Прочь отъ меня тѣ, которые отрицаютъ Божество, которые этого невыразимаго благоустройства во вселенной не приписываютъ никакой всезиждущей и всесодержащей Сущности! Прочь отъ меня и тѣ, которые признаютъ цѣлый рой боговъ, или владычество добрыхъ и злыхъ духовъ! Прочь отъ меня и тѣ, которые отрицаютъ Промыслъ, какъ будто боясь получить спасеніе отъ Бога; а напротивъ того, все въ мірѣ или приписываютъ непостоянному стремленію, или подчиняютъ движенію звѣздъ. Но какъ и кѣмъ приводятся въ движеніе звѣзды? Если Богъ ихъ движетъ, то почему первоначально то, что вращаетъ Богъ? Кто связалъ что нибудь, тотъ можетъ и развязать. А если не Богъ движетъ; какъ имъ установиться при безначаліи, или при борьбѣ съ Совершеннѣйшимъ? И какъ же не быть здѣсь борьбѣ? Ибо отрицаніе Промысла есть мятежъ противъ Бога. Развѣ скажешь, что и Богъ подчиненъ судьбѣ, и невольно несетъ на Себѣ насильственныя узы! Такъ эти умствователи запутываются въ собственныхъ своихъ Ученіяхъ.
Но у насъ единый Богъ правитъ этою вселенной, какъ Ему Угодно; Самъ, по собственнымъ Своимъ мановеніямъ и законамъ, премудро приводитъ все въ движеніе и взаимное сопряженіе, хотя, повидимому, и не все идетъ благопоспѣшно. Ибо, и въ древности и нынѣ, многимъ изъ самыхъ мудрыхъ затруднительными казались примѣчаемыя въ здѣшней жизни несообразности. И нужно ли перечислять всѣхъ? Смотри, чтó испытываетъ въ себѣ Давидъ (Псал. 72)! Видя, что злые дѣйствуютъ, по ихъ мнѣнію, благоуспѣшно, приходитъ онъ въ сильное колебаніе, и боится, чтобы иный самаго естества вещей не предоставилъ слѣпому стремленію, и не подумалъ, что нѣтъ надъ нами начальствующаго. Впрочемъ Давиду извѣстно и рѣшеніе затрудненія. Онъ говоритъ: посмотри на конецъ всякаго человѣка, какъ онъ соотвѣтственъ жизни. Ты посѣялъ; увидишь и колосъ своего посѣва. А если ты не знаешь законовъ; это не значитъ, чтобы не знало ихъ и Слово. Ибо, если ты не знаешь живописи; не слѣдуетъ, чтобы не зналъ ея и живописецъ. Или, если тебѣ неизвѣетны свойства линій; не слѣдуетъ, чтобы онѣ были такъ же неизвѣстны геометру, какъ и тебѣ. Иное самъ ты постигъ, а съ инымъ согласись благоразумно. И то уже признакъ разума, чтобы покоряться разуму. Ежели все ясно; то скажи: гдѣ мѣсто вѣрѣ? Ибо вѣра есть непытливое согласіе.
А я (и, можетъ быть, разумно) разсуждаю такъ: тебѣ при вступленіи твоемъ обѣщалъ я не это, не богатство, не беззаботность, не тѣлесное здоровье, или благочадіе, но блаженную жизнь и ожидаемыя блага, чтобы ты, въ замѣнъ настоящаго, ожидалъ себѣ бóльшаго. Справедливо ли же будетъ, напримѣръ, при покупкѣ чего-нибудь, требовать купленную вещь, и удерживать у себя ея цѣну? Развѣ тебѣ одному нужно такое предпочтеніе предъ всѣми? Но это означало бы чрезмѣрную ненасытность и необыкновенную притязательность. Или отдай назадъ купленное, любезнѣйшій, или заплати цѣну, если дóлжно тебѣ устоять въ своемъ словѣ, и ты не отступаешься отъ прекрасныхъ условій.
