Вонъ чампакъ, цвѣтущій въ столѣтіе разъ, Но грезу лелѣющій—вѣкъ, Онъ тоже оттуда примѣта для насъ, 25 Куда убѣгаютъ, въ волненьи свѣтясь, Всѣ воды намъ вѣдомыхъ рѣкъ.
Но что это? Дрогнувъ, мѣняются чары,
Какъ будто бы смѣхъ Соблазнителя-Мары,
Сорвавшись къ долинамъ съ вершинъ, 30 Мнѣ шепчетъ, что жадны, какъ звѣри, растенья,
И сдавленность воплей я слышу сквозь пѣнье,
И если мечтѣ драгоцѣнны каменья,
Кровавы гвоздики и страшенъ рубинъ.
Мнѣ страшенъ угаръ ароматовъ и блесковъ расцвѣта, 35 Все смѣшалось во мнѣ, Я горю какъ въ Огнѣ, Душное Лѣто, Цвѣточный кошмаръ овладѣлъ распаленной мечтой, Синіе пляшутъ огни, пляшетъ Огонь золотой, 40 Страшною стала мнѣ даже трава, Вижу, какъ въ маревѣ, стебли нѣмые, Пляшутъ и мысли кругомъ и слова. Мысли—мои? Или, можетъ, чужія?
И много, и много отвратностей разныхъ, 65 Красивыхъ цвѣтовъ, и цвѣтовъ безобразныхъ,
Нахлынули, тянутся, въ мысляхъ—прибой,
Рожденный самою Судьбой.
Болиголовъ, наркозъ, съ противнымъ духомъ,—
Воронковидный вѣнчикъ бѣлены, 70 Затерто-желтый, съ сѣтью синихъ жилокъ,—
Съ оттѣнкомъ буро-краснымъ заразиха,
Съ покатой шлемовидною губой,—
Подобный пауку, офрисъ, съ губою
Широкой, желто-бурою, и красной,— 75 Колючее созданіе, татарникъ,
Какъ бы въ бронѣ крылоподобныхъ листьевъ,
Зубчатыхъ, паутинисто-шерстистыхъ,—
Дурманъ вонючій,—мертвенный морозникъ,—
Цвѣты отравы, хищности, и тьмы,— 80 Мыльнянка, съ корневищемъ ядовитымъ,
Взлюбившая края дорогъ, опушки
Лѣсные и рѣчные берега,
Мѣста, что въ самой сущности предѣльны,
Цвѣтокъ любимый бабочекъ ночныхъ,— 85 Вороній глазъ, съ приманкою изъ ягодъ
Отливно-цвѣтныхъ, синевато-черныхъ,—
Пятнадцатилучистый сложный зонтикъ
Изъ ядовитыхъ бѣленькихъ цвѣтковъ,
Зовущихся—такъ памятно—цикутой,— 90 И липкія исчадія Земли,
Ужасныя растенья-полузвѣри,—
Въ лѣнивыхъ водахъ, медленно-текущихъ,
Въ затонахъ, гдѣ стоячая вода,
Вся полная сосудцевъ, пузырчатка, 95 Капканъ для водной мелочи животной,
Предъ жертвой открываетъ тонкій клапанъ,
Замкнетъ его въ тюремномъ пузырькѣ,
И уморитъ, и лакомится гнилью,—
Росянка ждетъ, какъ воръ, своей добычи, 100 Орудіемъ уродливыхъ желѣзокъ
И красныхъ волосковъ, такъ липко-клейкихъ,
Улавливаетъ мухъ, ихъ убиваетъ,
Удавливаетъ медленнымъ сжиманьемъ—
О, крабъ-цвѣтокъ!—и сокъ изъ нихъ сосетъ, 105 Болотная причудливость, растенье,
Которое цвѣткомъ не хочетъ быть,
И хоть имѣетъ гроздь расцвѣтовъ бѣлыхъ,
На гада больше хочетъ походить.
Еще, еще, косматыя, сѣдыя, 110 Мохнатыя, жестокія видѣнья,
Измышленныя дьявольской мечтой,
Чтобъ сердце въ достовѣрнѣйшемъ, въ послѣднемъ
Убѣжищѣ, среди цвѣтовъ и листьевъ,
Убить.
115 Кошмаръ! уходи, я рожденъ, чтобъ ласкать и любить!
Для чаръ безпредѣльныхъ раскрыта душа,
И все, что живетъ, расцвѣтая, спѣша,
Привѣтствую, каждому—хочется быть,
Кѣмъ хочешь, тѣмъ будешь, будь вольнымъ, собой, 120 Ты черный? будь чернымъ, мой цвѣтъ—голубой,
Мой цвѣтъ будетъ бѣлымъ на вышнихъ горахъ,
Въ вертепахъ я веселъ, я страшенъ впотьмахъ,
Все, все я пріемлю, чтобъ сдѣлаться Всѣмъ,
Я слѣпъ былъ—я вижу, я глухъ былъ и нѣмъ, 125 Но какъ говорю я—вы знаете, люди,
А что я услышалъ, застывши въ безжалостномъ Чудѣ,
Скажу, но не все, не теперь,
Нѣтъ словъ, нѣтъ размѣровъ, ни знаковъ,
Чтобъ таинство блесковъ и мраковъ 130 Явить въ полнотѣ, только мигъ—и закроется дверь,
Песчинокъ блестящихъ я нѣсколько брошу,
Желаненъ мнѣ ликъ Человѣка, и боги, растенье, и птица, и звѣрь,
Но свѣтлую ношу,
Что въ сердцѣ храню, 135 Я долженъ пока сохранять, я поклялся, я клялся—Огню.
К. Д. Бальмонтъ. Полное собраніе стиховъ. Томъ пятый. Изданіе второе — М.: Изд. Скорпіонъ, 1911