Вѣче.
Въ древней Руси верховная власть въ княженiяхъ не была сосредоточена въ одномъ лицѣ или учреждении: она дѣлилась между княземъ и вѣчемъ. Вѣчемъ называлась народная сходка самаго разнообразнаго характера. Собирается ли вся земля для обсужденія такого важнаго вопроса, какъ выборъ новаго князя, для рѣшенiя вопроса о войнѣ и мирѣ, — такое собраніе называется вѣ чемъ. Во время похода земское ополченіе не желаетъ слѣдовать за княземъ далѣе извѣстнаго пункта, потому что оно изнемогло, лагерь превращается въ народное собраніе — вѣче. Партіи тайно по ночамъ собираются по дворамъ своихъ вожаковъ для того, чтобы сговориться о дѣйствiяхъ противъ князя, и эти сходки на древне русскомъ языкѣ назывались „дѣяти вѣчь". Возбужденная народная толпа собирается на площади, совершаетъ цѣлый переворотъ, изгоняетъ одного князя и призываетъ другого, и въ данномъ случаѣ народъ дѣйствуетъ вѣчемъ.
Итакъ, въ древнерусскомъ быту подъ именемъ вѣча разумѣлось всякаго рода народное собраніе, сходка, совѣщаніе. Вѣче, въ какой бы формѣ оно ни выражалось, представляло собой органъ политической жизни земли. Вѣче никогда и нигдѣ, ни въ какой землѣ, не имѣло строго опредѣленныхъ формъ, никакой законъ не опредѣлялъ правъ вѣча, его круга дѣятельности, способовъ рѣшенія и т. п.: народъ свободно, когда хотѣлъ, и въ той формѣ, какая ему казалась наиболѣе удобной, выражалъ свою волю. По взглядамъ самого тогдашняго общества и представителей власти — князей, такое выраженіе воли народа было дѣломъ вполнѣ естественнымъ и всѣми признавалось.
Такъ какъ вѣче не было связано никакими формулами, то характеръ его, какъ и всякаго бытового явленія, можетъ быть понятъ только въ томъ случаѣ, если присмотрѣться къ вѣчу въ той самой обстановкѣ, въ какой оно было въ дѣйствительности. Мы такъ и сдѣлаемъ и прежде всего разскажемъ нѣсколько наиболѣе интересныхъ случаевъ вѣчевыхъ собраній.
Когда въ 1174 г. былъ убитъ владимиро-суздальскій князь знаменитый Андрей Юрьевичъ Боголюбскій, то жители важнѣйшихъ городовъ Суздальской земли, изъ Ростова, Суздаля и Переяславля, съѣхались отъ "мало и до велика" во Владимиръ и тутъ стали разсуждать на вѣчѣ объ избраніи новаго князя. Вотъ какъ говорили на этомъ вѣчѣ: „Вотъ такъ ужъ сотворилось, убитъ нашъ князь, а дѣтей у него нѣту: сынокъ его малъ въ Новгородѣ, а братья его на Руси. За кѣмъ же изъ князей намъ послать? Князья муромскіе и рязанскіе намъ сосѣди, а мы боимся мести ихъ, если внезапно они пойдутъ на насъ, когда у насъ нѣтъ князя. Пошлемъ мы къ Глѣбу (князю рязанскому) и скажемъ ему: князя нашего Богъ взялъ, а мы хочемъ твоихъ шурьевъ, Мстислава и Ярополка Ростиславичей". Какъ видно изъ послѣдующаго разсказа, самимъ избраннымъ князьямъ послы отъ вѣча должны были сказать: "Вашъ отецъ былъ добръ, когда у насъ княжилъ, поѣзжайте къ намъ княжить, а иныхъ мы не хочемъ".
Такъ рѣшенъ былъ во Владимирѣ вопросъ о выборѣ новаго князя. Въ томъ, что жители сами намѣтили себѣ князя и выбрали, не было ничего необычнаго: какъ въ другихъ земляхъ, такъ и въ Суздальской землѣ народное вѣче привыкло обсуждать этотъ вопросъ, разъ преемникъ не былъ намѣченъ при жизни правящаго князя, или если князь оказывался не угоднымъ вѣчу.
Правящій князь иногда съ большими осторожностями подходилъ къ вопросу о своемъ преемникѣ: это зависѣло отъ того, насколько князь былъ популяренъ.
Въ 1146 г. кіевскій князь Всеволодъ, изъ нелюбимыхъ кіевлянами черниговскихъ Ольговичей, весьма сильно заболѣлъ. Возвращаясь изъ похода, онъ остановился подъ Вышгородомъ и сюда призвалъ къ себѣ „кіянъ“ т.-е., конечно, наиболѣе вліятельныхъ представителей киевскаго вѣча. "Я очень боленъ, — говорилъ имъ князь, — а вотъ братъ мой Игорь, согласитесь принять его". Кiевляне ему отвѣтили: „Княже, мы рады имѣть Игоря". Присутствовавшіе у одра больного киевляне вмѣстѣ съ Игоремъ отправляются въ Кіевъ, собираютъ народное вѣче, куда пришли уже „всѣ кіяне“, и подтверждаютъ Игорю его избраніе: „Ты намъ князь", говорили они ему, цѣлуя крестъ. На слѣдующій день Игорь отправился въ Вышгородъ и тутъ ему цѣловали крестъ вышгородцы. Такая сложная процедура понадобилась потому, что Всеволодъ и Игорь хотѣли связать киевлянъ предварительнымъ обѣщаніемъ съ ихъ стороны: сначала потребовались переговоры съ „лучшими" изъ киевлянъ, за ними новаго князя признала и чернь.
