на первый планъ стремленія, охватывавшія всю территорію націи, сила и вліяніе этихъ низшихъ классовъ быстро возростали.

Рядомъ съ капиталистами и трудящимися классами, у аристократическаго строя появился еще третій противникъ: буржуазная интеллигенція — адвокаты, профессора, врачи, писатели, художники и т. п.

Въ XVI и XVII столѣтіяхъ эти классы находились еще въ прямой или косвенной зависимости отъ придворной аристократіи. Въ средніе вѣка убѣжищемъ наукъ и искусствъ служила церковь. Съ тѣхъ же поръ, какъ она, со времени реформаціи, оставила эту роль, каждый мыслитель, каждый художникъ, каждый поэтъ, не обладавшій независимыми средствами, могъ заниматься своей наукой или искусствомъ только при помощи какого-нибудь знатнаго покровителя, который имѣлъ благосклонность принять его въ число своихъ лакеевъ. Но по мѣрѣ усиленія буржуазіи, возрастаетъ и досугъ ея членовъ, развиваются ихъ потребности и образованные люди становятся необходимыми и для буржуазіи — создается, такъ сказать, рынокъ для адвокатовъ, врачей, инженеровъ, учителей и т. д.; съ того же момента, когда, наконецъ, и низшіе классы большихъ городовъ начали принимать участіе въ политической и умственной жизни націи, читать книги, газеты и т. д., — интеллигенція становится все болѣе и болѣе независимой отъ двора и аристократіи, въ наукѣ и искусствѣ могутъ уже проявляться и тенденціи, враждебныя этимъ общественнымъ силамъ. Скоро эти тенденціи заняли господствующее мѣсто въ наукѣ и искусствѣ: логика фактовъ говорила противъ аристократическяго строя, да и сама интеллигенція, по большей части, происходила изъ буржуазіи и по своему соціальному положенію и интересамъ ближе всего стояла къ ней.

Но интеллигенція по широтѣ своего кругозора была выше всѣхъ остальныхъ слоевъ буржуазіи и ее обыкновенно не особенно затрагивали временные и случайные интересы членовъ этого класса. Такимъ образомъ, буржуазная интеллигенція имѣла возможность стать передовымъ борцомъ буржуазіи, истолковательницей и представительницей ея основныхъ классовыхъ интересовъ. Но требованія классовыхъ интересовъ буржуазіи тогда совпадали съ требованіями всего общественнаго развитія, даже съ интересами низшихъ классовъ, которые вмѣстѣ съ высшими имѣли передъ собой одного общаго врага: аристократическій строй.

Гнетъ этого строя былъ такъ великъ, эксплуатація была такъ чрезмѣрна, что передъ ними отступили на задній планъ противурѣчія, существовавшія между отдѣльными классами населенія: между городомъ и деревней, наемнымъ рабочимъ и капиталистомъ, ремеслами и крупной промышленностью, промышленностью и торговлей и т. д.

Различные слои буржуазіи, мѣщанства, крестьянъ и пролетаріата соединились для низверженія абсолютной государственной власти и развѣнчанія дворянства. И тѣмъ классомъ, который болѣе всего содѣйствовалъ образованію этого союза и который оказался самымъ прочнымъ элементомъ единенія, была буржуазная интеллигенція Она менѣе всего подвергалась вліянію тѣхъ моментовъ, которые поселяли рознь между отдѣльными слоями различныхъ классовъ; Она лучше всего чувствовала и понимала объединяющіе ихъ интересы; потому мы видимъ, что и на демократическое движеніе, явившееся плодомъ этого союза въ послѣднія десятилѣтія прошлаго вѣка, наложила свою печать интеллигенція: она дала ему своихъ вождей и передовыхъ борцовъ.

