Франсуа Коппе[править]
После кораблекрушения.[править]
Пред старым кабаком на берегу реки,
Сося свой чубучок и угощаясь джином,
Моряк Денис Реми, храбрец, одной руки
Лишившийся давно в бою под Наварином,
Любил по вечерам матросам молодым
Рассказывать свои былые приключенья.
" Да, детушки мои — раз говорил он им —
Третьего дня пошёл от моего вступленья
На палубу шестидесятый год.
До той поры уже я всяческих невзгод
Немало вытерпел. Мой дядя пьян был вечно
И часто сироту лупил бесчеловечно,
Не зная сам, за что. Но во 100 раз скверней
Ещё мне стало жить, когда определился
Я в юнги на корабль, вот тут-то научился
Я мучиться, терпеть и прятать от людей
Все горести свои… Корабль наш вёл торговлю
В ту пору неграми, и ездил он на ловлю
Из стороны в страну. Наш капитан держал
Свой экипаж в руках, нельзя сказать, что б кротко:
Чуть что не по сердцу — пошла работать плётка,
А отколоченный сейчас же вымещал
Всю боль свою на мне. Оно и натурально:
Мальчишка-новичок!.. И мыкал горе я
Средь вечной ругани и вечного битья!
В ту пору думали, что нужно досконально
Ребёнка колотить, что б вышел из него
Моряк, как следует… Мученья своего
Я им не выдавал ни криком, ни слезою,
И верно бы пропал, когда бы надо мною
Не сжалился Господь. Он, — в Бога ведь мы все,
Вы сами знаете, сердечно верим в море, —
Мне утешение послал в столь лютом горе:
Меж этих злых людей нашёл я в добром псе
Себе приятеля. Матросы обращались
С ним так же, как со мной, — и скоро привязались
Друг к другу нежно мы. Мой славный Блэк весь день
За другом следовал, как по дороге тень.
А в те часы, когда на небо высыпали
Мильоны ярких звёзд и только рулевой,
Да двое вахтенных на корабле не спали,
Я, в темный уголок прижавшись головой
К любимцу своему, обнявши крепко шею
Его мохнатую, делился с ним моею
Печалью тяжкою, и горько плакал я,
И Блэк мой понимал все эти злые муки,
И толстым языком лицо моё и руки
Приветливо лизал… Ах, тех часов, друзья,
Мне не забыть!.. Недели две сначала
Мы плыли счастливо и по ветру… Но раз,
Когда с утра жара жестокая стояла,
Наш старый капитан, прищурив зоркий глаз —
Хоть лют у нас он был, а моряку любому
Ни в чём не уступал — вдруг крикнул рулевому:
--Эй, глянь-ка, облачко какое к нам идёт!
Вот гость непрошенный!
&nbs-- Да, — отвечает тот —
Как сажа чёрное и мчится как проворно!
— Ну, что ж, мы примем вас, как следует; покорно
Прошу пожаловать! Бом-брамсель убирай!
Бом-кливер стягивай!.. Эй, черти, не зевай!..
И все, что было рук, все принялись за дело…
Но что поделаешь, когда корабль совсем
Дыряв от старости?.. А буря между тем
Пошла разгуливать. Нас било, нас вертело,
Как щепку, вверх и вниз кидало по волнам.
Мы все работали… Но скоро стало нам
Уже невмоготу: трюм залило водою.
Ну, после этого конечно не до бою
С волнами лютыми спастись бы кое-как!
И вот, мы, вымокши, хоть выжимай, как губку,
Уставши до смерти, для спуска в море шлюпку
Готовить принялись. Вдруг — дьявольское « крак»!
И палуба в куски! Корабль сталь опускаться…
Не дай Бог этаким манером искупаться!..
Не знаю, отчего передо мною в те
Минуты страшные, когда мы очутились
Впервые под водой, в могильной темноте
Все дни прошедшие живыми появились.
Деревню, родину и старую избу,
И мёртвого отца, и матушку в гробу,
Сиротство горькое, работу не под силу —
Всё, всё увидел я… Вдруг — в уши, в рот вода
Мне хлынула. Еще б минута — и в могилу
Подводную нырнуть пришлось бы навсегда,
Когда б не славный пёс. Он за ворот зубами
Схватил приятеля. Тут в двух шагах от нас
И шлюпка плавала — её одну Бог спас.