Но киевляне не были искренни. Когда умеръ Всеволодъ, Игорь собралъ новое вѣче на горѣ, на ярославовомъ дворѣ, и тутъ снова киевляне цѣловали ему крестъ. Очевидно, тутъ на виду у князя и его дружины кіевляне не могли пуститься въ свободныя разсужденія. Тогда съ Ярославова двора они отправились къ мѣсту, называвшемуся Туровой Божницей, вѣроятно, на рыночной площади. Тутъ вѣче рѣшило, что съ Игоремъ надо заключить „рядъ", — выговорить нѣкоторыя условiя. Сговорившись, вѣчники послали къ князю сказать: „Княже, пріѣдь къ намъ“. Игорь отправился со своею дружиною и со своимъ братомъ Святославомъ и остановился, не доѣзжая толпы. Въ средину вѣча князь послалъ брата своего Святослава. Ему вѣчники начали складывати вину" на кіевскаго и вышгородскаго тiуновъ: „Ратша погубилъ Кіевъ, а Тудоръ — Вышгородъ. А нынѣ, княже Святославе, цѣлуй намъ крестъ съ братомъ своимъ на томъ: если кому изъ насъ будетъ обида, такъ ты суди“. Какъ Святославъ, такъ и киевляне во время этихъ переговоровъ сидѣли на коняхъ. Святославъ сошелъ съ лошади и цѣловалъ всему вѣчу крестъ на томъ, что ,не будетъ вамъ никакого насилія, а тіунъ вамъ по вашей волѣ". Тогда и всѣ киевляне сошли съ лошадей и снова крестъ цѣловали за себя и за дѣтей своихъ, что имъ не „льстить" подъ Игоремъ и Святославомъ. Въ сопровождении лучшихъ“ кіевлянъ Святославъ съ вѣча отправляется къ брату Игорю и говоритъ ему: „Брате, на томъ я цѣловалъ къ нимъ крестъ, что ты будешь имѣть ихъ въ правду и любить". Игорь сошелъ съ коня и тоже цѣловалъ къ нимъ крестъ: На всей ихъ волѣ и на братней".
Итакъ, кіевляне сначала признали Игоря своимъ княземъ, очевидно, не рѣшаясь ему предложить „ряда" относительно суда. Неизвѣстно, что удерживало кіевлянъ отъ предложения своихъ условій: вѣрнѣе всего, они чувствовали свою слабость въ виду черниговской дружины Игоря. Всеволодъ имъ не нравился потому, что поставилъ такихъ тiуновъ судьями, которые ихъ грабили; оттого и только что описанное вѣче кончилось взрывомъ народнаго негодованія: толпа устремилась на дворъ Ратши и на дворы мечниковъ и разграбила ихъ.
Разсказанный эпизодъ очень живо рисуетъ намъ тогдашнюю жизнь. Въ другихъ случаяхъ, чувствуя за собой силу, кіевское вѣче прямо и ясно высказываетъ свое желаніе относительно князя. Теперь оно колеблется, можетъ-быть, и потому еще, что само вѣче не было единодушно, что и въ его средѣ были приверженцы черниговскихъ Ольговичей. Не удивительно поэтому, что и потомъ противники Ольговичей продолжали тайно совѣщаться, какъ бы перельстити Игоря, впрочемъ очень скоро они и „перельстили“ своего князя и посадили на кіевскомъ столѣ Мономахова внука Изяслава Мстиславича.
Не надо, однако, думать, что кіевляне не считали себя въ правѣ посадить того князя, котораго сами хотѣли: дѣло было не въ теоретическомъ признании права, а въ практическомъ его примѣненіи. Что вѣче иногда вело сложную политику съ князьями, можетъ показать слѣдующій эпизодъ изъ исторіи Полоцкой земли. Полоцкъ съ своими многочисленными пригородами по отношенію къ своимъ князьямъ занялъ такое же положеніе, какъ и Новгородъ: изгнаніе князей и водвореніе новыхъ было здѣсь дѣломъ обычнымъ какъ для самого Полоцка, такъ и для его пригородовъ. Въ 1151 г. полочане посадили у себя княземъ Ростислава Глѣбовича, а своего князя Рогволода Борисовича посадили въ заточеніе въ городѣ Минскѣ. Черезъ 8 лѣтъ освободившийся изъ заключения Ротволодъ съ вспомогательной дружиной Святослава Ольговича черниговскаго появляется въ предѣлахъ Полоцкой земли и сталъ пересылаться съ пригородомъ Полоцка-Друцкомъ. Дручане „рады ему были", выѣхали къ нему навстрѣчу и приняли съ превеликою честью. А своего князя Глѣба Ростиславича прогнали, не позабывъ разграбить и дворъ его. Когда въ Полоцкѣ стало извѣстно о появленіи Рогволода въ Друцкѣ, тутъ тоже начался „великій мятежъ", потому что многіе хотѣли Рогволода. Ростиславъ съ трудомъ успокоилъ толпу, одаривъ недовольныхъ многими дарами и приведя ихъ къ крестному цѣлованію. Однако это мало помогало. Рогволодъ прочно утвердился въ Друцкѣ и въ самомъ Полоцкѣ пріобрѣталъ все болѣе и болѣе сторонниковъ. Видимо, для изгнанія Ростислава не было серьезной причины, а между тѣмъ полочане цѣловали ему крестъ, что никакого „извѣта“ не искать на Ростислава, т.-е. безъ причины не взводить никакого обвиненія на него, не вѣрить никакимъ напраснымъ слухамъ. Эта формула клятвы, очевидно, многихъ смущала; однако въ концѣ-концовъ полочане рѣшили отступить отъ своего князя и призвали Рогволода. Они отправили къ нему втайнѣ пословъ въ Друцкъ и велѣли сказать ему: „Княже нашъ, согрѣшили мы Богу и тебѣ, что возстали на тебя безъ вины съ твоей стороны и добро все твое и твоей дружины разграбили, а тебя самого, поймавши, выдали Глѣбовичамъ на великую муку. Если ты не вспомнишь теперь всего того, что мы своимъ безуміемъ тебѣ сотворили и крестъ къ намъ цѣлуешь, то мы-твои люди, а ты нашъ князь. А Ростислава мы поймаемъ и отдадимъ тебѣ въ руки, да что хочешь, то и сотвори ему". Дѣйствительно, полочане пытались измѣною схватить своего князя Ростислава, но это не удалось имъ, и Ростиславъ, узнавъ въ чемъ дѣло, долженъ былъ уйти изъ Полоцка въ Минскъ. Рогволодъ водворился въ Полоцкѣ на столѣ дѣда и отца своего „съ честью великою, и такъ рады были полочане".