Скажешь: почему же у древнихъ были и эти блага? — Тогда не укоренилась еще вѣра; настоящее служило удостовѣреніемъ въ умопредставляемомъ: такъ и младенцевъ, пока не возрастутъ, питаютъ молокомъ. А доказательствомъ сему служитъ то, что тогда весьма важныя преступленія были нѣкоторымъ образомъ извиняемы; и не очень высокія доблести[1] уважались, такъ что достоинство съ обѣихъ сторонъ уравновѣшивалось; наказанія же, налагаемыя мудрыми, превосходили мѣру. Въ этомъ убѣдятъ тебя Давидъ, Моисей и Елиссей, котораго имя произношу съ трепетомъ. Одинъ легко былъ наказанъ за свои грѣхопаденія; другой за небольшія заслуги удостоенъ Божія лицезрѣнія, принялъ отъ Бога законъ, и спасъ великое воинство; третій же за малое оскорбленіе, и притомъ дѣтямъ, сверхъ ожиданія, воздалъ тяжкимъ наказаніемъ. Такъ прикровенъ былъ тогда законъ! Такъ очищеніе совершалось кровію жертвъ, и очищеніе оскверненной плоти — не важнымъ кропленіемъ! Такъ почиталось совершенствомъ — избѣгать худаго, хотя бы не присовокуплялось ничего больше! И все это потому, что благочестіе для жившихъ тогда заключено было въ тѣсные предѣлы.
А сказать ли тебѣ нѣчто поважнѣе доселѣ сказаннаго? И это скажу. У нихъ не было такого дара, какой имѣемъ мы въ страданіяхъ Бога, въ Агнцѣ, закланномъ за мои грѣхи. Поэтому трудъ ихъ былъ больше; а если больше, то согласись, что имъ слѣдовало и большее воздаяніе за труды; а намъ слѣдуетъ меньшее, потому что имѣемъ больше средствъ.
Но вмѣсто всего и прежде всего надобно еще сказать: Не очень хвали благополучіе здѣшней жизни, какъ наученный помышлятъ о томъ, что важнѣе видимаго. Смотри: не ведетъ ли меня трудный путь на высоту, а тебя — удобство пути къ стремнинѣ? По мнѣ лучше — изможденная плоть, нежели твоя утучненная. Видалъ ли ты иногда въ загонѣ воловъ? Одинъ великорослъ, свирѣпъ, лоснится отъ жира, высоко держитъ голову; другой поникъ головою къ землѣ, морщиноватъ, некрасивъ, носитъ на себѣ знаки земледѣлія: и первый сберегается на заколеніе; а второй кормитъ и себя и господина. Который же изъ нихъ, по твоему мнѣнію, имѣетъ лучшій жребій: не изможденный ли, не сокрушенный ли? Это само собою явно. Но ты любишь уширенное, хотя бы это и само по себѣ было худо, и вело къ худому. Ужели же станешь хвалить толщину страждущаго водяною болѣзнію? Ужели помѣшанный въ умѣ покажется тебѣ человѣкомъ крѣпкимъ? Ужели сладкое непремѣнно должно быть спасительнымъ врачевствомъ? Многихъ нерѣдко спасало горькое, а отъ сладкаго, всего чаще, бываетъ хуже. Для умнаго сына не достоинъ ли уваженія родительскій жезлъ? а снисходительность для него не зло ли?
Кто не сынъ, тотъ не знаетъ и ударовъ жезла. А что, если ты, какъ Іовъ, подвизаешься ради вѣнцевъ? Повторяй это чаще самъ себѣ, и тебѣ не трудно будетъ найдти для себя утѣшеніе въ трудахъ, а благодарностію своею пріобрѣсти надежду. Худому только рабу свойственно оказывать уваженіе господину, когда онъ улыбается, и почитатъ его злымъ, когда наноситъ удары. Надобно безъ ропота приниматъ, куда ни будетъ повернуто кормило, которымъ Богъ изводитъ меня изъ борьбы и жизни, пока не взойду въ тихую пристань, если только не напрасно построилъ Онъ этотъ корабль, но для добраго и благоуспѣшнаго конца.
- ↑ У Биллія читается: τὰ δ’ου’ μέγιστα τῶν ϰαϰῶν τιμητέα. Но по переводу Леуенклая видно, что онъ вмѣсто ϰαϰῶν читалъ ϰαλῶν.
