Межъ тѣмъ какъ Франція, среди рукоплесканій
И кликовъ радостныхъ, встрѣчает хладный прахъ
Погибшаго давно среди нѣмыхъ страданій
В изгнанье мрачном и цепяхъ;
Межъ тѣмъ какъ міръ услужливой хвалою
Венчаетъ поздняго раскаянья порывъ
И вздорная толпа, довольная собою,
Гордится, прошлое забывъ, —
Негодованію и чувству давъ свободу,
Понявъ тщеславіе сихъ праздничныхъ заботъ,
Мнѣ хочется сказать великому народу:
Ты жалкий и пустой народъ!
Ты жалокъ потому, что вѣра, слава, геній,
Все, все великое, священное земли,
Съ насмѣшкой глупою ребяческихъ сомнѣній
Тобой растоптано въ пыли.
Изъ славы сдѣлал ты игрушку лицемѣрья,
Изъ вольности — орудье палача,
И всѣ завѣтныя отцовскія поверья
Ты имъ рубилъ, рубилъ съ плеча, —
Ты погибалъ! И онъ явился, съ строгимъ взоромъ,
Отмѣченный божественнымъ перстомъ,
И признанъ за вождя всеобщимъ приговоромъ,
И ваша жизнь слилася въ немъ, —
И вы окрѣпли вновь въ тѣни его державы,
И міръ трепещущій въ безмолвіи взиралъ
На ризу чудную могущества и славы,
Которой васъ онъ одѣвалъ.
Одинъ, — онъ былъ вездѣ, холодный, неизмѣнный,
Отецъ сѣдыхъ дружинъ, любимый сынъ молвы,
Въ степяхъ египетскихъ, у стѣнъ покорной Вѣны,
Въ снѣгахъ пылающей Москвы!
А вы что дѣлали, скажите, въ это время,
Когда въ поляхъ чужихъ онъ гордо погибалъ?
Вы потрясали власть избранную, какъ бремя,
Точили въ темноте кинжалъ!
Среди послѣдних битвъ, отчаянныхъ усилій,
Въ испугѣ не поня̀въ позора своего,
Какъ женщина, ему вы измѣнили
И, какъ рабы, вы предали его!
Лишенный прав и мѣста гражданина,
Разбитый свой вѣнецъ он снялъ и бросилъ самъ,
И вамъ оставилъ онъ въ залогъ родного сына, —
Вы сына выдали врагамъ!
Тогда, отяготивъ позорными цѣпями,
Героя увезли отъ плачущихъ дружинъ,
И на чужой скалѣ, за синими морями,
Забытый, онъ угасъ одинъ —
Одинъ, — замученъ мщеніемъ бесплоднымъ,
Безмолвною и гордою тоской,
И, какъ простой солдатъ въ плащѣ своемъ походномъ,
Зарытъ наемною рукой...
Но годы протекли, — и вѣтреное племя
Кричитъ: „Подайте намъ священный этот прахъ!
Он нашъ; его теперь, великой жатвы сѣмя,
Зароемъ мы въ спасенныхъ имъ стенахъ!”
И возвратился онъ на родину. Безумно,
Какъ прежде, вкругъ него тѣснятся и бѣгутъ,
И въ пышный гробъ, среди столицы шумной,
Остатки тлѣнные кладутъ.
Желанье позднее увѣнчано успѣхомъ!
И, краткій свой восторгъ смѣнивъ уже другимъ,
Гуляя, топчетъ ихъ съ самодовольнымъ смѣхомъ
Толпа, дрожавшая предъ нимъ.
И грустно мнѣ, когда подумаю, что нынѣ
Нарушена святая тишина
Вокругъ того, кто ждалъ въ своей пустынѣ
Такъ жадно, столько лѣтъ спокойствія и сна!
И если духъ вождя примчится на свиданье
Съ гробницей новою, гдѣ прахъ его лежитъ,
Какое въ немъ негодованье
При этом видѣ закипитъ!
Какъ будетъ он жалѣть, печалію томимый,
О знойном островѣ подъ небомъ дальнихъ странъ,
Где сторожилъ его, какъ он непобѣдимый,
Как онъ великій, океанъ!
Послѣднее новоселье («Межъ тѣмъ какъ Франція, среди рукоплесканій…»). Иллюстрированное полное собраніе сочиненій М. Ю. Лермонтова / Редакція В. В. Каллаша. — М.: Печатник, 1914. — Т. III. (РГБ)
Примѣчанія
- ↑ Впервые — въ журналѣ «Отечественныя записки», 1841, томъ XVI, № 5, отд. III, с. 1—2.