Это эпизодъ изъ жизни окраинъ тогдашней Руси. Полочане схватываютъ одного князя и выдаютъ его „на муку" его сопернику: то же самое они хотятъ сдѣлать и съ другимъ княземъ, только это не удалось имъ. Вѣроятно, въ первомъ случаѣ народное вѣче имѣло какой-нибудь извѣтъ на Рогволода, хотя, какъ потомъ дѣло выяснилось, дѣйствительной вины и не было. Полочане очень хорошо сознаютъ за собой право мѣнять князей они раскаиваются только въ томъ, что безъ вины выгнали. Также безъ вины прогнанъ Глѣбъ изъ Друцка и его отецъ Ростиславъ изъ Полоцка.
Выше приведены описанія вѣчевыхъ собраній, когда дѣло касалось установленія княжеской власти. Теперь познакомимся съ другими сторонами вѣчевой жизни.
Не всегда вѣче рѣшало дѣло единодушно: иногда граждане раскалывались на партіи. Особеннымъ упорствомъ отличались партіи въ Новгородѣ, и тутъ борьба между партіяха до кровавыхъ столкновеній. Вотъ, напр., какой произошелъ расколъ среди новгородцевъ по слѣд. поводу. Княземъ былъ арестованъ нѣкто Матвѣй Душильцовичъ. Новгородцы отняли его и начался въ городѣ мятежъ: граждане были возмущены тѣмъ, что Матвѣй былъ арестованъ безъ вины, чего нельзя было сдѣлать по новгородскимъ законамъ. Разнесся слухъ, будто Матвѣя выдалъ князю посадникъ Твердиславъ. Вслѣдствіе этого нѣкоторые концы стали „копить" людей на Твердислава. Неревскiй конецъ за ночь приготовился къ битвѣ. За Твердислава стали Людинъ конецъ и Пруссы. Нѣкоторые концы заняли выжидательное положеніе. Между обѣими партіями сначала завязалась сѣча у городскихъ воротъ, потомъ противники выѣзжали въ лодкахъ, такъ какъ мостъ былъ разрушенъ. Нѣсколько человѣкъ было убито, много ранено. Цѣлую недѣлю продолжались вѣча въ городѣ. Наконецъ дѣло пришло къ концу: всѣ граждане сошлись однодушно“ и цѣловали крестъ, такъ какъ выяснилась правота Твердислава. Но тутъ князь Святославъ хотѣлъ воспользоваться случаемъ и удалить нелюбимаго имъ посадника. Онъ послалъ на вѣче своего тысяцкаго сказать: „Не могу быть съ Твердиславомъ и отнимаю отъ него посадничество“. Твердислава новгородцы не долюбливали и готовы были вѣрить всякому извѣту на него, но заявленіе князя имъ тоже не понравилось: тутъ задѣвалась честь Господина Великаго Новгорода. Какъ раньше, поднялась цѣлая буря изъ-за одного только предположенія, что посадникъ могъ выдать подъ арестъ князю новгородца, такъ теперь вѣче стало за своего посадника. На вѣчѣ спросили княжескаго посланца: „А есть ли вина на посадникѣ?" И получили отвѣтъ: „Безъ вины". Тогда Твердиславъ сказалъ: „Я радъ, что на мнѣ нѣтъ вины. А вы, братіе, въ посадничествѣ и князьяхъ вольны", т.-е. вы свободно избираете какъ тѣхъ, такъ и другихъ. Тогда новгородцы отвѣтили князю: „Княже, ты намъ крестъ цѣловалъ, чтобы не лишать мужа должности. А мы тебѣ кланяемся. Это нашъ посадникъ и на смѣну мы не согласны", т.-е, можешь себѣ уходить, если не хочешь быть съ этимъ посадникомъ. Князь долженъ былъ примириться съ посадникомъ.
