Поль Верлэнъ.
[править]Послѣ смерти Леконта-де-Лиля, во Франціи, т. е., точнѣе въ Парижѣ, возникъ вопросъ: кто теперь первый французскій поэтъ? Тогда одному изъ сотрудниковъ «Journal» пришла въ голову мысль собрать голоса самихъ поэтовъ, спросивъ ихъ «кто, по ихъ мнѣнію, долженъ замѣнить Леконтаде-Лиля, по отношенію къ славѣ и къ значенію въ глазахъ молодыхъ писателей?» На этотъ вопросъ получилось сто восемьдесятъ девять отвѣтовъ, которые и напечатаны въ одномъ изъ номеровъ журнала «La plume». Наибольшее число голосовъ (семьдесятъ семь) получилъ Поль Верлэнъ, за нимъ идетъ Хозе-Марія де-Эредія — 38 голосовъ, Франсуа Kцnne — 26, Ришііэнъ — 21, Леонъ Дирксъ — 15, Катуллъ Мендесъ — 14 и т. д. Зола получилъ четыре голоса, Поль Бурже — одинъ. Одинъ-же голосъ получилъ и Метерлинкъ. Нѣкоторые изъ поэтовъ ограничились простымъ перечисленіемъ любимыхъ именъ; другіе-же прислали цѣлыя оцѣнки того или другого писателя. Наибольшее число этихъ оцѣнокъ досталось на долю П. Верлэна. Интересно отмѣтитъ эти оцѣнки, такъ какъ Верлэнъ — одинъ изъ наиболѣе спорныхъ поэтовъ нашего времени. Одни прямо не признаютъ его; другіе превозносятъ до небесъ. Одинъ изъ «молодыхъ» поэтовъ, Жюль Буа, пишетъ между прочимъ: «Наше восхищеніе, и до, и послѣ смерти академика Леконта де-Лиля, всецѣло принадлежитъ божественному пропойцѣ Полю Верлэну». Жозефъ Декларей написалъ, что слава и уваженіе должны-бы теперь перейти къ «великому Верлэну, если бы онъ давно уже не завоевалъ себѣ ихъ по праву сильнаго, а не по праву наслѣдника». «Золотая корона и пурпурная мантія принадлежатъ Полю Верлэну, этому бѣдняку, который богаче, всѣхъ насъ», пишетъ Стюаръ Мерриль. «Имя Верлэна само собою является отвѣтомъ и всѣ комментаріи совершенно безполезны» (Мишо д’Юміакъ). «Нашимъ поэтомъ всегда былъ и будетъ милый Поль Берлинъ. Онъ не замѣнитъ Леконта де-Лиля: онъ уже давно замѣнилъ его. Онъ — то обаятельное и утѣшительное зеркало, куда мы смотримся сердцемъ и умомъ, съ нашими страданіями и нашимъ идеаломъ. Онъ по крайней мѣрѣ не отрицаетъ божественнаго великолѣпія христіанства и не поддается обольщенію разрушающаго мрака Нирваны. Все это относится къ славѣ Верлэна. Что касается уваженія, этой буржуазной формулы восхищенія, то въ немъ слишкомъ много холодности и условной сдержанности по отношенію къ такому глубокому, искреннему и вдохновенному поэту, какъ авторъ „Sagesse“ и „Amour“. Развѣ когда нибудь думали объ уваженіи къ Водлэру? И мы, мы любимъ Верлэна, а это лучше всякаго уваженія» (Габріэль Мурэ). «До смерти Леконта де-Лиля, Поль Верлэнъ былъ величайшимъ поэтомъ конца нашего вѣка; смерть перваго не умалила значенія второго» (Ксавье Привасъ). «Развѣ рѣчь идетъ только объ уваженіи? Не лучше-ли говорить о любви, когда дѣло касается избраннаго нами учителя? если да, то мы выбираемъ Поля Верлэна, божественнаго, несчастнаго пѣвца безсмертной любви» (Луи Раймонъ). "Для насъ, для молодой школы, Верлэнъ выше всѣхъ несетъ свою лиру. А между тѣмъ его знаютъ только въ Англіи, въ Бельгіи и Голландіи. Французскій министръ изящныхъ искусствъ не знаетъ его и, раздавая пенсіи ничтожнѣйшимъ писакамъ, не можетъ помочь прелестному поэту-мечтателю, автору «Ariettes oubliées» и «Fêtes galantes» (Адольфъ Реттэ). Въ очень многихъ отвѣтахъ высказывается несогласіе съ тѣмъ, что Леконтъ де-Лиль былъ первымъ поэтомъ Франціи. Для «молодыхъ» онъ былъ слишкомъ старъ, старъ по манерѣ, а не по годамъ. По годамъ и Поль Верлэнъ чуть не старикъ (ему уже за пятьдесятъ), а между тѣмъ въ похвальныхъ отзывахъ о немъ сходятся представители самыхъ послѣднихъ и самыхъ разнообразныхъ «школъ». Послѣ декадентовъ, однимъ изъ столповъ которыхъ считался П. Верлэнъ, уже народилось нѣсколько поколѣній писателей: декадентовъ смѣнили «символисты», за ними явилась «романская школа», затѣмъ, почти сейчасъ-же, «инструментисты», основавшіе свою «школу» — Groupe philosophique-instrumentiste; потомъ народились «веристы» — родные братья натуралистовъ, и въ послѣднее время явились «независимые». Извѣстно, что Полъ Верлэнъ отрекается отъ всякой клички и не признаетъ никакихъ школъ. Онъ хочетъ быть только поэтомъ. Не потому-ли въ оцѣнкѣ его таланта сходятся самые разнообразные люди, самыя разнообразныя требованія?