Блэк дотащил меня — за борт держась руками,
Я прыгнул, он за мной — и вот на этом всем
Безбрежном и глухом просторе океана,
В ничтожной лодочке при вое урагана,
Остались лишь дитя с собакою вдвоём!
Я был уже тогда неробкого десятка.
Но признаюсь, когда утихнула гроза,
И обсудил я всё — забила лихорадка:
Я понял, что земли не видеть мне в глаза,
Коли не встретит нас, по благодати неба,
Какой-нибудь корабль. Должно быть, для того
Судьба спасла меня и Блэка моего,
Что б голодом убить: хотя бы ломтик хлеба,
Хотя б один сухарь остался у меня,
Хотя б глоток воды!.. Три бесконечных дня,
Три ночи долгие нас по волнам качало,
И каждый новый час всё больше пропадала
Надежда робкая… В отчаянье немом
И злого голода уж ощущая муки,
Глаз на глаз с добрым псом, мои лизавшим руки,
Я жадно вдаль глядел — глядел и под огнём
Полуденных лучей, и в тьме холодной ночи,
И ясно чувствовал, что скоро, скоро мочи
Не хватит мне терпеть… На третьи сутки вдруг
Заметил я, что Блэк глядит не то тоскливо,
Не то растерянно, и прячется пугливо
Под лавку. Я к нему: «Блэк! Что с тобою, друг?
Поди ко мне»?! Но он, с ворчаньем страшной злобы,
Все пятится назад и за руку меня
Сбирается схватить~ я, руку отстраняя
С невольным трепетом, не понимая, что бы
Все это значило, тревожно жду — и вот
Увидел с ужасом: Блэк дерево грызёт,
И пена струйкою с губы его скатилась.
Все ясно стало мне: собака, как и я,
Пробывши столько дней без пищи, без питья,
Не вынесла своих страданий — и взбесилась!
Да, тот, кто спас меня, мой друг, хранитель мой,
Теперь, как дикий враг, стоял передо мной,
Готовый растерзать… Картина недурная,
Не правда ль, детушки? В безбрежной ширине
Дрянная лодочка, и в ней наедине
С собакой бешеной ребёнок, начиная
В смертельном ужасе сходить с ума и сам…
Вообразить себе предоставляю вам,
Коли вы можете, всю дьявольскую штуку…
Еще секунды две, — и машинально руку
Засунул я в карман и, не спуская глаз
С врага нежданного, нож вытащил~ как раз
То было во время. В порыве исступленья
Блэк кинулся ко мне. Одним прыжком движенье
Я отбыл в сторону, за шею ухватил
Страдальца бедного и, весь остаток сил
В отчаянье собрав, коленом на пол лодки
Успел его пригнуть, потом, меж тем, как он
Неистово хрипел, я поднял нож и в глотке
Три раза повернул… Раздался тихий стон —
И все окончилось. В крови передо мною
Лежал, зарезанный моею же рукою,
Единственный мой друг!.. Как найден там был я
Почти что при смерти матросами корвета,
К Марселю плывшего — расспрашивать про это
Напрасно стали б вы… С тех пор, мои друзья,
Я много убивал — у нашего ведь брата
Военного оно в привычку входит. Раз
Пришлось расстреливать товарища солдата, —
И вслед затем всю ночь, не размыкая глаз,
Спокойно я проспал. В бою под Трафальгаром
Рук двадцать английских мой отхватил топор —
И уверяю вас, ни разу я с тех пор
В том не раскаялся. В плену лихим ударом
На месте положил я пару часовых
И после этого уж никогда о них
Не вспомнил… Нынче же, когда о смерти Блэка
Я вам порассказал, поверьте мне, друзья,
Хоть с той поры прошло уже почти полвека, —
Конечно не засну ни на минуту я:
Все будет видеться мне страшная картина,
И в ужасе смотреть всё буду я кругом…
Так живо, живо всё… Эй, мальчик, рюмку джина!
И потолкуем-ка о чём-нибудь другом.
1878 г.
Печатается по: Островская Г. В. « Пётр Исаевич Вейнберг — поэт и переводчик», СПб, « Издательство Политехнического университета», 2013 г. Стр. 78 — 82.