Конечно, разъ народное собраніе превращается въ бранное поле, то такой моментъ нельзя считать нормальнымъ. Въ дѣйствительности въ древней Руси такіе случаи бывали весьма рѣдки и не безъ серьезныхъ поводовъ. Это показываетъ и только что разсказанный случай, потому новгородцы очень внимательны были къ своимъ правамъ.
Всѣ разсказанные случаи вводятъ насъ въ вѣчевую жизнь того времени. Лѣтописцы иногда такъ ярко описываютъ народную жизнь, что она какъ бы происходитъ передъ нашими глазами. Вотъ еще такого же рода эпизодъ, богатый бытовыми подробностями.
Мы уже знаемъ, что въ 1146 г. вмѣсто Игоря, попавшагося въ плѣнъ, на кіевскомъ столѣ сѣлъ Изяславъ Мстиславичъ. Этотъ князь, какъ извѣстно, велъ многолѣтнюю борьбу со своимъ дядей Юріемъ Долгорукимъ. Въ 1147 г. Изяславъ заключилъ союзъ съ черниговскими князьями противъ своего дяди. Изяславъ созвалъ кіевское вѣче и объявилъ ему о предполагаемомъ походѣ. Кіевляне не совѣтовали ему воевать съ дядей и дружить съ Ольговичами, потому что имъ нельзя давать вѣры. Поэтому кіевляне отказались дать своему князю военную помощь: „Княже, ты на насъ не гнѣвайся, не можемъ мы поднять руки на Мономахово племя. А вотъ на Ольговичей такъ мы готовы итти-хоть и съ дѣтьми". Тогда Изяславъ сказалъ: „А тотъ добръ, кто по мнѣ пойдетъ". И собралъ многихъ охотниковъ. Итакъ, князь заключаетъ союзъ, объявляетъ войну и ведетъ ее съ своею дружиною и съ охотниками: земство не пожелало вести войны, объявленной княземъ, и князь считаетъ такое отношеніе земства вполнѣ естественнымъ, нормальнымъ.
Но вотъ обстоятельства измѣнились. Изяславъ отправился на войну, но оказалось, что его союзники устроили засаду, чтобы схватить Изяслава. Изяславъ немедленно посылаетъ гонцовъ къ своему брату Владимиру, оставленному имъ въ Кіевѣ. Присланные мужи, Добрынька и Радила, именемъ брата сказали Владимиру: „Брате, поѣзжай къ митрополиту и созови всѣхъ киевлянъ: пусть эти мужи разскажутъ лесть черниговскихъ князей". Владимиръ такъ и сдѣлалъ. Множество народа собралось передъ св. Софіей и тутъ усѣлись на площади. Вѣчемъ руководилъ самъ митрополитъ. Добрынька и Радила выступили передъ народомъ и сказали: „Цѣловалъ тебя братъ (т.-е. князя Владимира), а митрополиту кланялся и Лазаря (тысяцкаго) цѣловалъ и всѣхъ кіевлянъ Произнеся это привѣтствіе, послы замолчали, ожидая вопросовъ. Тогда изъ толпы ихъ спросили: „Молвите: съ чѣмъ васъ князь прислалъ?“ Послы отвѣтили: Такъ молвитъ князь: „Цѣловали ко мнѣ крестъ Давыдовичи... а нынѣ убитъ лестью хотѣли меня... А нынѣ, братіе, пойдите за мной къ Чернигову, кто на конѣ, кто на ладьѣ, потому что не меня одного хотѣли убить, но и васъ искоренить". Вѣче согласилось: „Идемъ по тебѣ и съ дѣтьми, какъ ты хочешь". Тутъ изъ толпы поднялся одинъ ораторъ, который напомнилъ кіевлянамъ, что въ самомь Киевѣ врагъ сидитъ — прежній князь Игорь (онъ быль заточенъ въ монастырь); какъ бы у него не нашлось сторонниковъ, когда всѣ граждане уйдутъ на войну: когда-то такъ было съ княземъ Всеславомъ полоцкимъ. Толпа зашумѣла, заволновалась. Всь бросились къ монастырю св. Ѳеодора и тамъ убили ни въ чемъ неповиннаго князя Игоря.
Разсказанные факты даютъ намъ много любопытныхъ подробностей вѣчевой жизни древней Руси. Древняя лѣтопись обыкновенно не очень обилуетъ детальными разсказами о томъ, что творилось на вѣчѣ. Она больше довольствуется коротенькими замѣчаніями: „сотвориша вѣче“, говоритъ она обыкновенно, „совѣтъ сотвориша", „совѣтъ совѣщати“, или просто: „послаша“, „сдумавша“, „рекоша“.
Разберемся въ подробностяхъ вѣчевого уклада. Прежде всего надо выяснить внѣшній порядокъ собранія.
Не было одинаковаго способа созванія народа на вѣче. Въ Кіевѣ князь обыкновенно созывалъ народъ на вѣче„вабилъ“, т.-е. разсылалъ биричей по городу съ пригла шеніемъ собраться. Въ рѣдкихъ случаяхъ вѣче собиралось звукомъ трубъ, но чаще всего колокольнымъ звономъ: „звонити вѣчь" — обыкновенный терминъ созванія вѣча въ Новгородѣ и Псковѣ. Здѣсь были и особые вѣчевые колокола. Въ вѣчевой колоколъ ударяли особымъ образомъ, — били въ одинъ край, какъ теперь бьютъ въ набатъ. Иногда разсылали по улицамъ особыхъ биричей и подвойскихъ кликать народъ „на вѣчь".