Демократія имѣла предъ собою двѣ задачи. Она должна была, по мѣрѣ возможности, ослабить всемогущество центральной государственной власти надъ народомъ — все равно, была-ли эта власть въ рукахъ монарха, или парламента. Но выполненіе этой задачи возможно было лишь въ извѣстныхъ предѣлахъ, потому что капиталистическое общество тоже нуждалось для своего развитія въ сильной центральной власти. Поэтому демократія должна была, рядомъ съ первой задачей, поставить и вторую: превратить государственную власть изъ оружія аристократіи въ оружіе народа.

Рѣшеніе первой задачи требовало свободной критики государственной власти и ея органовъ: гласности засѣданій Парламента, свободы слова и печати. Она требовала далѣе передачи нѣкоторыхъ функцій и принудительныхъ средствъ государственной власти и ея чиновниковъ — общинамъ и провинціямъ, которымъ нужно было дать самоуправленіе. Но это самоуправленіе не означаетъ возстановленія средневѣковой общины; община не можетъ уже снова стать самодовлѣющимъ цѣлымъ, какимъ она была въ прежнія времена; она остается членомъ всей націи и въ своихъ предѣлахъ дѣйствуетъ въ ея интересахъ. Права и обязанности отдѣльныхъ общинъ относительно государства устанавливаются теперь не особыми договорами, а являются продуктомъ одинаковаго для всѣхъ законодательства центральной государственной власти: они опредѣляются не интересами отдѣльныхъ общинъ, а интересами всего государства или націи.

Вмѣстѣ съ тѣмъ демократія должна была требовать уничтоженія самаго важнаго принудительнаго средства государственной власти — распущенія постоянной арміи и замѣны ея народнымъ ополченіемъ-милиціей. Наконецъ, она должна была требовать прекращенія принудительнаго раздробленія націи, насколько это раздробленіе было продуктомъ не экономическаго развитія, а произвола полицейскаго государства. Нужно было положить конецъ насильственному изолированію гражданъ другъ отъ друга; граждане должны были получить право соединяться въ общества для защиты своихъ общихъ интересовъ, чтобы имѣть возможность оказывать вліяніе на государство. Отсюда требованіе свободы собраній, союзовъ и коалицій.

Вторая задача демократіи состояла въ томъ, чтобы поставить центральную власть въ зависимость отъ города. Въ этомъ отношеніи примѣромъ служила Англія. Тамъ королевская власть была совершенно безсильна передъ парламентомъ. Представительное собраніе, снабженное правами англійскаго парламента, оказалось единственно-дѣйствительнымъ и единственно-возможнымъ средствомъ къ тому, чтобы поставить власть, находящуюся въ рукахъ правительства современнаго централизованнаго государева, подъ контроль народа, заставить эту власть служить массѣ населенія.

Поэтому борьба за парламентскія учрежденія неразрывно связана съ пробужденіемъ политической жизни въ европейскихъ государствахъ. Эта борьба, какъ извѣстно, почти повсюду привела къ завоеванію представительныхъ учрежденій, хотя правительства дѣлали все отъ нихъ зависѣвшее, чтобы отнять одной рукой то, что давалось другой, и обезсилить парламенты. Даже Турція во время послѣдней русско-турецкой войны ввела было нѣкій призракъ парламента. Конституція вообще лишь вопросъ времени.

Но если Англія показала, какъ опасенъ для абсолютной королевской власти парламентаризмъ, то она обнаружила также, что парламентъ отнюдь не обязательно является представительствомъ народа.

Столь же важной, какъ борьба за парламентскія учрежденія, стала и борьба за избирательное право. Отъ избирательнаго права зависитъ, будетъ, ли парламентъ орудіемъ классоваго господства аристократіи, или буржуазіи, или онъ станетъ центромъ классовой борьбы между буржуазіей и пролетаріатомъ. Борьба за избирательное право гораздо труднѣе и ожесточеннѣе борьбы за «конституціонный образъ правленія».

