«Дай своей коры, берёза!
Дай своей коры мнѣ жёлтой,
О, высокая берёза,
Что стоишь среди долины,
Надъ стремительной рѣкою!
Я челнокъ себѣ построю, —
По рѣкѣ онъ будетъ плавать,
На волнахъ ея качаясь,
Точно жолтый листъ осеннiй,
Точно лилiя рѣчная!
«О, сними свой плащъ, берёза!
Бѣлый плащъ сними, скорѣе:
Вотъ ужь лѣто наступаетъ,
Солнце въ небѣ свѣтить жарче
И покровъ тебѣ не нуженъ!»
Такъ взывалъ въ лѣсу пустынномъ
Возлѣ быстрой Таквамино
Майскимъ утромъ Гайавата,
Между тѣмъ какъ птицы громко
Пѣли вкругъ него и солнце,
Пробудясь отъ сна ночнаго,
Съ яркимъ блескомъ восходило,
Говоря: смотри, любуйся
На меня на солнце-Джизисъ,
На великое свѣтило!
И колеблемая вѣтромъ,
Всѣми сучьями своими
Вдругъ берёза зашумѣла
И, съ покорнымъ, тихимъ вздохомъ,
Отвечала Гайаватѣ:
«На, возьми, о Гайавата!»
И ножомъ своимъ берёзу
Опоясалъ Гайавата
Ниже сучьевъ подъ корнями,
Такъ, что сокъ оттуда брызнулъ;
По стволу отъ верха къ низу
Пополамъ кору разрѣзалъ,
И содралъ её съ берёзы,
Поваливъ её на землю.
«Дай, о, кедръ! своихъ мнѣ сучьевъ,
Дай своихъ ветвей мнѣ гибкихъ,
Чтобы сделать чолнъ прочнее,
Чтобы чимаюнъ[2] былъ крѣпокъ
И устойчивъ подо мною!»
По вѣтвямъ вершины кедра
Пробѣжалъ мятежный ропотъ,
Громкiй крикъ негодованья,
Но склонившись, прошепталъ онъ:
«На, возьми, о Гайавата!»
Обрубилъ онъ сучья кедра;
Въ видѣ двухъ луковъ согнувши
И связавъ ихъ крѣпко вмѣстѣ,
Сдѣлалъ остовъ чимаюна.
«Дай корней своихъ мнѣ, Тамрокъ[3],
Дай корней мнѣ волокнистыхъ,
Я свяжу корнями лодку,
Чтобъ вода не проникала
И меня не замочила!»
Всѣми фибрами своими
Лиственница задрожала,
И чела его коснувшись
Съ долгимъ вздохомъ отвѣчала:
«Всѣ возьми, о Гайавата!»
Гайавата вырвалъ корни,
Вырвалъ крѣпкiя волокна;
Ими сшилъ свой чолнъ, приладилъ
Плотно къ остову покрышку.
«Дай, о ель, своей смолы мнѣ,—
Засмолю я щели лодки,
Чтобъ вода не проникала
И меня не замочила!»
Изъ груди высокой ели
Глухо вырвалось рыданье;
Всей своей одеждой тёмной
Ель печально зашумела,
Какъ шумитъ кремнистый берегь,
Омываемый волнами,
И отвѣтила со стономъ:
«На, возьми, о Гайавата!»
Взявъ смолу и сокъ у ели,
Ими онъ замазалъ въ лодкѣ
Швы и скважины и дырки
И её такою смазкой
Отъ воды обезопасилъ.
«Дай, о ёжъ, своихъ мнѣ иголъ,
Всѣ свои отдай мнѣ иглы,
Чтобъ убрать мою красотку:
Сдѣлать поясъ, ожерелье,
И украсить грудь звѣздами!»
Изъ дупла пустого дуба
Ёжикъ сонными глазами
Посмотрѣлъ на Гайавату
И, метнувъ свои иголки,
Точно стрѣлы, вразсыпную,
Онъ, сквозь лѣсъ усовъ колючихъ,
Соннымъ шопотомъ промолвилъ:
«На, возьми, о Гайавата!»
Гайавата поднялъ иглы,
Эти блещущiя стрѣлки,
Сокомъ ягодъ и кореньевъ
Ихъ окрасилъ въ жолтый, красный,
Въ синiй цвѣтъ, — и разукрасилъ
Новосозданную лодку...
Такъ въ лѣсу, среди долины,
У рѣки, построилъ лодку
Гайавата. Въ ней таилась
Жизнь лѣсовъ, со всей ихъ тайной,
Легкость быстрая берёзы,
Сила крѣпкихъ сучьевъ кедра,
Жилы лиственницы гибкой,
И она могла носиться
По волнамъ, какъ листъ осеннiй,
Точно лилiя рѣчная.
Вёселъ не было у лодки,
Въ нихъ и нужды не имелось,
Потому что Гайаватѣ
Мысли вёслами служили,
А желанiя — кормиломъ...
И тогда призвалъ онъ громко
Друга Квазинда на помощь,
«Помоги мнѣ, говорилъ онъ,
Помоги очистить рѣку
Отъ корней и баръ песчаныхъ!»
Богатырь великiй Квазиндъ
Прыгнулъ въ рѣку точно выдра,
Поднырнулъ бобромъ подъ волны,
Сталъ въ водѣ сперва по поясъ,
Сталъ въ водѣ потомъ подмышки;
Началъ плавать съ громкимъ крикомъ
И таскать со дна рѣчного
Пни, и сучья, и коренья,
Разгребать песокъ рукою,
И выбрасывать ногами
Илъ и травы водяныя.
И по быстрой Таквамино
Началъ плавать Гайавата
То надъ страшной глубиною,
То по отмелямъ песчанымъ,
Между тѣмъ, какъ Квазиндъ возлѣ
Плавалъ тамъ, гдѣ было глубже,
И ходилъ, гдѣ было мелко.
Такъ два друга осмотрѣли
Вдоль и поперёкъ всю рѣку,
И очистили въ ней ложе
Отъ стволовъ деревьевъ мёртвыхъ,
Отъ корней переплетённыхъ
И песчаныхъ косогоровъ.
И устроили фарватеръ
Безопасный и удобный
Отъ ея истоковъ горныхъ
До рѣки Повэтинъ бурной,
До залива Таквамино.