Не было опредѣленнаго времени для созванія вѣча: вѣче собиралось тогда, когда настояла нужда въ совѣщаніи съ народомъ, или когда самъ народъ желалъ высказать свою волю. Въ Новгородѣ, когда разгоралась борьба партій, то народъ даже по ночамъ „копился", т.-е. сходился къ мѣсту, назначенному для сбора партій.
Что касается мѣста вѣчевыхъ собраній, то въ городахъ иногда бывало по нѣскольку такихъ мѣстъ, гдѣ собиралось вѣче; по крайней мѣрѣ, это извѣстно относительно большихъ городовъ. Такъ, въ Киевѣ мѣстомъ собраній былъ Ярославовъ дворъ, площадь передъ Софійскимъ соборомъ; у св. Софіи мѣсто было приспособлено для собраній, такъ какъ здѣсь были скамьи для сидѣнья; затѣмъ кiевское вѣче собиралось подъ Угорскимъ, у Туровой Божницы, на Торговищѣ; послѣднее - очевидно, торговая площадь на Подолѣ. Здѣсь народная толпа, какъ и у Туровой Божницы, скоплялась подъ руководствомъ своихъ вожаковъ и не разъ придумывала непріятные сюрпризы для князей и ихъ тіуновъ. Оттого князь Изяславъ Ярославичъ перенесъ было торговую площадь съ Подолія на гору, близъ княжьяго терема. Въ Великомъ Новгородѣ было два обычныхъ мѣста народнаго собранія: у св. Софіи и на Ярославовомъ дворѣ. Вообще главный храмъ города служилъ обыкновенно мѣстомъ, у котораго чаще всего собирались вѣча. Такъ какъ результатомъ вѣчевыхъ собраній иногда бывало крестное цѣлованіе, или „рядъ“ съ княземъ, то для этихъ цѣлей вѣче въ полномъ составѣ входило въ храмъ и здѣсь „весь порядъ положьше", т.-е. князь пѣловалъ крестъ на старинѣ или на какихъ-либо другихъ рядахъ, и граждане ему цѣловали крестъ. Очевидно, что вѣче продолжалось въ самомъ храмѣ, который, такимъ образомъ, превращался въ мѣсто для собранія. Такъ, по крайней мѣрѣ, бывало во Владимирѣ на Клязьмѣ, въ его знаменитомъ соборѣ Пресвятой Богородицы. Въ городахъ съ болѣе развитымъ вѣчевымъ строемъ мѣсто собраній имѣли различныя приспособленія. Такъ въ кельѣ у св. Софіи были поставлены скамьи для сидѣнія. Въ Новгородѣ на Софійской площади находился помость, — „степень“— на которомъ сидѣли власти и съ котораго говорили ораторы; рядомъ со степенью находилась канцелярія вѣча, или вѣчевая изба, помѣщавшаяся въ особой башнѣ. Въ Псковѣ канцелярія помѣщалась въ соборѣ св. Троицы; тутъ же находился ларь, государственный архивъ, которымъ завѣдывалъ особый ларникъ.
Порядокъ собраній не былъ строго опредѣленъ. Предсѣдательствовалъ обыкновенно князь, а въ Новгородѣ— или князь или посадникъ. Но это потому, что у князя (какъ и у новгородскаго посадника) было наибольше поводовъ созывать вѣче для того, чтобы спросить мнѣніе народа или сказать ему свое. Если князя не было въ городѣ, на вѣчѣ предсѣдательствовалъ митрополитъ (въ Кіевѣ), или какое-нибудь другое видное лицо. Если же вѣче собиралось по почину частныхъ лицъ, то предсѣдательство на немъ держали тѣ, кто созвалъ. Народное вѣче всякій могъ созвать и помимо офиціальныхъ лицъ; но не надо думать, что городское вѣче постоянно собиралось, если кому вздумается созвать изъ-за всякаго пустяка: шутить тутъ было весьма опасно.
Для вѣчевого собранія не требовалось также опредѣленнаго числа собравшихся, такъ какъ никогда не было устанавливаемо, при какомъ числѣ собравшихся вѣче считается законнымъ. Законнымъ оно было при всякомъ числѣ, лишь бы это число было достаточнымъ, чтобы постановленное имъ рѣшеніе могло быть принято всей землей или поддержано, если нужно, достаточной силой.
Вѣче было всенародной сходкой въ буквальномъ смыслѣ этого слова. Всякій свободный житель даннаго города и даже всей земли имѣлъ право принимать участіе вѣчѣ. Лѣтопись иногда перечисляетъ классы общества, явившагося на вѣче, называя бояръ, дружину, купцовъ, лучшихъ людей, а также: меньшихъ, черныхъ, смердовъ, худыхъ мужиковъ. Такимъ образомъ, всѣ названiя, прилагавшiяся въ древности для обозначенiя различныхъ свободныхъ классовъ общества, встрѣчаются и на вѣчѣ. Но гораздо чаще лѣтопись обозначаетъ народъ, принимающій участіе на вѣчѣ, словами: новгородцы, кіяне и пр., или люди ростовскіе, вся земля Галицкая, всѣ переяславцы и т. п. Итакъ, независимо отъ богатства или бѣдности всѣ могли принимать участіе на вѣчѣ. Требовалось только, чтобъ участвующій былъ свободнымъ человѣкомъ и не состоялъ бы подъ отеческою властью или въ какой-нибудь частной зависимости, напр., въ закупничествѣ. Такимъ образомъ, отцы рѣшали за дѣтей. Мы уже видѣли, что кіевляне выражаютъ желаніе пойти сражаться за Изяслава противъ Ольговичей и „съ дѣтьми“. Конечно, они не малолѣтнихъ дѣтей собираются брать съ собой на войну. Тѣ же кіевляне приносятъ князю Игорю присягу и „за дѣтей"; опять-таки легко догадаться, что не за малолѣтнихъ. Впрочемъ, въ Новгородѣ такiя „дѣти", за которыхъ рѣшали на вѣчахъ отцы, появлялись сами на площади, но только тогда, когда надо было поддержать отцовъ кулаками или оружіемъ — „въ броняхъ, аки на рать". Итакъ, взрослые сыновья, находящиеся подъ опекой отцовъ, не принимали участія въ вѣчевыхъ собраніяхъ. Этимъ только условіемъ и ограничивалась для свободнаго человѣка его политическая правоспособность.