Всеобщее, прямое и для всѣхъ одинаковое избирательное право есть важнѣйшее средство къ тому, чтобы заставить парламентъ служить массѣ населенія, сдѣлать его вѣрнымъ отраженіемъ теченій, господствующихъ въ народѣ. Это важнѣйшее средство, но не единственное. Къ этой же цѣли ведетъ еще рядъ другихъ, менѣе существенныхъ, но отнюдь не лишенныхъ, большой важности установленій, — напр., сокращеніе періодовъ, на которые избирается парламентъ, назначеніе выборовъ въ праздничные дни и т. п. Изъ за мѣропріятій этого рода партіи повсюду ведутъ ожесточенную борьбу.

Къ этимъ установленіямъ относятся также референдумъ и иниціатива, достигшіе извѣстнаго значенія въ демократической Швейцаріи. Референдумомъ называется право народа подвергать, при извѣстныхъ условіяхъ, всеобщему голосованію проекты законовъ, предлагаемые представительными учрежденіями; иниціатива же есть право народа подвергать голосованію проекты законовъ, исходящіе изъ его среды.

Въ Швейцаріи, по 89 ст. союзной конституціи 1874 г., законы по союзнымъ дѣламъ, а также постановленія, обязательныя для всего союза, предаются на утвержденіе народу посредствомъ всеобщаго голосованія, если этого потребуетъ 30,000 швейцарскихъ, гражданъ или восемь кантоновъ.

123 ст. союзной конституціи дѣлаетъ народное голосованіе обязательнымъ при пересмотрахъ конституціи (Постановленіе отъ. 8 апрѣля 1891 г. распространяетъ это требованіе и на частичные пересмотры).

Права народной иниціативы относительно обыкновенныхъ, частныхъ законовъ нѣтъ въ союзной конституціи^[11]. Но союзное собраніе обязано назначить всеобщее голосованіе, если 50.000 гражданъ потребуютъ общаго или частичнаго пересмотра конституціи (ст. 120 и 121 союзы, констит.).

Еще шире права населенія относительно представительныхъ учрежденій въ нѣкоторыхъ кантональныхъ конституціяхъ Швейцаріи. Во многихъ кантонахъ референдумъ не только возможенъ, какъ въ союзной конституціи, а обязателенъ. Новые законы и постановленія (въ особенности же финансоваго содержанія) обязательно должны передаваться на всеобщее голосованіе въ Цюрихѣ, Бернѣ, Швицѣ, Солотурнѣ, Граубюнденѣ, Аарау, Тургау, Валиссѣ и Базельской Землѣ^[12]. Большинство остальныхъ кантоновъ имѣютъ только факультативный (не обязательный) референдумъ и иниціативу. Фрайбургъ — единственный швейцарскій кантонъ, въ которомъ нѣтъ ни референдума, ни иниціативы. Женева, Ваадть (Во) и Нейенбургъ (Нейшатель) ввели у себя только факультативный референдумъ.

Нигдѣ, однако, референдумъ и иниціатива не обнаруживаютъ тенденціи упразднить представительныя учрежденія: напротивъ, они вездѣ связаны съ существованіемъ послѣднихъ. Составленіе законовъ почти вездѣ возложено на эти учрежденія. Референдумъ даетъ народу лишь право голосовать относительно законовъ, составленныхъ кантональнымъ совѣтомъ или союзнымъ собраніемъ. Иниціатива же даетъ народу лишь право — иногда точно формулированное или, по крайней мѣрѣ, фактически установившееся — требовать изданія закона извѣстнаго содержанія, выработка же самаго текста закона возлагается на собраніе^[13].

Референдумъ и иниціатива имѣютъ въ виду не упразднить законодательную центральную власть — парламентъ, а только усилить вліяніе народа на эту власть, поставить ее въ возможно большую зависимость отъ народа.

Обѣ эти конституціи представляютъ собою послѣднее слово современной демократіи.

П--скій.