Въ теоріи вѣче всегда представляло собой собраніе всей земли и постановляло рѣшенiя ея именемъ. Но въ дѣйствительности это было собраніе горожанъ главнаго города. Остальные жители земли, т.-е. пригорожане, могли присутствовать на вѣчѣ, и тогда они пользовались полными правами. Но, разумѣется, не всегда жители пригородовъ могли попадать на вѣче, не всегда имъ давали знать о собраніи вѣча, еще чаще для этого и времени не бывало.
Когда собиралась толпа по какому-нибудь всѣхъ охватившему вопросу. кричала и шумѣла, — въ такомъ собраніи, конечно, порядка не было. Мы видѣли, что цѣлую недѣлю новгородцы стояли вооруженные, пока, наконецъ, успѣли убѣдиться, что посадникъ Твердиславъ не причастенъ къ лишенiю свободы одного изъ новгородцевъ: такъ трудно было въ шумной толпѣ привести всѣ необходимыя доказательства. Иное дѣло, если народъ созывался на вѣче по почину князя или посадника или другого офицiальнаго лица. Тогда соблюдался и извѣстный порядокъ въ собраніи. Такъ, въ Кіевѣ, когда народъ собирался толпой у Туровой Божницы, онъ съвзжался верхами на лошадяхъ, можетъ-быть, и съ нѣкоторымъ оружіемъ въ рукахъ, чтобы поддержать свое рѣшеніе. Напротивъ, на Софійскую площадь народъ сходился по приглашенiю князя. Здѣсь онъ разсаживался, и начиналось вѣчевое собраніе. Князь или его посланецъ прежде всего обращался къ народу въ почтительно-вѣжливыхъ выраженіяхъ: князь шлетъ поклонъ митрополиту (какъ старшему), цѣлуетъ тысяцкаго и всѣхъ горожанъ (какъ равныхъ); обращаясь къ гражданамъ, князь употребляетъ слово „братіе". Княжескую рѣчь прерываютъ вопросами голоса изъ собранія: это „лучшіе" мужи, занимающіе, конечно, первыя скамьи. Изяславовы посланцы, какъ мы видѣли, стараются только отвѣчать на вопросы: такъ требовалъ тогдашній этикетъ, чтобы „меньшіе" отвѣчали на вопросы „большихъ“. Свое мнѣніе народъ выражаетъ шумными криками. Вопросъ подвергается всестороннему обсужденію. Подымается кто-либо изъ толпы и говоритъ князю рѣчь, выражающую мнѣніе вѣча. Зная древнерусскую жизнь, легко догадаться, что въ числѣ такихъ вѣчевыхъ ораторовъ выступали старики, убѣленные годами и умудренные опытомъ, пользующіеся вліяніемъ въ городѣ. Только въ эпоху паденія Великаго Новгорода на вѣчахъ горланили худые мужики, вѣчники. Въ древнѣйшей же Руси руководство вѣчемъ, безъ всякаго сомнѣнія, принадлежало только лучшимъ людямъ. Это вліяніе иногда обращалось даже въ крайность. Галицкая земля являетъ собой примѣръ, когда лучшие люди, боярство, одно время образовали даже олигархію.
Порядокъ вѣчевыхъ собраній уже самъ собой показываетъ, что для опредѣленія вѣчевого рѣшенiя не могъ быть примѣняемъ счетъ голосовъ. Опытный слухъ предсѣдателя вѣча или вожаковъ партіи по силѣ выражаемаго вѣчемъ одобренія или неодобрения даннаго вопроса угадывалъ, согласенъ народъ или несогласенъ. Вся суть въ томъ, что рѣшеніе должно было быть принято такимъ количествомъ участниковъ вѣча, которое могло бы настоять на его исполненіи. Понятія большинства древнерусское вѣче не имѣло. По тогдашнему взгляду, каково бы ни было большинство, принявшее данное рѣшеніе, считалось, что всѣ „стали за одинъ“, т.-е. наступило полное единеніе, однодушно": ноугородци отвѣщаша единѣми усты: цѣловали есмы кресть содного, а грамоты пописали и попечатали и душу запечатали“. Такъ гласить формула новгородскихъ вѣчевыхъ постановлений. Таково было понимание силы вѣчевыхъ рѣшеній.
Рѣшенія вѣча обыкновенно выражались въ краткой формь; примѣры такихъ постановлений мы уже видѣли. Въ древнѣйшее время вѣчевыя рѣшенія никогда не записывались. Только въ XIII вѣкѣ на вѣчевыхъ собраніяхъ Новгорода и Пскова составлялись грамоты, представлявшія результатъ вѣчевыхъ рѣшеній. Но эти грамоты касаются или „ряда“ съ князьями или международныхъ отношеній. Здѣсь былъ особый „вѣчный“, т.-е. вѣчевой дьякъ, записывавшій рѣшенія. Вообще же вѣче устно постановляло рѣшеніе. Если рѣшеніе это надо было исполнить, то это было дѣломъ обычныхъ органовъ исполнительной власти, т.-е. князя, посадника, тысяцкаго. Иногда отъ имени вѣча выбирались исполнители вѣчевого рѣшенія, напр., когда дѣло касалось выбора князя или переговоровъ со своимъ княземъ. Такими выборными были „лучшіе" люди, которые тотчасъ же и приступали къ исполненію вѣчевого постановленія.
Но это были исключительныя постановленія. Теперь надо выяснить, какихъ же вопросовъ касались вѣчевыя рѣшенія. Вѣче обладало верховными правами въ государствѣ; но вопросы, которые оно обыкновенно разсматривало, были не многочисленны.
Прежде всего компетенціи вѣча подлежали вопросы, касающіеся занятія стола княземъ. Какъ извѣстно, въ древней Руси княжескіе столы рѣдко занимались вопреки народной волѣ: обыкновенный порядокъ требовалъ, чтобы народное вѣче въ той или другой формѣ признало князя. Поэтому князь садился на столъ, получая признаніе со стороны вѣча, выражаемое крестнымъ цѣлованіемъ. Простого признанія достаточно было тогда, когда население не сомнѣвалось въ добрыхъ качествахъ новаго князя. Иногда же населеніе требовало, чтобы князь учинилъ съ нимъ „рядъ", „порядъ", „утвердился бы" съ народомъ. Рядъ заключался въ нѣкоторыхъ обязательствахъ со стороны князя. Обязательства эти были не сложны, заключаясь иногда въ подтвержденіи „ходить по старинѣ", „любити и никого не обидити": тогда и жизнь была проста. Только въ Новгородѣ порядокъ съ княземъ принялъ болѣе сложную форму и даже сталъ предметомъ особыхъ конституціонныхъ грамотъ.
Мы уже видѣли факты, когда вѣче распоряжалось приглашеніемъ или изгнаніемъ князя. Въ этихъ фактахъ мы отмѣтили самое главное, именно господствующее убѣжденіе въ средѣ населенiя и князей въ томъ, что именно вѣче имѣетъ право располагать столомъ. „Вы вольны въ князьяхъ“, говорилъ въ 1215 г. князь Мстиславъ новгородскому вѣчу. И эта „вольность" признавалась не за одними новгородцами. Въ 1212 г. умеръ князь суздальскiй Всеволодъ Юрьевичъ, назначивъ сыну своему Ярославу Переяславское княженіе (сѣверное). Всеволодъ былъ сильный князь и любимый народомъ, однако, его сынъ Ярославъ, явившись послѣ смерти отца въ Переяславль, созвалъ народное вѣче и велъ къ нему такую рѣчь: „Братія переяславцы! Вотъ отецъ мой отошелъ къ Богу, а васъ мнѣ отдалъ, а меня вамъ далъ въ руки. Да скажите мнѣ, братія, хотите ли меня имѣть у себя княземъ, какъ отца моего имѣли, и головы свои за меня сложить?" И вѣче ему отвѣчало: „Весьма (желаемъ), господине, да будетъ такъ, ты нашъ господинъ, ты — Всеволодъ“. И такъ сынъ любимаго и сильнаго князя и не думаетъ, что для населенiя небольшого пригорода воля покойнаго князя имѣетъ значеніе: надо еще имѣть согласiе самого населенія. Не даромъ поэтому владимирцы, сосѣди тѣхъ же переяславцевъ, говорили своему князю Ярославу, будучи имъ недовольны: „Мы вольны принимать къ себѣ князей".
Все это указываетъ на политическія убѣжденія, господствовавшiя въ древнерусскомъ обществѣ.
Признаніе князя въ той или другой формѣ — только одна сторона вѣчевыхъ правъ. И, выбравъ князя, вѣче продолжало имѣть руководящее вліяніе въ направленіи политики всей земли.