"Міръ Божій", № 7, 1894

---

1. Авторъ имѣетъ въ виду тотъ порядокъ, при которомъ цѣлыя области отдавались въ приданное за дочерями владѣтельныхъ особъ. Изъ большихъ государствъ, существующихъ теперь, такъ образовалась Австрія. Пр. переводчика.
2. Напомнимъ, что на русской землѣ одинъ изъ такихъ городовъ (правда, въ позднѣйшія времена), Новгородъ-Великій, даже носилъ титулъ «государя». Онъ такъ и писался: «Государь Великій Новгородъ». П--скій.
3. Въ Аѳинахъ было много фабрикъ, Ergasteria, на которыхъ работала рабы. Во время пелопенесской войны однажды бѣжало явь Аѳинъ въ Деколію, занятую спартанцами, ее менѣе 20.000 рабовъ: большинство ихъ было — фабричные рабы. Демократическій политикъ Клеонъ «кожевникъ» былъ не ремесленникъ, а владѣлецъ кожевенной фабрики.
4. Этимъ словомъ обозначаютъ лицъ, выбитыхъ изъ своей колеи, изъ своего класса и не вошедшихъ ни въ какой другой классъ. П--скій.
5. Tagsatzung. Въ половинѣ настоящаго столѣтія это учрежденіе замѣнено двухпалатнымъ парламентомъ, который рѣшаетъ дѣла большинствомъ голосовъ. П--скій.
6. F. Dahn. Urgeschichte der germanischen und romanischen Völker. IV t., стр. 48.
7. Основаніе монархій Гогенцолерновъ, какъ извѣстно, положено именно такимъ залогомъ. Авторъ.
8. Наемныя войска въ XIV в. были совершенно не таковы, какъ въ XVII в. Первыя состояли изъ крестьянъ, имѣвшихъ землю, которые занимались военной службой, какъ побочнымъ отхожимъ промысломъ; улучшеніе земледѣлія и увеличеніе населенія дали тогда въ нѣкоторыхъ мѣстахъ уже избытокъ рабочихъ силъ. Вслѣдствіе этого часть крестьянской молодежи становилась дома ненужной; она уходила на чужбину, но съ намѣреніемъ потомъ снова вернуться домой и сѣсть на отцовскую землю. Военное искусство, пріобрѣтенное этими полчищами крестьянъ на службѣ чужихъ государей, служило имъ средствомъ къ тому, чтобы избавиться отъ своихъ собственныхъ владыкъ. На этой основѣ возникла свобода швейцарцевъ и чешскихъ гусаитовъ. Наемникъ же XVII в. былъ нищій, и военное ремесло было единственнымъ источникомъ его дохода, дѣломъ всей его жизни. Ему нечего было защищать свободу, — развѣ лишь свободу грабежа. Все его существованіе зависѣло отъ жалованья. Авторъ.
9. «Можно безъ преувеличенія сказать, что если бы не враждебное настроеніе Сити, Карлъ I никогда не потерпѣлъ бы пораженія, а безъ помощи Сити Карлъ II никогда не вступилъ бы на престолъ». Макколей. Исторія Англія. I, ст. 260 (по нѣм. перев. Лембке). Авторъ.
10. Всемогущество парламента очень удачно характеризуется англійской пословицей: «Парламентъ все можетъ, — онъ не можетъ только сдѣлать мужчину женщиной». Авторъ.
11. За введеніе этого права уже началась въ Швейцаріи довольно энергичная борьба.
12. Базельскій кантонъ состоитъ изъ двухъ автономныхъ частей: Вазшгородъ и Базельская Земля.
13. Авторъ выражается здѣсь нѣсколько неточно; въ другомъ мѣстѣ онъ исправляетъ эту неточность. Въ дѣйствительности иниціатива предоставляетъ народу право не только указывать общій смыслъ требуемаго закона, но и вырабатывать точный текстъ этого закона. Если такой текстъ выработанъ иниціаторами и снабженъ узаконеннымъ числомъ подписей, то, напр., союзное собраніе обязательно должно передать его на всеобщее голосованіе, хотя бы оно и не одобряло его.