Прежде всего рѣшенію вѣча подлежали вопросы, касающіеся войны и мира. Выше уже былъ приведенъ разсказъ лѣтописи о рѣшенiи кіевлянъ во время войны Изяслава съ Юріемъ: князь объявилъ войну и пошелъ воевать со своею дружиною да съ охотниками, потому что земство считало для себя такую войну неподходящей. Иногда, напротивъ, вѣчевыя собранія высказывались за войну, когда князь не одобрялъ ее; а между тѣмъ князь былъ предводителемъ всѣхъ военныхъ силъ. „Аще ты миръ даси ему, но мы ему не дамы", говорили въ 1177 г. ростовцы своему князю Мстиславу Ростиславичу. Иногда вѣче и само заключало мирный договоръ. Такъ поступили въ 1186 г. полочане, когда на нихъ пришли новгородцы и смольняне. Вообще про полочанъ, какъ и про новгородцевъ, лѣтопись, говоря объ ихъ отношеніяхъ къ сосѣднимъ землямь, обыкновенно выражается: послаша“, „сдумаша". Хотя отношение между князьями, ихъ личные счеты и не касались земства, но, тѣмъ не менѣе, оно поневолѣ часто принимало участіе въ этихъ распряхъ: князь начиналъ войну со своею дружиной и съ охотниками, но въ результать такой войны могла быть осада города и всѣ сопряженныя съ нею бѣдствія. Въ отдѣльныхъ случаяхъ можно даже наблюдать, что представители вѣча ведутъ переговоры вмѣстѣ съ княземъ. Такія отношенія вырабатывались, очевидно, на основаніи простого практическаго соображенія: между княземъ и вѣчемъ не могло уже быть разногласія по вопросамъ внѣшней политики. Такъ, когда въ 1159 г. сыновья умершаго князя Изяслава Мстиславича заняли Кіевъ и предложили княженіе въ немъ своему дядѣ Ростиславу Мстиславичу, то князь послалъ къ своимъ племянникамъ для детальныхъ переговоровъ двухъ мужей, — одного отъ смолянъ, а другого отъ новгородцевъ (въ это время сынъ Ростислава Святославъ княжилъ въ Новгородѣ).
Что касается внутреннихъ вопросовъ управления, то вѣче, хотя и имѣло на нихъ сильное вліяніе, однако вмѣшивалось рѣдко, предоставляя главную роль избранному имъ князю. Наиболѣе широкой компетенціей въ этомъ отношенiи пользовалось новгородское вѣче. Оно избирало посадниковъ, епископовъ, выбирало посадниковъ для нѣкоторыхъ пригородовъ, а въ позднѣйшее время и все законодательство Пскова и Новгорода проходило черезъ вѣче (какъ это видно изъ Псковской Судной грамоты); здѣсь же вѣчу (и, вѣроятно, только въ позднѣйшее время) принадлежала финансовая власть, т.е. при опредѣленіи налоговъ и повинностей. Вообще вліяніе вѣча на все управление здѣсь было очень велико, но оно проявлялось въ формѣ обсужденія дѣятельности должностныхъ лицъ: князя, посадника и даже епископа. Судъ по политическимъ и должностнымъ преступленіямъ, а также иногда и по важнѣйшимъ уголовнымъ преступленіямъ творится на вѣчѣ. Впрочемъ, и въ другихъ княженіяхъ вѣче такимъ же образомъ высказывалось о направленіи внутренней политики. Слѣдуетъ вспомнить, какъ кіевляне потребовали у князя Игоря смѣны прежнихъ судей, для чего понадобилось обсужденіе ихъ дѣятельности: братъ же Игоря Святославъ обѣщалъ киевлянамъ тіуна по ихъ волѣ. Очевидно, такого тіуна надо было выбрать или назначить на вѣчѣ же.
Итакъ, права вѣча распространялись на признание или избраніе новаго князя, на рѣшеніе вопроса о войнѣ и мирѣ, а во внутренней политикѣ вѣче обсуждало главнымъ образомъ вопросы управления и отправленія суда, именно обсуждало, но не законодательствовало (за исключеніемъ Новгорода и Пскова и то въ позднѣйшее время). При несложной политической организации древнерусскихъ земель судъ, война и миръ и были главными, почти исключительными предметами управленія. Но самый судъ понимался не въ смыслѣ изданія для него законодательныхъ правилъ, но въ смыслъ общаго направленія его, зависящаго отъ личности князя и назначенныхъ имъ тіуновъ.
Такимъ образомъ, вѣче было направляющимъ органомъ въ государствѣ. Само оно не имѣло исполнительныхъ органовъ въ своемъ распоряженіи. Главная задача вѣча состояла въ контролѣ надъ дѣятельностью князя и его управленія, а въ Новгородѣ — и надъ дѣятельностью посадника. Новгородская исторія представляетъ цѣлый рядъ любопытнѣйшихъ примѣровъ такого контролирующаго значенія вѣчевой власти. Выше было разсказано, какъ возмутился весь Новгородъ, узнавъ объ арестованіи одного изъ своихъ согражданъ. Новгородская исторія знаетъ случаи, когда посадникъ былъ судимъ за то, что далъ князю плохой совѣтъ, или за то, что плохо управлялъ. Подобнаго рода вины ставились и князьямъ. Князю Всеволоду въ 1136 г. было представлено нѣсколько обвиненій, побуждавшихъ вѣче удалить своего князя. Въ числѣ этихъ обвиненій было и то, что князь не блюдеть смердовъ, т.-е. не защищаетъ ихъ отъ сильныхъ людей, что князь оставиль сраженіе прежде другихъ, что князь хотѣлъ было уйти на Переяславское княженіе, наконецъ, что князь сначала далъ совѣтъ Новгороду войти въ союзъ съ княземъ Всеволодомъ Ольговичемъ, а потомъ потребовалъ разрыва этого союза. Тутъ князя обвиняли какъ разъ въ томъ, что цѣликомъ составляло предметъ его исполнительной власти. Князь былъ прежде всего судья и полководецъ, но Всеволодъ оказался и въ томъ и другомъ случаѣ плохимъ; въ то время еще и въ Новгородѣ внѣшняя политика составляла главнымъ образомъ предметъ заботъ князя. Но Всеволодъ и тутъ показалъ свою неустойчивость.
Итакъ, вѣче имѣло только направляющій характеръ по отношению къ внутреннему и внѣшнему управленію.